Реквием по воспоминаниям

Я вышел рано утром. На часах не было и семи. Уже по привычке, полуспящий, я направился к окну. Хозяйка квартиры (с явно выраженной манией преследования) снова ругалась, видя мои открытые окна и её до чиста набеленные занавески на полу. Никогда не любил занавешенные окна. Особенно большие окна с широкими подоконниками.

«Я люблю смотреть на мир!» - оправдывал я своё поведение.
«Иди уже учись, идиот!» - своим привычными низким голосом отвечала мне она.

Любил эту старушку. Пусть и грубой была, но всегда знала, что нужно сказать в различных ситуациях. И даже не растерялась, когда я пришёл домой в полтретьего ночи.

Домой. Уже привык называть это место домом. Слишком привязался к этим старинным книгам на полках, коврах на стенах, прозрачных, как вода, вазах, в которых обязательно были георгины. Ведь я их приносил каждую субботу. Чисто случайно узнал, что она любит эти цветы.

Года четыре назад я возвращался со свидания с девушкой, с которой планировал прожить всю жизнь, а через пару месяцев предложить руку и сердце. Но на собственном опыте снова убеждался, что выдал желание любви к себе за чувства другого.
Их просто не было.
Я попал в цикл, в кольцевую систему: бросай, или бросят тебя. Один бросил другого, потому что прежде так поступали и с ним, а следующий – другого, и так далее. А всё потому, что люди делают именно то с самыми близкими, чего боятся сами. И я попал в этот замкнутый круг.

Возвращался домой с букетом георгин, которые даже не успел подарить девушке. Она позвонила по телефону и сказала, что устала играть со мной.
Цветы было жалко выкидывать, а на то время хозяйка квартиры, женщина 65-летнего возраста и столетнего стажа в жизни, недолюбливала такого гуляку, как я. Да и кому бы понравились ночные приходы двадцатилетнего парня, склонного лгать всем и вся, лишь бы найти выгоду в положении.
Я не стал напиваться или другими способами убивать себя. Рано или поздно любые отношения закончатся, и к этому я был готов морально. Жаль лишь мечты о том счастливом будущем, которое меня никогда не настигнет.

Я открыл ключами дверь и тихо разделся, чтобы не разбудить бабку. Букет неприятно громко шуршал, и я даже не стал с ним связываться, оставив его на волю судьбы на кухонном столе. А проснувшись, я уже видел, как эти цветы стояли в вазе. Даже удивил тот факт, что бабка в этот раз не разбудила меня в шесть утра своей ежедневной уборкой и готовкой. Я смог хорошо выспаться.

«Ну, чего ты стоишь, балбес? Иди завтракать!» - ласковым голосом позвала она к столу, пока я у дверного прохода пытался понять сонной головой, что же произошло такого за ночь, из-за чего она подобрела.

Бабка. Я привык её так просто и по-доброму называть. Она так быстро стала мне родной.
И эта квартира, которая стала мне Домом. Тот самый настоящий Дом, в который тепло вернуться, в котором всегда ждут. Из которого я ушёл. Ушёл от любви, от тепла, от уюта, потому что я не стоил ни частички этого.

Ещё тогда, когда я прогуливал пары, не задумываясь о будущем, с друзьями, которых знал сто лет, я чувствовал любовь к себе этой, казалось бы, старой бабушки, которая жила на пенсию и небольшой доход за сдачу квартиры. Я всегда хотел убежать. Куда-нибудь, где никто меня не знает, начать всё с чистого листа, без прошлого. Я тону, тону в своём одиночестве и навязчивом ощущении собственной ненужности. Раньше я находил способ потеряться, забыться. Я находил спасение. В ней.

Подруга детства. Сколько воспоминаний. Глупые лазания по крышам соседских домов, игры в пиратов и мороженое на двоих. Но время всё равно разбросало по разным городам. Прошло много лет, и встретились мы совершенно случайно в кафе, когда я сидел с одногруппником в обеденный перерыв. Узнал я её мгновенно, как будто и не было между нами этих десяти лет. Всё такие же длинные темные волосы, гордая походка, ярко-голубые глаза и, конечно, в сопровождении молодого человека. Я бы даже не удивился, если бы завтра она шла с кем-то другим.
Да и она меня узнала, я ведь так не любил перемены, что едва ли во мне что-то изменилось, лишь только низкий голос был единственным изменением.

- Я, честно, не ожидал тебя увидеть в этом городке, от которого ты так упорно всегда хотела сбежать, - начал я разговор, когда она подсела ко мне за столик. Друг под неважным предлогом оставил нас наедине.
- Ну, ты ведь не захотел бежать со мной. – А улыбка у неё всё прежняя. Как я любил её.
- Я был глупым мальчишкой.
- А сейчас бы, если бы я тебе предложила уехать, ты бы согласился?
- Нет, я так и остался глупым, - я рассмеялся. – Ты как сюда попала, Марин?
- Учиться приехала, - с грустной улыбкой произнесла она.
- Врёшь ведь. Ты бы не вернулась в место, в котором у тебя столько воспоминаний. Что случилось?
На мгновение я уловил её грустный взгляд, но её лицо тут же озарила лёгкая наигранная улыбка.
- Всё хорошо. Увидимся ещё?

Близилось лето. Сессия. Я нервничал, ходил злой, невыспавшийся, частенько доводил свою бабку до слёз, а потом бежал в ближайший цветочный, покупал букет георгин и извинялся.

Марина настаивала на встрече. И я, конечно же, забивал на учёбу и соглашался.
Сидели в парке, ели мороженное, я слушал её истории, а взамен пытался рассказать что-то о себе. Но получалась какая-то бессвязная ерунда. Я всегда знал, что у неё будет интересная жизнь. Она очень красивая. И мои истории на фоне её блекли. У меня никогда не происходило ничего интересного в жизни. Или я просто не умел замечать эти вещи. Но тем не менее пришлось что-то выдавить из себя и рассказать какую-то жалкую историю.

Я больше слушал и наблюдал. Я так долго её не видел и только сейчас понял, как смертельно скучал по её шуткам и обесбашенным поступкам. Она по-прежнему осталась мне тем другом, что я приобрёл ещё много лет назад, но сейчас я видел её другой: красивой девушкой, которая очаровывала всех вокруг своей улыбкой и неземной красотой. Я проиграл сразу же, как понял, что влюбился. Влюбился не в подругу, с которой я провёл всё детство, а в эту взрослую девушку, совершенно мне незнакомую.

Как долго я потом отходил, заставлял себя думать о чём-нибудь другом. Но я шёл по улице и улыбался. Улыбался улыбкой идиота. А домой пришёл, проигнорировав зов бабки на обед, лёг на кровать и стал думать. А потом, дурак, ходил по комнате туда-сюда и думал, позвонить ей или нет. Не позвонил. Струсил.

Но через день позвонила она в шесть утра.

- Привет, белый! – услышал я задорный голос в трубке. «Белый». Эту кличку я не слышал этак лет десять. Я знал, что ей всегда нравились мои слишком светлые волосы.
- Привет. Ты чего не спишь? – Я не смог не улыбнуться, хотя даже и не пытался сдержаться. Я был рад её звонку, пусть и так рано. Но он был от неё.
- Я люблю утро. Пошли гуля-я-ять! Поднимайся давай и выходи в тот парк.
- Слушаюсь и повинуюсь, - пошутил я.

Единственный выходной за неделю и так приятно начался! Тогда я подумал: «чёрт, да я самый счастливый!»

Встал я тут же. Надел белую футболку и чёрные джинсы, бегом причесался и выбежал из квартиры, удивив баб Надю своим утренним уходом. За пару минут я добежал до палатки с цветами и купил белую розу на последние деньги. Пришлось снова бежать до того парка, что заняло ещё десять минут. От непривычки в боку заболело, а дыхание совсем подвело. Прибежал я к ней уже растрёпанным и запыхавшимся. Единственное, что на мне неплохо смотрелось, это роза.

Она лишь рассмеялась над моим видом овоща и взяла розу. А я про себя снова отметил, что её улыбка может свести с ума. Этот день действительно был потрясающий. Я купил ей мороженное, слушал очередные истории и смеялся под её первосортные шутки. И с ней совершенно забыл про чувство времени.

«Боже, за что я заслужил такое счастье? Неужели я заслужил эту богиню?»

В конце дня я проводил её до дома, обнял и спросил, будет ли она моей девушкой. Я едва смог выдавить из себя эти слова, но об этом думал весь день. Я просто бы не удержался, не смог удержать в себе эти бушующие чувства. И она согласилась, а потом поцеловала меня, потому что вся моя смелость давно сдезертировала. Когда обратно шёл ночью по дороге, освещаемой лишь светом фонарей, кричал от счастья, хватался за голову и смеялся до слёз. Домой шёл медленно, наслаждаясь каждой секундой своего счастья. Самая прекрасная девушка на земле ответила мне взаимностью. Я никогда не был так счастлив. А когда пришёл домой, то сразу же рассказал бабке о ней. Я просто не мог молчать. Та слушала меня и улыбалась. А я ходил по комнате, жестикулировал, хватался за голову и рассказывал, рассказывал, рассказывал о её красоте. Абсолютно потерял аппетит, стал вставать раньше, делать зарядку, следить за собой.

Почти каждый день мы гуляли до ночи. Снова я слушал, а она рассказывала. Дурачились, я как можно чаще обнимал её. Если бы она только знала, как я любил к ней прикасаться. Для всех остальных просто взять за руку означает лишь простое действие, но для меня оно говорит: «я люблю тебя и готов стать одним целым».

Весь месяц я ходил счастливым, покупал ей цветы и возвращался домой под утро. А потом она позвала меня к себе на чай. Села ко мне на колени, взяла кружку и как ни в чём не бывало стала пить чай. Я усмехнулся, отобрал у неё кружку с чаем, взял её на руки и аккуратно положил спиной на пол. Она пыталась вырваться, перевернуть меня и занять лидерство, но я прижал её руки к полу и просто любовался ей, пока она стеснялась и отворачивалась. Потом достал телефон из кармана и включил запись. В это время она успела меня опрокинуть на пол и отобрать телефон, усевшись на моих бёдрах. Теперь в кадре оказался я, прижатый к полу. Она схватила меня за воротник рубашки и притянула к себе, поставив телефон на стул рядом.

- Дава-а-ай, поцелуй меня, - с улыбкой попросила Марина, поставив ровно сбоку камеру.
- Дожили. Мама, я целуюсь на камеру, - пошутил я над самим собой, но поцеловал всё-таки её.
- И вообще, отдай мне свою рубашку! – закапризничала она, разорвав поцелуй. Расстегнула мою клетчатую красную рубашку и надела на себя, оставив меня с голым торсом. Она встала и подошла к зеркалу.
- О боже, как же я шикарна, - Марина любовалась собой перед зеркалом, а потом посмотрела на меня, когда я пытался сдержать смех. Всегда веселил её эгоизм, но она и правда была шикарна. – Ну что ты смеёшься? Мне идёт красный цвет! Хоть я его и ненавижу. Но… аааах, как же я прекрасна! – Она поправила волосы и стала крутиться перед зеркалом. – Ну скажи же, что я красивая! – обратилась она к своему отражению.
Я не выдержал, подошёл к ней и обнял сзади.
- Ты прекрасна, родная. Ты шикарная, безумно красивая, восхитительная.
- Да-а-а, я знаю, - рассмеялась она и увлекла меня в поцелуй.



- А ты знаешь… я так счастлив с тобой, - я гладил её по голове, когда она лежала у меня на груди, - ни за что бы в детстве не подумал, что дойдём до такого. Но я рад. Ты замечательная, - я провёл кончиком пальца по её лбу, носу, губам, очерчивая профиль, который так любил в ней, - за это время у тебя уже, наверное, сотня парней сменилась… ты нашла своё счастье?

Она усмехнулась.

- Я вполне счастлива и довольна своей жизнью и собой; это то, что я так долго искала.
- Почему ты сюда переехала? Что-то с мамой случилось, ведь так?
- Да… Она попала в автокатастрофу. И погибла. – По её голосу я чувствовал, что она не очень хочет развивать эту тему. Да и мне самому было неприятно о ней говорить.

- Я догадывался. Извини. Ведь ты бы просто так, без серьёзной причины не переехала бы сюда ни за что.
- Да, ты прав. Но меня и в других городах ничего не держало. Я птица. Мне необходимо постоянно перемены, новые эмоции, чувства, люди.

- Ты влюблена в кого-нибудь? – На самом деле этот вопрос меня волновал с самого начала, но я не осмеливался его задать. Пожалуй, слишком сильно боялся узнать ответ. И эта неизвестность давала мне надежду.
- Я люблю только себя, и меня это устраивает. Я не буду одинока, потому что у меня всегда буду я, и только я могу полюбить себя во всей степени. Поэтому я счастлива.
- Новый способ выживания?
- А ты думаешь, что лучше жить другими, презирая себя?

Это меня задело. Ведь именно так я и жил всю жизнь. Относился к себе с презрением и упрёками, а других идеализировал и восхищался. Бегал за своим идеалом, а в ответ находил лишь ничтожного себя.

- Нет, конечно. Это глупо, - солгал я, боясь, что она разочаруется во мне. Я старался соответствовать ей, быть в её глазах таким же эгоистом, равным ей. Я хотел, чтобы она признала, что мы на одном уровне, и тогда я смог бы понять, что ей нужно, и возможно, сделать так, чтобы она полюбила меня. Чтобы она хоть кого-нибудь полюбила.

- Я не думаю над тем, счастлива ли я. И вообще не люблю думать о своей жизни. В ней нет ничего, кроме похоти и азарта. Мне ничто другое не интересно. Понимаешь, у меня даже чисто банального желания любви нет. Секс без любви, но с симпатией. Примерно так и происходит всегда. И меня это устраивает.
- А тебе разве не хотелось влюбиться, быть счастливой?
- Не знаю… Наверное, хотелось. Хотелось бы, пожалуй, попробовать полюбить. Вот так, знаешь, по-настоящему, влюбиться без причин на это. Но это даже не мечта и не цель. Просто было бы неплохо, если бы я влюбилась. Ведь очаровать я смогу любого, а значит, взаимность мне обеспечена. Но я не знаю, почему не способна это сделать. Во мне что-то сломалось.

Я молчал. Потому что не знал, что сказать. Я совершенно не понимал её. Ведь в этом я – полная противоположность. Я как раз и нахожусь сейчас в этом состоянии, о котором она говорит. Но я всё равно промолчал и не сказал ей ничего. Внутренне я надеялся, что она со временем ко мне привяжется и я смогу растопить её лёд. Ведь не бывает бракованных людей, правда?

- Ты будешь моим? – вдруг спросила она, смотря мне в глаза.
- Если ты хочешь этого… да, буду, - честно ответил я. Да, до боли знакомо это её собственничество. Но так я хоть кем-то буду для неё.
- Ну вот и отлично, - она улыбнулась и снова легла мне на грудь. - У тебя сердце быстро бьётся, - тихо сказала она. А я зажмурился и стал дышать ровнее, чтобы успокоить собственное сердце, которое по известным мне причинам барабанило даже по вискам.

«У меня всегда так, когда ты рядом», - то, что я не смог сказать вслух.

- Не могу спать на бьющейся подушке, - сказала она и легла мне на плечо. Я лежал, затаив дыхание и прислушиваясь к её собственному сердцу.

Бум-бум. Бум-бум.
Ровный и спокойный ритм.

Я так лежал пару часов, ожидая, пока она заснёт, гладил по шёлковым волосам. Когда-то я думал: «А вот о чём может думать влюблённый человек, находящийся рядом с любимым? Как и все: о будущем, делах, кино, музыке и прочее? О чём может думать человек, который мечтает о другом человеке? Неужели только о нём все сутки, каждый час?» Я тогда действительно не мог понять это. Но теперь понимаю, ведь ответ так прост: ни о чём. Наступает такой момент, когда нет никаких посторонних мыслей. Ты просто лежишь и думаешь, как же ты счастлив. Мыслей нет. Есть лишь состояние, которое я чувствую каждым своим сколом души, крупицей тела. Состояние счастья.

Я посмотрел на свои руки и усмехнулся: дрожат. Всё так же дрожат. Вот дурак.
Я осторожно встал с кровати, закутывая в одеяло Марину, стараясь не потревожить её сон. Надел попавшиеся под ноги джинсы. Вышел из комнаты и сел за стол в гостиной, включив настольную лампу. Я снова посмотрел на свои руки.

Какие же глупые руки.
Глупые руки глупого человека.

Я нашёл в столе лист бумаги и ручку. Я не хотел писать признание, но мне просто необходимо было куда-то вылить все эмоции.

«Привет, Марина.

Я знаю, что ты никогда не прочитаешь это письмо, потому что я никогда не осмелюсь тебе его отдать или случайно подложить куда-нибудь. Я ведь знаю, что это ни к чему не приведёт. А если и судьба тебе его прочитать, то так и случится однажды. Но а сейчас, пока ты спишь, я буду охранять твой сон и… знаешь, никогда ни за кого не молился, даже за себя. Я не атеист, у меня своя религия, свой бог, но я никогда ему не молился. Я знал, что Он наблюдает за мной и наверняка знает, что меня ждёт завтра, через год, десять лет. Глупо его или судьбу винить в том, что сейчас происходит. Всё, что я сейчас имею, я заслужил. И я даже признаю (что не свойственно мне), что это счастье, которое ты мне подарила сегодня, я за что-то заслужил. Ведь в конце концов должен же я жить дальше какими-нибудь воспоминаниями. Так пусть это и будет одним из моих воспоминаний, самых замечательных воспоминаний.

А раньше я всегда верил, что однажды найду человека, которого смогу действительно полюбить на всю жизнь. Слишком много было тех, к которым я быстро остывал. Ведь однажды я должен был влюбиться так, чтобы до дури, без памяти, до чёртового безумия, так, чтобы дрожать от прикосновений, чтобы каждая секунда была наполнена счастьем. И чего уж там таить, всегда мечтал о твоих ночных сообщениях. Я бы проснулся посреди ночи злой и недовольный, но всё равно бы встал, нашёл в темноте телефон и улыбнулся бы от тех слов, что бы ты мне написала, о тех словах, которых я никогда от тебя не услышу. О чувствах.

Или вот так вот однажды проснуться, когда настроение ни к чёрту, снова с просони поругаться с баб Надей по ерунде, а потом услышать дверной звонок и, натянув первую попавшуюся футболку, пойти открывать дверь и увидеть там тебя. Вот просто однажды утром, когда я совершенно бы не ждал, увидеть того человека, о котором я думаю круглосуточно, которого я так долго не видел, о котором не забывал ни на день. Просто увидеть тот любимый образ.

А за спиной услышать насмешливый, но привычный голос: «Ну чего ты стоишь, идиот? Приглашай в дом!»

Забавно, правда? Боже, какие глупости. Тебе это не нужно. А я никогда не узнаю, что же на самом деле ты чувствуешь ко мне. Без лжи и фальши. Ведь ты не позволишь мне. Гордость? Равнодушие? Эгоизм? Я не знаю, что тебе мешает просто сказать мне всё, что ты чувствуешь ко мне. Нет-нет, я вовсе не о любви. Я знаю, что для тебя слова «любовь» не существует. Давно ли ты в неё не веришь?
Кажется, да.

А ты знаешь, я всегда боялся влюбиться. Вот правда. Всегда максимально ограничивал себя в контактах с навязчивой мыслью: «а вдруг влюблюсь?» Но я ни за что бы не подумал, что моя стена треснула ещё в самом детстве, когда я познакомился с тобой.

Каким я был дураком беспечным. Не было всех этих проблем, не было постоянно внутреннего контроля. Милая, ты мне столько боли принесла, что порою мне кажется, лучше бы тебя в моей жизни никогда не было. И счастья-то всего было ничего. Если так велика боль, то грош цена такому счастью. Но тем не менее ты сейчас спишь в моей постели и совершенно не подозреваешь, что я сейчас тебе пишу письмо, которое ты никогда не получишь.

Знаю, что я не один такой буду. И после меня – ещё сотни других, которые даже не будут ценить ни одного твоего касания. Они будут пользоваться тобой, а ты – ими. Ты ищешь какого-то человека, которого ты сможешь полюбить просто так. И я знаю, что я не он, и как бы не мечтал, всё равно я буду для тебя лишь временной игрушкой.

Ведь я в тебе нашёл спасение, а ты во мне – выгоду. Я столько раз проклинал себя за эту любовь. Я готов был всё отдать, чтобы её не было, чтобы я мог быть таким же, как и ты: эгоистом, живущим ради себя.

И я знаю, что слова любви для тебя ничего не значат, поэтому вот что я хочу тебе сказать напоследок: я готов вечно терпеть твои истерики, крики, эгоизм и гордость, потому что… (здесь три слова, о которых тебе не нужно знать)»

Я даже не стал перечитывать, скомкал лист, открыл шкаф и положил клочок бумаги в карман кожаной куртки. Тихо приоткрыл дверь и вернулся к мирно спящей Марине. Она лежала ко мне спиной и спокойно дышала, закутавшись в одеяло. Я сел рядом с ней. Не мог оторваться. Её детская невинность на лице мне напоминала о том времени, когда мы не знали таких слов, как выгода, боль, использовать. Как всё было просто. А потом раз – и мы стали вдруг сложными, нас стало тяжелее понять. А ещё более тяжелее – понять, что мы чувствуем.

Что ей сейчас снится? Видимо, ничего плохого, раз она так спокойно дышит. Я знаю, когда проснусь, уже этого ничего не будет, не будет этого тепла, уюта; они уйдут вместе с ней, как и её запах на моей рубашке, которую она так любит надевать. Случится взрыв – и всё канет в прошлом и воспоминаниях, которые ты даже не запомнишь. Но обещаю, я буду помнить за двоих.

Я осторожно забрался под одеяло и лёг рядом, двумя руками обняв её.

Утро наступило быстро. Как мне показалось, едва я смог заснуть, как уже нужно было просыпаться. Это я почувствовал лёгкими толчками в области рук. Марина уже проснулась, и мне пришлось разлепить глаза.

- Спи, есть ещё время, - прошептал я.
- У меня времени нет, - сказала она и попыталась подняться, но я схватил её и обратно прижал к себе.
- Ну отпусти! Мне жарко, ты слишком горячий. – Она попыталась убрать мои руки. – От-пус-ти!
- Да никуда я тебя не отпущу, ты моя! – в шутку произнёс я, наблюдая за её забавными попытками вырваться из моих объятий.
- Я только своя и ничья больше! – серьёзно произнесла она, и я позволил ей выбраться и встать с кровати.

«Я знаю, я знаю…»


На следующий день вечером она позвонила и сказала, что свободна и хочет погулять. Я за пять минут собрался и вышел на улицу, в уме рассчитывая, за сколько минут я добегу до её дома, учитывая, что живёт она далековато.

На улице моросил лёгкий дождь, и за тридцатиминутную пробежку я уже был насквозь мокрый, волосы неприятно прилипали в лицу, а куртка была в мелких каплях. Когда я уже подходил к её дому, услышал телефонный звонок у себя в кармане.

- Извини, родной, на улице дождь, а сейчас ливень ещё будет. Давай на завтра перенесём встречу, я позвоню тебе утром. Ты где сейчас? Надеюсь, недалеко ушёл из дома?
- Нет, всё нормально, сейчас быстро домой прибегу, - соврал я, скрывая жуткую обиду.
- Ну вот и отлично. Позвонишь мне, как придёшь домой, а то мне скучно.

Вот так и закончился мой лимит хорошего настроения. Я постоял под крыльцом соседского дома, ожидая, что хоть немного стихия сжалится. Через несколько минут к Марининому дому подъехала машина. Вышел незнакомый парень с букетом роз и позвонил в её дверь, а потом вошёл в дом. В комнате загорелся свет. Я не стал ждать, чем это закончится, и отправился домой в ещё более угнетённом состоянии. И самое ужасное, что я не смел даже её ревновать. Как могу ревновать то, что мне не принадлежит? Я – её, она не моя. Да и как она может быть моей, если она сама ничья?

На следующий день мы не встретились: я лёг с температурой. Весь день бабка лечила меня своими травами, а плохое настроение я списал на головную боль. А в голове постоянно крутились мысли, зачем же я ей тогда нужен, а он? Если у неё ещё кто-то? Я даже был рад болезни, благодаря ней я мог спокойно лежать в кровати и дальше тонуть в этом.

Когда-то я снова рассказал бабке про Марину, точнее, про её часто равнодушие ко мне. Это угнетало меня каждый день. С каждым днём я всё меньше и меньше чувствовал любовь к себе. Разум постоянно овладевали дурацкие сомнения.
- Ты так сильно любишь её? - спросила меня бабка, выслушав мою историю.
- Безумно.
- А она тебя?
- Местами...

«Она не моя, я не имею права её ревновать! Да, ты же знаешь, что она не любит тебя, ты же знаешь, что для неё ты не больше, чем кто-либо другой, лишь игрушка для удовлетворения нужд», - безуспешно пытался я с собой поговорить.

Потом она позвонила, сказала, что сейчас одна и ей одиноко, позвала к себе. И я пошёл. Я снова пошёл к ней. Пришлось выпить кучу таблеток и взять пачку с собой в карман. Бабка категорически запретила мне к ней идти больным, но я не мог отказаться. Потому что сам хотел увидеть её, в каком бы ни был состоянии. И произошла ссора.

- Твоя шалава день уж и подождёт! Ты больной, даже стоять ровно не можешь! Не смей к ней идти! – кричала баб Надя.
- Всё со мной нормально! И это ты не смей её так называть! – я сам не заметил, как повысил голос, перешёл на «ты».
- Выйдешь за порог – не возвращайся, - резко сменив грозный тон на серьёзный, прямо ответила она.
И я ушёл. Давно уже планировал летом побыть на своей квартире, за которую всё ещё платил, но бывал исключительно в редких случаях. В этот раз решил доехать на автобусе.


- Ты чего такой злой? – спросила меня на проходе Марина.
- Да ерунда. Поругался с бабкой.
- Да ты с ней каждый раз ругаешься, и ничего. И в этот раз обойдётся.
- Да, обойдётся.

Хотя знал, что сегодня она была зла как никогда. И даже близость с Мариной не помогла мне забыться. Она никогда так не кричала, и я чувствовал себя последней сволочью, но я не мог отказать Марине. Ведь я готов всем пожертвовать ради неё. Я так любил с ней находиться рядом. И почему-то обо всём забывал. Я даже не чувствовал головную боль.

Она лечила все мои раны.
А потом добавляла своих.
Своей бесчувственностью и равнодушием.

Ведь она даже не спросила про моё самочувствие, хотя меня ближе к утру изрядно трясло.

- Ну чего ты опять такой грустный? – Марина запустила пальцы в мои волосы, разъерошив всю причёску.
- Кто это был? – прямо спросил я, не в силах как-то постепенно прийти к этой теме.
- О чём ты? – её лицо стало серьёзнее, а глаза пытались найти что-то в моих.
- Вчера. Кто к тебе приходил? С цветами ещё…
Она улыбнулась.
- Глупый, ты ревнуешь? Это старый друг. Я сама не ожидала, что он приедет. – Она поцеловала меня, и я снова забыл, о чём был разговор.
Почему-то только она могла так целовать, что я забывал обо всём на свете. Раньше бы ни за что не поверил, что вот так безвозвратно влюблюсь. Я болен ей. И медленно тону в её океане без шансов на спасение, ведь я не умею плавать, а спасти некому.
- А у тебя снова зрачки расширены, - прошептала она, заглядывая мне в глаза.
- Ну да. Ведь говорят, зрачки расширяются, когда мы смотрим на то, что любим.
- А у меня они расширены?
Этот вопрос поставил в тупик. Я не знал, что сказать. Просто не хотел. Но я не мог ей врать и честно ответил, горько усмехнувшись:
- Нет…

Утром к Марине должна была прийти её сестра, поэтому из её дома я вышел рано. На улице ещё бродил одиноко туман, в котором дом Марины постепенно растворялся, а может, в нём растворялся я. Но мне нравилось это чувство. Вокруг никого, абсолютная тишина. Я знал, что Марина мне солгала или просто не рассказала всех деталей, связанных с ночным визитом её «старого друга». Но сейчас я не хотел об этом думать. Такое редкое состояние душевного покоя.

Идти по пустой улице волшебно. Мир прекрасен без людей. И я старался это мгновение запечатлеть глубоко внутри себя. Внешнее равно Внутреннему. Тихий город, закрытые магазины, пустые дороге. Город спит. И спящий – он шикарен. И рассвет. Пусть каждый хоть раз увидит такой рассвет. До дома дошёл почти за час, забежав в цветочный. На пути уже стали изредка попадаться люди, бабушки занимали свои места на рынках, расставляли свои яблоки в сумках, открывались магазины.

Я развёл руки и прошептал: «С добрым утром, город!»

Я снова вернулся на квартиру к баб Наде. Хоть я и обещал сам себе, что вернусь к себе на квартиру, но ссора с бабкой меня очень мучила. Я и сам понимал, что никого, кроме меня, у неё больше нет. Да и по сути, у меня, кроме неё, - тоже. Но тогда я не хотел этого осознавать.
Как я и ожидал, она была рада меня видеть, хоть и попыталась скрыть это за своим «ну что, нагулялся, остолоп?». Меня даже обрадовал её привычный тон, и я улыбнулся. «Нагулялся, да вот не с той, видимо, гулял, бабуль», - и протянул ей её любимые цветы.
Без юмора я никто. Как часто он меня спасал.

А потом я отправился спать, потому что в эту ночь мы с Мариной совсем не спали.


Как сейчас это больно вспоминать. Я убежал, точнее, попытался убежать от этих воспоминаний, но всё равно каждый день их перечитываю в своём дневнике. Я бросил всё, чтобы убежать от того, что бросило меня. И в этом нет ничьей вины. Ведь я же не знал, что всё так получится в тот день… когда я пришёл домой, а баб Надя лежала на кровати, не двигаясь.


Я зажмурился.
Чёрт, снова слёзы. Я так пытался сдержаться. Но эта картина навсегда останется в моей памяти. Её мирно лежащее тело, закрытые глаза, одна рука свисает с кровати… Я бы всё отдал, чтобы навсегда забыть об этом.


В тот день я задержался с Мариной на два с лишнем часа. Я снова потерялся во времени и совсем забыл про обещание, данное мною бабке. Она ждала меня, ведь в этот день я обещал ей, что помогу с ремонтом, который она хотела устроить в моей комнате.

Инфаркт. Да, кажется, это был он. Я уже забыл причину смерти… когда мне её сообщили, я едва ли слушал. Умерла не хозяйка квартиры, умер единственный дорогой мне человек. А вместе с ним – всё тепло.

Я снова переехал в свою квартиру. Уже окончательно.


- Чего ты убиваешься из-за ерунды? Она всего лишь хозяйка квартиры! Которая, кстати, даже цену не сбавляла за все годы, что ты прожил у неё. Вот нашёл причину страдать! – искренне не понимала меня Марина. Я пришёл к ней за поддержкой. Ведь мне больше не к кому было пойти. Но в ответ на весь свой рассказ и слёзы, которые не смог сдержать, услышал это. Это было слишком. Я ушёл от неё. Заставил себя уйти.

Я потерял близкого человека и разочаровался в любимом, а казалось, что весь мир встал против меня. И я ушёл от этого мира. Собрал рюкзак и отправился за город. Не стал писать записку Марине, ведь она уже написана была давно. Тот самый клок бумаги, который все эти месяцы валялся у меня в куртке. Я не стал снова видеться с ней, не хотел снова поддаться искушению.
Ведь если бы она попросила меня остаться, я бы остался.
Я отправил письмо через почту.

На автобусе выехал из города. Из окна уже видны были горы, на которых через пару часов я писал это всё в дневник. Я убежал. От собственных ошибок. От любви. От потери. Я так и не узнал, что же чувствует ко мне Марина. Возможно, я мог бы с ней построить будущее. А мог бы вовремя вернуться Домой и вызвать врача. Но я не сделал ни того, ни другого.
Я убежал от себя.
Я сдался.