Любовь через 300 лет

Г. Авшарян


Любовь через 300 лет


НФ-роман
(содержание периодически обновляется)


Часть I

Месяц до окончания ледникового периода



1
Пещерный ужас

- Ты знаешь, где на земле самое… страшное место?
Мускулистый собеседник, в футболке и шортах - удивился тихо заданному вопросу.
Может, друг имеет в виду эту пещеру,  где они блуждают без фонаря, освещая путь горящими спичками, заменяющими друг друга через каждые десять-пятнадцать секунд?
- Нет, не знаю… а что? – полушепотом спросил силач.
Тихо в пещере. Но… Как хочется шума... А тут - будто выжидающее безмолвие, учащающее сердцебиение. Здесь вполне можно заработать иремофобию – страх перед тишиной.

Лишь негромкая беседа и звук шагов обогащают звуками дикую каменную глушь.
Молчание природы, настолько властное, что заглушает разговор, превращая его в осторожный шепот. 
Друг не ответил, будто позабыв про беседу и тщетно стараясь увидеть что-то вдали, через скупой спичечный свет. Тощий был одет был теплее чем друг: на нем были рубашка и брюки.

Воздух какой-то спертый в сырой прохладе пещеры. Все труднее дышать. Пол местами скользкий, покрытый многолетними отложениями.
Идти стало трудней: мешали участившиеся сталагмиты. Потолок был довольно низок, время от времени приходилось нагибаться, особенно в местах скопления сталактитов. Пока догорала спичка, тощий товарищ достал следующую и приблизил к горящей. Вспыхнула.

- Да нет, ничего… - наконец сказал озаряющий пещеру. Ростом он был чуть выше могучего товарища, но телосложением сильно уступал атлету. Оба были худы, но тонкокожий силач весил около ста тридцати килограмм, за счет больших и сухих мышц. Его тощий товарищ был более чем в два раза легче.
- Самое страшное место… - продолжал друг, левыми указательным и большим пальцами зажав обгоревшую головку спички и отнимая ее от правой руки, чтобы дать догореть до конца.
Но не договорил… то ли  чтобы немножко потомить товарища в ожидании, то ли что-то заметил или услышал. Может быть, показалось: могучий друг ничего не заподозрил.
Под ногами зашелестело.
- Что это?
- Листья…
- Листья? Откуда они здесь?

- Не знаю…
Они медленно шли дальше. Свет погас. Внезапно. Не успел друг достать спичку и зажечь.
- Ну, давай же! Зажигай!
- Сейчас… - прошептал тонкий, весь дрожа от охватившей их густой черноты. – Пальцы дрожат.
Голос его дрогнул.
Дрожь не дает быстро вынуть спичку из коробки.

- Да достань же ты пистолет!
- Нет, боюсь: горючее кончится, и тогда…
- Но ведь и спички кончаться… Какая разница!?
Друг наконец чиркнул спичкой, озарив ближайшие несколько метров пещерного пространства. Свет принес относительное успокоение.

- Ну так где самое страшное место? – с тревогой в голосе спросил широкоплечий.
Нужно было говорить, чтобы не дать тишине «напасть» на них.
- Самое страшное место… - заговорил худощавый товарищ, - находится…
Подождал несколько секунд.
И снова этот странный отдаленный звук.
- Ну, говори же.
- Слышишь? – спросил тощий, поднося к горевшей спичке другую. Вспыхнув, очередная спичечная палочка с новой силой осветила пол, потолок и стены, оставляя черным скалистый коридор спереди и сзади.
- Что?
- Ну-ка, стой.
Они остановились, чтобы не создавать шума. Прислушались.
- Слышишь? – спросил человек со спичками.

- Да, что-то… непонятное...
- Стихло.
- Ну. Идем.
- Пошли… Да, слушай. Это место…
- Какое место?
- Самое страшное.
- Ах да… Ну?
- Оно находится в стране, где живет Вальтер…

- Кто это?
- Вальтер? Ты не знаешь Вальтера?
- Нет.
- Да его ж весь мир знает!
- Стоп!
- Что?

- Не двигайся! Не дыши!.. Звуки… Дышит кто-то…
Друзья остались стоять. Замерли.
Издали, теперь уже четче, доносились звуки тяжелого мощного дыхания.
В горле пересохло. Пить с собой не было: бутылка с водой была выпита и выброшена. Друзья дышали носом и ртом.
Дышал еще кто-то.
- Зажги же пистолет! – будто обезумев от ярости, полушепотом скомандовал богатырь.
Друг повиновался. Бросил еще горящую спичку, затем сунул руку в карман и вынул пистолет-зажигалку. Пещера озарилась чуть более сильным светом. Он уменьшил огонь, чтобы беречь горючее.

- Елки зеленые! Ну и подверглись же мы хорор-терапии, - произнес костлявый. – Пошли обратно, без фонаря не стоит идти дальше. Он отошел в сторону.
- А! – простонал тощий, уронив пистолет. Тьма вновь стала полноправной хозяйкой пещеры.
- Что?
- Голова… Ударился.

- Сильно?
- Да не очень…До свадьбы заживет. - Он сел на корточки и стал на ощупь искать пистолет.
- Ты что делаешь?
- Пушку ищу.
- Слушай, у тебя ведь уже была свадьба. Как же тогда до свадьбы заживет? 
Юмор был кстати: отвлекал от мрачных пещерных мыслей. К тому же, беседа заглушала непонятный пещерный звук.
- Ну, я имел в виду серебряную…

- Столько ждать? Это же двадцать пять лет! Бедная твоя голова. Нельзя ли поскорей? Скажем, до деревянной.
- Деревянная? Это сколько?
- Пять лет.
- Поздно. Мы уже пять лет вместе.
- Ну тогда – чугунная.
- И такая есть?
- Да, шесть лет совместной жизни.
- Чугунная свадьба… Да, звучит крепко.

 Силач потерял терпение: слишком долго незадачливый друг пытается ощупать пистолет. Долго, хотя прошло лишь несколько секунд.
- Зажги же спичку! Че ты мучаешься!
- Ладно… - тонкокостный сунул руку в карман.
Они перестали шутить.
Дыхание вновь стало отчетливо слышимым и… будто приближалось.
Сидящий на корточках замер, забыл о спичке; рука застыла в кармане.
Пещера наполнялась храпом.

Два человека в темноте стали не  способны к каким либо действиям. Мускулистый стоял, обливаясь холодным потом. Друг остался на корточках.
Дыхание становилось все ближе. Чем-то запахло. Значит, что-то беззвучно приблизилось. И… Прикосновение. Силач ощутил щекочущее касание к лицу. Он был будто парализован: не мог ни кричать, ни бежать, ни как-то сопротивляться. Еще несколько секунд прикосновения и… Зарычало...
Оглушительный рык наводнил пещеру.




2

Встреча, покрытая мраком таинственности


Ученые из разных уголков планеты спешили в аэромобилях на тайную встречу. Собрание было назначено доктором Грантом, в лаборатории, что находилась при главном научном центре города К, на полуострове Индостан.
Ульрих, рыжий голубоглазый психолог с необычными длинными усами, был не только самым отдаленным, но и, пожалуй, самым рассеянным из приглашенных. Вспомнил о встрече случайно, чуть ли не в последний момент. Это и стало причиной сверхскоростной спешки, ведь опоздать на такое собрание было бы непростительно.
Он находился в «смешном зале». Будучи неоднократным чемпионом в соревнованиях по смеху, Ульрих время от времени устраивал «смехотворные собрания», где люди смеялись до упаду не столько от шуток, сколько воспламеняясь друг от друга заразительным разнородным смехом.

Усатый психолог – так прозвали его друзья – тут же прекратил смеяться, вспомнив о встрече. Быстренько откланялся, сел в аэромобиль и вернулся домой. Сунув в карман брюк скомканный ноутбук, собрался было у полету, но кое-что вспомнил. 
- Так, а покушать-то совсем забыл! – с упреком произнес он. – Я и так худой. Худой и рыжий. 

Не успев подкрепиться, голодный психолог среднего роста - быстренько приготовил внушительной длины бутерброд с несколькими разновидностями сыра, и стал есть на пути к аэромобилю, что стоял возле дома. Усатый сел в машину и помчался, включая по пути один за другим атмосферные скоростные уровни. Летел сломя голову на встречу, которая сулила стать самым интересным научным событием в году.
Предстоящий эксперимент инженера Гранта заинтриговал приглашенных. Их было семь (не считая самого Гранта): представители различных областей науки, каждый из которых мог почерпнуть много полезного и интересного из опыта знаменитого инженера.

- Ну, я надеюсь, мы успеем на встречу, покрытую мраком таинственности, – пафосно произнес Ульрих в машине, уплетая бутерброд за обе щеки. Ел он всегда хорошо, но не поправлялся.
- По моим подсчетам – да, – ответил робот таким же «уплетающим голосом», чем вызвал немалое удивление психолога, на пару секунд переставшего жевать. - Точнее, опоздание будет несущественным. Пока ученые будут суетиться, здороваться и выбирать места, мы будем там. Единственной деловой частью, на которую опоздаем, будет официальное приветствие Гранта.
- Что ж ты, электронный друг мой, не напомнил о такой важной встрече?
- Если бы я не напомнил, мы бы сейчас не летели туда, – ответил робот теперь уже обычным голосом, точной копией голоса психолога в свободное от кушанья время, - Но, я думаю, Завлаб все равно связался бы с тобой.
- Так это был ты?
- Да, я дал тебе мысль.
- Мог бы и пораньше. Опаздываем.
- Виной тому – твой бутерброд.
- Бутерброды – безвинные существа, - вступил на защиту своему длинному детищу Ульрих.
Они помчались дальше, к другому полушарию, используя скоростные возможности, на которые была способа машина в пределах земной атмосферы. Ульрих доверил управление роботу, так как при такой скорости рулить машиной вручную становилось невозможным.
За пару минут Ульрих одолел тысячи километров.
- Прилетели, – объявил аэромобиль, подлетев к красивому зданию высотой в двести этажей. - Где остановиться?

- Так, посмотри, в каком они кабинете. Если можно, подойди к окну. Так – быстрее.
- Они на сорок четвертом этаже. Возможен вход из открытого окна. В этом случае опоздание будет минимальным, как я и говорил.
- Сорок четвертый? – удивленно переспросил Ульрих. – Так, сделаем сюрприз: включи отражатели и подойди к окну... Да, и сделай локальное притяжение, чтоб я не грохнулся.

- Все готово, – объявил робот так, чтобы слышать мог только психолог.
Замаскированный под небо аэромобиль бесшумно подлетел к окну и застыл в воздухе.
Совещание к этому времени начиналось: друзья удобно уселись и ждали выступления зачинщика, Гранта.
- Добрый вечер, друзья мои! – поприветствовал собравшихся ученый. - Я собрал вас сегодня здесь, на эту удивительную встречу... – но мыслям Гранта суждено было прерваться.

Окно было открыто. Ульрих с полусъеденным бутербродом в руке перепрыгнул из машины на подоконник, но сделал не совсем удачную посадку. Не сохранив равновесия, он упал на пол, уронив бутерброд. Благодаря локальному притяжению сильной боли от падения не было: мимика Усатого не изобразила существенных страданий, - только искривление губ, выражающее досаду.
Ульрих был как всегда в своем репертуаре: в растрепанной одежде и с своеобразной взъерошенной прической, точнее, с отсутствием последней. Услышав, как что-то упало, ученые повернули головы в сторону источника звука.
- Доброе утро, друзья! – торжественно поздоровался психолог на четвереньках, собирая вывалившиеся из бутерброда разновидности сыра.
- Добрый вечер, Ульрих! Ты как всегда во время, – пошутил Грант, слегка почесав свою каштановую голову с разрозненными, как его натура, длинными до плеч волосами.
- Добрый вечер, Усатый Психолог! – поздоровался один из приглашенных.
Друзья так и прозвали его: Усатым Психологом или просто Усатым. Усы голубоглазый психолог имел рыжие, как и волосы.
- Слушайте, - выдал психолог очередную шутку, - столько докторов здесь – и ни одного больного.
За ужасно комичным ученым неплохо закрепилось и прозвище Сердцеед. А вышло это случайно: во время урока психологии Усатый попросил учеников старшего класса записывать вопросы на обычной бумажке и передавать ему. Открывая очередной листочек, Ульрих был польщен и удивлен одновременно. В записке – по невнимательности – как потом выяснилось – девушка пропустила букву «в» в слове «сердцевед».  Курьезную историю психолог рассказал друзьям, после чего и стал Сердцеедом.

- А, так тут уже вечер? – удивился Усатый, выпучив голубые глаза, - Я даже не обратил на это внимания, так спешил… Хотя небо еще светлое… – и, откусив бутерброд, добавил с серьезным видом:
- Слушай, Грант… Мне кое-что известно.
Инженер с плохо скрываемой тревогой уставился на друга.





Человек в маске


- Что же тебе известно, Сердцеед? – не выдержал «жевательной паузы» друга Грант.
- А то, - продолжал психолог, прерывая речь через каждые несколько слов коротким театральным комичным смехом, - что в прошлом году был сорок второй этаж. – И продолжил жевать.
Грант и остальные - непонимающе уставились на психолога.

Усатый удовлетворил всеобщее любопытство:
- Вместо того, чтобы опускаться с небес на землю, ты все больше удаляется от нее, - сказав это, психолог проглотил пережеванную пищу.
Друзья заулыбались. Грант облегченно вздохнул. Хотя в его памяти не было скрываемой информации, но он чувствовал, что данная информация существует и принадлежит ему.

- Видишь, как высоко ценю нашу встречу, - нашелся что ответить Грант. - Ну, присаживайся, Сердцеед, твое место свободно.
- Спасибо! – Ульрих сел, положил перед собой, чуть слева, остаток бутерброда и обнажил в довольной широкой улыбке ровные зубы, затем достал из кармана скомканный лэптоп и развернул его, продолжая улыбаться. Психолог распрямил компьютер с помощью поглаживания ладонью, так, как ели бы стол был гладильной доской, а ладонь – утюгом. После закрыл как книжку и снова погладил. Лэптоп был приведен в более или менее благообразный вид, после чего Усатый открыл его, положил перед собой и сказал «включайся».

- Ульрих, - обратился к коллеге один из ученых, философ Стивенсон, - если бы твой лэптоп был живым, он был бы самым несчастным существом на свете.
- Его счастье, что не живой. Это ведь только машина.
- Что ж ты не пользуешься голограммным компьютером? - вопросительно порекомендовал другой ученый, темнокожий, рослый, с кудрявыми волосами и удивительно белыми зубами, математик Джексон. - Ведь его не надо таскать с собой.
- Не знаю… Мне этот больше по душе… – ответил Сердцеед, широко раскрыв рот и вонзив зубы в съедобную мякость, после чего с полным ртом добавил. - У каждого из нас ведь свои причуды…   

- Это точно, - подтвердил мысль Лео, поглядывая на бутерброд. Леон-Адам был прекрасен как его теска по второму имени, муж Евы. Он имел тонкие черты лица и тонкие пальцы. В общем, все тонкое.
- Ну, друзья мои, - вмешался Грант, - перейдем к сути.
Инженер-нанотехнолог стал разъяснять смысл будущего опыта.

- Некий Вальтер был заморожен в двадцать первом веке, - Грант посмотрел на человекообразного робота-ассистента, все это время стоявшего у стены, метрах в четырех от круглого стола, за которым сидели светила науки.
Вид ученых говорил о том, что они слышали о Вальтере от СМИ. Неужели это и есть то, ради чего они собрались: чтобы в очередной услышать о замороженном представителе двадцать первого века?

 Грант, хоть и неважно видел, понял настроения друзей. Нужно было поскорее сообщить суть, ради чего собрались профессора. Электронный, уловив мысль Завлаба, подключил плоскую видеоголограмму. Перед противоположной роботу стеной, не уступая ей в размерах,  высветилось двухмерное подвижное изображение. Фрагмент жизни Вальтера, изъятый из его сознания. В нем не было ничего особенного, так как преследовалась цель просто показать Вальтера. Он, в костюме с галстуком, шел по улице, затем, подойдя к роллс-ройсу, сел в машину и уехал.

Потом голограмма показала сцену замораживания Вальтера: ему сделали укол, после чего миллиардер уснул и был в чем мать родила помещен в морозильный кабинет, где остался лежать с подключенными к телу различными  проводами, ведущими к довольно большим приборам, которыми сплошь и рядом была обставлена комната.
 
- Это записи, которые смотрел сам Вальтер. Причем вторую запись с замораживанием он смотрел в режиме реального  времени: на потолке морозильной камеры был закреплен экран. Поэтому мы в них видим Вальтера. В остальных случаях, взятых из его сознания, мы видим все его глазами, но его самого, понятное дело, видеть не можем. Разве только, если он сам себя представит в уме... Итак, прошло уже три столетия, и, наконец, настало время исполнить его желание. Именно в наши дни хотел он оказаться после недолгого похолодания. Словом, ледниковый период для него проходит.

- Поскорей бы! - вставил Ульрих, - А то бедняга уже замерз, наверное.
Ученые заулыбались. Грант продолжал:
- Кроме того, он принес немалую пользу науке, за что, конечно же, будет вознагражден. В каждом из тридцати десятилетий ученые проводили над ним опыты; разумеется, не опасные для жизни и здоровья. Он себе спал, а светлые умы изучали организм замороженного, сознание и подсознание, начиная от примитивных времен двадцать первого века (в котором и был заморожен наш герой) и кончая нашим временем, когда наука и техника достигли своего апогея.
- Ну да! – снова вставил неугомонный психолог, - Чего стоит одно только зеркало желаний, изобретенное несколько лет назад. Лет сто назад подобное могло быть только в сказке или фантастических романах. А биоэлектронике это оказалось под силу, как и чтение мыслей.

Грант посмотрел на друга с комической строгостью. Но с другой стороны, похоже, был доволен этим оживлением среди коллег. Ульрих был мастером в таких делах, мог взбудоражить любое собрание.
- Все, молчу, – правильно понял Усатый.
- Так на чем я остановился? – спросил инженер.

- На нашем времени, Завлаб, – ответил Ульрих. Это прозвище удачно закрепилось за Грантом; причиной тому – многолетнее руководство пикобиогенной лабораторией. 
- Да…Нашим временем, - продолжил Грант, - в котором можно путешествовать в чужом сознании. – Завлаб сделал паузу, рассматривая близорукими глазами лица собравшихся: теперь он вплотную подошел к насущной теме. - Именно последнее мы и собираемся предпринять с Вальтером; ведь через месяц ему просыпаться. Впрочем, и в бодрствующем виде бывший миллиардер будет весьма интересен для науки.
Друзья молча слушали, в ожидании чего-то дальнейшего, более подробного.
Близорукость Гранта явно мешала ему четко определить реакцию слушающих. Он продолжил:

- Но сейчас, пока Вальтер спит, ценность в том, что в его сознании нет впечатлений, связанных с сегодняшней жизнью… Вот один из драматических фрагментов его жизни. Мы увидим его глазами Вальтера.
После этих слов Завлаб  посмотрел на робота-ассистента. Биолектронный помощник ученого, прочитав его мысли, показал следующее голограммное видеоизображение, на этот раз трехмерное, заполнившее почти всю комнату.
Идут съемки остросюжетного фильма. Разбойник избивает жертву, настигнутую в пустынной местности.

- Гони бабки, я сказал!
- У меня нет денег… Умоляю, отпусти…
Человек в черной маске, изображающей злое лицо с насупившимися бровями и открытым, с опущенными краями, ртом, внезапно стал перед сидящим в кресле Вальтером, во время съемок, и направил на режиссера маленький пистолет. Съемки прекратились. Все уставились на вооруженного.
Съемочная группа, как по мановению волшебной палочки, вся замерла от шока. Разбойник перестал избивать жертву.
- Все, Вальтер! – сказал человек в маске, - Твоя песенка спета! Я всегда тебе завидовал, Бурбон!




3
Война в школе


Проснувшись утром от рычания лежавшей рядом пантеры, мускулистый школьный учитель почувствовал небывалое облегчение, прошелся пальцами, как расческой, по черным коротким волосам. Растянулся во весь средний рост. Впервые в жизни проснулся в шоке. Встал.
Сон...
Это был кошмарный сон.
Хорошо, что оборвался, но…

Что же было дальше?
Было жутко, но… сон прервался в самый критический момент. Нет, еще раньше, прямо перед...
Не достигнуть кульминации! Каково для писателя? Ведь проснувшийся был не только учителем.
Недовольно посмотрел на мурлычущую пантеру. «Ну спасибо тебе».
А с другой стороны… Действительно спасибо.
Черноокий учитель с длинными ресницами - снял с себя пропотелую серую футболку. Надо же: впервые в жизни так вспотел во сне.
Прошел час.

Преподаватель с кавказскими чертами смуглого лица лежит дома на диване, скучает и тоскует, поглаживая храпящую от ласк пантеру.
Брюс отдыхал и размышлял, придя в себя от недавно пережитого во сне ужаса.
Но почему он так испугался во сне? Ведь много раз посещал мрачные пещеры, ночевал в лесу с животными. Страха не было.

Ответ на этот вопрос не был найден. Робота спрашивать не стал. Постепенно впечатления, оставленные сном, заместились другой проблемой.
«В последнее время чего-то… не хватает. Иногда с тоской смотрю на школьников, пытаясь забыться, проникнуться юными чувствами, войти в атмосферу детского мира. Я вижу, замечаю эти чувства, вспоминая и свою, давно минувшую школьную жизнь.»
Кроме пантеры в доме живет робот. В последние годы домашние человекообразные биопикороботы стали популярны, они есть почти во всех домах. Брюс попросил электронного друга показать запись вчерашнего урока, и то, что еще интересного было в школе.

Робот подключил изображение на потолке: так удобнее, потому что Брюс лежит на диване на спине, без подушки.
Трехмерная запись включилась.
В одной из школ города загремели взрывы и выстрелы. Боевые действия были в разгаре.
- Неужели война началась? – спросила одна из учителей, выбежавших на военные звуки в фойе из своих кабинетов. Ситуацию смог разъяснить робот-администратор.
- Нет, это Брюс ведет урок истории в старшем классе. Голограмма была неправильно отрегулирована и подача звука стала доступна всей школе. Робот показал, как все это было.

Учителя, на время позабыв об уроках, уставились на появившееся в пространстве голограммное видеоизображение.
- Итак, ребята, - начал Брюс свой урок в старшем классе, - нам сегодня предстоит поразмышлять над исторической проблемой: почему люди притесняли и убивали друг друга всю историю. Для начала рассмотрим фрагмент войны.
Включилась трехмерная видеоголограмма. Школьный класс превратился в поле битвы. Шли военные действия, гремели выстрелы и взрывы. Умирали люди.

В кабинет Брюса постучали. Дежурный робот класса остановил запись. Все застыло в комнате, кроме учеников, робота и Брюса. Солдаты стояли неподвижно, готовые в любую секунду, с отключением паузы, продолжить свою смертоносную игру, убивая себе подобных.
Дверь открылась, вошли пятеро: трое женщин и двое мужчин. Женский голос упрекнул невнимательного учителя:

- Брюс, ты нас перепугал.
В ответ историк выразил молчаливое удивление.
- Взрывы – по всей школе. Мы уж подумали – война началась.
- Простите… Как это могло случиться? – Брюс посмотрел на классного робота.
- Не волнуйтесь, - сказал електронный администратор, - я устранил неполадки. Но в следующий раз заранее проверяйте настройки.
- Спасибо, – ответил Брюс и улыбнулся учителям, получив от них взаимные улыбки с некоторой примесью упрека.
- А что за урок? Какая тема? – спросил один из учителей.
- Война. Насилие, – ответил Брюс.
- Ну, хорошо, продолжайте. Простите, что помешали.
Учителя ушли. 
Проходя между застывшими трехмерными изображениями солдат, живых и умерших, Брюс продолжал:

- Ну вот. Минут пять мы… и похоже, вся школа… смотрели войну. Теперь давайте размышлять. Сначала вслух, а потом будете записывать, хорошо? Итак, почему люди притесняли и убивали друг друга всегда, во все времена, кроме последних двух веков?
- Потому что они… - начала девушка. – У них не было равенства. Многих переполняло зло, зависть, желание быть первым…

- Так, в этом ответе что-то есть! – похвалил учитель.
- Одни, которые завидовали, свергали других, но потом, придя к власти, становились такими же господами-насильниками или даже хуже.
- Тоже хороший ответ.
- Я думаю, - начал ученик, сидящий за последней партой.
- Так-так, неплохое начало! – подбодрил Брюс.
- Я думаю, многие люди использовали зло… Они использовали зло, точно также, как мы сейчас используем доброту.
- Оригинально! Прекрасный ответ! А что такое зло?
- Зло? Это…
- Зло это… - начал было другой ученик, но не продолжил. Его перебила ученица.
- Зло – это когда одному хорошо за счет того, что другому плохо.
- Вот это да! – восхитился ответом Брюс. – Это надо отдельно записать… Но в научных докладах не используйте выражение «это когда».
Через пару секунд учитель спросил:
- А откуда же появилось зло?



4
Загадочное сотрясение экрана


После слов о зависти раздался выстрел. Подача изображения прекратилась.
- Дальше мы ничего не видим, - начал пояснения Грант, - потому что сознание Вальтера отключилось. Но ему повезло: выстрел был только один и не смертельный, повредил правое легкое. Пуля растворилась в теле. Из других источников известно, что стрелявший бежал.

Ульрих хлопнул ладонями и отрицательно покачал головой. Так он выразил досаду.
- Сопротивления ему не оказали, - продолжал инженер. - Съемочная группа была безоружна и перепугана. Никто не ожидал такого поворота событий. Место было пустынное, специально выбранное для съемок. Стрелявший сел в автомобиль и уехал. А Вальтер был доставлен в больницу.

В таком духе продолжалось совещание ученых в главном научном центре города, в лаборатории доктора Гранта, прославившегося открытиями и изобретениями в области пикопрограмирования и генной инженерии.

Через месяц одному из богатейших людей давно минувшего двадцать первого века, Вальтеру, суждено оказаться в новом для него времени, проснуться и не увидеть родных и близких. Мало того, ему предстоит очутиться в обществе с совершенно иными по сравнению с его временем ценностями, целями и образом жизни. Поэтому не удивителен интерес ученых к предстоящему пробуждению от трехвекового сна.
- Но! - продолжал главный инженер, подняв на уровень глаз вертикально выпрямленный указательный палец. - Нам нужен человек!

- В каком смысле? – поинтересовался один из семи приглашенных, астрофизик Томсон, коренастый, с карими глазами и побритой головой. В ожидании ответа он поглаживал треугольную русую бородку. Ульрих, улыбнувшись ему, провел пальцами по роскошным усам, намекая на то, что у друга их нет. В ответ астрофизик лирически поднял брови и с тоской посмотрел на рыжие усища.

- Человек, который согласится на опыт… не опасный ни для жизни, ни для здоровья.
- Поясни, пожалуйста, суть опыта, - спросил Джексон.
- Эта идея пришла мне в черепную коробку совсем недавно… - начал Грант, но остановился: неожиданный прилив восторга переполнил его и не давал продолжить мысль.

Через несколько секунд, справившись с нахлынувшим волнением, он продолжил:
- Человек, который согласится прожить в сознании Вальтера некоторое время, пока он спит в ледяной глыбе. Несмотря на безопасность, это предприятие отпугивает своей неизвестностью. Я тактично, чтобы не было огласки, опросил несколько сотен человек: ни один не дал согласия.
Грант с досадой оглядел друзей. От недавней радости ничего не осталось: проект потерпит неудачу, если не найдется доброволец.
- Да, - продолжил инженер, - в наше время можно путешествовать в чужом сознании, но оказаться в сознании человека из далекого и дикого прошлого… Все боятся. 
- А рискнул бы ты сам стать этим человеком? - спросил биохимик Александр, высокий блондин с телосложением баскетболиста.

- Да, - сразу же ответил Грант. - В том то и дело, что да, - продолжил Завлаб, отчеканив последнее «да», - но я должен проводить опыт. А проводить этот опыт и быть искомым человеком – несовместимо.
- Почему же? - позволил себе полюбопытствовать философ Стивенсон.
- Я должен вести исследование, делать анализы на основе наблюдений за состоянием человека… которого – я этого не ожидал – так трудно найти. Я должен исследовать процесс слияния сознаний. В научном мире эта тема еще не закрыта и до сих пор предоставляет обширное поле для исследований… Как же найти человека…

- Но, как говорится, кто ищет, тот находит! – мудро заметил сказочник Лео, самый утонченный из друзей. Он был к тому же доктором богословия и экономики – двух, казалось бы, несовместимых дисциплин.
- Я надеюсь, что в конце концов так и будет, - ответил Грант, и добавил: - Особенно, если мы приложим к поиску совместные усилия.
 
- Слушай, Лео, у меня тут назрел вопрос, - вступил в беседу Сердцеед.
- Да, я к твоим услугам.
- Если Джексон – доктор физико-математических наук, то получается, что ты – доктор богослово-экономических?
Друзья расхохотались, Лео улыбнулся и ответил:
- В таком случае ты – доктор смехотворно-психологических наук.
Новый взрыв смеха сделал сразу два дела: оглушил комнату и поджал губы Серцееда.
- Ну что ж, один-один в мою пользу, - подытожил Усатый и, сделав жест Гранту: - продолжай, дружище. 

- На чем я остановился-то? – вопросил инженер друзей.
- На том, что мы найдем человека. 
- Да. Так и есть, друзья мои!
- Ну и как его найти? – спросил Ульрих, - Если даже ты не смог его найти, то…»
- Ничего подобного! - перебил друга Грант, - Вы все знаете, что я плохой организатор. Всю жизнь провожу в лаборатории. Я не умею что-либо предпринять, организовать. Я всегда терплю неудачу в этом.
Грант посмотрел на робота:

- Покажи еще один фрагмент, но без звука. Переломный момент жизни Вальтера.
Электронный подключил плоскую голограмму записи.
Экран показал глазами Вальтера город, улицу, рынок. Изображение медленно и вяло приближалось к телефонной будке и наконец достигло ее. Показалась кисть руки. Она открыла и стала листать телефонный справочник. Затем бросила монетку в автомат, взяла трубку и набрала номер.

- Этот разговор по телефону длится примерно семь минут.
После этих пояснений Гранта - Человекообразный вырезал часть изображения, после чего на экране появилась рука, повесила трубку обратно, затем возникли несколько человек. Через полминуты что-то мелькнуло на экране, после чего изображение сотряслось, но через секунду восстановилось и снова можно было видеть нескольких человек, уже уходивших. Робот, услышав мысленную команду, сделал паузу.

Грант обратился к друзьям:
- Если кто-нибудь угадает, что это было за сотрясение, то я съем… - Грант растерялся. Он хотел сказать известное «съем свою шляпу», но шляпы поблизости не было, и теперь ученый мысленно метался в поисках того, что можно было съесть в случае проигрыша. Грант посмотрел на робота: он привык обращаться к нему за помощью.

- Ты съешь своего робота? – спросил Ульрих, вызвав дружных ученый хохот.
- Да нет же, я жду, пока он мне подскажет, что же я могу съесть…
Но робот лишь изобразил мимику удивления и пожал плечами, на что Грант ответил:
- Так, с юмором у него не очень… Надо будет сделать в нем некоторые… преобразования. Побольше юмористических пикороботов установлю в его серьезной голове.
Наступило серьезное ученое молчание: загадка Гранта оказалась сложной. Даже вечно улыбающийся психолог утратил последние признаки веселья, погрузившись в разгадывание. 
- Я знаю причину сотрясения, - неожиданно услышали друзья.




Предложение философа


- Думаю, это была пощечина, – сказал Стивенсон.
Завлаб от удивления открыл рот. Ульрих, сидевший рядом, помог закрыть его, и только после этого Грант повернул голову в сторону философа.
- Как хорошо, - заговорил ученый-инженер, - Что я не успел указать на то, что сейчас пришлось бы съесть… Стивенсон, ты очень проницательный философ… - Грант посмотрел на ученого каким-то необычным, особым взглядом, смысл которого никто из сидящих не мог разгадать.
- Спасибо.
Робот отключил паузу.
Изображение дальше перемещалось по улице города, то вприпрыжку, то спокойно, затем все выключилось. Наступило молчание.
- Я предлагаю Ульриха в качестве данного человека! – предложил Александр, нарушив длившуюся несколько секунд тишину. – Он десятки лет изучает смех. Заодно узнает, над чем смеются в двадцать первом веке.

Ульрих, услышав предложение Александра, от неожиданности перестал жевать, чуть не подавившись. Усатый тихонько, медленно положил на стол то, чем совсем недавно питался, и, навострив уши в оцепенении, ожидал дальнейшего хода беседы.
- Нет, Ульрих должен проводить исследования, – не согласился с биохимиком Грант. – Хотя, не спорю: окажись он там, стал бы одним из лучших юмористов в мире Вальтера.
- А как именно отразится этот опыт на организме искомого человека? – спросил Рафаэль, чуть больше меры упитанный доктор медицины, брюнет с заботливыми карими глазами.

Ульрих так нечего и не успел сказать насчет предложения Александра, но теперь было поздно: разговор шел о другом. Психолог вернулся к жеванию, приходя в себя от недавнего оцепенения, затем посмотрел на то, что осталось от бутерброда и взял его в левую руку.
- Я думаю, никаких существенных изменений не должно быть, – ответил Грант. - Ну, может быть, некоторые потрясения, переживания, свойственные миру Вальтера, придется пережить и нашему человеку.

Услышав нечто из области своей профессии, психолог навострил уши.
- Есть вероятность, - продолжал инженер, - что произойдут некоторые изменения в памяти. Я это называю сонной амнезией.
Ульрих выпучил глаза: он явно не ожидал от Гранта такой изобретательности в области психологии.
Пикотехнолог объяснил:
- Сонная амнезия - это когда… с памятью все в порядке, но она как будто оказалась в параллельном мире, частично отключившись от настоящей реальности.
Усатый с удивлением покачал головой и слушал дальше.
- Но… все это, друзья, не является необратимым. Эти изменения подлежат восстановлению, и, если не природным путем, то с помощью биоэлектроники.

- Итак, нам остается искать человека? – подвел итог математик Джексон.
- Поэтому я вас и собрал сегодня. Лучшие умы!
В этот момент Сердцеед стал поглаживать роскошные усы.
- В конце концов, у вас есть связи, друзья, знакомые! Да и сам я буду продолжать поиски. Но когда мы вместе, то, если я не ошибаюсь, наши возможности умножаются. И общими усилиями, я верю, нам удастся найти...

- Да сделай ты объявление – и дело с концом!
- Нет, Ульрих. Мы не можем афишировать. Такие методы поиска не годятся. В этом-то и сложность. Все должно быть тихо и, как говорили древние, без шуму и пыли.
Ученые погрузились в раздумья о будущих поисках и предстоящем опыте. Одни думали, другие делали записи в голограммных тетрадях, а Ульрих – в своем «несчастном» ноутбуке.

Гранту удалось-таки разжечь огонь в сердцах друзей и коллег по науке. Некоторые, правда, засомневались над новым проектом инженера и в глубине души не очень верили в его успех. Но стопроцентных скептиков на собрании не было.
Рискнуть так рискнуть, ведь никто ничего не теряет. Мало ли в прошлом науки попыток, что, несмотря на кажущуюся нелепость, все же принесли ценный результат. Так что сама история делает ученых менее скептичными. Словом, все согласились искать того, кто согласится побывать в сознании пока еще «спящего» ледяного Вальтера.

Друзья стали делиться мнениями.
- Страх отказавшихся от опыта понятен: - заговорил психолог. - Будучи в сознании замороженного человека, ты фактически живешь там, в его мире, то  есть в далеком и далеко не обустроенном несовершенном мире, коим был мир Вальтера.
- Не только был, но и есть: в его сознании.
- В веке, где, как известно из истории, убивали друг друга не только отдельные люди, но и народы.

- Ты не знаешь, что это – путешествие в сознании, так же, как не знаешь во сне, что видишь сон, но живешь в этом сне, переживая происходящее с тобой не менее реально, чем в обычной жизни.
- И, может быть, даже более реально, ведь иногда наши чувства притупляются и многое мы не так остро ощущаем. А во сне эти чувства могут работать с новой силой.

- Но если сон, будь он кошмарный или хороший, проходит и ты просыпаешься, то здесь, в предстоящем опыте, дело обстоит немного иначе. Ведь сон – это путешествие в своем собственном сознании, а тут – чужое.
- И к чему это может привести, никто не знает.
- Может проживешь в неродном сознании несколько лет, а в реальном времени пройдет несколько минут или часов?

- Или останешься в чужом мире и больше не вернешься?
- А если заимствуешь элементы сознания человека из прошлого, хоть и удачно сохранившегося до наших дней?
- И как потом жить с таким древним умом в двадцать четвертом веке? Дело ведь может закончится катастрофой: а вдруг потеряешь себя, свою личность? Стоит ли рисковать тогда?
В общем, подобных вопросов возникало множество. И окончательно поверить заверениям Гранта о полнейшей безопасности проекта не хотел никто.
- Я могу стать этим человеком! – предложил Стивенсон, нарушив молчание.




5
Секрет Томсона и Александра


Стивенсон внезапным предложением приковал к себе все взгляды. Лицо его выражало тревогу: как будто он висел на волоске, который оборвется вместе с отрицательным ответом Гранта.
- Нет, - ответил инженер. - Друзья мои, мы собрались здесь для исследований. Я же говорю, что нам, - Завлаб сделал ударение на последнем слове и также ударно повторил его: - нам надо найти человека. Он не может быть одним из нас. Во всяком случае, в данном проекте.
Философ был огорчен, но старался скрыть эмоции. Никто, кроме Ульриха, не заметил перемен с мыслителем, а сканирующие атмосферные психопикороботы, обработав данные его биополя, направили их в психологический банк данных, после чего на счету ученого стало чуть меньше единиц.

- Итак, идемте теперь со мной, - предложил друзьям Грант после беседы за круглым столом, - и я ознакомлю вас с имеющимися, так сказать, инструментами исследования. Сразу скажу, что все уже готово, кроме того самого человека.
Семеро друзей направились за биоинженером - знакомиться с условиями будущего опыта. Друзья вошли в большущую комнату.

- Вот голограммный кинотеатр. Сознание человека, которого мы найдем, будет сканироваться и проецироваться на это трехмерное пространство, - объяснял Грант, указывая на совершенно белую пустую комнату гигантских размеров, со встроенными в стены пикороботами, - так что - вас ждет великое удовольствие: мы окажемся в мире, где жил Вальтер и в котором окажется наш человек.
Услышав это, Ульрих свистнул. Грант продолжил:

- Сначала мы просмотрим все происходящее как зрители. Но все будет записываться, и в дальнейшем мы можем просматривать любой отрывок и анализировать его.
- А зачем вообще нужен наш человек? – вдруг спросил Усатый, - Ведь можно то же самое сделать без другого человека, просто сканируя сознание Вальтера.
- Я понимаю суть вопроса, - не замедлил с ответом Грант, - и знал, что он рано или поздно прозвучит.

При этих словах психолог почувствовал себя польщенным, а инженер продолжил объяснение:
- Так вот, без нового человека, то есть без нашего современника, данный опыт перестает соответствовать поставленной мною цели.
- Итак, - продолжил Завлаб, - суть проекта в том, чтобы поместить человека с сознанием нашего современника в тот мир, где жил Вальтер. Вот вся прелесть, вся, так сказать, соль моего будущего опыта. Это будет интересно для всех, в том числе и для тебя, Сердцеед.

В сознании Ульриха внезапно открылась красота будущего научного эксперимента: из него психолог мог бы почерпнуть массу интереснейшего психологического материала для исследования.
- Дружище! – обратился Усатый к Гранту, - Да это же просто великолепно! Я смогу сделать множество выводов!

- Ну вот видишь, Ульрих, - радуясь позднему озарению друга, сказал Грант, - Тебя, как всегда с небольшим опозданием, осенило, и ты понял, что нас ждет, если опыт удастся. Ведь через сознание Вальтера мы фактически проникаем в его время, которое можем исследовать вдоль и поперек, сделав много полезных заметок.
Затем, обращаясь уже ко всем, пикоспециалист продолжил:

- Все будет перед нами как на ладони в этом голограммном кинотеатре. Все будет как в настоящем мире. Конечно, мы не сможем прикоснуться ни к чему, но все будет происходить вокруг нас.
Грант воодушевился: интерес друзей был возбужден.

- Сознание же нашего человека, - продолжал Завлаб, - позволит по новому разворачивать сюжет дальнейших событий, в то время как просмотр сознания Вальтера был бы обычным пересмотром прожитой им жизни.
- Если я правильно понимаю, - деликатно вмешался Леон-Адам, - наш человек, оказавшись в том мире, фактически будет жить по-своему, а не повторять все то, что делал Вальтер.

- Ну конечно же! – с радостью ответил Грант, - Ведь наш человек останется при своем уме. А сознание Вальтера станет фоном, то есть миром, в котором окажется наш. Ему придется жить своей жизнью в новых условиях.
И снова досадное чувство напало на Гранта:
- Неужели не найдем добровольца?! Будь мы в двадцать первом веке, давно бы нашлись сотни желающих.

- Это, наверное, минус нашего времени, - сказал Джексон.
- Эт точно, - согласился инженер, - люди стали какие-то… Нет, мы конечно совершеннее, чем наши предки из двадцать первого, но…
- Но нам все-таки следует у них кое чему поучиться, - продолжил мысль Рафаэль. В ответ Грант кивнул.
- Ну вот, товарищи, - решил Завлаб перейти к заключению деловой части встречи, - я вам и сообщил ту информацию, ради которой мы собрались. Предлагаю теперь немножко перекусить, а затем заняться гонками. Посмотрим, кто окажется первым на этот раз.

Друзья перешли от делового к дружескому общению. Через несколько минут Грант предложил им переместиться в другой кабинет, где их ждал роскошный ужин.
- Тебе, Ульрих, это уже не понадобится, - пошутил завлаб, указывая на стол с угощениями, - Ты ведь недавно доел свой бутерброд.

- Ну что ты, Грант, я голоден как собака, хозяин которой был заморожен на пару-тройку столетий. И, кроме того, я что, рыжий, что ли?
Услышав последнее, Леон-Адам с лирически приподнятыми бровями посмотрел на шевелюру психолога.

Друзья сели за стол и стали угощаться. Их обслуживал робот-официант. Ученые шутили и хохотали за столом. По прошествии получаса официант провозгласил:
- А сейчас – торт! – он ушел и вернулся через минуту с большим красивым тортом на подносе. Увидев многоэтажное лакомство, ученые пришли в восторг. Так прошло еще полчаса беседы и вкушения сладкого, после чего робот объявил:

- А сейчас – мороженое! – после этих слов он удалился и вернулся с восемью порциями холодного крема в специальной морозильной коробке.
- Да-да, мороженое, я думаю, кстати, – заметил Рафаэль, явно питавший, как и Ульрих, слабость к названному кушанью.
 
Друзья ели, беседовали и веселились. Прошло чуть меньше получаса.
- Ну а теперь, друзья мои, давайте, если никто не против, посостязаемся в гонках.
- Подождите, я не доел мороженое! – вмешался Ульрих, сильно увлекшийся тортом.
- Возьми с собой, доешь в своем аэромобиле, – предложил сосед по трапезе.
- А это мысль! – согласился Усатый.
- Ну что ж, по машинам! – скомандовал Грант. - Затем пересядем в космомобили.
Ученые засуетились: каждый поспешил к лифту.

Психолог, с мороженым в руке, поторопился к окну, но ничего не увидел.
- Неужели улетел? – досадно спросил он себя.
- Я здесь, Ульрих! – ответил робот, слившийся с потемневшим небом.
- Ах да, я ведь сам… Но ведь тогда было еще светло.
- Да, но ты же не сказал, чтобы с наступлением темноты я отключил отражатели.
- Так, ну ладно, теперь выруби маскировку и прими достопочтенного хозяина своего на борт. Да чтоб – со всеми почестями! Только с притяжением осторожнее: не хочу падать второй раз.
 
Аэромобиль снова стал видимым и Усатый сел в него.
- О, приветствую тебя, величайший из мудрецов нашего столетия! – услышал водитель. 
- Не плохо. Но почему только нашего? Разве нельзя было сказать «всех времен и народов»?.. Ну ладно, что-то я слишком многого захотел. А то еще получится как в сказке с разбитым корытом.

Робот не отвечал. Психолог сделал соответствующие настройки перед полетом:
- Включи, пожалуйста, охлаждение, чтобы мороженое не растаяло. И приготовься к гонке.
- Будет сделано.

- Итак, - послышался через минуту во всех аэромобилях голос Гранта, - начинаем через пять минут. Траектория движения – Земля – Венера. Вечерняя Звезда сейчас хорошо видна, и расстояние на данный момент не слишком большое – всего около сорока трех миллионов кэмэ.
- Да уж, меньше не бывает, - успел вставить Усатый.

- Через час мы должны быть там, - продолжал инструктаж инженер. - Затем, когда Александр и Томсон сделают что хотят, мы разлетимся по домам.
- Сделают что хотят? – удивился Ульрих. – Что они решили там натворить?
Ответа не было.

- Ты готовишься к гонкам? – на всякий случай спросил Ульрих робота.
- Да, профессор.
- Ну вот и хорошо, – успокоился психолог и, продолжая уничтожать мороженое, добавил: - Держим курс на Сестру Земли.
- Хорошо, но посадка на поверхности Венеры невозможна, ведь температура там составляет в среднем двести двадцать три градуса Цельсия.
- Ой-ой-ой, да там мое мороженое совсем растает! Что это задумал Грант?!
И через несколько секунд:

- Так что же хотят сделать физик и астрофизик?
- Ты хотел сказать «биохимик» и «астрофизик»?
- Ну да, какая разница? Ну, что же? Говори, не томи душу. Любопытство раздирает меня на части.
- Не могу сказать. Настройки сделаны так, что это должно быть в тайне.
- Все понятно… Более сорока томительных минут, пока откроется страшная тайна…
- Прости меня, о величайший из психологов! – пошутил робот.
- Известно лишь одно, - утешал себя Сердцеед, - они будут творить там что хотят. Но что?... что они надумали: физик и астрофизик.
- Биохимик и астрофизик.
- Какая разница…




Скиталец


- Биохимия, - начал пояснения робот, - изучает химический состав организмов, а астрофизика – физические процессы в космосе.
- Я все равно забуду… - сказал Ульрих.  - Ты мне скажи лучше насчет воды на Венере.
- Воды мало, но становится больше, - ответил робот.
- О, ну если так пойдет дело дальше, то скоро тут появятся условия для нормальной жизни, а? Чтоб по-человечески-то пожить.
- Это возможно уже сегодня. Правда, не совсем по-человечески: на высоте около десяти метров от поверхности.
- Как птицы что ли?.. Прости что перебил. Продолжай.
-К этому все и идет. Бактерии уже есть. Остается ждать появления условий для более сложных форм жизни.

Ульрих понял, что робот увлекся, но не стал мешать. Электронный продолжал:
- Впрочем, с доставкой кислорода и воды люди могут там жить и сегодня. Но ниже десяти метров пока нельзя. Пару-тройку сотен лет назад это было возможно на расстоянии около пятидесяти метров. Разумеется, с кислородным снабжением.
Ульрих поджал губы: скорей бы началась гонка.

- Его там пока мало, - заканчивал лекцию электронный, - хоть и стало больше. Кстати, старые спутники не выдерживали и выходили из строя на планете. Однако температура несколько веков назад была значительно выше: четыреста семьдесят пять градусов Цельсия. При нынешней же температуре эти спутники удачно продолжили бы свои исследования на Венере.
- Ну что ж, спасибо за просвещение, дружище!

- Пожалуйста.
Аэромобили, будучи  на высоте около ста метров от поверхности земли, выстроились в одну линию, перпендикулярную траектории будущего полета. Через несколько секунд машины рванулись с мест, оставив после себя негромкий (благодаря отталкивающему магнитному полю) острый шум от доведенного до минимума трения с воздухом.
Психолог начал неплохо, но получил замечание от друга: 
- Ульрих, ты должен перейти на ручное управление.
- Да-да, Грантушка, перехожу.
- Скоро выходим из атмосферы и переключаемся на космическое управление, – проинформировал робот.

- Лады... Так, покажи-ка теперь состояние гонки; кто впереди?
- Лидирует на долю секунды Леон-Адам.
- Экономист? – спросил психолог с приподнятыми бровями. - Не плохо. Экономика, значит, на должном уровне.
- Он еще сказочник и богослов, - дополнил робот.
- Тем лучше для него. Утонченная натура – этот Леон-Адам.
- Спасибо, дружище! – послышалось в машине.
- Кто это?

- Утонченная натура.
- А, так ты все слышал. Я забыл заблокироваться. Слушай, Лео, а почему у Рафаэля не двойное имя? Ведь его же много.
- Спроси у родителей, - снова послышалось в машине. Но голос был другой, немного басистый.

- Рафаэль, и ты здесь?
- А где ж еще: мы же все летим вместе.
- Эх, дай-ка жару, дружище! – сказал Усатый роботу.
Дальше психолог летел молча, весь обшитый льдом.

В аэромобиле был включен интенсивный процесс замораживания. Покрылись льдом и затвердели все те части тела, что были почти без движений: ноги, левая рука, державшая стаканчик с мороженным, шея и голова – все обросло тонким, а местами приличным слоем льда.  В волосах искрился иней, уши покраснели.
Ульрих окоченел и дрожал: в машине был создан эффект морозильника.
Лишь правая рука, которой он держал штурвал и ложку, была сравнительно свободна ото льда.

Две сосульки торчали из ноздрей и доходили до подбородка; кроме того, они разветвлялись в стороны и шли дальше по затвердевшим усам, затем свисали с их кончиков. Нос Ульриха был надежно замурован затвердевшей водой, так что теперь он дышал только ртом, испуская густой пар при каждом выдохе.
Отпустив штурвал, психолог потрепал себя за нос, затем поковырялся там концом спинки ложки и освободил ноздри от холодных кристаллов. Перестал дышать ртом, не отменяя однако привычной улыбки.
 
Из-за привычки долго улыбаться обнажая зубы – Усатый теперь не мог закрыть рта: лед увековечил его широкую улыбку и два сомкнутых белых ряда. Охлаждение было настолько скоростным, что даже поступающий из носа теплый воздух не защитил рта от заледенения. Стенки кабины аэромобиля также покрылись льдом.
Снова отпустив штурвал, дрожащий Сердцеед стал теребить губы и зубы, и слегка постукивать по ним ложкой. Челюсть заработала.

- Слушай, здесь ужасно холодно, - наконец признался ученый, - а ведь Грант уверял нас, что ледниковый период проходит. Похоже, для меня он только настает. И, к тому же, во мне, похоже, перегорела какая-то микросхема, так как дым исходит от меня при выдохе.
 
- Я по твоей просьбе включил морозильник так, чтобы мороженное не растаяло, – объяснил робот.
- О, но ты перестарался, друг мой электронный: ты включил холодильник не только так, чтобы мороженое не растаяло, но и так, чтобы я навеки остался свежим. Выключи теперь, дружище. Пусть будет прохладно.
Просьба была выполнена. Подождав несколько минут, Ульрих продолжал есть мороженое, при этом не забывая, что участвует в гонках.
- Так, какие изменения? – спросил Усатый насчет гонок.

- Грант обогнал Леона-Адама на два сантиметра.
- На целых два сантиметра?.. Так, а мне что-нибудь вообще светит в этой гонке?
- Это невозможно предсказать, так как, во-первых, управление ручное, а во-вторых, если бы оно даже не было ручным, то для роботов оно было бы не менее сложным.
- Ну да ладно. Главное – участие… А самое важное – достойно проиграть. …Слушай, но этот лед не спешит проститься со мной. –Ульрих имел в виду сосульки, что свисали у него с носа и разветвлялись по усам. - Сделай-ка тепло, да так чтоб, знаешь, растаяло. В общем, поддай жару.

Через пару минут Ульрих вернулся к прежнему виду и начал потеть.
- Ну вот, так-то удобнее, - выразил он свое довольство и направил ложку (что держал в правой руке, ею же управлял штурвалом) к чаше с холодным кремом.
- Так, здесь пару минут назад было мороженое! – заметил психолог, - А что мы имеем теперь? Молоко? Как это можно объяснить, господа физики-астрофизики?
- Ты попросил меня поднять температуру, чтобы растаял лед на твоих усах, - ответил робот.

- О, но я при этом совсем не учел, что станет с моим мороженым!
- Да, рассеянность твоя не имеет предела, - послышалось в кабине. Это был Томсон.
- И робот мой, похоже, совсем не учитывает этот момент, - добавил психолог.
- И придумали же, чтобы наши роботы копировали черты наших характеров. – Это был голос Грата.
- Ну да ладно, иссушим чашу с этим славным напитком! – Ульрих выпил остаток мороженого, но заметил на экране что-то странное. 
- Слушай, а что за гигантское тело летит за нами? – спросил он робота, разглядев летящую машину, прилично отстающую от гонщиков.

- Это космический тягач с водяными астероидами.
- Ну и зачем он за нами летит? Что, будем играть в космические обливалки?
- Это и есть секрет, который я не могу тебе открыть.
- Так-так-так… Это становится уже интересно. Похоже, мы близки к разгадке этой страшной тайны. Так, ну-ка, еще раз просвети меня насчет Венеры. Ты говорил, что изменения в ней уже довольно существенные, так как водой ее начали пичкать уже пару веков назад.

- Да, температура поверхности снизилась после внедрения воды и водорослей. Последние стали перерабатывать углекислый газ и выделять кислород.
- Так, повторение – мать учения, - набрался терпения Усатый, чтобы слушать дальше.

- А земные бактерии, - продолжил робот, - которые начали свое существование с высоты пятидесяти метров над поверхностью, за пару сотен лет размножились и теперь они наблюдаются также на высоте десяти метров. Кроме того, в атмосфере стало значительно больше кислорода. И процесс фотосинтеза - начался.
- Ну, что ж, похвально! – оценил Ульрих работу друзей-ученых, но вспомнив, что является участником гонки, спросил:
- Так, что теперь? Кто впереди?
- Лидирует «космический скиталец».
- Кто?
- Космический Скиталец.



6
Сотни лет назад

Полночь. Брюс не мог уснуть. Переживания последних месяцев расстроили сон; иногда с трудом засыпал, а временами и вовсе бодрствовал всю ночь. Но из последнего учитель все же извлекал выгоду: писал. О многом. Также о двух одноклассниках, ученице и ученике седьмого класса, влюбленных друг в друга. Он заметил это. И завидовал им. Завидовал этому давно минувшему чувству школьной любви.
Бывало и сам не понимал чего хочет.

Брюсу не хватало… нежной страсти.
Художник решил выйти с пантерой на свежий воздух. Дом его, окруженный кокосовыми пальмами, находился недалеко от берега, на живописном, покрытом тропической растительностью, острове, омываемом атлантическим океаном.
 
Учитель подошел к ночному берегу, вдохнул свежего морского воздуха, прислушиваясь к шуму волн. Умиротворение переполнило его. Сделал десяток шагов вперед и погрузился в не очень холодную воду, до колен.  Пантера последовала за хозяином и соблазнившись пустилась в плавание. Брюс оглянулся назад. Ветер парил над деревьями, создавая нежный звук, не менее прелестный, чем шум, рожденный от общения его, ветра, с океаном. Учитель последовал за четвероногой. Поплавав минут десять, они вернулись, но не домой. Брюс только на минутку зашел, чтобы взять с собой фонарик и поменять трусы и шорты.

Любителя природы потянуло к пещере, что неподалеку от дома.
Вскоре они были там, в этом лабиринте внутри скалы. Брюс часто бывал здесь.

После получасовых скитаний в пещере хозяин и пантера вернулись домой. Оставалось часа три до рассвета, но спать не хотелось. Брюс попросил робота показать еще что-нибудь из недавних уроков.
Пространство комнаты заполнилось подвижным изображением.
- Доброе утро, ребята, – поздоровался учитель со средним классом. Сегодня у нас урок общего развития, пропедевтика. Давайте проведем его в виде вопросов и ответов. Я начну. Почему космомобили и аэромобили не сталкиваются с космическими телами?

Задав вопрос, Брюс посмотрел на влюбленную ученицу за второй партой правого ряда. Это был тот же седьмой класс, с четырьмя мальчиками и шестью девочками.
- Потому что… - начал один из учеников, - магнитное отталкивающее поле, которым покрыты поверхности этих машин, не дает им сталкиваться с телами.
- Верно. Теперь задаете вопросы.

- Какими средствами связи люди общались в средние века? – спросила ученица.
- С помощью телефонов, – ответил ученик.
- А в чем же отличие от нашего времени? – спросил Брюс.
- Суть – та же, - но вместо пластмассовой коробочки в руке – маленькие частички в воздухе.
- И что они делают?
- Они узнают наш голос и через них радиоволны переходят в доступный нам звук.
- Вблизи того, с кем мы хотим связаться, – дополнил другой ученик.
- У меня вопрос, - послышался голос ученика за последней партой, - как раньше летали на Луну?

- В скафандрах и большущих космических ракетах, – ответила ученица.
- Верно, – сказал Брюс, - А сейчас?
- Сел в аэромобиль и полетел.
- Так. Допустим, прилетел. А дальше?
- Надел биоплащ с капюшоном и можно гулять по Луне.
- А если без капюшона?
- Тогда можно установить кислородный шар. 
Наступила пауза, воспользовавшись которой, учитель спросил.
- А уроки? Как проходили уроки в школах средних веков?
- Ну… Бумажные тетради вместо голограммных. Пластмассовые ручки… И обязательно надо было сидеть весь урок.

- Верно, в основном так и было, за редкими попытками что-то изменить, – сказал Брюс, затем попросил классного робота показать что-нибудь из записей уроков средних веков, - Но… Есть и другое отличие. Какое?
Ответа не было. Включилась трехмерная запись, спроецированная на пространство помещения. Теперь в одной и той же комнате находилось два класса. В одном и том же пространстве, но с разницей во времени в несколько сотен лет. Одни писали в бумажных, другие – в голограммных тетрадях. Одни орудовали шариковыми ручками, мысли других записывались сами - в голограммных тетрадях.
Одних было тридцать, других – десять.

Одни сидели смирно, почти без движения, другие спокойно, в удобной позе, могли встать, походить, потянуться. Между партами проходила строгая, с холодным лицом, учительница средних лет, с указкой в руке.
Звук древнего урока был отключен, чтобы не мешать ходу настоящего занятия. Но и в этом старом классе Брюс увидел нечто одинаковое с современным классом. Решил спросить об этом учеников, но позже.
Учитель продолжил.

- Многие системы образования средних веков были основаны не столько на аналитике, сколько на запоминании информации. И это при том, что в то время память у людей была довольно слабой по сравнению с нами, так как продукты питания были напичканы химикатами и воздух был загрязнен. Словом, ученики больше зубрили, чем думали. Именно поэтому - с практической стороны система оказывалась почти бесполезной.
- Но ведь это же не интересно, – заметила ученица.

- Поэтому и не любили школу большинство учеников. В наше время люди смогли создать совершенно иную систему, где ученикам предоставляется обширное поле для размышлений, что им, собственно, и нужно для дальнейшей жизни. Школа превратилась в удовольствие. Ученики учатся думать. В самых разных областях умственной деятельности. В области науки, практики, логики, искусства и т.д. Думать – важнее всего. Значит, этому и надо учить,  правда ведь?
- Да.
- Конечно.
- А что еще было у них?
Вопрос был кстати.
- А было еще кое-что, - ответил Брюс, - такое же как у нас, не изменившееся за сотни лет.
- Что же?
- Подумайте.