Мама и война... сюжет 2

   Приняв решение покинуть одиноко затерявшийся в Ярославских лесах в Горках дом, построенный еще в дореволюционное время моим дедом, где мы кое-как, но все-таки  пережили  трудную зиму, мама и ее сестра Анастасия разъехались в разные стороны.
   Тетя Настя с Валей уехали первыми. Бог знает, каким образом, но они добрались до деревни «Вашутино» (Переславский район), где жили родители ее мужа.

   Мама  перебралась со мной в деревню «Леснухи», в  дом родителей папы, предки которых жили здесь с начала 18-го века. В нем  мы  обосновались  до 1946 года, пока папа не вернулся с войны.

   Уезжая, мы взяли с собой одежду и какую-то утварь. Старинные, бесценные иконы пришлось оставить. Перед уходом мама подвела меня к иконам, поблагодарила их за то, что помогли пережить зиму, и попросила помогать нам и на новом месте. После этого помогавшие нам люди закрыли окна дома  и заколотил досками дверь.

  Я заплакала.

-Ну, что ты, доченька, мы вернемся! Обязательно вернемся в наш дом!- успокаивала меня мама.
 
  Дом в Леснухах (моего второго деда) Иванова Павла Лукича, был  большой, рассчитанный на семью из 5 сыновей и одной дочери.

  Деревня Леснухи  имела много дворов, скотный двор, конюшню и  даже разнообразную сельхозтехнику. Жизнь в ней била ключом. Во время войны она была одной из продовольственных «кузниц» страны.

На географической карте деревня присутствует до сих пор!
 
   На момент нашего появления, в этом доме жила моя бабушка,Анна Васильевна, жена Павла Лукича, с невесткой Валентиной, женой младшего из 5-ми сыновей, и двухлетним внуком Валерием.

   Однако в таком составе жили мы недолго. Вскоре за бабушкой  с Урала  приехала ее  дочь Клавдия и увезла с собой.
Прощались со слезами, не зная, встретимся ли еще и когда.  Валентина с сыном  Валерием уехала к себе на родину в Рыбинск.

     И вот мы с мамой одни в огромном опустевшем, но своем   доме, со скотным двором, садом из елей, берез и рябин, с резными наличниками на окнах и скамейками под ними, вызывавшими у меня немой восторг, огородом, который казался мне бескрайним, и сараем под сено для скота. Чувствовалось, что здесь когда-то жила большая крестьянская семья.

    Я носилась по открытой половине дома, такой огромной после тех углов и тесных комнат, в которых мы жили с мамой « в людях»!

  Помню, что мне очень хотелось посмотреть закрытую половину дома, и я  очень просила маму ее открыть. Она отказывалась, уж больно хорошо  была заколочена дверь, но потом сказала:   
   -«А давай откроем, может быть, там остались какие-нибудь полезные вещи, может быть, там найдем одеяло».

   Вторая половина дома начиналась высокими, двустворчатыми, белыми дверями с металлическими резными ручками, которые я приняла за золотые. Мама долго возилась с ними, используя какие-то инструменты, потом мы вместе поднажали на дверь и буквально  ввалились в большой зал.

   Первое, что бросилось мне в глаза - это странное сооружение из деревянных палок и каких-то натянутых струн, потом большая дубовая кровать, потом зеркало от пола до самого потолка в красивой раме и нагромождение стульев, столиков и еще неизвестно чего. Мне это казалось каким-то волшебным складом, но мама была явно разочарована. Одеяла, которое она надеялась там найти, не оказалось.

-«Мама, а кто жил в этом зале?»- спросила я
-«Здесь не жили, здесь танцевали», - ответила она.

 -«А это что  такое?» - спросила я, указывая на сооружение.
 -«А это - ткацкий станок, на нем ткут полотно, а потом из него делают одежду», - ответила она.   

     Мне так захотелось новое платье, что я тут же попросила маму приступить к работе, но станок еще  долго стоял, покрытый пылью, пока однажды мама не подошла к нему. Это произошло, когда колхоз «Маяк», где в это время работала мама, заканчивал уборку льна.

    Лен «щипали» (выдергивали из земли), связывали в снопы и ставили  на просушку коробочками вверх. Я была рядом с мамой и с удовольствием помогала строить из снопов  «домики».

    Потом сухой лен везли на молотилку. Молотили вручную цепами: две палки, одна короткая,  другая длинная. Палки соединялись цепью, так что короткая была очень подвижна.  Этой короткой палкой и били по льняной коробочке, освобождая семя.
 
   Из стеблей  льна получали мягкую кудель, которую, освободив от твердых стеблей, пряли на прялках. У мамы прялка была большая с красивой резьбой, а у меня маленькая и без украшений, но все равно мне это занятие очень нравилось, и я пряла вместе с ней. Потом  мама  попробовала ткать полотно,  и получилось это у нее, прямо скажем, здорово! Готовую ткань мама сдавала в колхоз. За это давали муку и соль.

  Жить стало можно, жить стало нужно, жить было для чего!

P. S.  Дорогие читатели, возможно, Вам интересно узнать, вернулись ли мы в  Горки, как обещала мне мама? – Вернулись.

 Однако это стало возможным,  спустя 12 лет после войны. К сожалению, мы не обнаружили ни нашего дома, ни каких-либо построек вообще. На месте деревни было свежевспаханное поле.

 Только одинокая яблоня, когда-то кормившая нас своими плодами, как - будто специально оставленная для нас, в качестве опознавательного знака, любящим природу трактористом, указывала место нашего бывшего  дома!

 Мы (папа, мама и я) стояли молча, на глаза навернулись слезы, как и сейчас у меня….