Наталья Алфёрова 3 тур

Легенды Бухары. Кошка астролога
http://www.proza.ru/2014/01/06/881

Посвящается Лизе Гольдман

   Тот ничего не видал, кто в Бухаре не побывал, и тот не видал Бухару, кто не заглянул на базар. Так говорят старики, и так думал Зафар, пробираясь мимо лавок с чудесными тканями, дивными опахалами, искусными украшениями, расписной глиняной посудой. Мальчик задержался у лавки оружейника. Глаза загорелись при виде острых сабель и кинжалов из дамасской стали в инкрустированных драгоценными камнями и золотом ножнах. Зафар даже протянул руку — потрогать один из кинжалов, но насмешка оружейника:
— Не рано ли жеребёнку водить табун? —  заставила отпрянуть.

   Мальчик вздохнул и, не глазея по сторонам, направился к лавке сладостей. Он уже вдоволь насмотрелся на канатоходцев и факиров, предсказателей и глотателей шпаг и теперь хотел на заработанную у соседа на бахчах монетку-теньге купить вяленую дыню или горох на меду. Подходя к лавке, он достал монетку из кармана халата и положил на ладошку. И в этот момент почувствовал толчок. Толстый воин-нукер, не заметив мальчика, толкнул его в спину. Мальчика он не заметил, а вот монетку, упавшую в пыль, увидел и быстро схватил. Зафар опомниться не успел.
— Уважаемый, — обратился он к нукеру, — это моя теньге, верни.
Тот только рассмеялся в лицо щупленькому мальчишке. Он хотел уже идти прочь, как раздался звонкий женский голос, словно ручеёк бежал по камушкам:
— Уважаемый, верни монетку мальчику, я видела, как он уронил теньге.

   Невысокая, вся закутанная в чёрную шёлковую накидку, незнакомка стояла около Зафара. Мальчик и не заметил, как она подошла. Нижнюю часть лица закрывала полупрозрачная ткань, видно было лишь изумрудно-зелёные глаза в обрамлении чёрных густых ресниц и сердито нахмуренные брови. Нукера неожиданная заступница лишь насмешила:
— Ты не докажешь этого, кази-судья — мой брат.
Неожиданно незнакомка вытянулась в струнку, её голос стал подобен шипению кобры или рассерженной кошки:
— Подойди сюда, нечестивец! — Нукер послушно подошёл, словно чья-то воля вела его. Глаза его были пусты и бессмысленны. — Отдай мальчику монетку. — Нукер послушно подал Зафару монетку. — А теперь ещё пять, за то, что хотел присвоить чужое! — Толстяк достал свой кошель, отсчитал монеты и протянул Зафару. Мальчик не решался взять, тогда незнакомка выхватила из руки нукера деньги и положила Зафару на ладонь. Затем скомандовала нукеру:
— А теперь иди прочь, ты забудешь о монетке и нашей встрече.
Толстяк развернулся и поплёлся прочь, спустя несколько шагов, он тряхнул головой и пошёл уже обычной походкой.

   Зафар в восхищении воскликнул:
— Ты как заклинатель кобр, джаным! Хочешь, я угощу тебя сладкой халвой или шербетом?
Незнакомка засмеялась:
— Давно меня никто не называл джаным — душа моя! И не угощал, я не откажусь от халвы. Как зовут тебя, батыр?
— Зафар, — мальчик приосанился, никто ещё не называл его батыром, — а как твоё имя, прекрасная госпожа?
— Мунира, — послышался ответ.

   Они накупили сладостей в лавке и, выйдя за городские ворота, устроились на поваленном саксауле возле арыка. Мунира откинула ткань, закрывающую лицо и улыбнулась Зафару, её круглые щёки украсили ямочки.
— А ты красивей, чем дочка гончара, а она считается лучшей красавицей Бухары, после дочери Эмира, конечно, да продлит Аллах его дни, — воскликнул мальчик.
Мунира вновь засмеялась. Они ели сладости и болтали, потом девушка спохватилась:
— Ой, мне пора!  — и быстро убежала, забыв попрощаться.

   Зафар же решил отправиться в чайхану, там чайханщик по праздникам собирал ребятишек, поил их чаем с леденцами и рассказывал сказки. Мальчик успел вовремя: его друзья и подружки рассаживались на кошму, а чайханщик только выставил блюдо с угощением и начал раздавать пиалы с душистым ароматным зелёным чаем. Он кивнул Зафару, подал мальчику пиалу и начал рассказ:
— Славен своими предсказаниями, точными, как удар сабли, неотвратимыми, как бег времени, астролог самого Эмира, да продлит Аллах его дни. Он мог бы купаться в золоте и сидеть на подушках, набитых лебяжьим пухом, но астролог Агзам-ага, скромен и неприхотлив, подобно дервишу. Единственное его сокровище — чудесная кошка. Шерсть её черна, подобно ночи, мягка, как тончайший шёлк, а глаза сияют двумя зелёными изумрудами. Говорят — эта кошка волшебная. С полудня до того момента, как тень минарета достигнет городской стены, она превращается в юную прекрасную девушку и гуляет по городу: если встретит скорбящего — утешит, бедняку — поможет, попавшего в беду выручит. Речь её звучит, услаждая слух, подобно роднику, глаза смотрят ласково, как глаза матери или сестры. Но нет от неё пощады жадным и обманщикам, обязательно накажет.

   Чайханщик замолчал, налил и себе горячего чая и стал пить его, наслаждаясь, маленькими глотками. А ребятишки принялись обсуждать услышанное. Зафар же задумчиво произнёс:
— А ещё у неё на щеках две ямочки, как у нашей Халифы.
Халифа, внучка резчика по дереву оживлённо воскликнула:
— Ты видел волшебную кошку?
— Нет, не видел, — мальчик вдруг подумал, что не стоит говорить всю правду, а вдруг это навредит Мунире. — Я представил её такой.
   Халифа оживилась:
— Такой как я? — девочка выпрямилась, словно несла на голове кувшин с водой и строго обратилась к увальню Али: — Эй, бессовестный богатей, верни украденные у бедняков деньги, это говорю тебе я — кошка астролога, — и тут же, став обычной, громко засмеялась. К ней присоединились все, и даже старый чайханщик. Дети послушали ещё сказку об упрямом ягнёнке и разошлись.

   Ночь опустилась на город. Зафар обычно летом спал на крыше. Он лежал и смотрел на башню астролога, казалось, на самом верху мерцает огонёк. Мальчик думал, что кошка — это заколдованная злым джином принцесса. И о том, что когда он вырастет и станет сильным отважным батыром, победит джина, и злые чары спадут.

   Во дворце Эмира, на своём роскошном ложе не могла уснуть принцесса Мунира. Очень редко своенравной дочери Эмира удавалось, переодевшись, ненадолго сбежать из дворца. Она любила бродить по городу и мечтать. Иногда, как сегодня, ей приходилось применять свой дар, который принцесса хранила в тайне. Дар управлять людьми. Она думала о славном мальчике, назвавшем её «моя душа» и на последние монетки угостившим сладостями.

   На самом верху башни астролог Агзам-ага задумчиво изучал звёзды и гладил лежащую на его коленях большую чёрную кошку.

3.2
Сказка про то, как Фома Черниговский и Ужака Зорюшку выручали
http://www.proza.ru/2014/01/06/847

   Крепка да надёжна застава богатырская, незамеченными не то, что чудь белоглазая, или дикий народ степной, даже птица не пролетит, даже мышь не прошмыгнёт. По сердцу Фоме Черниговскому такая служба, выходит он в дозор с воеводой Путятей, да Ужакой. Не зря за Ужаку хлопотал Фома — приобрёл друга верного да преданного. Несут богатыри службу ратную, охраняют сторонку родимую от злого ворога.
   
   Год так прошёл, ещё три вослед пролетело, а на пятый год воевода Путятя на покой отправился. А вместо него князь Вольгу поставил. Ну, тот уж сам дозорами не хаживал, всё по пирам княжеским порты просиживал. Невзлюбил новый воевода Фому — за прямоту, за бесхитростность, за то, что правду-матку в лицо говаривал. А уж когда заметил, как богатырь с его дочерью любимой перемигиваются, так и вовсе взъярился.
   Ужака другу выговаривал:
— Ты смирись, Фомушка, брат мой названный, поклонись лишний раз, чать голова не отвалится, а то ведь изведёт тебя вражина.
Но Фома не мог дружка послушать, не умел хитрить да выгадывать.
Стал думать Вольга, как Фому извести, хотел напраслину какую на богатыря перед князем возвести, да его Ужака упредил. Подошёл да молвил тихонько:
— Коль задумаешь каку каверзу супротив Фомы, помни — я про тебя тоже много знаю, как думаешь, понравится ли князю, что его воевода в казну руку запускает?
Зверем Вольга на Ужаку глянул, но вредить богатырям остерёгся.

   А как-то раз беда приключилася. Гуляла дочь княжеская Зорюшка с нянюшками-мамушками по саду, как вдруг налетел Ветер Ветрович, нянюшки-мамушки испугалися, разбежалися, а Ветер подхватил девицу и прочь унёс. И решил Вольга, вот он случай-то от богатыря неугодного избавиться. К князю кинулся. «Нет, — говорит, — богатыря лучше Фомы Черниговского, пошли его, князь-батюшка. Уж ежели Фома с Ветром Ветровичем не справится, то больше и некому».

   Послушал князь воеводу, да Фому призвал, велел в дорогу собираться. Поклонился богатырь князю, да вон из покоев княжеских вышел. Глядь, а его уж Ужака ждёт, всё в дорогу собрано, кони богатырские осёдланы. Удивился Фома:
— А ты куда собрался, друг мой ситный? Меня одного послали.
   Ужака подбоченился:
— Да разе ж я тебя одного на верную погибель отпущу? Где сила нужна — ты справишься, а ежели хитрость затребуется? Я тоже еду Зорюшку выручать. Да, вот тебе Матрёна твоя на дорожку передала, — Ужака, успевший словом перекинуться с дочерью воеводы протянул Фоме платочек вышитый. — Проводить не придёт, батюшка её в тереме запер, через оконце платочек кинула.
— А воевода отпустит ли тебя? — спросил Фома.
— Уже отпустил, — усмехнулся Ужака.

   Порасспросили богатыри стариков, где царство Ветрово находится, да и в путь тронулись. Вела дорожка их через леса дремучие, через горы высокие, через реки широкие. Долго ли, коротко ли, добрались они до деревни, что последней перед царством Ветровым стояла. Смотрят: что за диво — ни одной живой души в деревне, даже скотины или там птицы домашней не видать, тишина стоит, слышно, как кузнечики стрекочут. Вдруг от копны соломы шорох раздался. Ужака с коня спрыгнул и к копне. Глядь — человек спрятался, лишь пятки босые торчат, он за одну и потяни. А прячущийся богатыря второй ногой лягнул и глубже в копну шмыгнул. Осерчал Ужака, копну расшвырял и вытащил на свет божий девицу. Та забилась птицей в руках богатырских. Тут и Фома спешился, подошёл, молвил ласково:
— Не бойся, девица, не бойся, милая! Мы не вороги, не тати, мы — богатыри русские. Я Фома, а он — Ужака.
Девица биться перестала, но, когда Ужака руки разнял, ещё разок его лягнуть исхитрилась. И сердито сказала:
— То, что ты богатырь — вижу, а вот про него не скажу — не видала в богатырях таких тощих. А имя подходит, и впрямь Змеюка.
— Не змеюка, а Ужака, — возмутился богатырь, — и не тощий я, а жилистый. На себя посмотри, чучело соломенное!

   Девица охнула и принялась с себя солому стряхивать, причитая:
— Вы виноваты, что чучелом выставилась, услыхала, кто-то скачет, думала: воины ветровы возвернулись, вот и спряталась.
Фома спросил:
— Как тебя звать-величать, красна девица, что тут у вас случилось-приключилось?
— Звать меня — Крапива, — девица внимания на смешок Ужаки не обратила, лишь взглядом ожгла и продолжила: — Ох, богатырь Фома, сколь живём с Ветром Ветровичем в соседях, никогда такого не было. Вот слушай, вчера что было. Меня ведь все невезучей считают: то чего пролью, то чего сломаю. И подарила мне бабушка-ведунья ладанку.
— Ты по делу, девица, сказывай, — вмешался Ужака.
— А ты на чужой роток платок не накидывай! — ответила Крапива.
— Продолжай, Крапивушка, — молвил Фома.
— Так вот, хотела я ладанку на шею повесить, да в подпол и уронила. Спустилась туда, а покуда искала — воины Ветровы всех к себе и угнали. Я выскочила, только вихри чёрные и увидала. Пришло, видать, с ладанкой везенье-то, да что теперь с ним делать. А вы зачем сюда пожаловали?
— Много будешь знать, скоро состаришься, — ответил Ужака, Фома же рассказал Крапиве, что едут они в царство Ветрово выручать дочку княжескую Зорюшку.
— А пойду-ка я с вами в царство Ветрово! Дорогу укажу, до межи доведу, что земли наши разделяет, а за то, может, и деревенских выручите? — спросила Крапива.
— А то сами не догадались бы, — проворчал Ужака.
— Выручим, Крапивушка, а ты вместе с Ужакой на лошади поедешь, — решил Фома.
Тут уж оба фыркнули и Ужака, и Крапива. А девица вдруг как свистнет, в ответ ржание раздалось, и конь прискакал гнедой с белой звёздочкой во лбу.
— Рыжка мой, тоже от Ветра скрыться успел, — похвасталась Крапива. Конь, проходя мимо Ужаки, постарался его лягнуть.
— Сразу видно, чья кляча! — воскликнул еле увернувшийся богатырь. — Не знай только: кто кого лягаться учил!

   Вскочили Фома с Ужакой на коней своих богатырских, да вслед за Крапивой поскакали. Шустра девица, и конёк ей под стать. Лишь у луга нагнали. Показала Крапива рукой:
— Вон она межа-то.
Смотрят богатыри — и впрямь на половине луга трава стоит не шелохнется, а по второй — словно ветер волны гонит. Подскакали к меже. Крапива с ними увязалась.
Крикнул Фома:
— Эй, Ветер Ветрович, выходи ответ держать.
От крику богатырского небо тучами нахмурилось, и вихри чёрные принесли всадников. Напротив Фомы сам Ветер Ветрович на коне чёрном, в доспехах чёрных, брови нахмурены, глаза ночи темней.
— Говори, богатырь, зачем я тебе понадобился?
— Ты зачем украл Зорюшку, дочку княжескую, зачем из деревни люд честной увёл? — сурово спросил Фома.
Неожиданно лицо Ветра улыбкой озарилось:
— Так вы за Зорюшкой? Эй, слуги мои верные, ставьте шатёр, накрывайте столы — встречать будем дорогих гостей!
Не успели богатыри с Крапивою глазом моргнуть, как уже на лугу шатёр нарядный стал, а воины ветровы бегают, снедь туда носят.

   Ветер Ветрович с коня соскочил, в шатёр зовёт:
— Проходите гостюшки, посидим рядком, поговорим ладком.
— Не разговоры мы пришли… — начал, было, Фома, но Ужака его в бок толкнул, да продолжил:
— Принимаем твоё приглашение, почему бы и не посидеть? Лучше с пиром, да с миром, чем с мечом на поле бранном.
Спешились, лошадок под присмотром воинов ветровых оставили, сами в шатёр вошли. А Ветер их к столу зовёт, потчует, а сам сияет, как самовар начищенный. Поели, попили, Фома и говорит:
— Благодарствуй за угощение, а теперь отдавай Зорюшку, да всех людей, что ты с деревни увёл.

   Ветер Ветрович молвил:
— Говорят: повинную голову и меч не сечёт. Я всё расскажу, а уж вы сами судите. Летал я мимо сада княжьего и увидал там девицу красивую с именем чудесным — Зорюшка. Вот, думаю, царица для царства моего. Словом перекинулся, и согласилась она со мной лететь. Я-то думал: девица смирная, ласковая. Такой и была, пока в царство не прибыли. Вот тут-то дочь княжеская норов свой и показала. Сколь летаю таких капризных, крикливых, вздорных сроду не встречал. Затребовала, чтобы терем ей выстроили не хуже отцовского, и служанок побольше. Вот я в соседней деревне людей-то и взял. Мужики терем строят, девицы с бабами в служанках, а старики за детками приглядывают. Не изверг же я семьи разлучать.
— Вот, все вы такие, лишь бы девица на личико приглядна была, — не удержалась Крапива.
— Права ты девица. Вот я и маюсь.
— А ты, раз не по сердцу Зорюшка пришлась, вернул бы её князю, — предложил Фома.
— Да ежели б я мог! — воскликнул Ветер. — Она уходить не хочет. А ведь у нас какие порядки — коль кто в царство попал, только по доброй воле уйти может. А если остаться надумает: никто его прочь выгнать не смеет.
— А ежели княжна по доброй воле решит в дом отчий воротиться, ты деревенский люд отпустишь? — хитро прищурившись, спросил Ужака.
— Отпущу, без Зорюшки они мне без надобности, да ещё и награжу за то, что капризы пришлось терпеть. А ежели у вас получится Зорюшку увести — будете мне братцами названными, а девица — сестрицей. Нужна помощь будет, только кликните: ветер, ветер, братец мой, появись передо мной.
— Веди к Зорюшке, да помни, что обещал, — велел Ужака.

   Привёл их Ветер Ветрович к шатру расписному, оттуда Зорюшка вышла. Поклон ей отвесили. А Ужака так речь повёл:
— Здравствуй Зорюшка, пришли мы с приветом от сестрицы твоей меньшой. Зовёт она тебя на свою свадебку. Выходит она за князя Мстислава. Он твой женишок был, да ведь тебе теперь без надобности. А Мстислав жене-то будущей, сказывают, терем построил с башенками, на них маковки расписные, позолоченные. Да ещё сестрица в твою светёлку перебралась и всё твоё приданное в свои сундуки перекладывает.
Слушала, слушала Зорюшка, да как закричит:
— Не бывать тому! Отпускай меня, не медля, Ветер. Не хочу жить посреди луга, хочу в тереме с маковками. А ну-ка быстрее домой меня везите. Не позволю сестрице добро моё брать.
Ветер Ветрович осторожненько спрашивает:
— А не надумаешь назад воротиться?
— Не надумаю, клянусь.

   Ветер от радости карету дал для Зорюшки, всех деревенских отпустил, не пожадничал — денежкой одарил. Перешли через межу, с Ветром Ветровичем попрощались. Смотрит Фома, а Ужака куда-то запропастился, а обещал каретой управлять. Зорюшка уж выглядывать начала. Глядь, а Ужака с Крапивой разговаривают мирно, не ругаются. Хотел позвать друга, да тот сам пришёл. Спросил Фома потихоньку:
— Откуда про сестрицу Зорюшкину знаешь?
— А я и не знаю, догадываюсь, — ответил тот.

   Домой отправились. Ужака каретой правил, Фома верхом ехал и коня Ужакиного в поводу вёл. Встретили их с почётом и радостью, князь уж и взаправду думал, чтоб слово перед женихом сдержать — меньшую дочь отдавать. Все довольны были, кроме Зорюшкиной сестрицы, да и её князь утешил, пообещав жениха найти ещё лучше. Пир горой закатили. Три дня пировали. А Фома Черниговский, Ужакой подталкиваемый, попросил у князя дозволенья на Воеводиной дочери жениться. Князь добро дал, и воеводе деться было некуда.

   А сразу после пира Ужака в путь засобирался.
— Куда ты, братец названный? — Фома спросил.
— За невестой. Свадебки в один день сыграем: ты с Матрёной, я с Крапивой.
— И когда ж вы сговориться-то успели, — почесал в затылке Фома.
Ах, и хороши были свадебки. Люд честной мёд-пиво пил, да молодых славил.