Вольноотпущенник, прости. Часть Третья. Глава 7

Глава седьмая
Я мчался по морозному утру в деревню, одержимый одним желанием: увидеть. Заснеженный лес слепил глаза. Нет, я ни о чем не думал, лишь чувствовал, как сперто дыхание.
Подъехав до боли к знакомому дому, увидев КАМАЗ Андрея, я внезапно протрезвел, поняв, как нелеп мой порыв призрачной надежды. Облокотившись на руль, я закурил, не решаясь ни выйти, ни уехать.
Картины прошлого бежали передо мной: я видел себя то с охапкой дров, идущего по скрипучему снегу, охваченного сладостным ожиданием хозяйки, предвкушая радость безмятежного, зимнего вечера; то сидящего себя у новогодней елки, досадующего на обворожительность хозяйки. И, конечно же, вспомнилась та ночь, когда Антонина, принадлежа мне, по-прежнему оставаясь недосягаемой.
Почему мне не хватало решимости выйти из машины? Наконец очнувшись, я воскликнул:– «Боже, что я здесь делаю! Домой, домой, к Асе, в тепло, в уют, покой!» Включив зажигание, я уже нажал на сцепление, как вдруг увидел Ника. Он был в длинном пальто, в шапке-ушанке, совсем как некрасовский мужичонка. Со всех ног он бежал к машине, путаясь в полах пальто. Как я мог не выйти к нему?!
— Дядя Виталий! – Ник прыгнул мне на шею. — Я знал, знал, что ты приедешь! Я ждал!
— Почему ты не в школе? — растерянно спросил я.
— Я болею, простыл, в школе холодно, не топят. Мама выпустила меня чуть-чуть погулять.
— Мама дома? — почему-то удивился я.
— Дома, дома, мы все дома! Пойдем, пойдем! – Ник тащил меня за руку, не давая мне опомниться. — Что же ты, быстрее! – торопил он.
Войдя в сени, я ощутил, как мускулы напряглись во всем теле. Казалось, еще миг, и меня разорвет на части. Ник тщательно стряхивал снег с валенок и с радостью моих ботинок.
Отворилась дверь.
— Что ты там возишься…
Антонина застыла на месте, с силой сжав дверную ручку. Мне в глаза бросились резкие перемены в ее лице, правда, я не успел понять, какие именно, лишь уловил, что они были не в лучшую сторону.
— Холод-то не тяните, — раздался бас Андрея.
— Да-да, входите, – ни к кому не обращаясь, словно примерзнув к косяку, она непонимающе пропустила нас.
Увидев меня, Андрей захлопал глазами, машинально поднялся.
— Я ехал мимо, вот решил заскочить. Я буквально на несколько минут.
Теряясь, нелепо оправдывался я, непроизвольно следя за приближающейся фигурой Андрея. Подойдя ко мне вплотную, он процедил сквозь зубы:
— Выйдем?
— Ты не забыл, сегодня родительское собрание, —  тотчас вмешалась Антонина. — Тебе пора, ты и без того задержался.
Андрей содрал с вешалки куртку, и как бы невзначай, прижав меня плечом к косяку, глухо пробурчал мне на ухо:
— Выкинешь чего, под землей достану!
Громко хлопнув дверью, он ушел.
— Раздевайся, проходи, сейчас чай будем пить, может быть, поешь? – засуетилась, было, Антонина.
— Нет, спасибо, я действительно на несколько минут, я…
Я чувствовал лишь одно: кроме Ника, меня здесь никто не ждал. Все что я хотел – это немедленно уйти.
— Сынок, ты тоже раздевайся и иди в постель, если хочешь чаю, я тебе принесу.
— Ма, ведь дядя Виталий приехал! Я хочу быть с ним.
— Он придет к тебе, позже…
— Пусть с тобой позже, а со мной сейчас! – требовал Ник.
— Я приду, приду, – рассеянно отвечал я, не в силах оставаться, но и не в силах сдвинуться с места..
Я не сводил глаз с Антонины, дивясь внешней перемены в ней, но какой все никак не мог понять.
— Дядя Виталий, у меня конструктор, вам понравится…
— Коля, ты уйдешь отсюда или нет! – прикрикнула Антонина. — Нам с дядей Виталием нужно поговорить, – уже тише добавила она.
— Пожалуйста! – огрызнулся Ник, скинув пальто и шапку прямо на пол, демонстративно скрываясь у себя в комнате.
— В этом мальчике черт с ангелом вместе живут, иногда я его даже побаиваюсь, – улыбаясь, заметила Антонина, поднимая одежду, и вешая ее на вешалку. — Раздевайся, не стой истуканом, я сейчас чай поставлю.
Я машинально разделся, прошел к столу.
— Не надо, ничего не надо, – остановил я, нервно закуривая. — Я сейчас уйду.
Антонина тоже села, отвернув лицо к окну. Молчание было слишком невыносимо. Ждала ли она, когда я заговорю первым, но вдруг она резко поднялась.
— Пойдем, — решительно не пригласила, почти приказала она, направляясь в комнату.
Я, словно виноватый ребенок,  последовал за ней. Мы вошли в комнату, в которой жили с Асей летом. Указав мне на стул, Антонина сама села на кровать. Глубоко вздохнув, она начала с явной отчужденностью в голосе:
— Вит, ты должен меня выслушать… и понять…если сможешь…
— Обойдемся без объяснений, – отрезал я, уязвленный ее отстраненностью. — Все и так ясно. Я опоздал, может быть, никуда не опаздывал…
— Вит…
— Почему, почему ты молчала? – Не желая слышать даже звука ее голоса, перебил я.— Ты обманула меня, ты ничего не собиралась менять. Я, как идиот, слал тебе письма и телеграммы…
— Телеграммы? — очень тихо произнесла она, словно впервые слыша само слово.
Только сейчас я смог по-настоящему вглядеться в нее. И был поражен слишком быстрой переменой в ее облике. Она заметно похудела. Лицо слегка вытянулось, на нем лежала нездоровая бледность, нос как-то обострился. Глаза стали будто больше. Резко обозначились морщины у рта. Но была еще какая-то пугающая тень в ее лице, фигуре.
— Тоня, Тоня! – воскликнул я от смятенной боли. — Я знаю, что опоздал… я виноват…
— Не надо, Вит…
Я ее не слышал, во мне все кипело. Я почувствовал, что потерял эту женщину. Но как легко, как легко стало дышать рядом с ней! Я заговорил торопливо, сбивчиво:
— Тоня! Я ни на минуту не забывал о тебе. Тоня, я бы мог оправдаться пожаром, из-за которого пришлось начинать все сначала… и тем, что болел… смертью отца…я…
— Сергей умер? – глухо воскликнула она.
И медленно потянулась к пачке сигарет, что лежала на столе. Вытащила сигарету, повертела в руках, но не закурила, помолчав несколько минут, задумчиво и еле слышно произнесла:
 — Он так и не узнал, что нас жизнь свела ближе, чем ему хотелось бы… Наверное, он мне не простил ни Нины, ни тебя…
— Нет! Он всех простил, он себя простить не смог… – перебил я, не понимая ее. — Тоня, я устал. Надо мной будто злой рок тяготеет. Я все теряю, я всех теряю, я себя теряю… Тоня, я без тебя не могу, совсем не могу! Я без тебя подыхаю…
Я взял ее за руку, пытаясь приблизить к себе. Она осторожно отстранилась.
— Вит, никто не виноват… но то, что было, было лишь миражом…
— Почему? Что произошло за это время? Ведь ты здесь, Ник здесь, у меня здесь машина… у нас есть квартира… Всего-то нужно: собрать кое-какие вещи, документы… Где у тебя вещи?
Я подпрыгнул к шкафу, открыл, стал лихорадочно выбирать вещи.
— Это? Это не нужно, это тоже… а это тем более…
— Вит! — с болью воскликнула Антонина, закрывая шкаф. — Прости, прости…
— Тоня! Жизнь моя!
Обняв ее, горячо и страстно целуя, я опрокинул ее на кровать… Она отвечала и не отвечала.
— Тоня, уедем… уедем… – шептал, требовал, просил я, целуя ее губы, плечи, грудь, ее всю… — Мне никто не нужен, мне ничего не нужно, мне нужна ты… ты!
Ослабнув под натиском моих рук и губ, она не находила в себе сил сопротивляться. Внезапно с силой прижала мою голову к груди. Она не скрывала слез, от задыхания не могла говорить. Я попытался высвободиться, но она еще крепче прижала к себе мою голову.
— Мальчик мой… родной мой, я не могу, не-е мо-о-огу… с полной безысходностью протянула она.
Наконец я оторвался от ее груди, схватил ее голову руками. В ее глазах, я увидел боль и черную тоску.
— Но почему, почему?! – в отчаянии взвыл я. — Ты боишься Андрея? Я обещаю, он никогда тебя не найдет… может быть, ты боишься за Ника? Ему, конечно, будет трудно, но мы-то будем с ним…
— Вит, не мучь меня! – Антонина резко отстранилась, поднялась. Она вздрагивала всем телом. — Теперь уже действительно поздно, я не могу… Выслушай…
— Дай мне жить! — в исступлении вскричал я, падая к ее ногам, обнимая и целуя их.
— Боже мой, встань, не рви мне сердце, встань же! — приказала она, заставляя меня сесть. — Вит, я…
Произнесла она еще что-то или нет, или это проклятое «поздно» я услышал в своем воспаленном мозгу? Но меня внезапно всего сковало, точно льдом. Секунду-две я стоял, как мертвый. Холодная волна отступила, и жгучая боль вонзилась в грудь.
— Я понял… понял, ты никогда меня не любила! Прощай! –
выпалил я, вылетая прочь.
Ничего не понимая, не чуя под собой земли, я ногой выбил калитку. С треском открыл дверцу машины, сел, завел; рывком развернул машину, врезаясь задним капотом в забор. В зеркале заднего видения я вдруг увидел Антонину. Она бежала по заснеженной тропинке в одном платье, босиком, полуседые волосы беспорядочно развевались на бегу. Она что-то кричала, махала руками. За ней бежал Ник с перепуганным лицом, таща в руках валенки и ватник, валенки то и дело падали, он упорно их поднимал.
 Не помня себя, я с силой нажал на сцепление. Антонина застыла у самой калитки, лицо ее утратило всякое выражение. Любая статуя была живее, чем она в эту минуту. Последнее, что я видел – столб снега, выбитый задними колесами машины.
————
Когда я открыл глаза, с удивлением обнаружил рядом спящего Морозова, он дремал на стуле. Я не сразу понял, что нахожусь дома. Хотел пошевелиться, не смог, тело оказалось неподвижным, к тому же зверски болела левая нога, она почему-то была тяжелой.
— Что случилось? — спросил я.
Морозов мгновенно пробудился.
— Слава Богу, пришел в себя!
— Что случилось? — повторил я.
— Он еще спрашивает! Это ты должен сказать, что случилось! — возмутился Морозов. — Ему, видите ли, захотелось голову ломать, а мы тут сходи с ума! Ты мою машину вдребезги разнес, как сам остался жив, непонятно. Как я мог тебе доверить технику, ведь ты же сумасшедший… Только сумасшедшие могут притащиться домой полуживым, со сломанной ногой и … Ты Асю до смерти перепугал: куртка в лохмотья, сам весь в крови, с ноги кровь ручьем… А мне что
прикажешь делать? Тебе голову ломать, машину мою разнес так… Теперь отдувайся за тебя… ты думаешь, я твою фирму потяну? Я журнал-то раскрутить не могу…
Морозов носился по кабинету не от возмущения, а от бессилия, от страха отнюдь не за фирму, а за меня. Я это прекрасно понимал.
— Саныч…
— Что! – выпустив пыл, он сел на стул, понурил голову. — Напугал ты меня, – надтреснутым голосом признался он.
— Саныч, будет тебе машина, фирма, все будет…
— Дурак ты, шеф! – грустно улыбнулся он.
— Ты всю ночь здесь сидел?
— Я пойду, а то там и так все разваливается… — смутился он. — Вечером зайду.
— Саныч…
Он отмахнулся и поспешил скрыться. Вскоре появилась Ася. Она молча поставила на стол завтрак, помогла мне приподняться и ушла.

Так, в молчании прошло три недели. Я уже мог ходить, хотя и с палочкой. Мне нетрудно было понять, что Ася догадалась, куда и зачем я ездил.
Однажды вечером я приковылял в кухню. Ася сидела за столом. Я тоже сел, хотя мне это было еще непросто.
— Девочка, – решительно, мягко и виновато начал я. — Если тебе тяжело, то давай разведемся. Но если бы ты смогла еще немного потерпеть, вернее, дать времени, чтобы оно все стерло… пойми, мне нужно время…
— Ты, правда, хочешь остаться со мной? — не веря, спросила она.
— В том случае, если этого хочешь ты.
— Ты же знаешь…
— Несмотря ни на что?
— Ты со мной, мне больше ничего не нужно, — еле слышно произнесла Ася, протягивая мне робко руку.
В ее теплой ладони я спрятал свое лицо.


Рецензии
Здравствуйте, Галина.
Накал повествования таков, что не героям, а читателю впору за сердце хвататься.
С интересом слежу за событиями.

С теплом,

Натали Карэнт   23.01.2014 16:59     Заявить о нарушении
Спасибо большое.

Галина Письменная 2   23.01.2014 18:41   Заявить о нарушении