Трактат о жизни и смерти

Луна сквозь распахнутое окно ярко освещает низкий широкий столик, чернильницу, лист пергамента на нем.
Полупрозрачное в своей белизне, изящное перо замирает в водухе на краткий миг... Крепкая юношеская рука, сжимающая его, с достоинством опускаясь на пергамент, выводит изысканно и лаконично: "Трактат о жизни и смерти".
Перо обмакивается в чернильнице, быстро чертит несколько строк, и останавливается в задумчивости... Молодой самурай - потомственный аристократ, хмурит лоб, встает к окну и долго, долго смотрит на луну. Холодный далекий свет освежает мысли, лицо его разглаживается, он снова грациозно садится к столику и выводит еще несколько строк. Неспешно и размеренно заполняется лист иероглифами - идеями продуманными, логичными, неоспоримыми...
Звук, доносящийся из распахнутого окна, отвлекает его от письма, сбивает с мысли... Надо собраться. Юноша закрывает глаза, выпрямляется, делает медленный вдох-выдох. Когда глаза наконец открываются, взгляд его снова ясен и глубок. И вновь рождается текст под его уверенной рукой. Мысли ложатся на пергамент ровными, широкими движениями, пока новый сильный звук - чей-то крик, не отвлекает его. Поток чистого сознания прерывается...
Самурай встает и закрывает окно бумажной ширмой. Двигаясь предельно осознанно, зажигает свечу. Снова садится за стол. Но текст не идет уже... Встает юный воин, ходит по комнате... Отточенным движением достает свой меч из ножен, кладет его перед собой на стол. Смотрит на него, медленно проводит по нему рукой, как-бы вслушиваясь в звон металла. Переводит взгляд на пергамент... Со вздохом, мотнув головой, решительно зачеркивает написанное и начинает с новой строки: "Трактат о жизни и смерти". Теперь тело его напряженно-прямо, взгляд суров, движения наполнены силой и отвагой. Строка за строкой встают решительно и твердо...
И снова пронзительный звук заставляет его прерваться.
Яростно вскакивает воин-философ. Схватив со стола меч, делает несколько быстрых рубящих взмахов. С рычанием, вонзает меч в стол. Несколько раз, бормоча что-то гневно, проходит из угла в угол. Усаживает себя за стол. Перечитывает написанное...
И - зачеркивает, словно режет.
Долго сидит неподвижно, затем хватает чернильницу и швыряет в окно. Чернильница, пробивая бумажную створку, исчезает в темноте. Часть чернил грубым пятном проливается на стену. Самурай не видит этого. Он протягивает левую руку к мечу. Делает короткий, точный разрез на большом пальце... Наблюдает как кровь, капля за каплей, стекает и собирается в небольшую лужицу на столе. Взгляд его проясняется, рука вновь сжимает перо, как верное оружие - и выводит, словно нанося безжалостные короткие удары: "Трактат о жизни и смерти". Текст летит стремительно, неровно. Каждая строка словно живет своей жизнью и умирает, заканчиваясь. И тогда за ней приходит следующая. Перо порхает над столом, как боевой клинок, изредка окунаясь в юную кровь - словно за тем, чтобы напитаться - и силой преходящей жизни, и величием непреложной смерти. Пергамент багровеет под стремительностью линий... И - новый, еще более пронзительный крик пронзает воздух. А за ним еще и еще... Вопит истошно женщина.
Ни мгновения не медля, вскакивает самурай, сжимает в руке боевой клинок и выбегает из комнаты.
Он несется на крик. Добегает до тускло освещенной крестьянской хижины. Распахивая занавес, вступает в дом...
В этот миг стоны женщины наконец смолкают. Взгляд различает силуэт беззвучно рыдающего, сгорбившегося над новорожденным крестьянина.
Сделав первый вдох, ребенок пронзает вселенную криком - боли, радости, свершения... Изможденная же мать его, лежащая на циновке, испускает тихий выдох. Тонкая рука ее бессильно откидывается. Взгляд темных глаз застывает - уже невидяще...
Медленно, ссутулившись, разворачивается самурай, тихо выходит.

Неспешно ступая, возвращается самурай в свою комнату. Молча рвет пергамент со всем написанным. Распахивает окно. Мягкий свет луны высвечивает его силуэт - опустошенный и бессильный...