Серебрянная луна. Часть пятая

                « ОХОТНИК»

                ГЛАВА ПЕРВАЯ.            

                …злого бы приказа не слушался,
                За чужую совесть бы не прятался…
                М.Горький.

- В этот день погода не баловала и в Петербурге. Вместо весеннего тепла конца мая, на улице стоял промозглый осенний холод. Солнце спряталось за бескрайнюю пелену тяжёлых облаков; ветер налетая яростными порывами, гнал рябь по лужам и свистел в подворотнях; дождь начинал накрапывать через каждые пять минут, чтобы потом превратиться в кратковременный ливень.
 В общем день не задался с самого утра. А ведь ещё за целую неделю до этого Алексей, именно в эту субботу, планировал вырваться с компанией товарищей за город на шашлыки- ибо погода вплоть до сегодняшнего дня стояла изумительная. Лёша, не считая рабочих командировок, уже давно не выезжал никуда за пределы города. Во-первых некуда было ехать: дачи у него не было, како-го либо избранного места для отдыха или рыбалки тоже. Так-же неимоверно трудной задачей оказалось сгоношить всех ехать, так как все одни оказались чрезвычайно занятыми людьми и даже в выходные у них были неотложные дела, другие просто предпочитали валяться дома на диване. И всё же идея отдыха в компании настолько овладела Алексеем, что он проделал просто каторжную работу по организации праздника, и ему удалось добиться своего. Однако, едва он проснулся, сильнейшая головная боль, словно от похмелья, снова чуть не уложила его. Еле уняв её с помощью таблеток, он взглянул в окно, и увидев что
твориться на улице, почувствовал как настроение скатилось у него до нуля. К тому же позвонил
один из его товарищей и сказал, что ввиду дождя ехать за город никто не собирается, и вместо этого они поехали в бильярд-клуб. Однако Лёшу с собой не пригласили и, хотя тот напрашиваться не стал, но обиделся сильно, и настроение его, упавшее стало просто отвратительным. Положив трубку на рычаг, он, так и не одевшись, пошлёпал босыми ногами на кухню. В холодильнике и на плите было пусто как у него в желудке, и это чувство не только не давало ему вновь заснуть, но и усиливало  всё растущее раздражение. Он нехотя оделся, прошёл в ванную и, посмотрев на своё отражение в зеркале, скривился. Кое-как приведя себя в порядок, Алексей снял в прихожей с вешалки куртку, вытащил портмоне и, пересчитав остатки денег, с досадой бросил его на трельяж. Большая часть его и так небольшой зарплаты экспедитора уходила у него на съёмную квартиру, которую он снимал уже полтора года, и время от времени ему приходилось перебиваться случайными заработками.
«Эдак с голоду помереть недолго! Вот положение!» - пробормотал он, прикидывая, что из продуктов можно будет купить дёшево и сердито, так как до зарплаты оставалось ещё две недели, а за съем квартиры нужно было платить уже завтра.
 В свои двадцать семь лет он успешно закончил С.З.П.И., но так и не обзавёлся ни семьёй, ни собственной квартирой, ни хорошей работой. Не было у него так же ни подруги, ни друзей закадычных. Он не был ленив или глуп, просто не везло ему как-то по жизни и даже внешний вид выдавал в нём закоренелого лузера. Лицо его было круглое, но худощавое, с длинным горбатым носом и широкой переносицей. У него были длинные, вьющиеся русые волосы, слабовольный подбородок, пухлые и капризные губы, а в его серых водянистых глазах стояло выражение бесконечной тоски. Голос у него был тихий и нерешительный, будучи по душе меланхоликом он редко смеялся, не любил спорить, часто уступал и был чрезвычайно застенчив. Лёша не любил подшучивать над кем-либо, и хотя сам был чрезвычайно обидчивым, но никогда не лез в драку и никто не слышал от него бранных слов. Внешность у него была так же заурядна: рост ниже среднего, лёгкая сутулость, некоторая неловкость в движениях.
 Одевался он просто, даже бедно, ничем не злоупотреблял и старался никуда не лезть. Словом был типичное олицетворение выражения: « ни рыба ни мясо..» Совсем немудрено, что он мало кто хотел видеть такого тюху в своих друзьях
Вот и теперь он грустно вздохнул и уныло направился в магазин, располагавшийся в доме через дорогу. Впоследствии он много раз задумывался о том, что если бы он знал, какие крутые перемены произойдут с ним в этот дождливый день, как бы он поступил: остался бы дома или же пошёл бы навстречу судьбе. Но в именно тогда должно было случиться то, что произошло, и Алексей двинулся прямо к нему, не подозревая даже, какие ужасные испытания ждут его впереди.
Началось с того, что захлопнув дверь, он обнаружил, что забыл ключи внутри, на трельяже - вечная спутница забывчивость опять сыграла с ним злую шутку. Другого ключа, равно как и способа проникнуть в квартиру у него не было. Болтаться без денег по холодной дождливой погоде или сидеть десять часов на мрачной лестнице для него было подобно самоубийству. Звонить хозяину квартиры, которому он и так на неделю просрочил платёж, было бы уже верхом наглости, так же как неудобно было напрашиваться в гости к знакомым, особенно если там его не жаждали видеть. Поэтому Лёше оставалось ехать перекантоваться к родителям, пока в 19.00 не придёт за оплатой владелец квартиры, который и откроет ему дверь. А это значило опять слушать в течении пяти часов промывание костей- разговоры, постоянно сводящиеся к тому, каким он должен быть, как ему следует вести себя с другими людьми и другим неприятным ему темам. Но делать было нечего и Алексей не торопясь пошёл по ступеням вниз. По дороге он споткнулся, оцарапав ботинок, выйдя из подъезда, провалился в лужу, и пока добежал до автобусной остановки (естественно зонтик он оставил дома), успел промокнуть до костей. Разумеется, автобус притащился через полчаса, и за это время от холода у Алексея зуб на зуб не попадал. Однако это не смутило его - при всей своей меланхоличности по жизни он был ярым оптимистом, и всегда, рассчитывая только на себя, боролся с неудачами, надеясь, правда, на то, что всё придёт к лучшему само по себе. Так и теперь не поддавшись на глупые суеверия, он продолжал свой путь. «Всё-таки хорошо, что дождь начался с утра, а не застал нас в лесу…»- решил Лёша и, представив себе каково сейчас сидеть в мокрых кустах, даже немного обрадовался, что всё так вышло. Ну, ключи, а и плевать на них, он же не сломал их в двери, зато навестит родственников, и его неплохо накормят. Ему стало тепло, он сел возле окна, и дожидаясь ближайшей станции метрополитена, уставился на мокрую улицу.
Доехав в переполненном вагоне подземки до «Елизаровской», Лёша поднимался по эскалатору, когда его грубо толкнул подвыпивший верзила, после чего ещё и обругал. Он явно напрашивался на драку, но Алексей не собирался пробовать свои силы и быстро пошёл наверх.
«Бог дав человеку гнев, отнял у него разум»-рассудил он про себя, так как был верующим и исправно ходил в церковь, не являясь, однако её фанатиком. Вера просто помогала ему жить, хотя в последнее время частенько Алексей ловил себя на мысли, что и сам сомневается в существовании творца, но он тут же прогонял от себя подобные суждения, считая их грехом.
До родительского дома нужно было проехать около трёх остановок на любом автобусе, но увидев стоящую на остановке толкучку народа, он решил пройти пешком, срезав путь через Палиевский сад. Быстро перейдя через дорогу, он вступил под ветви деревьев, так как снова начавший накрапывать дождь, перерос в ливень. Именно тут, стоя под деревом он внезапно ощутил подозрительную лёгкость куртки. Обеспокоенный, сунул руку в правый карман, там где лежало портмоне. Пальцы его легко вышли через зияющий косой прорез наружу- карман был пуст! Он о чём-то задумался, потерял бдительность, и вот его последние деньги перекочевали в руки карманника. У него захватило дух и земля поплыла перед глазами. Конечно, кроме себя винить было некого, но это было уж слишком! Всё: и бедность, в которой он жил, и насмешки знакомых, и сегодняшние неудачи, и ещё много других прошлых неприятностей, уже почти забытых, ударило вдруг ему в голову. Внезапно он ощутил дикую ярость, которая ослепила его. С хриплым рычанием он ринулся крупными шагами напролом через кусты, не обращая внимания на дождь, плюхая в лужи, если бы он сейчас поймал того воришку, то с наслаждением свернул ему шею. Никогда в жизни Лёша не был в таком состоянии: он ударял каблуками о землю, выворачивая гравий, раздавал направо и налево пинки по стволам и скамейкам и злобно ругался, не зная на чём ещё можно вымесить своё бешенство. Его вышвырнут из квартиры, он опять вынужден будет вернуться к родителям, жить и питаться за их счёт. Вот теперь то уж ему придётся безоговорочно жить по чужим правилам и молча выслушивать всё что о нём говорят - и всё из-за какого-то паршивого воришки, который теперь гуляет на его кровные! Кругом не было ни души и не кому было остановить его порыв, который моментом донёс Лёшу через сад к другой дороге. Это была даже не злоба, а скорее отчаяние, что он теперь даже стремился навстречу предстоящим унижениям как солдат на вражескую амабразуру.
 Теперь ему осталось перейти по зебре - и он дома. Каменной ногой ступил он на переход и по привычке оглянулся по сторонам. С левой стороны к переходу подъезжал тяжёлый самосвал МАЗ, груженый песком, справа разбрызгивая лужи на огромной скорости неслась старая иномарка синего цвета. Они должны пропустить его, а не он ждать пока они проедут. Лёша ринулся напролом прямо перед грузовиком и с каким-то злорадным удовлетворением заметил, что тот осадил, пропуская его. Но, очевидно у водителя иномарки были другие планы, в которые не входило пропускать Алексея, и он не сбавил скорость, намереваясь проскочить. Мельком Алексей увидел его коротко подстриженную квадратную голову, толстую самодовольную физиономию и золотую цепочку на бычьей шее. Лёша мог бы остановиться и пропустить его, но вместо этого он бросился прямо перед машиной и встал как вкопанный. Мысль о том, что его собьют, может даже и на смерть, нисколько не испугала его, а вот вывод о том, что наглец понесёт заслуженное наказание за тяжкое нарушение правил, обрадовала его неописуемо. И всё вышло так как он хотел – в первый раз в жизни ему удалось как следует наказать обидчика.
Резкий визг тормозов ударил по ушам, водитель свернул в сторону, пытаясь избежать наезда. Но машину занесло по мокрому асфальту влево и выбросило передом прямо в столб освещения. Раздался страшный удар, от которого вздрогнул асфальт. С неимоверным наслаждением Алексей увидел как превратился в гармошку перед авто и как со звоном полетели в разные стороны осколки стёкол и пластмассы. От удара легковушку выбросило на середину дороги и развернуло поперек проезжей части. Шедший вслед за самосвалом автобус не успел оттормозить и довершил дело, с разгона вмяв правый борт иномарки ей в салон.
«ИЕС!!! Докатался, бугай!»- Алексей выкинул большой палец – теперь он преподал этому хаму урок езды по правилам и научил уважать других. Ярость его моментально улетучилась, уступив место злобному удовлетворению, которое было для него как бальзам на душу. Он не торопясь, закончил переход и, выйдя на тротуар, обернулся назад. На месте аварии моментально скопилась толпа и уже начала образовываться пробка. А Алексей всё смотрел, не отрываясь, на происшествие и ощущал какую-то гордость за себя. Но чем дольше он  здесь стоял, тем сильнее чувство удовлетворения сменялось какой-то смутной тревогой. Под конец ему стало как-то не по себе, и он двинулся обратно к месту происшествия. Почти в тот же момент к переходу подъехала машина ГИБДД с включенными маячками. Вслед за инспекторами, Лёша пробрался сквозь толпу вплотную  к месту ДТП. Перед очень старого и во многих местах уже прогнившего «Вольво» был расплющен, словно по нему проехались катком, от страшного удара вбок стойка, двери и часть крыши ушли в глубь салона. Ударом об автобус машину, вновь развернув, отшвырнуло на середину дороги, всё вокруг было усеяно осколками стёкол и обломками кузова. Из разворочанного двигателя клубясь валил пар и чёрный дым, пахло  бензином. Несколько человек уже суетились на месте аварии. Один из них – здоровенный толстяк, очевидно водитель какого-то грузовика, ломом пытался открыть заклинившую дверь, другой с шипением заливал из огнетушителя горящий двигатель, остальные толпились вокруг, безуспешно стараясь достать пострадавших из исковерканных обломков. Прибыла карета Скорой Помощи, вслед за ней машина МЧС, а Алексей стоял неподвижно, ни о чём не думая, словно очарованный этим зрелищем. Когда гидравлическими ножницами стали вскрывать корпус «Вольво», он словно стряхнул оцепенение и попятился назад.
Сержант ДПС опрашивал очевидцев происшествия и Лёша рассказал ему о случившемся, сказав о том что сам чуть не был сбит этой машиной в зоне пешеходного перехода. Естественно он промолчал, что сделал всё специально и ожидая, что кто-то уличит его в этом, внимательно обвёл всех взглядом. Но несколько человек подтвердили рассказ Алексея и инспектор, кивнув, записал его как свидетеля.
Но именно в эту секунду крыша автомобиля с грохотом упала на асфальт и картина, которую увидел Леша, навсегда врезалась ему в память…
               






                ГЛАВА  ВТОРАЯ.
                Тварь я дрожащая,
                Или право имею…
                Ф.М. Достоевский.

Алексей шёл по городу, залитому сплошь мертвенным светом Гелиоса. Дома вокруг глядели на него бесконечными рядами окон пустых квартир- людей не было ни в них, ни на улицах, ни где либо. Он был в городе совершенно один и знал это, но удивлялся совсем не этому, а тому, что упорно идёт, не зная куда и, главное, не зная зачем. Однако словно невидимая стрелка компаса указывала ему дорогу, и он шёл, слепо подчиняясь ей. Всё вокруг замерло, и неподвижный воздух был налит каким-то неестественным оранжевым цветом. Не видно было никаких признаков  чего-либо живого, не слышно было ни звука, ни движения, только жаркое марево плыло над асфальтом и неподвижными корпусами автомобилей на парковке. Наверное поэтому неестественно громко отдались шаги от каменной стены, возле которой ступил на тротуар Лёша. Он прошёл немного вперёд и замер остановившись в полном недоумении. Яркое вечернее солнце било в глаза лучами, преломлявшимися о чёрную на фоне заката, громаду дома, того самого, где он прожил большую часть жизни, дом который он знал с того времени как помнил себя, и эта улица и всё вокруг было такими, какими  знал их с раннего детства. Но теперь всё под давлением жары и пустоты выглядело совершенно заброшенным, враждебным и чужим. Как он попал сюда, ведь и эта улица и этот дом расположены совсем в другом районе, а вовсе не здесь, и он никак не мог придти в это место, так как даже шёл совершенно в другую сторону. Алексей нерешительно постоял, но потом всё-таки двинулся к дому - шаг, другой, третий- вот и знакомый подъезд. Лёша чувствовал, что должен был войти вовнутрь, но почему-то смертельно боялся это сделать. Заходящее солнце палило нещадно, предметы вокруг отбрасывали длинные тени, от духоты и жары его начинало мутить.
Алексей медленно подошёл к парадной и нерешительно остановился возле стальной двери, пристально глядя на обрывки старых, выцветших и истрёпанных ветром объявлений, лохмотья которых сплошь покрывал почти всю её поверхность. Он машинально, будто во сне прочёл на одном из них «… быстро и без мучений. В любое время суток…»
Без мучений…- пронеслось у него в голове: Это же животных усыпляют. Ветеринары, добрые доктора, спасающие от страданий, от боли, от страха… Благое дело…
В далёком детстве, когда он летом жил в деревне, давилось ему однажды видеть мучительную агонию, которая врезалась в память на всю жизнь. И сейчас он ярко вспомнил и даже на какую-то долю секунды увидел большого, чёрного и облезлого пса, корчившегося под колёсами переехавшего его трактора. Тракторист просто отнёс его, ещё живого, с дороги на обочину, и прикурив сигаретку, равнодушно пошёл назад к трактору. Алексей, как и остальные его приятели, тогда с любопытством смотрел на это зрелище, но по настоящему осознал то, что увидел, много позже…
Будь на том месте старый добрый доктор Айболит, который, приехав к больным зверятам, « … и всем по порядку давал шоколадки и ставил и ставил им градусники…», как бы он поступил с тем несчастным? Ласково утешил бы его с доброй улыбкой или проявил милосердие, то самое, которое не свойственно добрым докторам.
Это придало ему духа, и он взявшись за шершавую деревянную ручку, потянул дверь на себя. При этом, машинально оглянувшись назад, Лёша заметил какой-то небольшой яркий предмет, лежавший на противоположной стороне улицы, на тротуаре. Взволнованный, почти бегом он пересёк улицу и, подбежав к нему, наклонился. Это было пластмассовая кукла- Бэтмэн в своём красном костюме и чёрном плаще. У него захватило дух… Неверной рукой он поднял его и с всё растущим ужасом уставился на игрушку - такая же лежала тогда, на асфальте, среди обломков синего Вольво.
«Дяденька!»- раздался сзади детский голосок. Лёшу словно громом разразило, он подпрыгнул и развернулся. Позади него стояла девочка лет четырёх в красном платьице и с большим белым бантом на русой головёнке.
Да- голос его внезапно осип, у него подкосились ноги и пот полился по лицу в три ручья.
Дядя, отдай мне Бэтмэна, он мой - попросил ребёнок и протянул вперёд ручки, как будто хотел, чтобы Лёша обнял его.
Конечно… возьми – пролепетал Алексей, протягивая ей находку. Девочка взяла её и, прижав к себе обеими руками, посмотрела на него.
Прости моего папу- сказала она: Он хороший. Он не хотел тебя задавить. Он нечаянно…
Я… верю тебе…- он хотел сказать что-то ещё, даже не зная что именно, но слова застряли у него в горле как ком.
Ты ведь тоже сделал это нечаянно?- прозвенел её голосок и в тот же момент порыв ветра пронёсся вокруг.
Если бы- выдавил из себя Алексей, но прибавить ничего не успел.
Дяденька, обними меня!- девочка подняла вверх окровавленные ручки и с улыбкой потянулась к нему.
Лёша почувствовал, как ледяная струя прокатилась по его телу, и случайно глянув вниз, он увидел, что ребёнок стоит в луже крови, хлещущей из-под её платья.
С диким воем, похожим на рёв раненого быка, Алексей шарахнулся назад, и не владея собой больше, понесся не видя куда. Потрясение, которое не сравнимо ни с каким страхом, словно огонь охватило его, ослепило и оглушило.  Дома, пустые окна, фонарные столбы замелькали вокруг с бешеной скоростью, словно сор, вращаемый смерчем. Грудь его разрывало, сердце будто молот било по рёбрам, ноги подкашивались, он всё бежал и бежал, пока не споткнулся обо что -то и кувырком не полетел вперёд, сильно ударившись головой о край бордюра …
С неимоверной силой он схватился за подушку и, отшвырнув её прочь, опрометью вскочил, дико озираясь вокруг. Он снова сидел на диване в темноте своей комнаты, отходя от приснившегося кошмара. Время уже было около трёх часов ночи, вокруг было тихо, только ветер трепал штору возле приоткрытого окна. Лёша отбросил мокрую от пота простыню, и включив свет, подошёл к окну. Свежий ночной воздух ударил ему в лицо и ветерок донёс до него шорох листвы и далёкие гудки локомотивов с железной дороги. Он нервно открыл дверь на балкон и, выйдя на него, облокотившись об холодные перила, подпёр голову руками. Было холодно,  ноги у него продолжали трястись как в лихорадке, а в горле всё ещё стоял комок.
Я же шел по правилам- сказал он сам себе: Он мог и не ездить с такой скоростью, да ещё и в городе. Ну да, я сам пошел, хотя мог бы и не идти. Это мне решать. Переход моя зона, что хочу то и делаю. И не я убил его, жену его и дочь, а сам он.- с этими словами он с силой стукнул по перилам кулаком и выпрямился: Учись уважать других!!!- крикнул он далёким огням железнодорожной станции, сиявшим над тёмными кронами деревьев. Но это не только не успокоило его, а тревога, на секунду улёгшаяся от его крика, вновь овладела им ещё сильнее и росла с каждой секундой. Чтобы как ни будь отвлечься, он включил телевизор, и поймав музыкальный ночной канал, уставился в экран. Но страх не покидал его, вместо передачи, на экране ему вновь и вновь мерещились три изуродованных, окровавленных тела- два большие и одно маленькое, которые извлекали из исковерканного Вольво.
Тогда, сразу после аварии, он двинулся домой к родителям, где провел время в состоянии какого-то анабиоза, словно всё происходило не с ним. Но потом, когда он вернулся к себе, то это видение неотвязно начало преследовать его, сколько он не пытался отделаться от него. Первую ночь он провел без сна, как и последующую, и только теперь в первый раз не заснул- просто выключился. Но лучше он бы и не спал. Часа два просидел он, тупо глядя в экран, даже не понимая того, что показывали. Пустая бутылка водки валялась под столом- Алексей не пьянел, сколько не пил и не мог найти средства забыться. Случайно двинув ногой, он зацепил её - она со звоном откатилась в угол, и с грохотом ударившись о плинтус, остановилась.
  Это вывело его из оцепенения, он прошёл в ванну, ополоснул лицо, и начал вытираться полотенцем.  «Нет- думал Лёша: он мог задавить меня и всё тут. Да, его посадили бы. Но дочь, жена остались бы невредимы... Чёрт меня побрал. Зачем я шагнул. Я имел право. Я воспользовался им. А он тоже имел право задавить меня, а не жертвовать собой ради какого-то идиота, полезшего под колёса, и он им не воспользовался.»
В очередной раз он прокрутил про себя эту сцену: вот он на переходе, вот машина, вот его решение, шаг и результат. Сейчас он желал одного: чтобы была возможность перенестись в тот миг, тогда он замер на месте как истукан. Идти и рассказать всё?! Но что это изменит, ведь его признали его действия правомерными. Он поднял глаза, и, увидев своё лицо в зеркале, перепугался: он отчётливо понял, что сходит с ума. Нет, так идти на улицу нельзя никак.
Он прошёл на кухню, включив электрочайник, открыл холодильник. Чувство голода впервые за эти два дня пришло к нему, значит шок начал потихоньку отпускать его. Быстро нарезав колбасу и хлеб, Лёша налил себе крепкий кофе и присев на табуретку, с  наслаждением втянул ароматный глоток. Вкус и запах взбодрили его: « Всё не так уж и плохо как я себе накрутил- подумал он: слишком я уж впечатлительный. А вот если бы он сбил меня и лежал бы я сейчас со сломанным позвоночником. Вот тогда бы было весело! Удивительно, но даже мои, когда услышали, что у меня взрезали карман, дали мне на прожитьё. И из жилья меня не выперли, всё хорошо. Нет, к чёрту кому-либо рассказывать, что по настоящему произошло. Все видели, как это случилось, на следствии все подтвердили мои слова. Никто не обвинил меня ни в чём и никто не собирается этого делать. А этот камикадзе если не тогда, то потом точно бы где- ни будь разбился, врезался, скажем в бензовоз или в остановку, и убил может быть человек в десять раз больше. А эта дура тоже знала с кем садиться в одну машину и ребёнка посадила туда же.» Он резко поставил чашку на стол, поставив одновременно жирную точку в своих размышлениях, и решил к ним больше не возвращаться. А что бы по ночам кошмары не мучили, то лучшего средства, чем хорошее успокоительное и переезд на время к родителям не найти. Так он решил про себя и укусил бутерброд. Колбаса… Розовое холодное мясо, нежное  как ребёнок… «Боже, правый!!!» Лёшу едва не стошнило, он судорожно дёрнулся, уронив колбасу на пол, опрокинул себе на колени горячий кофе, но даже не почувствовал этого. Он вдруг отчётливо понял, что никакими средствами или внушениями не сможет забыть этого и не сможет жить с этим, мысль о суициде пронзила его существо. И вдруг он словно вспомнил, что он верующий и ему на миг стало легче.  «Где же была моя вера, когда я сам стал судиёй. Не суди, да не судим будешь»- пронеслось у него в голове.
Да- сказал он сам себе: я пойду и всё скажу. Как было. Пусть решат, что со мной делать. Это правильно будет. А самоубийство это не выход, это новый грех, не менее страшный…
Настенные часы показывали половину третьего ночи, но Алексея это не остановило. Бросив всё как было, даже не переодеваясь, он вышел на лестницу, крепко захлопнув дверь, и твердым, но неторопливым шагом двинулся вниз по ступеням. Выйдя из парадного, он очутился на тёмной улице, едва подсвеченной мертвенным светом единственного фонарного столба. Струя свежего ночного воздуха ударила ему в лёгкие, окончательно прогнав остатки кошмарного сна, и Лёша впервые за эти дни почувствовал уверенность в себе. Он остановился у парадного и прислушиваясь к ночи, огляделся вокруг. Стояла тишина, нарушаемая только шелестом листвы на кустах и деревьях, в изобилии росших возле подъезда. Было довольно холодно, пар шёл изо рта, вышедшая из-за облаков луна необычно ярко покрасила тёмные облака в причудливый серебряный свет. Алексей двинулся вдоль дома к выходу со двора и, выйдя на автостраду тем же неторопливым шагом,  пошёл к ближайшей станции метро.
               
               






                ГЛАВА    ТРЕТЬЯ.         
               
                Ошибки нужно не признавать, их 
                Нужно смывать…
                Из кинофильма «Кавказская пленница»


Алексей, закинув сумку за спину, угрюмо брёл вдоль автострады. Брюки его были измазаны грязью, куртка вся в пыли, бледное лицо с провалившимися воспалёнными глазами, окружённое растрёпанными длинными волосами, делало его вид безумным, коим он и являлся в данный момент. Он совершенно растерялся и теперь брёл в неизвестность, куда глядят глаза. Всё вокруг словно происходило на экране кинотеатра, как будто он смотрел какой-то мрачный триллер и переживал за главного героя, в роли которого теперь выступал сам. Гудок оглушил его, он словно очнулся, и проводив взглядом пронесшийся по трассе грузовик, с удивлением обнаружил, что стоит между опорными колоннами виадука, прислонясь к одной из них.
Его поход в милицию закончился ничем- не смотря на всё своё желание объяснения его вышли бессвязными и он произвёл впечатление ненормального.Тогда он узнал адрес, по которому были прописаны погибшие, и час назад прибыл туда. Удивительно, но когда он ехал в лифте на нужный этаж, он даже испытывал чувство какой-то удовлетворённости. Подходя к квартире, Лёша надеялся встретиться с родственниками убитых им людей, что бы без утайки рассказать им всё, что он сделал. Он желал услышать их проклятья, чтобы они разорвали его на кусочки, вырвали глаза и изломали ему все кости. А если даже они и не линчуют его, то пусть хотя бы отволокут его обратно на следствие, где ему вынесут, наконец справедливый приговор. «Пусть сделают всё, это будет лучше чем сейчас.» -думал он. Удивительное дело, но он не только не боялся того, что могло ожидать его, но даже почувствовал какое-то облегчение, нажав кнопку звонка. Дверь ему открыла ссохшаяся, седовласая женщина, как он понял мать убитого. От неё разило густым запахом спирта и, судя по её внешнему виду, она пыталась утопить горе в тяжёлом вине. Лёша представился и начал было свой рассказ, однако женщина не дала ему даже первой части.
«Вы пришли говорить про Ваню?- резко, но устало перебила  она: Я ему сколько раз говорила: не гоняй!!! Но разве он слушал меня! Он не желал меня слушать ни в чём! И теперь он мало того, что погиб сам, так ещё и двоих убил.»  Из соседней комнаты вышел по всей вероятности её муж – крупный седой мужчина, очевидно услышав, о чём они говорили. Облокотившись на дверную коробку, он уставился на Лёшу, и твёрдо сказал: « Вы хотели наказать лихача. И у вас это получилось очень хорошо. Вы сохранили ваше достоинство и можете по праву гордиться этим. Будьте счастливы.»- с этими словами он отстранил Лёшу и захлопнул перед ним дверь.
Эти слова были сказаны с такой интонацией, что ударили Лёшу как кнутом, и он совсем потерял дар соображения. Он не помнил как вышел из дома, куда пошёл потом, и очнулся только под виадуком. «Так, так- подумал он: Как только я ещё под КамАЗ какой- ни будь не попал, или не свалился куда. Куда же это я пришёл, однако?»
Он стоял на пыльной дороге, ведущей в глубь промышленной зоны, которую сразу выдавали торчащие из-за зеленеющих деревьев по обеим сторонам заводские корпуса.  «Автово – сообразил он: За моей спиной Красненькое кладбище с часовней. Да, конечно. Они же жили на Зайцева, а я прошёл мимо метро, эк и забрёл же»
Он медленно повернулся и пошёл назад к проспекту Стачек, но дойдя до него, вдруг быстро перебежал через дорогу и через минуту, толкнув тяжёлую дверь, вошёл в часовню. Внутри  часовня казалась гораздо больше, чем снаружи: с потолка свисали тяжёлые люстры; пучки свечей горели неподвижными жёлтыми огоньками на медных подставках возле алтаря; высокий иконостас уходил, казалось под самый потолок. В воздухе стоял плотный аромат елея и мёртвая тишина, только потрескивали лампадки возле образов – Алексей был тут совершенно один. Этот запах и какая то возвышенная атмосфера, царившая тут, нахлынула на него волной, поглотив всё его существо. Он почувствовал вдруг неимоверное облегчение и словно воспарил над полом, ощутив вдруг, как свалились с него незримые кандалы и преследовавшие его всё это время страшные видения отступили прочь. Стоял он довольно продолжительное время, переводя взгляд с одного святого лика на другой. Потом вдруг, словно очнувшись, хотел перекреститься, но внезапно вспомнил, что не помнил толком ни одной молитвы. Не зная с чего начать, он оглянулся и увидел фигуру в чёрной рясе, вероятно только что вошедшую в залу. Священник, уловив вопросительный взгляд, двинулся к нему.
Батюшка –  то ли спросил, то ли обратился к нему Алексей, так как совершенно не разбирался в религиозных санах.
« Да, сын мой»  - тот густым, но мягким голосом. Он был глубоким стариком с широким, морщинистым лицом и большой белой бородой, но ростом выше Алексея чуть ли не на полторы головы и гораздо шире в плечах.
Леша хотел рассказать ему, что за груз был на душе его, но не знал с чего начать.
Вы хотите помолиться?- выручил его тот.
Да- выдавил из себя Алексей: Но не знаю, как это сделать.
- А вы попробуйте и у вас всё получиться.
Лёша вздохнул и, сложив руки, принялся читать «Отче Наш». Он помнил лишь самое начало, но остальные  слова вдруг сами собой начали выплывать из памяти, и он почитал всё до конца.
«Аминь! »- закончил он и, повернулся к священнику, стоявшему за его спиной. Алексей хотел обратиться к нему для исповеди, но вдруг сам не зная почему осёкся и,  нервно облизнув губы, замялся на месте. Простите- сказал он: а как вас величать?
Отец Аввакум- ответил тот: Знаю я что привела вас сюда мука душевная за поступок греховный. Как говорит Книга  Всех Книг: «Не извинителен ты, всякий человек, судящий другого; ибо тем же (судом), каким судишь другого, осуждаешь себя, потому что судя другого, делаешь то же.»  Однако никто не привёл тебя к покаянию, а пришёл ты к покаянию сам. Ты судил себя сам на собственном суде, а сей суд есть самый тяжкий на свете, и не оправдал себя сам пред самим собой.
Лёша судорожно сглотнул и вытаращился на священника. Вы знаете, что я совершил?- выдавил он из себя: Я хотел всё рассказать, но никто не хотел слушать меня.
Господь всё видит и ничто не скроется от очей его. -  ответил Аввакум: Вы совершили убийство невинного младенца, отца его неразумного, и матери его не руками своими, но волей своей. Вы пришли сюда, дабы  вымолить у Господа прощения за сиё прегрешение?
Я хочу искупить этот поступок.- твёрдо сказал Алексей: Но я не знаю как. Вы первый, кто услышал меня, и мне кажется, что вы мне можете посоветовать.
Господь видит, что вы искренне раскаялись в содеянном, и вы сможете получить прощение. Хотите замолить грех? - спросил Аввакум.
Искупить сполна- Лёша сжал кулак: Что мне нужно сделать для этого?!
На лица Аввакума заиграла еле заметная улыбка: Прислушайтесь к самому себе. Разум ваш и ваше сердце подскажет вам путь истинный. Однако не дайте страху вашему и искушению заставить свернуть вас. а вас ожидает нелёгкий путь.
Не боюсь я ничего!- сказал Алексей: Не смогу жить нормально более, пока не сдержу ответа за деяние своё…
Иди, сын мой. Да будет с тобой милость Господня! – Аввакум перекрестил его, и Алексей твёрдой походкой вышел из часовни.
 Как только за ним захлопнулась дверь, отец Аввакум сделал несколько шагов вперёд и, остановившись посреди залы, сказал: Я вижу, ты сомневаешься в нём?
Потайная дверь сбоку отворилась, и в залу вышел молодой человек в чёрном монашеском одеянии, державший в правой руке громоздкую книгу в тяжёлом переплёте.
«Как я могу сомневаться в твоём выборе, отец?» - искренне удивился он.
Я вижу это и объясню тебе свой выбор. Он неказист с виду, нерешителен и очень мягок, но в нём сокрыт дух война и он проснётся в нём скоро. Ты помнишь, сколько много людей, совершивших деяния подобные ему приходило сюда?
Помню- ответил молодой- ты принимал их всех и прощал всем.
Но они все выбрали путь замаливать грехи, а этот решил искупить плотью и кровью своей.
А как же те пятеро? Они же тоже решили искупить прегрешения свои не молитвами? Чем же он лучше их?
Те пятеро действовали ведомые боязнью гнева Господнего, а этот ведом совестью своей. Они хотели заслужить милости Господней, а он хочет оправдаться перед теми, кого убил. Посему именно он обладает тем, чего нет у других - он есть тот, кто нам нужен…
Выйдя из часовни, Алексей остановился на крыльце и огляделся вокруг, ища каких-либо знаков свыше, которые могли бы послужить ему инструкцией к действию. Не найдя никакой подсказки, он двинулся к метро и вдруг, впервые за много времени, ощутил чувство голода. Зайдя в первую попавшуюся закусочную, он заказал сэндвич с кофе. Мясо не вызвало у него никаких ассоциаций, но этому факту он поразился уже много после, а тогда накинулся на еду с жадностью волка. Когда он перекусил, то к нему вернулось самообладание, и он просто расслабился, впервые за много времени. Потом он долгое время бесцельно бродил по городу, думая ни о чём, но именно эта прогулка окончательно привела его в порядок и вернула способность трезво размышлять. «Если никакое чутьё не даёт о себе знать, то остаётся ждать знак свыше. И он будет достаточно ясным, что бы я его безошибочно различил»- решил он и повернул к дому. Едва он распахнул дверь, как услышал телефонный звонок.  «Алло!- он поднял трубку: Ой, привет, бабуля, привет! Как здоровье? Нет, что ты! Помню тебя отлично, прости, дел просто не в поворот, вот собирался позвонить на неделе тебе…»
Окончив разговор и повесив трубку, Лёша ощутил как у него горят уши. Она ясно была чем то встревожена, словно догадывалась о какой то беде, случившийся с её внуком. А он ведь в течении многих лет даже не утруждал себя вопросом: как поживает одинокая 80 летняя пенсионерка в станице, затерянной в Дагестанской глуши, где она жила ещё со времён СССР, да ещё после всех событий, произошедших в соседней Чечне. Бабушка изредка звонила ему, и только поэтому он знал, что она ещё жива, но всегда разговаривал с ней крайне неохотно. Когда - то в далёком детстве родители привезли его туда, и он помнил, как бабушка всё твердила о каком-то особом даре, существующем у маленького Алексея, и который нужно только разбудить в нём. Что это за дар, Алексей как- то не задавался этим вопросом ни тогда, ни потом. Помнил он только хорошо, как бабушка, будучи местной знахаркой, варила в котле какие-то травы и читала странные песнопения. Отец Алексея, несмотря на то, что давно уже состоял КПСС, был весьма суеверным человеком,  поэтому посчитал, что нужно держать своего сына подальше от всяких колдовских штучек, и мать тоже не была сторонницей разного оккультизма, видя в нём только отрицательные свойства. Поэтому Алексей никогда больше не видел воочию своей бабушки, и хотя когда она изредка звонила им, говорить с ней по телефону ему никто не запрещал, но родители всегда напоминали ему об опасности колдунов. Немудрено, что даже по прошествии многих лет, когда произошла резкая переоценка ценностей и астрологию с экстросенсорикой  вывели из ранга лженаук, он изменил негативное отношение к бабушке обыкновенным равнодушием, по прежнему не горя желанием общаться с ней.
Но теперь он сам смотрел на мир уже другими глазами и на приглашение приехать в гости откликнулся с радостью. Сборы не заняли у него особо много времени, и уже через четыре часа он стоял у окна вагона скорого поезда, и с удовольствием потягивал из термоса горячий чай. Он смотрел на пролетающие за стеклом  ночные громады заводских построек и ангаров, и никак не мог отделаться от впечатления, что быть может навсегда прощается с Петербургом. Поезд с грохотом миновал тёмный и мрачный мост через Обводный канал и тут Лёшу словно озарило: путь к искуплению начался и ему теперь нельзя расслабляться. А состав продолжал нести его в темноту ночи, навстречу неведомому…
      
               
               
                ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ.                О                Он наступал как будто на               
                меня. От голода рыча освирипело
                И самый воздух страхом цепеня.
                Данте Алигъери.



Дождь плотной пеленой заполнил город. Он шёл уже дано. Несколько часов, а может и дней. Алексей в мокрой насквозь, липнущей к телу одежде, стоял у разбитого окна комнаты и смотрел на ржавые мокрые крыши и трубы безмолвного города, раскинувшегося вокруг на необозримое расстояние. Холодные струи порывами врывались в помещение, звонко щёлкая по подоконнику, и образовали на полу лужу, заливая насквозь промокший и хлюпающий под ногами истлевший ковёр. Мокрые полотна занавесок, прилипшие к стенам, потемневшие, висящие пластами обои, отсыревшая мебель и покрытые плесенью детские игрушки – это была его комната, в которой прошло его детство. В ней уже давно не появлялись люди, здесь было темно, сыро и мрачно, но всё оставалось на своих местах, так как стояло в те далёкие времена детства. Лёша медленно отошёл от окна и остановился, в глубоком молчании смотря на маленький стеллаж с игрушками. Их давно уже не было в настоящем, время разделалось с ними и они изгладились было из его памяти, но теперь, когда он снова увидел их здесь, то вспомнил всё. Здесь находился его любимый трамвайчик на батарейках, когда то белая лохматая собака, которую он любил брать рядом с собой на подушку и многие другие вещи, которые были когда то для него одушевленными друзьями, а теперь осклизлые, почерневшие лежали в мокрой пыли и плесени, словно мертвечина, чужие и страшные. Умерли не только они, умерло всё вокруг: и детство, и комната, и вся громада города, окружавшая столь же мёртвый и безмолвный дом. Алексей был снова здесь, в том пустом городе, в котором тогда он стоял под палящими лучами солнца, прислушиваясь к той жуткой и зловещей тишине, никак не решаясь войти в дом. Тогда он в ужасе убежал от той девочки, ибо ему показалось, что не проснись тогда он от внезапного падения, то страшный призрак догнал и задушил бы его своими ледяными объятьями. Но теперь вновь 
 очутившись здесь, он сам жаждал встречи с ней, что бы взглянуть уже без страха на преследовавший его кошмар, от которого он ещё не так давно пытался избавиться всеми способами, и задать ей вопрос: «Что же требуется от него сейчас?»
 Лёша знал, что именно эта девочка должна была ответить ему, и вполне возможно, что она и хотела сделать, если бы он  не обратился в паническое бегство. Он стал искать  её между почерневших домов, казавшихся теперь дряхлыми развалинами; призрачных улиц, которым не было конца- края, и на которых господствовал дух тлёна и запустения, усиленный моросящим дождём. Он высматривал эту девочку повсюду, звал её, но крик его одиноко отдаваясь от стен, моментально угасал в пелене шуршащего дождя. И вот когда он снова вышел к своему родному дому, то теперь уже без колебаний зашёл в него и поднялся к себе на этаж. Он просто был уверен, что встретит её тут, но увы.
Лёша вытянул вперёд руку и положил на полку, среди своих бывших игрушек и грязи её Бэтмэна, которого нашёл на том же месте, в луже у парадного. Теперь он почувствовал ледяной холод внутри себя, пробивший его насквозь. Ему вновь стало жутко: неужели это её месть, и он обречён теперь на веки, одиноко скитаться по покинутому городу, безуспешно пытаясь найти выход из этого места.
Алексей вновь подошёл к окну и в каком то оцепенении уставился на дождь, в этой тишине с неимоверным грохотом молотящий по ржавому железному навесу во дворе дома напротив. Всплеск воды где-то внизу заставил его вздрогнуть от неожиданности. «Кирпич упал!? - пронеслось у него в голове: Или идёт кто –то! Неужели она !?» . Сердце у него страшно забилось в груди, дыхание захватило и перед глазами его поплыли разноцветные круги. Двумя резкими пощёчинами он разогнал эту муть и пришёл в себя. Он высунулся в окно, насколько это было возможно, пытаясь заглянуть вниз, но на улице никого не было. Тем не менее он отчётливо услышал звон металла на лестнице, словно кто то зацепил ногой валявшийся на бетонном полу обломок трубы. Сомнения не было- это был не призрак а нечто материальное, и по всей видимости оно поднималось к нему на этаж. Каким то внутренним чутьём Лёща внезапно осознал, что это совсем не то, с чем он так желал встретиться, а что то новое, неведомое и очень опасное. Отступать ему было некуда, сзади была отвесная стена, за которой было пятнадцать метров пустоты и он, с треском отломав деревянный подлокотник от кресла, отступил назад к окну, приготовился к отчаянной обороне. «Дверь!- пронеслось у него в голове: О, боже! Я не запер входную дверь!!!»
Однако было уже поздно, он ясно услышал, как щёлкнул в прихожей замок, скрипнули петли и лёгкие шаги торопливо зашлёпали по коридору к его комнате. Это был человек, он шёл босиком и торопился, словно убегал от кого-то. Лёша сжал деревяшку, весь подобрался…Что то резко хрустнуло у него под ногой, он оступился и, мельком посмотрев вниз увидел, что стоит на осколках оконного стекла. А, чёрт!- он шарахнулся в сторону, и в тот же момент на пороге комнаты возникло истерзанное, обнажённое существо в котором с трудом можно было узнать женщину, ещё молодую, но замученную настолько, что она больше напоминала какое то адское видение, нежели ещё живого человека. На ней не было совершенно никакой одежды, тело и лицо её было сплошь покрыто грязью, засохшей кровью, ранами и ссадинами. Чудовищная худоба её могла поразить любое воображение: рёбра проступали сквозь кожу словно стиральная доска, глаза ввалились вовнутрь черепа, живот впал настолько, что, казалось, прилип к позвоночнику, уродливо выпиравшему вместе с лопатками со спины, которая была согнута словно от ревматизма – настолько она сильно ссутулилась. Оцепенев больше от изумления, чем от страха, Алексей несколько секунд смотрел не мигая на её ссохшуюся грудь, пепельно- серую кожу и редкие, слипшиеся клочья волос, покрывавших когда то голову. Неестественно тонкую и длинную как у замороженной курицы шею облегал высокий медный ошейник с обрывком верёвки, пропущенным через кольцо. Она судорожно дышала, облокотившись тонкой как свечка рукой с длинными, чёрными, вросшими в пальцы ногтями на дверную коробку, что бы не упасть, так как от слабости еле держалась на ногах, и уставилась на Лёшу огромными помутившимися глазами- единственным, что казалось живым в её облике.
«Помоги…-задыхаясь сказала, увидев, что Лёша хотел заговорить с ней: Или он будет опять мучить меня!»
Голос её был хриплый настолько, что Лёша еле разбирал, что она говорит.
Кто это он?- почти выкрикнул Алексей: Что здесь происходит?! Кто ты сама такая?!
Мощный удар сотряс всё здание, мебель вокруг подскочила, с потолка посыпалась штукатурка.
Он идёт сюда! Ямас- лама! Он идёт за мной! –истерично закричала женщина: Он будет твоим кошмаром, он твоим ужасом…
Новый удар поколебал стены и пол, с грохотом из шкафов посыпались истлевшие вещи, со звоном рухнула  на пол люстра. Алексей, не удержавшись на ногах, упал, женщина так же упала на колени, подогнув голову.
Удар следовал за ударом, здание ходило ходуном и, казалось, вот- вот рухнет, ураганный ветер ворвался в комнату, ледяной дождь потоком обрушился на пол. Алексею хотелось лечь, зажмурив глаза, кричать и выть от охватившего его животного страха, он особенно вдруг ощутил тонкую грань: уткнуться в ковёр, не видеть или слышать более этого ужаса, мягко потерять сознание и провалиться в спасительную тьму небытия, или раздирая мышцы и сухожилия рвануть вперёд, кроша зубы впиваясь в паркет. «НЕТ!»- вдруг крикнуло что то в нём и он, двинувшись за этим криком, вдруг  зарычал, и, вцепившись пальцами в мокрый ворс, пополз к ней.
Рывком он схватил её за руку и прокричал в упор: Я не оставлю тебя!
Не поддавайся ему, или с тобой будет тоже самое!- с трудом приподняв голову, прохрипела женщина.
И в тот же самый момент страшный грохот потряс всё вокруг: брызнули во все стороны щепки двери и крошки бетона; стена в комнате разлетелась вдребезги; мебель, разваливаясь в воздухе, кувырком полетела вокруг. Лёшу отбросило вправо и он, выпустив женщину, кубарем откатился в угол. Ослепительно яркий белый свет озарил всё вокруг, в комнату среди порывов леденящего ветра  шагнуло существо, при виде которого у Алексея застыла кровь в жилах.
Ещё в далёком детстве он слышал страшные истории про заболевших проказой, об их гниющей плоти, обезображенных лицах и отваливающихся конечностях. Страх перед темнотой всегда объясняется ребёнком присутствием в нём нечто враждебного ему, что должно придти и сделать что- то ужасное с ним. Для Лёши это был прокажённый, который должен был придти ночью к нему в комнату, когда родителей не было рядом и, обхватив его своими гнилыми руками, заразить его страшной болезнью.
Так вот именно тот самый прокажённый и стоял сейчас перед ним. Длинный балахон, полы которого развевались по ветру, покрывал его длинное тело. Капюшон был откинут назад, обнажая осклизлую голову, на которой невозможно было уже различить черты лица, пустые глазницы замес-то глаз и разинутую пасть, полную гнилых, чёрных, в разные стороны торчащих игл- зубов. Он раскинул в стороны непомерно длинные руки со свисавшими с них словно чёрные бинты лохмотьями кожи, и двинулся к скорчившейся на полу женщине. Лёша оцепенел, ноги его словно налились свинцом, когда он увидел его склизкое, сплошь покрытое гниющими нарывами и свищами тело. Но когда он подошёл ближе, то Лёша с ужасом разглядел, что это не просто язвы, а открывающиеся и закрывающиеся пасти, источающие словно слюну, покрывавшую его отвратительную слизь, с маленькими, но смертельно острыми зубами. Прокажённый остановился, глядя на скорчившуюся женщину, вытянувшую перед собой дрожащую руку, словно пытаясь защититься, с секунду навис над ней своими растопыренными крючьями пальцев, а потом обрушился вниз, вонзив длинные лезвия когтей в её плоть. Раздавшийся крик жертвы был едва слышен, но был настолько ужасен, что прошил Алексея словно электрическим разрядом. Он вдруг отчётливо понял, что если чудовище убьёт несчастную, то он навсегда потеряет надежду выбраться отсюда.
   В голове его точно ударил набат, оглушённый, потерявший от внезапно нахлынувшей на него ярости голову, он вскочил на ноги и со всей силы ударил прокажённого по голове своей импровизированной дубинкой.
Оставь её, ты, гниль поганая!- заорал он, отбросив отвратительное создание от своей жертвы и продолжая наносить ему беспорядочные удары. Прокаженный вырвал у него палку, словно тростинку переломив её пополам, отшвырнул в сторону, и резко вскочил на ноги. Времени, что бы испугаться у  Алексея не было, он схватил валявшийся в углу обломок торшера и, приготовившись к смертельной схватке, встал между пытавшейся отползти в угол жертвой и поднимавшимся на ноги убийцей. Внезапно ветер и свет исчезли, наступила мёртвая тишина, грянувшая как удар грома. Исчез и его враг.
Баба Иза?!- Алексей замер, широко раскрыв глаза и торшер сам собой выпал из его рук. Вместо ужасного больного перед ним стояла его бабушка, к которой он так стремился попасть.
«Лёшенька, внучек мой- сказала она со слезами в голосе, протянув к нему руки: Ты забыл меня, свою старую бабушку, не навещал, не писал, не звонил. Зачем ты так терзаешь моё старое сердце! Почему ты поступаешь так жестоко со мной? Я все годы ждала тебя! Я же так тебя люблю. У меня же кроме тебя нет совсем никого!
Я… помнил тебя- запинаясь проговорил Алексей, так смутившись её горьким упрёком, что совсем растерялся и замер на месте, не в силах что либо сказать или предпринять. Внезапно ему опять стало страшно и показалось, что бабушка настолько переживает за него, что, узнав о том, какой проступок он совершил, не перенесёт этого.
 Машинально сделав шаг назад, он наступил на что-то мягкое, резко пискнувшее под его подошвой, и  непроизвольно взглянув вниз, увидел валявшуюся на полу ту самую игрушечную собачку, которую он видел на стеллаже. Эта  игрушка, глянувшая на него ярко голубыми бусинками глаз, казалось, пронзила его насквозь, словно пробудив в нём какие то воспоминания. Алексей тряхнул головой, и оцепенение слетело с него словно душное покрывало.
«Ты врёшь!- заорал он и, молниеносно нагнувшись, выхватил из кучи хлама стеклянную бутылку, саданув ей с размаха об подоконник: Ты не моя бабушка!»  Сжав в руке горлышко, он ринулся вперёд, но  перед ним уже стоял громадного роста мужик, совершенно лысый, с серым, словно вытесанным из камня лицом. Проворно он перехватил его руку и заломил её  Алексею за спину, а второй неожиданно набросил ему на шею удавку из толстой тёмной верёвки. Лёша почувствовал, как жёсткая петля с неимоверной силой сдавила шею, перекрывая дыхание, как затрещал заламываемый плечевой сустав и со всей силы нанёс удар пальцами свободной руки прямо в колючие глаза противника…
Резкий гудок заставил его вскочить, он ударился головой о стену и полетел вниз, врезавшись головой во что-то. «Ой, ёлки!»- завыл он схватившись за затылок. Весь в крови, он сидел на полу, посреди купе поезда, разбив при падении голову о столик и рассадив локоть. Была ночь, вагон покачивался под мерный стук колёс, и из-за опущенной шторы мелькали огни проносящихся мимо станций и фонарей. «Эй, ты чего с полки упал?- сонно спросил густой бас с правого нижнего места: Цел хоть?»
Башню раскроил по ходу дела- простонал Алексей: Но жив. Пока. Извините.
Ие-х, молодёжь- рослый бородач приподнялся  с постели и включив свет, присвистнул: Ну ты, блин даёшь. Угораздило же тебя. Эй, товарищи, тут господину одному аптечка нужна срочно- обратился он к остальным пассажирам.
Через десять минут Алексей, сидя за столиком, вместе с попутчиками пил чай и смеялся над своим планированием на пол. Терапевт, по счастью ехавшая в одном купе с ним констатировала отсутствие сотрясения и переломов, только хорошую ссадину, непременно скоро превратящуюся в памятный шрам…
Он сошёл в Назрани, где не был уже лет 15 и естественно мало что помнил с тех пор. Бабушку он не хотел тревожить понапрасну, к тому же в его планы входило появиться неожиданно, преподнеся тем самым долгожданный сюрприз. С другой стороны ему не особо жаждалось искать приключения на свою голову в незнакомом городе и к тому же ещё в отнюдь не  спокойное время. С того места, где он стоял, привокзальная площадь была видна  довольно хорошо, Алексей видел колеблющуюся толпу, осаждающую маршрутки и стоящие на кольце автобусы.
Автобус. Он точно помнил что туда ходил какой то автобус, но какой его номер и ходит ли он сейчас. Раздумывая, Алексей медленно прогуливался по перрону, а потом встал у края, опустив обе руки на перила, и, вдыхая непривычно жаркий воздух, стал молча смотреть на город.
«Алексей?»- раздался сзади резкий, но негромкий голос. Он обернулся и увидел перед собой громадного бородача, выше его чуть ли не на две головы, с черной как смола густой копной взлохмаченных волос. Он вырос словно из под земли,  стоя к Алексею вполоборота, облокотившись об перила и куря трубку, распуская вокруг душистый аромат табака. На нём был чёрный пиджачный костюм не первой свежести и белая рубашка без галстука, расстёгнутая на волосатой груди.
Возможно. Чем обязан?- Лёша медленно повернулся к нему, приготовившись к разного рода неожиданностям, но увидев висевший на его бычьей шее серебряный крест, несколько успокоился- незнакомец был православным.
Не возможно. А точно. Твоя бабушка Гарцуева Изабелла Петровна точно описала тебя и велела мне привести тебя. – сказал новый знакомый.
Зажав трубку в зубах, он полез в карман и вытащил на свет маленький кулончик с какими то неизвестными, но очень знакомыми Алексею знаками. Вид этого кулона подействовал на Алексея ошеломляюще, и он действительно осознал, что этот человек и в самом деле был послан именно за ним. В то же время какое то внутреннее чутьё подсказало ему, что бабушка знает всё, что с ним произошло, и заранее ждала его приезда.
А как вас то звать?- спросил он.
Зови меня дядя Лёва- ответил тот: Я твою бабушку очень давно знаю. Я был совсем маленький, и она пупок мне лечила. И потом она лечила меня, и многих она лечила в селе. А спасла скольких, и счесть нельзя, десятки, сотни. Она сказала мне: «Лёва, езжай и встреть моего внука из Петербурга тогда то и там то. В беду он попал» Вот как.
А откуда она знала, что у меня проблемы?- вырвалось у Алексея, но на свой вопрос ответа он так и не получил. Он последовал за дядей Лёвой, они сошли с платформы и, перейдя через привокзальную площадь, подошли к припаркованной под деревом старой красной «Ниве».
Она всё знает. Она мысли читает. – Лев пикнул сигнализацией, открыл багажник, и, взяв у Алексея вещи забросил их вовнутрь: А голова чего замотана то?
- В поезде упал с полки.
- А то, смотри бабушка твоя ох рассердиться, если обидел тебя кто. Несдобровать тому будет, ох как несдобровать. Она у нас такая, так наказать может, что спаси Господь. Вот, годов так пять прошло, а я как вчера помню. Среди ночи бандиты нагрянули в станицу из лесу, человек тридцать, все с автоматами, патронов с головы до ног, а ножи такие, что барану башку отрезать можно. И сразу к бабушке твоей на двор, словно бес послал их к ней. Мы уж сами за стволы взялись- думали сейчас жарко будет. Да только вошли к ней, так и дунули все они вон из станицы кто куда, лишь за башку держась, да выли как шакалы, и стволы побросали свои. Только и видели их всех, и больше никаких лихих гостей так и не появлялось у нас. Все стороной нас обходили.
Так, чего боевики это были что ли- спросил Алексей.
- Да мы уж кое кого поспрашивали, что, мол происходит, да как. Говорят пришлые какие то, чёрт их знает кто они да откуда явились. Ну а от бабушки твоей и слова вытянуть не удалось.
Дядя Лёва нырнул на сиденье и запустил двигатель: Ну, поехали, дорогой. Не каждый день таких почётных гостей вожу.
Алексей, у которого после этого рассказа, отпали последние тени сомнения, тяжело плюхнулся рядом, на раскалённое от солнца кожаное сиденье.
Дорога заняла почти два часа, Лешу совсем разморило от непривычного солнца и он последние полчаса вяло созерцал окружающий пейзаж, время от времени погружаясь в дрёму.
Наконец «Нива» с натужным рёвом влетела в знакомую по давним воспоминаниям станицу, увидев которую сердце у Алексея подпрыгнуло. Здесь было всё так, как будто он отсутствовал здесь не 15 лет, а всего лишь пару недель. Всё: и колодец, и пыльная дорога и даже бабушкин дом практически не претерпели изменений, и были такими же, какими он запомнил их в детстве. Лёва ударил по тормозам и Алексей чуть не влетел головой в лобовое стекло. Он неторопливо, но с замиранием сердца, отстегнул ремень и, выйдя на жаркую улицу, в замешательстве остановился у машины. В тот же момент он увидел бабушку- высокую, худощавую, седую женщину, выглядевшую много моложе своих лет, облачённую в какой то яркий сарафан и с яркой косынкой на голове. Она держалась прямо а лицо её исперещённое морщинами было строго и холодно, словно сошедшее с какой то иконы. Когда Алексей увидел её, то его обуяла неописуемая радость и с него словно грязная одежда свалилось сразу всё напряжение, вызванное происходившими с ним событиями и он ощутил себя как вновь родившимся.
Лёва рассмеялся, увидев, как Лёша, с диким воем восторга, перепрыгнул через калитку и просто влетел в объятья бабы Изы, как её называли в станице.
Лицо знахарки расплылось в тёплой улыбке, когда она увидела бегущего к ней внука, которого не видела столько лет, и они несколько минут стояли молча, не расцепляя объятий.
Ну, здравствуй, баба Иза- проговорил наконец Алексей: Вот решился таки приехать. А то уж столько времени прошло. А ты совсем не изменилась, вот поверь ни на чуточку.
Зато ты вырос то как- сказала бабушка: Не узнать. Просто красавец, девки поди, прохода не дают?!
Да, что ты, ба. Какие девки, у меня сейчас…- Лёша взахлёб рассказывать о том как он живёт в Петербурге. При этом он не смог заставить себя коснуться настоящей причины, привёдшей его сюда, но видел, что бабушка дословно знает всё, о чём он ей хотел бы сказать, однако молчит до поры до времени.
Проходи в дом, то. Небось устал с дороги- сказала бабушка, пропустив его вперёд и, поблагодарив кивком Лёву, пошла следом за внуком к дому по мощеной камнем дорожке. Продолжая тараторить, он шёл перед ней, чувствуя, что она словно сканирует его со спины своим взглядом. Лёша вошёл в дом, поклонился иконостасу, как это всегда делала бабушка и остановившись посреди комнаты, оглянулся. Дом у бабушки был старый и одноэтажный, но каменный и добротный и имел три просторных комнаты. Обстановка в нём была очень простая и даже бедная: вдоль стен стояли простые деревянные лавки, посреди комнаты стоял круглый деревянный стол, покрытый клеёнкой, на полках, тянущихся вдоль фронтальной стены, в живописном беспорядке стояли тарелки и кастрюли, вперемежку  с различными травами и снадобьями. По всему дому шёл аромат каких то неведомых трав, щекотавший ноздри вошедшему. И ни каких следов современной техники, кроме старой газовой плиты, простенькой железной мойки в углу, да стоящего в одной из комнат небольшого японского, но старомодного телевизора. Поражало ещё полное отсутствие книг, однако Лёше было известно с детских времён, что бабушкины книги надёжно скрыты от постороннего взгляда на чердаке, куда вела крутая деревянная лестница. Бабушка молча размотала повязку на голове Лёши, смазала рану снадобьем из какой то склянки, пробормотала несколько слов, и, сделав пару, тройку пассов руками, принялась проворно готовить обед.
Ба, позволь помогу – Лёша засучил рукава.
Ой, не надо. Что ты. Лучше пройдись, посмотри садик, какой у меня цветной. Погуляй по селу, сходи на речку, никого не бойся - здесь тебя все знают. А как обед сготовлю, так позову тебя, ты меня везде услышишь.
Понял, ба. Слушаюсь и повинуюсь.- Лёша шутливо козырнул и вышел из кухни. Хотя он знал, что подводить его к разговору о страшных воспоминаниях бабушка не станет и что рано или поздно ему придётся придти к этой теме, но пока он не  был готов к ней. Поэтому, несмотря на всю радость от встречи, он предпочёл ретироваться, дабы случайно не коснуться её. Садик, как же как и село, мало заинтересовали его, и он просто решил походить по дому, навевавшему определённые воспоминания. Увидев лестницу, ведущую на чердак, он усмехнулся: бабушка никогда не пускала его туда, не смотря на все его горячие уговоры, а на все вопросы о скрытой в нём тайне отвечала коротким словом: «Секрет» Правда, один раз он всё же втайне пролез туда, и успел увидеть шкафы с лежащими и стоящими в них огромными и толстыми книгами, которым, казалось, числа не было. Однако бабушка сразу обнаружила вторжение, и прогнала его оттуда прежде, чем он успел что либо как следует рассмотреть, при этом она так рассердилась, что Лёша больше не рискнул повторить попытку.
Пройдя в третью комнату, Лёша присел на широкий диван и почувствовал, как что-то сильно мешает в кармане брюк. Он засунул туда руку и вытащил скомканный номер газеты НЛО. Тьфу, ты! Он увидел его валяющимся на заднем сиденье машины дяди Лёвы, и взял было полистать в дороге, но Лёва настолько уморил его своей болтовнёй, то, что бы ни обидеть его, он долго вертел газету в руках, а потом машинально засунул в карман. Он развернул номер и на первой же странице увидел заголовок: « Путешествия в Бардо. Миф или реальность?»
«…Согласно Тибетскому буддизму (ламаизму) душа человека состоит из двух частей: Лотоса, в котором словно раскаленные угли горят благие помыслы и деяния и который является сознанием и душёй человека. И его тёмная звериная сущность- основание лотоса, которое должно в течении жизни быть топливом для горящих в его чаше углей. Душа смертна. И после смерти физической умирает лотос-сознание, остаётся лишь одно подсознание. В нирвану попадает лишь тот человек, который за всю свою жизнь успел сжечь своё тёмное основание. Тогда его лотос не умирает, а переходит в высшее состояние. Однако большинству из нас предсказана судьба попасть в Бардо, где невежество, малодушие, гнев, лень и многие другие дурные качества и пороки проявляемые человеком при жизни, могут сыграть с ним злую ли роковую роль. В Бардо душа путешествует 40 дней, проходя различные испытания и встречаясь со страшными видениями. Для путешествия по Бардо каждый последователь ламаизма должен иметь БАРДО- ТХЕДОЛ -  «Книгу Мёртвых», в которой описано как само путешествие в Бардо, так и даны подсказки как избежать многих ловушек и не стать вечно голодным духом Гуем, не переродиться в низшее пресмыкающиеся, или, что хуже всего, вечно блуждать в Бардо, не найдя выхода…»
Лёша пробежал глазами статью, которая навела на него только скуку, но последний абзац вызвал у него момент задумчивости.
« … Ужасным кошмаром, подстерегающим путника по Барто, считается встреча с  Ямой, самым страшным воплощением Владыки Смерти. Вид его вызывает дикий страх и если умерший, потеряв голову от ужаса убежит от него, то заблудиться и обречён на вечные скитания во тьме лабиринтов Бардо. Если же он останется, то Яма будет задавать ему вопросы о деяниях при жизни, кладя чёрные камни в горсть злых дел, а белые в горсть добрых. Судимый таким образом должен помнить слова из БАРДО- ТХЕДОЛ: «..Владыки смерти тоже возникают из твоего сияющего ума. Они не из твёрдой материи…»
Однако только обладающий соответственным воспитанием и аурой человек сумеет преодолеть свой страх и морально победить страшного судью. Если же человек, уже заговоривший с ним вдруг от ужаса потеряет голову, или соврёт, то Яма нападёт на него, изломает его кости, разгрызёт его череп, выпьет его кровь, потащит на верёвке за собой, и будет вечно терзать душу несчастного…»
Лёша дочитал статью и в глубокой задумчивости положил газету на место. Последний её абзац навёл на него мрачные размышления- показалось что колючие глаза его ночного врага на миг вновь взглянули на него со страницы, и когда бабушка позвала обедать, решил именно за столом рассказать ей всё. Сев за стол он вслед за бабушкой пробормотал молитву, слов которой не знал и просто для вида бубнил что-то невнятное, но ясно произнёс «Аминь». После чего молча принялся черпать ложкой душистый суп, приправленный какими то чудными горными травами, и искоса поглядывал на бабу Изу, ожидая от неё вопроса. Однако она невозмутимо продолжала возиться у плиты, что то помешивая на сковородке, словно ничего не замечая.
Баба Иза- кровь бросилась ему в лицо и на мгновение стало жарко: А кто такой Ямас- лама?
Бабушка повернулась к нему, держа шипящую сковороду на весу и продолжая помешивать лопаткой, сказала: Правитель одной из областей Тибета, живший в конце 19 века. Он имел звание ламы и был посвящён во многие тайны, он постиг вершины магии и мог творить чудеса. Но вместо этого он пошёл по другой дороге. Равного ему мага не было тогда не только в Тибете, но и во всём мире: он мог взглядом убить человека, пройти сквозь стену, силой мысли перемещать предметы, читать мысли других. Однако лишь жажда авторитарности и алчность были его натурой, и ради них он готов был на всё. Не одну тысячу человек погубил он, пользуясь своей властью, которая действительно была велика. И если сначала он действовал, придавая своим преступлениям законный вид и толк, но когда почувствовал свою силу, то в открытую начал попирать законы Тибета и буддизма,  и не считался ни с кем. Его ненавидели, но боялись, и считали земным воплощением Царя Смерти Ямы ужасом потустороннего мира и прозвали Ямас-лама. Но когда он вздумал занять пост Далай-ламы и получил отказ, то пришёл в неистовую ярость и решил устроить переворот. Однако попытка не увенчалась успехом, он был лишён сана и с позором изгнан из Тибета. Тогда он объявил себя новым Буддой и вернулся вместе с китайскими оккупантами, что бы изничтожить тибетскую веру с корнями и установить свою собственную религию. Схваченных в ходе кампании пленников он подвергал нечеловеческим мученьям, заставляя полоняться «новому Будде». Непокорных он умертвлял, ошпаривая кипящей смолой или живым вскрывая черепа, тех же, кто покорился ему, заковывал в цепи и морил голодом и жаждой, заставляя питаться червивой падалью. Помогая китайцам, терроризировал он и простое население, воздерживаясь, правда, от массовой резни, но сжигая и разоряя целые деревни.  Однако бесчинства его продолжались недолго: введя войска, Цинское правительство решило избавиться и от этого колдуна, представлявшего для них не малую опасность. Его убили в ноябре 1911 года из-за угла, выстрелом в спину…
И неужели он позволил себя так просто застрелить?- вырвалось у Лёши.
- Те, кто убили его, прекрасно знали в  кого они стреляют, и как это нужно было делать. Не думай, что там были очень глупые люди. Тело его бросили на всеобщее обозрение, а потом сожгли на костре, прямо на одной из площадей Лхасы. Так и не стало кровожадного ламы, но долгое время упорно ходили слухи, что его видели то в Непале, то в разных областях Китая, а то даже в Европе… А с чего это ты заинтересовался им?
Да, вот просто так, статью прочитал, где говорили о нём, в самом конце правда, но всё же интересно стало.- последнее слово Лёша проговорил медленно, почти по слогам, а потом, резко положив ложку на стол и, посмотрев бабе Изе прямо в глаза чётко и раздельно рассказал ей всё, что с ним произошло.
Бабушка выслушала его, не мигая, словно застыв, а потом подошла к иконостасу и зажгла лампадку у иконы Спасителя. На улице совсем стемнело и по потолку метались тени мух, попавших под абажур кухонной лампы. Со звоном поставив на плиту чайник, бабушка повернулась к Алексею и, вытирая руки полотенцем, со вздохом произнесла:
Натворил ты, Лёша грех тяжкий. И не по недомыслию, а по умыслу злому своему. Позволил слабости своей душевной допустить до себя гнев с гордынею, и отняли они разум у тебя. На миг единый отняли, но свершилось то, что хотел ты. А ты знал чем это обернуться может, и желал этого, пусть на мгновение мимолётное, но желал всей душой.
Желал- ответил Алексей, словно зачарованный глядя на неподвижный жёлтый огонёк у образов: Зависть взяла, что ему всё дозволенно, а мне всякий норовит ткнуть.
- Страшен гнев Господа Бога нашего, но не менее беспредельна милость его…
Натворил я дел. А что делать мне теперь и не знаю – вздохнул Лёша: Батюшка в церкви сказал мне, что бы слушал я сердце своё. А оно меня к тебе и привело. Не гнева божьего боюсь я, а деяния своего ужасаюсь.
Бабушка улыбнулась, но настолько сдержанно, что Алексей не заметил этого, и продолжила холодно и сурово:
Господь безжалостен в поступках своих, но справедлив в деяниях. Он не даст милости уповающим на волю его,  не метает бисер перед свиньями, и не станет спасать заблудшие души, у него есть и другие дела. Он лишь может подсказать путь истинный, тем, кто в нём нуждается, а вот понять его подсказки сможет только тот, кто действительно этого хочет.
На кухне воцарилась необычная тишина, только шумел закипающий чайник, да потрескивала лампада. Лёша несколько секунд промолчал, словно прислушиваясь к чему-то, а потом уныло сказал: Эх, баба Иза, сумел бы я различить эти подсказки, тогда бы и не задумывался бы ни на миг. А то вот он знак этот лежит пред тобой, а ты в упор не видишь его, мимо проходишь и найти не можешь. Научи меня как их распознавать.
Слушай своё сердце- сказала баба Иза повелительным тоном: Оно подскажет тебе всё. У любого человека есть то, что все называют сердцем, и оно никогда не обманывает, только не все желают слушать его. Многие слышат зов его, но пренебрегают, уводясь ленью, страхом и эгоизмом…
Чайник засвистел на плите и она резко отключила его.
Но ты умеешь слушать сердце- ты приехал ко мне. Ты можешь победить эгоизм- ты судил себя сам, но не стал искать причин для самооправдания. Тебя пытались задавить страхом- ты справился с собой. Теперь все убедились, что ты есть тот, кем тебе предназначено стать. И моя задача теперь помочь тебе в этом.
Я не понимаю.- удивился Лёша: Кем или чем я должен стать.
- Сейчас ты всё поймёшь. Слушай меня внимательно и не перебивай. Для искупления проступка своего должен, приняв имя Охотник отыскать ты страждущих искупления вины своей, и объединить их всех. Найдено вами должно, быть источников святых числом десять до ночи первой месяца одиннадцатого. Тогда и появится народ страшный и доселе невиданный, коим имя будет Гога и Магога, и число им будет легион. Ведомы же они будут одним из худших вырождений роду человечьего имя которому будет Центурион. И должны вы принять битву жестокую не на живот свой, а на смерть. И будет с ними сам Ямас- лама и злая сила невиданная землёй, а с вами дух ваш и дух Господней. Теперь, когда я тебе рассказала всё, что тебя ожидает, то ты должен дать ответ сию же секунду, не раздумывая ни на миг.
Алексей внимательно слушал ни на миг не отрывая от неё глаз. Время перевалило далеко за полночь, в комнате стало чрезвычайно жарко и душно.
К искуплению ведёт много путей, но к сожалению далеко не все они мирные. Покаянием смиренным хочешь ли ты замолить грех свой,  или искупить, борьбой с силой злой? Кому хочешь уподобиться ты Святому Иову или Самсону. Это решать тебе и сделать выбор свой ты должен сейчас.
Алексей встал, неторопливо подошёл к окну и приоткрыл раму. Ночь ворвалась в комнату вместе с тёплым ветерком и тысячным хором цикад за стенами. Держа в руках чашку дымящегося чая, он сделал глоток и. прищурившись, спросил, глядя на тени маячивших во тьме кустов: Слушай, ба, своё сердце. Оно скажет вместо меня всё что отвечу я тебе. 
Не ведаешь ты, Алёша на что идёшь- сказала он немного погодя.
Я не испугался Ямаса-ламу во сне- ответил Лёша не задумываясь: А ты поможешь мне не испугаться его и наяву. Вот почему я и прибыл к тебе. Есть нечто более страшное чем Ямас-лама и все эти Гоги и Магоги вместе взятые. Ели суждено мне погибнуть от их рук, то пусть будет так, чем жечь будет изнутри меня сотворённое мною…
Он стоял спиной к бабушке и поэтому не увидел, но почувствовал, как исчезли глубокие тени, лежавшие в уголках её рта.
Он тихо рассмеялся: Вот видишь, баба Иза, я так и думал, что ты поймёшь меня. Стало быть ты не будешь сердиться, если вновь застанешь меня на чердаке…
Поел?- спросила бабушка.
Сыт как верблюд! Спасибо огромное!
- А теперь спать ложись. Давно ты уж не спал, выспаться надо тебе. Утро вечера мудренее.
Лёша пожелал бабушке спокойной ночи, и, выйдя в соседнюю комнату, с наслаждением растянулся на диване, подоткнув под голову подушку. Было темно и тихо, только лёгкий ночной ветерок поигрывал занавеской, да изредка мелькали в незанавешенном окне зарницы, отбрасывая призрачный отсвет на потолок. Он знал, что принял верное решение, и на него сошло ощущение глубокого и полного спокойствие, освежающее его истерзанный разум…
Через несколько минут в комнату неслышно вошла бабушка и остановившись посреди комнаты посмотрела на лежащего впотьмах внука. Лёша спал спокойным сном, не обременённым сновидениями, и уже никто не мог потревожить его. Баба Иза мягко развела руки в стороны, ладонями вовнутрь, неслышно сказала несколько слов и вышла, крепко прикрыв за собой дверь.

                ГЛАВА ПЯТАЯ.    
                …Вы прошли путь от червя до человека
                И многое в вас ещё червь… Ницше

Медленно сползший с вершин гор туман подполз вплотную к аулу и начал свою захватническую работу. Через полчаса он уже стелился по улице, поглотив деревянные, покрытые тёсом сарайчики, хибары и мазанки. Плотной, непроницаемой пеленой была закрыта вьющаяся грунтовка, единственная ветвь соединявшая глухой угол с остальным миром. Стало непривычно холодно, начал накрапывать мелкий дождик. 
Джамал приподнял воротник  и неохотно спустясь с крыльца из располагавшегося в самом начале аула дома, подошёл к дороге. Там, возле изгороди являвшейся границей  аула, была навалена баррикада из мешков, и стоял тяжёлый пулемёт, возле которого находилось трое дозорных. «Что там?»- спросил он у старшего, облокотившегося на мокрый мешок на баррикаде и смотрящего в туман.  «Машина едет! Легковая. Одна»- ответил тот и, установив Калашникова, приготовился вести огонь, хотя понимал, что вряд ли кто ни будь посторонний приедет в эту глушь, да ещё и в такое время. Правда, в доме командира уже с самого утра снова были таинственные гости, которых он только слышал, но не видел, так же как не знал когда, и как они приехали.  Глухой шум приближался. Джамал вытащил Вальтер и, взведя курок, снова сунул его за пазуху.  Из тумана, на огромной скорости, совершенно неуместной при такой видимости, вынырнул мокрый от дождя чёрный ВМw – семёрка с тонированными стёклами и раскосыми галогеновыми фарами.
 Автомобиль, скрипнув тормозами, остановился возле ограды. « Свои» - сказал Джамал, и вся четвёрка, как по команде, убрала оружие. Дождь как по команде превратился в град. Вышедший из машины направился прямо к ним, с отвращением ступая по мокрой траве лакированными туфлями. Этот приезжал сюда уже не один раз, и из всех таинственных посетителей Рустама охрана знала только его одного.
Однако все, кто был в отряде, не только не были в курсе дел хозяина, но даже толком не знали о нём самом ничего. Командир хорошо платил и не  любил любопытных, а они только исполняли его приказы.
Приветствую. Где амир.- не то спросил, не то сказал он, оглядывая унылый пейзаж.
Амир Рустам у себя. Он сейчас занят и просил не мешать ему.
Тебе что сказано. Проведи. Меня. К нему.- тем же бесстрастным тоном сказал приезжий. Говорил он негромко и ровно, очень короткими фразами, словно выстрелами, но без всякого выражения, как будто читал кому-то лекцию. Даже разговор он вёл словно, обращаясь не к собеседнику, а куда-то в сторону. И если изредка и встречался взглядом, с кем ни будь, то смотрел словно всквозь.
Джамал пожал плечами: Подождите, господин. Мне надо доложить о вас. Таков приказ амира.- добавил он, словно извиняясь, и не мог не заметить, как раздражённо дёрнулось лицо приезжего.
Джамал поднялся на крыльцо и, толкнув дверь, вошел в большую комнату с окнами, занавешенными плотными чёрными шторами и освещённую багровым отблеском пламени из огромного камина. При виде висевшего посреди комнаты привязанного к кресту, подвешенного к потолку, обнаженного тела, сплошь покрытого кровью и лохмотьями кожи, он остановился и с секунду смотрел на это зрелище. Под телом стоял медный сосуд, куда стекала кровь и было нарисовано мелом несколько таинственных знаков. Углы комнаты, так же как и пространство за крестом были погружены во мрак и он не сразу заметил Рустама, что-то вытворявшего в полутьме.
« В чём дело?» - спросил он, заметив Джамала.
- К нам прибыл Вельх.
- Впустить!
 « Вельх! Хорошую ему кличку придумали!»- скрипучим голосом сказал сидящий во мраке за крестом в правом углу. Лицо, голова и верхняя часть туловища его были погружены в темноту, но хорошо были видны его ноги в грубых кожаных башмаках, полы длинного балахона и костлявые пальцы рук, сжимающие огромную старинную книгу, лежащую на коленях.
« Пускай называют как хотят!»- отозвался ещё один, присутствующий в комнате и сидящий в противоположном углу. Он был целиком во тьме, оттуда изредка вспыхивал огонёк сигары, словно красный глаз. Аромат какого-то неизвестного табака расплывался по помещению сизыми густыми клубами.
Рустам ничего не ответил и молча продолжал своё дело.
В комнату неторопливой походкой, чуть прихрамывая на правую ногу, вошёл тот, кого звали Вельхом и остановился напротив подвешенного.
«FEROCIA ANIMI - HOC EST VERITAS!»- сказал он приглушённо: Вызывали? Я на зов. Явился.
Входи- ответил Рустам: Я сейчас закончу. Он вышел из тени и присел на корточки перед распятым. В руке его была зажата длинная кардиологическая игла и он внимательно выбирал место куда её воткнуть. Всё тело несчастного было утыкано этими иглами, так что на нём практически не осталось живого места, однако он был жив, но находился на грани шока и уже не реагировал на своего мучителя. Он искал на теле жертвы определённые точки, куда и вонзал иглы, сначала очень медленно, пока жертва была в сознании, а потом уже торопливо, что позволяло растягивать пытки, не умерщвляя жертву, и заставлять её страдать до бесконечности. Рустам  превосходно знал, как это делать, что он сейчас и демонстрировал.
Амир- сказал первый: мы перестаём понимать твои действия.
У вас появились вопросы? Это меня радует - Рустам плавным движением погрузил иглу в плоть, но подвешенный уже не отреагировал на это действие: Так спрашивайте.
Мы не понимаем всего этого- первый указал длинным костлявым пальцем на распятого: Ты снова позвал нас сегодня сюда, и мы хотим спросить тебя. Мы знаем, твой арсенал пыток бесконечно обширен, но скажи нам, как это поможет нам в решающей битве? Ты же сам говорил, что выиграть её мы можем только сообща, поэтому мы хотим взаимопонимания. Мы уже много раз собираемся в местах подобных этому и уже потеряли счёт доблестным войнам, которых ты растерзал пытками, соответствующих с желаниями твоими. Инквизиторы жестоко ломали и жгли ведьм, но с целью признания, а здесь мы зреем только жестокость, но не узрели смысла её до сих пор.
Я отвечу вам на ваши вопросы - ответил Рустам: Чувствую, время пришло.
 Он вытащил из металлического подноса, стоящего у его ног, ещё одну иглу и, внимательно вглядевшись в свою жертву, вонзил её под сосок с молниеносной быстротой.
Многих я выбирал из многих - продолжал он: И только самые из самых попадали ко мне- самые лучшие. И из них я выбираю самого лучшего, а остальные считаются слабым звеном, и я прощаюсь с ними.
В прошлый раз был более превосходный муж, нежели этот. Он был сильнее, красивее, выше и опытнее этого.- возразил второй: И ты подвесил его крюками за пятки его к потолку, а потом прошивал торс его проволокой стальной от макушки до пят. А прошивши бросил его в яму сырую, где он умер в мучениях. А теперь взял этого и тоже мучаешь его. Чем тот не устроил тебя? Зачем ты умертвляешь за непригодностью подобных прошлому, чтобы после проверять на пригодность более низких?
К тому же из числа всех воинов были многие, кто сильнее, храбрее и лучше тех, кого ты уже отобрал - кого мы доставили тебе. - проговорил второй, выпустив густой клуб дыма:  Но ты не призрел их и опять назвал слабым звеном.
Сумеет ли кто ни будь совершить что ни будь великое, если он не ощутит в себе достаточно силы воли, достаточно решимости принять великие мучения? Я ищу наилучших!- ответил Рустам: Все, которые меня заинтересовали попали ко мне, но я сомневался в них и мне нужно знать подойдут ли они мне. Это я узнаю путём подвергания плоти их мукам. Многие из них долго терпели, но не выдерживали и ломались, разочаровывая меня. И я пускал их в расход. Тех, же кто не ломался, подвергал я душевным мукам, которых почти никто из них не перенёс. Вот он- Рустам кивнул на неподвижное тело: потерял сознание в пятый раз, но до сих пор не сломался, и  он не умрёт, потому что достоин перейти дальше. А если бы он сломался после первого же укола и перестал быть хозяином в собственном разуме, то я бы прикончил его сразу.
Он может умереть от шока. Или кровопотери- сказал Вельх: Если ты и дальше будешь. Его истязать.
Я знаю своё дело.- Рустам посмотрел на него в упор, и в глазах его словно завертелись чёрные водовороты: И когда они ломаются, и когда нужно прекращать, и когда можно переходить дальше, и когда умертвлять.
Вельх отшатнулся и, отступив назад в тень, замолчал.
А потом он- продолжил Рустам: очнётся в яме с иголками в теле и связанными руками, которые не дадут ему долго лежать неподвижно. Каждое движение будет причинять ему невыносимую боль. Дождь будет его мочить, холод выкручивать, сжигать голод и томить жажда. Всё вокруг будет давить на него и кричать о неизбежной смерти: и боль и яма из которой он не сможет выбраться и сознание того что никто и ничто не поможет ему. И если он сломается и будет мечтать о смерти, как о избавлении от страданий, то только тогда я позволю ему умереть, но страдать он будет и после смерти.
А те, кто вырвался от тебя- спросил первый: те пятеро. Разве они были не те, кого тебе не удалось сломать. Зачем ты отпустил их? Ведь ты сам только что дал понять нам что ищешь именно таких.
Я позволил им убежать, это так - Рустам вышел на свет, оттирая окровавленные руки, чёрная цепочка из з переплетения шипов и ветвей мутно поблёскивала н его шее: Они  в отличии от многих прошли испытание и заслужили право носить 2zxx, и я дал им эту возможность, но четверо из них не смогли перенести её, и она сожрала их изнутри.
Непонятно одно- сказал курильщик сигары: А что пятый? Он не сломался и пресловутая 2zxx прекрасно прижилась в нём. Сила его и злоба растёт с каждым днём. А ты опять отметаешь, продолжая поиски по- новому. На чём основан выбор твой?
Вельх, расскажи-ка нам о номере пятом.- Рустам ногой отодвинул из под тела сосуд в сторону.
Боль. Которая была причинена тобой. Она сожгла его внутренности. Она сожгла его лицо. Но он смог возненавидеть. Он создал свою справедливость. И он сам творит её. Он ждёт встречи с тобой. Это будет верх его справедливости.
Месть целиком завладела им- проговорил Рустам: я так и думал. Это великое чувство и не каждый способен иметь его внутри себя. Но любая идея хороша до тех пор, пока не превращается в манию, иссушающую разум, делающую его подобно флюсу. Лучше номера пятого я не видел ещё никого и я возьму его, стоит мне только протянуть руку. 2zxx уже должна закончить своё формирование в нём, однако процесс глобального превращения ещё не начался. Но он не есть мой идеал, вот почему, я не вводил ему катализатора, так же как и остальным четверым. Легионеров можно будет штамповать и мгновенно, но Центурион совсем другое дело. Вот почему пока мы ещё имеем время, я имею желание продолжать поиск возможно того, кто будет ещё лучше номера пять…
Рустам усмехнулся и щёлкнул пальцами. Тело распятого само собой рухнуло с импровизированного креста, и глухо ударилось об пол. На полу растеклась лужа крови, которая тотчас же начала медленно стекать в щели между досок.
Джамал! - крикнул Рустам и в дверном проёме показался громадный бородач: Прижечь ему раны, чтобы кровью не истёк, и бросьте его в яму, пока не очухался.
Джамал обернулся и что-то крикнул в проём, в комнату вошли двое боевиков с автоматами, закинутыми за спину. Подхватив тело распятого, они выволокли его из комнаты.
Аккуратнее там! - крикнул Джамал, выходя следом: Башку ему об угол не проломите!
 Для этого дела нужно двое. Одного ищу я, но нужен ещё и второй- сказал Рустам, когда они вышли: Аллах сказал мне, что подберёт и пришлёт его сам. И это будет тот, кто угоден лично ему. И он попадёт прямо ко мне. А пока он не нашёл ещё, у меня есть время на свой поиск.
Со двора донёсся заунывный крик, переросший в протяжное пение.
Час молитвы- усмехнулся первый: Ничто не заставит правоверных отказаться молиться в положенное время. Vox populi, vox Dei.
Вельх перекосился: Ненавижу это завывание, режет слух как гвоздём…
Тихо- Рустам поднял руку вверх: Аллах сейчас сойдёт сюда. Я чувствую его.
Сидящий слева щёлкнул пальцами, и в глубине комнаты со скрипом отворилась потайная дверь, ведущая на внутренний двор. Ледяной порыв ветра ворвался в помещение и в один миг загасил камин и заколыхал шторы. Холодный синий свет из дверного проёма озарил лица сидящих, доселе скрытые мраком. Один за другим они двинулись к выходу и спустились по ступеням во внутренний двор. С неба валил густой снег, запорошивший всё вокруг: и кусты и деревья и крыши домов плотным покровом, что было совсем нехарактерно для этого времени. Видимость упала до нуля, и на расстоянии трёх шагов уже ничего нельзя было различить из-за
белой кружащейся пелены. Рустам вышел вперёд и, встав посреди двора, поднял обе руки вверх. Ветер трепал его длинные волосы, борода и плечи стали в момент белым, но он стоял неподвижно, задрав голову вверх, и слушал то, что не мог слышать никто кроме него…
Спустя несколько минут он медленно повернулся к стоящей за его спиной тройке гостей, которые неподвижно, словно окаменев, смотрели на него. Губы его разошлись, оскалив зубы, в победной улыбке: Аллах сделал свой выбор. Время моё вышло.
Кто это?- спросил Вельх: Как имя Охотника?
 Снег прекратился так же внезапно как и начался, утих и ветер. В наступившей мёртвой тишине прозвучали слова Рустама особенно громко: Имя его Алексей. Он совершил уже своё деяние и сам явится сюда.
И что ты будешь делать с ним?- глухо спросил курильщик.
Вы всё увидите сами, когда придёт время.- ответил Рустам, продолжая пристально смотреть на небо, вновь покрывшееся тяжёлыми облаками: А пока я буду ждать его...
Ты сказал, что время вышло. И ты должен сделать свой выбор и должен сделать это прямо сейчас и ни мигом позже - сказал держащий книгу: Кто будет Центурионом? Мы должны это знать.
 Я сделал его. Номер пятый, только он и он один тот, кто нужен мне. Теперь я лично займусь им - Рустам медленно развернулся и неторопливо двинулся  к двери.
В комнате, когда все расселись по местам, а   Рустам позвал Джамала, Вельх остановился перед висящим крестом, и с кривой усмешкой посмотрел на медный сосуд, стоящий посреди нарисованной на полу пентаграммы: Амир, что ты будешь делать с тем, в плоти которого теперь стало столь много железа? Он ведь теперь больше тебе не нужен.
Амир промолчал и вместо него ответил вошедший Джамал, доложив о том, что пленник скончался.
Вот и проблема- проговорил Рустам: Решилась сама собой. Но если бы он выжил, то я подарил бы ему жизнь, свободу, а при его желании даже и нечто свыше того. Ex officio!
Он поднял с пола окровавленную иглу и, задумчиво повертев в руках, со звоном бросил в поддон.
Что делать с остальными?- спросил державший книгу (Ещё три пленника ждали своей очереди побывать в этой комнате.) : Их надо убрать и поскорее. На обложке его громоздкой книги ослепительно ярко полыхнули буквы надписи: Lieder Scanska. 
А зачем? Они больше не интересуют меня. Отпустить их, и пусть убираются на все четыре стороны. Вы же ждите моего знака. Adios! - и резко повернувшись, вышел из комнаты.
В глубине коридора стоял Джамал, который пропустив его вперёд, вышел следом за ним из дома. Серый свет пасмурного дня моментально преобразил его внешний вид- густая борода исчезла, уступив место массивному подбородку, исчезла и густая шевелюра давно нестриженных волос, открыв мощную квадратную голову пепельно- серого цвета с колючими прорезями узких глаз. Платье его было чёрного цвета, и вместо чёток на его мощной шее висела массивная чёрная цепочка, состоящая из диковинного переплетения ветвей и шипов. Правое его запястье украшал тяжёлый серебряный браслет, состоящий из гирлянды бычьих черепов.
Ты всё слышал?- спросил у него Рустам даже не оборачиваясь.
- Да, всё до единого слова.
И что, лама, скажешь на это?- Рустам продолжал пристально смотреть а скрытые в тумане далёкие вершины, будто всматриваясь куда-то.
Я на их стороне- ответил Ямас: Мне так же не нравится Центурион.
Вот как! Ты удивляешь меня!
Если ты не сумел лишить его смелости обличьем своим, то боязнь пришла к тебе самому- ответил Рустам: Вот что я вижу теперь.
Твой Центурион всего лишь ослеплённая злобой тварь- возразил Ямас: И если сейчас Охотник ещё слаб, то потом он одолеет его…
Выбор Центуриона сделан- оборвал его Рустам: И обсуждению не подлежит. Сейчас меня ждут дела. Присмотри здесь пока.
Да будет так!- сказал немного промолчав Ясмас.
Фигура Рустама уже давно скрылась за углом, а он всё стоял недвижимо как изваяние. Наконец он словно очнулся и, резко перебросив камни в одну руку, повернулся.
Ифрит Сайлах - негромко сказал он: Выйди ко мне сейчас же.
Я здесь, повелитель.- в глубине кустов возникла чья то тень, отливавшая зелёным фосфоресцирующим сиянием и тот час же вокруг распространился сильных запах серы.
- Внучек явился к любимой бабушке. Устройте ему встречу и приволоките его ко мне. А если не сможете взять его живым, то убейте его.
- Повелитель, Князь разгневается на вас, если вы сделаете так. Это пойдёт в разрез с его планами. Я просто хочу предостеречь вас.
- Знаю. Он узнал о своём предназначении и сам выбрал его по собственному согласию. Он уже называется Охотником и уже имеет некоторые навыки, но в критической ситуации не сумеет ими воспользоваться сполна. А это будет называться не убийством, а несданным экзаменом…Имейте ввиду, старуха тоже хорошо знает это, поэтому бдит сейчас за ним в оба.
- Слушаюсь и повинуюсь. Как прикажете это сделать?
- Сделайте это во время Бараата Аль Бараа, во время священного праздника Князь не сможет усмотреть за всем. Внезапно и без лишнего шума. Задавите его физически, магию использовать запрещаю- в том случае Князь может засечь вас. Главное не дайте старухе прийти к нему на помощь, иначе вам крышка.
- Слушаю и повинуюсь.- раздался тихий шорох и Сайлах исчез, растворившись в кустах, вместе с ним исчез и удушливый запах...

  / глас народа - глас божий. Лат./
/По обязанности. Лат./




                ГЛАВА     ШЕСТАЯ.               
                …Кто не хитростью добивается успеха,
                а честно зарабатывает его, тот не чувствует
                победы, и ещё меньше опьянения.
                Генрих Манн.
…

 



                Лёша открыл глаза и увидел над собой грубый потолок из серых, плотно подогнанных друг к другу досок. Через прозрачный тюль в комнату пробивалась солнце, наполняя комнату золотистым светом, в котором медленно летали пылинки. Возле кровати стоял деревянный стул, на котором была сложена его одежда, громоздкие настенные часы из тёмного дуба показывали половину девятого. Алексей вскочил на палас, лежавший возле кровати и с наслаждением потянулся: казалось, впервые за много лет он так хорошо выспался и был полон сил и жизненной энергии. Наскоро одевшись, он вышел на задний двор и замер на деревянном, высоком крыльце, очарованный пейзажем, на который вчера не обратил внимание. Перед ним был залитый солнцем обширный двор приусадебного хозяйства, (палисадник располагался по другую сторону дома), на котором с шумом и гвалтом в пыли копались многочисленные куры, утки и другие домашние птицы. Тут и там стояли корытца, наполненные водой, горстками лежали зёрна пшена и риса. Справа располагался сарай, где, по всей видимости, содержались свиньи, прямо смотрел распахнутыми воротами большой хлев,  из которого виднелся неторопливо жующий что то телёнок. Двор окружал высокий частокол из за которого синели далёкие вершины гор, воздух был немножко пыльный из за птиц, но удивительно тёплый и ласковый- всё выглядело умиротворяющее, и совершенно не верилось, что где то совсем рядом время от времени проливается кровь и по лесам продолжают шнырять вооруженные люди.
Боковая калитка открылась и во двор вошла бабушка, одетая в простой сарафан и передник, несущая ведро с водой. Заметив Лёшу, она улыбнулась: Выспался, касатик? Нет, нет, я сама справлюсь, лучше иди, умойся и садись завтракать.
Бабушка, сразу после завтрака, усадила Лёшу на стул и несколько секунд всматривалась, показалось в самую глубину его существа, делая руками лёгкие пассы вокруг его головы. « У тебя нехорошая аура - сказала она весьма сурово: С таким душевным состоянием ты не сможешь постичь то, за что собираешься взяться. Тебе предстоит серьёзная работа над собой.»
Я готов, но я не знаю что мне нужно сделать- ответил Лёша.
Изабелла вышла из комнаты и вернувшись с суровым свёртком в руках, бросила его Алексею.
Развернув его, Лёша с улыбкой увидел простые полотняные штаны и просторную славянскую рубаху без орнамента.
Что бы постигнуть вершины, тебе нужно начать с достижения собственной внутренней гармонии. Это можно постигнуть только путём саморегуляции. А для этого необходимо научиться созидать все пять элементов окружающей природы. Тебе необходимо слиться с ней и стать неотъемлемой частью её, отказавшись от всех эгоистичных помыслов и благ цивилизации, оставив же себе лишь самое необходимое.
Лёша начал расстёгивать на себе рубашку.
Ты будешь жить здесь, но будешь делать только так, как скажу я; есть только то, что разрешу я, и вести себя так подобает послушному ученику. Я же буду давать тебе советы, которые помогут тебе преодолеть тебе эту лестницу ступень за ступенью…- бабушка неторопливо вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Через минуту Алексей, облачённый в широкую, длинную рубаху и короткие штаны, поднимающиеся на два пальца от щиколоток, стоял посреди комнаты, сложив руки на поясе. Волосы его были собраны назад в короткую косичку, на ногах мягкие кожаные сапоги, завязанные на голенях грубой бечёвкой. Бабушка оглядела его с головы до ног и, подойдя, надела ему на шею круглый деревянный амулет, висевший на простом черном шнурке.
Ну вот теперь ты готов начать- с еле видным удовольствием сказала она: Нужно полить цветы в палисаднике, а потом распилить три лесины и порубить на дрова. А мне нужно идти, меня уже ждут люди…
Бабушка повернулась и медленно с каким то, как показалось Лёше, торжественным высокомерием пошла на наружный двор. Алексей посмотрел ей вслед и, войдя в хозяйственный сарай, вскоре появился оттуда, неся на плече словно саблю длинную пилу…
С того дня началась его новая, полная совершенно других ощущений и красок жизнь, по своему укладу разительно отличавшаяся от того серого существования, которое он вёл в Петербурге. День его начинался в пять утра: он бежал на мокрый от росы луг, где под неусыпным руководством бабушки два часа на голодный желудок делал динамические и дыхательные упражнения из системы Цигун. После лёгкого завтрака следовала получасовая медитация, а потом начиналась тяжёлая работа на свежем воздухе. Лёша помогал не только бабушке, но и всем жителям села, к которым она направляла его в помощь и, через пару месяцев, он мог не только справляться с сельским трудом, но и весьма неплохо освоил профессию каменщика и плотницкое ремесло. Он жил словно в монастыре по чёткому режиму дня, установленному гуру Изой- так он шутливо величал бабушку, питался так, словно сидел на строгой диете, ни минуты не сидел без какой либо работы и поэтому каждый день ложился спать, еле волоча ноги от усталости. Но именно этот режим оказал существенное влияние на его внутреннее состояние: он стал ощущать себя совсем другим человеком, чувство разочарования в жизни  и хронической усталости как рукой сняло, к нему вернулся здоровый сон и аппетит, исчезли страх и нервозность, он чувствовал как к нему возвращаются силы. От прежней нерешительности и неловкости не осталось и следа, даже мозг его стал работать удивительно ясно и свежее- он легко мог видеть решение таких трудностей, которые ввели бы его раньше в полный тупик. И если раньше с устным счётом у него были ни малые проблемы, то теперь он запросто мог делать в уме довольно сложные вычисления из пяти и шестизначных чисел. Изменился он и физически: движения его стали плавные и стремительные, ходить он стал по-кошачьи ловко и бесшумно. Если бы теперь его увидели его прежние товарищи, то они не узнали бы прежнего тюху, вызывавшего у них лишь насмешки, в этом
Даже взгляд его ещё не так давно измученный и отчуждённый стал теперь твёрдым и вглядывающимся в глубь собеседника. Сам он не видел особых перемен в себе, однако отметил, что зрение, обоняние и осязание стали гораздо острее: он начал различать оттенки цветов, звуки, запахи, неведомые ему доселе. Камни, кусты, деревья, следы птиц и животных, бывшие раньше для него лишь неодушевлёнными предметами, теперь будто обрели язык и пытались рассказать ему что то неведомое. Каждая мелкая деталь из окружающего пейзажа, которую он раньше не замечал, сейчас сама бросалась ему в глаза и говорила ему о произошедших вокруг событиях настолько ясно, что теперь Лёша на все сто соглашался со своим любимым персонажем Шерлоком Холмсом, что нет ничего важнее мелочей…
Каждый день к бабушке проходило довольно много людей разных национальностей и сословий, иной раз у дома выстраивалось подобие очереди, терпеливо ожидающих пока их примут. Одни из которых, судя по всему, приезжали издалека - Лёша видел от дорогих иномарок, до осёдланных ишаков. Другие же приходили пешком – кто- то поодиночке, а иные и целыми семьями, несколько раз он видел как кого то, вероятно тяжело больного, приносили на носилках. Бабушка не препятствовала Лёше общаться ни с кем из посетителей, но и сама не звала его в дом в тот момент, когда там был кто-либо из них. Поэтому он и сам старался избегать общения с ними, решив сам для себя, что в бабушкины дела ему лезть нечего. Лёша даже старался не обращать на них внимания, хотя время от времени украдкой разглядывал отдельные интересные персонажи, или, случалось, еле сдерживал отвращение при виде определённых личностей. Бабушка ни отказывала никому, он только обратил внимание, насколько был высок её авторитет- все гости без исключения оставляли оружие, кто охотничье, а кто и автоматическое, при входе во двор. За всё это время Алексей не видел не только ни единого инцидента, но и не слышал, что бы кто то хоть раз повысил голос у них в доме, хотя несколько раз он засёк по всем признакам весьма влиятельных фигур.
День с самого утра задался неимоверно душным и жарким- на небе не было ни облачка ни ветерка, солнце шпарило нещадно,  улица раскалилась, и воздух плыл над разогретыми крышами домов и сараев. В доме все окна были раскрыты нараспашку, но в доме была приятная прохлада и тень. Услышав по местному радио пение муэдзина, Лёша передвинул на календаре красный квадратик на воскресение- шестое августа и довольно потёв руки, двинулся на задний двор. Сегодня подошёл к концу второй месяц со дня приезда его в этот глухой уголок, и эта небольшая дата пришлась как раз на Бараата Аль Бара. В подобные дни посетителей у бабушки было крайне мало, а то вовсе и не было. Так было и на этот раз: большинство народа двинулось на молитву, бабушка же занялась очередным посетителем- бледным и исхудавшим парнем лет 15, которого привела высокая толстая женщина, судя по говору украинка.
Лёша, тихонько насвистывая «Вечерний звон», сидел на скамейке во внутреннем дворе, и глядя на копавшихся в жаркой пыли кур, заштопывал кривой иглой порванную штанину.
Вечерний звон, ве-е-е-черний зво-о-н… Ох, ёлки! – он дёрнул рукой, загнав иголку под ноготь.
Петух, сидевший на заборе, и, казалось, наблюдавший за его действиями, захлопал крыльями и насмешливо закукарекал. Лёша погрозил ему кулаком и, сделав последний стежок, удовлетворённо посмотрел на свою работу.
 За его спиной со скрипом отворилась дверь и на крыльцо вышла баба Иза.
- Лёша.
- Да, ба.
- Принеси воды. Мне нужна вода, целое ведро. Только набери не из колодца и не из бочки, а прямо из реки. И будь осторожен.
- Минуточку, ба.
Леша отгрыз нитку, и, подхватив красное пластмассовое ведро, поспешил к калитке, однако проходя мимо двери в кухню, вдруг с досадой махнул рукой в воздухе: «Эх, растяпа. Так и оставила на столе… Ладно, по дороге обратно занесу.»  Это относилось к ушедшей несколько минут назад соседке, тоже русской, частенько приходившей к бабушке попить чайку. Бабушка всегда радушно принимала эту одинокую, страдающую слабой памятью, но чрезвычайно болтливую старушку, которой постоянно давала какие то травы и отвары. Марья Ивановна, так звали её, готова была говорить часами, и у Лёши, который ей чрезвычайно понравился, первое время просто голова шла кругом от её трескотни. Но потом он привык и не раз после её посещения, посмеиваясь, бежал к ней домой, относя данное ей бабушкой какое ни будь снадобье, забываемое ей же самой на столе. Так было и на этот раз. Он торопливо вошёл на кухню, где на столе возле тарелки с половиной яблочного пирога, стояла гранёная бутылка, наполненная тёмно-красной жидкостью. Это было особое монастырское вино, которое хранилось у бабушки в погребе, в большой дубовой бочке и судя по вырезанному на стенке бочки кресту, было освящено. Лёша несколько раз видел как бабушка давала его посетителям и решил, что оно по всей видимости обладало целебными качествами.
Засунув бутылку за пояс, он вышел за калитку, и уверенно прошагав с полкилометра, вышел на берег широкой и весьма глубокой горной стремнины, бегущей словно в небольшом ущелье, проделанном за многие года её водами в скалистом ландшафте.
Лёша поставил ведро на плоский камень и уставился на бушующий горный поток, с неукротимой яростью нёсший пенные гребни между видневшихся из воды скал и валунов. С минуту он стоял, созерцая мощь его напора и слушая раскатистый рёв, затем наклонился, подняв с земли сухую ветвь и, бросив её в поток, провожал взглядом, смотря, как её бьёт и крутит стихия. Затем он двинулся вниз, к кромке воды, аккуратно ступая по скользким камням, балансируя в воздухе одной рукой и держа ведро другой. «Не загреметь бы!»- подумал он, и тут же, поскользнувшись, треснулся ногой о камень, едва сдержав брань. Упоминать нечистую силу и разные неудобно сказуемые слова в суя,  бабушка отучила его в первые три дня гостевания настолько прочно, что теперь даже наедине с собой он не рискнул бы нарушить это табу. Со стоном он потёр ушибленное место и, чуть не упав ещё пару раз, встал у края потока, держа в руке верёвку, привязанную к ручке ведра, внимательно прицеливаясь перед броском. Бросок, всплеск- и он уже вытягивал полное горной воды ведро назад, после чего поставил его рядом с собой на камень. Пару минут ещё он любовался стремимой извилистой рекой, окаймлявшей её скалистыми, но поросшими зеленью берегами, далёкими синими очертаниями гор, раскалённую от солнца тропу, ведущую в скрытый за скалами посёлок. По всей видимости этим местом для набора воды пользовались с давних времён, о чём свидетельствовала древние каменные развалины то ли раунды, то ли часовни, с полукруглым каменным куполом и арочным входом,  стоящая на плоской, специально обтёсанной скале возле тропы, которая по всей видимости когда то давно была большой дорогой. Кто знает, может, в давние века здесь был и мост. Лёша отстегнул от пояса флягу с артезианской водой и сделал огромный глоток, с наслаждением ощутив её изумительно чистый вкус. Он с наслаждением тряхнул головой и, закрутив крышку, вновь повесил её на пояс. Бабушка ждёт его, надо поторопиться.
Алексей поднял ведро и, аккуратно ступая между камней, поднялся наверх, оказавшись на дороге, прямо напротив развалин. Услышав глухой топот и блеянье, он посмотрел на дорогу и увидел бредущее в пыли со стороны села маленькое овечье стадо, за которым следовала высокая, сгорбленная фигура древнего старика. Он был облачён в длинную пропылённую чёрную бурку и папаху, опирался одной рукой на суковатую деревянную палку, а в другой нёс большую мутную бутыль. У него была густая длинная, белая борода, добродушное морщинистое лицо, он еле поспевал за стадом, и, казалось, с трудом передвигал ноги. Увидев Алексея, он остановился, поставил бутыль на землю и,  взявшись обеими руками за свой грубый посох, улыбнулся, произнёся на русском языке с сильным акцентом: « Здравствуйте, молодой человек, да хранит тебя судьба от всех напастей!»
Здравствуйте- сказал Алексей почтительно. Он был немного польщён радужной улыбкой старика и его дружелюбием, однако тренировки его бабушки не прошли для него даром: он быстро научился с ходу оценивать каждую мелочь окружающей обстановки. Ему показалось немного странным приветствие, в отличие от того как приветствовали его все знакомые мусульмане, которые постоянно упоминали имя Аллаха. Кроме того он никогда раньше не видел этого старика, так же как ближайший водопой находился много ниже по течению.
Как вас зовут, молодой человек- спросил старик, подходя ближе.
Нет, этот старик был слишком дряхл, что бы быть связанным с бандитами, поэтому, не смотря на необычное поведение, Лёша решил поддержать разговор.
Алексей- ответил он: А вас.
Меня зовут Сагиб Хаимович- ответил чабан: Вы, я полагаю не из местных?
- Да, я приезжий из России.
- Из Москвы?
-Нет из Петербурга.
Эх, никогда не бывал в Ленинграде- вздохнул старик: А вы бы где хотели побывать?
Однако странный он какой-то- промелькнуло в голове у Алексея, но обижать старика, резко оборвав разговор, он не хотел, поэтому вслух сказал: Мне нравиться здесь. Извините, пожалуйста, меня ждут. Я пошёл за водой и, боюсь, обо мне будут беспокоиться…
А, так ты внук Изабеллы Гарцуевой?! Очень, очень приятно…- старик прямо расплылся в улыбке, но заметив, что Лёша подхватил ведро, попросил: Алексей, дай пожалуйста, напиться воды, мне очень трудно спуститься вниз.
Лёша поднял ведро, и аккуратно распихивая в мягкие бока обступивших его овец, подошел к старику, протягивая ему ведро.
Да хранит тебя твоя бабушка, молодой человек - ласково сказал старик и внезапно схватил его за запястье. От боли у Алексея помутилось в глазах, ему показалось, что руку зажали в тиски, ведро выпало на землю, и, расплёскивая воду, покатилось вниз по камням. Он хотел вырваться, закричать, но заметил как из руки старика словно чёрные змеи выдвинулись жилы и в одно мгновение оплели его лицо и шею. Одна из овец сзади подбила его под колени, и он начал осаживаться на дорогу, будто под давлением какой то страшной тяжести. Всё поплыло у него перед глазами и словно во сне он видел как старик с необычайным проворством перекинул ногу через его голову, а затем уселся у него на шее.
«Страшна кара за преступление тобой совершённое»- хрипло прокаркал он, схватив руками Алексея за шею. Он попытался сбросить с себя чабана, но получил удар в лицо такой силы, что рухнул на четвереньки. В голове его словно зазвенели колокольчики, перед глазами вспыхнули тысячи звёзд, и во рту он ясно ощутил вкус крови.
«Но, поехали в тартарары!» - закричал старик, с силой лягнув пятками его в бока. Немеющей рукой Алексей нашарил бутылку с вином, и, сорвав с пояса, со всей силой ударил ей старика по голове. От удара тонкое стекло раскололось, Лёша почувствовал как по его руке что- то потекло, вместе с тем, ясно чувствуя, как резко ослабла мёртвая хватка противника. Живительный воздух хлынул в его рвущиеся от натуги лёгкие, но время отдышаться у него не было. Хватая воздух ртом, Лёша рванул старика за бороду, и скинув с себя, чётким броском через бедро, отправил его самого на дорогу. «Не тебе судить меня, пёс!»- заорал он, и навалившись сверху, начал беспорядочно наносить другой рукой удары по его голове и шее. Бывший в стаде баран с разбегу боднул его в бок с такой силой, что Алексея отбросило в сторону. Пару раз кувыркнувшись в пыли, Лёша влетел прямо в дверной проём развалин. Очутившись на грязном каменном полу под её сводами, он вскочил на ноги, озираясь вокруг. В полутьме он увидел троих в длинных, чёрных халатах. Они разом кинулись на него, протягивая к нему неимоверно длинные руки, оскалив свои лица, показавшиеся Алексею собачьими мордами, двумя рядами громадных клыков. Он успел нанести удар одному их них, но остальные схватили его и начали яростно кусать. Зубы их раздирали его плоть чуть ли не до костей, рвали кожу и одежду, дикая боль ослепила его. Отчаянно отбиваясь, он сорвал с шеи талисман, подаренный бабушкой, и зажав его в кулаке как кастет, с силой обрушил удар между глаз вцепившегося зубами в его левое предплечье. С хриплым рычанием тот отлетел в сторону, Леша махнул кулаком, целясь во второго, намерившегося впиться ему в горло, но тот  успел увернуться, на мгновение открыв дверной проём. Рванувшись, Алексей, вырвался от третьего, оставив у него в руках половину своей рубашки вместе с талисманом, и увернувшись в свою очередь, от вновь ринувшихся на него врагов, вылетел наружу. Рухнув в пыль, он судорожно вскочил, оглянувшись на проём, но на удивление те не преследовали его, оставшись внутри, до него доносился только их раздосадованный визг и возня. Лёша с удивлением заметил что куда то исчезли все овцы, а на том месте, где сбросил с себя чабана, лежало старое, корявое полено, возле которого валялась смятая фляга, окружённая осколками диковинной бутыли. Хромая, он потащился к посёлку: всё тело его было покрыто глубокими рваными рангами и укусами, лицо разбито и расцарапано. Кровь, капавшая с его разорванных до костей рук, окрашивала пыль вокруг него в бурый цвет.
Внезапно перед ним как из воздуха возник громадный азиат в одной набедренной повязке. На его мощных руках огнём пылали массивные золотые браслеты, длинная коса волос свешивалась сзади до пояса, от всей его фигуры исходил какой то странный зеленоватый дымок. Своей гигантской фигурой он закрыл дорогу с село, солнце за его спиной словно померкло и на всё вокруг начала опускаться зловещая тень. Дикие, налитые кровью глаза уставились из под густых бровей на Алексея. Тот, забыв про боль, шарахнулся назад и схватил горсть песка, приготовившись швырнуть в лицо противника. Азиат плавно, словно по воздуху поплыл на него, поднимая руки, Лёша почувствовал сильный запах серы… Раздался мощный удар, будто вблизи разорвалась шаровая молния, волна зелёного дыма отбросила Алексея на несколько метров назад, перекувырнула в воздухе и с силой грянула в пыль. Боль брызнула у него из глаз, всё вокруг словно разлетелось вдребезги и сознание его провалилось в омут небытия…