Мозаика, продолжение - Деревня

По узенькой, протоптанной в снегу,
тропинке женщина несет ведра с водой.
Скользко.
Женщина идет медленно и осторожно.
Вдруг она замирает, бережно ставит ведра
и аккуратно ложится между ними.
Скользко.

* * *
В одном из живописнейших мест Владимирской области уже скоро 180 лет существует
не большой стекольный завод, а при нем рабочий поселок.
Местные жители до сих пор называют этот поселок просто «Завод».
Будем так называть его и мы.
В Завод я попал совершенно случайно в 1991 году. Меня настолько пленила красота этих мест, что я решил навсегда переехать в эти края, благо на стекольном заводе для меня нашлась работа почти по специальности.
До пенсии было еще далеко, и наличие работы решило вопрос окончательно.
Через год в деревню переехала и моя жена, для которой тоже нашлась работа.
В советское время в русской глубинке с грамотными специалистами была
напряженка, ну а с квалифицированными – тем более.
С тех пор прошло более 17 лет, и я ни разу не пожалел о принятом, вопреки мнению всех моих друзей и родственников, решении.

НАЧАЛЬНИК КИП
На заводе я работал начальником отдела КИП (контрольно-измерительных приборов). Весь отдел состоял из одного сотрудника – его начальника.
Честно говоря, меня это очень устраивало, т. к. не надо было ни за кого отвечать, заставлять работать или смотреть, чтобы мой подчиненный не натворил чего-нибудь спьяну.
При необходимости я всегда мог попросить у директора завода людей в помощь.
Не могу сказать, что при поступлении на работу ожидал увидеть новейшую технику, но я никак не ожидал, что в 1991 году на действующем предприятии может стоять техника выпуска 1948 года.
Таких приборов у меня было три из шести. Они поражали своими размерами и необыкновенной надежностью.
Остальные приборы были изготовлены в 1968 и 1970 годах и требовали
постоянного внимания и ремонта.
Старички пахали день и ночь. Главное – вовремя смазать и заменить бумагу для диаграмм. Именно из-за бумаги их пришлось снять – наша промышленность такой бумаги не выпускала вот уже лет 15.
Кроме обеспечения нормальной работы измерительной техники, в мои обязанности входила замена термопар на стекловаренных печах.
Платино-родивые термопары опускались в печь в специальных керамических чехлах через отверстия в своде. Температура внутри печи при этом достигает 1500°С. Ходить по своду нельзя. Над печью, на высоте полуметра от свода, протянуты
железные прутья, на которые кладутся деревянные доски толщиной 50-60 мм.
Сидя верхом на этих досках, я и производил замену термопар.
Одет я был в валенки, ватные штаны, телогрейку и шапку.
Вся работа занимала 2-3 минуты. Когда я заканчивал, ноги в валенках ощутимо припекало, а доски снизу обугливались.


АВТОМАТ ГАЗИРОВАННОЙ ВОДЫ
Я был на заводе единственным человеком, более или менее знающим электронику, поэтому на меня свалились все работы, связанные с ремонтом аппаратуры и приборов, даже не входящих в штатную сферу моей деятельности, начиная от калькуляторов и кончая электрическими пишущими машинками.
Как-то директор попросил меня посмотреть автомат газированной воды, стоящий в горячем цеху.
Эти автоматы, согласно требованиям советского КЗоТа, стояли на всех стекольных заводах.
Обслуживал их один механик на весь район. Раз в месяц или по вызову он приезжал и ремонтировал автоматы, если они ломались. А так как автоматы работали
с большой нагрузкой, особенно по понедельникам, то ломались они постоянно.
Для механика это была классическая кормушка, и он всеми силами стремился сохранить свое монопольное положение.
Я понял это, когда сравнил реальную схему автомата со схемой, приведенной в
инструкции. Механик изменил некоторые цепи, не отразив изменения в штатной инструкции.
В результате сделать что-либо без его присутствия было очень трудно.
Меня это разозлило. Поняв принцип работы автомата газированной воды, я срезал всю схему, заменив ее своей, сэкономив ряд деталей и повысив надежность работы.
Однако автомат продолжал регулярно выходить из строя.
Теряясь в догадках, я решил понаблюдать, как пользуются автоматом рабочие, и скоро мне все стало ясно.
Мучаясь похмельным синдромом, мужики не давали нормально работать дозатору, непрерывно нажимая кнопку пуска воды.
Я предупредил жаждущих, что если они не будут дожидаться разрешающего сигнала, ремонтировать автомат больше не буду.
С тех пор автомат практически не ломался.
Было забавно наблюдать, как здоровенный бугай, разя перегаром, приплясывает возле автомата, дожидаясь, когда загорится заветная лампочка «Готово».

ФОТОМЕТР
Ко мне в кабинет зашла начальник заводской лаборатории Наталья Ивановна. Молодая, немного полноватая женщина с круглым улыбчивым лицом.
– Владимир Васильевич, – начала она, – вы не могли бы посмотреть наш фотометр. Купили в прошлом году, а он ни разу даже не включился. Приезжали ремонтники, смотрели, ничего не нашли, уехали, а он так и не работает.
Иду в лабораторию, включаю фотометр в розетку и раскрываю инструкцию.
Фотометр нормально работает.
Прошу лаборантку Наденьку показать, как она включала прибор.
Высокая красивая Наденька пришла в лабораторию сразу после школы. В ее обязанности входит держать в порядке лабораторную посуду и работать с простейшими приборами – весы, фотометр и т.п.
Именно у нее и не включается злополучный прибор.
Надя все делает по инструкции:
П.1 Включить прибор в сеть.
Есть.
П.2 Поставить тумблер 1 в положение «Вкл.».
Есть.
Далее в этом же пункте без всяких пауз и знаков препинания: при выключении поставить тумблер 1 в положение «Выкл.», что Надя и делает ничтоже сумняшеся. Т.е. она, в соответствии с требованиями инструкции, включала прибор и тут же его выключала.
Естественно, он не работал.
Полностью П.2 выглядел так: Поставить тумблер 1 в положение «Вкл.», при выключении – поставить тумблер 1 в положение «Выкл.».
Написанная мелким шрифтом часть фразы – «при выключении» – проходила мимо сознания лаборантки.
Оставим качество инструкции на совести составителя.
Смеяться я начал только вернувшись в свой кабинет,после чего расписал подробный алгоритм работы с прибором, выделив операции включения и выключения в разные пункты, разместив их, соответственно, в начале и в конце алгоритма, и торжественно вручил его Наденьке.
Больше фотометр не ломался.

КОНФЬЮТЕРИЗАЦИЯ
Полгода ушло у меня на то, чтобы убедить директора в необходимости приобрести компьютер, хотя бы для бухгалтерии.
В то время компьютеры, да еще на таких небольших заводиках как наш, были большой и дорогой редкостью.
Наконец компьютер привезли. Поставщики развернули его в бывшей библиотеке, установили бухгалтерскую программу и уехали.
Осваивать новую технику и обучать кого-нибудь работе на ней предстояло мне.
На первых порах решили освоить минимум – расчет заработной платы.
В бухгалтерии мне выделили в обучение Людмилу, молодую женщину, которая, собственно, и занималась расчетом заработной платы. Правда, при этом
самой сложной техникой у нее в руках были простейший калькулятор и шариковая ручка.
На расчет зарплаты трехсот наших рабочих уходило две недели.
Начался процесс обучения. Неделя у меня ушла на то, чтобы Людмила перестала бояться клавиатуры и не краснела при слове «файл».
Постепенно она начала входить во вкус, смелее нажимала клавиши и осознано считывала информацию с экрана. Месяца через два она самостоятельно вводила данные и не звала меня, если компьютер «зависал».
Когда же она за три дня рассчитала зарплату, да еще и получила красиво распечатанные расчетные листы на всех рабочих, ее восторгу не было предела.
Она называла компьютер «Моя умница», заботливо стирала с него пыль и не признавала калькулятор и ручку.
Закончив во Владимире курсы операторов, Людмила стала, пожалуй, первым
квалифицированным пользователем в районе.
Новая техника докатилась до российской глубинки.
Через месяц после признания компьютера, я нашел у себя на столе записку от заместителя директора по снабжению: «Васильич, предлагают два конфьютера, будем брать или нет?»
Лед тронулся.

КОЛЛЕКТИВИЗАЦИЯ
Этот рассказ я услышал от жителя нашей деревни, которому на момент рассказа было более 100 лет.
Этот человек проработал на заводе более 50 лет, но всегда считал себя землепашцем, а советскую власть – дьявольским наваждением.
Он и рассказал мне эту историю.
До революции и некоторое время после вокруг Завода было несколько больших и довольно богатых деревень. После революции 1917 года в эти места пришла советская власть, а в тридцатые годы – коллективизация.
Проводил ее начальник местной ВЧК, уроженец одной из деревень, расположенной в двух километрах от Завода.
Прекрасно понимая, чем грозит коллективизация его односельчанам и желая спасти их, этот человек придумал гениальный по своей простоте и риску план.
На окраине Завода, за глубоким оврагом, он выделил большой участок земли и
назвал его «Новая земля».
На эту «Новую землю» он переселял раскулаченные семьи своей деревни, о чем и докладывал по инстанции.
О том, что «Новая земля» находится всего в 2 километрах от прежнего места жительства раскулаченных, в докладах не сообщалось.
К сожалению, мне не удалось узнать имени этого смелого и далеко не заурядного человека, спасшего многие жизни.

ШКОЛА
Как я уже говорил, вокруг Завода было несколько деревень.
Детей было много, а школа одна, маленькая, еще с дореволюционных времен.
В 1937 году в этих местах проходили военные учения саперов.
В один прекрасный момент на учения с инспекцией приехал сам Климент
Ефремович Ворошилов.
Крестьяне и рабочие стекольного завода обратились к нему с просьбой посодействовать в строительстве новой школы.
Ворошилов отдал приказ, и саперный батальон в течение 1-2 месяцев построил новую школу.
Деревянную, одноэтажную, но большую и теплую.
Эта школа стоит до сих пор и в ней до сих пор учатся дети. Деревень практически не осталось, детей стало значительно меньше, а школа стоит. С 1937 года.

ЯЙЦА В БАНКЕ
В девяностые годы прошлого столетия в деревнях не было ничего. Масло, колбасу, даже мясо и яйца приходилось везти из Москвы.
На этот раз я вез яйца.
Немногие, наверное, знают, что в стандартную трехлитровую банку помещается ровно три десятка средних куриных яиц и при этом банка закрывается полиэтиленовой крышкой.
Дело было зимой, я опоздал на последний автобус, и мне пришлось идти семь километров в темноте по зимнему лесу.
К счастью, мороз был не более 5 градусов, снега немного, и часа через полтора я благополучно подошел к своей калитке.
И здесь, на последних метрах, я поскользнулся и упал. Банка осталась целой, но в ней не осталось, ни одного целого яйца.

МЫ НЕ СУДАРЫНИ…
В самом начале своей работы на заводе я как-то зашел в бухгалтерию.
В небольшой комнате сидело пять женщин. Никого конкретно не зная, я решил поздороваться со всеми сразу. «Здравствуйте, сударыни» – произнес я, ничуть не сомневаясь в корректности такого обращения.
И вдруг из дальнего угла слышу: «Мы не сударыни, мы товарищи».
Это было настолько неожиданно, что я поначалу даже растерялся.
В углу сидела женщина средних лет и сурово смотрела на меня.
«Простите, – пролепетал я, – я не знал, что слово “товар” применимо в данной ситуации».
В дальнейшем к Марье Ивановне, так звали моего оппонента, я обращался только так: «Товарищ».

КТО ЧТО ЗНАЕТ
Деревня живет слухами.
В небольшом обществе, где одна половина людей родственники, а другая свояки, иначе и быть не может.
Очень показательно в этом отношении заявление директора завода.
Как-то я зашел к нему по каким-то делам. В это время он занимался довольно
обычной для него работой – отчитывал очередного пьяницу.
Молодой парень за день до этого пьяным заявился на работу, устроил разборки.
Парень оправдывался, заявляя, что ничего особенного не было, а те, кто что-то говорят, ничего не знают.
«В нашей деревне все всё и про всех знают, – ответил директор и здесь увидел, что я вхожу в кабинет. – Вот Владимир Васильевич. О нем никто ничего не знает, и то все всё знают». *

* Здесь необходимы некоторые разъяснения.
В то время мой переезд в деревню из Москвы, где у меня были и работа и квартира, был необъясним и непонятен с точки зрения деревенских, для которых, особенно молодежи, переезд в город был пределом мечтаний.
Мои объяснения, что я просто хочу жить в деревне, никем всерьез не принимались. Поэтому на первых порах вокруг меня носилось огромное количество слухов и домыслов. Именно это имел в виду директор, говоря что обо мне все всё знают…

ШЕКСПИР В ДЕРЕВНЕ ОТДЫХАЕТ
Я уже говорил, что компьютеризация в нашей деревне началась с бухгалтерской программы расчета заработной платы. Для этого было необходимо ввести в компьютер данные обо всех работающих на заводе, т.е. практически на все
взрослое население деревни.
Сюда входили и данные о семейном положении – кто на ком женат, кто с кем развелся, сколько детей и т.д. и т.п.
Эти данные меня поразили. Мы привыкли считать, что деревня патриархальна с жестко установленными правилами и понятиями о морали и семье.
Может быть, когда то так и было, но данные, которые я вводил, говорили о бурных
страстях, сотрясающих маленький мирок Завода.
Люди сходились, расходились, дети оставались то с одним родителем, то с другим, а, следовательно, менялись и плательщики алиментов.
Случались и драки между поклонниками и мужьями. Правда, до смертоубийства не доходило, а половина детей в Заводе приходилась друг другу сводными братьями и сестрами.

ПОКА БОГАТЫЕ ПЛАЧУТ
Лето 1992 года выдалось очень жарким.
Мы впервые посадили огород, и он требовал постоянного и непривычного внимания и труда.
Основная проблема заключалась в поливе. Мощность деревенского водопровода была маленькая, и когда вся деревня вечером принималась поливать огороды, вода через полчаса заканчивалась и появлялась только к 5-6 часам утра.
И тут мне на помощь пришли богатые, которые плакали.
Помните, был такой сериал «Богатые тоже плачут»?
На мое счастье, он начинался где-то в 18 часов, и вся деревня вымирала.
Все сидели по домам и смотрели плачущих богатых. Дело доходило до того, что в вечерней смене специально переносили обеденный перерыв.
Я же в это время спокойно поливал свои грядки.
В 19 часов сериал заканчивался, а в 19,30 заканчивалась вода.
Но мой огород уже был полит.

ФАРАОНЫ
Когда я впервые попал в Завод, меня заинтересовало, почему одна часть жителей называет другую «фараоны».
Очень скоро я понял – прозвище это относилось к потомственным рабочим стекольного завода, стекловарам.
Я долго не мог понять, почему именно «фараоны». Объяснить мне это не могли и местные жители. Фараон он и есть фараон, потому, что из фараонов.
Однажды я ремонтировал телевизор одной старушки. Денег за ремонт я не брал, меня вполне устраивали ее рассказы о прошлом житье-бытье.
Бабка была из деревенских и к потомственным «фараонам» относилась с легким презрением. Она считала, что все рабочие стекольного завода бездельники: «А что, придут с работы и лежат на печи, как фараоны, хозяйства-то отродясь не держали».
И тут меня осенило: вот откуда это странное определение «ФАРАОН».
Раньше в деревнях были церковно приходские школы, и все дети изучали закон
Божий и Библию, а там и фигурируют фараоны – цари египетские, бездельники.

ПАМЯТЬ
Две напасти погубили русскую деревню – пьянство и телевидение.
Когда я приехал в Завод, еще были живы люди, которые помнили, как летом за
околицей молодежь водила хороводы, а зимой все собирались в клубе.
Старухи вязали, женщины перемывали косточки детям и ближним, мужики вели степенные разговоры, молодые пели и танцевали.
Практически не было поголовного пьянства, мордобоя, а дверь можно было
запирать на деревянную палочку.
Меня всегда интересовало, как жили люди в деревне до того как…
Об этом много написано, снято фильмов, рассказано великими и не очень.
Но нет ничего достовернее, чем живая память людей.
Это неправда, что деревня пила. Нормальный крепкий мужик пил несколько раз в
году – на великие праздники, на крестинах, на свадьбе, на поминках. И все. Остальное время он работал.
Скотина требовала ухода, пашня требовала работы, хозяйство требовало постоянного приложения сил и заботы. Пить было некогда.
Кто пил, тот уходил в комбеды.
Отчасти пьянством объяснялось презрительное отношение крестьян к «фараонам», рабочим стекольного завода. Последние никогда не имели своего хозяйства. Стеклодувная трубка, пара кур, да забитая жена с выводком детей – вот и все, чем владел «фараон».
В округе находилось несколько десятков небольших стекольных заводиков.
Если рабочий ссорился с управляющим, он сажал на телегу все свое семейство, брал трубку и ехал на соседний завод. Рабочие были нужны всегда.
Стеклодувы неплохо зарабатывали, но еще лучше они пили.
Мне рассказывали, что иногда рабочий пропивался догола.
В таких случаях на него надевали рогожный куль с прорезями для головы и рук и отправляли в таком виде домой.

ПАЛ
По весне, сразу после схода снега, я решил сжечь на участке накопившийся за зиму мусор.
Выбрал маловетреную погоду и поджег кучу мусора.
Неожиданно ветер усилился, огонь перебросился на прошлогоднюю траву и начал быстро распространяться по участку.
Трава горит как порох. Стремительно увеличивается площадь горения. Занялся деревянный забор, огонь перекинулся на соседний участок.
И тут пришли на помощь соседи. С ведрами, вениками, половиками они бросились вместе со мной гасить пал.
Кто-то вызвал пожарную машину. Но пока она приехала, пожар был практически потушен.
Как всегда, у пожарных не было воды.
Убедился лишний раз – в России беду гасят всем миром.
Беда лишь в том, что в России не всегда эту беду предвидят.
Через два дня траву поджег мой сосед.
Погасили только с помощью двух пожарных машин.
Деревню Бог помиловал и на этот раз.
Воистину – крепка дураками земля русская.