Как вы себя чувствуете?

Год назад мальчик уже был здесь. Тогда, в этих апартaментах для "сеньоров граждан" достраивали новый корпус и бабушка привела  внука посмотреть квартиру, где они с дедушкой будут жить. Происходило это перед обедом. Рабочие как раз залили дорожки бетоном и разошлись чтобы перекусить. Тут и появился мальчик с бабушкой. Бетон был еще мягкий. Мальчик нашел оставленный рабочими гвоздь и воткнул его в бетон по самую шляпку… 



Прошел год.  Теперь, мама привозит мальчика сюда-же пять раз в неделю. Мальчик выскакивает из-за поворота и тут же принимается скакать по бетонным дорожкам.  Дорожки здесь имеет углубления и кажется, что это школьные классики и мальчик по ним прыгает. Попрыгал, попрыгал и юркнул в открытую дверь. За дверью живет его бабушка. В прошлом году она похоронила дедушку...  Мальчик не каждый день здесь. Только когда бэбиситор заболеет и тогда мальчик прыгает по дорожке к бэбиситору, с того же паркинга, но в другую сторону. Мама привозит его каждый день и говорит мальчику  в какую сторону надо – к бабушке или к бэбиситору. Бэбиситор старенький, он живет в соседнем корпусе и болеет примерно через день. Вот и мальчик  у него "через каждый другой день" – так он говорит с теми, кто не знает английского. Мама посылает мальчика к бабушке, чтобы сэкономить на втором бэбиситоре, когда первый болеет. Это удобно. Маме приходится экономить, потому что папа уже женился на другой.  Другая зарабатывает больше мамы...



Эти классики малыш здесь впервые и увидел. Как увидел так сразу  и поскакал – так мне почему-то кажется. Это место хорошо просматривается из моего окна и я часто хожу по этим же дорожкам. Но никаких классиков не видел. Мальчик меня и навел.  Пусть скачет, хотя классики чертили на бетоне для других. Для тех, кто еще может вспомнить зачем эти классики и тех, кто уже не может...



Но, еще прежде чем мальчик прибывает сюда, в точности вослед рассвету,
на дорожке появляется старик с палкой. Он медленно шаркает по дорожке, пока не достигает гвоздя, когда-то воткнутого мальчиком.  У деда катаракта и астигматизм, поэтому шляпка гвоздя ему видится серебряным юбилейным долларом огромного размера с президентом Эйзенхауером на решке. Дед останавливается и долго что-то решает и решив начинает процесс  наклонения, не забывая, об осторожности, сгибаясь постепенно, по стадиям, сосредотачивая внимание перед каждой новой стадией. Когда остается примерно две стадии, шляпка гвоздя превращается в центовую монету.  Дед не видит  надписи "In God we trust", и  видимо, принимает решение только по экономическим соображениям, начиная процесс распрямления - не забывая, об осторожности, распрямляясь постепенно, по стадиям, сосредотачивая внимание перед каждой новой стадией на объекте осторожности.


 Относительно распрямившись, дед снова видит огромный доллар с Эйзенхауером на решке и, подумав, возобновляет процесс наклонения.  Я понимаю этого деда, потому что у меня тоже катаракта и астигматизм, и один раз я даже вышел из квартиры и видел того Эйзенхауера. Я не стал наклонятся из соображений логики. Я подумал, что если бы это был юбилейный доллар, мальчик бы его заметил давно, прыгая даже через две секции. Но, у старика к катаракте и астигматизму, еще и альцгеймер, которого у меня нет, насколько я понимаю... Хотя вчера, когда я проснулся, мне почему-то на память пришла фраза, что "каждый охотник хочет знать где сидит фазан", после чего стал машинально расшифровывать и когда дошел до "хочет", долго не мог вспомнить соответствующий цвет... но все же вспомнил в конце-концов, что не "хочет", а "желает"... так что наверное, пока еще не альцгеймер... Старик же между стадиями наклонения - распрямления помнит об осторожности. Но между стадиями надежды на Эйзенхауера и разочарования тем, что это лишь цент, забывает на что надеялся... впрочем, прозвонил мой селл.


        – Как вы себя чувствуете?
Голос был незнакомый и с индийским акцентом. Отвечаю:
        – Я то хорошо, а вы?”, - О, спасибо что интересуетесь, я – тоже хорошо...
        – А почему, собственно, вас волнует мое самочувствие? - спрашиваю я.
Голос отвечает: – Я из аптеки и, дело в том, что вчера вы купили у нас лекарство и мы о вас беспокоимся. – Я насторожился и говорю:  – Понял, пока что хорошо, но я еще, знаете, не принимал, у меня еще осталась таблетка от старой аптеки, так что давайте подождем до завтра. А там увидим...


 
        Я все еще продолжал наблюдать картину с дедом и Эйзенхауером, но неожиданно интерес пропал к обоим.
              – Если что, позвоните нам, мы всегда к вашим услугам, – сказал индийский акцент. – Вы имеете в виду, что у вас есть антидот? – спросил я. С той стороны  рассмеялись неуверенно, а потом резко замолкли, как бы обдумывая, что бы ответить, если разговор записывается. Здесь у нас государство законов,  нужно быть готовым к ответу, если вдруг что-то случится и клиент наймет лоера.


"Вопрос о противоядии был в точку, вряд-ли теперь узнаешь правду у этого с акцентом" – я подумал. Другое дело то, что я почувствовал... Мне  стало как-то не по себе.  Надо сказать, я уже прожил длинную жизнь и за все прошедшие годы моим самочувствием интересовались и друзья, и... враги, но из аптеки на следующий день после продажи лекарства – еще никогда.



В этот же день я рассказал о звонке жене, как только ее увидел. Она сказала – “ничего страшного”, из чего я понял, что вопросы жизни и смерти еще более личные, чем вопросы семьи и брака, причем понял настолько хорошо, что не стал комментировать ее “ничего страшного”. Просто вспомнил Ремарка, что каждый умирает в одиночку.



После "аптечного" звонка первое, что мне захотелось сделать  – вытащить пузырек с этими лекарствами и выбросить его в мусорное ведро. Но, потом я вспомнил что это мне будет стоить 250 долларов – именно столько всегда называет моя страховочная компания. Они пишут – это то, что я сэкономил благодаря ихней заботе.  Еще я вспомнил, что идея  – выбросить таблетки и купить новые – сидит в моей голове с тех пор, когда такую сумму денег я зарабатывал за 3 часа работы. То было время, когда я работал инженером, но оно ушло в безвозвратность, работа тоже ушла... в Китай, и там счастливы ее выполнять, зарабатывая в семь раз меньше. И я сейчас был бы тоже рад такому заработку, потому что теперь мне платят, уже на другой работе, аж в 10 раз меньше. Я верю, что все изменится к лучшему, но пока травка подрастет... я не помолодею. Что  и скажешь,  – времена не те – только гипертония та же самая. 


 
Потому и тема не ушла, –  именно та тема на которую говорил наш всеми любимый Жванецкий: “ – Лекарства выписывать те, что есть, или те что лечат, и чем они отличаются”. И всем казалось очевидным какие, и чем, и потому было смешно. А нынче  мне дали вроде бы те, что всегда лечили, а на случай, если я уже принял, выясняют жив ли я... 



Я еще раз взглянул в ящик, где лежали лекарства... запас на три меняца... по штуке в день... те, что?...  возможно убьют... зачем-же так много?
Стоп! Еще остались те таблетки - из старой аптеки, правда чуть – чуть. Сколько их?  Я вернулся к ящику и пересчитал. Таблеток – тех, что лечат оставалось  на три дня...


На следующий день, иначе говоря когда осталось лишь две таблетки, в дверь постучали. В Америке, как правило в дверь не стучат.  Не звонят тоже без особого предупреждения email-ом.  Я подумал: – кто  бы это мог быть, и мое воображение тут же подсунуло мне владельца черных длинных носков и кривых волосатых старческих ног. Это было то новое, что я наблюдал последнюю неделю, припарковывая свою машину. Выше носков я голову не поднимал, так что лицо даже не представлялось. Вот такой сосед у нас в доме появился с неделю назад. Я почему-то ассоциировал владельца с бывшим Советским Союзом. То есть, в сущности, сосед был не человеком, а образом.



Думаю, этот образ мог зародиться еще с тех времен моей молодости, когда я получил по тем временам редкие для инженера деньги, даже не деньги, а извещение по почте, что мне полагаются доллары – семь долларов. Далее сообщалось, что получить эти доллары я смогу в Москве в таком-то банке. Также меня извещали, что я могу перевезти их за границу в случае соответствующей командировки, но на территории СССР тратить доллары я не имею права ни при каких обстоятельствах. Тогда я тотчас же, конечно, вспомнил известное: –... находясь на задании, вы будете при оружии, но пользоваться им вы не имеете права ни при каких обстоятельствах, вы меня поняли? – Вот тогда-то я понял, что доллары – это оружие! Второе, что я понял – братья Стругацкие эту контрабанду уже получали. Конечно же я был не первый. Это письмо имело предысторию.



Американский Bell System Journal  перевел и напечатал мою статью из советского журнала Электросвязь, за что заплатил советам что-то. Кому он заплатил я даже не знаю, но моя часть составляла семь долларов, тогда по курсу черного рынка один к двадцати – другого не существовало, это составляло 140 рублей - треть моей зарплаты. Я хорошо зарабатывал – это я так считал тогда. Далее было смешнее. Институт выписал мне командировочные 150 рублей плюс суточные. Командировка была в головной институт в Москве, но фактически эти деньги предназначались на то, чтобы добраться до столицы, посетить банк и добыть там семь долларов. Так мне и выдали семь одинаковых зелененьких бумажек. В памяти остался образ этого банка – огромное многоэтажное здание, задвигающиеся стальные двери, длинная очередь соискателей, очень много милиции, проверка документов... Я не помню, как выглядело в действительности это здание снаружи, но в памяти оно сохранилось, как многоэтажная гостиница Украина в центре Москвы.



Важно, что домой в Одессу я вернулся другим человеком. Ну нельзя сказать, что звучащим гордо, но решившим сделать что-то значительное, что-то не по средствам – отпроситься с работы на еще один день... позвонил и мне легко разрешили... а вместо работы поехать на пляж, причем не как всегда – на потном и вонючем трамвае... я даже вдруг вспомнил эту вонь, чего до этого никогда не замечал. Жена даже говорила что у меня проблемы с обонянием – она ошибалась! Проблемы были с достоинством. Словом, я решил взять такси чтобы добраться до пляжа "Ланжерон.". Я дошел до того, что вместо брюк позволил себе надеть шорты! И новые носки, подаренные мне женой месяц назад ко дню рождения. Носки были черные.



В те времена, к подаркам жены я относился "со смешанными чувствами – с улыбкой и в слезах." С улыбкой – потому что я не мог не улыбаться, когда жена мне что-то дарила – у меня губы растягивались сами по себе. А в слезах - потому что черные носки я недолюбливал, но других просто не продавали. Словом, когда я останавливал такси на мне были шорты и черные носки!



Таксист отказался  везти меня на пляж. Я спросил - почему? Хотя уже сам догадывался о причине – черные носки с шортами. И ошибся. Таксист сказал: "Mожешь ехать в Израиль, а на пляж не повезу." На мое – а в Израиль повезешь? – он с достоинством представителя национального большинства хлопнул дверью.



Я, конечно, что-то ответил, но в каких выражениях не помню, что мне кажется вообще свойством памяти – не помнить, что ты ответил, когда тебя посылали с Черного моря к Мертвому. Хотя, совет был хороший. А говорят – антисемитизм. А я не послушал и оказался на западе лишь через  двадцать лет. Антисемитизм, если подумаешь – столь же великая вещь, как и его жертва. Как "частица силы той, которая стремясь ко злу, творит добро...". Двадцать лет прошло…  И вот сейчас, когда осталось лишь две таблетки, в дверь постучали. Я открыл дверь и, глядя почему то вниз, увидел черные длинные носки и волосатые ноги, так что "мое предчувствия меня не обмануло”. Я увидел в Силиконовой долине именно то, что двадцать лет назад видел таксист в Одессе. 



Старик прибыл из одного из осколков Советского Союза, всего неделю назад стал моим соседом по паркингу, но машины у него не было – было только место, закрепленное за ним. Зато у него имелся в Америке сын, который жил на противоположном побережье страны у Атлантического океана, а приехал старик в Калифорнию “по воссоединению семей”, то есть с семьей сына, но воссоединился сын с отцом таким образом, чтобы по возможности не встречаться. Сын здесь давно и знает, как лучше...

Русский в черных носках сказал, что он со мной соотечественник – это он выяснил, после того, как услышал мой разговор с той женщиной, что мы вместе вышли из машины. Но, он бы меня не побеспокоил. Просто, из того, что он услышал,   он понял, что у нас много общего! Мы не только оба русские, мы оба гипертоники. Ему нужно что-нибудь от давления, а у меня наверняка есть – это он тоже понял из моего разговора с той женщиной. "Но, мне присылают ровно по штуке на день, и он, как гипертоник должен меня понять, что если у него прибудет, у меня убудет" – сказал я. Вот тогда, он посмотрел мне прямо в зрачки, а до этого глядел в сторону, и произнес: “Мне через два дня пришлют... ну начнут присылать и я вам верну”. После чего сказал в вопросительном тоне: – это ваша жена ? И тут же добавил в утвердительном – очень интересная женщина.



Мне было что сказать по этому поводу, но меня вдруг парализовал вопрос. Таблетки дать надо. Но,  какие таблетки давать - те две, что лечат или  из того трехмесячного запаса которые, возможно, убивают, но об этом ничего не написано, а лишь сказано по телефону обеспокоенным тоном в пятницу за несколько минут до заката солнца. И это был единственный вопрос, на который мне следовало ответить, причем сейчас же. Прочие вдруг потеряли всякий смысл!



Первое, кого я припомнил был Раскольников, поскольку он тоже пытался, решить кому жить а кому умирать, хотя я чувствовал, что пример не вполне адекватный. Потом в моем лихорадочном обдумывании замешалась русская рулетка, но я не сразу осознал ее значения. Еще я подумал,  что жизнь подсовывает задачи с количеством правильных решений более, чем одно...  и, наверное как вот это, когда вообще нет чистого решения?... Почему  то я вспомнил историю по поводу ... “…не знаю о чем вы говорите, а ехать надо”. Этот вопрос, который воспринимался почти балагурным, когда он звучал возле Одесского ОВИРА... этот остроумный вопрос, исходивший из Бабеля, из очередной жестокой смены власти в той печальной стране... очень смешной вопрос, в конце концов не более,  а балагура расстреляли... Все это пронеслось в моей голове, но я был не в состоянии что либо ответить.



Черные носки все еще терпеливо ждали ответа и я почувствовал себя в цейтноте. До боли ощущая необходимость в передышке, я сказал: – Я смогу дать вам лекарство завтра сразу же после полудня... не сейчас, –  это было все, что мне удалось выдавить из себя!

А потом у меня была ночь полная сновидений, ни одно из которых не принесло мне успокоения, как бывало в прошлом, когда во сне мне удавалось решать математические задачи, с которыми я не мог справиться наяву.
Мне снился неопределенный образ, то есть дитя чего-то многократно увиденного и ни разу не выпущенного за пределы подкорки как и не освобожденного в эту ночь. Мне снился тот таксист, посылавший меня в Израиль, и это был еще больший  бред, потому что  Россия – такая же моя родина, как и - таксиста, но он чувствовал потребность изгнать меня по соображениям, в которых я до сих пор разобрался лишь частично.


Эта ночь мне подсказала что именно тот таксист хотел почувствовать на самом деле. Он жаждал ощущения, что его не изгнали, как неких и он имел в виду меня. Я был нужен ему! Как изгнанный, по сравнению с которым он был оставленный! Такой вот суррогат избранности. И в этом суррогате ему помогали власти. Вот что мне подсказала ночь. Не надо – успокаивал я во сне таксиста, ведь не будет тебе от этого счастья! Будто бы я знал от чего оно будет? Будто я мог понять во сне отчего я так психую и от чего все эти сны? А не от стандартного ли ужаса, что нужно принять решение, вне зависимости – есть оно или нет! А это – всегда пытка! Я метался и думал об этом всю ночь... .



И вдруг... Среди этого ночного кошмара, когда перебираешь подряд все одновременно, вдруг, мешанина тем растаяла и исчезла, а им на смену пришла одна – и это было решение! Это была тема Русской Рулетки, всплывшая над ушедшими и отодвинутыми подсознанием. Я начал думать о Русской Рулетке!  Мне долго снились разные рулетки, у которых было много, но не всегда ясных свойств, так что я даже не могу припомнить каких. Лишь одно свойство все время повторялось – та особенность, что рулетка была Русская! Видимо, это было самым важным... 




Я проснулся рано утром, спустил занемевшие ноги на ковер. Ночь была кошмарной, но не бесплодной. Сейчас будет принято решение ею подсказанное! Даже более, чем решение. Это будет способ принятия решения, как бы и написали в заглавии изобретения: – "Способ принятия решения " .



...Я ощупью коснулся пистончика с лекарствам из новой аптеки, открыл его,  стряхнул на ладонь одну таблетку – одну из девяноста и... слизнул ее!  После этого , продрал глаза лишь на мгновение – заметить время на часах и тут же закрыл, и принялся нащупывать стакан с водой, чтобы запить...



Я больше не волновался и не спал. Я ждал до полудня, прислушиваясь к работе своих органов и болевым ощущениям в области живота а затем, так и не дождавшись ни болей, ни  полудня набрал телефон человека в черных носках и, услышав, когда там закряхкали, сказал: – Можете зайти за таблетками!