Персональное дело. Глава 32. Мейлах в октябре

               
                Уменье врать правдоподобно –
                Надёжно, выгодно, удобно!

Упрямый Вова никак ни хотел ехать в город по вызову Карьеревича. Председатель колхоза всячески склонял его к этой поездке, но Вова выкобенивался:
- Што я там ни бачыу? Ён мне и тут абрыдзеу!
Вова разговаривал на двух языках – на русском и на белорусском, который был - тот же русский, только с белорусским акцентом.

 Вова был еврей, но в его деревне никто на еврейском языке не разговаривал, как-то было не принято, поэтому и он обходился двумя первыми.

Конечно, еврей – колхозник, звучало элегантно, но довольно странно, как забавный анекдот. Никому от еврея - колхозника Вовы плохо не было, кроме самого Вовы - оттого, что он колхозник.

 Многих интересовало, как это он попал в сельские жители? Вопрос конечно, сложный, но ответ на него имелся.
Вова был очень любознательный. В детстве, он болел менингитом.  Болезнь протекала тяжело и дала осложнение на голову, в результате чего он вырос очень умный и хитрый, но в тоже время стал неумеренно врать. Врал правдоподобно - соврёт убедительней, чем скажет правду.

Вовина любознательность привела его к обстоятельствам, которые объясняли и оправдывали его присутствие в сельской местности.
Вот как объяснил ему исторические «факты» его отец, работавший кузнецом в колхозе:

Когда Моисей, сорок лет водил евреев по пустыне, то они обошли все страны.  Не имея навигационного оборудования, нечаянно забрели в наши края. Люди Моисея увидели, что здесь можно жить. А что им мог предложить Моисей, кроме ломтика хлеба на всю компанию?

 Вот тогда Вовин очень дальний родственник  решил поговорить с Моисеем по душам:
- Слушай Мойша! Что это у тебя за еврейские штучки - ползать по всем пустыням. Ты даже не можешь обеспечить достойного общепита, не говоря уже о культурной программе. Посмотри, до какой степени сносились мои лапти, а ты всё – пошли, да пошли!

 Может, хватит ходить? Или создавай нам государство Израиль, или иди открывать Америку и веди нас туда, а то придут большевики к власти, так у них визы не добьёшься. Если нет, не обижайся, я остаюсь. Надоели уже эти пустыни, где ты их только берёшь?

- О, зох ун вэй, он ишо спрашивает! Вместе вытоптали! Ты тоже свои лапти к этому приложил! – с обидой сказал Моисей и добавил: оставайся, придут коммунисты, думаешь, спокойную жизнь получишь?

Тоже будут водить за нос,  и не сорок лет, а подольше… И не пугай миня, что остаёшься - у нас ещё много ходоков.  А ты знай, не хочешь ходить по жарким странам, придут большевики – будут гонять по прохладной Сибири. Это не одно и то же.

 Вовин родственник огорчился насчёт сибирских морозов и пошёл в кузнецы. Последующее поколение умных евреев тоже  устраивалось на тёплых местах – в харчевнях, питейных заведениях и торговых точках. Вот так в наших краях и прижились евреи, а от них произошли те, от которых появился Вова!
 
Председатель колхоза ничего о происхождении умного и хитрого Вовы не знал и думал, что просто так заставит его явиться в райком к Карьеревичу. Наткнувшись на его сопротивление, он сменил тактику:

- Съезди ты к этому гаду, а то он меня изведёт, работы лишит, а кто моих детишек кормить будет?  - Вова не расслаблялся в своём упорстве. Как последний аргумент председатель предложил сделку:

- Вова, ты едешь к Карьеревичу, а я тебе выпишу премию за особо важное задание.
- Давно бы так! – сказал Вова и пошёл готовить торбу на завтрашнюю поездку.
               
 *  *  *   
            
Жёнка! Готовь торбу! Поеду в райком! Не забудь положить сала, огурцов, цыбули и пару бутылок першака.
- А, что, тебя в начальники назначают или посадить хотят? Может, пару белья положить? – спросила заботливая жена и к продуктам добавила бельё. – «Пригодится! Если не посадят, так напугать могут  до его смены!» – подумала она и не став мелочиться, добавила ещё  комплект.

- Это ты дома с женой такой смелый, а без меня… – лишняя пара белья, не помешает -   пояснила жена  и повесила вещмешок на плечи мужа.

Вова поехал в город  с ночёвкой, чтобы к утру быть на месте. Ночевать он собрался у своего родного дяди Мейлаха.

Мейлах обрадовался родственнику, но чувствовал неловкость за то, что  перепугавшись от случившегося с Карьеревичем, не вышел поддержать своего племянника. Вова об этом ни догадывался и поэтому к Мейлаху отнёсся с уважением.

Разложив дары природы, прибывшие из деревни, они с удовольствием выпили и с аппетитом покушали. Мейлах стал задумываться над тем, что ему, в принципе не стремящемуся к выпивке, жизнь устраивает на каждом шагу необходимость употреблять спиртное. Это его пугало. От предложения Вовы открыть ещё одну он отказался.

Рахиль Менделевна, дождавшись, когда Мейлах хорошо покушал, возникла с разговором:
- Мейлах! Чего ты нашего гостя задерживаешь? Иму уже нужно уходить, а ты всё слушаешь и слушаешь, что он говорит.  Ты иго уже утомил своим выслушиванием. Нам пора спать. Отправляй иго, с добрыми пожеланиями, а то надоело уже!

- Рахиль, о чём ты говоришь? Ещё не поздно, семи нет. Он наш гость. У нас будет ночевать, это близкий родственник – доброжелательно заговорил Мейлах, но тут же получил отпор:

- Ни знаю я такого родственника. Он у миня в паспорте ни записан.  Да ты ещё не знаешь, чем его зайчики закончатся! Пусть идёт в сарай, не велика птица. У нас с тобой, за несколько дней насобиралось на ночь работы, а он будит нам мешать создавать стоны!

Вова, гордый, как грузин, и обидчивый, как старая дева, собрал оставшиеся продукты и, скромно попрощавшись, тут же вышел из гостей. Внутри его кипела обида. Он знал, что в деревне  так с гостем никогда не поступят.

Недалеко от Мейлаха жил Вовин двоюродный брат, и он решил навестить его. Жил тот в одной комнате с женой, тёщей, тестем и троими детьми, зато у него был коридорчик и крыльцо с перилами, чтобы пьяный хозяин не падал с крыльца лицом вниз.
 Семья была гостеприимная, и еды всем хватало, так  как лишнюю кружку воды добавить в кастрюлю с супом,  для гостя они никогда не пожалеют!
   
Брата звали Витёк. Был он маленький, худенький, жилистый, но имел привычку, после работы, заходить в магазин Шагалова вместе с высокими, здоровыми и выносливыми.

 Рубли они прикладывали к увлечению одинаковые, а чувствовали себя по-разному! И получалось, что одна и та же норма одному была как слону дробина, а другого сбивала с копыт!

Вообще-то про копыта в отношении его громко сказано.  Общепризнанная норма сбивала его ни с копыт, а с копытиков! Из-за неспособности добраться до дома самостоятельно жена  Витька приходила подбирать его каждый день.

 Она, как женщина большая, красивая и сильная, поднимала его с земли и укладывала в детскую колясочку, так ему было удобней. Она поправляла подушечку под головой, затыкала рот солёным огурцом, чтобы ни матерился и не  пел песни, и везла его домой.

 Витёк чмокал губами солёный огурчик, как дитя пустышку, и не пытался извергать матерщину. Дети помогали катить коляску, кружа и, как папуасы на ритуальном танце  подпрыгивая кричали: – «Папа, папа едет мой, на колясочке домой»!
 
Так вот, продвигаясь к дому Витька, Вова увидел впереди себя  знакомую фигуру его жены. Он не знал, что женщина в коляске  везла мужа, и предположил, что у них появился четвёртый ребёнок. Посему решил их ни беспокоить своим присутствием.

 Вариантов для ночлега больше не было.
Вова услышал где-то вдалеке мягкие звуки духового оркестра и не спеша двинулся в сторону звучащей музыки.

Городской парк культуры и отдыха был многолюден. Люди ходили парами, катались на качелях, танцевали. Вова ничего этого не делал. Он шёл, нацепив на плечё солдатский вещмешок  с продуктами, и, выбрав лавку, на которой никого не было, уселся всей опорой и привалился  к  спинке.

 Посторонний запах его раздражал. Что бы это могло пахнуть?  И тут с удивлением заметил, что, он, как муха в липучку вляпался в окрашенную светлой краской лавку!

Вова, без особого огорчения пересел на стоящую напротив и стал смотреть, как другие вляпываются в свежую краску. Следовало бы на ней вывесить рекламную табличку - «Для вас, любознательные»! Но никто об этом не подумал.

Скучновато одному? – участливо спросил мужчина, такого же возраста, как Вова и подсел рядом, чтобы тоже наблюдать, как пачкают штаны и пиджаки посетители парка лавкой напротив.

Познакомились. Выпили охотно из бутылочки, спрятанной в Вовиной торбе. Закусить постеснялись, неудобно, как-то. Разговор клеился.

Саня, новый Вовин знакомый, поссорился с женой и вышел в парк просвежить мозги, закомпостированные ею, как он сказал. Добавка из вещмешка,  раскомпостировала его мозги, и они начали искать приключений:  заговаривали с дамами и шутили невпопад.

 Им казалось, что они такие привлекательные, умные и весёлые, что самим становилось страшно за свою неотразимость. Но они перебороли страх, и пошли веселиться дальше,  на танцы.

Белый танец осадил самоуверенность кавалеров – их никто не пригласил. Пришлось искать добычу самим, но их исполнительский репертуар был скуден.

 Вова мог танцевать только белорусскую польку «на два баки», да и то после выпитого рисковал завалиться на один из боков и даму завалить, а Саня, вообще танцевать передумал – донесут жене, чего доброго, так она устроит «Сцену у фонтана» и  разгонит всю его самодеятельность!

Вова не боялся, что донесут жене. Он как выпьет, -  сам расскажет, да ещё от себя наплетёт!
- Подержи торбу, я пошёл! Есть тут одна, – сказал Вова и полетел в толпу непуганых девиц. Оркестр грянул польку.

 Вова выхватил из женской стайки приглянувшуюся девицу и, как петушок перед курочкой, затопал сапогами, кружа вокруг дамы, подпрыгивая, стараясь попасть в такт музыке. Получалось не очень.

 В деревне он танцевал под гармошку, а ритмическое сопровождение музыкальной темы поддерживалось «таукачом па засланцы»,  поэтому Вове под оркестр танцевать было сложней, но партнёрша летала, как птичка, и он почувствовал всю прелесть талии, нежно согревающей его шершавую лапу сельского труженика.

- Меня зовут Надя!  А почему вы меня пригласили? - скромно полюбопытствовала  Надя и нечаянно прильнула к Вове тёплой щекой.

- Дык я поглядел, что баба добрая, да ножки тоненькие – должна хорошо танцевать. А то у моей… – как привалит своими колодками, то дыханья не хватит! А тут у тебя даже талия есть, и сзади ни так много, как у моей. Оно ж так устроено, что мужику всякого хочется! - продолжал рассуждать пьяным языком Вова, пока ни закончился танец и свежие мысли.

Саня добросовестно оберегал самое ценное, что у них было, – торба с салом, самогонкой и огурцами. Им надоело танцевальное общество, и они пошли на свою лавку для продолжения общения.

 Все увеселительные мероприятия в парке завершились. Люди разошлись, друзья остались. Они были оба не очень красноречивы, но говорили долго, оживляя разговор понятно чем. Когда стало светать, под скамейкой они увидели маленького ёжика. Он забавно фыркал и посматривал по сторонам, пугливо сворачиваясь в колючий клубочек при малейшем шорохе.

Ой, какой гостик к нам пришёл! - обрадовался Вова, взял ежика в руки, а потом, подумав, положил его в мешок.
-  Подарю тебя Карьеревичу, чтоб отвязался, – сказал ёжику хитрый Вова и остался доволен своей сообразительностью.

Утомлённые разговорами и бессонной ночью, приятели задремали.
Вовины сновидения, были приближены к картинам деревенской жизни. Ему снилась родная  усадьба с дорожками загаженными курами, щербатый забор, увешанный глиняными жбанами, и заботливая краснощёкая жена, выпекающая вкусные блинцы на  чугунной сковородке с отбитой ручкой.

 А вот и любимая лошадь подошла к нему просить кусочек хлеба. Он слышал её дыхание, и даже показалось, что она шепчет ему чего-то на ухо. Очнувшись, он своим глазам не поверил: действительно, около него стоял белый жеребец и, учуяв в торбе остатки еды,  выпрашивал подачку.

Объяснение всему было простое. В штате парка культуры и отдыха кроме бухгалтера, дворников и контролёров числились два пони, конь «Бурёнка», а так же директор парка, наградивший коня такой кличкой.

 Конь был ручной, послушный, знал территорию парка и был в конюшне старшим по званию среди не приученных к порядку пони. Ночью он ходил, где хотел, заводя легкомысленные знакомства с загулявшими посетителями парка.

В это время проснулся Саня и то же был поражён увиденным. Живой конь, морда в морду! Вот бы въехать на нём во двор родного дома! Как полководец Суворов!
- Вова, ты умеешь управлять конём? Научи! Я хочу подъехать домой, жене показаться. Она любит животных, увидит меня на коне и всё простит!

Конечно, Вова умел управлять конём. Он уселся на него и для пробы проехал по аллее. Конь вёл себя хорошо. Вова, похлопывая животное, спокойным голосом давал команды, которые выполнялись.

- Саня, давай подсажу, а то ты сам ни заберёшься, – предложил Вова и, подставив  сцепленные пальцами руки, усадил смелого Саню на спину коню. Саня сидел неустойчиво на скользкой, чистошерстяной лошадиной спине.

Вова, удерживая животное уговорами в повиновении, прокатил Саню по боковой дорожке для пешеходов и по его просьбе они двинулись к нужному дому. Седок по неопытности, сползал со спины лошади, не имеющей седла. Путь был недалёкий, но всё равно нужно было чем-то закрепить себя на спине, для надёжности.

 Решение пришло в Вовину просветлённую менингитом голову неожиданно. Он, сняв с приятеля брючной ремень, стянул им ноги всадника под животом коня, чем надёжно закрепил его на животном. Придерживая коня за гриву, повёл его в сторону Саниного дома.

 Так они пересекли центральную улицу и въехали во двор, где Санина жена развешивала стираное бельё для просушки. Увидев, своего мужа, она наделала шума:
- Ты что,  пьяница удумал? Ещё бы на танке домой явился!

Конь Бурёнка, не привыкший к выяснению супружеских отношений, от испуга дёрнулся в сторону. Вова удержал его от желания поскорее убраться со скандального двора, но не усмотрел за Саней.

Саня, потеряв равновесие, съехал со спины, но ремень, связывающий ноги помешал ему спрыгнуть, и он повис вниз головой под животом коня! Со стороны увиденное напоминало иллюстрацию к известной книге   «Всадник без головы»
Вова растерялся.

Он поднял свалившуюся с Саниной головы шляпу и одел её  на торчащие кверху ноги, чтобы случайно ни затоптать, а сам начал обмозговывать, как же отвязать Саню, чтобы он не упал и не ударился головой о землю.

 Но тут опять жена пострадавшего наделала шуму, и разволновавшийся конь, не выдержав её визга,  пустил струю из своего шланга прямо на спину, висящему между двух пар лошадиных ног бедному Сане!

 Жидкость была тёплая, но не освежающая. Она беспрепятственно пошла с шипящим звуком, по спине кавалериста -  на воротник рубахи, плавно перетекла на уши, и стекала на землю струйкой по вздыбившейся от ужаса Саниной чёлке.

Увидевшие эту сцену соседи, выбежав из дома, долго выбирали на Сане сухое место, чтобы можно было взяться, не марая рук, и, не найдя такового, всё равно помогли снять пострадавшего.
 Он был  так расстроен, что забыл записать Вовин адрес. Мало ли, вдруг понадобиться. Может, потребуется консультация по верховой езде. Приятелей развела веником в разные стороны Санина супруга.
                *  *  *
 Время назначенной встречи Вовы с Карьеревичем  приближалось.
Вова не спеша продвигался по центральной улице в сторону городской площади со стоящим на ней серым бетонным памятником вечно живого, который был живее всех живых.

 Серый истукан одной рукой держал пролетарскую кепку, а второй показывал на городское кладбище. Вове такая перспектива не понравилась, и он, плюнув в сторону памятника, отвернулся и пошлёпал к зданию стоящему напротив, на фасаде которого, тиснёными буквами сообщалось, что это «РК КПБ».

На крыльце стоял, разговаривая сам с собой человек по имени Серёжа.  В шапке-ушанке с одним задранным к верху ухом он приветливо улыбался и приглашал зайти в здание всех, кого видел. Этот человек был ни совсем здоров.

 В райком его не пускали,  хватало своих, нездоровых и всяких. Одних секретарей там было три, не считая секретаря – машинистку, а Серёжу все называли четвёртым секретарём. Штатные секретари, его почему-то не признавали за равного и прогоняли, а простые люди к нему относились нормально.
 
Серёжа, по-свойски кивнул головой Вове и открыл перед ним дверь здания. Вот хорошее обслуживание, только швейцар бедноватый, - подумал Вова, поглядев на рваные туфли, надетые на босу ногу,  и зимнюю шапку, не совсем удобную в летнее время.

 По ковровой дорожке Вова прошёл по коридору. Строгий дежурный, осмотрев его с ног до головы и обратив внимание на светлые поперечные полоски, пропечатанные на брюках лавкой и сапоги с остатками засохшего навоза, решил, что это явно не представитель обкома.

- Что вы хотели, товарищ? У нас для посторонних туалет не работает!
- Какой туалет? Я ничога ни хочу! Меня председатель колхоза пригнал сюда к вашему, что вёдра проверяет, да зайчиков ловит! Сам я бы никогда не пошёл. Где он тут хаваецца ат меня?

- Придётся вам обождать. У него все дела серьёзные, только, никому не нужные, - чтобы сгладить раздражение гостя, заговорил внештатный дежурный - из пенсионеров, которым поговорить хочется всегда, пока гипертония ни отняла речь.

- Сейчас Карьеревич, заседает с городским начальником, издавшим приказ, что в городе нельзя держать хрюшек. Они обсуждают тактику выявления этих животных. Один из них понимает по-свинячьи, а другой любит наводить порядки.

 Так, используя свои деловые качества, они вечерами обследуют сараи, по запаху и хрюканью выявляют наличие хрюшек и принимают меры: хозяевам выписывают штраф, а животным предписывают смертную казнь.

 У городского начальника, которого прозвали  «шаматоха», даже голова от работы деформировалась. Его огромный череп  квадратной формы, говорил о серьёзных тектонических процессах,  происходящих время от времени в этой, богатой квадратными полушариями, голове изувеченный учёбой в высшей партшколе, неумеренной выпивкой в период борьбы за трезвый образ жизни, которую он возглавлял в городе на общественных началах – пояснял разговорчивый отставник с явной неприязнью к начальнику.
 
Когда из кабинета Карьеревича вышел этот человек с головой квадратной формы, путь освободился. По привычному пьяному руководящему делу его глаза, клешневидные руки и хрип похожий на голос, делали его внешний вид зловещим.  Вова, глянул на него и бочком, как белорусский партизан, вынужденный пробраться в логово врага, с содроганием вошёл в ненавистный кабинет.

 Чтобы обратить на себя внимание, он топнул сапогом. Хозяин кабинета, изображающий чтение важных бумаг, лежащих кверху ногами, оторвался от них  и взглянул на гостя.

- Ах, это ты, шутник! - обрадовано, как друга встретил Карьеревич замученного приключениями Вову. Он вышел из-за стола, протянул ему вялую, потную и холодную как жаба руку для пожатия.

 Вова, после вялого рукопожатия, брезгливо  одёрнул свою и вытер о штаны, но примирительно пролепетал:
- Я вот тут маленького ёжика вместо зайчика принёс, может, возьмёте? Он у меня в мешке спрятался, потрогайте, он хороший.

Карьеревич подозрительно посмотрел недоверчивыми поросячьими глазками на Вову и, ожидая очередного подвоха, не только не стал запускать руку в мешок, но даже заглядывать туда побоялся.

Желая показать, кто здесь хозяин, он начал решительно диктовать свою волю бедному колхознику:
- Вот что я тебе предлагаю. Никому ни смей рассказывать, что произошло там, на поле, иначе я тебя в порошок сотру!

Запомни, что могу тебя исключить из партии, выгнать из колхоза, отобрать землю. Ты хочешь этого? Так вот, если пикнешь, то я всё это сделаю! И никто тебе  не поможет! Так и знай!
Вова  выслушал Карьеревича и возразил:
-  Ой, кому ваши секреты нужны! Про зайчика и так вся деревня ведает!  А я, когда выпью, то не только расскажу, как было, ещё и от себя приложу!
 
Карьеревич, после этих слов непокорного Вовы взбесился и заорал:
 - Уберу, исключу, выгоню! Видишь ли, он выпьет и разболтает!
- Так не пей, раз не можешь держать язык в узде!

- Где это я не могу держать язык? – переспросил Вова и, не разобравшись, и не дойдя до рифмы, вроде успокоился.
Далее он выслушивал с кривой усмешкой, всё, что могла выдавить злоба из грозного начальника.

 Но в последней  зацепившей его фразе он опять не дослышал завершающее слово Карьеревича и оскорблённый неправильно понятым  словосочетанием покатил на обидчика:
- Ты кого стращаешь? Селянина? Как это, не пей? Ты будешь свою храпу пузырить, да колхозными овечками заедать, а я - не пей? – горячился Вова. - Из партии меня выключишь? А меня туда не включали! Из колхоза не прогонишь, потому, что туда никого не загонишь!? А кто ж вас кровососов кормить будет? Землю урежешь? Да режь под порог, надоела ёю душыцца. Спасибо скажу! Нашёлся тут полководец!

 Вот выбью глаз, Кутузова из тебя сделаю!  Мне ничего не будет, я  от манингита такой нервный.  Так, а что мне с ёжиком рабиць? Будешь брать, ци не? Ладно, я его в лесу выпущу, каб ты яго сваими лапами ни поганил! Чым ты мяне напалохаешь?

 Нижэй за селянина у нас няма людзей – у гавне мы радзилися,  у гавне  и памрэм!

Перепуганный Карьеревич забился в угол и молчал.  Вова, хлопнув дверью, вышел. Таким результатом завершилось «персональное дело» колхозника Вовы.