Король Генрих IV Часть вторая 4-3

АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Другая часть леса. Слышен сигнал к атаке. Вылазки.

(Выходят друг на друга Фальстаф и Колевайл.)

ФАЛЬСТАФ:
Как величать?
Какого чина?
Где выросла подобная дубина?

КОЛЕВАЙЛ:
Я рыцарь, сэр.
Зовут же Колевайл,
Всегда в долине этой проживал.

ФАЛЬСТАФ:
Был Колевайл и проживал в долине,
Всё, сударь, в мире изменилось ныне:
Отныне ты – предатель, а не рыцарь,
А место пребывания – темница.
Не с теми Колевайл ты воевал и был,
Коль из долины в пропасть угодил.

КОЛЕВАЙЛ:
А вы, как понимаю, Джон Фальстаф?

ФАЛЬСТАФ:
Вы всё узнаете, едва ко мне пристав.
Я, полагаю, попотеть придётся,
Коль неприятель глуп и не сдаётся.
И будет, уж поверьте,  то не пот,
А слёзы, что семья твоя прольёт,
Когда проститься на погост придёт.
А потому от страха трепещите
И милосердия, не мешкая, просите.

КОЛЕВАЙЛ:
При вашем имени одном
Весь мир становится вверх дном.
И не хотел бы, а сдаюсь,
И, не желая, подчинюсь.

ФАЛЬСТАФ:
Я стольких в жизни проглотил,
И всех живот мой разместил,
Он мне покоя не даёт:
Ведь каждый в нём меня клянёт.
Когда бы не было такого живота,
Европа в плен давно б была взята.
Ах, как живот мне иногда мешает!
Но, чу! – Сюда наш генерал шагает.

(Входит принц Джон Ланкастерский, Вестморленд, Блант и другие.)

ЛАНКАСТЕР:
Войны освободилось коромысло,
Преследовать противника нет смысла.
Забросьте в угол, Вестморленд, свой  кнут,
Пусть лошади немного отдохнут.

(Вестморленд уходит.)
И где ж скитался ты, пузатый, и носился?
Война закончилась, а ты вдруг объявился.
Повесил бы тебя, Фальстаф, не скрою,
Да только виселица рухнет под тобою.

ФАЛЬСТАФ:
Всё так бы, генерал мой, и случилось:
Петля бы лопнула, а рея – обломилась,
Герой о подвигах своих не говорит,
За храбрость редко кто его благодарит.
Я не стрела, ни ласточка, ни пуля,
И всё же – я спешил из Ливерпуля.
Не молодой уже, а всё бегу, бегу…
Быстрее мысли всё же – не могу.
Я сотни скакунов уже загнал,
Пока ваш лагерь боевой догнал.
Не отдохнувши, снова воевал:
Вот и пленённый мною Колевайл.
Он рыцарь смелый и коварный враг,
Но одолеть меня не смог никак.
Узнав меня, противник сразу сдался,
Я, истинный военный, наслаждался.
Как римлянин, победу огласил:
«Пришёл!
  Увидел!
  Победил!»

ЛАНКАСТЕР:
А коли говорить, Фальстаф, начистоту,
Не страх его сразил – почтенье к животу.

ФАЛЬСТАФ:
Вот он.
И рассуждайте, как хотите,
Но подвиг мой в анналы занесите.
Я, кроме прочего, балладу закажу,
И новый герб на стену пригвозжу,
Да и простят Фальстафу это боги,
Где Колевайл целует Джону ноги.
Ведь при моём величии таком
Окажетесь вы медным пятаком,
А я на небо месяцем взойду,
Затмив любую яркую звезду.
Деваться некуда! –
Воздайте уваженье!
Что стоит вам отдать распоряженье?

ЛАНКАСТЕР:
Такая тяжесть вряд ли вознесётся.

ФАЛЬСТАФ:
Тогда пусть светом ярким разольётся.

ЛАНКАСТЕР:
У света этого, поверь мне, шансов мало, -
Уж слишком тень на всё большая пала.

ФАЛЬСТАФ:
Фальстафа, кем хотите, обзывайте,
Но насладиться мне победой дайте.

ЛАНКАСТЕР:
Ты Колевайл?

КОЛЕВАЙЛ:
Лорд угадал.

ЛАНКАСТЕР:
В числе повстанцев, полагаю, был.

ФАЛЬСТАФ:
Тем я и знаменит, что бунтаря пленил.

КОЛЕВАЙЛ:
Ничем я от других не отличаюсь,
В содеянном, конечно же, не каюсь.
Меня зубастой продали войне
По бросовой, по-моему, цене.

ФАЛЬСТАФ:
По жизни цены я привык сбивать,
Мне и тебя случилось даром взять.
Да будут простаки на свете святы!
Прими «спасибо» в качестве оплаты.

(Возвращается Вестморленд.)

ЛАНКАСТЕР:
Преследовать закончили врагов?

ВЕСТМОРЛЕНД:
Река кровавая ушла из берегов.

ЛАНКАСТЕР:
Отправьте Колевайла после порки
С другими и казните в Йорке.
Стеречь тебе их поручаю, Блант,
На твой надеясь, дворянин, талант.

(Блант и Колевайл под стражей удаляются.)
Нам, лорды, ко двору пора спешить,
Я слышал, что отцу недолго жить.
Пусть наши вести короля взбодрят,
Он не поправится,  исходу ж будет рад.
Лечи, кузен, событием большим!
А мы вослед за вами поспешим.

ФАЛЬСТАФ:
А мне же, генерал и командир,
Проследовать позвольте в Глостершир.
Когда же двор узнает про войну,
Извольте и меня упомянуть.

ЛАНКАСТЕР:
Хвалить я вас, Фальстаф, не собираюсь.
Цените, что прощаясь, не ругаюсь.

(Все, кроме Фальстафа, удаляются.)

ФАЛЬСТАФ:
Хоть хорошо – на то ума хватило!
Ему быть герцогом природа подфартила.
Привык мальчишка только ненавидеть,
Шутить не может, но мастак обидеть.
Нет прока людям от таких особ:
Какими родились, такими лягут в гроб.
Вина не пьют, а только хлещут воду,
Манеры в рыбью вызрели породу.
Мне карасей таких совсем не жалко,
От них рождаются холодные русалки.
И дураки они, конечно же, и трусы.
Когда б не пили мы, – 
Такие ж были б гнусы.
Есть у вина два качества великих,
Творящие кумиров из безликих.
Сначала завихряются мозги:
Не видишь ни товарищей, ни зги,
Про трудности мгновенно забываешь,
Остротами противника пронзаешь,
Затем же – кровь забраживает в жилах,
Которую сдержать уже не в силах,
Утехам сладостным приходиться отдаться,
И штабелями женщины ложатся…
И вот тогда-то, пусть и на словах,
В делах любых становишься монарх,
Ни трусости не ведаешь, ни страха,
Всё на тебе горит:
И тело, и рубаха.
Владеешь шпагою,
Кинжалом
И мушкетом,
Непобедим ты и велик при этом!
Тебе сопутствуют и слава и успех:
У хереса немеряно утех.
На кровь надеясь хладную свою,
Не победил бы Генрих и в бою,
Не принц, а херес, всем руководил,
А потому и ворога побил.
И даже тысячу имея сыновей,
Я цель бы каждому такую обозначил:
 «Не воду, мальчик, только херес пей,
Не выживешь ты в Англии иначе!»

(Входит Бардольф.)
Скажи, Бардольф, столь падкий на слова,
Какие сплетни выткала молва?

БАРДОЛЬФ:
На поле воины убитые остались,
Живые же – по бабам разбежались.

ФАЛЬСТАФ:
Да будет мёртвому покой!
Живому – мир!
Я отправляюсь нонче в Глостершир.
Эсквайр Роберт Шэллоу заждался,
Я клятвенно вернуться обещался.
Размял его давно я межу пальцев,
Пора в конверт засовывать страдальца.

(Уходят.)