Я переспал с вашей женой

   Дорогой друг. В прошлую пятницу, подтираясь вашим письмом в общественном туалете одной из многочисленных забегаловок низкого качества, которыми подобно пигалице усыпан весь центр Минска, я пришел к выводу, что вы продешевили с бумагой. В самом деле, нет ничего хуже жесткой бумаги в ответственный (я бы даже сказал сакральный) момент трансформации некогда вкусной и ароматной пищи, в весьма отвратительное творение пищевой системы. Сухой, до безобразия громкий хруст жесткой бумаги, идеально гармонируя со зловонным запахом некогда переваренных продуктов, придавал этому и без того злачному месту атмосферу иррациональной постановки сумасшедшего театрала. Будьте так добры, милейший, во избежание подобных ситуаций, впредь писать вашему покорному слуге на мягкой бумаге высокого качества выбирая чернила только из натуральных красителей, дабы сохранить в первозданном виде нежнейшую кожу жизненно необходимой, а потому так тщательно оберегаемой мной части тела. При прочтении этих строк, вы, быть может, негодуете на администратора этого обделенного божьей милостью места за то, что тот не удосужился проверить свой туалет на наличие бумаги, но прошу вас – не стоит. Дело в том, что бумаги в этом туалете было предостаточно. Подробность эта, уместившаяся у меня в одно предложение не делает, как мне кажется, надлежащего акцента, поэтому повторюсь: бумага в туалете была. Должно быть, в этот момент вы задаетесь вопросом, что заставило меня действовать подобным, весьма ни эстетичным образом, и я, как человек прямой, не переносящий интриг, скажу прямо – злоба. Да, дорогой друг, именно это лишенное христианских границ чувство, родившееся в моей душе после прочтения вашего письма, заставило меня тужиться несколько долгих минут, напрягая пустой желудок, для извлечения хотя бы капли экскрементов. Но это не единственный насильственный акт совершенный мной в тот день. Небольшого роста мужичек с облысевшей, блестящей от пота головой, пританцовывал на месте у входа в туалет, когда его лицо встретилось с письмом моего любезного друга, которое уже успело побывать в прямом контакте с человеческими отходами жизнедеятельности. Мне совестно признаваться в столь грубом отношении к нашим ближним, и я искренне скорблю по поводу причиненных мной злодеяний, но мужичек этот так громко и упорно барабанил в дверь туалета, что выходя, я посчитал своим долгом научить его правилам хорошего тона. Как человек, от природы добрый и отзывчивый, я не могу без содроганий вспоминать, как пытался запихнуть в пахнущий дешевыми сигаретами рот мужичка ваше испачканное говном письмо. Простите мне за грубость и бесцеремонность, с какой я описываю эти события, но надеюсь, вы примите во внимание мое состояние, весьма близкое по своим симптомам к безумию.
                Искренне ваш, господин Плум.               

Дорогой друг. В момент прочтения вашего письма я сидел напротив большого, заляпанного какими-то жировыми пятнами зеркала, а потому могу точно описать выражение своего лица. Делаю я это единственно потому, что хочу, чтобы вы знали какие изменения на моем обычно холодном и беспристрастном лице вызвали ваши слова, записанные витиеватым почерком, на дурно пахнущей бумаге. Мои пышные, достойные восхищения брови, сдвинулись к переносице и вместе с отчетливо проступающей складкой на лбу образовали треугольник, а широкие скулы, как признак аристократичности, доставшийся мне в наследство от матери, поднялись кверху, сузив разрез глаз, что придало моему лицу, вид таинственный и грозный.
Я, как тонкий знаток человеческой психологии, не мог не заметить, что вы чем-то расстроены, и что я, вероятно, являюсь причиной этого, как мне казалось не присущего вам чувства. Должно быть, вы удивлены моей проницательностью, и тем, как быстро мне удалось выявить источник вашей злости, но прошу вас удержаться от похвал — я ни сколько не хочу кичиться своими природными дарованиями. К тому же, чтобы понять чем вы расстроены, вовсе не нужно обладать не дюжим умом, присутствие которого в моем черепе, для вас, я надеюсь, является неоспоримым фактом.
Сопоставив вашу агрессию с тем, что я написал вам в предыдущем письме, могу предположить, что вы обиделись на меня. Что ж, то, что я признался вам в том, что переспал с вашей женой и описал это во всех, не лишенных очарования подробностях, действительно могло болезненно сказаться на вашем самочувствие и эмоциональном спокойствии, но уверяю вас, цели у меня были самые, что ни на есть благородные. Поступок этот ни сколько не позорит мою честь и достоинство, а скорее напротив — я жертва собственного подвига, и подобно тому, как уцелевшему солдату раз за разом является перед внутренним взором поле брани, на котором погибли его товарищи, так и мне снова и снова видится слегка полноватая, изъеденная легким целлюлитом жопа вашей жены прыгающая с нарастающим темпом чуть пониже моего паха. Считая четкость и лаконичность признаками острого ума, спешу закончить с этими описаниями, так как все подробности сего акта, я уже описал вам в последнем письме, включая темп, частоту гортанных выкриков в особо пикантные моменты, а также  количество сменяемых поз, и даже, позвольте заметить, не поскупился на метафоры описывая смешной чавкающий звук, издаваемый вашей женой в период полной занятости ее рта.
Как человек тонко мыслящий и способный взглянуть на ситуацию с разных ракурсов, я не виню вас за поспешные выводы и надеюсь, что ваш гнев сменится признательностью, когда вы узнаете, какую услугу я оказал вам, и какими мотивами руководствовался при совершении половых действий в отношении милейшей вашей супруги. Дело в том, что в момент нашей встречи, лицо ее было обезображено чрезмерно большим количеством алкоголя, что заставляло ее и без того косые глаза смотреть в практически противоположные стороны. Правильно рассудив, что с такой системой наведения велика вероятность попасть в неприятную ситуацию, я, как преданный друг, отвел вашу жену к себе домой, где уложил ее в горизонтальное положение, хоть она и была против. Должен вам заметить, что супруга ваша никогда не отличавшаяся молчаливостью, в тот момент проявляла просто гипер-активную подвижность челюстью (чем я, конечно же, в последствии воспользовался). Из практически бессвязного бреда я, как человек острого ума понял, что семейная жизнь у вас с женой трещит по швам, и причина в этом кроется в отсутствии половых связей, которые вызваны вашим апатичным, и ко всему безразличным состоянием, длившимся, как я понял, уже не один месяц. Меня обижает, дорогой друг, что вы раньше мне об этом ничего не говорили, ведь кто как не я готов пойти на все ради вас. Зная, что значит для вас этот брак, я сделал все возможное, что бы он ни разрушился. Да, да, милый друг, я пошел на жертву, но не жду от вас благодарности, потому что я совершил этот поступок не ради тщеславного порыва, но ради благородной цели спасти ваши пришедшие в негодность отношения. Ведь только так, а не иначе, должен поступать настоящий друг.
                Вечно преданный вам, господин Плям.       

Дорогой друг, могу ли я быть еще более признательным кому либо, так же как вам. Бесспорно, я счастливейший из живущих, раз у меня есть такой бескорыстно преданный друг способный пожертвовать собой, ради душевного моего благополучия. Вы говорили об апатии, но уверяю вас, после последних ваших писем, моя апатия безвозвратно покинула меня и вряд ли вернется, пока я не придумаю каким способом я смогу хоть как то отблагодарить моего дорогого покровителя. Безразличное состояние от которого как вы знаете я страдал, сменилось чрезмерным возбуждением, сопровождаемым резкими вспышками неконтролируемого смеха, довольно сильными ударами головой о стену, обильным слюноотделением и часовыми прогулками из угла в угол. Чувство, заставляющее меня вести себя соответствующим образом, словами нашего человеческого языка описанию не поддается, и все же для ясности я условно назову его: «сильное желание отблагодарить». Поверьте, любезный мой покровитель, чувство это было настолько  сильное, что оно отразилось на моем физическом состоянии в виде очень громкого скрежета зубами. Дабы уберечь свои, уже успевшие искрошиться зубы, я решил во что бы то ни стало проявить хоть как то  свою признательность моему горячо любимому другу. Не в силах совладать с собой, я отправился к вам, но к моему величайшему сожалению, дома вас не оказалось. Не бывалое по силе чувство описанное мной выше, не позволило мне уйти не проявив заботливость, с какой я отношусь к неприкасаемой вашей персоне. Увидев во дворе дома безмятежно прогуливающуюся таксу, с которой насколько я знаю, безмерным своим обожанием вы пылинки сдуваете, я решил взять ее на руки и погладить, и этим самым быть хоть как то причастным к миру, в котором живет такая, наделенная всеми добродетелями личность. С этого и начались все, заслуживающие моего искреннего сожаления события. Бесспорно, дорогой друг,  читая это письмо, вы уже знаете о произошедшем и наверняка видите все не в самом лучшем свете.
Да, все эти неприятные события действительно выставляют меня сумасшедшим маньяком, но прошу вас, не делайте поспешных выводов и дайте мне оправдаться, обелив свое честное имя в ваших глазах. Ведь я не переживу, если потеряю такой подарок судьбы – а ведь именно так, я воспринимаю нашу с вами дружбу. Так вот, держа на руках постоянно вырывающуюся таксу, которую насколько я знаю, зовут Эррор, мне бросился в глаза свободно болтающийся ошейник на худощавой шее бедного животного. Боясь того, что ошейник совсем спадет, я затянул его но видно перестарался, потому что Эррор стал хрипеть и задыхаться. Болтая из стороны в сторону взлохмаченной головой, милый песик больно укусил меня за руку. Позвольте напомнить вам, что состояние у меня было взвинченное и я бы даже сказал, непомерно напряженное, что повлекло за собой резкую, практически не управляемую реакцию. Я отшвырнул пса, да так сильно, что тот с размаху влетел в окно дома, с огромным треском высадив стекло из рамы.
Ах, бог ты мой, могу ли я уповать на то, что вы меня простите, дорогой друг? Если бы вы знали как мне совестно, за причиненный вам ущерб, и как бы я хотел, чтобы это было единственное, что я натворил, но, как вы знаете, это было лишь начало моих злоключений. Беспокоясь о самочувствии бедного Эррора, я решил влезть через разбитое окно и посмотреть что сталось с песиком. Когда я перелазил через лишенную стекла раму, одежда моя зацепилась за торчащий осколок; услышав треск раздираемой материи, я обернулся и, потеряв равновесие, кубарем ввалился в дом. Эррор в это время еще не успевший сориентироваться на местности с ошарашенными глазами смотрел по сторонам стоя на том месте, куда я собственно и упал всей тяжестью тела придавив и без того пострадавшую собаку.
Мне бы хотелось прервать это повествование, заставляющее меня сгорать от стыда и гнева на мою неуклюжесть, но если бы это был конец истории. Дело в том, что когда я подымался, моя правая нога подскользнулась на осколках стекла, и я, потеряв равновесие, упал. Произошло это в доли секунды: мое тело откинулось назад, а нога взметнулась вверх. Кто бы мог предполагать, что на ее пути попадется худощавая жопа коротконогой собачонки. Повалившись на спину, я не видел что сталось с собакой, но судя по звуку, она пролетела добрых пару метров, приземлившись длинным своим носом в косяк кухонного столика стоявшего не вдалеке. Слава богу, дорогой мой друг, вас там не было и вы не слышали жалостливых, душещипательных визгов Эрорра. Не знаю, сколько бы я сам смог их выносить, если бы не свалившаяся с кухонного столика огромная ваза явно античного происхождения. Вы мне никогда не говорили, что обладаете (простите, обладали) таким великолепным произведением искусства. Да, мой друг, великий Геракл изображенный на вазе, совершил свой последний подвиг, заставив прервать свои вопли  опешившую от боли таксу. Вот тогда я поднялся и ушел, решив, что с этого места вполне достаточно моего присутствия. Я искренне надеюсь, что собака жива и находится в добром здравии. Простите мне мою неуклюжесть, ведь все мои поступки хоть и выглядят ужасными, однако не имеют ни капли злого умысла и несут один лишь мотив — творить добро, моему горячо любимому другу.
                Искренне ваш, господин Плум.