Потом

Санек, часто о тебе думаю. Все вспоминаю, как мы гуляли по центру, зарабатывали на бутылку пива, проводя импровизированные экскурсии для случайно встреченных туристов, на ходу выдумывая исторические события, одно невероятней другого. Американцы верили, европейцы - часто сомневались и переспрашивали. Но у тебя всегда находились убедительные ответы. Ну, почти всегда.
Еще - нашу любимую традицию занимать места в первом ряду перед фонтанами, где раз в год обязательно оказывалось пяток выпускниц, и тогда разноцветные круги смытой с их опухших недетских лиц краски разнообразили и без того неидеально прозрачную воду фонтана.
Тут, вроде, все успокоилось. Тогда побушевали, потом как-то притихли, расползлись по своим углам зализывать раны. Ну и те, против кого мы шли, тоже подуспокоились. Почувствовали, что земля под ногами не горит и даже пару раз проявили снисхождение к нам, - кого отпустили, кого все же подержали для острастки.
Я тогда снова вернулся на работу, гайки после нашей большой самоволки прикрутили, пять минут опоздания приравнивается к измене родине в самой что ни на есть изощренной форме. По крайней мере, криков не меньше. На твоем месте теперь сидит Игорь, помнишь, который все норовил снять наши ленточки с окна кабинета, чтоб не подумали, что он с нами. Забавный.
В общем, и правда, все почти вернулось на свои места. Как будто ничего и не было. Так вроде на первый взгляд. Но я чувствую, что что-то важное поменялось внутри. И пусть мы разочарованы, пусть сломлены, но, ты же знаешь, это как велосипед - если один раз поехал, значит, когда-нибудь, потом, еще раз сядешь - и снова поедешь. Этого уже не отнять. Вот об этом я думаю, когда гляжу в злые глаза детей на улицах. Да, когда-нибудь все начнется заново, и тогда, может быть, у них, злых детей, получится. А мы будем стоять рядом, что бы ни случилось. Как раньше.
Так что, думаю, Санек, ты все же не зря погиб.