Назло полудню
Снаружи жарковато для весеннего переполоха. Снежная королева, раненая в спину разгневанной соперницей, светло-русой попрыгушкой с ромашками в волосах, уползает прочь, оставляя за собой шлейф из белой кристальной крови, мусора, окурков, грязи. Прохожие все как один хмурые и сосредоточенные на механическом вращении вокруг собственной жизненной оси. Толкни его - даже не заметит, ударь - натравит закон и порядок. Не заметь, и потонешь в ещё большем равнодушии. Ни один из концов света, анонсируемых в широких массах, не в силах нарушить заведённый порядок движения заведённых людей. Золотой ключик в задницу и тик-так, тик-так. Металлический скрежет, а внутри черствеющая начинка из серого джема и всё уменьшающимся количеством извилин.
Зажигалка, как последний Обломов, флегматична. Ни проблеска, ни огонька. Под палящим оком полудня с десяток жертв транспортной проблемы маются под стеклянным навесом. Уже собираюсь скомкать сигарету и запустить в жерло ближайшей урны, как чья-то левая великодушная рука протягивает зажжённую "Зиппо".
- Вот, держите.
Прикурив и сладко затянувшись, медленно выпускаю из себя дым. Неожиданно весёлая улыбка. Чёрное пальто, дипломат. Каштановые волосы, голубые глаза. Совсем ещё мальчишка.
- Спасибо, - киваю ему, пытаясь выдавить благодарную улыбку. - Могу я узнать имя своего спасителя?
- Альберт Монтескье, - протягивает руку, теперь правую. Пожимаю.
Усталый красный автобус шумно прибывает и шипяще раздвигает двери. Серые и чёрные фигуры подаются в его сторону, толпятся, кое-как втискиваются в самое нутро, спешно хватаются за поручни. Давка, час пик. До центра. Захожу последним, потому что нам с Альбертом вовек не решить, кто кого должен пропустить "из вежливости".
- Кстати, мы не просто попутчики, - сияя, сообщает мне Альберт, зажатый где-то посередине салона, в метре от сплюснутого в лепёшку меня. Одна голова видна. - Вы же тоже сотрудник "Нью Эйдж Пост"? Я видел вас вчера в офисе. Сегодня особенный день, и никто не уйдёт обиженным. А после работы будет вечеринка. День Рождения, помните?
Ни черта я не помню. Отстаньте от меня, я хочу спать, желательно в мрачном склепе с тысячей и одним привидением. Один.
Неожиданно быстро добираемся до немыслимой высоты небоскрёба. Стекло и сталь, идеальная Вавилонская башня. Жаль, что лестница в небеса нам без надобности - чертоги Эдема давно опустели, и в райских кущах лишь рычащие "Боинги" и разреженная атмосфера. Чуть ли не под ручку идём ко входу. Да, здесь мы и обитаем. Большую часть дня. Большую часть жизни. Пять дней в неделю.
- Вам обязательно понравится.
Никогда не нравилось. Что это он трещит, как ведущий ток-шоу? Я ему совсем чужой, так зачем же тратить драгоценную лучезарность на угрюмую безысходность. Неравноценный обмен.
- Вы меня слышите? Лола уже обо всём позаботилась. Каждому достанется по одному, как только прибудем на место.
Строгий и стильный образ бизнес-леди. Жакеты и длинные юбки, высокие и не очень каблуки, сурово-деловитые взгляды искоса, кое-где даже пучки на макушке и очки-половинки. Привратницы провожают нас до стеклянной двери-карусели. Желают удачного дня. Вот только нотки ледникового периода не скрыть. Лицемеры. Лифт как-то судорожно возносит нас на сорок третий, звоночек, и почти пустая кабинка доверху наполняется работягами. И так до сотого. Через тернии к звёздам. Так и до Луны можно спокойно.
- Прошу вас, - улыбка, видать, никогда не сползает у него с лица. Не удивлюсь, что даже спит он с ней. Планктон удручённо сверлит нас слепыми глазами сквозь смыкающиеся створки лифта. Точно на Луну собрались.
- Послушайте...
- Ничего не говорите, - помотав головой, смеётся Альберт. - Вы сегодня родитесь вновь, это я вам обещаю. И да, я знаю вашу маленькую тайну. Но скоро всё прояснится и встанет на свои места. И к чёрту полдень, расплавляющий душу! Пойдёмте, скорее. Все уже ждут нас.
Мы попадаем в царство евроремонта и коробочной иерархии. У вышестоящих - отдельные покои, почти королевские, большие столы и длинноногие секретарши, у остальных - неуютные кабинки с квадратами мониторов и бланками. Мы принадлежим к последнему звену этой пищевой цепи. И нас вот-вот заглотит, не жуя, прожорливый понедельник. К нам подплывает курьер, солнцеподобная блондинка со стрижкой каре и невозможно длинными ресницами, новый смысл беспросветных будней. Говорят, даже начальник отдела подозрительно часто на неё посматривает.
- Нет-нет, никаких бланков, - сверкнув белизной зубов, произносит она, заметив мой погасший взгляд при виде пачки заказных писем в её руках. - Это вам, в честь сегодняшнего сами-знаете-какого дня! Держите.
Разве такой откажешь. Передо мной сверкают две звезды, белые, сверхновые. Он и Она. Три пухлых конверта переходят из рук в руки.
- Давайте же откроем!
Ближайший стол регистратора. Теперь все повадились улыбаться мне. Что ж, действительно, чего тянуть. Рву первый конверт почти в клочья. Прочь предрассудки!
- Да тихо вы, никуда он от вас не убежит, - хихикнув, произносит регистраторша, рыженькая, с зелёным бликом в глазах. Совсем не опасная, бесхитростная улыбка. Так уж и быть. Быстро пробегаю глазами напечатанные строки. Чуть слёзы не наворачиваются.
- Это... это прекрасно, - протягиваю Альберту, он читает и очарованно выдыхает со слабым стоном.
- Жаннетт, ты только послушай! 23 мая 2012 года, Ральф Монтескье, гений в области физики, уникальные эксперименты и великие открытия.
- А у меня дочка, - радостно кивает Жаннетт, - Кристин Мари Силионорэ, будущий дирижёр Лондонского оркестра, 18 ноября.
- Что это за письма? Кто прислал их?
Я один, кто заметил подвох и нервно завозился? На последнем конверте нет обратного адреса, лишь тиснёная печать с изображение раскрытой ладони в треугольнике, вписанном в круг. Небесного оттенка.
- Вы так давно здесь работаете и не знаете? - Жаннетт так мило удивилась, что мне стало стыдно за свой вопрос. - Они никогда не оставляют обратного адреса.
- Они? Кто они?
- Разве это так важно? - улыбается мне в ответ Альберт. - Скорее, разворачивайте. Мне не терпится узнать, что там у вас.
Аккуратно разрываю край конверта. Из белой пасти появляется обычный на вид лист бумаги, отпечатанный на принтере. На первой строке брови поползли вверх. На второй судорожно сглотнул. Третья остановила сердце и запустила три томительных доли мгновения. Таймер часовой бомбы. Три, две, одна... Но крика не последовало. Четвёртая строка поставила точку в моей воспалённой догадке, отсекла опухоль сомнения. Как он и говорил, всё встало на свои места.
- Вот, взгляните, - с непривычно довольным выражением рта передаю письмо Жаннетт и Альберту. Не улыбнуться тут невозможно. Ирония клещами растягивает губы.
- Но тут же ничего нет! Ни единого знака, - регистраторша недоуменно встряхивает лист и слегка мотает рыжей головой из стороны в сторону. Альберт, наоборот, довольно потирает руки и кивает мне с улыбкой.
- Вам ведь полегчало, не так ли?
Улыбаюсь в ответ, с готовностью киваю. Я больше не хмурюсь, не жалею себя. Никогда не чувствовал себя лучше. Сопричастен общему Раю.
- Боюсь, мне нужно вас покинуть. Меня вызывают на первый этаж.
- Приходите на вечеринку, обязательно приходите. Будет весело. Маскарад.
Конечно, непременно. Теперь мне можно всё. Не спуская исцелившую меня улыбку с лица, курсирую прочь, к лифту. Створки сами собой разъезжаются. Кнопка "1" горит как будто ярче других. Механизм устало заскрипел, тронулся. Примерно этажей десять проскользили в скрипящем и трещащем безмолвии. А потом я услышал, как рвутся тросы. Как и было написано. В моём письме.
- Ты что, опять...?
- Нет, что ты, я бы не посмел снова так обойтись с тобой.
- Не ври мне, я ведь знаю. Я знаю, ты опять ходил туда!
Надрывный металлический лязг и грохот. Хруст костей не слышен посторонним. С Днём Рождения!
- Ты опять... умер? Ты же... ты же обещал! Мне!..
Ударилась в слёзы. Солёные реки потекли по комнате, заливая коридоры, унося в бурных потоках мебель и семейные фото, на которых меня никогда не было. Волосы чернильными плетьми мечутся по затопленным просторам квартиры, рождают волны, водовороты. Жаль, сигареты не зажечь, размокли.
- Ты же говорил, что забыл её! Эту разлучницу, эту блондинистую... Да ответь ты мне хоть что-нибудь!
Я стою посреди Всемирного потопа и, расстёгивая белоснежную рубашку, ослабляя ремень в брюках, сбрасывая ненавистные туфли, наблюдаю за водопадом, низвергающимся с шестого этажа на темнеющую мостовую. Поворачиваюсь к ней, нежно обнимаю, шепчу на ухо:
- Это всего лишь сон, родная. Ложись и просыпайся.
Уже не плачет, но продолжает хныкать. Смотрит на меня своими огромными серо-голубыми зеркалами глаз, в которых я различаю свою взъерошенную белую голову без единого красного пятнышка, искажённые очертания кровати и шкафа, нарезающие бешеные круги стрелки настенных часов, бьющуюся в эпилептическом припадке кукушку, обои в ядовитый цветочек, распахнутое настежь окно.
- Я должен идти. Они ждут меня.
- Почему они выбрали именно тебя, когда ты так нужен мне здесь и сейчас?
- Потому что пришло время, моя сладкая. До встречи в полночь!
Встаю на подоконник спиной к окну. Сумасшедше, отчаянно улыбаюсь. Оттолкнувшись, соскальзываю и лечу в темноту. Оставшиеся пятьдесят этажей.
Гибкая и грациозная, черноволосая Лилит прыгает вслед за сорвавшимся беловолосым парнем вниз. Парит на невесомом облачке. Цветок орхидея вместо фигового листочка. Босые ступни мягко касаются холодного асфальта. Тела нет, как и ожидалось. Бархатные, полупрозрачные одежды окутывают её. Влажные, томительные сумерки. Самое время для бал-маскарада. Она медленно надевает маску чёрной кошки.
Свидетельство о публикации №214012201384