Венеция

– Анатолий Афанасьевич, а кто вам разрешил править итальянские чертежи? – возмутился вернувшийся из Италии Коробкин, когда доложил ему о проделанной работе.
– Мне не надо спрашивать разрешения... Ни у кого... Кроме того, что я директор, я еще и дипломированный инженер, – ответил ему, экономисту по специальности.
– Инженер-инженер, – проворчал тот, – Пусть итальянцы сами правят.
– Их генплан, Сергей Львович, не догма, а всего лишь одно из возможных решений. Уверен, мои предложения им понравятся, – успокоил его.
– Вот и летите на “Симек”. Договаривайтесь там, как хотите, но чертежи должны быть нормальными, чтобы больше не требовались никакие ваши исправления, – распорядился Коробкин.
Через полчаса Коробкин снова зашел:
– Анатолий Афанасьевич, раз уж вы летите в Италию, попросите Серджо, чтобы он повозил вас по предприятиям. Посмотрите, как они там работают. А заодно возьмите кого-нибудь из “итальянцев” и ткните носом. Покажите то, что они, когда ездили, должны были увидеть сами.
Взвесив все “за” и “против”, решил взять Емельянова. Тут же попросил Ганича помочь нам с визовым оформлением...
Через неделю мы были готовы к двухнедельной загранкомандировке...

И вот, наконец, свершилось!.. Даже не верится, но мы с Емельяновым уже на пути в Италию.
В Москве нас проводили снежные заносы и на редкость холодная погода. С интересом наблюдал, как перед самым взлетом расчищали взлетно-посадочную полосу, а наш самолет обработали антиобледенительными реагентами.
Сам полет самолетом “Аэрофлота” ничем особенным не удивил. Все как обычно: традиционные объявления, традиционный обед, традиционные блюда... Нет. Нечто необычное все же отметил: стюардессы вдруг покатали туда-сюда контейнер с товарами “дьюти фри”. Типичная барахолка. Но, как ни странно, кто-то что-то даже покупал...
Наконец, случайно взглянув в иллюминатор, заметил разительные перемены: под нами проплывала не снежная равнина, как два часа подряд до того, а покрытая зеленью холмистая местность, усеянная мириадами миниатюрных белых домиков. А справа вдалеке уже замаячили сизые горы. После горных красот Киргизии и Узбекистана, а в особенности после фантастического вида “семитысячника”, малорослые в тех местах предгорья Альп не поразили воображение.
Но при взгляде на них сердце все же радостно забилось в предвкушении долгожданной встречи с Италией – до посадки оставалось меньше часа полета...

И вот мы над морем. А берег все дальше и дальше. С трудом верится, что под нами Адриатика. Крутой вираж вправо, и мы двинулись в сторону Альп. Теперь они, невидимые, где-то впереди, а по сторонам до самого горизонта морская гладь.
Но вот раздался характерный хруст шасси, а впереди по курсу показался низкий берег. А вот и какой-то остров, к которому от берега прямо по морю тянется тоненькая, как ниточка, дорога. О Боже! Да это же и есть Венеция!.. Неужели я вижу ее наяву, а не глазами Сенкевича в его клубе кинопутешественников?
А Венеция все ближе и ближе – остров все крупнее и крупнее. И вот он уже распался на множество островков, на которых виднеются какие-то старинные строения. Но вдруг оказывается, что мы почти сели – под нами буквально проносится дорога через море, по которой едут вполне различимые машины и даже целый поезд. Минута и внизу явственно видны волны прибоя. Мгновенно пролетаем над проволочным забором – это уже земля. Промелькнули приводные маяки аэродрома, а вот и взлетно-посадочная полоса.
Касание, и самолет катится по ней, а я с интересом смотрю на вполне земную Италию. Все, как в любом аэропорту, но что-то все же не так. А эти зеленые деревья вдоль забора и вовсе контрастируют со снежными заносами Шереметьева.

Вышли с Емельяновым на трап, и я, наконец, впервые вдохнул воздух Италии. Можно даже не застегивать мою теплую зимнюю куртку на меху – тепло и солнечно, как весной... 
– Буон джорно, – поприветствовал чиновник погранконтроля, – Туристо? – спросил он, взяв мой раскрытый паспорт.
– Афари, – не согласился с ним.
Он удивленно посмотрел на меня и, даже не глянув в паспорт, шлепнул необходимый штампик...
Багажа у нас не было, а потому сразу направились к выходу. Там стояли двое в форме, вооруженные пистолетами в необычной, открытой кобуре и небольшой собачкой на поводке. Оба внимательно посмотрели на нас, лишь собачка осталась равнодушной.
– Экзит? –  спросил, показав рукой на закрытые двери.
– Экзит, – подтвердил один из них, – Прэго, – разрешил он нам двинуться на выход из зоны таможенного контроля.
И вот мы вышли в небольшой зал, где за ленточным ограждением толпились встречающие. Сразу увидел импозантного Серджо в распахнутом пальто и Ларису в теплой шубе не по сезону. Серджо, заметив нас, тут же призывно махнул рукой:
– Анатолий!
Махнул в ответ. Подошли.
– Буон джорно, амико мио! – радостно заключил меня в свои объятия Серджо, – Буон джорно, Анатолий, – неслабо похлопал он по плечам.
– В Италии Серджо совсем не говорит по-русски, – пояснила Лариса, протягивая руку.
Емельянова почему-то проигнорировали оба. Лишь Серджо слегка кивнул ему, прежде чем мы двинулись к выходу из аэропорта...
 
Подошли к огромному серебристому “Мерседесу”:
– О-о-о! Серджо! Какая у тебя машина, – восхитился я.
– Нравится? – спросил тот по-русски.
– А то!
– Не моя, – коротко ответил он.
– Служебная, – подключилась Лариса, –  У них на фабрике у всех “Мерседесы”. Сами увидите, Анатолий Афанасьевич. А своя у него “Лэнд Ровер”. Огромный такой сундук. Купил, чтобы на охоту ездить, собак возить, – пояснила она.
– Каких собак? – удивился я.
– Охотничьих. У Серджо их штук пятьдесят. Вот он их и возит по очереди.
– Пятьдесят? Зачем так много? А где он их держит?
– Хобби... У него две собаки чемпионки Европы... А живут они в питомнике. Серджо все оплачивает.
– Да-да, – подтвердил Серджо по-русски, – У меня большая семья. Итальянский человек много работать, – рассмеялся он.
Мы тронулись в путь. Вскоре выехали на платную дорогу. На въезде множество будочек и шлагбаумов, перекрывающих въезд. Неожиданно Серджо ринулся, набирая скорость, к одному из закрытых шлагбаумов.
– Серджо! – едва успел вскрикнуть от неожиданности. Но шлагбаум буквально взметнулся перед капотом машины, а Серджо весело рассмеялся:
– Нормально, Анатолий. Аутоматико.
– А если бы не открылся? – спросил Ларису, – Он всегда так ездит?
– Всегда, Анатолий Афанасьевич. Еле привыкла... А сейчас даже на дорогу не смотрю. Серджо водит хорошо. Здесь говорят, такой с рулем родился.

Мы выскочили на многополосное шоссе, и машина словно застыла в левом ряду. На спидометре сто восемьдесят, а на прямой, как стрела, дороге нас даже не шелохнет. Чудесная трасса.
А справа и слева возникали и пропадали удивительные пейзажи незнакомой страны, и я вертел головой, пытаясь поймать мгновения, чтобы запечатлеть их в памяти, как на кинопленке.
Ненадолго умолкший было Серджо вдруг что-то сказал по-итальянски.
– Он сказал, что очень рад видеть вас в Италии, – перевела Лариса, – Уже не верил, что вы когда-нибудь к нам прилетите.
– Скажи, сам в это не верил...  Даже думал, нет никакой Италии, выдумали ее писатели и художники, поэтому меня туда и не пускают, – пошутил я.
– Это переводить не буду, Анатолий Афанасьевич. Серджо такую шутку не поймет, – запротестовала Лариса.
– Ну и не переводи, – согласился с ней.
А мы уже съехали со скоростной трассы и начали выписывать крутые виражи по нешироким улицам небольших городков, которые сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой.
– Кастэльфранко Венето, – прочел я вслух промелькнувший дорожный знак со знакомым названием населенного пункта.
– Приехали, Анатолий Афанасьевич, – подтвердила Лариса.
Мы еще минут пять покружились по уютному городку, и неожиданно выехали прямо к хорошо сохранившейся старинной цитадели.
– Алла торэ, – подал голос проснувшийся Емельянов, – Знакомые все лица.
– Алла торэ, – подтвердила Лариса.
И мы совершили круг почета вокруг крепости с тем, чтобы подъехать к гостинице “У башни”. Именно так переводилось название гостиницы “Алла Торэ”, действительно встроенной прямо в крепостную стену у главной башни замка.
По каменному мостику переехали через крепостной ров, заполненный водой, и остановились на маленькой стоянке у входа в гостиницу...

– Лариса, попросите, чтобы нас с Анатолием Афанасьевичем поселили в один номер, – с ненужной инициативой выступил Емельянов.
– Да вы что, Николай Михайлович, – улыбнулась Лариса, – Вас здесь неправильно поймут. Вам обоим заказаны одноместные номера, – пояснила она.
– А я подумал, мало ли к кому подселят. Как с ними потом общаться, не представляю, – попытался оправдаться Николай.
– Здесь вас никто ни к кому не подселит. Это вам не наши гостиницы, – рассмеялась Лариса...
Мы оставили вещи в номерах и отправились на “Симек”.

И вот, наконец, моя давнишняя мечта сбылась – мы подъехали к офису фирмы...
На стоянке десятка три машин, и все, как одна, исключительно “Мерседесы”. Вошли в двухэтажное здание, и поднялись в кабинет Серджо. Поразили великолепные полы, отделанные гранитом вишневого цвета. Полированные плиты пола подогнаны так, что швов, как ни приглядывался, не заметил. А полировка! Экстра-класс!
– Все сделано на станках “Симека”, – подтвердила Лариса, когда увидела, чем заинтересовался.
– Звэтлана, – вдруг протянул мне телефонную трубку Серджо.
Оказалось, пока разглядывал полы, Серджо успел связаться с Москвой. Сообщил дочери, как долетели, и что мы уже на “Симеке”.
 
Сделав пару звонков, Серджо пригласил пройтись по заводу. По чистоте и порядку, сборочные цеха “Симека” напоминали помещения монтажно-испытательного корпуса, где собирали ступени ракет-носителей. Только вместо ракетных ступеней на стапелях здесь монтировали уникальные станки для обработки камня.
– Нравится? – спросил довольный произведенным эффектом Серджо.
– Нравится, – с восторгом ответил ему.
– Вам приятно показывать, Анатолий Афанасьевич, – сказала Лариса, – А этим, – махнула она рукой, – Их больше рестораны интересовали.
– Ристорантэ ехать чичас, – подключился Серджо, услышав знакомое слово.
Мы с Ларисой рассмеялись. Она сказала ему что-то. Тот тоже рассмеялся и обнял меня за плечо:
– Идем, Анатолий, покажу. Этот пусть здесь, – махнул он рукой на стоявшего со скучающим видом Емельянова.
Мы втроем подошли к двери с кодовым замком. Серджо набрал код, и мы вошли в небольшой цех.
– Это секретный цех “Симека”. Вы и я здесь первые иностранцы, которым президент разрешил сюда войти, – перевела Лариса, – А вот и сам президент, господин Стангерлин, – показала она на человека в рабочем комбинезоне, чем-то занятого внутри огромного станка.
Серджо тут же пригласил какого-то инженера, и тот минут за десять показал мне все новейшие разработки “Симека”, которые отлаживали в этом цеху, скрывая даже от своих работников. Меня тоже попросили не рассказывать никому о том, что там увидел...

Сразу после экскурсии по заводу отправились в ресторан. По всему было видно, что Серджо завсегдатай заведения. Его там знали, и он знал всех...
Все, кроме меня углубились в изучение меню. Я же отложил меню в сторону – названия блюд были мне незнакомы.
– Выбрали что-нибудь, Анатолий Афанасьевич? – пришла на помощь Лариса.
– Для меня это темный лес, – ответил ей, и она порекомендовала мне нечто такое, что вызвало мороз по коже по одному лишь описанию экзотических блюд, – Нет, Лариса... Я к таким подвигам не готов. Мне что-нибудь попроще, котлетку с гарниром, например, – рассмешил ее своим выбором.
А Серджо священнодействовал, исполняя самый ответственный ресторанный ритуал – выбор вина. Ему принесли на пробу пять бутылок, и он занялся изучением этикеток. Сразу же отставив три из них, а две бутылки попросил откупорить. Из каждой ему налили по глотку. Продегустировав, Серджо забраковал обе. Все вино тут же унесли.
– В чем проблема? – спросил Ларису.
– О-о-о! Серджо гурман. Ему угодить трудно. Недавно он здесь все перепробовал. Подошел сам хозяин, и они вдвоем на полчаса ушли в подвал. Там Серджо ухитрился отыскать бутылку коллекционного вина, которую тот припрятал для себя и забыл о ней.
– Ну, и?
– Пришлось отдать ее Серджо. Клиент есть клиент.
Принесли еще три бутылки. Отпив из каждой, Серджо, наконец, сделал выбор. Глянув на этикетку, чуть ни упал со стула – “Каберне”! Стоило так стараться, чтобы выбрать эту гадость. Хорошо, еще не “Солнцедар”, которым, как шутили в дни моей молодости, хорошо лишь заборы красить.
Взглянув на меня, Лариса все поняла:
– Это не то, что вы думаете, Анатолий Афанасьевич, – улыбнулась она, – Это у нас, “Каберне” заурядный суррогат, а здесь это вино настоящее.
Что ж, я оказался не прав. То было действительно великолепное вино. Ничего подобного до той поры не пробовал. Так что Серджо сделал чудесный выбор...

Утром встал очень рано – часов в пять по местному времени. Вышел на уютный балкончик и на соседнем неожиданно обнаружил Емельянова, раскуривающего очередную папиросу. Мы рассмеялись.
А минут через десять уже шли прогулочным шагом вдоль крепостной стены. Какая красота! Между стеной и рвом – вековые деревья. Стволы самых могучих из них не удалось обхватить даже вдвоем. Небольшой парк с уютными лавочками и старинными фонтанчиками с питьевой водой, действующими до сих пор. А в водоеме крепостного рва резвились стайки уток и белых лебедей.
Обошли весь замок по периметру дважды, после чего вошли внутрь через центральный вход. Оказалось, это отнюдь не музей – в замке кипела жизнь. Весь центр уже заставлен автомобилями. Подъехавшие в них люди в основном направлялись в большой храм на утреннюю мессу.
В центре своеобразного минигородка масса красиво украшенных витрин с товарами повседневного спроса. И даже свернув с центральной улочки, убедились, что в старинных домах замка до сих пор живут люди. А в одном из его уютных уголков обнаружили действующее учебное заведение – консерваторию. Словом, древний городок жив...
Успели обследовать и улицы, тянущиеся вдоль крепостного рва с внешней его стороны. Все старинные дома и усадьбы, многие из которых построены более пятисот лет назад, служат своим хозяевам до сих пор. В некоторых расположились гостиницы, банки и богатые магазины с роскошными витринами, в других – кафе и рестораны, но большинство домов жилые.
В свою гостиницу вернулись по неширокой дорожке, мощеной каменной плиткой, с тянущейся вдоль нее мраморной балюстрадой – своеобразным ограждением крепостного рва с водой. На тумбах балюстрады – мраморные фигурки в две трети человеческого роста: рыцари в латах, дамы и кавалеры в пышных нарядах. Сколько же лет тем фигуркам, лица и детали одежды которых так стерты временем? Некоторые “истлели” настолько, что едва держатся на своих постаментах. Какое раздолье нашим вандалам! Уверен, у нас те скульптурки уже давно покоились бы во рву...
 
В гостинице Емельянов уверенно повел меня куда-то влево от лифта:
– Время завтрака, – пояснил он, – Здесь “шведский стол”. Бери, что хочешь и сколько хочешь. Сережа порезвился здесь вволю, даже с собой в сумку набирал.
Взял две булочки, два банана и две груши – из расчета на двоих.
– Кафэ, капучино, ти-и-и? – подошла ко мне официантка, мельком взглянув на номера лежавших на столике ключей от наших “камер” (комнат).
– Дуэ капучини, пэр фаворэ, – заказал на двоих.
Подошел Емельянов с большим блюдом, доверху заполненным бутербродами.
– А я тебе уже взял, – показал ему на свою “добычу”.
– Что ты, Афанасич, ешь сам. Мне это на один зуб, – отказался он, набросившись на гору своих бутербродов.
Так стихийно и сформировался мой традиционный гостиничный завтрак – все в двух экземплярах...
Ровно в девять подъехали Серджо с Ларисой. Оказалось, прямо из гостиницы едем в Верону, и Емельянов останется там на все две недели нашего пребывания в Италии, а я на два-три дня еще вернусь сюда сегодня.
Николай быстро собрал вещи, и мы отправились в Верону...

И вот уже стремительно несемся по дороге местного значения. На спидометре сто шестьдесят. Впереди знак – не более шестидесяти.
– Серджо, – успел показать ему промелькнувший знак.
– А-а-а, – отмахнулся он, как от назойливой мухи.
– А карабинеры? – намекнул ему.
– Серджо не гангстер. Нэ надо карабинэри, – заявил он. Показал ему на спидометр, – А-а-а, – снова отмахнулся он, – Откуда он знать, как бистро еду?
– Радар.
– О-о-о! Анатолий! Италья нет радар, – весело рассмеялся наш Лучано, – Давно запретить. Нэльзя радар. Люди болеть.
– А как же определить, что быстро едешь? – удивился я.
– Когда бум! Аварья... Все считать будет. Ехал бистро, сразу галэри... А Серджо нэ мафья... Серджо ехал нормально... Как надо Серджо, – рассуждал он, не снижая скорости...
Наконец выскочили на платную автостраду. Здесь уже все наоборот – нельзя ехать медленно. Мешаешь движению.
И снова я как губка впитывал дорожные впечатления. Появились виноградники и огромные сады плодовых деревьев. Увы, уже без листвы. Вскоре стали попадаться такие же безлистые деревья, увешанные крупными оранжевыми плодами.
– Каки, – сказал Серджо, увидев, что я обернулся в сторону целой плантации таких деревьев.
– Не подумайте, что это нехорошее слово, Анатолий Афанасьевич, – мгновенно подключилась Лариса, – По-итальянски так называют хурму, – пояснила она.

А справа все ближе и ближе подступали горы. Вскоре горы вообще, казалось, перекрыли нам путь, а мы, не снижая скорости, мчались и мчались прямиком на одну из них... И вот уже нырнули в ее недра через ярко освещенный тоннель. Едва выскочили, через минуту въехали в другой, еще более протяженный.
А по сторонам кипела жизнь. На холмах виднелись силуэты старинных замков. Виноградники и сады сменяли фабрики, органично вписанные в местный пейзаж.
– Аристон, – прочел название одной из них.
– О-о-о, это крупная фабрика, производит холодильники, – прокомментировала Лариса.
– Монтэккио, – чуть позже прочел очень уж знакомое название населенного пункта, вблизи которого увидел на холме довольно крупную старинную крепость с башнями и зубчатыми стенами.
“Монтекки и Капулетти”, – вдруг осенило меня, – “И Верона рядом. Все правильно. Где-то здесь жили когда-то, любили и трагически погибли Ромео и Джульетта”.
Неожиданно пошел снег. Солидно, крупными хлопьями. Он основательно ложился на землю, но таял на трассе, образуя снежную кашу.
– Ай-я-яй, – расстроился Серджо, – Снег не умею ездить, – удивил он меня.
– Я поеду. Я умею, – успокоил его.
Движение резко замедлилось. Все машины теперь двигались не скорее пятидесяти километров в час. Но мы уже съехали на местную дорогу к Вероне, где быстрее и не разрешалось...

Вскоре потянулась крупная промзона. Фабрики буквально примыкали друг к другу. Огромные цеха, а рядом гигантские склады каменных блоков. Сколько же их здесь! Целый район камнеобработки. Куда там Московскому камнеобрабатывающему заводу. Здесь, похоже, таких как он не меньше сотни.
– Стоун процессинг плантс дзона, – подтвердил Серджо мою догадку, почему-то на смеси английского с итальянским.
Мы въехали на территорию одного из рядовых предприятий зоны. В его единственном цеху два дисковых станка пилили гранитные блоки.
Пока Серджо куда-то ушел, минут пять посмотрел на работу станка. Права была жена Коробкина – впечатляет. Ничего подобного еще не видел.
Подошел Серджо с человеком в спецодежде. Это и был начальник смены Карло, у которого нам предстояло пройти практику. К счастью, Карло говорил по-английски. Едва познакомились, Серджо тут же заторопился ехать дальше.
Проехав километра два, остановились у гостиницы “Наполеонэ”. Сюда и поселили Емельянова. Наспех пообедали в ресторане гостиницы и распрощались. На всякий случай оставил Николаю свой разговорник – в этой гостинице, как оказалось, английского не знали. 
Серджо спешил засветло проехать снежные заносы, но снег сменился дождем, трасса по-прежнему оставалась чистой, и мы довольно быстро вернулись в Кастэльфранко...

Не доезжая гостиницы, свернули в какой-то дворик и нырнули в подземный гараж. Серджо снова заставил меня напрячься, когда ринулся в закрытые ворота, скользнувшие вверх буквально перед самым капотом машины. Похоже, игра с автоматическими препятствиями его развлекала – успеют, не успеют. Пока успевали.
Оставив машину в боксе, лифтом поднялись на второй этаж, где жили Серджо и Лариса. Пока Лариса показывала квартиру и семейные фотографии, Серджо занялся оформлением налоговой декларации.
Это занятие расстроило его настолько, что уже через полчаса он с досадой отбросил свои бумажки в сторону и присоединился к нам. И вскоре продемонстрировал мне всю собачью стаю, особо выделяя своих любимцев – чемпионов породы. Хобби есть хобби.
Но вот Серджо взглянул на часы, и мы стали собираться. На этот раз впервые двинулись пешком, и минут через пятнадцать оказались у гостиницы. Но пошли не в гостиницу, а в ресторан у башни...

По привычке проснулся рано. Хотел, было, пройтись вокруг крепости, но, выглянув в окошко, убедился, что идет обложной дождь, который начался еще в полночь. Впервые включил телевизор и начал смотреть все подряд, пытаясь понять, о чем говорит диктор...
– Дуэ капучини? – с улыбкой спросила “знакомая” официантка.
– Си, пэр фаворэ, – ответил ей, поставив на столик свой завтрак: две булочки, два банана и две груши...
Ровно в девять заехали Лариса с Серджо. А дождь все сыпал и сыпал.
Высадив нас с Ларисой у офиса, Серджо подъехал к торцовой стене цеха.
– Что он задумал? – спросил у Ларисы.
– Заправиться хочет, – ответила она.
– У стены? – удивился я.
– Там бесплатная заправка для сотрудников “Симека”.
– Интересно. Пойду, гляну, – сказал ей и пошел к машине.
А Серджо уже открыл какой-то лючок в стене и вытащил оттуда рукав с заправочным пистолетом. Больше под лючком ничего не оказалось.
– Серджо, как узнаешь, когда бак полный? – спросил его из чистого любопытства. Он понял вопрос и рассмеялся:
– Видим.
Действительно, “видим” – остановился, когда из бака выплеснуло. Хорошо, немного...

Вошли с Серджо в офис и лоб в лоб столкнулись с президентом “Симека”. Серджо тут же представил меня ему. Синьор Стангерлин что-то спросил, обращаясь ко мне.
– Как дела в Москве? –  бодро “перевел” Серджо, хотя, мне показалось, вопрос был вовсе не об этом.
– Ва бене, – ответил ему и добавил по-русски, – Москва строится. Отделочного камня требуется много. Думаю, синьор Стангерлин, ваше оборудование будет очень кстати.
Серджо затарахтел по-итальянски. К удивлению понял, что я, оказывается, “рассказал” президенту о погоде в Москве. Догадка подтвердилась, когда Серджо перевел его второй вопрос:
– Зколько градус холодно?
– Утром было двадцать три, – ответил ему.
Тридцать градусов, перевел Серджо, и еще что-то добавил от себя. Похоже, Серджо лишь изображал знание русского языка, забыв от волнения даже то, что знал. Решил подыграть.
Я о чем-то спрашивал президента, Серджо это что-то якобы “переводил”, а затем, выслушав ответ президента, нес что-то несусветное в виде произвольного набора русских слов. Я кивал, делая вид, что понял. А на лестнице умирала от беззвучного смеха Лариса...
“Пообщавшись” минут десять с президентом, разошлись, довольные друг другом.
– Маладэц, – хлопнул меня по плечу Серджо, – Спасибо, Анатолий, – протянул он мне руку в знак благодарности.
Подошла, вытирая слезы, Лариса:
– Вы хоть поняли, о чем вы говорили с президентом, Анатолий Афанасьевич?
Я лишь махнул рукой, и мы рассмеялись втроем. И мы еще долго смеялись в кабинете, когда Лариса воспроизвела мой разговор с президентом в переводе Серджо...

Но предстояла работа, ради которой я, собственно, прилетел в Италию. И выполнив ее, через пару дней снова оказался в Вероне.

Всю неделю Верону непрерывно поливали дожди. Однажды мы с Емельяновым все же сделали попытку прогуляться в сторону городского центра, но стоило сесть в автобус, тот внезапно сломался. Как нарочно, усилился дождь. Зонтиков у нас не было, и, помокнув с полчаса в безнадежном ожидании следующего автобуса, вернулись в гостиницу...
За неделю освоил все операции резки камня алмазными дисками, вплоть до настройки роботизированных агрегатов станков. Кое-чему удалось научить и Емельянова.
Оценил и производительность станков. Все характеристики оказалась достаточно близки к рекламируемым фирмой.
Вместе с Емельяновым сделали эскизы вспомогательного оборудования, которое придется изготовить самостоятельно. Понравилась и оригинальная упаковка готовой продукции. Ее тоже зарисовали. Я был полностью удовлетворен командировкой. Лишь достопримечательности Вероны так и остались где-то в стороне...
За день до нашего отъезда с утра чуть задержались, а когда попали в цех, были поражены непривычной тишиной. Станки не работали, а вся бригада струями воды сгоняла липкую грязь со станков и пола в водоотводные каналы.
– К празднику готовитесь? – спросил Емельянов бригадира.
– Праздник не скоро, Никола... Обычная профилактика, – ответил Карло.
И вскоре мы вместе с бригадой занялись смазкой оборудования. Ближе к обеду в станки установили очередные блоки, и уже через полчаса цех приобрел привычный будничный вид. Следов генеральной уборки, как ни бывало...

Утром собрали вещи и отправились на завод в приподнятом настроении – ближе к обеду за нами должны были приехать. Намного раньше ожидаемого срока в цех стремительно вошел Серджо, пожал руку Карло и, призывно махнув нам рукой, быстро вышел. Мы попрощались с бригадой, поздравили их с наступающими праздниками и покинули гостеприимный завод, в котором за неделю работы познали немало.
Едва сели в машину, Серджо рванул так, что нас прижало к сидениям. Через минуту мы уже были у гостиницы. А минут через десять уже мчались в сторону Кастэльфранко. За все время Серджо так и не проронил ни слова. Молчала и Лариса.
Решив, что это семейный конфликт, лезть с разговорами не стал. Емельянов вскоре задремал, а я молча прощался с уже знакомыми придорожными достопримечательностями: с замком Монтэккио, с фабрикой Аристон и с предгорьями Альп, покрытых виноградниками и плантациями крупных оранжевых “как”, все еще украшавших голые ветви деревьев.
Что ж, прощай, холодная Верона с твоим внезапным снегом и неделей непрерывного дождя, скрывшего от нас все твои тайны...

Оставив вещи в своих номерах, пошли прогуляться. Ведь только здесь впервые за неделю увидели скудные проблески солнца и небо без опостылевшего дождя.
– Афанасич, давай сходим в супермаркет, – предложил Николай, – Здесь недалеко. Километра полтора-два.
Согласился. И мы пошли по безлюдным улицам Кастэльфранко. Казалось, население городка давным-давно позабыло, как ходить по его улицам пешком. Мимо проносились вереницы легковушек, а на тротуарах ни души.
В одном месте слегка заплутали, но спросить дорогу было не у кого. Не останавливать же, в самом деле, первую попавшуюся машину. И предположив, что все дороги ведут в супермаркет, в конце концов, вышли прямо к заветной цели.
Местный торговый центр поразил не только размерами, но и разнообразием товаров. Магазин с московский ГУМ для небольшого городка с населением в тридцать тысяч человек это нечто.
Без проблем накупили подарков, и уже ходили по супермаркету просто так, без всякой цели. А посмотреть было на что. Именно здесь впервые увидел плоские телевизоры. Возможно, они уже были и в Москве, но там я не ходил по подобным магазинам.
Увидел и новую модель автомобиля “Альфа Ромео”. В следующем году именно она стала автомобилем года.
А в отделе косметики неожиданно мелькнуло знакомое по книгам и фильмам название духов “Шанель №5”, и я не смог пройти мимо...

– Афанасич, одолжи сто долларов, – попросил Николай, –  Хочу купить сыну велосипед, а денег уже не хватит.
– Что, в Москве велосипедов нет? – удивился я.
– Таких нет. Есть хуже, а цены на них вдвое выше, чем здесь. Я его еще в прошлый раз приметил. Только купить не успел.
Через полчаса мы, наконец, покинули тот великолепный супермаркет. Довольный Емельянов катил новенький велосипед, груженный нашими покупками, а я шел рядом налегке...
Вечером позвонила Лариса:
– Анатолий Афанасьевич, я Серджо все разъяснила. Он понял, что был не прав. Приносит свои извинения.
– Извинения приняты. Дай ему трубочку.
– А его нет. Он на “Симеке”. У них предпраздничное собрание и банкет.
– А тебя, почему не взял?
– Я же не в штате “Симека”.
– Понятно. Какие планы на завтра?
– Завтра в десять за вами заедет машина. Отвезет вас в Венецию и обратно. Мы, к сожалению, не сможем с вами поехать. Серджо с утра уезжает в Румынию на охоту. А вечером я к вам зайду в гостиницу, – проинформировала Лариса.
Что ж, немного отлегло. Жаль, что с Серджо уже не увидимся. Хотя, если честно, после его выходки видеть его сегодня не хотелось, даже после его извинений. Обида прошла, но на душе все еще оставался неприятный осадок в виде дождя и мокрого снега Вероны. И лишь лучезарная улыбка друга, как яркое солнышко, вмиг превратило бы все в пар, восстановив душевное равновесие и наши теплые отношения, но Серджо предпочел этому румынскую охоту.
Впрочем, какой я ему друг. Так, одни высокие слова, которыми он, похоже, просто обольщает своих клиентов...

Среди ночи разбудил знакомый шелест дождя. Так и есть. Верона дотянулась и сюда. Похоже, плакала наша поездка в Венецию.
Хмурое дождливое утро тоже не расположило к оптимизму.
– Ну, что, едем? – спросил Емельянова.
– А как же! – бодро ответил тот.
– А дождь? – намекнул ему, – С ночи зарядил.
– Пройдет, – уверенно заявил счастливый обладатель велосипеда, – Да и привык я уже к нему, Афанасич... Не размокнем.
Не размокнем, так не размокнем... Сразу после завтрака вышли в вестибюль.
– Синьоры, вас уже ждут, – увидев нас, объявил администратор, и что-то сказал мужчине, поднявшемуся с кресла.
Мы обменялись приветствиями, и тут выяснилось, что водитель владеет лишь итальянским, а наш разговорник так и остался погребенным в неразобранных вещах Емельянова.
– О-о-о! “Лянча Каппа”, – сходу идентифицировал я автомобиль, на котором предстояло прокатиться в Венецию и обратно.
– Си-си, – обрадовано подтвердил водитель, открывая нам его дверцы.
– Климат-контроль, – показал на панель приборов.
– Си-си, – снова подтвердил тот, запуская двигатель.
– Оджи пьовэ, – сообщил нашему неразговорчивому водителю очевидную истину, что идет дождь. Он это и сам видел, а потому снова не отреагировал никак, – Соно лэ додичи сотто дзэро ин Моска, – объявил еще и московские двенадцать градусов мороза, о чем только что узнал из последних известий по телевизору.
Его реакция позабавила. Он удивленно посмотрел на меня и молча тронул клавишу на пульте климат-контроля, где быстро-быстро забегали циферки, пока на табло ни высветилось: “– 12C”.
– Но-но-но! – испуганно остановил водителя, представив, что сейчас начнется, – Фрэддо ин Моска!.. Нон ин ностра маккина, – пояснив ему, что так холодно в Москве, но не обязательно, чтобы так стало в нашей машине.
Он, наконец, весело рассмеялся. Контакт был установлен...

На скоростную автостраду мы так и не выехали. Похоже, водитель экономил деньги, умело маневрируя на узких улочках провинциальных городков, следующих друг за другом непрерывной цепочкой и разделенных лишь знаками с их названиями. Тем не менее, несмотря на дождь, ехали довольно быстро. Взглянув на спидометр, понял, что быстрота лишь кажущаяся: стрелка металась между сорока и пятьюдесятью.
Наконец, въехали на многокилометровый мост, который две недели назад видели через иллюминатор самолета.
Мы остановились на площади Рима старой Венеции. По-прежнему моросил дождь.
– Ну, что, назад в Кастэльфранко? – спросил Емельянова.
– А может, походим пару часиков, раз приехали? – неуверенно спросил он и вдруг решительно вышел из машины, – Афанасич, да дождик, как в Вероне. Не размокнем. Вылезай.
Меж тем водитель знаками показал, что здесь ему стоять нельзя. Он что-то написал в блокнотике:
– Капито? – показал он свою запись мне.
– Капито, –  ответил ему, – Семнадцать ноль-ноль, – озвучил его предложение Емельянову.
– Поздновато, Афанасич, – не согласился Николай.
Решив, что четырех часов нам будет достаточно, к искренней радости водителя, время отъезда исправили на “15-00”, и я, наконец, выбрался из автомобиля, который тут же отъехал. Едва он скрылся за поворотом, дождь, как по команде, усилился.
Благо, мы стояли рядом с киоском, доверху заполненным зонтиками, один из которых тут же был куплен. А соседний киоск ломился от буклетов с надписью “Venezia”.
– Какая карта, Афанасич... Тут заблудиться невозможно, – констатировал знаток Венеции, уже побывавший здесь этим летом, и я опрометчиво с ним согласился...

По небольшому горбатому мостику мы преодолели первый венецианский канал и попали на старинную улочку легендарного города.
Я вдруг ощутил странное состояние – нечто вроде раздвоения личности. С одной стороны, сразу же увидел первое препятствие, которое предстояло преодолеть: огромную глубокую лужу, через которую были проложены шаткие узкие и, несомненно, скользкие мостки без перил. С другой стороны, не покидало ощущение, что все это мне только снится: я в Венеции, а этого просто не может быть.
 Оба ощущения усиливались непрерывным дождем, который, несмотря на зонтик, уже проник за воротник и даже в один из ботинок, которым ухитрился зачерпнуть немного воды, неудачно соскользнув с мостков прямо в лужу.
Вскоре мостки пошли непрерывной цепочкой, а навстречу все чаще стали попадаться туристы, возвращающиеся с маршрута. Их вид не внушал оптимизма: многие были “обуты” в большие полиэтиленовые мешки выше колен, а отдельные экземпляры щеголяли новенькими гидрокостюмами профессиональных рыболовов.
Костюмированные иногда даже не поднимались на мостки и брели прямо по воде, а с “мешочниками” приходилось расходиться боком, рискуя свалиться и составить компанию костюмированным.
– Афанасич, давай свернем с маршрута, а то так и до обеда не дойдем, – предложил Емельянов после того, как мы с трудом пропустили очередной встречный поток промокших насквозь людей.
– Веди, Сусанин, – согласился с ним, – А куда мы, собственно, идем? – спросил его, действительно не ведая конечной цели нашего путешествия.
– Как куда?.. На площадь Сан Марко, – ответил удивленный моим невежеством Николай, – Туда все идут, – выдвинул он оправдательный аргумент.

И мы свернули... Здесь не было ни мостков, ни людей. Один лишь дождь так и не оставил нас в покое. Но минут через десять блужданий Емельянов вдруг заявил:
– Афанасич, я что-то не пойму, где мы находимся. Места какие-то незнакомые.
– Понятно. Иди за мной, – предложил ему, и довольно быстро и четко вывел его в то место, где мы отклонились от маршрута.
Мы снова влились в общий поток. Потом снова отклонились и попали в тупик. Мы отклонялись и вливались, вливались и отклонялись, пока, наконец, ни вышли на прямую улицу, где не было мостков, но воды было по щиколотку везде.
И вот передо мной первое из тех чудес, которые считаются визитной карточкой Венеции – мост Риальто через Большой канал. Осмотрев достопримечательность, снова спустились на залитую водой улицу.
Именно здесь предприимчивые мальчишки продавали свои пакеты с тесемочками по пять долларов за пару. Мы подошли к мостику через очередной канал, но подойти к нему без пакетов было невозможно.
– Все, Коля. Поворачиваем назад, – скомандовал Емельянову. В ботинках хлюпала вода. Она уже плескалась повсюду.
– Афанасич, да тут осталось всего метров триста, – взмолился Николай.
Махнув рукой, отчаянно бросился в воду. Было чуть ниже колен, но набрать в ботинки, похоже, не успел. Поднявшись на мостик, бросил взгляд вдоль канала и вдруг увидел набегавшую волну, а вдохновленный моим подвигом Емельянов ринулся следом.
– Назад! – крикнул Николаю и рванул к нему. Он замешкался, и этого оказалось достаточно, чтобы мы оба выбрались из потока уже почти по пояс в морской воде.
Мы стремительно зашлепали в сторону Риальто, но теперь уже шли по колено в воде. И лишь за мостом воды снова стало по щиколотку...

– Эх, Афанасич... Еще бы чуть-чуть, – горевал Николай.
– Не переживай ты так, Коля. В следующий раз попадем, – успокаивал его.
Неожиданно обнаружил, что дождь, наконец, кончился. На какой-то площади увидел термометр, показывающий тринадцать градусов жары. И от нашей одежды действительно поднимались клубы пара. Не простудиться бы.
Пока Емельянов курил, осматривал попадавшиеся на пути удивительной красоты мраморные церквушки.
– И что на них смотреть? – удивлялся всякий раз Николай, оттаскивая меня от очередного шедевра.
В одном из киосков купили несколько сувениров на память о Венеции и карту – нам еще предстояло выбраться на площадь Рима.
С картой я уже был во всеоружии. Но, глянув на табличку с указанием улицы, вдруг обнаружил под ней дополнительную, где, словно в игре “казаки-разбойники”, стрелочки указывали направление: к площади Рима, к площади Сан Марко, к железнодорожной станции и вообще, кому куда надо.
– Емельянов, – показал Николаю на обнаруженные мной подсказки. Он заулыбался:
– А я по ним и шел.
– Да-а-а?! – только и сказал, удивляясь, как он только ухитрился при этом несколько раз заблудиться. Видно не играл в ту игру в детстве.
Сложив карту, по стрелочкам без проблем выбрались на площадь Рима. До встречи с водителем оставался целый час...

Увидели растерянную парочку, озабоченно разглядывавшую карту Венеции. Неожиданно услышали русскую речь.
– Земляки, – показал рукой в их сторону Емельянов.
Парочка, испуганно взглянув на нас, вдруг стремительно ринулась прочь.
– Что с ними? – удивился я.
– Подумали, мы русская мафия, – пояснил Емельянов, – Мы еще летом удивлялись, когда от нас русские шарахались. Особенно одинокие или такие же парочки. Нас-то четверо, да еще Рында гудит на всю Венецию, – рассказал он.
Побродив по площади, обнаружили многолюдное кафе. Для профилактики выпили по сто граммов граппы. Повторили. Стало веселее. Вот теперь, кажется, не простудимся.
А на стоянке уже ждал водитель, приехавший, как оказалось, на полчаса раньше. Разговор в дороге снова не получился, и водитель включил магнитолу с записями. Кто-то незнакомый пел “Аве, Мария”.
– Ми пьяче Робертино Лоретти, – назвал я певца, когда-то великолепно исполнявшего это известное произведение.
Водитель лишь неопределенно пожал плечами. Похоже, имя Робертино Лоретти было ему незнакомо...
В гостинице, едва переоделся в сухое, позвонила Лариса:
– Как съездили, Анатолий Афанасьевич? – спросила она, – Попали на Сан Марко?
– Нормально. Только до площади так и не добрались.
– Ну и хорошо. По телевизору показали, что там творится... Я что звоню, Анатолий Афанасьевич. Мы в шесть за вами заедем. Будьте готовы, – озадачила она и повесила трубку.
Зашел к Емельянову, предупредил...

Для начала надо было срочно высушить обувь и одежду. Задействовав фен, за сорок минут подсушил все. В шесть спустился в вестибюль, где увидел мокрого Емельянова.
– А мне не во что переодеться, – оглядывая меня, попытался он оправдаться.
– Коля, а подсушить одежду феном не догадался? – удивленно спросил его.
– Нет, – ответил он...
– Буона сера, мой друг Анатолий! – с лучезарной улыбкой влетел в вестибюль Серджо.
– Чао, Серджо. А как же твоя Румыния? – спросил его.
– Румыния завтра... Сегодня только мой друг Анатолий, – ответил он так, словно вчера мы с ним даже не встречались. Что ж, сделал вид, что так оно и было...
Ехать никуда не пришлось. Ресторан, куда повел нас Серджо, был рядом с гостиницей – по другую сторону от крепостной башни. Весь вечер мы говорили о чем угодно, но не о наших совместных делах. А потом мы проводили супругов Чендерелли до их дома и, обменявшись поздравлениями с наступающими праздниками, распрощались...
Немного прошлись по украшенному к Рождеству городу. Повсюду сверкали разноцветными огнями надписи “Auguri” (Поздравляю), а все гигантские ели вокруг замка были украшены игрушками, гирляндами огней и увенчаны яркими пятиконечными звездами.
Вспомнил слова Ларисы: “Вы не подумайте, Анатолий Афанасьевич, что они тут коммунисты. У них пятиконечная звезда – совсем другой символ, и существует столько, сколько само Рождество”.
 – Афанасич, а как мне упаковать велосипед? – спросил Николай, едва вернулись в гостиницу.
– Упаковать не проблема. Для начала его надо разобрать, а ключей, я так понял, нет, – обозначил я первую задачу, которую предстояло решить...

С помощью кухонного ножа и каких-то щипцов для разделки морепродуктов, которые удалось раздобыть у администраторов гостиницы, велосипед все же разобрали. После долгих поисков нам нашли и несколько шнурков от чьих-то ботинок. Кое-как связав велокомплект, получили более-менее внятную упаковку.
– В аэропорту купим скотч и упакуем, как положено, – успокоил Емельянова...
Утром к гостинице подъехал микроавтобус “Фиат Дукато”. Ко мне подошел распорядитель и спросил разрешения отправить с нами еще троих русских, которые тоже летели московским рейсом.
– Если вы все же возражаете, мы отправим их другой машиной, – сказал он.
– Автобус большой. Какие могут быть возражения, – ответил ему.
– Спасибо, – поблагодарил распорядитель, что-то сказал водителю, сел в легковушку и уехал.
Но когда водитель-женщина начала выгружать какие-то вещи, чтобы сложить их более рационально, из автобуса вышли две женщины и стали скандалить. Вышедший вместе с ними мужчина-переводчик попытался сгладить разногласия, возникшие, как оказалось, в основном из-за велосипеда. Скандал разгорался. Пришлось вмешаться:
– Вызовите, пожалуйста, другую машину для этих господ, – решительно попросил водителя.
– Почему это нам другую машину? – возмутилась скандальная дама.
– Потому что эта машина наша, и я любезно согласился захватить вас в аэропорт, не подозревая, что вы такие... Ну, слишком уж неуступчивые, – ответил ей, и скандал мгновенно погас...

Мы медленно двигались по знакомым по вчерашней поездке бесплатным дорогам. После утреннего скандала в салоне было тихо. Общались лишь водитель и переводчик. Уже при подъезде к Венеции за руль вдруг сел переводчик, уговоривший все же водителя дать ему порулить. Странная блажь одного и халатная уступчивость другого...
В результате наш рейс как начался со скандала, так и завершился все тем же. Когда мы подъехали к аэропорту, въезд на стоянку загораживал большой автобус, высаживавший пассажиров. Разумеется, наш невоспитанный переводчик тут же стал раздраженно сигналить. Не дождавшись желаемой реакции, он выскочил на дорогу, подбежал к автобусу и начал колотить кулаком по его кузову.
Хорошо, оба водителя успели к нему одновременно, и бурные объяснения троицы обошлись без рукоприкладства...
В аэропорту нам удалось раздобыть скотч и сделать нормальную упаковку.
– Пойду, перекурю, – удовлетворенно взглянув на упакованный багаж, сказал Николай.
Он вернулся через полчаса, когда уже объявили, что регистрация на наш рейс заканчивается.
– Ты где был? – спросил его на бегу.
– Прощался с морем, – невозмутимо ответил владелец разобранного велосипеда.
Нас все же зарегистрировали, и мы помчались на посадку. Емельянов проскочил таможню по “зеленому” коридору, а меня с сумкой, которую не стал сдавать в багаж, отправили в очередь на досмотр. Николай помахал мне рукой и куда-то скрылся...

Едва взглянув в мои документы, таможенник пригласил карабинера. Меня с вещами и документами подвели к другому входу и, как оказалось, в другой зал:
– Моска, – сказал карабинер, показав на стойку, у которой уже никого не было. Он ушел, а я в полном недоумении остался чего-то ждать.
Через полминуты карабинер вернулся с кем-то в форме. Тот взял мой паспорт, шлепнул какой-то штампик и сказал: “Прэго, синьор. Арривэдэрчи”.
Здесь, в небольшом зале ожидания, уже выстроилась длинная очередь к стойке с надписью “Moscow”. Слава Богу, я на месте.
Встав в хвост очереди, огляделся. Емельянова в зале не было. “Опять пошел покурить”, – подумал я и успокоился.
Очередь быстро продвигалась. Передо мной уже осталось человек десять, а Емельянова все не было. Медлить уже было нельзя, и я побежал к стойке у входа в зал, чтобы узнать, куда исчез мой коллега, а дальше действовать по обстоятельствам.
На полпути увидел, как тот же карабинер подвел Николая к стойке. Наконец.
Емельянов подошел ко мне с улыбкой кретина:
– А я чуть в Афины ни улетел. Сняли прямо с самолета, – радостно сообщил он.
А нам уже махали, поторапливая, от нашей стойки. Места дали из тех, что остались, и мы с Емельяновым оказались в разных салонах. Хорошо хоть в одном самолете.
Едва пришел в себя, лайнер взлетел. Что ж, прощай, Венеция. Прощай, Италия...