Наши охоты

I.

   Весенний лес, пробуждающийся от зимнего сна, будоражит и пьянит голову своей неистовой свежестью. Птичье пение радует слух, а весёлое солнышко ласково согревает и все соседствуют друг с другом в мире и покое. Всё оживает, и каждая веточка, каждый жучок, каждая птичка говорит тебе, что пришла весна. Настоящий любитель природы никогда не упустит возможности и обязательно выйдет в угодья, чтобы насладится этим поистине упоительным временем года. Настоящим счастьем и удовольствием он считает увидеть, как греются на солнце бобры, как нелепо они чистят свою шёрстку, как обновляют и подправляют свои гнёзда птицы. И всё ему интересно, всё нужно подсмотреть, прочувствовать и, положив на полку своей памяти, унести с собой, чтобы в трудные моменты своей жизни вспомнить и согреть свою душу этими необыкновенными впечатлениями.
   Сегодня часто говорят об охране природы, но, как это ни печально, мы больше удаляемся от неё и всё больше губим, не думая о последствиях. По моему глубокому убеждению, основными её ценителями и хранителями остаются души охотничьи. Уже многими высказано и написано об отношении охотника к природе, но нельзя не говорить и не восхищаться теми редкими и поистине заслуживающими уважения охотниками, которые отдают ей всего себя, и для которых это не просто меткая стрельба и даже не мастерское владение различными видами охоты, а что-то большее, что-то, без чего невозможно жить.
   В свободное от житейских забот и тревог время, хорошо вырваться подальше от людей, машин и городского шума в какой-нибудь укромный уголок, живописный и тихий, где можно отдохнуть душой и, приятно устав, расположиться возле костра. Под варящуюся и пахнущую в котелке утку начать завсегдашнюю беседу о ружьях, собаках, впечатлениях о сегодняшней охоте, и, конечно, вспомнить о самых ярких, навечно врезанных в память, интереснейших случаях на охоте.
   За отдыхом и впечатлениями я отправлялся в одно из таких мест. Некрупная река Осередь тянется то по широкому лугу с кленовыми и ивовыми островами, то, врезаясь в громадные дубы сползшего по склону Шипова леса, образует плёс с гнездящимися кряквами и чирками, пролётными гусями и красавицами чомгами. Здесь мне случалось увидеть  приходящих на водопой кабанов.
   На открытие весенней охоты на уток я собирался вдвоём с моим товарищем. Но у него что-то незаладилось на работе, и в долгожданное путешествие я отправился один.
   Добравшись до реки, я поудобнее устроился в шалаше, смастерённом мной с осени, и начал ждать жениха, явно не спешившего познакомиться с пенопластовыми невестами. Начинало темнеть. Я стал унывать, как вдруг услышал шум крыльев. Это был селезень. Плюхнувшись на воду, он принялся ухаживать за своими новыми знакомыми. Грянул первый выстрел, селезень сорвался с места, второй выстрел догнал его. Селезень, кувыркаясь, упал на середину реки. Что было делать? Лодки у меня не было, а бросать первый трофей не хотелось. На свой страх и риск я начал поспешно раздеваться, чтобы вплавь достать добычу. Горячность молодого охотника подчас может и сгубить его. Помнил я только то, что не доплыл до крякаша метра три
   Очнулся я на следующий день в небольшой по-деревенски уютной комнате с маленькими окошками и бревенчатыми стенами. Было тихо, за окном светило апрельское солнце, еле слышно потрескивали дрова в русской печи. Через несколько минут в соседней комнате открылась дверь, ко мне  подошёл человек лет пятидесяти пяти, среднего роста, с небольшой седоватой бородой.
   – Зачем в воду полез? – не ругая, а как бы сочувственно, понимая, спросил мой новый знакомый.
   – Уж больно не хотелось бросать трофей, – ответил я, и мы приветственно пожали друг другу руки.
   – Оно-то так. Я тебя понимаю, сам никогда не бросаю добытое животное, и в ледяную воду тоже приходилось попадать.
   Моего нового знакомого звали Иван Тимофеевич. Родившись во время войны, и рано оставшись без родителей, пройдя беспризорничество и детдом, Иван Тимофеевич приложил все усилия и старания для того, чтобы выйти в люди. Чувствуя в себе способности, он благополучно окончил педагогическое училище, молодым учителем по распределению приехал работать в маленькую сельскую школу.
   – Деревенская жизнь очень сильно отличается от городской, и мне было очень интересно и удивительно наблюдать за трансформацией, которая происходит со мной. Я даже не мог предположить, что так сильно приросту к деревне, а через неё и к природе. Здесь я начал заниматься охотой, и всё больше времени проводил в угодьях. В сезон постигал методы охоты, а в межсезонье довольствовался прогулками с собакой и наблюдениями за животными. Вскоре я окончательно пришёл к решению переселиться в лес. За время, пока я получал профессию лесничего, успел обзавестись женой и ребёнком, так что на первый мой кордон мы приехали уже втроём.
   С огромным энтузиазмом Иван Тимофеевич взялся за новую работу. Заботясь о лесе, он не забывал и о животных: каждое лето сам косил сено, в ближайшем колхозе выбивал корма, строил кормушки и солонцы.
   – Сначала было тяжеловато, с молодой женой и маленьким ребёнком на руках, но вскоре мы обжились, и жизнь пошла своим чередом. Мы были молодыми, времени хватало и на детей, и, конечно, на заботу о лесе и его обитателях.
Теперь Иван Тимофеевич жил один, жена умерла, а дети разъехались по городам.
   – Хотя жить одному и трудно, но я так и не смог оставить свой кордон и свой лес.
   Утро следующего дня было пасмурным, моросил дождик. Иван Тимофеевич предложил сходить на охоту, я с радостью согласился. До отъезда оставалось часа три, я решил пойти прогуляться и осмотреть окрестности. Дом лесника располагался на огромной поляне. Со всех сторон его окружал дубовый лес. Одна дорога вела в глубь леса, а другая – к ближайшему посёлку. День был серый и невзрачный, но весенний лес тянул к себе своей красотой и приятными сырыми запахами. Синим ковром расстилались пролески. Я был удивлён, увидев всего в нескольких метрах от дома двух косуль, поспешно скрывшихся от незваного гостя.      Когда об этом я рассказал Ивану Тимофеевичу, он поведал мне о том, что в былые времена, когда зверя было много, ему часто приходилось по утрам палкой выгонять со двора кабаньи семьи, ночью приходившие доесть то, что не доели днём куры да утки, и здесь ложившиеся на ночлег.
   Когда я вернулся, возле дома уже стояла запряжённая лошадь, вокруг бегала радостно виляющая хвостом западносибирская лайка по кличке Атайка. Из дома вышел Иван Тимофеевич в зелёном брезентовом плаще, болотных сапогах, с курковой тулкой за спиной и старым, затёртым патронташем на поясе. Он выглядел настоящим охотником даже не по внешнему виду, а по духу, позже я не раз в этом убеждался и благодарил Бога за то, что Он свёл меня с этим человеком.
   – Ну, что едем? – спросил Иван Тимофеевич.
   – Едем, – ответил я.
   Мы уселись в телегу и неспешно поехали. Послушная Атайка гордо бежала рядом, не обращая внимания на манящие звериные запахи, тянущиеся из леса. Минуя поляны и вырубки, я наслаждался лесными пейзажами и даже позавидовал, в хорошем смысле, образу жизни моего спасителя, а позавчерашняя неприятность, чуть было не ставшая для меня трагической, растворялась в этой лесной идиллии.
   Через час мы были на месте. Пасмурная погода предвещала удачную охоту. Иван Тимофеевич выпустил подсадную утку, она знала свою работу, поэтому тут же принялась зазывать зеленоголовых, кряковых селезней. Уже через несколько минут трудолюбивая уточка смогла подманить к себе двух селезней, которые благодаря удачным выстрелам оказались в ягдташе. Добыв по три крякаша и получив дозу положительных эмоций, мы вернулись на кордон.
   Тушёный селезень, приготовленный Иваном Тимофеевичем, казался мне самым вкусным блюдом, которое я только пробовал в своей жизни.
   Ещё четыре дня я провёл на кордоне. Побывал я и на обходе, и на вырубке.
   Общение с этим человеком, гостеприимным и образованным, произвело на меня большое впечатление. Наохотившийся и отдохнувший, я уехал домой с уверенностью, что, если останусь жив, то на открытие зимней охоты обязательно приеду сюда.

II.

   Прошло ласковое лето, миновала золотая осень. На дворе стоял ноябрь. Ранние морозы разогнали птиц в жаркие страны, а зверей заставили пораньше обзавестись праздничными шубами.
   Холодный пушистый снег выпал за неделю до открытия сезона охоты на пушного зверя.
   На всех парах я мчался на кордон Краснолесье, представляя себе вековые исполины – красавцы дубы, нагнувшие свои ветви под тяжестью мокрого снега. В голове то и дело возникали образы самых разнообразных животных: свирепых кабанов, рыскающих по ночному лесу, лопоухого беляка, притаившегося под кустом боярышника, встревоженных сорок, предупреждающих лес об опасности. Моя душа ждала этой встречи с природой, трепетала и веселилась, заставляя сердце выпрыгивать из груди.
   Иван Тимофеевич, обрадовавшийся моему приезду, сразу усадил меня ужинать. За столом были и другие гости, приехавшие на охоту. Местный егерь лет сорока, сидевший слева от меня, размахивая руками, травил охотничьи байки. Трое относительно молодых людей напротив, как и я, сидели молча, внимая разговору старших товарищей. Разговоры об охоте продолжались до позднего вечера. Собаки, ружья, охотничьи хитрости – завсегдашняя тема бывалых охотников.
   Раннее морозное утро, зимний лес, засидевшиеся гончие, сам утренний сбор – всё дышало и  во всём чувствовалась искра, ради которой собираются люди разных возрастов и профессий, ради которой бьют они свои ноги в многокилометровых походах, искра, имя которой – охота.
   Проехав по лесной дороге около десяти километров, мы оказались на другой стороне леса. Озимые поля, яры, острова и отъёмы – места, благоприятные для долгожданной встречи со зверем, открылись нам своим видом. Гончие с радостью понеслись по заросшей лощине в ближайший остров. Мы неспешно двинулись вслед за собаками, поспешно скрывшимися за дубовой завесой. Вскоре в острове раздался лай.
   – Это мой! – радостно вскричал егерь.
   Лисица  уводила собак в глубь леса, поэтому у нас было время, чтобы занять места на наиболее возможных лазах. Через четверть часа послышался приближающийся гон. Раздались выстрелы. На первом же круге рыжий лисовин угодил под выстрел Ивана Тимофеевича. Собаки, покинув остров, пошли в поле, а мы, поздравив друг друга с первым трофеем, направились к яру, заросшему мелколесьем. Поднятый русак, выпрыгнувший почти из-под ног, приятно добавил весу моему рюкзаку.
   Уже вечером, расположившись на опушке рядом с костерком, отметив первый день охоты и закусив жареной зайчатиной, мы, забывшие о разнице в возрасте, весело делились впечатлениями.
   Теперь я довольно часто стал бывать в гостях у Ивана Тимофеевича. С его помощью завёл лайку и ездил на охоту с помощником. Мой Карат отдавал предпочтение кунице, душил хорей, сносно работал по кабану.
   За два года я очень подружился с Иваном Тимофеевичем, да и он вполне по-отцовски относился ко мне.


III.

   Тихими зимними вечерами Иван Тимофеевич садился в кресло, закуривал трубку, смотрел на окружающие предметы: на грустные старые книги, на почерневший дубовый стол, казавшиеся мрачными стены, и вспоминал те дни, когда этот дом, теперь ставший таким унылым, был наполнен детским смехом и теплом любимой жены. За окном светила луна, тёмным силуэтом дрожал лес, холодный снег равнодушно покрывал землю, и лишь добрые преданные глаза Атайки грели измученную душу. Воспоминания – это всё, что остаётся у нас; раз за разом возвращаясь в прошлое, мы лечимся от опустошающего настоящего. 
   Однажды зимой Иван Тимофеевич возвращался  с обхода домой. Снег весело похрустывал под копытами неутомимой лошадки, доброе солнышко светило в глаза, а морозец по-дружески пощипывал за щёки.
   Проезжая мимо лесного озера, он застал страшную картину. Оголодавшая волчья стая, подступив со всех сторон, прижимала к полынье лосиху с лосёнком. 
   – Ах вы серые, чего творите, окаянные? – что есть мочи закричал Иван Тимофеевич.
   Схватив ружьё, он бесстрашно побежал на середину озера. На его глазах лосиха с телёнком провалились под лёд, не выдержавший их тяжести. Разогнав волков, он кинулся спасать лосей. Ужасной участи удалось избежать лишь одному лосёнку. Мокрый, обмороженный Иван Тимофеевич с раненым животным только к ночи добрался домой. С женой Прасковьей они перенесли телёнка в хлев. Осиротевший, испуганный, он смотрел на них, не понимая, что происходит. В лечении и заботе о лосёнке принимала участие вся семья.
   К весне он начал понемногу ходить. Украдкой он высовывал свою морду из сарая и жадно внюхивался в новые запахи. С длинными ногами и огромной головой, неуклюже передвигаясь по двору, он распугивал кур и гусей, и даже свинья Машка побаивалась его. Он не пытался убежать, так как всё ещё был слаб, и, наверное, чувствовал заботу добрых людей, спасших его от неминуемой гибели.
   Пришло лето – время коротких ночей и тяжёлого крестьянского труда. Вся семья Ивана Тимофеевича, включая детей, работали на огороде, заготавливали дрова, косили сено. Вечером они собирались за большим  столом,  ужинали и пили чай с мёдом. Пение птиц услаждало слух, а чистый лесной воздух восстанавливал силы. К концу лета подросший и окрепший лосёнок всё чаще уходил в лес, он как будто готовился к взрослой, самостоятельной жизни.
   В середине сентября он не вернулся после ночной прогулки. Иван Тимофеевич стоял, держа жену за руку, а она ласково обнимала прижавшихся к ней детей. Они долго смотрели в сторону леса, и каждый из них по-своему переживал расставание.
   – Удачи тебе! – с грустью сказал Иван Тимофеевич. Пришло время, и лес забрал своего жителя. Сможет ли он, не воспитанный своей матерью, преодолеть все поджидающие его трудности и опасности?
   Вдруг сорвался сильный порыв ветра, стало тихо, и лишь могучие ветви благодарно шелестели своей листвой – лес как будто преклонял свою голову перед людьми, спасшими его дитя. Ещё долго младший сын Артёмка, с конфетой в руках, выбегал за двор и ждал, не вернётся ли лосёнок, ведь он так часто, втайне от отца, подкармливал его сладостями.
   Шло время, осень сменяла лето, весна зиму, взрослели дети, на голове появились седины, изменилась страна, а со страной и люди. Лишь один лес, вырубаемый и загаженный, не изменил своего существа, по-прежнему утоляя жажду чистым, будоражащим душу воздухом, снабжая людей грибами и ягодами, удивляя непередаваемым самобытством.
   В прошлом, чтобы стать охотником и получить охотничий билет, человек должен был год проходить кандидатом и доказать, что он достоин держать в руках ружьё и долгожданную путёвку. Каждый охотник принимал участие в благоустройстве леса и помощи животным. Теперь же деньги, справка – и ты охотник, а как человек относится к природе, к животным – никому не интересно. Хорошо, если такие охотники ездят только для того, чтобы напиться и пострелять по бутылкам. Но ведь есть и такие, кто оставляет на мучения подранков, в межсезонье ради забавы бьёт по беременным самкам, и эти люди не обязательно молодые несмышлёные, а есть и вполне возмужавшие и уважаемые.
Именно с такими людьми, вернее, с их поступком, пришлось встретиться Ивану Тимофеевичу.
   – День рождения – дело «святое», ну, а уж юбилей – вдвойне – рассуждали сытые, избалованные жизнью приятели местного начальника.
   – Ну и что, что не сезон. Возьмём Степаныча, охотоведа, он обещал, поможет.
   Именины праздновали с размахом. Водка текла рекой, тонны шашлыков, бесовские игрища – картина отвратительная для нормальной не изуродованной души. Охотовед, желавший выслужиться, своё обещанье сдержал. Затравив бедное животное  десятком собак, они со зверским весельем расстреливали его из карабинов.
   На эти жестокие выстрелы бежал во весь дух пожилой Иван Тимофеевич. С каждым выстрелом в его сердце что-то обрывалось, мысли были: только бы успеть, только бы спасти. Подбежав, он упал к израненному животному. Могучий великан наших лесов лежал, поверженный «царями природы». Вокруг разрывались собаки, уши резал пьяный смех довольных собой палачей, и лишь сокрушённый взгляд животного заглушал этот ужас. Старческие слёзы дождём текли по щекам, Иван Тимофеевич стоял на коленях и просил прощенья за то, что не успел спасти. В больших глазах лося выступили слёзы, они узнали друг друга. Теперь, через тридцать лет, они смотрели друг другу в глаза, и один Бог знает, о чём они безмолвно говорили.
   Отчего мы стали такими злыми, злыми не только к братьям нашим меньшим, но и к самим себе, к соседям, к знакомым, прохожим? Нас перестали заботить проблемы и чаяния ближнего. Вот как бы обмануть, нажиться, да залезть в свою норку. Психология холодного расчёта и равнодушия – вот девиз нашего времени, а на душу не остаётся времени, да и кому она нужна.
   На закате своих лет Иван Тимофеевич разочаровался в людях. Всю жизнь проведя в лесу, среди девственной природы, его душа очистилась и не могла принять все те законы, по которым живёт мир. Он не мог понять, откуда в людях взялось столько ненависти. Его сердце не выдержало такого удара и через месяц его не стало. Лишь память и душа то летают прохладным ветерком над бескрайними лесными просторами, то журчат холодным, прозрачным родником, утоляя жажду лесных жителей и притомившихся путешественников.
   Становясь охотниками, мы должны задуматься, кем мы хотим стать: заботливыми, благодарными  пользователями или же грабителями и убийцами.
   Дай Бог, чтобы наши охоты были праздником, а не новым шрамом на теле бедняжки природы!

                2012 год.