Вольноотпущенник, прости. Часть Четвертая. Глава 2

Глава вторая
Прошло сорок дней. Время будто остановилось. Я часто ловил себя на непонимании происходящего, путая утро с вечером. Тем не менее, журнал издавался, и полным ходом шла реконструкция будущей фирмы. Здание, что мы взяли под аренду, оказалось довольно ветхим, его практически приходилось отстраивать заново.

Ник жил у нас. Ася с трудом мирилась с его присутствием. Впрочем, он редко выходил из гостиной, даже есть предпочитал в
одиночестве. Если мы случайно встречались в коридоре или на кухне, он говорил неизменное: «Завтра я уезжаю». Этой фразой он возвращал меня к жизни, и ужас охватывал меня при мысли, что он будет один в деревне. Я просил его повременить, но не смел предложить ему остаться навсегда. Что-то подсказывало: не останется. Со мной Ник был сух и сдержан. Я не удивлялся. За последние несколько лет он слишком много пережил. Ник напускал на себя взрослую самостоятельность, забывая о том, что он еще совсем ребенок. Наивно, беззащитно он произносил свою заученную фразу. И эта же беззащитность поддавалась на мои робкие уговоры, однако не они заставляли его медлить и чего-то ждать. Я это чувствовал, а объяснить себе не мог. В Нике многое настораживало и пугало, особенно его внутренняя закупоренность.

Ник от меня отстранялся, Ася тоже не желала со мной общаться. Все пришло к какой-то безысходности, а я пребывал в непонятной для себя прострации. Я думал только о том, что нужно как-то решать с Ником, а как, не знал.
Однажды у нас состоялся тяжелый для меня разговор. Еще открывая дверь, я почувствовал, Ник ждет меня в коридоре. Только я переступил порог, как Ник заявил о том, что он много пропустил в школе, да и дом отсырел, наверное, и снег нужно спускать с крыши. На миг мне почудилось, будто он ждет, что я предложу ему съездить вместе. Да, он ждал, но ждал чего-то другого. Он мог уехать в любой момент, не нуждаясь на то в моем разрешении. Я глупо отвечал дежурными фразами, а он сверлил меня синевой своими большими глазами, и в них кроме презрения я ничего не видел. Усмехнувшись, он развернулся и скрылся в гостиной.
Ник ушел, а у меня выступила холодная испарина на любу.
Не замечая, что  продолжаю находиться в куртке, я вошел на кухню. Ася молча подала мне обед. Кроме нее мне не с кем было поделиться своей тяжестью. Отодвинув тарелку, я закурил.
— Знаешь, когда я с ним говорю, у меня все жилы напрягаются. Я теряюсь, чувствую, что говорю не то и не так, и жду, что он вот-вот развернется, оденется и уйдет. Каждое утро я просыпаюсь со страхом, что он уехал. Я хочу и не смею просить его остаться, я будто слышу его отказ…
— И пусть себе едет, чего насильно-то держать. Он уже тогда был парнем самостоятельным, теперь тем более не пропадет! — бросила Ася, громко гремя посудой.
— В том-то и дело, его никто не держит, он сам себя держит, а почему?
— Сам же его уговариваешь каждый раз.  Виталик! – вдруг вскипела Ася, кинув со злостью ложки в раковину. — Когда ты откроешь глаза? Неужели ты не видишь, ему мы не нужны, не нужны! Пусть убирается в свою деревню!
— Ты что, не с той ноги встала! – Я прикрыл дверь в кухню.
— Это ты сразу на обе хромаешь!
— Ты хочешь, чтобы я его выгнал?
— Отпустил.
— Куда? В гнилую хибару? В деревню, чтобы он там так же пропал, как его мать? Кто его будет кормить? Ему только кажется, что он может свернуть горы,  на деле лишь хребет себе сломает. Ему нужно учиться…
— Ну не переломал же до сих пор, Андрея-то вон, уже сколько нет! – выпалила она.
— Не понял? – напрягся я.
— Кто же, как не он ухаживал целый год за этой больной
старухой? — ревностно бросила Ася, чему-то внезапно смутившись.
— Постой-постой, я что-то плохо соображаю… О гибели Андрея ты узнала только после похорон, о болезни Антонины я тебе ничего не говорил, и…
— Мне Морозов все рассказал, – отмахнулась Ася.
— Морозов? Он знает ровно столько, сколько, вон, тот голубь на подоконнике…
— Значит, Ник, какая разница, я и сама не дура…
— Где письмо? – спросил я, точно выстрелил.
Ася вздрогнула, но к моему удивлению, не растерялась.
— Письмо? Какое письмо? Я забыла, мне надо сбегать в одно место, я обещала соседке…
Я с силой дернул ее за руку. Она резко ударила по моей, и внезапно обратившись ко мне.
— Я его сожгла! – с вызовом выкрикнула она. — Я знаю, ты бы сразу ринулся к ней… Я свое защищала, я за свое боролась, я имею право, а она нет, нет! И пусть, пусть он убирается в свою деревню! – исступленно выпалила она.
— Ася! – Ее вызов и ненависть ошарашили меня. — Так нельзя! – Терялся я. — Нельзя, чтобы чувства до такой степени овладевали сердцем и разумом, нельзя все подчинять только им. Это не она, а он просил о помощи! Ты даже не представляешь, что ты наделала. Я теперь многое понимаю, ведь я в его глазах выгляжу подлецом и предателем, понимаешь ты это или нет?!
— Мне все равно. Я знаю, что в моих глазах ты выглядишь идиотом! Виталик, решай: или я, или он!
— Опомнись, девочка!
Потрясенный, я испугался не столько за себя, сколько за нее.
— Мне скоро двадцать семь лет, я давно уже не девочка! Я
устала, устала! Я все время чего-то жду и боюсь. Живу, как на вулкане. А теперь вообще, как в склепе. Боже, ее нет, нет, она умерла! А, я живая, живая, но тебе…
— Замолчи, безумная! Ты ослеплена ненавистью и ревностью. Не смей, слышишь, не смей трогать память этой женщины! Ты не имеешь права судить, никто не имеет права судить другого. И ты не можешь обвинять меня в безразличии к тебе. У меня не было и нет, никого дороже тебя. Я бы отдал все, чтобы не причинять тебе боль. И я даю тебе все, что ты хочешь, я живу для тебя. А ты… у тебя на уме одни шмотки, вещи, деньги. Ты только умеешь покупать, не имея понятия, откуда берутся деньги, ведь ты за всю жизнь не заработала ни копейки! Чтобы иметь шикарные занавесы, импортную мебель, модные шмотки — нужно зарабатывать, вкалывать надо с утра до вечера. Ты что-то давно не вспоминаешь о своих друзьях. Где они? Хорошо, если там, где им и положено быть. А у меня, как и раньше, ни гроша в кармане. У меня ничего нет. Мне не страшны ни пожары, ни катастрофы, мне нечего терять. Я просто работаю, делаю, что могу. Ты не смеешь выдвигать ультиматумы. За меня жизнь давно сделала выбор! Хочешь ты того или нет, но я обязан поставить парня на ноги. Не только потому, что я ей это обещал, а потому, что она когда-то дала мне почву под ногами. Нужно уважать не только свои чувства, но и чувства других…
Я не слышал своего голоса, лишь удары молота отдавались в груди. Боль, отчаяние, безысходность, все разом взорвалось, и вдруг я почувствовал, как сдавило дыхание, сердце словно повисло на ниточке.
— Черт, Ася… сердце.
— Виталик! — она в испуге кинулась ко мне.
— В аптечке валидол…
Когда меня немного отпустило, я взял Асю за руку.
— Пойми, кроме нас, ему некому помочь. – Ася опустилась на пол, спрятала лицо в мои колени. – Ничего, мы справимся, вот увидишь, только нужно потерпеть… потерпеть…