Река времени 69. Западная Лица

Последний день 1971 года прошел в хлопотах связанных с переселением 46 экипажа на ПКЗ «Котлас», пришвартованный рядом с АПЛ К-64, к одному из 8 пирсов причальной лини  Большой Лопатки.

Залив Большая Лопатка - большой отрог губы Западная Лица. На другом берегу губы, имеющей в этом месте ширину около двух километров, расположена база перегрузки ядерного топлива, Андреева губа.

Там проходили службу, в том числе, и  мои однокашники по выпуску 1966 года, которым, по какой либо причине, не досталась служба на АПЛ,   считающаяся более престижной.

В том числе и потому, что  штатная категория по первой офицерской должности там  была «старший лейтенант», а должностной оклад 120 рублей. Тогда как у  подводников – «капитан-лейтенант» и  - 130 рублей.

 В подтверждение низкой престижности их службы,  приведу слова шуточной песенки офицеров с «перегрузки»:
«Мы весёлые ребята, Мы с Андреевой губы. У нас низкие оклады,
Потому что мы «дубы»».
Конечно же, это была самоирония, и ребята с «перегрузки» были ни чуть не хуже остальных моих однокашников.

За дорогой, идущей вдоль причальной линии, располагались службы технического обслуживания подводных лодок, в том числе береговая электростанция  с генераторами на 50 и 400 Гц.  Там же была зарядовая станция, обеспечивающая зарядку аккумуляторных батарей пришвартованных кораблей.

 Начальником зарядовой станции был Саня Игнатов, мой  близкий друг, с которым мы просидели за одной конторкой в учебном классе, и за одним столом на камбузе все 5 училищных лет.

Вход в Большую Лопатку, от фарватера Западной Лицы, прикрывают два острова Лопаткина. Напротив  одного из них, примерно в двух километрах вдоль береговой линии  от последнего пирса Большой Лопатки, располагалась причальная линия Малой Лопатки, которая на заре атомного флота служила местом базирования первой атомной лодки    К-3 «Ленинский комсомол».

Сразу за мысом, которым заканчивается противоположный берег залива Большая Лопатка, начинаются пирсы  ещё одного места  стоянки АПЛ, принадлежащие базе ВМФ в Нерпичьей губе. Среди наших офицеров ходили слухи, что там, в скальных породах,   строят закрытый эллинг для серии подводных лодок 705 проекта.

На строевом собрании, прошедшем после завтрака, нам объявили, что постоянное базирование К-64 определили в Большой Лопатке.
В самое ближайшее время, тем офицерам, семьи которых приедут на постоянное жительство, дадут квартиры в новом доме посёлка Заозерный (сейчас город Заозёрск), находящегося в четырех километрах от Большой Лопатки.

Забегая немного вперед, скажу, что нам с Володей Кириченко предложили новенькую  двухкомнатную квартиру на две семьи. Мы, без особых колебаний, согласились и вызвали семьи начинать новую жизнь в месте постоянного базирования нашей ПЛ.

После обеда, меня на «Котласе» разыскал Саня Игнатов, который узнал, что наша АПЛ К-64 пришла ночью. Договорились с ним, что после окончания рабочего дня он за мной зайдет, и Новый 1972 год мы отметим в Доме офицеров в посёлке Заозёрный.

Его жена уехала лечиться   в Ленинград, так что заночевать после праздника я смогу у него в квартире «Адмиральского» дома.
После ужина  он зашел за мной на «Котлас», и  мы поехали к нему на квартиру в Заозерном.

За столом, накрытым по-холостяцки, мы долго говорили  о прошедшей службе и о том,  какой она нам видится на ближайшие годы.
Я поделился намерением послужить на АПЛ до 33-34 лет, а потом уйти в адъюнктуру или Военно-морскую академию. А Саша рассказал, что его жена Люда серьёзно больна. Еще в девичестве она попала в серьёзную технологическую аварию на производстве.

 Сейчас последствия  давнего отравления приковали её к постели, с очень слабой надеждой на излечение. Их дочка Ира, сейчас под присмотром бабушки, а он запросил в отделе кадров разрешения на перевод в Ленинград или Кронштадт, чтобы быть с семьёй.

Ему пообещали, что посодействуют переводу, но в Лен. ВМБ перейти желающих слишком много, поэтому придется ждать и, возможно, не один год. Я рассказал, что мне пообещали дать в Заозёрном  жильё, и к концу января, видимо, Лида с Анечкой будут уже здесь.

Ближе к 23 часам решили пойти на Новогодний вечер в Дом офицеров, который находился совсем недалеко от его дома.  Но поняли, что дойти до него будет не так-то просто. Еще когда мы приехали в Заозерный дул сильный, пронизывающий ветер. Сейчас же ветер превратился в ураган такой силы, что казалось, снесёт крыши домов.

 Из кухонного окна было видно, как, борясь с порывами ветра, пробирается в сторону «Адмиральского» дома  матрос, по-видимому, оповеститель, посланный за начальством, до которого не смогли дозвониться, при объявлении штормового предупреждения.

В шинели с повязкой на рукаве,  с завязанными под подбородком  наушниками шапки, когда на четвереньках, когда с наклоном корпуса  в 45 градусов, он рывками пробирался  к подъезду, периодически хватаясь руками за газонное ограждение, выступающее из сугроба, возникшего при чистке дорожки.

Но не сидеть же в Новогодний вечер в холостяцкой квартире, тем более что бутылка коньяка, которую мы прихватили по пути домой, опустела!
Однако путь оказался не так труден, как нам представлялось, глядя из окна.

Ветер дул в нужную сторону, и задача состояла только в том, как тормозить, чтобы не приобрести скорости ветра. Выставив одну ногу вперёд, а второй притормаживая, используя навыки лыжной подготовки и молодой задор, мы, через пять  минут, уже стояли в фойе Дома офицеров.

В буфете не было никаких напитков, кроме шампанского. Мы взяли две бутылки и прошли в зал. Сидячих мест не было, а «люди в чёрном» стояли вокруг круглых, высоких столов с мраморными столешницами, стоящих вдоль стен.

Центральная часть зала, в середине которого возвышалась разукрашенная елка, предназначалась для танцев. Но танцевавших было немного, так как абсолютное большинство присутствующих на Новогоднем вечере, составляли младшие офицеры и сверхсрочники.
 Те, кому в этот семейный праздник больше некуда было податься.

 Зато девушки, официантки из офицерской столовой и немногочисленные командировочные женского пола из разных НИИ, осуществляющих надзор над своими образцами лодочного оборудования, здесь пользовались бешеным успехом.

Весь пол вокруг столиков был залит шампанским.  Вечер начался в 20 часов, а ни какого развлечения, кроме гремящего оркестра и возможности пострелять пробками не было. Хотя все были «навеселе», но не настолько, чтобы, даже под оркестр, танцевать друг с другом.


Отметив очередным пробочным салютом, бой курантов, который исправно транслировали по местному радио,  и, выслушав под хмельной шум подвыпивших военнослужащих, очередное обращение Л.И. Брежнева к советскому народу, мы решили, что ловить нам здесь нечего и пошли к Сане домой, смотреть праздничный телевизионный  концерт.

12 января Лида уволилась из НИИЭЛП и вместе с Анечкой собралась  ко мне. Отъезд семей из Ленинграда был произведен организованно, и к моменту прибытия их поезда в Мурманск, мы приехали их встречать.
 Из Мурманска, на заказанном автобусе,  успешно добрались до   дома. Мы с Володей Кириченко занесли вещи и развели жен и детей  по своим комнатам  нашей коммунальной квартиры.

Но недолго мы прожили  в своей комнате. Где-то через пару  недель после вселения, я понял, что жить с приятелем в одной каюте значительно проще, чем   семьями в коммунальной квартире.

И хотя ни каких меж семейных претензий, или тем более, квартирных склок, у нас не было, но,  когда мой друг по училищу Миша Туровец предложил нам переселиться в его однокомнатную квартиру, мы с Лидой, с радостью согласились.

Сейчас уже не помню, к этому времени он уже развелся со своей первой женой, или  жена не захотела из Ленинграда ехать в полярный гарнизон, но Миша уже жил в свободном полёте холостяка.
 
Когда его лодка была в базе, он, или ночевал у очередной пассии, или, как и большинство холостяков, жил в офицерской каюте казармы. Благо, столовая рядом и не надо заботиться ни о хлебе насущном, ни о том, как добираться из посёлка на службу и обратно.

Поскольку  вещи, с которыми Лида приехала в Заозёрный, не были ещё до конца распакованы, то переселение в квартиру Туровца заняло немного времени, тем более что мои друзья  помогли нам в этом.

Однокомнатная квартира находилась на третьем этаже  панельной пятиэтажки со стандартным набором коммунальных удобств. Окна комнаты и кухни выходили на улицу, за которой сразу начинался склон сопки, покрытый зарослями карликовой берёзы.

В те годы улицы «Заозёрного» были безымянными. А в почтовом адресе не указывали  названия посёлка. Нам писали: Североморск 7, дом 19 квартира 36.   Позже наша, ставшая центральной, улица получила названия Ленинского Комсомола.

Квартира была меблирована минимально необходимыми предметами интерьера, с неизбежными  жестяными номерками жилищно-эксплуатационной службы.  На следующий день, пока я был на службе,  Лида сделала уборку, отвечающую всем требованиям военно-семейной эстетики.

Вымыла полы во всей квартире, навела порядок в ванной, совмещенной с туалетом, протерла окна, отчистила газовую плиту. В  шкафах и подоконной нише на кухне, с предназначением холодильника,  застелила  бумагой полки. Развесила в шкаф одежду, разложила по полкам  и мебельным ящикам бельё и летнюю обувь

 Повесила занавески на окна. Из чемоданов, положенных один на другой, и задрапированных пёстрой тканью, соорудила игральный столик для Анечки.  Покрыла скатертью стол, а цветными накидками нашу  кровать и Анин диван. И нора  холостяка, превратилась во, вполне уютное, «семейное гнёздышко».

 Такое, что туда хотелось возвращаться после службы, даже если «добро на сход» давали в 23 часа, и предстояло, заснеженной дорогой, при температуре минус 20, идти пешком 4 км против пронизывающего ветра.  Конечно,  желание выходить в ночную пургу вызывалось, скорее, не самим «гнёздышком», но его устроительницей.

В те времена, расстояние между «Заозерным» и Большой Лопаткой довольно часто приходилось преодолевать пешком. Уйти со службы до 21 часа считалось большой удачей. А автобус и крытые грузовые автомобили, «скотовозы», которыми перевозили офицеров и сверхсрочников на службу и обратно, более-менее регулярно, ходили только по утрам и вечером, сразу после ужина. Но всегда они были переполнены, и, как правило, брались штурмом, наполняясь под завязку.

Утром, большинству офицеров и мичманов, надо было успеть к подъему флага. А гарантии, что удастся сесть на «скотовоз», даже если выйдешь на остановку к семи утра, не было ни какой. Поэтому наиболее добросовестные офицеры,  не принадлежащие к местной «элите», предпочитали, в любую погоду, идти пешком.

Элитой (вполне справедливо) числились старшие офицеры штабов, командиры подводных лодок, флагманские специалисты. Для них, строго по расписанию, подавался автобус. Для всех остальных основным транспортом были «скотовозы», ходившие куда как менее регулярно.

 Я пишу, что справедливо, потому, что в то время эти люди занимали свои элитные должности, как правило,  с успехом пройдя  все ступеньки  массовых должностей. А когда путь в элиту справедлив, то и претензии к её привилегиям минимальны.

Почти сразу после Нового Года, первый экипаж К-64 начал отработку  курсовых задач, и к последним числам января первая курсовая задача была сдана.

Офицеры второго экипажа принимали  участие к эксплуатации АПЛ по той же схеме, что и во время  государственных испытаний. При стоянке   подводной лодки в базе, нас, вместе с личным составом Технического экипажа,  привлекали к несению службы на пультах, дежурными по кораблю и к обеспечению технического обслуживания материальной части.

Служба осложнялось тем, что  когда  К-64 пришла в Западную Лицу, она имела  не герметичные цистерны главного балласта и  заглушенную петлю теплообмена  энергетической установки. 
Вдобавок к уже существующим проблемам,  добавилась новая неприятность.

В январе 1972 года, когда  К-64 находился в пункте базирования и  готовились к походу обнаружили течь сплава в герметичную выгородку из петли теплообмена №3. Хотя в Западной Лице была группа гарантийного надзора, но так как корабль сдали флоту, то всеми работами занимались экипажи.

 Кроме организации работ, и контроля над состоянием,  теперь уже двух мест течи сплава,  проводили аварийные работы по дренированию третьей петли теплообмена. Как член аварийной партии, принимал участие в этих работах и я.
При этом, мы вскрывали герметичную выгородку, и, работая  внутри,  в режиме ручного управления клапанами 114-3, 103-3, 106, 116 собирали схему дренирования ПТО№3.

Наконец было принято компромиссное решение, начать эксплуатацию АПЛ с названными дефектами, чтобы  получить необходимый опыт для совершенствования строящихся лодок серии.

 Но главной проблемой остовалось отсутствие в Западной Лице  подготовленной  инфраструктуры, которая могла бы обеспечить штатный режим стоянки в  базе. Тот, который был разработан и описан в технической документации на проект 705.

Особенностью установок с ЖМТ  была  необходимость поддержания сплава в горячем состоянии.  Для чего штатный режим стоянки предполагал наличие базовых средств обогрева и приема пароводяной смеси, состоящей из двух котлов подачи пара высокой чистоты на АПЛ и возврат пароводяной смеси обратно.

К нашему приходу такой системы еще не было, и сплав в жидком состоянии поддерживался за счёт работы ядерного реактора на минимально контролируемом уровне мощности. А работающий реактор требовал обязательного несения службы на пульте ГЭУ.

Кроме того, не была обеспечена бесперебойность снабжения с берега электроэнергией не только корабля, но и базового комплекса в целом.
Силовое питание трехфазным переменным током частотой 400Гц осуществлялось от берегового  преобразователя  с соответствующей коммутационной аппаратурой. Его асинхронный двигатель подключался к сети Колэнерго 6 кВ, 50 Гц.

 Эта линия была не зарезервирована и не обеспечивала непрерывность электроснабжения. Кроме того, обязательная  профилактика преобразователя, коммутирующих устройств, специальной трансформаторной подстанции (30 кВ/6 кВ) требовала периодических перерывов питания.

В  случаях  отключения питания с берега, обеспечить жизнедеятельность и  безопасность ядерного реактора и всего корабля могли только собственные генераторы подводной лодки. Отсутствие надёжного электроснабжения, требовало круглосуточного несения  службы на пульте ЭЭС.

Теоретически,  службу по обеспечению эксплуатации корабля в базе  должны были нести офицеры технического экипажа. Но в начале 1972 года достаточного количества подготовленных офицеров у них не было.

Было принято, единственно возможное,  решение подключить к несению службы на пультах ГЭУ и  ЭЭС  офицеров обоих плавающих экипажей и при стоянке АПЛ у пирса.

На каждом из пультов на суточное дежурство назначалось по два офицера для несения  двусменной вахты. 10 круглосуточных дежурств в месяц.  В остальные дни мы приходили на корабль к подъёму флага и сходили на берег через пару часов после ужина.

10 круглосуточных дежурств – это была минимальная нагрузка. Потому что из-за различных непредвиденных обстоятельств, приходилось заступать вне очереди или  нести службу дежурным по кораблю.

Редкий день удавалось прийти домой раньше 21 часа. Ни каких отгулов не полагалось. Правда, если   воскресенье не совпадало с днем несения вахту, то оно было, как правило, твоё. То же касалось и праздничных дней. Хотя почти во все праздники объявлялось парадное построение на плацу в Большой Лопатке, но чаще, всего к обеду удавалось вернуться к семье.

Иногда во всей флотилии объявляли воскресники. Помню, что перед праздником 1 мая наш экипаж работал, в полном составе, на воскреснике, убирая снег вокруг памятника подводникам с АПЛ К-3 , погибшим 8 сентября 1967 года. В моём архиве хранятся фотография, на которой мы в канадках и сапогах  позируем, во главе с командиром экипажа Старковым В.В., на фоне заснеженной сопки «Бегемот».

В воскресения, которые выдавались свободными, посещали с Лидой и Анечкой в кинотеатр при Доме офицеров, а в марте, когда закончилась полярная ночь, стали ходить на лыжные прогулки.
 
 В двухстах метрах от нашего дома начиналась лыжня, идущая вдоль гаражей, в северной части посёлка, к расположенному рядом военному совхозу, а оттуда, вдоль подножья  горки «Пионерская», по долине речки Малая Лица. 

По хорошо накатанной лыжне, в солнечную погоду, за пару часов неспешного хода, можно было выйти к устью Малой Лицы. Там, напротив острова, с мрачным названием  «Замогильный», почти у выхода в Мотовский залив, речка впадает в губу Западная Лица.
 

В выходные дни, к нам, довольно часто, заходили  два мои приятеля Саша Игнатов и Миша Левиев. Изредка захаживал хозяин квартиры Миша Туровец. Все они были, в разной степени, холостяки.

Миша Левиев был настоящий, убеждённый холостяк.
 Миша Туровец, хотя официально ещё не развелся, но, после отъезда жены, считал себя свободным от брака, благо детей у  него не было.
 Саша Игнатов, по причинам  от него не зависящим, был временным холостяком. Жена Люда не могла приехать к нему из-за болезни, а он к ней - по обстоятельствам службы.

Зная, что холостым офицерам  в Заозерном податься особо некуда, Лида старалась, к воскресенью, к приходу гостей, приготовить, что ни будь вкусненькое. Из того, чего не готовят в общепите. Особенно удавались ей два коронных блюда: блинчики с мясом и говядина в красном вине с черносливом. 

Миша Туровец, красивый, кудрявый белорус и известный сердцеед, из тех, кто в самом закрытом гарнизоне, найдет себе подружку, пришел в Училище, отслужив 3 года на флоте. С первого курса был  у нас старшиной класса. Учился хорошо. После училища получил назначение командиром электротехнической группы на АПЛ К-35.

Миша Левиев, коренастый, начинающий седеть, горский еврей из  Грозного. Считался одним из лучших курсантов класса, но на пятом курсе, перед стажировкой вместе с Сашей Игнатовым попал в комичную историю, которая для него обошлась, а для Игнатова закончилась весьма неприятно.

Я писал в своих воспоминаниях, что Начальник училища контр-адмирал Кучер пригрозил, за «дерзкий поступок», выпустить Игнатова  и Левиева из училища младшими лейтенантами.

Дерзкий поступок заключался в том, что  когда пятикурсников,  во время зимних каникул, привлекли к работе на уборку снега (обычной работе первокурсников), то оскорблённые курсанты написали на снегу, напротив рубки дежурного по училищу, короткую фразу «Да здравствует свобода».

 Контр-адмирал  Кучер, за пару недель до этого, сменивший начальника училища вице-адмирала Миляшкина, увидел надпись, приказал произвести расследование, и  «дерзость» не забыл.  Но, только относительно, числящегося  не благополучным курсантом, Игнатова.

 А дисциплинированного Мишу Левиева, начальник факультета Чопикашвили сумел отстоять. И после окончания училища Миша получил, считающееся престижным, назначение командиром группы КИП  на АПЛ К-21.

Саня, назначенный на ПКЗ, твёрдо решил, что раз служба у него не задалась, то   ему следует «уйти на гражданку». Но оказалось, что сделать это не так то просто. Потратив на  своё намерение первый год службы, он понял, что ни дерзость с начальниками, ни периодические пьяные «залёты» в этом деле не помогают.

Видимо, нашлись умные начальники, которые сумели ему объяснить, что он только вредит сам себе, и Саша взялся за ум. К декабрю 1971 года он уже был старший лейтенант и вполне уважаемый человек.
В Училище он учился не плохо, и на посту начальника зарядовой станции оказался на своём месте.

Через несколько лет его перевели в Лен ВМБ, назначив на Красную Горку, в учебное подразделение, где  Саня Сысоев, другой наш однокашник,   был уже командиром воинской части.

С Красной Горки Саня Игнатов ушел учиться на  офицерские классы по мобилизационной работе, а оттуда  получил назначение в штаб Лен. ВМБ на должность капитана 2 ранга. Видимо, в штабе им были довольны, ибо в 45 лет, при демобилизации и направлении в запас,  он получил звание капитана 1 ранга.

У Туровца и Левиева офицерские карьеры оказались похожими. С момента назначения, и до увольнения в запас в звании капитанов 3 ранга, они проходили всю свою службу на АПЛ.

За это время сменили не один корабль. За плечами каждого  было  более десятка «автономок», по 45 и более суток. Хотя они  оба, долго и успешно, служили командирами дивизионов БЧ-5,  однако, категорий, выше капитана 3 ранга, из-за не гласных ограничений, существовавших в то время,  отдел кадров им не предлагал.

 Миша Левиев связывает это с пресловутым 5 пунктом, а Миша Туровец с тем, что его брат работал в сельской управе во время нацистской оккупации Белоруссии.
Я глубоко убеждён, что подобные «не гласные ограничения», как и ряд других не официальных мерзостей подобного рода, явились одной из причин успеха антисоветской реставрации 1991 года.

Сейчас, когда я вспоминаю те дни, Миша Туровец, до сих пор импозантный мужчина,  с новой женой Ларисой, живет в Латвии, где он выбрал место жительства  после увольнения в запас.

Имеет квартиру в Риге, но предпочитает  жить в большом загородном доме на Рижском взморье. Дом им предоставила их красавица-дочь, уехавшая с удачливым и состоятельным  мужем  в Москву, где у него  крупный бизнес.

Миша Левиев, сейчас седой как лунь. В Грозном у него уже ни кого нет.  Все  родственники бежали, до первой чеченской войны, спасаясь от дудаевских головорезов.
 После завершения военной службы, Миша остался жить в Мурманске. Семью он так и не завёл.  Раз в год выбирается к родственникам в Израиль, но переезжать туда не хочет.

 С Левиевым и Туровцом мы,  до сих пор, дружим, регулярно общаясь по Скайпу. А Саня Игнатов, с которым мы все годы в Училище спали на соседних койках с общей тумбочкой, к сожалению, умер.
Это случится несколько лет тому назад, уже в новом веке и даже в новом тысячелетии. А тогда, в 1972 году, мы были молодые, и ещё не задумывались о неизбежности смерти. 


В  феврале 1972 года, в начальный период опытовой эксплуатации К-64,  была обнаружена течь 1 контура ПТУ №3 в герметичную выгородку. А вскоре  вышла из строя вторая петля теплообмена. Ликвидировали аварию, заглушив петлю. Начали изучать возможность восстановить боеспособность корабля.

Всё это время, не допуская замораживания сплава,  реактор работал на минимально контролируемой мощности, с осуществлением теплообмена по оставшейся петле.  Мы же, обеспечивая работу техники, продолжал нести вахту на пультах в описанном ранее  режиме.

В начале марта, в одно из воскресений мой друг Саша Игнатов, застав меня в воскресенье дома,  сообщил, что К-19 терпит крупную аварию в Атлантике,  а командир второго дивизиона погиб.

В то время на первом экипаже  К-19 командиром электротехнического дивизиона был Володя Дорожинский, а на втором экипаже другой наш одноклассник - Толя Вишняков. Кто из них пошел в автономку, мы не знали, но в любом случае, получалось, что погиб кто-то из них.

 Как потом оказалось, на этот раз на "Хиросиме" был 345 экипаж под командованием Кулибабы, а погибший командир второго дивизиона - капитан 3 ранга Цыганков, выпускник Севастопольского военно-морского инженерного училища.

В то время, когда мы учились на электротехническом факультете, в адъюнктуре факультета ядерных энергетических установок учился Владимир Фисенко, однокашник моего будущего научного руководителя Вадима Кулешова.

 Через много лет, когда Фисенко В.В. был доктором технических наук и действительным членом Нью-йоркской академии наук, мы оказались на соседних койках Военно-морского госпиталя, проходя обследование перед увольнением  в запас.

 И когда разговорились, то выяснилось, что его первая жена Синельникова, и моя Лида  учились на одном курсе в институте киноинженеров. Позже, он с Синельниковой развелся, а  его новой женой стала вдова, погибшего на «Хиросиме» капитана 3 ранга Цыганкова.
 
В этом трагическом походе оказались  наши однокашники с первого факультета капитан-лейтенанты Поляков, Милованов, Давыдов. К счастью, все они остались живы, но перенесли столько, что хватит воспоминаний на всю жизнь. http://proza.ru/2010/03/19/436

В апреле 1972 года при подготовке к выходу в море на сдачу задачи №2, произошла авария ГЭУ — в первом контуре застыл сплав-теплоноситель. Реактор был  полностью заглушен. Необходимость в круглосуточных вахтах на пультах отпала.

 Из-за аварии на установке, АПЛ К-64 вывели в резерв, а постройку серийных ПЛ проекта 705 приостановили до выяснения причин случившегося.

 В мае Лида с Аней уехала в Ленинград, так как наш  46 экипаж направили  на МПП с возвращением в Северодвинск, куда, после докования в г. Полярном, первый экипаж должен будет перевести АПЛ К-64.

Продолжение http://www.proza.ru/2014/01/31/1691