Вольноотпущенник, прости. Часть Пятая. Глава 7

Глава седьмая.
Постепенно я научилась не думать, не чувствовать. Ник вел отсчет моим безотрадным дням, наполняя их смыслом. Каждого утра я ждала, как ждут воскресения. Как только за Андреем захлопывалась дверь, я начинала дышать всей грудью, целиком отдаваясь сыну. Наедине с ним жизнь не казалась такой грустной и безнадежной. Мы много с ним гуляли, часто ходили в мороженицу, а когда не позволяла погода, читали сказки и играли.
С наступлением вечера все менялось. Для Ника существовал только Андрей. При нем он в буквальном смысле ходил на голове, ему ни в чем не было запрета. Меня он уже не слушал, чувствуя надежную защиту Андрея.
Перемен я уже не ждала, пытаясь внутренне приноровиться к странной для себя жизни. Правда, за полгода я совсем забыла о больнице, и считала себя здоровым человеком. Иногда меня смущали неожиданные приходы доктора, мы сидели на кухне, пили чай, и говорили ни о чем. Однако я замечала в нем то внимание, с которым он прислушивался не к моим словам, а к жизни в моем доме.

Однажды я с нетерпением ждала появления доктора. Когда он пришел, я сразу увела на улицу.
— Егор Дмитриевич, – возбужденно начала я. — Я недавно случайно нашла свой институтский диплом. Андрей прячет почему-то мои документы...
— Вы хотите преподавать? — испугался он.
— О, это было бы так здорово! Наконец-то я бы зажила свободно, и Ник, он устает от общения со мной, ему нужно быть с детьми, он к ним сам рвется, Андрей же не хочет и слышать о детском саде...
— Это все замечательно, но...
— Егор Дмитриевич, вы сами говорили, что подсознание хранит все, при необходимости...
— Если не подсознание, то вы сами сядете за учебники. Я уверен, вы бы быстро добились успехов, более того, я бы сделал все, чтобы помочь вам, дело не в этом...
— Вы думаете, — робко начала я. — Меня не снимут с учета?
— При желании я мог бы добиться этого... Ах, если бы вы вспомнили все до конца! — с досадой воскликнул доктор. — Антонина Ивановна, время идет, время! Боюсь, что не в вашу пользу! Понимаете, амнезия — это щит. Человек забывает то, что нарушило его внутреннее равновесие. Одни от этого не страдают, другие просто попадают в те же условия, что и раньше... С вами все иначе... С одной стороны ваш щит охраняет от прошлого, с другой влияет на ваше настоящее, так или иначе, в вас нет покоя. Беда вся в том, что вы сами не хотите вспомнить...
— Не хочу! — возмутилась я.
— Нет! Вы пытаетесь смириться с настоящим...
— Вы ведете к тому, что меня не допустят сейчас...
— Вы сами все понимаете. Если бы я мог найти причину, какое-то главное звено постоянно ускользает...
— Стало быть, — усмехнулась я, не сумев скрыть обиду, — вы приходите не как друг. Я для вас подопытный кролик. Вы как-то говорили, что пишите диссертацию, отталкиваясь от моей болезни...
— Антонина Ивановна, до сих пор я не замечал в вас цинизма, — оскорбился доктор.
— Простите, я, действительно, чувствую себя таким кроликом.
— Вы просто устали, я верю, все будет хорошо.
Однако уверенности в голосе доктора я не услышала.
————
На дворе уже был октябрь. Ветер давно сорвал последнюю листву, и город погрузился в темно-серую мглу. Мне было в нем неуютно и тревожно, но я осваивалась в его бесконечном шуме и многолюдности. Я уже давно ходила сама по магазинам. Так было и в тот день. Я бегала за продуктами, стояла огромные очереди. Наконец собралась возвращаться домой. Вдруг чей-то женский голос несколько раз произнес мое имя. Я не обращала внимания, пока кто-то не ударил меня по плечу.
— Тонька! Оглохла что ли? Совсем загордилась, старых подруг не признаешь!
— Вы меня? – удивилась я, вглядываясь в высокую, симпатичную, модно одетую женщину. Ей шла шляпа с широкими полями и длинное кожаное пальто.
— Тебя, тебя! Не узнаешь что ли? И то, столько лет пролетело, как разбежались по институтам, с тех пор не виделись. Я сама тебя еле узнала, по походке и по осанке. Ты всегда была легка на ногу и ходила прямо. Вижу, постарела, а все та же гордая походка.
Тщетно я врезалась глазами в женщину, напрасно вызывала в памяти школьные годы. Нет, ее не помнила.
— Вы меня знаете?
— Тонька, ты даешь! Как же мне тебя не знать, когда мы с тобой десять лет за одной партой просидели! — смеялась женщина.
— Я  Ирка, неужели не помнишь, ты постоянно списывать мне давала, за меня контрольные все решала, а за это таскала по музеям и
библиотекам.
Лишь теперь я понимала, почему в тот день, когда я узнала свой дом, доктор был так мрачен. Выходило, что я помнила только то, что было связано с отцом.
— Пойдем, сядем! – женщина потащила меня к скамейке.
Я машинально последовала за ней. Мы сели, она закурила. Заметив мой внимательный взгляд, она улыбнулась.
— Не удивляйся, жизнь всему научит. Мой первый муж скотина был, пил безбожно, лупил, а с этим я, как в раю. А ты, я слышала, ты после института в деревню подалась?
— В деревню? Нет, я в городе живу.
— Я так и думала, ты и деревня. Юльку помнишь? Ты ее вместе с Дашкой в институт пропихнула. Юлька недалеко от меня живет, с подонком связалась, он грозит, что если она уйдет от него, то детей отберет...
— Детей от матери? – почему-то испугалась я.
— Да что он может, дура она, вот и боится... Тонька, Юрку помнишь? Все за тобой бегал, на Жанке, на нашей тихоне женился...
"Помнишь" меня начало раздражать, мне неприятно было чувствовать
себя тенью чьего-то прошлого.
— Извините, я пойду, мне пора...
— И теперь, все куда-то спешишь, мы ведь толком не поговорили, ты о себе ничего не рассказала...
— Извините, но я вас не знаю, я никого не знаю, я ничего не помню! — нервно воскликнула я.
— Как не помнишь? — поразилась женщина, принимая все за розыгрыш, желая рассмеяться, но не смея.
— Оставьте меня, пожалуйста!
— Ты серьезно? Тонька...
Я уже ничего не слышала, мчалась по улице, расталкивая толпу, желая, как можно скорее оказаться дома.

В эту ночь я не смогла заснуть. Смутные видения преследовали меня. Ощупывая свои руки, лицо, я понимала: это – я, но не чувствовала, а изнутри будто что рвалось наружу. Не выдержав, я кинулась в ванную и ужаснулась, увидев в зеркале безумное, измученное, бледное, мокрое лицо. Ужас состоял в том, что я не понимала себя даже в настоящем, я была выкинута из времени, было мучительно ощущать под собой твердое основание.

Утром в моем сознании смутно мелькнуло, сегодня у Андрея выходной, спокойная за Ника, я убежала из дома, сама не зная куда. Удивилась, обнаружив себя в больнице. Запах лекарств, больные, еще сильнее напугали меня, я и отсюда бросилась прочь, и тут наскочила на самого доктора.
— Егор Дмитриевич! Оставьте меня у себя, совсем оставьте! — взмолилась я. – Не могу, я больше так не могу! Этот город, он давит на меня. Я боюсь заблудиться в нем, боюсь знакомых, которых не знаю. Я не выношу ни молчания, ни бурчания Андрея. От его стеклянного взгляда я ледяною... Пусть... пусть... он ему больше мать...
Я не замечала, что стою на коленях, чуть не срывая голову с плеч. Я чувствовала только боль и отчаяние.
Доктор с трудом поднял меня, увел к себе в кабинет. Посадил на диван.
 — Вот, выпейте. – Он протянул мне стакан.
Я жадно выпила какое-то горькое лекарство.
— Оставьте меня здесь, навсегда...
Доктор с силой сжал руками меня за плечи, улыбнулся.
— Все будет хорошо, – внушительно произнес он.