Дневник

     – Создаётся такое впечатление, что француз Оливье придумал свой салат специально для того, чтобы пьяным русским мужикам было куда падать мордой в новогоднюю ночь… Не забыть бы записать это в дневник! – вяло подумал Макс Свекольников, и отключился.

     Да, как это ни странно сегодня звучит, Максим вёл дневник, куда периодически записывал что-нибудь поучительное. Каким образом эта небольшая аккуратная книжечка у него появилась, он уже и не помнил – наверное, подарил кто-то из родаков по какому-нибудь соответствующему случаю: на день рождения, скажем, или на Новый год. Вещица, конечно, была прикольная – в солидной кожаной обложке с золотым тиснением «Diary», с авторучкой внутри и прозрачным карманчиком для календарика,– но совершенно бесполезная. Вот и провалялась на полке невостребованным собирателем пыли, бог знает сколько времени.

     Несколько раз Макс уже собирался передарить «Дневник» кому-нибудь из приятелей, но опасался, что не поймут, обидятся: всё-таки не e-book, не ай-пад и не лоп-топ, анахронизм какой-то непонятный… Не в тему!

     Однажды, делая в комнате уборку и с раздражением вытирая от пыли этот артефакт прошлого, Свекольников в очередной раз задумался:
     – И чего с ним делать дальше? Пожалуй, лучше выбросить, хотя и жалко. Зато место на полке освободится.

     Неожиданно книжечка сама собой раскрылась на первой странице, и Максим с удивлением прочитал коряво нацарапанную фразу: «Жизнь – театр, а мы все в нём – актёры…». Ниже стояла неразборчивая подпись, что-то вроде William Shake… (окончание было совсем не разобрать – то ли -spearе, то ли -well before drinking). Причём слова «театр» и «актёры» были зачёркнуты, а поверх упразднённого чьей-то грубой рукой театра было криво выведено: дерьмо!

     Почерк был абсолютно незнакомый и Макс никак не мог вспомнить, с какой стати и по какому такому поводу могла появиться эта запись. Может, кто-то из приятелей решил подшутить? Не мог же он сам, пусть даже и спьяну, такое учудить – фантазии бы не хватило! Вот, теперь и передарить бесполезную вещицу не получится, разве что страницу испорченную выдрать…

Короче, воленс-неволенс, пришлось использовать «Дневник» по назначению.

     Правда, поначалу никаких достойных внимания событий в жизни Свекольникова не происходило. Поэтому он просто фиксировал разные незамысловатые факты бытового значения: состояние погоды, курсы валют, и прочую житейскую дребедень – когда, с кем и по какому случаю гуляли, что пили и т.д. Впрочем, довольно скоро новоявленный летописец осознал определённые преимущества этого жанра. Первый раз это случилось, когда Максов приятель Димон – ещё тот сексуальный разбойник! – после одной шикарной вечеринки позвонил ему утром на мобильный и шпионским шёпотом поинтересовался, а не помнит ли он, Макс, как зовут ту рыжую тёлку, с которой он, Димон, вчера у Макса познакомился и потом уволок её к себе, в свою холостяцкую берлогу.

     – Понимаешь, братан, мы с ней потом у меня добавили, ну, она, в общем, осталась на ночь, вот сейчас сопит рядом на подушке, а я, блин, имени-то её и не помню! Неудобно как-то выходит…

     Максим, с трудом выплывая из накатывающихся волнами головных и желудочных спазмов, раскрыл кожаную книжечку и, еле ворочая наждачным языком, прочитал (успел-таки сделать соответствующую запись до того, как отключился!):
     – Девок привёл Стас. Та, что рыженькая – Оля, крашенная брюнетка – Вера. Обе студентки-медички. Пятый курс.
     – Это хорошо!– облегчённо вздохнули в трубке.– Если вдруг что, то сама же и вылечит!
     – Пили шампусик, – продолжал сонно бубнить Максим,– потом перешли на текилу, потом ты с рыжей ушёл, потом – не помню. Отключился в 1.52 мск. Всё!
     – Ну, ты, брат, даёшь! С такой памятью да при таком количестве выпитого тебе в ФСБ служить надо. Или ты где-то там видеокамеру припрятал? Ладно, досыпай, а за информацию – гран мерси!

     Дни шли за днями, в подвигах и трудах, в печалях и радостях, по трезвому и по всякому, но при этом неизменно находя своё отражение в Максовых записях, словно в лев-толстовском зеркале русской революции.

     И всё бы ничего, но с некоторых пор Свекольникову стало казаться, что Дневник – только, чур, ребята, не ржать! – живёт какой-то своей самостоятельной жизнью. По крайней мере, в нём всё чаще стали появляться записи, которых Максим не делал или, во всяком случае, не помнил, чтобы делал. Иногда кем-то неведомым зачёркивались отдельные слова или даже целые предложения, а совсем недавно исчезла целая страница, от содержимого которой остался лишь обрывок заумной фразы: «…принимая во внимание всё вышеизложенное, можно легко сделать соответствующие выводы». При этом как Макс не ломал себе голову – что же такого крамольного могло быть в этом самом «вышеизложенном», из-за чего пришлось удалять страницу,– ничего вспомнить так и не получилось.

     – Лунатизмом не болеете? Наркотики, психотропные препараты не употребляете?– первым делом поинтересовался районный врач, милый седенький старичок, врачевавший Свекольникова сызмальства.– Следите за молоточком! Закройте глаза, коснитесь указательным пальцем кончика носа. Теперь другим. Выпиваете?
     – Не без этого,– сознался Максим, ибо препираться было бессмысленно: некий выхлоп определённо присутствовал.

     Доктор вздохнул, велел одеваться, посоветовал лёгкую диету, физические упражнения на свежем воздухе и неутомительные велосипедные поездки куда-нибудь за город, на природу.

     Не удовлетворившись заключением официальной медицины, Свекольников вспомнил про своего одноклассника Генку Клюкина, недавно окончившего трёхмесячные курсы парапсихологии и экстрасенсорики при местном пединституте, и вроде бы собиравшемся открыть частный кабинет нетрадиционного бесконтактного врачевания с туманным названием «Дорога к себе».

     Новорождённый врачеватель человеческих душ пошёл на контакт охотно: «тебе, Макс, по старой памяти – скидка 30%, как вип-клиенту!» – и назначил встречу в ближайшем суши-баре «Харакири». Там, поначалу, Клюкин слушал приятеля невнимательно, больше налегая на выставленные Максимом по случаю встречи роллы с лососем и на дармовое сакэ:
     – Вот, что по-настоящему меня раздражает в япошках, друган, так это их привычка глотать водку из рюмок величиной с напёрсток! Нет, понимаешь ли, нашего русского размаха, нет широты души, хотя пить их рисовую бурду гранёными стаканами – это тоже явный моветон!

     Потом, ещё толком не вникнув, он посоветовал Максиму стандартное: переставить дома мебель по феншую, поменять работу, а ещё лучше – уехать на недельки две-три куда-нибудь подальше, на какой-нибудь курорт, на Бали или, скажем, на Галапагосские острова. Правда, где взять денег для такого лечения Клюкин не посоветовал.

     Уже покидая заведение, прощаясь и в который раз ободряюще хлопая нетвёрдой рукой загрустившего приятеля по плечу, он вдруг замер, как сеттер в ожидании выстрела, и произнёс загадочно:
     – А ведь в твоём частном случае что-то определённо есть! Тут дело может даже на «дисер» потянуть, если, конечно, с умом подойти. Слушай, парень, перезвони-ка ты мне завтра, на трезвую голову! Надо будет за тобой, летописцем эдаким, внимательно понаблюдать. Чую – пахнет Госпремией в области науки, а, может, даже и «Нобелевкой», чем чёрт не шутит.

     – Лишь бы не «Серебряной галошей»!– грустно пошутил Свекольников, начиная понемногу жалеть, что открылся такому пустобрёху.

И ошибся – едва забрезжил рассвет, как Генка позвонил сам, причём в голосе его слышались нотки непонятного восторга:
     – Слушай, старик, я, кажется, кое о чём начал догадываться! Ты вчера ничего в свой дневник не записывал, ну, про то, как мы сидели, что пили-ели? Не до того было, говоришь? Блевал всю ночь? Это всё роллы, я тоже всю ночь в туалете на стульчаке прокимарил, там-то на меня и накатило!
     – Отравление, что ли?
     –Дурак ты, Макс! Озарение! Открывай свои записи – зуб даю, там кой чего для тебя есть! И не исключено, что даже по-японски…

     Максим осторожно заглянул в Дневник и тупо уставился на аккуратные завитушки иероглифов, покрывающих всю страницу целиком. Знакомой в этой абракадабре была только сумма вчерашнего счёта за съеденное-выпитое, написанная знакомыми арабскими цифрами…

     – Ну, где ты потерялся, чего молчишь?– не унималась трубка.– Есть там что-нибудь, Макс? Не томи душу!
     – Есть!– обречённо вздохнул Свекольников.
     – Тогда срочно вали ко мне, вместе со своими «записками сумасшедшего»! Будем расшифровывать, – командовал Клюкин, точно Бонапарт под Аустерлицем.– Сработала моя чуйка, Максик, мы с тобой ещё искупаемся в славе, уж попомни моё слово!

     Уже в своём «офисе», переделанном из обычной хрущёвской «двушки», Клюкин развернул перед Максом свою революционно-научную мысль во всей её гениальной простоте.
     – Ты только не ссы, парниша, но твой Дневник – это не что иное, как обычный энергетический портал, при помощи которого обитатели других пространственно-временных континуумов пытаются завязать с тобой контакт! (Всё-таки не зря выбросил две сотни баксов за курсы, хоть терминов наукообразных нахватался. А ведь сомневался поначалу: стоит ли овчинка выделки!). Это как блюдечко на спиритическом сеансе, что двигается от одной буковке к другой, составляя некое слово. Но твой Дневник круче – выдаёт информацию уже готовыми фразами, правда на языке оригинала. Ну, на языке того, кто с тобой вышел на связь. А это, в свою очередь, напрямую коррелирует (красивое слово и звучит солидно!) с тем, что именно ты употреблял намедни. В данном случае любая выпитая тобой спиртосодержащая жидкость действует как инициатор и катализатор процесса, облегчая открытие портала «Дневник». Ну, вроде смазки на презервативе, чтобы легче контактировалось с объектом!– уточнил более доходчивом языком будущий обладатель «нобелевки».

     – И чего теперь?– не на шутку перетрусил ещё не до конца просветлевший Свекольников.

     – А вот теперь-то и начинается самое интересное!– успокоил его Клюкин.– Теперь за дело берусь я: составляем, под моим руководством, план исследований, готовим лабораторную базу, начинаем системное изучение этого загадочного явления! Назовём его, скажем, «феномен Свек-Клюк». Будем ставить опыты по влиянию различных алкалоидов, их концентрации и побочных закусочных ингредиентов на работу литпортала под кодовым названием «Ночник» (это чтобы никто не догадался). Ещё какую-нибудь лаборантку не мешало бы взять на работу, чтобы ассистировала при проведении экспериментов и мыла потом лабораторную посуду… Тебе, Макс, какие больше девки нравится – блондинки или брюнетки?


     Первые же проведенные опыты полностью подтвердили мудрое изречение знаменитого врачевателя и философа Парацельса, сделанное им задолго до рождения наших исследователей: «ничто не есть яд и ничто не есть абсолютное лекарство – всё зависит от дозы». Так, после одной-двух рюмок «Пшеничной» Дневник в контакт со Свекольниковым не вступал и хранил гордое молчание, зато после преодоления Максом 250-ти граммовой планки, на его страницах вдруг сами собой начинали появляться первые коротенькие записи. Это могли быть ни к чему не обязывающие фольклорные изречения типа «русские медленно закладывают да быстро ездят», или же светлые, щемящие сердце стихи о стройных берёзках, написанные чуть ли не есенинским почерком.

     Однако уже после распития поллитры стиль письма заметно ужесточался и умногословливался. Иногда рассуждения неведомых авторов растягивались на несколько страниц, касаясь, в основном, извечных вопросов российского бытия, и в первую очередь: кто виноват и что делать? С первым вопросом было проще – тут в длинном списке виновайцев чуть ли не поимённо перечислялись и те, кто «понаехал», и те, кто «ещё не уехал», присутствовали конструктивные нотки позитивного патриотизма и (чего греха таить!) некоторая отдушка хоть и негативного, но праведного антисемитизма. На резонный вопрос «что делать?» тоже высказывались многие, включая Исая Александровича Солженицына с его соображениями «Как нам обустроить Россию», но прийти к единому знаменателю почему-то никак не удавалось. Всё было исключительно по-русски – лебедь, рак и щука, как верно писал в своё время дедушка Крылов.

     Чтобы сохранить чистоту эксперимента и избежать возможных обвинений скептиков в подтасовке результатов, был специально приобретен сейф с массой замков и заумным буквенно-цифровым шифром. Каждый вечер, перед началом нового опыта, туда прятался Дневник, в запечатанном сургучом конверте, и каждый раз на следующее утро Максим читал в нём всё новые откровения, которые затем тщательно фиксировались на фото и видео лаборанткой Виолеттой – ногастой девицей модельной внешности и явно затянувшегося ювенильного возраста. (Клюкиным был специально устроен строгий предварительный кастинг среди соискательниц).

     Однажды научный руководитель проекта приволок Максу несколько пузырей настоящего баварского пива, после чего исследователям пришлось срочно искать переводчика немецкого языка, поскольку на следующий день «Дневник» украсили семь тезисов «о причинах поражения немецких войск в войне против Советский России 1941–1945» за подписью самого генерал-полковника Хайнца Вильгельма Гудериана, известного военного теоретика. Там же, бравый Schneler Heinz (Быстроходный Хайнц), видимо ошибившись адресом, – у покойного ветерана танковых войск имелся сынок Хайнц Гюнтер, тоже, между прочим, генерал, но уже нынешнего германского Бундесвера, – откровенно излагал свои соображения на случай новой войны, учитывая, естественно, ошибки прошлого. Свекольников отнёс распечатанный в трёх экземплярах перевод «куда следует», и там вручил, под расписку, дежурному офицеру. И хотя «те, кому положено» оставили Максову информацию без ответа, всё же на следующий год финансирование армии в кои то веки было увеличено почти вдвое! Хотя, вполне возможно, это могло быть простым совпадением.

(А вот когда в то же самое баварское тёмное в качестве эксперимента была добавлена наша русская «беленькая» – на страницах Дневника началось форменное Ледовое побоище, если не танковое сражение под Прохоровкой, судя по количеству брутально зачёркнутых-перечёркнутых слов, фраз и целых предложений. Причём к вящей гордости великороссов, поверх немецкой готической вязи всегда победоносно и гордо проступала милая глазу кириллица, правда в основном матерного содержания)

     Не менее интересная запись появилась после распития бутылки «Зубровки». Некто Сябр Лукошкинович Загорулько, майор госбезопасности из абсолютно секретного спецподразделения «Зубр», тайно расквартированного в начале 90-х в дремучих и болотистых лесах под Пинском (Белорусская ССР), докладывал:
     «В начале декабря 1991 года, возглавляемое мной подразделение было скрытно выдвинуто в район посёлка Вискули, что в Беловежской пуще, для охраны стратегически важного объекта государственной важности… Простите меня, люди добрые, но если бы я только знал, что именно тогда, 8-го декабря, в этих хитрожопых Вискулях, в этом их партийном гадюшнике, специально построенном для охотничьих увеселений местных партийных бонз, под водочку да после парилочки будет «слегенца» уничтожен СССР, наша великая и могучая советская Родина… Да я бы со своими хлопцами эту троицу предателей, этих всех Шишкевичей, Ельцеров и Кравчучкиных… Самолично, из табельного, там же, в сауне их б..ской! Мать их-перемать, этих сепаратистов, изменников и политических проституток. Ведь здесь мой дед, красный белорус, рубал в двадцатом белополяков, защищая нашу молодую советскую власть, а отец мой бился тут в сорок первом с фрицами, защищая свою Родину. А я, их непутёвый внук и сын, не сумел защитить от внутреннего врага свой «союз нерушимый республик свободных». Да ради такого дела и грех можно было бы на душу взять, а всем людям доброй воли, чтобы лишний раз не волновать, объяснили бы потом доходчиво, что, угорели, мол, их правители в баньке, перебрав этой самой «Зубровки», за что им светлая память, почёт и уважение. Эх, не получил я тогда соответствующего приказа, а действовать самостоятельно – устав не позволял… Каюсь!»

(Последнее слово было слегка размыто, будто упала ненароком на белую страничку то ли дождевая капля, то ли скупая мужская слеза)


     Вскоре, из-за начавшихся финансовых проблем, назрела необходимость в спонсорах. Научный руководитель проекта «Свек-Клюк» опубликовал в местной прессе несколько бесплатных объявлений с целью заинтересовать общественность необычным Экспериментом, не слишком раскрывая при этом его сути – чем туманнее, тем интригующе. После этого на связь вышло пару местных телевизионных каналов, которые за умеренную плату предлагали провести скрытую рекламу проекта в виде научно-познавательного ток-шоу в прямом эфире.

     – Вот, видишь – маховик-то понемногу раскручивается!– по-детски радовался Клюкин.– Теперь главное – не продешевить! Осторожно, двери закрываются, следующая остановка – столица! А вот какого государства, нашего, европейского или даже американского – мы ещё над этим подумаем… Ты, Макс, как насчёт Рио-де-Жанейро?

     – Один уже собирался! И потом Рио – не столица,– не вполне уверенно возражал Максим, который со школьной скамьи изучал географию планеты исключительно по названиям и этикеткам разных экзотических напитков.

     В получасовой телепередаче «Удивительное – вот оно» Клюкин минут двадцать пять прямо и косвенно рекламировал свою «клинику (?!) нетрадиционного бесконтактного врачевания «Дорога к себе» и те революционные опыты с человеческим подсознанием, которые под его, доктора Клюкина руководством, в ней проводятся. После чего передал микрофон Максиму со словами: «а вот и один из моих сотрудников, медиум и контактёр, господин Свекольников!», чем донельзя смутил скучающего до этой поры Макса.
     – Первым делом я хотел бы передать приветы всем моим друганам, знакомым и родственникам,– обратился Максим к аудитории неожиданно осевшим от волнения голосом (а тут ещё эта чёртова удавка – галстук, совсем отвык от этой части одежды!).

Сразу после его слов ведущая вдруг заторопилась, начала прощаться и в сотый раз повторять контактные телефоны для обратной связи телезрителей с «молодыми, но уже подающими огромные надежды исследователями, возможно будущей гордостью всей мировой науки и их города в частности».

     Весь последующий вечер непрерывные телефонные звонки не давали приятелям начать новый этап Эксперимента, на этот раз с французским коньячком «Camus» и жёлтым, как свежевылупившийся цыплёнок, лимончиком. Звонили с глупыми расспросами пенсионеры (этих сразу переадресовывали лаборантке Виолетте, которая записывали всех охочих на приём, согласно живой очереди), звонили утомлённые не в меру пьющими мужьями бабы и потерявшие от выпитого всю свою энергетическую потенцию мужики, звонили взрослые и звонили дети. Наконец, сквозь эфирный шум и мусор, стали пробиваться и конкретные предложения от серьёзных людей. С этими Клюкин разговаривал лично, договаривался о встрече на нейтральной территории, в каком-нибудь из городских ресторанов, справедливо не доверяя телефонной беседе и опасаясь возможных «наездов».

     Результатом одной такой встречи послужило создание незамысловатой финансовой схемы, в результате которой у одного очень уважаемого в городе Депутата появлялся бы на месте предварительно вырубленной исторической дубовой рощи трёхэтажный особнячок, за трёхэтажным же бетонным забором. Главная «фишка» заключалась в том, что во всех сопроводительных документах указывалось бы, что данная постройка есть не что иное, как некий «научно-исследовательский и творческо-воспитательный центр для детей с паранормальными способностями». Такой себе загородный филиал Клюкинской клиники нетрадиционного бесконтактного врачевания «Дорога к себе», вроде школы профессора Ксавьера для юных мутантов из фантастической кинотрилогии «люди Икс». Причём всё без обмана! Согласно договорённости, сверходарённые детишки многочисленных клюкинских родственников, знакомых и просто любовниц, как нынешних, так и бывших, за чисто символическую плату действительно могли обживать депутатские хоромы, навроде летнего пионерского лагеря, но ровно один месяц в году, когда «слуга народа» со всем семейством выезжал на отдых в свою заграничную недвижимость на Лазурном побережье Франции (там, как известно, летом климат помягче, а море – чище).

     Дела шли как нельзя лучше! Предприятие разрасталось и обещало в скором времени многомиллионные барыши, как в местной валюте, так и в свободно конвертируемых «евриках» и «дольчиках». Тем более что не только отечественные, но уже и мировые масс-медиа, падкие до любого рода сенсаций, не сводили с наших друзей внимательно нацеленных объективов фото- и телекамер.

     Да, да! Весь мир, всё прогрессивно мыслящее человечество, уставшее от нескончаемой каждодневной информации о военных конфликтах и локальных войнах, об очередных вылазках исламских террористов, о сомалийских пиратах, о мрачных предсказаниях индейцев майя, о грядущих метеоритных ударах из космоса и прочей чернухи, замерло, затаив дыхание, в ожидании некоего Чуда. Вот откроет ещё вчера никому неизвестный господин Свекольникофф свой волшебный «Diary», а там – послание от инопланетян, братьев по разуму, с конкретными деловыми предложениями и планом действий по спасению Земли и всей нашей Цивилизации, запутавшейся в ежедневной суете, как игривый котёнок в распотрошенном клубке ниток. И воцарится среди людей взаимопонимание и взаимное любование, одним словом – liberte, еgalite @ fraternite (мир, труд, май, говоря по-нашему), как и завещали нам великие мыслители и человеколюбцы прошлого…

     Но вскоре случилось ужасное – «Дневник» закончился!

     Поначалу, ещё на что-то надеясь, Макс попытался вклеить в книжицу дополнительные листы, но чуда не случилось. Больше всех расстроился научный куратор проекта: Клюкин в один день осунулся, потемнел лицом и страшно запил. Максим же, на удивление, отнёсся к краху радужных надежд довольно спокойно. Он вдруг стал непривычно задумчив, отвечал на расспросы друзей и журналистов как-то рассеянно, невпопад и наотрез отказался рассказать кому бы то ни было – и даже своему бывшему коллеге!– что же было написано на последней страничке дневника, которую он, после прочтения, собственноручно и уничтожил.

     Через какое-то время Свекольников вообще исчез с горизонта. Одни сведущие люди уверяли, что его забрали инопланетяне – имеются, мол, надёжные и непьющие тому очевидцы. Другие, не менее сведущие, клялись и божились, что видели Максима в одном из буддийских монастырей Шаолиня, обритым наголо и откликающимся на имя Диарий (от английского Diary, не путать с диареей!).

     После исчезновения главного фигуранта этого загадочного дела, злополучный «Дневник» был изъят из его личных вещей компетентными органами для всестороннего и детального изучения, а тот, что выставлен сегодня в краеведческом музее, рядом с берестяными грамотками времён Ивана Калиты – жалкий фальсификат, грубая подделка, поскольку написан каллиграфическим почерком и без ошибок. А у Макса, как всем известно, были очень большие проблемы с орфографией. Впрочем, в настоящее время такое встречается повсеместно и уголовно не наказуемо.

Январь 2014 г.