К психиатру!

У большинства людей, когда они слышат о психически больном человеке, в воображении возникает образ умственно отсталого и неадекватного человеке, пускающего слюни, или же какого-то жестокого, коварного маньяка, иногда кто-то вспоминает фильмы о чрезвычайно одаренных аутистах. Герой этого рассказа, Геннадий был самым обычным с виду человеком, вел себя тихо, не был гением математики, успешно и быстро решал свои бытовые проблемы, приветливо общался с хамоватыми коллегами, всем был рад помочь, часто бывал ироничен, агрессию практически не проявлял, лишь в очень крайних случаях. Он и сам никогда не мог подумать, что когда-то обратиться к психиатру. Началось все с того, что у него начали сильно болеть руки и ноги, причем не после работы, а до неё, иногда болезненно сжималось горло, трудно было заснуть, а потом проснуться. И постоянно он мысленно искал уважительную причину, чтобы жить дальше, потому что не видел никакого смысла в своей жизни.

Все поступки Гены были на первый взгляд адекватны и логичны. В юности он решил не хватать звезд с неба, а стоически трудиться в качестве специалиста низкого ранга, слесаря на заводе. Такое решение принимает большая часть человечества. Ничего необычного или ненормального в этом нет. С техникой он находился во вполне дружеских отношениях, ему с детства нравилось что-то мастерить или строить и у него это неплохо получалось. Была одна беда – общение с коллегами. Он мог поддержать с ними беседу на те темы, которые их интересовали, он не упрекал их в ограниченности, но после даже дружелюбного разговора у него оставался неприятный осадок, и хотелось как-то это общение впредь ограничить. Простые рабочие люди, почуяв, что он их избегает, решали, что он относится к ним высокомерно, но скрывает это и пытались вывести его на чистую воду, что и становилось причиной для конфликтов.

Дело было ещё в том, что развлечься Гена норовил совсем не по-пролетарски, то смотрел непонятные большинству фильмы, вместо телевизора, очень много читал, рисовал, фотографировал, ходил в походы, отказываясь пить с коллегами. А если он и соглашался выпить пива после работы с коллегами или поболтать во время перекуров, то иногда говорил непонятные для них вещи, а то и вообще начинал читать небольшие лекции по философии, не замечая того, что это вызывает раздражение у простых людей, а потом и желание наставить его на путь «истинный» в принудительном порядке. И Гена иногда позволял им это делать, напивался вместе с ними, но эти уступки с его стороны в конечном итоге не помогали избежать конфликта с коллективом, да и с начальством тоже. Предпринимателям времен кооперативов, часто необразованным, очень не нравилось, когда кто-то из подчиненных начинал умничать, вносить какие-то рациональные предложения и объяснять, как можно всё сделать лучше, чем оно есть. Потому он довольно-таки часто менял рабочее место, примерно раз в год.

К сорока годам боли в ногах, бессонница и сонливость стали для него большой проблемой, некоторые его знакомые советовали ему пихать ноги и руки в муравейник и пить настой валерьянки, но это совсем не помогало. Он заметил, что боли в конечностях, которые начали распространяются почти на все тело, бессонница и мысли о смерти его особенно одолевали после работы или воспоминаний об общении с коллегами. И всё это проходило после долгих пеших прогулок, во время которых он старался думать о прочитанных книгах и чем-то отвлеченном. И один раз ему стало так плохо, что он просто не смог даже дойти до работы поутру.  Он обратился к врачу, открыл больничный и очень долго ходил по разным врачам, которые никак не могли поставить ему диагноз. Наконец один альголог в частной клинике диагностировал ему сенсорную полинейропатию, после многочисленных анализов и разных обследований. Эта болезнь у него развилась не от интоксикации, а на основе психического расстройства. Ему объяснили, что в состоянии стресса, его мышцы повреждают нервные окончания в ногах и руках. Чтобы этот процесс хотя бы немного затормозить, ему необходимо лечиться у психиатра.

В то время он чувствовал себя настолько плохо, что его совсем не напугало направление к психиатру. Врачом оказалась красивая женщина средних лет, которой он по пятнадцать минут раз в месяц о своей жизни и каждый день принимал таблетки, которые она ему выписывала. Через месяц стало намного легче, и он вышел на работу после нескольких месяцев больничного. Под воздействием психотропных препаратов, он чувствовал себя достаточно бодро, хорошо спал и спокойно реагировал на скандалы на работе. Врач настоятельно рекомендовала ему поменять работу на какую-то более спокойную, на которой, как можно меньше надо общаться с коллегами, но он не видел в этих конфликтах никакой проблемы, да и найти работу, где не надо было бы общаться с людьми, было очень трудно. На зарплату какого-то сторожа или дворника он едва ли мог бы выжить, да и те часто работали не в одиночку.

Чем меньше помогали ему лекарства, тем больше он это компенсировал алкоголем, который приносил ему определенное облегчение и помогал заснуть. И за полгода он начал выпивать прилично и каждый день после работы. Он принимал алкоголь, как лекарство, не получая при этом никакого удовольствия и пил он в одиночестве. Ему было трудно признаться психиатру в том, что он постоянно пьет, но вскоре он сделал это, и она начала менять ему препараты и их дозировку, давала ему направления в больницу санаторного типа, чтобы там под постоянным надзором врачей для него подобрали новые лекарства, но месяца, на это не хватило. А государство оплачивало только один месяц раз в полгода в той комфортабельной больнице. Можно было, конечно, лечь в больницу, где лечились принудительно, но там врачи были не очень компетентные и вынужденное общение с асоциальными больными могло быть травматическим.

Его продолжительный запой кончился тем, что он решил покончить с собой и остался в живых случайно. Он не злился на своих коллег, которые, почувствовав его слабость, начали над ним постоянно издеваться. Он злился на себя за то, что он не может адаптироваться в обществе, не умеет правильно себя поставить в коллективе. Он не мог себе простить того, что он не такой, как большинство, да и не видел смысла в своей жизни. Ничего ему тогда не приносило радости, и он не мог принести радость другим. После этого он какое-то время находился на принудительном лечении, потом в больнице санаторного типа, а выйдя оттуда закодировался от алкоголя и курения и уволился с работы. Девять месяцев он жил на пособие по безработице, пребывая в жуткой депрессии. Каждый день он заставлял себя гулять, есть, делать записи в дневнике, как ему рекомендовал психолог, к которому он ходил несколько раз в неделю.

Как раз, когда он перестал получать пособие по безработице, ему присвоили группу инвалидности, и то ли от перемены препарата, то ли от осознания того, что теперь он может больше не ходить на работу и ни с кем не общаться, ему стало намного лучше. Пенсия была не очень большой, но у него были льготы, как у инвалида, да и жить он привык скромно, так что денег ему на жизнь хватало. Но вскоре у него снова начался небольшой кризис. Дело было в том, что он начал активно общаться в социальных сетях и сам не замечал, как это общение травмирует его. Снова у него начались боли в конечностях, сжималось горло. То ему становилось жаль себя, то он хотел убить себя за то, что болен и потому не способен общаться с людьми. Врач заметила, перемену в его настроении и ему пришлось рассказать о своей новой проблеме. И снова он начал ходить к психологу, и она разными вопросами аккуратно подталкивала его к правильному для него решению. Он не оборвал свое общение в социальных сетях полностью, но существенно ограничил его и научился держать дистанцию во время этого общения. Это был долгий и достаточно мучительный процесс, но в итоге он всё же с этим справился.

Во время пребывания в больнице санаторного типа, его направляли на художественную и музыкальную терапии. И постепенно он снова увлекся рисованием, начал учиться играть на гитаре по самоучителю и занялся изучением английского языка. Весь день у него был расписан по минутам и потому время стало не мучительно тянуться, а проноситься быстро, и его вечно на что-то не хватало. Он как-то принял свою болезнь, смирился с тем, что он не такой, как большинство, что в его жизни не будет ни счастливого брака, ни детей, ни друзей. Он понял, что раньше искал снаружи то, что было внутри него. После этого он рассказал своим родственникам и некоторым знакомым, что у него диагностировали шизофрению и он теперь инвалид. И многие из них ему сначала не поверили, а потом долгое время убеждали его в том, что с ним на самом деле всё в порядке, что у него руки и ноги на месте, а значит он может идти работать, а нервы у всех не в порядке и надо просто взять себя в руки, сцепить зубы и идти работать, а после работы выпить и расслабиться. Для него это тоже было стрессом, он пытался им всё объяснить, но у него это не получилось, и он без сожалений оборвал общение с этими родственниками и знакомыми, с которыми и ранее не часто общался.

Когда он один раз ждал приема к психиатру, туда подошли старик и мужчина средних лет. Мужчина заглянул в кабинет и попросил принять его отца без предварительной записи в силу чрезвычайной ситуации. И врач согласилась это сделать, но через пятнадцать минут. Гена сильно пожалел, что пришел на полчаса раньше. Старик небрежно спросил его, чего это он приперся в дурдом. Гена мрачно ответил, что болеет, вот и пришел. Но дед не унимался обвинил его в наркомании и развале СССР на том основании, что у него были достаточно длинные волосы. Старик раздраженно допытывался, чем этим хипарям мешала великая держава, в которой был такой хороший пломбир и вкусная колбаса. Он сказал, что не песни американские петь надо было, а в колхозах усердно трудиться, сельское хозяйство поднимать. Мужчина только дергал старика за рукав, умолял замолчать, но тот обзывал своего сына предателем, который в Англию уехал и от родного отца откупиться хочет, деньги высылая, но ему эти деньги поганые не нужны, у него и своя пенсия есть. Он угрожал пойти воевать, чтобы восстановить великую державу, за которую ему обидно, топал ногой, жалобно просился на улицу, чтобы покурить. Сын согнулся, сидя на стуле и обхватил голову руками, чтобы не слышать, что несет его старый отец.

Наконец старика с сыном позвали в кабинет врача. Сквозь дверь Гена слышал, как мужчина рассказывал, что уже много лет назад переехал в Англию и возвращаться в Латвию не намерен. А его пожилой отец устроил невыносимую жизнь соседям по подъезду с тех пор, как год назад перестал работать. Пока он работал, он пил не так часто, но после увольнения, вошел в бессрочный запой, выкуривал больше двух пачек в день, ел немного и редко, почти перестал спать и начал постоянно на всех кричать и в чем-то упрекать, иногда из-за этого его били. Врач сказала, что всё будет хорошо, вызвала охранника, чтобы он забрал старика в приемное отделение. Дед упирался, не хотел идти, закричал, что сын хочет от него избавиться. Охранник строго прикрикнул на старика и повел в другой корпус, а сын расспрашивал врача, когда примерно его отец придет в норму и его можно будет увезти в Англию, где он будет под присмотром не работающей невестки, которая занимается воспитанием детей. Врач сказала, что на это потребуется по меньшей мере месяц. Мужчина, спрашивал, сколько это будет стоить, и в ответ услышал, что психиатрия в Латвии бесплатная.

Гена, как ему поставили диагноз, сразу принялся читать в интернете о психических заболеваниях и понял, что многие его знакомые частично или полностью лишены трудоспособности и иногда ведут себя неадекватно не из-за вредности, порочности, испорченности и лени, а потому что не здоровы. Они могли хотя бы попытаться вылечиться или получить инвалидность, но обращаться к психиатрам на постсоветском пространстве считается позором, даже на тех, кто решился пойти к психологу уже смотрят, как на прокаженных. А когда проблемы с психикой начинают мешать жить, их пытаются лечить алкоголем, и лечатся уже от алкоголизма, пытаются закодироваться или ограничить свое пьянство, но это у них не получается, потому что кроме пьянства и других зависимостей у них в жизни больше ничего нет. Они не хотят понять того, что силой воли невозможно вылечиться от психических заболеваний, которые постепенно разрушают их жизнь. Советовать обратиться к психиатру своим знакомым Гена даже не попытался, знал, что они это сочтут за оскорбление. Да и к тому времени ему не было дела до чужих проблем, и он уже ни с кем не общался. И ему было хорошо в одиночестве не потому, что он боялся травматического общения, а потому что ему было интересно с самим собой наедине.