Глава 33. Друзья. Безработица. Ленинград

В свободное время от работы я дружил с Женей Трухиным. Парень среднего роста, суховат, русые курчавые волосы, окончил десять классов школы. Очень любил читать поэзию: Маяковского, Есенина, Блока, Ахматову.

Другой друг - Федя Кислинский - парень развитой, образован. Любил спорт. Сам среднего роста, красив, строен. Одежда у него была одна и гулять, и на работу. Он жил у нас по жалости Отца на первом этаже. Он был племянником пану Пилсудскому.

Во время революции Пилсудский удрал в Польшу со своего имения, которое находилось в Бологое за озером и было сожжено. Брат Пилсудского пан Кислинский с женой и Федей остались в своём поместье в деревне Орефино (урочище Арефино) в четырех километрах к Ю-З от Бологое. Имение было разграблено, они сосланы. Потом им дали право проживать в оставшемся маленьком домике. Пан Кислинский тогда ходил в рваной одежде, в опорках. Я его видел, когда он встречался с Федей. Федя, не имея паспорта, работал сначала у частного булочника в пекарне, а потом в городской пекарне рабочим.

Были друзьями ещё два брата Саша и Макс "Курк" - здоровые ребята. Саша работал молотобойцем у частного кузнеца, а Макс жил в деревне с родителями на берегу реки Мсты, там у них была мельница в д. Крутец. Как мы могли гулять в то время, когда танцы были запрещены как "буржуазный пережиток"? Песни можно было петь только революционные. Ходили часами по городу, по Путятиному саду. Женька развлекал стихами. Или гурьбой ходили в спортзал железнодорожного клуба, занимались тяжелой атлетикой. Поднимали гири по 2 пуда (33,6 кг), штанги со сменными дисками. Были "кобыла" (конь), канаты, жерди (брусья) и прочее. Федя летом любил соревнование по гребле. Саша, Макс и я - штангисты и гиревики. Женька спорт не любил.

Надоела нам бродячая жизнь и договорились мы вчетвером уехать в Ленинград и там устроиться на работу. Так и сделали. А в Ленинграде была безработица. Саша и Макс устроились с жильём у сестры. Трухин получил работу диспетчера на Витебском товарном и попал в общежитие железнодорожников. Я приехал на Варфоломеевскую улицу к двоюродной сестре матери - Дарье Екимовне. Её муж Сергей работал на трубочном заводе рабочим и была надежда, что он меня устроит на завод.

Семья у тёти Даши была шесть человек. Она, дядя Серёжа, дочь Маруся, сыновья Саша, Коля и Толя. Квартира маленькая, однокомнатная с плитой в небольшой кухне. Получали карточки - две рабочие и четыре детских. Спать меня устроили на подставных табуретках и скамейке среди двух мальчишек.

На заводе в приёме на работу отказали. Я поехал встать на учёт безработных в Александро-Невскую лавру. А там, оказалось, что на бирже записаны десятки тысяч людей, не имеющих специальности как и я. Каждое утро надо было рано приезжать и, встав в очередь, ждать вызова до 12 часов. По поступившей заявке женщина говорила в окошечко: сколько отсчитать человек на одну работу, сколько на другую. После этого можно было уходить до следующего утра. Тут же из безработных организовывались артели на временные работы.

Помню у нас был такой толковый бригадир Сёмушкин. Он ходил по заводам, фабрикам, в порту - искал работы. Найдёт и бригада выполняет заказ. Деньги в тот же день. Бригадир получает долю, но с нами не работает. Чаще всего приходилось разгружать уголь из барж. С тачкой из баржи на берег в гору по досчатой дорожке. Первое время не раз падал вместе с тачкой в баржу под смех гужбанов, пока не втянулся.

Голод утолял тем, что покупал у торговок студнем, форшмаком и тем, чем покормит тётя Даша, когда приду с работы. Бывали дни, когда не было денег не толь на еду, но даже на трамвай. Где едешь зайцем, а большей частью пешком. Тогда ревизоров не было. Не то, что теперь - что ни вагон, то в нём ревизор. Идешь, чтобы переспать до утра. По пути заходишь в столовые. Сядешь где-нибудь в сторонке и смотришь кто не доел суп или гарнир, кто оставил черствую корочку хлеба. Быстро украдкой сгребёшь в ладонь остатки и тут же их проглотишь, а жидкое из тарелки - прямо в рот. Многие официанты гоняли вон, но были и такие, которые отдавали собранные ими остатки пищи.

Потом я решил попытать счастья на бирже специалистов на Кронверкском проспекте в здании Сытного рынка. Ежедневно надо было успеть побывать на обеих биржах. Так я зарегистрировался продавцом обуви, считая эту работу лёгкой и доступной. Подумаешь, продать пару ботинок или галош.

В один из дней слышу кричат: "Нужны обувщики!". Подошла к окошечку моя очередь, подал паспорт и получил назначение продавцом в магазин на улицу Крупской 55 (левый берег). Приехал с биржи в управление торга на Полтавской улице. Я был одет в рваное полупальто, грязное от угольной пыли, один ботинок перевязан проволокой, подошва каши просит...

- Товарищ Григорьев, почему у вас такой неопрятный вид? - спросил зав. отделом.
- Чтобы не умереть с голоду, я подрабатывал на выгрузке угля из барж.
- И у вас нет другой одежды?
- Нет!
- Я, сочувствуя вашему положению, пошлю вас в магазин... но пальто на время торговли снимите. Что-нибудь дадут там одеть.
- Большое спасибо! - я, глотая довольную улыбку, помчался по месту назначения.

Магазин был рядом с Фарфоровым заводом имени Ломоносова. Постучавшись и предъявив направление, прошел внутрь. Собравшиеся продавцы, увидев такого кадра, стали снимать свою одежду с вешалки и уносить в кладовую, посчитав меня сомнительной личностью.

До открытия магазина осталось несколько минут. Мне дают ящики с обувью, чтобы расставить по полкам и номерам. Я не знал как надо ставить и в итоге разложил всё, разъединив пары. Продавцы были заняты своими делами и на меня не обращали внимания.

За дверью на улице было народу-у - по панели не пройти. В дверь стали стучать. Время - девять часов. С трудом открыл прижатые двери... Тут народ вломился. Крик, визг, руку придавили... В общем, только по головам не ходили. Столпившиеся у прилавка кричат, показывая руками: "Это какой номер?", "Покажите мне вон ту пару!", Какие надо галоши к ботинкам 40 номера?", "Какой номер нужен на мои валенки?". Я сую обувь покупателям, а они мне:
- Что ты подаешь! Смотри, они разного размера и оба на одну ногу!
- Чёрт знает! Какой-то бестолковый продавец - на валенки дает детские галоши!
Я, мотаясь вдоль прилавка из конца в конец, перепотел от волос до пят. Наконец, настал обеденный перерыв. Я оделся, будто бы в булочную поесть, а сам вышел и больше в магазин не вернулся. Не вышел из меня продавец обуви...

С чёрной биржи в ноябре получил наряд на работу в стройконтору. Надо было разбирать кирпич на здании бывшего городского суда, что на Фонтанке. Дали лом, а рукавиц не дали. Кирпич от дождей промок и замерз. Лом холодный - пальцы коченеют. Поковырялся, поковырялся... бросил лом и ушёл, забрав свой паспорт из отдела кадров. Всё! Хватит! Простившись с тётей Дашей и её семьёй, уехал в Бологое.

Весну поработал с Отцом бетонщиком на мелких подрядах. 1 июля 1930 года поступил рядовым во вторую пожарную команду станции Медведево. Получил военное обмундирование - летнее и зимнее, рабочую спецовку. Начал опять ходить на работу пешком. Работал посменно по скользящему графику: 8 ч днём, 8 ч вечером, 8 ч ночью. С этого момента работал без длительных перерывов. Получать стал хороший паёк.


Друзья Саша, Макс и Женя остались в Ленинграде. Я с ними потерял связь и дружбу. Появились новые друзья: помощник паровозного машиниста Костя Брянцев. По годам он был ровесник, но по росту невысокий. Как спортсмен-гиревик обладал хорошей мускулатурой. Это меня сближало с ним. Костя мог выжать четыре двухпудовых гири без особых усилий. Мне надо было тренироваться, чтобы с ним сровняться силой. Потренировавшись зиму, мы с ним весной выступили на общегородских соревнованиях в железнодорожном клубе. Все наши номера прошли под громкие аплодисменты с вызовом для повторения некоторых номеров. Я выступал в белой майке и белых трусах. Выступая в такой одежде при полном зале, я очень стеснялся своего вида, к моему стыду.

Были еще два дружка для гуляния по улицам: Николай и Иван Колесниковы, сыновья Колесника, в доме которого была чайная дяди Терентия. Николай был рослым, крепкого телосложения, а Иван младше и слабее. Спортивными способностями они не владели.

Папа иногда давал намёк, что на нашей улице есть симпатичная девушка. Мог бы мол познакомится, она из хорошей семьи. Я однажды решил с ней повстречаться. Звали Оля. Ростом с меня, тонкая, ноги как палки. Ходит в широченной шляпе, на руках всегда ажурные перчатки и гонору столько, что редко у кого встретишь. "Хорошая семья" оказалась из тёмных личностей. Мать - базарная торговка. Отец - ростовщик, который часто выручал моего папу деньгами под сногсшибательные проценты. Я с Ольгой не мог найти общего языка для дружбы и, кроме шапочного приветствия, больше не пытался с нею заводить дружбу.