Возраст

Писать о возрасте непросто,
Все нужно чувством осознать,
Что мы безвременные гости,
И впору нас всегда изгнать.
 
Из сферы скажем обитания,
Где появились мы на свет
И жизни чудной обаяние,
Встречали в том рассвете лет.
 
Когда небесный ангел мама,
Любой отслеживала шаг
И задушевными словами,
Желала всех желанных благ.
 
Когда болел, сидела рядом,
Не отходила и всю ночь,
Обогревала нежным взглядом,
Стремилась искренне помочь.
 
А мне такое показалось,
Что одолел ужасный страх
И сердце детское терзалось,
Причуды грезились в глазах.
 
То у бурлящих водоемов,
Мужчина с острою косой,
То псы оскалившись у дома,
Готовы рвать и всех и все.
 
И так всю жизнь я одиночества,
Боялся сильно и боюсь,
Мне все забыть скорее хочется,
Сам на себя безмерно злюсь.
 
Но те из детства отголоски,
Совсем в сторонку не ушли
И проникают часто в строки,
И здесь от родины вдали.
 
Мне даже днем порой на даче,
Когда один по выходным,
Все будто радом кто то скачет,
В угоду правилам земным.
 
Совсем невидимые тени,
Вокруг безропотно кружат
И страшно кажется безмерно,
Коленки даже задрожат.
 
Что просто так, совсем не верю,
Галлюцинаций не терплю,
Не пью ни капли, знаю меру,
Хоть беспокойно, плохо сплю.
 
Что только помнится из детства,
Так это радужные дни,
Когда и мама по соседству,
Смогла надежду сохранить.

На веру в будущее счастье
И на духовный мыслям взлет,
Когда все это вспоминается,
Мечта в безоблачный полет...
 
Опять уверенно стремиться,
Чтоб в детство снова улететь,
В отрезке времени вселиться,
Где свет лазури лицезреть.
 
Ступеньки возраста измерить,
Когда уже после войны,
Мы открывали настежь двери,
В пространство мира, тишины.
 
Бабуле Ксении Гавриловне,
Мой уважительный поклон,
За то, что в массе дел рутинных,
Та берегла покой и сон.
 
Была отчаянная, смелая,
С седла срывала седока,
Как песни  Кармалюка пела,
На мир смотрела свысока.
 
А как готовила обеды,
Пекла с любовью пирожки,
Вела приятные беседы,
Вливаясь в новые деньки.
 
Свободным, чистым,
Добрым взглядом
И в многочисленной семье,
Дарила часть души в награду,
И света луч в житье-бытье.
 
Как старшим сильно доставалось,
С утра до вечера в делах,
Не так уж часто улыбались
И ласку слушали в словах.
 
Но непомерным светлым чувством,
Стучатся в мысли времена,
Когда с закусками не густо
И жизнь достаточно скромна.

В семье большой, неугомонной,
Забот всегда невпроворот,
Вишневый сад вокруг зеленый
И сливы сами лезут в рот.
 
Окно лишь только открываешь
И сразу тот эдемский сад,
И веру в счастье ощущаешь,
Плоды срывая наугад.
 
Не помню сколько лет
Кормились,
Но прекратилось все - налог,
Платить, который и не снилось,
И истребили - видит Бог.
 
Мочой коровьей заливали
И засыхали корни все,
А за сушняк налог не брали,
Те времена во всей красе.
 
Немало принесли страданий,
А может быть после войны,
Не так казалось это странно,
Как мы считали пацаны.
 
Сдавали тоже за скотину,
Натурой мясо, молоко,
Как отражалось это сильно,
Травило душу глубоко.
 
Но в том тревожном промежутке,
Не выжить было без скота,
Свои прикладывали руки,
Детишки тоже неспроста.
 
Траву зеленую таскали,
Сушили сами во дворе,
Путей полегче не искали,
Всегда на утренней заре.
 
Корову выгоняли в стадо,
Пасли на улице гусей,
Тогда так значит было надо,
Чтоб в круговерти жизни всей.
Остался этот отпечаток,
Любви, смирения и слез,
Чтоб нам, имеющим достаток,
Мечтать о будущем всерьез.
 
Возможно все пришло из детства
И сливы вкусные плоды,
Мне услаждают в мыслях сердце,
Как будто не было беды.
 
Послевоенных лет печальных,
Когда борщи из сорняков
Варили, вовсе не случайно,
Для нас голодных чудаков.
 
Ходили собирать свирипу,
Сорняк сурепицей зовут,
Затем с хроническим гастритом,
Годами многие живут.
 
Употребляют альмагели,
Таблетки пьют перед едой,
А разве сами мы хотели,
Встречаться с той большой бедой.
 
Когда картофельные шкурки,
На мясорубке я молол,
А мама отрубей немножко
Мешала, чтоб за фарш сошел.
 
Такой и с виду неприятный,
Фальшивый жуткий компонент,
В лепешку свернутый опрятно,
Голодный времени момент.
 
Сорок седьмой, давали в школе,
Кусочек  хлеба в тридцать грамм
И это перекатной голи,
Тогда казалось чудом нам.
 
Тот просто лакомый кусочек,
Делили в доме мы на всех,
Что насылали люди порчи,
Считали это тяжкий грех.

Я вспоминаю как на зорьке,
Порог подсыпанный землей,
Соседи скверные подонки,
С душонкой мелкой и гнилой.
 
Горели завистью безбожной,
Что мы опрятные всегда
И не боялись там где сложно,
И не пугала нас беда.
 
Наоборот отец делился,
С другим, тем малым, что имел,
В сапожном деле не ленился,
Духовно пламенно горел.
 
Моменты веры вспоминаю,
Когда совсем не выпивал
И обстановка та другая,
С детьми на праздники играл.
 
Ложился на пол в комнатушке,
На руки ставил сыновей,
Мы вверх взлетали как игрушки,
Гордились радостью своей.
 
Десятилетия промчались,
А я отцовы сапоги,
Что брату младшему достались,
Вернувшись на своя круги.
 
Весною, в осень одеваю,
На память светлую о нем,
Как он я преодолеваю,
Невзгоды в веке золотом.
 
А сколько было в том двадцатом,
Все пролетело как во сне,
Не стоит вовсе огорчаться,
Когда все также по весне.
 
В земле копаемся на даче,
Картошка, зелень, огурцы,
Не смеют будто жить иначе,
В столице славной мудрецы.

Сейчас при деле и зарплате,
Все можешь сразу прикупить,
Живем в квартирах, а не в хатах,
Есть что одеть, поесть, попить.
 
Однако хочется добиться,
Своим настойчивым трудом,
Чтоб в холода в подвал спуститься,
И принести картошки в дом.
 
Без разных микроэлементов
И водянистой черноты,
Жить без болезней на планете
И верить в помыслы чисты.
 
Пытались начать свое дело,
В пятидесятые года,
Чего мы только не хотели,
Простые с виду господа.
 
Производили черепицу,
Был во дворе мини завод,
Зарплата стыдно похвалиться,
При море хлопотных забот.
 
Песок с цементом закупали,
Таскали ведрами в подвал,
В ночи об отдыхе мечтали,
А утром тот же карнавал.
 
Пластины смачивали в масле,
Стонал под тяжестью станок
И мы со временем устали,
И подвели в судьбе итог.
 
В совхозном даже строй участке,
Зарплата выше во стократ,
С утра до вечера копаться,
И руки крутят и болят.
 
А на двоих всего десятка,
Да зависть так со стороны,
Людей с огромнейшим достатком,
Что духом зависти сильны.

Торговля тоже приносила,
Совсем не крупные гроши,
Напрасно тратили мы силы,
Таскали сумки малыши.
 
Копили деньги постоянно,
А одевались кое как
И не нажили состояние,
Желанных благ в родной очаг.
 
Шестидесятые в учебе,
Почти все дети провели,
Решили сами себя пробовать,
Чуть оторвались от земли.
 
Отец отнесся благосклонно,
Ошибку думаю признал,
В письме приветствовал спокойно,
Пока не наступил финал.
 
Ушел скоропостижно как то,
Обескуражил этим нас,
Как умер в праздничную дату,
И появляясь каждый раз...
 
Во сне мне часто признавался,
Что он действительно живой,
И я проснувшись удивлялся.
Своей разбитой головой.
 
Куда уходит и откуда,
Приходит мертвая душа,
Легко все это или трудно,
Насколько жизнь там хороша.
 
Правы священники в присказке,
Что призывает лучших бог,
Куда не кинь одни загадки,
Мы исполняем чей то долг.
 
Что направляет церковь божья,
Своих на счастье прихожан,
Проверить не всегда возможно,
По лицам знатных горожан.

Анализируя поступки,
Знакомых близких и родных,
Жизнь представляется как шутка,
Что поднесла счастливый миг.
 
И память светлого мгновения,
Что пронеслось через лета
И не забылось к сожалению,
И гложет сердце пустота.
 
Что не на тот порог шагнул я,
Поддавшись ласковым речам,
В подруги милю замковую,
Зачем тем вечером встречал.
 
Когда с сестрой к подруге школьной,
Под вечерок мы забрели,
Где было тихо и спокойно,
От взрослых глаз совсем вдали.
 
При том у девочки той мама,
Тогда работала в ночной,
Она была не самой, самой,
Но видно я тому виной.
 
Что завитушками увлекся,
Ее подружки замковой,
Не так к словам ее отнесся,
Не думал трезво головой.
 
Четыре месяца собачкой,
Ходил при ней на поводку,
Мы с нею в комнатке судачили,
Совсем не ведали тоску.
 
Но ничего не пробежало,
В том промежутке промеж нас,
Потом встречаться перестали,
Костер в душе моей погас.
 
И искра чувств не загорелась,
Манила просто красота,
А вместе быть не захотелось,
Пропала детская мечта.

Был у нее в то время парень,
Она сменила на меня,
Хоть с нею тоже мы не пара
И в чувствах не было огня.
 
Так и пошло затем, поехало,
Без настоящего всего,
С любовью яркой я не встретился,
Хоть шустрым был, а что с того.
 
При благородном воспитании,
Не пил услады я вершки,
Хоть проникал огонь в сознание,
Шалили с девками дружки.
 
А я считал что обоюдно,
Вершиться светлое должно,
Так чисто в солнечные будни
И романтично как в кино.
 
Язык подвешен был на славу,
Болтал и много говорил,
Но так лирично, для забавы,
Слова прекрасные дарил.
 
Горел душевно от спиртного,
Глазами видел силуэт,
Воображением больного,
Где ничего святого нет.
 
Задела правда за живое,
Служанка в доме ветврача,
Творилось что то не такое
И сразу вспыхнула свеча.
 
Когда в совхозном магазине,
Зашел за пачкой папирос
И встретил миленькую Зину,
Был ею покорен всерьез.
 
Хотелось так ее увидеть,
Весь день на улицу смотрел,
С надеждой пылкой и обидой,
Терзался, пламенно горел.

И жил надеждами на встречу,
Увидеть нежный лепесток,
Каким я был тогда доверчивым,
Любил безумно мир жесток.
 
Софьино Бродская, встречала,
С улыбкой Зиночка меня,
Она лежала и молчала,
Полна задорного огня.
 
Остыв когда от поцелуя,
Не надо, прошептала мне,
И раскрасневшая волнуясь,
Дышала бурно в тишине.
 
А за столом ее подруга
И приоткрыта настежь дверь,
И голова конечно кругом,
Все стыдно вспоминать теперь.
 
Что чудо счастья не свершилось,
Пути дорожки не сошлись,
А как серьезно сердце билось,
И взгляд ее пронзал всю жизнь.
 
Но так никто и не ответил,
На романтический мой пыл
И с тем на улице заречной,
Я порезвился и остыл.
 
Перебирая мысли детства,
Я часто над собой смеюсь,
Но от тех дней куда мне деться,
Своей любовью не горжусь.
 
Всегда был рядышком при ком то,
А женщин не было при мне,
Лишь в романтическом полете,
Парил я чувством при луне.
 
Нелепо пробовал жениться,
Но никогда, чтоб по любви,
Или не встретилась девица,
С задором огненным в крови.

По биографии случайной,
Поэтов в прожитых веках,
Их вижу жизнь необычайную,
Они все плыли в облаках.
 
На землю грешную спускаясь,
Чтоб обмануть кого-нибудь
И с новым образом встречаясь,
Бить кулаками себя в грудь.
 
Что это истинная фея,
Одна из чудных Афродит,
Способна весь туман рассеять,
Коль рядом рыцарь эрудит.
 
Но солнце всходит и лучами,
Тот образ сладкий отразит
И что увидишь за плечами,
Ты стал совсем не эрудит.
 
А отразил уже стихами,
В ее улыбке божество,
Уже не той красивой дамы,
Со светлой, милой головой.
 
Мечты немного обрываются,
Попойки частые, строй цех,
Спины болезни проявляются
И гаснет к жизни интерес.
 
Тут старший брат в вечерней школе,
Себя неплохо проявил,
Где выступал в заглавной роли
И многих просто удивил.
 
Меня открыто на досуге,
Старался тоже убедить,
Что все вращается по кругу,
И бог за то вознаградит.
 
Что рвешься к знаниям и свету,
А не копаешься в грязи,
Послушал я его советы,
Сюжет прочувствовал вблизи.

И вместе с ним в вечерней школе,
Достиг значительных высот,
И не влекли меня гастроли,
В шестьдесят пятый новый год.
 
Окончил школу на отлично
И сразу в техникум пошел,
Где вел себя уже прилично,
И меньше чепуху порол.
 
А тут как старший доп. работы,
Пред сан комиссии, профком,
Резвиться вроде бы охота,
Не получается тайком.
 
Все на виду и быть примером,
Четыре года мне пришлось
И выступать невольно первым,
И не срывать букетов гроздь.
 
Хоть и навязывались сами,
Девчонки с личиком княжны,
Пленили сладкими устами,
Но в этом нет моей вины.
 
Держался я всегда подальше,
От этих ласточек шальных,
Что заварить пытались кашу
И гнали в бездну вороных.
 
Так и закончили из группы,
Две мамы техникум с детьми,
Их пожалели там за тупость,
Чтоб прокормиться хоть самим.
 
Примеров много и однако,
Тот возраст каждый по себе,
Перешагнул пустыней жаркой,
Достиг чего то сам в судьбе.
 
По паспорту мне двадцать девять,
На вид семнадцать лишь дают,
Приходят молодые девочки,
Создать готовы мне уют.

Тех малолетних семиклассниц,
Я понемногу отшивал,
Хоть можно было проиграться,
Да и судить никто б не стал.
 
В поселке тихом, отдаленном,
Всего три сотни человек,
Любовью жаркой окрыленные
И в ней имеют свой успех.
 
Один раз даже обсуждали,
На товарищеском суде,
Меня, как будто бы признали,
В семейной, скверной чехарде.
 
Какой то показалось тетке,
Что я от дома отходил,
Котором муж в командировке,
В райцентре, а не дома был.
 
Прослышав этот треп я сразу,
На председателя суда,
Заявку, чтоб пресечь заразу,
И разобрались господа.
 
На двадцать РЭ оштрафовали,
Чтоб не несла в народ поклеп,
Шептаться сразу перестали,
В кругу болтливых антилоп.
 
Мне захотелось ближе к дому,
С овцесовхоза убежал,
Нашелся аргумент весомый,
Что сущность дела отражал.
 
Семьдесят первый год и в мае,
Вернулся снова я в село,
Где чувствам искренним внимая,
Решил, что сильно повезло.
 
Когда в колхозе бригадиром,
В момент назначили меня,
Но я в семье не стал кумиром,
Ошиблась новая жена.

В очередном семьи строении,
Я не вписался в мужа роль,
Не впрыснул в чувства вдохновение,
Как абсолютный вышел ноль.
 
Ни деньги крупные в колхозе,
И ни забота о дворе,
Не проявили в сердце грезы,
При той запутанной игре.
 
Хотел купить в деревне домик,
Чтоб не казаться примаком,
Но сладкой не было истомы,
А стать навечно дудаком...
 
Хоть и красивой потаскухи,
Мне стало вмиг невмоготу
И доползли до дома слухи,
Что я змею пригрел не ту.
 
Серьезно поразмыслив снова,
Решил уволиться тогда,
Сказал и брат спокойным словом,
Сменить не поздно никогда.
 
Такую скверную работу,
Где летом с зорьки до зари,
Парить в тумане, где непросто
Добраться ночью до двери.
 
А тут и дома положиться,
На даму скверную нельзя,
К чему еще тогда стремиться,
Скажите честно мне друзья.
 
И заявление конечно,
Мне председатель подписал,
Великий спец в делах сердечных,
Меня он ясно понимал.
 
Хоть был у них бухгалтер главный,
Расчет давать мне не хотел,
За что расчет, твердил забавно,
Бумажкой в воздухе вертел.

Но акт хозяйской передачи,
Мы сотворили за два дня,
Я пожелал им всем удачи,
И с чувством жаркого огня.
 
Уехал сам на Первомайску
И беспредельно чувством рад,
Стал собирать родным подарки,
Чтоб укатить в Целиноград.
 
Не обошла и участь брата,
Уже с вещами во дворе,
Все вышли провожать из хаты,
В той предобеденной поре.
 
И вдруг калитка открывается
И входит Саша старший брат,
Все непременно удивляются,
А он направил чуткий взгляд.
 
На вещи, что стояли рядом,
Затем обратно на меня
И говорит, что ехать надо,
Но тут вступилась вся родня...
 
С дороги дальней и так сразу,
Немного хоть передохнуть,
Чтоб не продвинуться по фазе,
В далекий отправляясь путь.
 
Вернулись в дом, заночевали,
Поговорили что и как,
Уже двоих нас провожали,
И пожелали всяких благ.
 
На перевернутой странице,
Я здесь немного задержусь,
Как в доме Саши поселился,
И он в момент развеял грусть.
 
И посоветовал работу,
Не стройку, прямо в институт,
Его советы и заботы,
Поддержка, мир, тепло, уют.

Перевернули мои мысли,
Которым я благодаря,
Не применял больших усилий,
Чтоб ярко вспыхнула заря.
 
Вначале старшим лаборантом,
Затем три месяца спустя,
Стал инженером проявляться,
Входить в науки ворота.
 
В вечернем университете,
Зубрил марксизм и ленинизм,
Встречал закаты и рассветы,
Без всяких личных катаклизм.
 
В итоге восемь повышений,
За отработанных семь лет,
Приливы сил и вдохновения,
Почет, семья, авторитет.
 
Женился я в семьдесят третьем,
Квартиру тоже получил
И появились в доме дети,
И сам учился и учил.
 
Такой насыщенный период,
Семидесятых, трудных лет
И неплохой в итоге вывод,
И счастья выпавший билет.
 
Пришлось уйти из института,
Сменить работу в декабре
И новым двигаться маршрутом,
В серьезной, жизненной игре.
 
Совсем работу незнакомую,
Пришлось обратно выполнять,
По сути скажем бестолковую,
Но не посмел себя ронять.
 
Был старшим техником недолго,
Немного месяцев спустя,
Стал инженером с чувством долга,
Сбывалась светлая мечта.
И ставши инженером старшим,
Ручьем жизнь бурным потекла,
В семье покой и с полной чашей,
Успешно двигались дела.
 
Да в дополнительных нагрузках,
Совсем бесследно утонул
И радость светлая в поступках,
Что не подвел, не обманул.
 
Своих покорных избирателей,
За их доверие к себе
И в свете лучших показателей,
Внес коррективы сам в судьбе.
 
Не получилось с переездом,
В другую, близкую страну,
Мы здесь привыкли домоседы,
Встречать прекрасную весну.
 
Где отучились наши дети
И позади остался вуз,
Живем естественно не вместе,
Но разделяем тяжкий груз.
 
И дальше с возрастом считаем,
Что планы строить ни к чему,
Мечтой уже не улетаем,
Туда где свет пронзает тьму.
 
Я ночью часто просыпаясь,
Перебираю все в мечтах,
И обстановке удивляюсь,
Себе на совесть и на страх.
 
Вопросам многим объяснения,
Сегодня я не нахожу,
Замкнувшись в истинном творении,
Как будто в зеркало гляжу.
 
И изливаю все наружу,
Очередной буклет пишу,
Не стал и настоящим мужем,
И разъяснений не ищу.

Возможно так угодно Богу,
Мне мелких дрязг не замечать,
Тернистой двигаться дорогой,
И все в куплетах отмечать.
 
Не тратить время золотое,
На личной смуты пустяки,
Нести в грядущее святое,
Без стрессов, боли и тоски.
 
Пока на возраст невзирая,
Спешу побольше написать,
Я не стремлюсь к границам рая,
Мне звезды с неба не достать.
 
Прошу единственно у Бога,
Продлить мне веру и талант,
И не свернуть с прямой дороги,
Рассвет встречая и закат.