Глава 36. Галина Кальжанова

                В связи с литературным конкурсом в нашем поле зрения объявилась Галина Кальжанова, журналистка СССР. Присутствовала на церемонии награждения.

Мне не дали даже третьего места. Я не расстраивался, понимая, что мои рассказы большего не заслуживают.

Но так же догадывался, что и получившие первое, второе место, не стоят его. Просто кто-то посчитал, что им нужно дать это место, а я же ни перед кем не заискиваю.

Мне  подарили, в качестве утешения, модель Жигули «01» синего цвета. Такая модель в магазине стоит 15 рублей. Лучше бы дали деньгами, что мне делать с этой машинкой? Потом она долго стояла на антресоли, пока Вика не догадалась отправить её посылкой в Батуми, внучке Лиды. Там её быстро доломали, садились на неё.

Кальжанова заговорила со мной, попросила мои рассказы, и я дал «Лабиринт», понимал, другие не стоят того, чтобы их обсуждали. Вручила свой адрес, чтобы пришел за ответом.

При новой встрече у неё на дому сказала, что фантастический рассказ сыну понравился. О своем мнении промолчала, и я не стал настаивать, понимая, что коли не говорит, значит, не очень хорошее. Сказала, что сын помешан на собирании моделей автомобилей. И я подумал, не тонкий ли это намек, что я должен подарить ему свою модель? С какой стати? Обронила, что хочет написать про меня очерк, в течение месяца появится в газете, дала свой номер телефона.

Я удивился, она ведь ничего не знает обо мне, и даже не собирается меня расспрашивать, что же будет писать? Но, догадывался, что для настоящего журналиста незнание материала не является помехой для написания очерка. Из пальца можно высосать всё. Было любопытно, что же напишет про меня? Вероятно, так пишут все журналисты Союза.

Недели через две позвонил. Она сухо отделалась общими фразами, мол, ещё не приступала, некогда. Ещё через две недели наткнулся на такой же сухой прием, и перестал звонить, понимая, что я ей не нужен. Что-то я сделал не так. Может быть, не подарил модель? Больше наши пути не пересекались.

В лито, наслушавшись стихов поэтов, я понял, что и мои стихи можно предложить чьему-то вниманию. Правда, я не осмеливался читать вслух, но отдал рукопись со стихами Людмиле Скляр, симпатичной женщине, работала инженером на ВАЗе.

Она прочитала, и мы договорились встретиться для обсуждения на перерыве на седьмой вставке в зале, где проходили лекции. Она что-то говорила, придираясь к каким строчкам, но главного не сказала, что мне не стоит этим заниматься. Я был невысокого мнения о своих стихах. Но вот какой-то черт заставляет высовываться!

Она же, в свою очередь дала мне свой рассказ. Сюжет вторичен. Об этом уже недавно писал Константин Симонов в газете, как тракторист спас свой трактор во время пожара, и выдал это как подвиг. У неё же, паренек, рискуя жизнью, схватил с ленты транспортера мину, и отнес на безопасное расстояние.

Я сделал много замечаний по стилистике и выписал их на отдельный листок, и при встрече отдал вместе с рассказом. Она взяла, ничего не сказала, и с тех пор  перестала приходить в лито.

Как-то встретились на улице, и она похвасталась сыном, который после школы собирается поступать в институт, и она ему сказала:

— Если поступишь, то куплю джинсы за двести рублей.

Я позавидовал, его мать любит, готова оторвать от себя последнее, лишь бы сын мог пощеголять джинсами среди сверстников, которые не могут позволить себе такие траты.

Много забот доставляли поиски хороших сигарет, а ими были только болгарские, чаще «Опал». Я уже привык к ним и чувствовал себя не в своей тарелке, если не было сигарет с фильтром. Но их выбрасывали в продажу спорадически, поэтому приходилось покупать блоками, которого хватало на неделю.

Потом снова начинались поиски по немногочисленным магазинам Автограда. Зачастую, обегав половину города, понимал, что и во второй половине меня ждет тот же результат, поэтому отправлялся в Старый город, где любителей на болгарский табак меньше. И уже, с опухшими ушами, покупал два блока за семь рублей.

Я всё не мог решиться бросить курить, помня печальный опыт по Батуми, когда мне даже «Табекс» не помог. Старался курить поменьше, чтобы уходила пачка в день. Дома курить негде, в подъезде стоять с сигаретой неприлично.  Летом можно высунуться в окно, покурить в форточку, а зимой неудобно.

В печати начали появляться статьи, что власти собираются поднять цену на табак. Значит, так оно и будет. Я и без того считал, что мои затраты непомерно велики. 15 рублей каждый месяц отнимаю от семьи. А если цены повысят, то не лучше ли совсем бросить курить?

Благими намерениями… удавалось продержаться не более пяти дней, затем не выдерживал, срывался. Обижался на свое слабоволие. Утром во рту противнейшее ощущение, пока зубы не почистишь. Ночью никогда не курил, кроме армии, когда был на дежурстве. Старался не курить до еды и сразу после еды. Пробовал не покупать сигареты, но я не из породы «стрелков», долго не выдерживал, снова покупал.

Попыток бросить, приблизилось к трем десяткам, почти по Марк Твену, который говорил, что бросить курить очень легко. Лично он сто раз бросал. А вот удержаться очень трудно. В какой-то раз я снова не выдержал, и, чтобы не унижаться «стрельбой», решил поискать «бычок».

Пошел к раздевалке и на лестнице увидел большой окурок с фильтром, но возникла проблема, как прикурить? Неудобно прикуривать бычком от горящей сигареты, а спички не у вех есть. Всё же прикурил у курящего, но радости не получил. Возникло сильное чувство стыда. До чего я докатился! Начал бычки подбирать. А там может быть всякая зараза, от триппера до сифилиса.

До сих пор бог миловал. Неужели я такой безвольный, что не смогу бросить курить? Надо. Этот окурок стал последней каплей, переломившей моё безволие. Я перестал появляться в курилке. Всё время возле своих станков, если появлялось свободное время, начинал чистить станки, протирать тряпками.

Утром начал делать пробежки, которые дали понять, что бег и курение не совместимы. Гена тоже хвастался, что бегает вдоль Московского проспекта. Чем длиннее становилась дистанция бега, тем больше отдалялся от последней выкуренной сигареты.

И отныне, если и решался поэкспериментировать, — выкурить одну сигарету, часто, дежуря на ДНД, когда все курят, трудно удержаться, меня прошибала слабость и начинала кружиться голова. Явные признаки отравления. Организм уже отвык от табака, а я насилую его. Табак – это яд, почувствовал на себе.

Летом мы съездили в Таллинн, к Викиной родной тетке, которая уже на пенсии. Успела получить однокомнатную квартиру на первом этаже в новом доме за парком Кадриорг. Много лет проработала на телефонном узле телефонисткой, на секретной работе, потому что слышала такое, что простые смертные не должны знать. Похожа на Марию Семеновну, с таким же тяжелым характером. Но у неё две дочки, обе замужем, у каждой дети,  двоюродные братья и сестры моей жены, которая четыре года прожила рядом с ними, когда училась в техникуме.

Я умудрился в Москве застудить горло мороженым, и в Таллинне перед сном долго не мог уснуть от кашля. Никто не знал, как лечить? Пробовали жженый сахар на ложке. Приятно, но не помогало. Мне стыдно за свой недуг — беспокою людей.

Встретили нас хорошо. Почти у всех автомобили, повозили по окрестностям Таллинна. В магазинах непривычное изобилие разнообразнейших продуктов, промтоваров. Их ещё не испортила советская власть.

В общественном транспорте тишина и спокойствие. Если зайдет шумный пассажир, то знаешь – это русский. Только их можно увидеть пьяными.

Для детей накупили коробки цветных карандашей, которые у нас в страшном дефиците, и разной одежды для них и Вики. Я, по обыкновению, узнавал город ногами.

Старый город очень живописен. Средневековье живо представлялось. На площади у ратуши кафе с баром, можно у стойки выпить бальзам – настойку на травах, но я лишь заглянул, чтобы иметь представление, у нас каждый рубль на счету. За столиками сидят, но народу в маленьком помещении немного.

Зашли в гости к Люде Титаренко, подруге жены. Красивый муж. Недавно купили «Жигули». Живут в трехкомнатной квартире одноэтажного, бывшего частного дома.
Оставили нас на одну ночь. Вечером угощали глинтвейном. Пил впервые в жизни. Понравилось. Потом смотрел слайды, сделанные счастливой семьей. Её мать жизнерадостная старушка, ведет здоровый образ жизни, каждый день долго бегает по улицам, что не помешало через пять лет умереть.

Муж начал изменять с молодыми женщинами, пытался выжить Люду из квартиры, в которой она родилась. Семейное счастье разбилось на осколки, которые ссыпают в мусорное ведро. Отчего люди не хотят нормально жить и становятся врагами? Риторический вопрос.

Всё же ей удалось выписать мужа, который стал жить у молодой жены, но не ужился. После получения независимости Эстонии Люду уволили. Начала работать уличным продавцом у частника, положила свои сбережения в частный банк, который скоро лопнул, и осталась без средств, навалились болезни.

Пока же мы им завидовали. Они имели всё для счастливой жизни. Придет время появятся и дети. Пожалуй, здесь русские живут лучше, чем в Батуми. Но и здесь рассказывают о национализме к русским, которым разрешают быть рабочими, обслугой. Нет, я бы здесь не захотел жить. Национализмом сыт по горло.

 Ради любопытства зашел в книжный магазин, где могли быть приятные неожиданности. Но не увидел ни одной книги на русском языке. Это покруче, чем в Батуми.

Мы вернулись в Тольятти, и потянулась привычная жизнь. Вика успевает поработать, и по домашним делам, вовремя постирает, приготовит обед, дети под присмотром. Необременительная квартплата автоматически высчитывается с каждой зарплаты, нет необходимости в квитанциях. ВАЗ содержит весь город и всю его инфраструктуру.

Единственное неудобство — каждый месяц выписывать показания потреблённой электрической энергии, и стоять в очереди, чтобы уплатить четыре рубля. В нашем районе тариф в два раза меньше, чем в Старом городе, а там ещё платят за газ. У нас же кастрюли сияют чистотой. Да и очень удобно. Нет необходимости зажигать спички.

Я часто мысленно благодарил Леонида за то, что так удачно устроил мою жену. И зарабатывала не намного меньше меня. К работе привыкла, с коллегами в хороших отношениях. Правда, мастер женщина с невыносимым характером, но так не бывает, чтобы всё было хорошо.

В чем-то всегда плохо, нужно терпеть. На заводе женщины восемь часов стоят у станка, не отойти, а Вика за два часа успевала сделать норму, обойти два подъезда с жильцами, поставить их подписи в тетрадь. Редкая попросит устранить какую-то неисправность, все дома новые, краны не успели сработаться.

И у меня на работе всё привычно. Почти со всеми в хороших отношениях. В свободные минуту разговариваю с Сарычевым о смысле жизни, забыв, что открыл кран на поддоне с маслом, и масло переполнило емкость и уже выливается на шашку. Приходится сыпать опилки, а потом убирать их с просушенного пола. Эта история повторяется не один раз. Поэтому сменщики стараются не сливать масло, оставляют мне.

Ругаться не хочется, молча сливаю. Долго и нудно стоять рядом. Увлекусь за работой и снова забуду. В цехе от работающих станков довольно шумно, но не так как в прессовом производстве, где стук мощнейших прессов действует на нервы, и, кажется, к нему невозможно привыкнуть.

Мечтается о транзисторном приемнике с наушниками, чтобы заглушить шум станков и слушать новости и хорошую музыку. Но наушники невозможно достать, их просто нет в продаже, да и приемник не будет принимать в цехе из-за работающих станков, которые создают помехи.

 Вспомнилась статья в журнале: ученые ставят опыты по уничтожению производственного шума. И им удалось снизить шум в ткацких  цехах, путем направленного излучения шума из динамиков. Один шум уничтожал другой, и в цехе становилось тихо. Когда же перейдут от опытов к жизни? Лет десять ждать, не меньше, с нашей нерасторопностью.

24 сентября 1979 года телеграфные агентства мира взорвались сенсацией — знаменитые советские фигуристы, двукратные победители Олимпийских игр, четырехкратные чемпионы мира Людмила Белоусова и Олег Протопопов попросили политического убежища в Швейцарии.

«В книге Александра Башкатова «Верность» поиску», рассказывающей о советском фигурном катании, фамилии «невозвращенцев» были обезличены: «После того как Станислав и Нина Жук закончили свою карьеру, на их место пришла другая пара, которая занимала высокие места на Олимпийских играх и мировых первенствах, но в общем-то они выбрали удобный момент и по-воровски убежали из Советского Союза, не пожелав работать тренерами. И сгинули в мире частной собственности…»

Я и Вика любили смотреть фигурное катание, где уже появились Ирина Роднина с Улановым, которые зрительно смотрелись намного лучше, чем знаменитая пара Белоусовой, поэтому и не особенно жалели о их бегстве, понимая, что они искали то место, где им будет намного лучше, чем в СССР.

                Перед олимпиадой в 80-м году я один поехал в Ленинград. Позже в народе сочинят анекдот, что по решению партии и правительства коммунизм к 80-му году решили заменить Олимпиадой.

В эти дни даже в Москву не разрешали приезжать. Недостаток продуктов в магазинах объясняли тем, что всё отправили в Москву, чтобы прокормить гостей. К этому году потребление водки в стране достигло 13 литров на человека.

«…Поступления налога с оборота от продажи алкогольных напитков в XI пятилетке достигли 169 миллиардов рублей, тогда как в VIII пятилетке они составляли 67 миллиардов рублей». За один квартал 87 года привлечено к ответственности за самогоноварение 80 тысяч человек».

Остановился у Анохина на десять дней. Не пропускал промтоварные магазины, в которых было большее разнообразие, чем в наших. Накупил себе рубашек. Из чего он заключил, что я Вику не люблю, коль ей и детям ничего не купил.

Продолжение следует: http://proza.ru/2012/05/26/1209