Реалити-2. Герои остаются в сердце стр. 42-47

НАЧАЛО http://www.proza.ru/2014/01/12/1917
ПРЕДЫДУЩИЕ СТРАНИЦЫ http://www.proza.ru/2014/01/21/2457
                5

В назначенный вторник вдруг резко теплеет. В Москву наконец-то приходит бабье лето, хотя по календарю скоро Покров. Концерт Сергея Г. состоится в бард-клубе «Токовище». Это на Цветном бульваре, наискосок от старого цирка.

Сергей – живая легенда отечественного ТВ. В Интернете его называют одним из самых  честных военных журналистов за последние двадцать лет.  Те кадры, где молодой Клёнов получает Орден Мужества, снимал именно Сергей. В фильме их использовали без разрешения, но Сергей не в обиде. Он расстался с российским телевидением и  сейчас учит немецких детей музыке.

Перед входом в клуб встречаю Бондарева с товарищем. Знакомимся. Товарищ  оказывается тоже военным, ветераном Афганистана и Чечни.

- А я вчера Олимпийский огонь нес, - делится своей радостью В.А. и показывает фотографии.
На снимке он в белоснежной форме российского олимпийца.

Вчера, когда в Москве проходила эстафета, в Интернете писали, что на территории Кремля факел два раза погас. Спрашиваю В.А., правда ли это.

- Да, было дело, - нехотя отвечает он. - Газовщики, когда факелы инспектировали, вентиль недокрутили. Вот весь газ и вышел раньше времени.

Друг В.А., которого зовут Алексей Николаевич,  рассказывает, как он недавно вернулся из Афганистана. Там он  встречался с моджахедами, против которых воевал в середине 80-х.
- Ну, и что вы делали? – допытываюсь я.
- Как что? - Удивляется новый знакомый, - пили, конечно. Войну вспоминали. Они мне куртку с убитого американца подарили. Говорят, что против Советов воевать было куда лучше. Америкосы – те, вообще, беспредельщики.

На немолодом коренастом мужчине почти новая куртка с американским шевроном на рукаве и какие-то хипстерские очки с оранжевыми стеклами.
- А это, - он показывает нагрудную сумку с бейджем, - я из Израиля привез. Там есть клуб выпускников Суворовского училища. Меня туда приняли почетным членом. Вот, почитайте, тут написано.
На бейдже написана простая русская фамилия на английском и иврите.

У нас за спиной раздается цирковой марш. Ничего удивительного – в цирке через дорогу вот-вот начнется представление. 

К нам подходит миловидная блондинка примерно моего возраста. Она кивает Бондареву, как старому знакомому: 
- А я вас узнала. Вы в фильме снимались. Неплохой фильм.
- Ну да, неплохой, - соглашается Бондарев. – Только меня почему-то Валерием назвали. А вот, кстати, и сценарист, - неодобрительно кивает он в мою сторону.

Мы знакомимся. Дама оказывается той самой  Никаноровной, которая читает Клёнову пожелания на ресторанных счетах.

А вот и сам А.В. Он идет под руку с элегантной девушкой, которая по виду годится ему в дочери. Мы с Бондаревым  окликаем его и  протягиваем руки для приветствия.  Я  кладу в мягкую ладонь флешку с «исходниками» - записями наших встреч в Старогородске. Мне они больше не нужны, а ему, может, пригодятся для новых фильмов.

Клёнов во-военному быстро проводит рекогнисцировку, здоровается с подошедшим хозяином вечера, считает всех, кто собрался под его крылом, и отправляет бойца за билетами.
- Тут  мне тут недавно сказали, что мой боец – это мой сын, - радостно сообщает он. – Представляете? Сынок, тоже мне! Воспитываешь его,  а толку ноль. Лапоть!
- Да вы, и правда, чем-то похожи, -  подхватываю я, чтобы обратить на себя внимание, но он уже занят другим разговором.

Его маленькая ладонь крепко лежит на плече элегантной девушки. Наша нестройная колонна спускается в полуподвал, где к нам присоединяются еще двое молодых военных в штатском.

Зал маленький: низкий потолок, небольшая сцена, перед ней столики. Мы фотографируемся на память, и Клёнов знакомит меня со своей спутницей. Ее зовут Ангелина. Она брюнетка, с карими глазами и взглядом отличницы, в серой шелковой блузке и шарфике в полосочку. «Серая мышка с железным характером» - вспоминается мне прогноз оптимальной избранницы для А.В.

Я сегодня тоже в сером  -  пожалуй, в слишком коротком платье и туфлях на слишком высоком каблуке.  По цвету мы схожи с юной мышкой Ангелиной, только мне больше подойдет роль старой потрепанной крысы - такой вот усатой и хвостатой обитательницы однокомнатной каморки. Уж кто-кто, а старая крыса знает главный секрет, который открывается лишь с годами. Этот секрет заключается в том, что  манящий очаг нарисован на холсте, чтобы скрыть дверь в никуда. Старая крыса глядит на красавчика Буратино и ворчит про себя: "Геройствуй, геройствуй, пока молодой. А вот как станешь директором театра, так сам превратишься в Карабаса Барабаса.  Одно дело – показывать чудеса храбрости, а совсем другое - обеспечивать свои куклам прожиточный минимум." Обитательница темной каморки уже смирилась с тем, что ей больше не светит ни гонорар, ни новая жилплощадь.

Официантка приносит французское вино и немецкое пиво. Сейчас совсем не время грустить. Сергей уже вышел на сцену и читает свое  первое стихотворение, посвященое русскому кладбищу Сен-Женевьев-де-Буа.


В этом предместье Парижа весной 1991 года я познакомилась с французом по имени Мишель Чехофф. Я бродила по пустому пантеону в поисках знакомых имен, и пожилой мужчина окликнул меня по-русски. Наверное, я была совсем не похожа на француженку. Да и что тут делать элегантным француженкам?   

Мсье Чехофф рассказал мне о своих дворянских предках, которые жили в «Русском доме» на окраине Парижа, и где он вырос сам. Там варили русский борщ и говорили с детьми только по-русски. В речи самого мсье Чехоффа то и дело проскальзывали те слова, которые я слышала разве что в кино про старую жизнь.
- Не откажите в любезности доехать со мной до ближайшей станции метро!
На память об этой встрече мне осталась визитка с логотипом известной фирмы.

Многие из тех, кто покоится ныне на Сент-Женевьев-де-Буа, были в России офицерами, героями, кавалерами. Они закончили свою жизнь таксистами, кельнерами, приказчиками. Их внуки стали видными деятелями бизнеса и культуры. Их больше ничего не связывает с родиной предков.

В 70-х годах советский поэт Роберт Рождественский написал такие строки:
"Малая церковка, свечи оплывшие.
Камень дождями изрыт добела.
Здесь похоронены бывшие, бывшие.
Кладбище Сен-Женевьев-де-Буа."
А вот что я недавно нашла в Википедии:
"Среди эмигрантов, похороненных на кладбище, значатся многие русские военные, представители духовенства, писатели, художники, артисты — всего около 15 тыс. русских в 5220 могилах, что даёт основание называть всё кладбище «русским».
Для многих россиян оно является местом паломничества.
Начиная с 1960 года местные власти систематически ставят вопрос о сносе кладбища, мотивируя это тем, что земля нужна для удовлетворения общественных нужд. По нормам французского законодательства любое погребение, независимо от значимости, которую имел усопший при жизни, сохраняется лишь до истечения срока аренды земли, в которой он лежит. По русским захоронениям этот срок истекал в 2008 году, пока в ситуацию не вмешалось правительство России и не выделило 692 тысячи евро на содержание и погашение задолженности перед Францией за аренду 648 кладбищенских участков.
В 2000-х годах прах нескольких русских известных деятелей, изначально похороненных на Сент-Женевьев-де-Буа, был перезахоронен в России."

- Эмигрант, диссидент, - беззлобно ворчит в сторону поющего друга Клёнов.
- Да какой он эмигрант! – возражаю я, похрустывая чесночным сухарем. – Он просто глобал рашн. Он туда культуру несет, понимаешь? Культур-мультур, как говорят на Кавказе.   

Сергей поет о солдатах, погибших в горах Афганистана, об орлах, которые летают поодиночке, и об ароматном плове в Ташкенте. В заключение звучит его  стихотворение «Любите Россию». Мои соседи аплодируют стоя.

Сегодняшний концерт – благотворительный. Все средства, собранные за билеты,  будут перечислены на строительство памятника в Старогородске. Оказывается, Боевое братство до сих пор не рассчиталось с подрядчиками за монумент и не перевело на себя авторские права. Клёнову сегодня явно не хочется думать о делах. Девушка в сером помогает ему сориентироваться и выйти из зала.

А сижу за пустым столом, как забытая старая кукла, и слушаю музыку - такую романтично-грустную мелодию, которая называется "Moi, nonplus". Я этот клип Сержа Генсбора и Джейн Биркин смотрела раз двадцать.
- Jet’aime,  - вздыхает юная Джейн. 
- …moi, nonplus, - отвечает в сторону потрепанный Серж.
Они стоят на фоне Эйфелевой башни, вокруг которой сейчас нарезает круги товарищ моего австралийского одноклассника. Серж не смотрит в сторону Джейн - он ее не любит, и с этим ничего не поделаешь. Больше всего в этой эротичной песне мне нравятся такие слова: «Плотская любовь безысходна». Название этой песни Генсбор придумал под впечатлением от одной фразы, сказанной Сальвадором Дали: «Пикассо - испанец, я тоже. Пикассо - гений, я тоже. Пикассо - коммунист, я - тоже нет.» Родители Сержа были из России, а сам он был тоже французом.

ОКОНЧАНИЕ http://www.proza.ru/2014/01/24/1659