Наблюдатель ч. 1 гл. 10

Ещё на первом курсе Букина называли философствующим физиком. Не потому, что он проявлял особый интерес к истории КПСС, а, напротив, не скрывал своего презрения к ней, и не считал наукой, потому частенько вступал в споры с преподавателем. Спорил так, что прослыл эрудитом. Букин поступил на физфак именно потому, что считал, что только физика познаёт основы мироздания, а через них можно познать и законы общественного развития. Уже на первых курсах у него возникла мысль о создании математической основы законов социума. Попытка была, конечно, наивной, но тут попала ему статья о социуме как саморазвивающейся информационной системе, и он решил, что это и есть ключ. Называть  его поиск научной теорией было, конечно, нельзя, противоречия лезли из каждой щели, но выводы уже можно было делать, и он изложил свои идеи Галицкому. Вкратце  это было изложено так. Общество развивается в пространстве возможностей по случайным законам, но выбор возможностей ограничен предыдущей историей, возникшими в обществе естественными связями, обусловленными традициями, ландшафтом, климатом  и так далее. Ложь, когда говорят, что другой альтернативы нет, или-или, возможностей в любой момент множество, но все они лежат в одном определённом секторе возможностей.  Попытки выйти за пределы возможностей приводят к остановке развития в лучшем случае, а чаще к катастрофе.

- Следовательно, ты отвергаешь революции? – спросил Эдик.
- Революция всегда следствие выхода за пределы возможностей, или исчерпания старой идеи развития. Это точка бифуркации. Но общество через короткий промежуток все равно будет пытаться вернуться к старому состоянию, что невозможно полностью. За революцией всегда следует контрреволюция, старое возвращается частично, в новой оболочке.  Если обществу не дают возможности вернуться к естественным связям, удерживая общество террором, насилием, то возникают химерические общества нежизнеспособные, неконкурентные. Только естественное развитие двигает общество. Люди могут только подталкивать общество в какую то сторону, причём результат всегда не тот, что ожидают. Любые попытки ввести искусственные связи, ограничения в историческом плане бесперспективны, мало того вредны. Задача – убрать  искусственные связи, навязанные идеологией, и дать обществу развиваться по своим естественно возникающим закономерностям.

- Ты отвергаешь идеологию тоже?
- Не отвергаю, мало того, считаю что обществу всегда нужна идея, сверхзадача, и идеология в том числе, но она не должна идти против естественных законов.
- Могу предложить название для твоей теории – букинизм, оцени мой вклад.
- Пока это скорее – букхерня.
- Тогда назовём бухеризм, или бухренизм. Последнее время я был стихийным анархистом. С сегодняшнего дня я бухренист.

Под этой отвлекающей вывеской Букин и изложил свои взгляды однокурсникам. Большинство так и приняло их как шутку, студенческий юмор. Тут же появились нахернисты, похернисты, и даже отклонисты с нецензурными самоназваниями. На какое то время Букин стал в университете популярным человеком. Как то его даже пригласили на встречу студенты журфака, пообещав интересную компанию, где можно обсудить его теорию. Журналистов Букин презирал, как профессиональных лжецов, но возможность найти думающих людей заинтересовала его. Первое, что несколько насторожило его, присутствие знакомой девицы, когда-то учившейся вместе с ним, но бросившей университет после первой же сессии, и более известной в это время как городская шалава. Встреча оказалась заурядной пьянкой, Букин быстро понял, что его присутствие было всего лишь повод привлечь в компанию нужных девиц и, расстроившись, впрочем, самую малость, не мудрствуя напился быстренько, до соответствующего обществу состоянию.

Те же, кто что-то понял, напугались - с этим можно получит неприятности. Букин то отморозок,  с ним ясно, тем и славится, что язык за зубами держать не может. 

Надо было развивать теорию дальше, но появилась семья, с ней утомляющий быт, да и работа забирала много времени. Букин всё откладывал серьёзную работу на потом, тем всё и закончилось. Тем более, через какое то время он нашёл часть своих мыслей в публикациях по новой науке – синэнергетике, а в перестроечное время, когда открылась возможность читать многое из до того времени недоступного, и в старых работах.