Дурка... про живых людей

ДУРКА
(пьеса в двух актах)

I АКТ
(действие I)

Голос из-за кулис: - Посреди пустого пространства большого светлого зала городской клинической психиатрической лечебницы, в креслах качалках, закутавшись в разноцветные клетчатые пледы, пребывая в легком полудреме, друг напротив друга сидят двое мужчин почтенного возраста. Один совершенно седой, все время поправляет старенькие очки в коричневой черепаховой оправе. Второй практически полностью лишившийся некогда густой шевелюры  время от времени теребит  жидкие волосинки на морщинистом затылке.
Уже примерно половина второго.  В помещении нет персонала, впрочем, как и пациентов, предпочитающих проводить погожие сентябрьские дни в прогулках по парку, если это конечно позволено режимом и персональными условия лечения.
Седовласого мужчину зовут Константином Петровичем, а его облысевшего визави Николаем Павловичем.
Константин Петрович (в очередной раз, поправляя очки): - Любезнейший друг знаете, мне кажется сегодня повара не доложили в мою гречку пару кусочков телятины… Опять… Сперва недоливали компот, потом пропавший в бане халат, и вот теперь кусочки телятины. Их всегда было девать, а сегодня семь. 
Николай Павлович: - Семь?
Константин Петрович: - Семь… совершенно точно, семь. Я хочу побеседовать об этом инциденте с главврачем. Как вы считаете, Тамара Николаевна запишет меня на прием…?
Николай Павлович (невыносимо брюзжащим тоном): - Ты же видишь его на обходе каждый день. Каждое утро он возвышается над твоей дряхлой головой с кучей совершенно бессмысленных вопросов: - Как у нас сегодня дела? Как голова, не болит… как настроение… кошмары не мучают? А после добавляет эту идиотскую фразу – Погода у нас сегодня чудесная, не правда ли?…. Неправда. Неправда…(С каждым словом тон Николая Павловича значительно повышается). Погода дрянь… Дрянь и добавить нечего!  И нет совершенно ни каких оснований полагать, что кому-то здесь (обводит руками пространство зала) вообще может стать лучше….
Константин Петрович: (прикладывая указательный палец к губам): - Тссс… Николай ну вы опять хотите, чтобы нам запретили общаться. Прошлые три месяца я провел в молчаливом созерцании парка и не нашел в этом занятии ни чего привлекательного… Довольно скучно днями напролет сидеть уставившись в окно, монотонно пересчитывать медперсонал снующий взад-вперед совершенно не обращая внимание на мой одинокий грустный лик растворяющийся в окне. 
Николай Павлович: Пусть только попробуют, я жалобу напишу… Хотя ты прав конечно, не стоит давать им повод снова подключать меня к трансформатору. (значительно понизив тон, почти шепотом).  Ну черт возьми, выскажите все, что думаете  на утреннем осмотре. Что может быть проще…?
Константин Петрович: Ну нет голубчик, на утреннем осмотре я не могу. Мы общаемся, кажется  на очень важные темы. Он спрашивает как мое самочувствие. Не болит ли голова, не посещают ли странные видения. И всегда произносит свой неизменный, кстати, весьма позитивный монолог про погоду. Милейший человек, если разобраться. 
Николай Павлович (раздраженно): Вы псих мой дорогой друг, притом совершенно неизлечимый.
Константин Петрович (монотонно, не меняя интонации): - Я этого и не отрицаю… Но вот только мое нежелание говорить с Виктором Николаевичем в присутствии остального медицинского персонала кажется вполне логичным. Я думаю, он просто не в курсе… ну, что у нас творится. (почти шепотом) Во главе заговора стоит Тамара Николаевна, ну или кто-то из постояльцев. По этому в присутствии медперсонал никак нельзя… Нельзя…

Николай Павлович резким движением скидывает с себя плед и вскочив на ноги начинает нервно расхаживать по залу. Его шаги, отражаясь от полированного мраморного пола эхом разлетаются по тихим коридорам  лечебницы.
Николай Павлович: - Константин Вы опять несете это бред. Я думал мы закрыли тему, перед нашим вынужденным трехмесячным расставанием…
Константин Петрович: (обрывает собеседника на полуслове) - Вашим заточением мой друг, вашим заточением… Но у меня было много времени что бы подумать… Кажется я начал распутывать весь клубок. И нить указывают именно на старшую сестру. Это очевидно.
Николай Павлович (Пытается взять себя в руки) –  Оставим этот разговор, я настаиваю… Все хватит, не хочу ничего слышать, не про заговор, не про старшую сестру, не про санитаров, ни про кого… (произносит практически по буквам) Слышите, ни про кого…

Николай Петрович возвращается к креслу,  грузно на него падает и нервно укутывается в плед. 
Несколько минут тишину методично прерывает лишь легкий скрип в унисон друг другу  стареньких кресел-качалок.  Константин Петрович бесстрастно теребит свои очки, Николай Павлович нервно разглаживает жидкий пучок волос, чудом уцелевший у виска.
В коридоре раздаются отчетливые удары металлических набоек женских туфель, при этом звук стремительно приближается к залу. Константин Петрович и Николай Павлович переглянувшись моментально принимают вид  послеобеденного сна.

Из коридора в зал заходят две женщины. Старшая сестра Тамара Николаевна и молоденькая практикантка Анжела. Тамара Николаевне примерно 35 лет, что называется в полном рассвете сил и женской привлекательности.  Ее строгий белый халат выставляет на всеобще обозрение стройные ухоженные ноги открытые чуть выше колена, а глубокое декольте дает определенное представление о великолепных формах пышного бюста. В свою очередь  Анжела представляет собой совершенно серенькое существо необычайно худощавого телосложения. Поверх слишком большого халата у нее натянута вязаная шерстенная коричневая кофта. Девушка ежится, поскольку постоянно мерзнет. Оставаясь вечерами на сменах, Анжела натягивает на себя огромные шерстяные носки и укутывается в плед, даже если ртутный столбик больничного термометра поднимается до плюс тридцати (прим. автора). Ее огромные серые глаза подернуты налетом удивительного безразличия к себе.

Тамара Николаевна: (не обращая никакого внимания на дремлющих старичков отдает распоряжения молодой практикантке) – Анжела, проследи чтобы в третьей палате навели порядок. Найди Нину Николаевну и Петра Карповича, пусть прогенералят. Заселяем постояльца.
Анжела: (со странным воодушевлением) - В третью палату?
Тамара Николаевна (весьма раздраженно): - Я по-моему по-русски сказала. Может мне по буквам повторить?
Анжела (резко возвращается в состояние вязкого равнодушия): - Простите Тамара Николаевна, все сделаю…
Тамара Николаевна: - Да Анжелочка, будь ангелком передай Виктору Николаевичу, что я буду ждать его в ординаторской… 
Анжела: - Хорошо Тамара Николаевна, я передам. (Произнеся эти слова, девушка нервно поежилась и еще больше закуталась в свою кофту).
Тамара Николаевна: - Ну иди же уже… иди…

Анжела пулей выбегает из зала, а старшая сестра обращает, наконец свое внимание  на картинно дремлющих пациентов.
Тамара Николаевна: - Так, партизаны не стоит претворяться, у меня к вам разговор, притом серьезный.

Оба пожилых джентльмена делают вид, что крепко спят. Константин Петрович  для пущей убедительности пытается изобразить храп с присвистом.
Тамара Николаевна: - Признавайтесь, кто из вас двоих перерезал телефонный провод внутренней связи между ординаторской и кабинетом главврача. В трех местах…
Константин Петрович: -  (с пущим упорством) Хрррр..Сиииии….. Хрррр… сиииии…
Тамара Николаевна: (вытаскивает сотовый и делает вид, что набирает номер. После подносит телефон к уху)  - Нина Ивановна, голубушка, пожалуйста в зал отдыха два комплекта по 300 миллиграмм Аминазина.
 
Николай Павлович (как ошпаренный подскакивает с кресла): - не надо ничего колоть, мы не спим…
Константин Петрович (продолжая изображать глубокий сон): - (шепотом) Говорите пожалуйста за себя… Хррррр…. Сиииии…. Хррррр…. Ладно, не спим уже… (наигранно удивленно). О Тамара Николаевна, вот задремали и не заметили как вы вошли.
Тамара Николаевна: - Так клоуны. Я вас со всей ответственностью предупреждаю, еще одна подобная выходка и вас ждет углубленный курс электросудорожной терапии, лично от меня. И хотя я не знаю как чувствуют себя преступники приговоренные к смерти на  электрическом стуле, но не сомневайтесь, у меня вы получите более яркие, глубокие и насыщенные впечатления…

Вспомнив свой недавний курс «ЭТ» Николай Павлович непроизвольно поежился.
Константин Петрович: -  Простите душечка, а в чем собственно суть ваших претензий? 
Тамара Николаевна: - Я думаю, вы прекрасно осведомлены, в чем именно суть моих претензий. Какая бы пакость не происходила в стенах этого замечательного заведения, нашей клиники, предоставившей Вам крышу над головой и защиту от тревог и терзаний внешнего мира, вы двое имеет к этому непосредственное отношение. Кто на прошлой неделе заказал, кстати воспользовавшись телефоном этой дурехи Анжелы, в клинику сорок шесть пицц с тунцом, маринованным огурцом и тушеной капустой. Боже, пакость редкая…
Константин Петрович (не проявляя и тени иронии):  - Это была импровизация, душевный порыв. К тому же в столовой закончились мои любимые крекеры, и мне было просто необходимо чем-то успокоить себя  в час столь драматических  душевных переживаний.
Тамара Николаевна: - Это ладно, стоимость пиццы мы вычтем из зарплаты больно жалостливых сотрудников. Опять же, двумя днями ранее, вы устроили в туалете потоп, кстати, затопило комнату отдыха персонала…
Константин Петрович:  - (все тем же серьезным голосом) Ну, вы же знаете меня Тамара Николаевна, я бы никогда на такое не пошел.  Просто мои панталоны застряли в гидроатворе…. Я побежал за новыми, но кастелянши не оказалось на месте, тогда я попытался найти главврача, чтобы сообщить о произошедшем но был пойман санитарами в районе вахты и без штанов доставлен в процедурную… 
Тамара Николаевна: (не скрывая растущего раздражения) - Я не хочу ничего слышать… В субботы Вы попросились на прогулку, в коем-то веке. И вот странное совпадение, пропала голова купидона у центрального фонтана…
Константин Петрович:  - Вот это наговоры чистой воды… Я сидел на лавочке в желтом сквере и читал светскую хронику…  Интересная газетенка десятилетней давности, но я отыскал для себя массу удивительных фактов. Вы знали например, что самка сиамского богомола прежде чем спарится…
Тамара Николаевна: -  (почти визжа) Довольно! Смотрите мне (старшая сестра для убедительности погрезила пальцем) найду хоть малейшее доказательство, пропишу пол гота ЭТ. Вы меня знаете… А вам Николай Павлович и подавно объяснять ни чего не нужно. Мне кажется, вы только пошли на поправку, у вас явно наблюдаются улучшения.

Демонстративно развернувшись Тамара Николаевна громка цокая металлическими набойками красных лодочек удаляется в коридор ведущий в ординаторскую. 

Николай Павлович подходит к огромному фасадному окну и стараясь приподняться на цыпочках пытается рассмотреть что же происходит там за горизонтом, где  больничный парк сливается с силуэтами высотных городских зданий.
Константин Петрович: - Опять вспоминаете свою прошлую жизнь, когда вы были  птицей и могли улететь прочь, за тридевять земель, туда, где никогда не наступает ночь?
Николай Павлович: (словно пропуская замечание товарища по несчастью мимо ушей) – Нет, я все-таки окончательно убеждаюсь, что вы Константин Петрович псих. Ну, зачем скажите на милость, вам голова купидона?  Что вы с ней делать собрались?
Константин Петрович: - Ну, во-первых не вы а мы… а во-вторых скоро узнаете. У меня созрел интереснейший план…


(действие II)

В ординаторской на разобранной кушетке под одеялом лежат главврач  Виктор Николаевич, видный мужчина лет сорока пяти и старшая сестра Тамара Николаевна. Тамара Николаевна курит, Виктор Николаевич бесцельно рассматривает потолок, что-то прокручивая в своем сознании. 
Тамара Николаевна: - Ты задумчивый сегодня какой-то… случилось что?
Виктор Николаевич: (улыбнувшись и поцеловав свою партнершу в висок) -  Ну да случилось, а тебе не понравилось…?
Тамара Николаевна (хохотнув): - Как может с тобой не понравится? (с легкой долей иронии) Ты ж мечта просто… Аполлон современной клинической психологии…
Виктор Николаевич: - Ну да, Аполлон, только износившейся слегка. 
Тамара Николаевна: - Уууу, это стресс… (начинает заигрывать) вот и седина полезла…  лечиться, и только интенсивной терапией…
Виктор Николаевич: (улыбнувшись ) – Ой доктор, мне бы курс таблеточек, креслице и газетку, это все от переутомления…
Тамара Николаевна: (залезая под одеяло с головой) - Нет голубчик, только шоковая терапия…   

Оба залезают под одеяло… Тут дверь ординаторской со скрипом отворяется и в комнату входит Анжела, совершенно погруженная в свои мысли. В руках у девушки поднос со шприцами и склянка со спиртом. Не замечая, совершенно оторопевших от неожиданности  любовников практикантка начинает раскладывать подготовленные шприцы по шкафчикам с фамилиями.
Анжела что-то мурлычет себе под нос и вдруг осознает, что не одна в комнате. Поворачивается, видит немую сцену и роняет поднос. По комнате проносится оглушительный звон упавшего подноса вкупе со звоном разлетевшейся  стеклянной колбы со спиртом…
Анжела: (совершенно ошарашено, с непонятной детской обидой в глазах) – Тамара Николаевна… Виктор Николаевич…. Простите, я не знала… я не думала… Я все уберу…
Тамара Николаевна: (вне себя от ярости): - Выйди вон, дурра…
Анжела: (начинает расторопно собирать с пола склянки, а из глаз непроизвольно начинают слезиться): - я не хотела, я не знала, я позже зайду…
Тамара Николаевна: Вон, я сказала…
Анжела хватает поднос и уносится прочь из ординаторской. Виктор Николаевич встает с кровати (на нем одеты серые  трусы «боксеры»), подходит к столу . Некоторое время осматривается пытаясь, что-то отыскать. Спустя несколько секунд достает из шкафчика флакон с медицинским спиртом, наливает в пробирку приблизительно тридцать миллилитров и выпивает залпом.
Виктор Николаевич: (обращается к Тамаре Николаевне) – Зачем ты так, с ней? Она ж дите еще совсем…
Тамара Николаевна: - Дите… ну, ну! Пусть знает место. Я же вижу как она на тебя смотрит, словно ты и вправду Аполлон… Когда ты взял эту дуреху малолетнюю на практику, чуяло мое сердце нахлебаемся мы с ней неприятностей.
Виктор Николаевич (накидывая рубашку и надевая штаны): Ладно, неудобно получилось, теперь разнесет по всей клинике… Служебный роман это конечно поэтично и очень приятно, но явно не способствует нормальному климату в коллективе. Тем боле роман, который из тайного становится явным.
Тамара Николаевна: (накидывая халат на голое тело) – Забудь. Анжела ни с кем в клинике не общается. К тому же прекрасно понимает, если ляпнет лишнее, я ее по стенки размажу…
Виктор Николаевич: -  Ладно, проехали… ты хотела что-то обсудить?
Тамара Николаевна:  Да, кстати. Ты обещал, что к концу месяца смонтируют видеонаблюдение в общем, сестринском и коридорах. И в парке камер недостаточно…
Виктор Николаевич (с возмущением) – Что значит недостаточно? Их там двадцать четыре.
Тамара Николаевна:  На пять гектар прилагающей территории…, к тому же они не пишут…
Виктор Николаевич: Том, ну ты же знаешь сейчас проблемы с финансированием. Наш контракт на монтаж отменили, я ж не сам их полезу прикручивать. И в конце концов, у нас достаточно камер в клинике, мы на безопасности не экономим… Что вдруг случилось то опять?
Тамара Николаевна: - Да меня наши старики-разбойники беспокоят. Снова вместе и опять что-то замышляют…
Виктор Николаевич: (поняв, в чем дело, расплылся в иронической ухмылке) – Понятно… Том оставь их в покое. Пусть шалят, они ж не буйные. К тому же родственники Бирюкова оставляют внушительные пожертвования. 
Тамара Николаевна:  (вне себя от возмущения) - Если ты считаешь, что это смешно… Виктор Николаевич, я со всей ответственностью призываю вас отнестись к моим словам… Эти двое угроза для клиники… Они изводят не только меня, но и весь персонал, и будоражат пациентов…
Виктор Николаевич:  (с иронией) - Ну да, монстры просто…

Дверь в ординаторскую открывается и в комнату вваливается группа из семи пациентов клиники в нижнем белье с замаскированными под коммандос  лицами и раскрашенными черной и зеленой краской телами на манер индейцев южной Америки. Группу возглавляет Константин Петрович  удерживающий в руках черенок от швабры с насаженным черным теххалатом.
Константин Петрович (обращаясь к главврачу): - Приветствую Вас Команданте.  Отряд Феделя Руфуса в вашем распоряжении. Мы заняли южный склон, закрепив два пулеметных гнезда. Шакалы Родригеса уже на подходе, вам нельзя более оставаться здесь. Берите «Таню» и уходит в ущелье, мы постараемся дать вам время… 
Бойцы «освободительной армии» в рассыпную разбегаются по кабинету занимая боевые позиции. Один из пациентов ползком направляется к кушетке, другой забирается под  письменный стол.
Константин Петрович (присев на одно колено, глазами наполненными слез смотрит на  главврача): - Мы готовы отдать свои жизни за свободу и независимость Боливии…. и за вас Команданте.

Виктор Николаевич, ничуть не смутившись поднимает «бойца освободительной армии Боливии» с колен и прижимает к груди как родного.
Виктор Николаевич: - Мы не покинем Вас и будем сражаться плачем к плечу, как сражались уже не раз, и если этому сердцу (прикладывает руку к груди) суждено остановится, то пусть это случится здесь в горах моей дорогой Боливии. Ведь сердце мое  бьется в унисон с вашим.   
Константин Петрович (проронив скупую мужскую слезу): -  Это слова истинного революционера мой Команданте.
Виктор Николаевич: - Тогда чего мы ждем… Выйдем и встретим шакалов Родригеса с высоко поднятой головой. Вставайте братья мои, я поведу вас на бой… ( шепотом обращается к старшей сестре) Мы в процедурную, вызывай санитаров и Галину Александровну с успокоительным.
Константин Петрович (окончательно войдя в образ) – Вперед, за родину, за свободную Боливию…
Все пациенты выбегают из ординаторской. Тамара Николаевна выходит вслед за последним «революционером».

(действие III)

Маленькая уютная палата, та самая в которой должны были навести идеальный порядок перед приемом очередного, важного пациента. Все скромно, ни чего лишнего. Однако в комнате очень светло и уютно. На кровати лежит мужчина средних лет, довольно приятной наружности, ухоженный. Мужчина лежит «солдатиком» крепко накрепко пристегнутый пятью ремнями к койке.
Раздается щелчок открывающегося замка и в палату входи главврач в сопровождении внушительного вида санитара. Виктор Николаевич пододвигает стул ближе к голове пациента и присаживается.
Виктор Николаевич: (внимательно смотрит в свой планшет) - Анатолий Александрович Бутько, я полагаю это ваши полные имя, фамилия и отчество?
Пациент: (не до конца еще прейдя в себя от дозы сильнейшего успокоительного) – Да, меня так зовут. Анатолий Бутько…
Виктор Николаевич: (бесстрастным голосом) - Вам тридцать шесть лет, вы холосты, детей нет.
Пациент: (Несколько раз неуверенно дергается, пытаясь ослабить ремни, но тщетно) В разводе… Детей не имею…
Виктор Николаевич:  - Я рад, что у нас с вами, наконец, получается конструктивный диалог. Вчера вечером, нам пришлось применить меры… определенные меры (осматривает взглядом пациента). Вы Анатолий Александрович повели себя не совсем правильно. Бросались на медбратьев, угрожали расправой, пытались выпрыгнуть в окно…
Пациент: (внезапно ощутил резкую боль в правом предплечье) Ууу… Да, пытаться выпрыгнуть в окно, было не самым лучшим решением.
Виктор Николаевич:  - Определенно…Вы же понимаете где находитесь?
Пациент (с вызовом): - В психушке… 
Виктор Николаевич: - Нет… Вы находитесь в клинике для душевно нездоровых, потерявших психическое  равновесие людей. И потому да, пытаться выскочить в закрытое окно приемного покоя мысль определенно неудачная. Оно бронировано не хуже президентского лимузина.

Виктор Николаевич впервые с момента разговора тепло улыбнулся, положительно оценив складывающуюся беседу. 
Виктор Николаевич: - Если я вас развяжу, вы обещаете вести себя мирно?
Пациент: Я так понимаю, у меня… нет выбора.
Виктор Николаевич: (обращается к санитару) – Коля развяжи нашего гостя. (Снова обращается к пациенту) Ну вы же понимаете, другой шанс наладить конструктивный диалог нам с вами может представится нескоро…
Пациент: -  Ну, в случае чего, вы опять нашприцуете  меня как бройлера большей и самой загадочной  частью элементов таблицы Менделеева…
Виктор Николаевич: (снова улыбается) – Ну да, как-то так. Кстати, чувство юмора, удивительная вещь. Выручает, казалось бы, в безвыходных ситуациях.

Санитар ловкими движениями рук освобождает ремни и словно тряпичную куклу, поднимает и усаживает пациента на кушетку. Анатолий Александрович потирает занемевшие руки и тщетно пытается размять затекшую шею.

Виктор Николаевич: Я рад, что мы можем поговорить нормально, так сказать в горизонтальном положении. 
Анатолий Александрович: (стараясь держать себя в руках): Я не могу сказать, что вообще рад с вами разговаривать…
Виктор Николаевич: - Это совершенно естественно, хотя и контрпродуктивно. Я ваш лечащий врач, и единственный способ вернуться во внешний мир здоровым, адекватным человеком, это наладит со мной конструктивный диалог, в котором нам удастся выяснить причины вашей болезни и соответственно подобрать наиболее эффективный путь их решения. 

Анатолий Александрович пытается подняться с кровати, но тут же заваливается набок, сильнодействующее лекарство дает о себе знать. Санитар снова, легко и непринужденно усаживает пациента в сидячее положение. 
Анатолий Александрович: - Простите, я не совсем понимаю, каковы юридические основания моего нахождения здесь… Вы не имеете права, просто так взять и закрыть человека...
Виктор Николаевич: - Конечно, вот копия заявления ваших родителей (протягивает лист бумаги), вот протокол санитарной бригады, еще заключение ВК.
Анатолий Александрович: - (даже не взглянув на бумаги) Ну, положим это тоже не основания для принудительного лечения. Я ведь юрист по образованию.   
Виктор Николаевич: - Совершенно верно, а по второму экономист. Анатолий Александрович, вы хоть помните, почему вас доставили сюда? 
Анатолий Александрович: -  Нет, я был… я был на приеме… Нет, потом…  Белая комната… очень чистая… Там врачи были.., я не помню. Как лезвием отрезало…
Виктор Николаевич:  (не отрывая глаз от планшета с историей болезни) – Кем вы работаете?
Анатолий Александрович: -  Я директор крупной компании, моей компании. «Ликвид IT», специализируемся на внедрении инновационных технологий в системах управления персоналом.  Слушайте, я богатый и уважаемый человек, у меня есть своя служба безопасности и мня наверняка ищу.

Алексей Анатольевич находит в себе силы подняться и медленно, но упорно переставляя ноги подходит к окну.  Нервным движением руки он одергивает штору (металлические  кольца издают жуткий скрип с трудом перемещаясь по алюминиевому карнизу) и яркий луч света ударяет в лицо…
Анатолий Александрович: -  Чертовщина… Простите, как вас по имени отчеству?
Виктор Николаевич:  Извините я забыл представится, Виктор Николаевич, главный врач этой городской клинической психиатрической лечебницы. . 
Анатолий Александрович:  (не переставая жмурится от ярких лучей полуденного солнца) -  Виктор Николаевич, простите, а кто вызвал скорую и сдал… определил меня сюда.
Виктор Николаевич:  Сюда вас определили из второй городской больницы. Из реанимационного отделения.  А туда, как я полагаю, вас доставил господин Бичевский Карл Юнгович, в прошлом ваш деловой партнер…
Анатолий Александрович: (отходит от окна)  - Вот сука… гнида… Теперь все ясно, мне нужен адвокат.

Словно забыв об отсутствии сил Анатолий Александрович начинает расхаживать по палате взад и вперед, активно жестикулируя руками.

Анатолий Александрович:  - Да, адвокат. Эта мразь решила запрятать меня… закрыть и спокойно прибрать к рукам бизнес. Он наверняка, что-то подсыпал мне в кофе… в коньяк… не помню. (мотает головой) Как только выберусь, закажу ублюдка. Столько лет кропотливой работы, бессонных ночей. Жизнь на грани риска, отсутствие нормального семейного счастья, и в одночасье на тебе… (криком) Хрен тебе (делает характерный жест двумя руками в сторону врача).

Санитар мгновенно направляется  в сторону разволновавшегося пациента, но главврач жестом останавливает его.
Виктор Николаевич: - Я же сказал, ваши родители подписали согласие на госпитализацию…И все же давайте вернем разговор в  спокойное русло…
Анатолий Александрович:  Родителей он запугал, еще та дрянь. Ни когда ему не доверял… Гадюка, втершаяся в доверие. Удавлю гада.
Виктор Николаевич: - Хорошо. Давайте, чтобы между нами не оставалось недосказанности. Предвидя вашу реакцию и неприятие, я расскажу какими судьбами Анатолий вы оказались в нашем заведении… Только сядьте и успокойтесь.
Анатолий Александрович:  (усаживается на кушетку и демонстративно скрещивает руки на груди) – Ну, вещайте…
Виктор Николаевич: (снова обращается к записям на планшете) -  Вы Анатолий Александрович Бутько. Вам тридцать шесть лет и вы действительно холосты. Кстати именно холосты, а не в разводе. По образованию вы юрист и экономист и действительно в прошлом очень успешный предприниматель…
Анатолий Александрович:  - В прошлом…? Ну, ну. Все относительно в этом мире, и вчера тоже попадает в категорию «в прошлом».
Виктор Николаевич: (не обращая внимания на замечания пациента) – Примерно полтора года назад Вы лишились всего своего состояния. В безуспешных попытках обрести уверенность пробовали открыть новое дело, но и тут вас подстерегла неудача. И вот полторы недели назад  вы пришли на юбилей фирмы которую некогда создали, кстати были там тепло встречены. Карл Юнгович очень хорошо относится к вам и к вашим родителям. Ваши родители сказали, что он выплатил все ваши долги и кстати эту чудесную одноместную палату оплатил тоже он.
Анатолий Александрович:  (голосом полным негодования) - Вот сука…   
Виктор Николаевич: - Я бы не спешил с выводами. Так вот, вы заявились на корпоративный праздник и вели поначалу себя довольно пристойно. После окончания официальной церемонии тайком зашли в свой бывший личный кабинет и приняли упаковку рогипнола 30 штук и это на весьма приличную дозу коньяка.   
Анатолий Александрович:   (непроизвольно вскакивает и снова начинает нервно расхаживать по комнате) – Я? Решил себя прикончить…? Да, смешней истории этот старый хрен придумать не мог. Ну уж нет…, Толик Бутько не сводит счеты с жизнью. Не дождетесь…
Виктор Николаевич: (делая еле уловимый жест рукой в сторону санитара) Я прошу вас крайний раз, успокоится. Возьмите себя в руки.  Вы находитесь под воздействием сильнейшего психоэмоционального стресса.
Анатолий Александрович:   - Я вам позже продемонстрирую, что такое психоемоциональный стресс.
Виктор Николаевич: - Я даже в этом не сомневаюсь….  Вот карта медицинского освидетельствования. После вашей попытки  свести счеты с жизнью  Карл Юнгович моментально доставил вас в больницу, где вам сделали промывания, слава богу сработали оперативно. И благодарите бога и вашего бывшего партнера он постарался, чтобы вы задержались на этом свете подольше. Он поставил на уши весь медперсонал, приобрел дорогие лекарства….
Четыре дня вы находились в коме. Слава богу, ваша все еще хорошая спортивная форма не позволила «мотору» отключится раз и навсегда.  Очнувшись, вы повели себя не адекватно. Бросались на персонал, все время требовали адвоката и не узнавали родителей…  В конечном итоге, вас доставили к нам, но и тут вы продолжили свой крестовый поход, который я надеюсь завершится в стенах нашей клиники. 
Анатолий Александрович:   Ууууу (воет как подстреленный волк), сука… Это ж надо было так все обставить… Карлуша, падла! Я понял. Вы либо просто введены в заблуждение, либо с ним заодно… Скажите сколько он заплатил вам, я дам больше. Я богат, реально богат. (хватает врача за медицинский халат).
Виктор Николаевич: -  (пытается освободится) Я думаю нам стоит продолжить разговор позднее...
Анатолий Александрович: (переходит на истерический ор)  Нет, со мной так нельзя. Мы продолжим разговор сейчас и здесь …

Анатолий Александрович крепким ударом в грудь сбивает врача со стула. Раздается  оглушительный грохот, включается сирена, и подскочивший санитар  отдирает пациента от главврача. Спустя несколько секунд в палату врываются еще двое санитаров и старшая сестра. Анатолию Бутько делают укол, укладывают на кушетку и фиксируют всеми ремнями, в том числе и голову. Он некоторое время пытается орать, угрожать, вырываться, но в конечном итоге успокаивается и засыпает.



(действие IV)

Все та же палата. Ранее утро. Раздается щелчок замка и в комнату входит Анжела. У нее в руках две баночки, в одной пилюли, в другой жидкость бледно розоватого цвета. На кровати лежит пациент Анатолий Бутько. В этот раз пациент  не пристегнут, а спокойно спит с головой спрятавшись под одеялом.
Анжела на цыпочках пробирается к окну и быстрым движением рук открывает шторы. Кольца, на которые закреплены зацепы для штор издают характерный громкий скрежет разбегаясь по углам алюминиевого карниза. 

Анатолий: (уже давно не спит, ожидая утренней визит практикантки) – Я все ровно не пойму, зачем пробираться к окну на цыпочках, а потом так шумно раздвигать шторы…
Анжела  - Ой (слегка подпрыгивает от неожиданности)
Голос из-за кулис: - Девушка заходила к Анатолию в одно и тоже время уже несколько дней подряд, после того как главврач убедился, что пациент Бутько не представляет угрозы для персонала. Она заносила лекарства и открывала шторы, запуская в палату первые солнечные лучи. Но пациент из палаты №3 еще никогда не заговаривал с ней.
Анатолий: - Вот что значит «Ой»… Такое ощущение, что это я захожу к вам в палату каждое утро, топаю как слон и мешаю спать…
Анжела  (с детской обидой и удивлением в голосе) -  Я не топаю как слон... И вообще спасибо бы сказали. Я вас от недостатка витамина «Д» спасаю, осень все-таки. Солнышко светит. Зимой вспомните меня…
Анатолий: - Надеюсь до зимы не то что выйти отсюда, но и забыть про всех вас, как про страшный сон.   

Анжела ставит на стол лекарства и разворачивается по направлению к двери. Анатолий впервые внимательно оглядывает девушку с ног до головы. Анжела одета в обыкновенный белый халат, который уже порядком износился. Поверх халата практикантка напялила толстую шерстяную кофту, как будто найденную на чердаке у прабабки. Взгляд Анатолия непроизвольно останавливается на необычайно тонких ногах открытых от колена до щиколотки.
Анатолий: (садится на кровать и впихивает ноги в больничные тапки. На пациенте надеты синие семейные трусы и белоснежная хлопковая майка) – Не жарко вроде, я вон в трусах не мерзну…
Анжела  - Да нет, в самый раз (смущенно). Вы вот под теплым шерстяным одеялом Анатолий Александрович спите всю ночь и ни чего…
Анатолий: - Привычка. Кстати, как вас зовут. А то не честно получается, вы же знаете, как меня зовут.. Еще и осведомлены, что я всю ночь под шерстяным одеялом сплю…
Анжела  - Хм… У меня есть обходной лист, там все написано. Я многое о вас знаю, я же дежурю часто, а у вас в палате камера, вам же Виктор Николаевич говорил…
Анатолий: - Ну да говорил… Я как в реалити-шоу… Только жутко дешевом.   Так все-таки,  как вас зовут?
Анжела  - (улыбнувшись) А вам зачем?
Анатолий: - Ну как вам сказать. Последнюю неделю первое, что я вижу просыпаясь утром ваш силуэт на фоне моего окна, в сопровождении утробного рычания ползущих по карнизу металлических колец. Так что на данный момент мы с вами находимся в очень близких, можно даже сказать интимных отношениях…

От слов пациента щеки девушки налились пунцовой краской. Еще ни один мужчина не говорил с ней таким тоном, пусть даже с плохо скрываемой иронией.
Анжела  - Анжела…
Анатолий: -  Ангел… Ну да, что-то в этом есть… В аду, оказывается тоже бывают ангелы.

В палате повисла неловкая немая пауза. Анатолий совершенно не стесняясь рассматривал практикантку, с каждой секундой находя это невзрачное, на первый взгляд, существо все более интересным. Анжела просто стояла напротив в недоумении и непонимании что же такое с ней происходит.

Анатолий: - (решив прервать неловкое молчание) А этот ваш Валерий Николаевич, что за мужик? С ним вообще общий язык найти можно?

При упоминании о главвраче у Анжелы загорелись глаза а и без того пунцовые щеки стали похожи на спелый буряк.
Анжела  - Валерий Николаевич… Он, вы знаете он…. Он такой, он выдающийся специалист. Отсюда выходят здоровыми даже те люди, на которых все уже поставили кресс. Он психиатр от бога…
Анатолий: -  Да, а я то думал, что психиатрия, это от дьявола…
Анжела  - Ну нет. Он светила клинической психиатрии. У него несколько научных работ, я еще в академии их читала. Он стольким помог, и вам обязательно поможет, вот увидите, обязательно увидите.
Анатолий: -  (бесстрастно) Есть одно маленькое но… Я в помощи не нуждаюсь. Меня держат здесь против моей воли. А человек, упрятавший меня сюда жирует на мои деньги. Но ни чего, я это исправлю… Скоро…
Анжела  - Вы знаете Анатолий (девушка подошла к пациенту и присела рядом с ним на кровать), то что вы отрицаете свою болезнь, это плохо. Я конечно еще только учусь в интернатуре, но совершенно очевидно, что признание факта заболевания первый шаг на пути к выздоровлению.
Анатолий:  (отстраняется от девушки как от чумы) – Боже, вы все считаете меня сумасшедшим,  даже мои собственные родители впали в какое-то безумие. Как оказывается легко здорового мужика выставить безумцем (хватается за голову руками)…
Анжела  - (успокаивающе кладет руку на спину Анатолия) Я не считаю вас сумасшедшим. Вы такой же нормальный человек, как и все остальные… Просто потерявший себя…
Анатолий:  (смотрит девушке в глаза затуманенным взглядом) – Мне, по-вашему должно от этих слов полегчать?
Анжела: (приветливо улыбнувшись) -  Ну, когда я говорю это себе у зеркала, мне определенно легчает.

На мгновение взгляд Анатолия проясняется, он смотрит на улыбающуюся девушку и не находит подходящего ответа.
Анжела:  - Вы спите, а после обеда, я могу Вас вывести на прогулку в закрытую часть парка. Там хорошо, и погода нынче замечательная. Столько листьев нанесло.
Анатолий:  - Меня не выпустят… Я ведь удрать могу.
Анжела:  - Туда выпустят, там высокий забор по периметру. И камеры наблюдения. Я поговорю с Виктором Николаевичем и мы попробуем организовать вам прогулку.

Анжела встает с постели и бодрой походкой направляется к двери. Потом останавливается и оборачивается.
Анжела:  - Вы даете мне слово, что будите вести себя прилично?
Анатолий:  - (озадачено) В каком смысле?
Анжела:  - (в очередной раз покраснев)  В смысле, не будете пытаться убежать, это все ровно невозможно. И нервничать, тоже не будете.
Анатолий:  - Я в этой палате уже две недели… Меня постоянно колют какой-то гадостью, что я не то,  что бузить, я вставать с кровати не хочу… Меня за все это время ни разу не выпускали  на улицу. Я вообще иногда думаю, что до сих пор нахожусь в коме, а этот абстрактный мир со всеми вашими санитарами, процедурами, главными врачами и милыми практикантками  мне просто снится.
Анжела:  - (пожимая плечами и выходя из палаты) – Можно принять и такой вариант реальности, только сделайте в нем временную поправку. Вы у нас уже полтора месяца…



(действие V)
Холодный ноябрьский день. В парке, посреди окончательно сбросивших листву деревьев, на кованной скамье собранной из разноцветных деревянных брусьев сидят Константин Петрович и Николай Павлович. Константин Петрович одет в старенькое драповое пальто, а Николай Павлович в дутый пуховик. На скамейку аккуратно подложены теплые пледы.   

Константин Петрович  (поправляя очки, произносит вальяжно и монотонно): - Мне кажется или мир вокруг меняется с невообразимой скоростью, друг мой?
Николай Павлович:  (как всегда находясь в скверном расположении духа) – Что вы имеете в виду? Я вас не до конца понимаю, как впрочем, и всегда.
Константин Петрович  :-  Ну как же. Я вот уже четвертый год прибываю в состоянии глубокого душевного расстройства.  (ехидно улыбаясь) Так врачи говорят и родственники мои, дай бог им здоровья. Вы вот, уже два года тут на перевоспитании. Мир за это время изменился, разве не чувствуете? Он спрессовался что ли. Стал быстрее… Даже нет, стремительней…
Николай Павлович:  - Да колют нам с вами всякую дрянь, вот и кажется, что мир стал стремительней. Если от этих лекарств вы вдруг станете «овощем» так и вообще ваш мир сократится до одной секунды. Раз и все, моргнуть не успеете.
Константин Петрович  :- Ну нет, лекарства нас поддерживают. Вот ваш позавчерашний приступ если бы медикаментозно не сняли, возможно в состоянии «овоща» находились бы вы мой друг.   
Николай Павлович:  - (с наигранным безразличием) Может это был бы отличный выход из сложившиеся ситуации.

Николай Павлович вытаскивает плед на котором сидит и накрывается им сверху. Константин Петрович с легким укором смотрит на товарища по несчастью.
Константин Петрович   - А если это не выход, а скажем только вход?
Николай Павлович:   - Вход? Куда?
Константин Петрович   - А хоть куда… На тот свет, в новую жизнь, в рай, в ад, в Элизиум. А вы вот так раз и все. А тут еще столько не сделано, столько не понято, не поднято… Не сыграно…
Николай Павлович:   - И какое это имеет значение?
Константин Петрович    - Не знаю, но мне бы было жалко так просто уйти. Кстати (значительно оживляясь) завтра я ставлю Хемингуэя - «Старик и море». Я прошлый сценарий откорректировал слегка, придете посмотреть?
Николай Павлович:   - В прошлый раз вы затопили бытовку, Тамара Николаевна была в бешенстве…
Константин Петрович    - В этот раз, обойдемся тазиком с водой и мне нужно будет отвинтить кровать, у вас где-то гаечный ключ припрятан.
Николай Павлович:   - Не пытайтесь меня втянуть в очередную аферу.
Константин Петрович   (возмущенно) - Это не афера, это современное искусство. Перфоманс.

Старики начинают оживленно в полголоса обсуждать грядущее «выступления» и возможные последствия.  В этот момент мимо лавочки, не торопясь прогулочным шагом следуют Анжела и Анатоли. 
Анжела:  (светясь от восторга) – Я рада за вас. Виктор Николаевич сказал, что вы чувствуете себя намного лучше.
Анатолий:  - Ну в его системе координат определенно лучше. Я не на кого не бросаюсь с кулаками и не пытаюсь убежать. В конечном итоге в данной ситуации следует просто выживать, а не бороться с ветреной мельницей.
Анжела:  Вы говорите разумные слова. Даже не вериться… (девушка моментально осекается) 
Анатолий:  (без тени обиды или протеста) - Что я псих? Да мне и самому не верится. Иногда внутри прям пожар разгорается. Готов рвать и метать. Хочется…  Но не стоит. Так можно довести до ситуации…, ну когда меня закроют окончательно или залечат, что тоже не выход.

Пара останавливается напротив стариков, которые никого вокруг не замечая, продолжают перешептываться.
Анжела:  - Здравствуйте господа, по-моему, сегодня прохладно для полуденных посиделок. Константин Петрович у вас же поясницу хватает   
Константин Петрович   (искренне обрадовано) – Анжела Васильевна, вы мое солнце. Вашей заботой только и держимся. О Анатолий, рад вас видеть… Вы не часто заходите в общий зал. Может сегодня присоединитесь к нам с Николаем, забьем козла…
Анатолий:  - Я бы с радостью, но к сожалению я не поклонник карточных игр…
Константин Петрович   (иронично улыбаясь) - Ну знаете дорогой мой, с таким подходом к делу вы тут долго не протяните. Я вот к примеру не поклонник местной стряпни. Но однако,  приходится питаться, здравый смысл все-таки.
Анатолий:   (озадачено) – Я не наблюдаю связи..
Николай Павлович:   (вставая со скамьи) – Вы даже не представляете как вам везет. А вот я уже научился понимать этого выжившего из ума старика, и от этого на душе становится еще паршивей. Пойдемте уже в зал (поворачивается к Константину Петровичу) молодежь посидит, пообщается, а то у меня уже ноги закоченели.
Константин Петрович   (наигранно обиженно) – Вот ведь зануда… Ладно пойдемте мой дорогой друг. А что до вас (обращается к Анатолию), я думаю мы найдем время пообщаться и мои слова покажутся вам куда более очевидными, чем здравый смысл. Все доброго.
Анатолий и Анжела:  (практически в голос): - Всего доброго!

Старики удаляются в сторону главного корпуса а Анжела и Анатолий присаживаются на скамью. У девушки в руках букет из желтых и красных листьев собранных на аллеях парка. 
Анжела:  (вопреки обыкновению пребывает в отличном расположении духа) -  Замечательные, удивительные люди (смотрит в сторону удаляющихся стариков)…
Анатолий:  – А что с ними не так…
Анжела:  - В каком смысле?
Анатолий:  – Ну… раз они здесь, как и я…
Анжела:  (звонко хохотнув) – А, вы об этом! Ну да, у каждого свои проблемы. Константин Петрович, в прошлом академик физико-математических наук. Даже какую-то сложную теорию выдвинул, что-то там с фракталами связанное, я точно не знаю. Как говорит Валерий Николаевич, потерял связь с реальностью. В некоторые моменты считает себя актером, притом очень известным. А мы, ну все вокруг, значит зрители, при этом благодарные.  Вот и выкидывает всяческие фокусы. Безобидные в общем, и бывает очень смешные…
Анатолий:   (не отрываясь, смотрит на Анжелу): - А другой?
Анжела:  - Николай Павлович. Ну, у него бывают очень сильные припадки. Он словно перестраивается на какую-то другую волну. Как приемник, если сбить с нужной настройки на несколько делений.
Анатолий:   - Приемник (удивляется необычному, но очень тонкому сравнению)? И в чем это выражается?
Анжела:  - Он не узнает ни кого. Ни людей, ни место. Может к примеру пытаться выйти из комнаты через стену. При этом постоянно с кем-то разговаривает, спорит, кричит. А так, в общем, обычный пожилой мужчина, ведет себя пристойно. Правда иногда, поддается влиянию своего товарища и влезает с ним в различные авантюры.   
Анатолий:    (заинтересовано) - Это как?
Анжела:  - Да так. Например, позавчера вечером, эта парочка чуть не превратила старшую сестру в пациента отделения пограничных состояний. Представляешь, идет по коридору наша фифа, ну вся как всегда на мази такая. Шпильками своими фокстрот отбивает. И вот навстречу ей выкатывается нечто, не то приведение, не то человек. В коридоре нет ни кого, в общем как в фильмах ужаса. И вот у это штуковины, на ходу сносит голову, и она разбивается о кафель вдребезги… Ну и Тамара Николаевна в полуобморочном состоянии.
Анатолий:    - Сильно…
Анжела:  - Не то слово. Это ж надо было додуматься прикрепить к штативу гипсовую голову купидона, повесить на него медицинский халат и запустить навстречу старшей сестре. Визгу было в приемном покое… Я думала все стекла повыносет.
Анатолий:    (слегка взволнованно) - И что им за эту выходку было?
Анжела:  - Ничего… Валерий Николаевич сказал, что в нашей клинике действует презумпция невиновности…  Правда распорядился смонтировать в приемном покое дополнительные видеокамеры…
Анатолий: (беззаботно потянувшись) – Знаете Анжела, мне с вами почему-то удивительно спокойно. Даже бузить не хочется. И вот, на улице морозно, а я этого практически не замечаю…
Анжела:  (искренне, даже немного по-детски улыбаясь) – Это странно! По-моему, нужно поговорить с главврачем, чтобы изменил вам курс лечения…
Анатолий: - (смеется): Нет, не стоит. Если вы Анжела являетесь последствием употребления неких психотропных лекарственных препаратов… Ну, тогда пусть мне их прописывают чаще.
Анжела:  - Думаете? Может сменить лекарство и на моем месте в итоге окажется сексапильная белокурая красотка с силиконовым бюстом и ногами от ушей…?
Анатолий: - Или брюзжащий девяностолетний я сам, вечно ищущий вставную челюстью и гоняющей клюкой воображаемую детвору… Вы представляете, меня мило беседующего со мной…К тому же я порой бываю таким занудой…

Анжела и Анатолий звонко смеются. Анатолий снимает с себя куртку и накидывает на плечи девушки, сам остается в плотном шерстяном свитере.
Анжела:  (не уверенно пытается отказаться от куртки, но по выражению лица заметно, что ей приятно оказанное внимание) – Что вы, Анатолий, не надо. Вы замерзнете…
Анатолий:   - Рядом с вами Анжела, это исключено. Вы в моей черепной коробке теперь крепко накрепко ассоциируетесь с утреннем солнышком, под чугунный скрип метала бесцеремонно проникающим в мой маленький и не уютный мир. От вас тепло и хорошо… И пожалуй на данный момент большего требовать от этой жизни я не могу.
Анжела:  - Мне тоже с вами хорошо Анатолий… хорошо и уютно. Каждый раз приходя домой, я вспоминаю наши беседы и мне становится лучше. Кажется что этот мир, еще способен радовать даже таких заскорузлых неудачниц как я…
Анатолий:   (с возмущением) -   Я вот что-то не пойму. По-моему это меня можно назвать неудачником. Это меня против воли держат в этой богадельне, залечивают, шприцуют и подключают к приборам о назначении которых я могу только догадываться…  Это мой мир сузился до состояния тюремной палаты…
Анжела:  (грустно) -  У каждого своя тюремная палата…  И хорошо если это реальные четыре стены и пять гектар прилагающей территории. У некоторых людей, это целая жизнь… Вся жизнь. Когда, еще не родившись, уже ненавидишь все свое существо…
Анатолий:   - Я не знаю, я не пробовал… У меня всегда все в жизни складывалось на отлично. Успех у женщин, в бизнесе. Хорошее здоровье, в том числе и психическое. Вот  с партнером не повезло, но этот вопрос я думаю решить. Он же в конечном итоге мог просто меня заказать, а сплавил в дурку, значит я ему зачем-то нужен.
Анжела:  (пожимает плечами и с бесцельной грустью смотрит в зал)  - Значит, вам повезло…
Анатолий:   (с укором) – Вам бы так повезло.

С этими словами Анатолий подскакивает, забирается на скамейку с ногами и начинает размахивать руками…
Анатолий:    - Эгэгей… Эгэгей… Смотрите Анжела, птицы… Вон там (показывает рукой в небо). Свободные птицы… Я тоже хочу быть птицей…  (Кричит, набрав полную грудь воздуха) ХОЧУ БЫТЬ ПТИЦЕЙ. Хочу улететь прочь из это дурдома… Хочу смотреть на всех с высоты птичьего полета и ни о чем больше не думать… Поднимайтесь ко мне… Полетели, вместе (протягивает руку).
Анжела: (берется за руку и поднимается на скамью) – А мы не разобьемся?
Анатолий:    - Птицы не разбиваются… (кричит) Летать…, это у них в крови…


 II АКТ
(действие VI)

На самой середине холла стоит больничная кровать на колесиках. На кровати сидит, скрестив ноги, Константин Петрович. Он одет в изодранную майку и большие семейные трусы синего, больничного цвета. Его голова перевязана пожелтевшем от времени и бесконечных стирок полотенцем. В одной руке у пациента гребное весло от спортивного каноэ, вокруг второй руки крепко обмотана капельница, связанная с еще несколькими в подобие рыболовной бечевы, которая в свою очередь одним концом примотана к спинке кровати. 
В зале повисла напряженная тишина. Несколько пациентов и человек десять из числа медицинского персонала расселись на лавочках и табуретках у входа в холл.      
Константин Петрович: - Рыба (практически шепотом обращается к невидимому собеседнику, слегка накренившись к краю кровати)! Я с тобой не расстанусь, пока не умру… (откладывает весло и крепко ухватывается за капельницу двумя руками) Да и ты со мной, не расстанешься…. (Упирается одной ногой в край кровати, словно пытается вытащить огромную рыбину из воображаемой воды). – Если ты терпишь, то и я стерплю… обязательно стерплю…

Константин Петрович делает несколько попыток вытащить свободный край бечевы (капельницы) из воды. На лбу совершенно очевидно проступают капли пота. Кажется, еще немного и на больничную койку действительно выпрыгнет чудовищных размеров рыбина из самых недр кафельного пола - океана. 
Константин Петрович (совершенно выбиваясь из сил еще больше накручивает капельницу на руку и падает на дно лодки (кровати): - Она плывет к северу, а течение отнесло нас далеко на восток.  (Обращается к рыбе, почти крича) Если бы ты, повернула по течению, я бы знал что силы твои, как и мои на исходе.

В холле довольно темно. Несколько лампочек дежурного освещения подобно далеким звездам мерцают на  небосводе, позволяя зрителям с замиранием сердца наблюдать картину разыгравшейся трагедии.
Вдруг, словно из-за разверзнувшихся серых облаков на дрожащую гладь воды (кафельного пола) пробился одинокий луч  утреннего солнца. Николай Павлович включил небольшой фонарик, направив струю рассыпающегося света в направлении разыгрывающейся трагедии.
Константин Петрович: -  Господи, слышишь меня… (криком) Господи, заставь ее вынырнуть… У меня хватит бечевы, чтобы с ней справится.

Николай Павлович подал еле заметный жест рукой и один из санитаров включил лампы дневного света. Всем собравшимся зрителям стало очевидно, что над местом смертельного противостояния человека и рыбы наступил долгожданный рассвет.
Константин Петрович (обращается к рыбе): - Рыба, я тебя очень люблю и уважаю. Но я убью тебя прежде, чем наступит вечер…

Константин Петрович на мгновение ослабил хватку и посмотрел куда-то в сторону. Небо снова заволокли тучи (санитар приглушил освещение)… В этот самый момент над головой у актера замелькал зеленый огонек. Подобно птице он покружил над больничной койкой и уселся на край «кормы».
Константин Петрович (обращается к огоньку. Тяжело дыша): - Сколько тебе отроду птенец? Наверное это твое первое путешествие… Устал бедолага? Тебе не полагается так уставать, тем более в безветренную погоду.   (сокрушенно) Ах, не те нынче птицы пошли, не те… Вот ястребы выходят в море ветрам на встречу... Да ладно, ты и сам все знаешь о ястребах...

Константин Петрович посмотрел на огонек застывший на корме его импровизированного корабля с теплотой и одновременным незримым укором.
Константин Петрович: - Отдохни хорошенько маленькая птичка. А потом лети к берегу и борись, как борется каждый человек, птица или рыба.

Еще несколько секунд огонек находится на краю кровати. Старик дергает руками с обмотанной капельницей и резко подается вперед. Огонек взмывает к потолку и удаляется прочь…
Константин Петрович (обращаясь к рыбе): – Худо тебе рыба? Видит бог, мне и самому не легче… 

В зале гаснет свет. Медицинский персонал и несколько самых уравновешенных пациентов допущенных на представление встают со своих мест и овацией приветствую окончание постановки. Зажигается свет. Константин Петрович слезает с кровати и выходит на середину холла. Тут из толпы зрителей выдвигается человек в дорогом сером пальто, лакированных туфлях и протягивает актеру большой букет садовых ромашек. Этот человек бывший пациент клиники Анатолий Александрович Бутько. Аплодисменты стихают.
Анатолий   (тепло обнимает актера): - Вы сегодня маэстро просто в ударе… Я даже не нахожу правильных слов… Я видел две прошлые постановки, но сегодня…
Константин Петрович  (смотрит на Анатолия совершенно стеклянными глазами): - Да, да… (брюзжащим тоном)! Очень тяжело работать в подобных условиях. Сцена исключительно не подходит для этой постановки. Освещение ужасное… И мой контракт, он подразумевает проживание в отеле Хилтон… А то место куда вы меня поселили, просто… и отелем то не назовешь…
Анатолий   (понимая что Константин Петрович своим разумом находится далеко от того места, которое принято называть здесь и сейчас): - Я сожалею, маэстро… Возможно чашка «Эрл Грея» с молоком поднимет вам настроение?
Константин Петрович: - Очень сильно сомневаюсь. Но отказываться не стану. Тут недалеко есть пристойный кафетерий. (утвердительно) Составите мне компанию…

Константин Петрович бодрым шагом направился в коридор, ведущий в парк, при этом периодически выражая недовольство попадающимися под ноги пациентами и медбратьями.
Анатолий:   (обращаясь к медицинской сестре): - Катерина Михайловна, будьте так любезны, пусть ребята нам чай накроют на террасе. Я там все привез что нужно.
Виктор Николаевич (проходя мимо): - О! Добрый день дорогой друг… Добрый день. Мне кажется, сегодня все просто великолепно! Старик был в ударе. У меня у самого слезу прошибло.
Анатолий:   По-моему ему хуже. С тех пор как вы разрешили эти постановки, Константин Петрович куда-то проваливается… Кажется он становится еще дальше от здесь… от сейчас.
Виктор Николаевич: Определенно сказать нельзя… Перед выздоровлением обычно следует период явного обострения. Будем, наедятся, что это именно он. Вы-то как?
Анатолий:   Спасибо, все хорошо.
Виктор Николаевич: - Когда вы подойдете на обследование? 
Анатолий:   -   Я ездил во Франкфурт, там одна из ведущих мировых клиник пограничных состояний.
Виктор Николаевич (с легким оттенком профессиональной зависти): Ну и как?
Анатолий: (пожимая плечами)  - Сказали, что я нормален, во всяком случае, нахожусь на том уровне адекватности, который в нашей реальности принято считать нормальным. И кстати, посмотрев на мой диагноз были весьма удивлены. Сказали, что со мной поработал либо совершенно некомпетентный врач, либо гений современной психиатрии.
Виктор Николаевич (еле заметно улыбнувшись уголком рта): - Хм.. А вы как считаете?
Анатолий: (пожимая плечами) – Если я скажу, это ведь ни как не повлияет на вашу самооценку…
Виктор Николаевич (снова бесстрастно): Нет...
Анатолий: - Ну, тогда я пожалуй  промолчу…
Виктор Николаевич: - Молчание золото… И да, вы же зайдете ко мне, после «чаепития»?
Анатолий:   -- Обязательно… А Анжелу можно будет сегодня увидеть?
Виктор Николаевич: - Нет, не думаю. Ей сейчас не хорошо.  В общем, я вас за тем и прошу подойти.

Виктор Николаевич быстрым шагом удаляется из холла, попутно отдавая указания медицинским братьям, разбирающим незамысловатые декорации оконченного спектакля.


 (действие VII)
Терраса. За столиком, засыпанным опавшими листьями сидят Константин Петрович и Анатолий. На столе стоит две термокружки с чаем, небольшой термос, сахарница и блюдо с маленькими пирожками. Константин Петрович закутан в клетчатый плед, Анатолий сидит в своем пальто, вальяжно закинув ногу на ногу.
Анатолий:   - Вам лучше, друг мой? Наверное, не стоит так сильно вживаться в роль.
Константин Петрович: - (с ухмылкой): Вживаться…? Жить! Но, наверное, вы правы. Меня словно перемыкает, и я опять проваливаюсь в параллельный мир.  Половину спектакля помню, а потом все, провал. 
Анатолий:   - Так может нужно завязать с пьесами?
Константин Петрович: - Не могу. Это сильнее меня. Словно что-то копится, копится, а потом «БАХ», и мне рассказывают про мои дикие выходки. Уж лучше так. По крайней мере, этот процесс хоть как-то можно контролировать. Но, что мы все обо мне..? Вы то как?
Анатолий:   - Да, все отлично, дела идут в гору. 
Константин Петрович: - Сколько мы с вами не виделись? Месяца два…
Анатолий:   - Больше, я весной приезжал. Вот, вчера оформил документы, выкупил свою долю в компании назад. Спасибо Карлу Юнговичу, дал денег в кредит, помог раскрутится. Продал мне мою долю назад, ну накрутил кончено не без этого… Юнгович все-таки!  Подумать страшно, еще два года назад, я и помыслить не мог, что …. Ну, что все будет отлично!
Константин Петрович (озадачено) – Боже мой, два года… Дико как-то. Кажется, вот только вчера вас выписывали. По-моему я плакал от счастья.   
Анатолий:   - Нет, вы подложили в мои вещи склянку с протухшими тефтелями и убеждали провести независимый анализ ДНК, поскольку считали, что вас кормят слонятиной, а ваши религиозные убеждения запрещают вам употреблять в пищу мясо животных превосходящих вас по массе тела.
Константин Петрович: - Да нет… Вы право шутите,… я слонятну очень даже ценю (смеется) вот только ни когда не пробовал. Но, все-таки честно, как вам удалось? 
Анатолий:    - Что?
Константин Петрович: - Ну, излечится, выйти отсюда…
Анатолий:    (вытаскивает дорогой портсигар и достает из него сигару) – А вам зачем? Вас же вроде тут и не сильно держат… 
Константин Петрович: - Вот-вот, это то как раз и беспокоит. Да я не за себя, а скорее для сценического образа. Всегда хотелось сыграть роль психа неожиданно вернувшегося в реальную жизнь…
Анатолий:    (закуривает) – Я вам Константин Петрович не предлагаю (показывает зажженную сигару), вроде как режимом не положено. А про выздоровление, не знаю… (делает паузу) Мне кажется, я до сих пор и не выздоровел. Только врачам не говорите (натужно смеется). (После небольшой паузы) Как то мы с Анжелой на террасе разговаривали, и она мне предложила просто поверить, принять свое сумасшествие. Что все действительно так, как мне говорят врачи, родители, друзья. Я спросил зачем (затягивается и выпускает густой клуб дыма). Она сказала: - Просто попробуй. И я попробовал.
Константин Петрович: - И что?
Анатолий:   - Ничего… ничего толком не получилось. Мне также хотелось рвать и метать, выйти и всем доказать, кого-то заказать, что-то уладить. Но странная вещь… как только я впустил в себя только саму возможность, собственного сумасшествия во мне поселилось странное ощущение. Ну, мне постепенно становилось пофиг.   Ну да, я слетел с катушек. Ну да я чего-то не помню. Ну, возможно я пытался свести счеты с жизнью. Но я-то живу. Живу здесь, сейчас. И кажется, вместе с осознанием ко мне вернулась память. И главное понимание.
Я ж можно сказать на почве ревности крышей поехал. Ушла любимая женщина. Катя. Мы жили пять лет гражданским браком. Нас все устраивало.  Хотя любимая ли, раз ушла? Да и ушла, как я теперь понимаю… ну были причины. Я бы в тот момент от себя и сам ушел.

Анатолий встает из-за стола и направляет свой взор на здание главного корпуса лечебницы.
Анатолий:  - Погряз в рутине. Относился к друзьям, к ней, ко всему миру, как к должному. Вот есть, по тому, что должно быть. Не важно, есть вещи в жизни поважней! Только деньги, только контракты, должники, кредиторы. Ну и надо понимать, я ж такой мачо весь…. Чмо по сути конечно, но только самоуверенное. Крутой бизнесмен… А кредитов больше чем прибыли!  Любимец женщин и завсегдатай дорогих пабов, не находящий толком удовлетворения ни в вине, ни в сексе…

Анатолий снова затягивается и затушив выбрасывает сигару. Делает несколько шагов вперед и возвращаясь садится за столик.
Анатолий:  - И вот меня бросили. Притом все разом. Ушла жена.. (после паузы) гражданская. Друзья перестали приглашать, а если и звали только ради приличия. 
Константин Петрович: (тихонько потягивая чай из кружки) – Да, к сожалению это знакомо и мне…
Анатолий:  - Ну, в конечном итоге  взыграло самолюбие или дурь в голове одержала победу. Начались скандалы, ссоры, необоснованные увольнения работников. Я пытался  вернуть все. Но тщетно.  В конечном итоге я так сконцентрировался на себе любимом, погряз в своих  проблемах. Просто упивался ими! Как же, меня не любят, меня не ценят…. Забыл про фирму, про кредиты, которые набрал под новые проекты. И как итог меня просто отстранили от дел. Может не совсем красивым способом, но зато честно объяснив причины.
Константин Петрович: - Печально…
Анатолий:     - Нет… не печально. Я был другим человеком, поломанным. Это как программа, в написании которой изначально заложен «баг», ошибка.. И возвращаться к себе старому не хочу. Лучше быть дурковатым, но искренне жить, чем постоянно обманывать себя, обманываться в себе. 
Да ладно, (умиротворенно) все ерунда. У меня действительно жизнь наладилась. Карьера в гору идет. Подружки одна краше другой. Я вот на днях в Альпы летал с  длинноногой блондинкой. Наташей по-моему зовут…. Но, я почему-то тоскую по всему этому(Анатолий проводит рукой, пытаясь ощупать окружающее пространство). По парку, по своей палате. По вашим остроумным и безумным выходкам.  Нет, по уколам и процедурам нет, но по остальному. Тянет меня сюда, а вот понять почему не могу… не понимаю.
Константин Петрович: -  (усмехается в седую бородку) Ну, это я как раз понимаю.
Анатолий:     - Это как? Я вот не понимаю, а вы понимаете?
Константин Петрович: -  «Cherchez la femme», как говорится если не знаете в чем причина, ищите женщину…
Анатолий: - (удивленно) Анжела? Да нет… Она друг, хороший друг. Милый человечек, сбившийся с пути….
Константин Петрович: - (мгновенно погружаясь в глубокую задумчивость) Человечек…. (Вскакивает, забирается на стул и начинает кричать)… Человек… Права по борту человек… Убрать паруса, тысячу чертей вам под брюхо.
Анатолий (понимая, что начинается очередной приступ): - Константин Петрович…
Константин Петрович: -  Я сказал убрать паруса.
Глаза старика снова приняли уже привычный стеклянный отблеск… Он начал размахивать руками, пытаясь отвесить подзатыльники невидимым матросам.
Константин Петрович:  (кричит вдохновенно с хрипотцой в голосе)-  А ну поднажмем…  Тысяча чертей вам в глотку. Шлюпку на воду…

Константин Петрович скидывает с себя больничный халат словно готовясь сигануть в воображаемую воду. И в тот момент, когда в воздух подобно белым чайкам улетают больничные тапочки двое санитаров скручивают романтического героя морской саги. Подоспевшая медсестра делает пациенту укол успокоительного, и Константина Петровича как безвольную тряпичную куклу уносят со сцены.
Анатолий залпом допивает свой чай, достает мобильный и набирает номер.
Анатолий (приложив телефон к уху) -  Аркаш, минут через двадцать отправь за мной машину. Что там у нас… (делает небольшую паузу, слушает отчет помощника). Хорошо. Без Григория не подписывайте ни чего, пусть юристы еще раз перечитаю договор. Скажи профукают, голову сниму.

Анатолий убирает телефон в карман пальто и уходит из парка по направлению главного корпуса больницы.
(действие VIII)
Кабинет главного врача. Письменный стол с аккуратно расставленными приборами. Все бумаги разложены в папки, которые в свою очередь занимают на столе строго отведенное им место. За столом сидит Виктор Николаевич. На стуле, напротив него сидит Анжела. Девушка закутана в смирительную рубашку. Рядом стоит санитар и старшая сестра. Анжела смотрит в зал отсутствующим, стеклянным взором.
В кабинет входит Анатолий Александрович.

Анатолий: - Извините я наверное помешал… но вы… (обрывает фразу увидев Анжнлу. В таком состоянии, ему доводилось видеть  девушку, только один раз, в тот самый день, когда ее перевели из реанимационного отделения городской больницы).
Виктор Николаевич: - Я думаю, на сегодня мы закончили. Тамара Николаевна, отведите Анжелу в ее палату.
Старшая сестра властно кладет руку на плечо девушки, от чего та вздрагивает, как осенний листок готовый вот-вот сорваться с кроны засыпающего дерева, но послушно поднимается, и медленно переставляя ноги (все также обутые в толстые шерстяные носки), направляется к двери.
Анатолий: - (стараясь подавить в себе чувство глубокого потрясения) – Здравствуй Анжела… Как твои дела?
Девушка на секунду останавливается у выход из кабинета напротив ошарашенного Анатолия. Анжела смотрит в его сторону, но именно в сторону. Несколько раз девушка закрывает и открывает глаза, потом отворачивается и молча выходит из кабинета. Следом за ней выходят санитар и старшая сестра.
Виктор Николаевич: - Проходите, садитесь Анатолий. (главврач встает из-за стола и подходит к шкафу в котором стоят несколько графинов с разноцветными жидкостями). Коньяк, бренди, виски?
Анатолий: - Что с ней?
Виктор Николаевич: - Все тоже самое, что и два года назад… Давайте все-таки выпьем.
Анатолий: - Виски…

Виктор Николаевич разливает по стаканам жидкость коньячного цвета, после чего протягивает стакан своему собеседнику.
Анатолий:  (берет в руки стакан и делает глоток, словно пьет воду, а не алкогольный напиток) -  Что с ней? В последнюю нашу встречу.. она была…
Виктор Николаевич: - Да… да. (тоже отпивает из стакана примерно половину) Она была намного лучше. Вообще Анатолий, пока вы были в клинике, лечение Анжелы проходило… интенсивней. Потом вы приезжали… потом пропали…
Анатолий: (как бы оправдываясь) - У меня были важные обстоятельства 
Виктор Николаевич: - Ваше право. Вы теперь уже не мой пациент. Вы здоровый и я надеюсь жизнерадостный мужчина. У вас есть своя жизнь. Но все-таки ваши визиты благотворно сказывались на состоянии Анжелы, это факт.
Анатолий: - Я не совсем вас понимаю.   
Виктор Николаевич: - Вы знаете (присаживается на край стола) мне не безразлична судьба Анжелы Васильевны. Так получилось, что в ее теперешнем состоянии есть и моя вина. В некотором роде, попытку покончить жизнь самоубийством спровоцировал мой с ней разговор…
Виктор Николаевич достает из кармана самодельные четки (подарок одного из пациентов), очень красивые, вырезанные из кусочков красного коралла и начинает их нервно перебирать одной рукой.
Виктор Николаевич: - Не смотрите на меня так. Конечно, наш разговор стал только катализатором. Причины гораздо глубже и я должен был рассмотреть, увидеть их заранее. Но так часто бывает, мы вешаем на людей ярлыки: «больной», «здоровый». И если условно больной, ты мы его изучаем, лечим. Как говорится -  вскрываем сознание…
Анатолий:  - А если на ярлычке написано – «здоров», то можно просто не обращать на человека внимания…?
Виктор Николаевич: - Я понимаю, что это не правильно. Но я специалист по тем, у кого первый ярлык. На вторых у меня ни времени, ни сил, да и желания нет, если честно.
Так вот Анатолий, мне пришлось объявить Анжеле, что я рассмотрел ее заявления о предоставлении постоянной работы в штате клиники и вынужден отказать. Места постоянного нет, но у нее обязательно получится в другой клинике. Я написал ей изумительную рекомендацию…
Анатолий:  - (ставит недопитый стакан с виски на стол) Вы знаете, что Анжела в вас души не чаяла?  Мне кажется, она была влюблена…  Когда она описывала ваши достижения, у нее расширялись зрачки и удивительно блестели глаза.
Виктор Николаевич: - Знаю. (залпом осушает стакан и с грохотом ставит его на стол). Она за пару недель до нашего последнего разговора, ну когда мы могли разговаривать не как доктор с пациенткой, призналась мне в любви… Я стою в ординаторской и смотрю, как она бестолково раскладывает по полкам результаты утреннего обхода. Как всегда в своей невыносимой шерстяной кофте. Бумаги то и дело падают, вываливаются из ее рук. Она их подбирает и снова старается запихнуть на полки с фамилиями пациентов. Путает Иванова с Ивлевым и я делаю ей замечание.
Анатолий:  - (поднимается со стула и подходит к окну)
Виктор Николаевич:  (после небольшой паузы) – Она поворачивается ко мне и говорит… говорит. Бесконечно долго говорит… О работе, о страсти, о том, что я великий психиатр  и еще что-то. И в конце заявляет, что любит меня и жить больше так не может… Вот так вот… любит понимаешь.
Я конечно догадывался. Трудно пройти мимо, когда на тебя смотрят таким глазенками, как промокший  щенок  под окном - «Хозяин, впусти в дом». Но она же ребенок.  Это просто дурь, блаж. Так маленькие девочки влюбляются в своих учителей.

Виктор Николаевич встает со стола и тоже подходит к окну.  За окном ветер носит пожелтевшие листья настырно разрывая кучи, аккуратно наметенные с самого утра дворником.
Виктор Николаевич: - Ну что мне было делать. У меня семья, дети. У меня любовница, в конце концов.
Анатолий:  - Я не знаю. Не мне вам советовать. На мне же ярлычок висит…
Виктор Николаевич: (не предавая значения сарказму Анатолия) - А потом, ну когда все случилось. Когда ее привезли к нам… я понял, что там, в ее голове… В общем  у Анжелы  действительно серьезное психическое расстройство. И видимо уже давно.

Виктор Николаевич некоторое время молча перебирает четки.
Виктор Николаевич: - И ни какой я не гений современной психиатрии. Толком и лечение ей подобрать не смог. После нескольких лекарственных процедур Анжеле стало еще хуже.  Она потеряла всяческую мотивацию к жизни… Не хотела есть, пить, спать и даже просто двигаться. Лежала на кровати уставившись в потолок.
Вот и спас Анжелу тогда не мой хваленый профессионализм а вы Анатолий.
Анатолий:  - (удивленно) Я? Я просто вытаскивал ее на прогулки. И мы болтали. Кстати, мне кажется, что вы преувеличиваете. Да Анжела не выглядела столь счастливой и жизнерадостной как раньше, но вполне адекватно вела себя. Говорила, что скоро выйдет, как только окончательно успокоится.
Виктор Николаевич: - Только с вами Анатолий. А возвращаясь в свою палату, Анжела снова превращалась в безвольное, бесчувственное нечто. Она не буянила, но и не проявляла интереса к своему состоянию. В конечном итоге я понял, что только вы, ваши прогулки и беседы возвращали ее к жизни. Так-то вот… А потом вас Анатолий выписали.
Анатолий:  - (совершенно растеряно возвращается к креслу и садится в него) – Я не знал.. Вы мне не говорили…
Виктор Николаевич: - Конечно не говорил… И не мог сказать. Вы были пациентом, к тому же очень быстро идущим на поправку. Ваше состояние улучшалось, а Анжеле Васильевне становилось хуже.  А когда вас выписали, она вообще могла неделями не выходить на улицу, а кормить иногда приходилось принудительно.

В комнате повисла немая пауза. По стеклу мелкой дробью забарабанили капельки дождя. Начинался дождь, противный, промозглый осенний дождь.
Анатолий:  (поежившись) – Терпеть не могу дожди. С тех самых дней, когда из-за этого проклятого дождя не мог отправиться на прогулку. Казалось весь день коту под хвост. Оставалось сидеть в общем зале и в лучшем случае расписывать пульку, а в худшем молча смотреть в окно.
Виктор Николаевич: - Я вас понимаю…
Анатолий:  Нет, не понимаете. Вам ведь не приходилось днями напролет сидеть в своей комнате и как заговоренный и ждать пока выглянет солнце. Зайдет девушка в белом халате и чудной вязаной кофте и пригласит тебя на прогулку.

Дождь прибивал листья к асфальту, не позволяя больше ветру поднимать их воздух. Парк опустел. Несколько санитаров развели зазевавшихся пациентов по их корпусам, и пейзаж за окном стал совершенно уныл.
Виктор Николаевич  пристально посмотрел в окно. Два пациента закутанных в пледы, короткими перебежками  тащили куда-то копию статуи Венеры еще недавно бессменно красовавшуюся на большом мраморном пьедестале возле паркового фонтана.
Виктор Николаевич: (поднимает со стола телефонную трубку) – Так. Тамара Николаевна. У наших стариков-разбойников появились поклонники, или сообщники. Вашу любимую статую куда-то уносят два пациента с шестого корпуса, разберитесь, пожалуйста. Так вот, о чем это я? (кладет трубку и снова обращается к Анатолию).
Анатолий:  - О том, что моя выписка стала для Анжелы…
Виктор Николаевич: - Да, спровоцировала серьезное ухудшение ее состояния.
Анатолий:  - Да я понимаю, мне очень жаль… Но я не знал. Я могу что-то сделать для нее. У меня есть деньги. Я могу оплатить ей клинику в Германии или Англии. В конечном итоге я обязан и ей своим теперешнем состоянием.
Виктор Николаевич: - На самом деле (главврач замешкал и четки каким-то образом выскользнули из его рук упав на пол), я хотел бы попросить вас о небольшом одолжении. (наклоняется и поднимает с пола четки) Ради эксперимента.
Анатолий:  - Я сделаю все, что в моих силах.
Виктор Николаевич: - Я  хочу, что бы вы на некоторое время вернулись к нам, в клинику…
Анатолий:   (почти подпрыгивает на месте) –Что? Нет… нет… Сюда я не вернусь по собственному желанию даже за… Я даже не знаю какой эквивалент подобрать. Нет. Мне совершенно не к чему переживать это все опять…
Виктор Николаевич: - Анатолий, успокойтесь. Я не призываю вас ложится к нам по-настоящему. Просто вы побудите в клинике всего пару дней. Вы сможете свободно окинуть нас в любой момент. 
Анатолий:  - Нет. Это исключено. У меня работа…  У меня деловая поездка в Токио…
Виктор Николаевич: - Анатолий. Я понимаю у вас своя жизнь. У вас теперь все нормально. Взвешенно. Хорошо. Но я вижу, что если мы не предпримем что либо, то девочка просто потухнет. Как свечка. И раздуть огонь будет уже не под силу ни кому из нас. Кроме того, мне кажется вы мне кое-чем обязаны…
Анатолий:  - Я не хочу… не хочу…

(действие IX)

Поздний вечер. За столом в ординаторской спит Анжела уткнувшись носом в регистрационный журнал. На девушке поверх белого халата одет все тот же вязаный свитер и шерстяные носки. В комнате плохое освещение (горит только дежурная лампа и настольный светильник).
Раздается телефонный звонок. Девушка подскакивает со стула и машинально хватает трубку.
В телефонной трубке раздается раздраженный голос Виктора Николаевича: - Анжела Васильевна вы опять уснули на дежурстве? Я уже трижды звонил.
Анжела: (ошарашено) – Что.. я… как?
Виктор Николаевич: - Ну что ты мямлишь, в самом деле. Пожалуйста, подготовь мне папку с анализами к утреннему осмотру и зайди в третью палату
Анжела: (совершенно не понимая, что с ней происходит) – Зачем?
Виктор Николаевич: - Я б сказал зачем, но это не для твоих детских ушек. Будько нужно подготовить к курсу ЭТ, у него ухудшилось самочувствие. Если срочно не принять меры мы можем его потерять… Давай не нервируй меня, итак день сумасшедший выдался  (идут короткие гудки).
Анжела: - Как потерять? 
Девушка зачем-то хватает со стола журнал и пулей вылетает из ординаторской забыв запереть за собой дверь.
Спустя несколько мгновений в комнату на цыпочках входят Константин Петрович и Николай Павлович. На плечах у Константина Петровича накинут плед, а Николай Павлович тащит в руках увесистый черный пакет.
Константин Петрович: (шепотом) Ну вот мы и на базе. Я мечтал об этой минуте с того самого момента как попал сюда на лечение…
Николай Павлович: - Меньше пафоса, меньше. У нас не так уж много времени.
Константин Петрович: - Время мой друг, понятие относительное. Его не может быть много, мало. Его всегда ровно столько, сколько необходимо. А теперь доставайте кисти и краски и приступим.
Николай Павлович: -  (тихонько достает их пакета несколько банок с краской и малярные кисти) Знаете, чего мне стоило найти эту краску? Вы не поверите, она светится в темноте…
Константин Петрович: - Охотно поверю, на это все и рассчитано…  (Берет в руки банку с краской, кисть и направляется к стене рядом с кушеткой). Кстати, вы в курсе мой друг, что я неплохо рисую. Даже сам не знаю откуда это у меня.
Николай Павлович: -  И что же мы с вами изобразим?
Константин Петрович: - Ужас… ужас мой друг…  И да, пока я рисую, пожалуйста подкрутите замок, ну так, как мы и договаривались.



(действие X)
Палата №3. В палате, как ни в чем, ни бывало, спит Анатолий (а точнее, делает вид что спит) с головой укрывшись под одеялом. В комнате все ровно так, как было в момент его выписки. Даже горшочек с геранью, который Анжела перенесла из приемного покоя стоит на подоконнике.
Анжела отпирает дверь и влетает в палату.
Анжела: (раскрывает пациента и начинает его тормошить) – Анатолий… Анатолий, что с вами. Анатолий просыпайтесь. Бутько, я вам приказываю, просыпайтесь… Не смейте уходить от меня. Не смейте…, я вам не позволю.
По щекам девушки крупными капельками скатываются слезы. От обиды, горечи и чувства непонятного, неизвестного…
Анжела: (обнимает спящего Бутько) – Вы не смеете, не смеете меня бросать… Не бросайте меня…
Анатолий: (открывает глаза и с нежностью смотрит на девушку) – Ну и что ты так орешь, оглушишь же, мне потом еще и у ЛОРА наблюдаться.
Анжела: - Что? (Анжела: буквально отпрыгивает от неожиданности от кровати Анатолия) – Но мне сказали… что вам… тебе плохо…
Анатолий: (улыбаясь) – Да, было плохо. (Садится на кровать, запихивает ноги в больничные тапочки). Очень плохо. Но ты пришла и в моей палате снова рассвело.
Анжела: (виновато улыбается) - Но сей час ночь.
Анатолий: - Нет, день. (Встает с постели и подходит вплотную к Анжеле) Это всю мою жизнь у меня была ночь. Одна сплошная, черная ночь. И маленький лучик света, который вел меня к тебе.
Анжела: (не отрываясь, смотрит в глаза Анатолия) – Мне приснился странный сон. Что тебя выписали, а я сошла сума… от горя и обиды.
Анатолий: (обнимает девушку за плечи) – И мне приснился сон, что меня выписали, но я снова сошел сума.
Анжела:  - От чего?
Анатолий: - От одиночества.
Анатолий притягивает к себе девушку и целует в губы. Анжела буквально обвивает руками его шею стараясь, стать одним целым. Так, не разнимая рук они стоят какое-то время. Долгое, долгое время. (Это тот случай, когда мгновение превращается в вечность)
Неожиданно дверь палаты открывается, и в комнату входят Константин Петрович и Николай Павлович.
Константин Петрович: - О, я думал вы тут одни, но так даже лучше…
Анжела: (не расцепляя объятий)  - Здравствуйте Константин Петрович. И вы Николай Павлович, разве вы не должны быть в кровати в это время?
Николай Павлович: -  Конечно должны, но…
Константин Петрович: - Но у нас важная миссия…
Анатолий: (еще крепче прижимая девушку к себе) – Миссия?
Константин Петрович: - Да… Нам нужно, что бы вы нас спрятали… на несколько минут…
Анжела: - (удивленно) От кого?
Николай Павлович: - От нее..

Спустя несколько секунд раздается оглушительный женский крик. Крик ужаса, медленно перерастающий в визг необузданного возмущения. Это орет старшая сестра. В коридоре включается сирена. Слышен топот ног санитаров и беспокойны выкрики пациентов из соседних палат.
Анжела: -  (совершенно ошарашено) Что происходит? Кто это…
Николай Павлович: - (обрывает девушку на полуслове)  Нет времени…  Сейчас мы затаимся, а после вырвемся… наконец-то мы вырвемся на свободу. Охрана и санитары ринулись выручать Тамару Николаевну, до нас им не будет дела. 
Константин Петрович: - На то, чтобы вскрыть дверь у них уйдет минут пять и еще столько же, что бы привести старшую сестру в чувства…
Анжела: -  Но вам нельзя уходить,  опомнитесь…
Анатолий: (отпуская наконец девушку из своих объятий)  - Вы ведь  же не хотели уходить…  Тут о вас заботятся.
Николай Павлович: - О кроликах в клетке тоже заботятся. Но не время рассуждать, решайте вы с нами или нет?
Анатолий: (после секундной паузы) -  Мы с вами…
Анжела: - (совершенно ошарашена и не понимает что происходит) Но я не могу… Меня уволят… Меня… (немного поразмыслив) Хотя, меня итак уволят. Моя интернатура подходит к концу… места постоянного в штате нет…
Анатолий: Если что, я скажу, что взял тебя в заложники…
Анжела: (улыбается) – Меня ни кто еще не брал в заложники… 
Константин Петрович: (машет руками) – Ну… давайте быстрее,  потом все возьмут в заложники друг – друга. Нам нужно выдвигаться, мы итак выбились из графика.
Николай Павлович: - Тогда за мной, друзья мои. В царство свободы дорогу грудью проложим себе…

Все четверо выходят из палаты. Через секунду Анжела возвращается, снимает с себя шерстяную кофту и бросает ее на кровать. Потом смотрит в зал, улыбается и убегает прочь из палаты.

Несколько минут на сцене ни чего не происходит. На заднем фоне продолжается какой-то шум, возня и суета. Еще немного времени и в палату врывается Тамара Николаевна  в сопровождении четырех санитаров – мужчин крепкого телосложения. Вид у старшей сестры прямо таки не очень. Обычно безупречно сидящий халат сейчас перекручен и разорван в двух местах. На голове катастрофа… волосы, как говорится, стоят дыбом, словно Тамара Николаевна только что сунула в бытовую розетку две вязальные спицы.   

Тамара Николаевна:- (готова разорвать в клочья всех и вся) Где они?  Где она? Превратили уважаемую клинику в черт знает что… Ну доберусь я до них… художники недоделанные. Теперь доберусь… Отыскать немедленно! Они не могли далеко уйти. Выслать бригаду на поиски и позвонить в полицию. Пусть немедленно высылают наряд, на свободе психи буно-помешанные

В палату входит главврач.
Виктор Николаевич: - Отставить панику и не нужно ни куда звонить. Коля, Сережа (обращается к санитарам) успокойте  пациентов и дайте команду охране на КПП не задерживать беглецов.
Тамара Николаевна (ошарашено)-  Не поняла…?
Виктор Николаевич: - (присаживается на стул и  с довольным выражением лица заламывает руки) А я все-таки гений. Черт, долбонутый гений клинической психиатрии… Ай да я…
Один из оставшихся санитаров: -  Все вышло, как вы и говорили. Я отнес Анжелу, усадил за стол. Снотворное действовало ровно столько сколько нужно… Только эти два критина, нам чуть все не испортили…  Да и не предполагалось, что Анжела Васильевна надумает куда-то бежать… и этот, как его – бизнесмен, так его вообще тут не держали.
Виктор Николаевич: - Это даже хорошо…Все вышло как надо.  А за стариков не волнуйтесь, вернуться ни куда не денутся. Отсюда люди уходят, только захотев, решившись. А им такое не под силу увы.
Тамара Николаевна: - (раздраженно) Ты больной «сукин сын».  Тебе самому лечится нужно. Она же поймет, что  ее обманули.
Виктор Николаевич: - Это уже не важно. Теперь у Анжелы появился смысл и желание жить, а значит возвращаться сюда, она не захочет.

(действие X)
Беседка во дворе небольшого загородного дома. Всюду разбросаны пожелтевшие листья, сорванные с кустарников и деревьев. В беседке на креслах-качалках сидят напротив друг друга Константин Петрович и Николай Павлович.  Оба закутаны в дорогие кашемировые пледы с разноцветными рисунками. Посередине беседки стоит стол, на столе стоит корзина с фруктами и шоколадом. Слева от беседки Анатолий жарит на мангале мясо.
Николай Павлович: - Вам не кажется мой дорогой друг, что нам пора бы уже вернуться назад? Все-таки неделя прошла…
Константин Петрович: -  И заметьте, без единого приступа, ну если не считать ваш вчерашний приступ занудства…
Николай Павлович: - Если не считать ваш вчерашний приступ мошенничества во время игры в покер…
Константин Петрович: -  (поправляя плед) Ну вот опять вы за свое. Ну да ладно. Я вас прощаю. У меня отличное настроение, я хочу есть и петь.
Николай Павлович: - Опять… Если вы начнете петь, я точно сбегу обратно в клинику. Кстати, мне кажется (кивает в сторону Анатолия) мы итак уже злоупотребили гостеприимством нашего молодого друга.
Анатолий: (услышав разговор) – Нет, нет друзья мои. Вы можете оставаться здесь столько сколько захотите.   

Анатолий снимает с мангала кусочки мяса и аккуратно перекладывает их на поднос. Из дома во двор выходит Анжела. Одета она в просторные брюки, футболку и вязанную длинную белую кофту  Эта кофта совершенно не похожа на ее старый шерстяной наряд, она легкая воздушная и очень элегантно смотрится на девушке.
Анжела: - (потягивается словно кошечка) Боже мой какой удивительный запах. Я такая голодная, что пожалуй съела бы слона…
Анатолий:  (подходит ближе к девушке, тихонько обнимает и целует) Ну, слона я тебе не обещаю. Константин Петрович очень отрицательно относится к слонятине, но отличный бифштекс гарантирую. Принеси пожалуйста зелень она в холодильнике и вино «Шато Руш» я привез эту бутылку из Бельгии, берег для особого случая.
Николай Павлович: - У нас сегодня особый случай?
Анжела: (уходя в дом) – Да, но об этом потом…

Спустя минуту Анжела возвращается с тарелкой полной зелени, бутылкой и четырьмя бокалами. Все усаживаются за стол. Анатолий откупоривает бутылку и разливает содержимое по бокалам.
Анатолий:  - Друзья, я хочу поднять этот тост за нас. За вас Константин Петрович, за вас Николай Павлович, за тебя милый мой человек (смотрит на девушку) и за себя.
Константин Петрович: (поднимая бокал) За четверых психов…
Анатолий:  -Нет… За четверых замечательных людей которым удалось рассмотреть этот мир под другим углом. Не каждому нормальному везет так как нам с вами. Мы научились чувствовать, очень тонко чувствовать этот мир… Смотреть не сквозь призму мнимой нормальности. Видеть реальность глазами которые не застилает пелена.
Николай Павлович: - Видеть иное. Слышать то о чем обычные люди даже не догадываются…
Константин Петрович: - Ну, я так в принципе и сказал. За четверых психов.
Анжела: - За психов...

Все четверо звонко ударяют бокалами о бокалы и выпивают.
Анатолий:  - И еще (Анатолий остался стоять, когда все выпили и расселись на стулья). Хочу объявить, что я и Анжела Васильевна завтра улетаем в Париж.
Николай Павлович: - Поздравляем… Я вижу вы нашли общий язык.
Константин Петрович: - Я же говорил, если не понимаете причины, ищите женщину…
Анжела: (подходит к Анатолию и обхватывая его двумя руками буквально виснет на его шее) – А если я снова слечу с катушек? Ведь у меня диагноз…
Анатолий:  -(обхватывает девушку за талию и отрывает от земли) Так и у меня диагноз… В Париже тоже есть замечательные клиники, будем лечится вместе… Ты выйдешь за меня замуж и нам пропишут совместный курс электро-сударожной терапии.
Анжела: -  (шутливо) Вот ты глупый.
Анатолий:  - Я не глупый, я счастливый…
Анжела: -  Это одно и тоже. 

Неожиданно Анатолий запрыгивает на стол и начинает неистово махать руками…
Анатолий:  - Эгэгей… Эгэгей… Смотрите птицы… Вон там (показывает рукой в небо). Свободные птицы… Мы тоже свободные птицы  (Кричит, набрав полную грудь воздуха) МЫ ПТИЦЫ Мы  смотрим на всех с высоты птичьего полета и ни о чем больше не думаем… Полетели со мной, полетели, вместе (протягивает руку девушке).
Анжела: -  Я знаю, мы не разобьемся. Ни за что не разобьемся.
Девушка забирается на стол к Анатолию и тоже начинает неистово махать руками подобно птице стремящейся оторваться от земли…
Тут же со своих мест подскакивают старики  и размахивая руками принимаются бегать вокруг стола.
Анатолий: (кричит) ПТИЦЫ… ПТИЦЫ…. Мы свободные ПТИЦЫ!

ЗАНАВЕС! 
 


Рецензии