Блюз корявой луны. Рустам Тодошев

          О-о-о, нет! Я обыскал все карманы, но «пятака» не нашел. На ладонь высыпались лишь три рубля, но здоровенного пятака нигде не было. Черт! Идти пешком от жилмассива до Старого Музея? Черт! Черт! Черт!

          Утро. Немного прохладно, но это ничего. Скоро это огромное солнце начнет не только светить, но и греть, и примерно через минут пятнадцать станет вполне даже ничего. А пока оно просто светило мне в лоб и лишь обещало опять устроить днем пекло.
          Ну ладно, сигарету в рот и – вперед. Что ж, устроим экскурсию по родному городу. А это что за бомжиха там впереди? Оба! «Бомжа» достала сотовый, «щелкнула» церквушку, сунула «сотик» в обвисший рюкзак, и, накинув его на худенькие плечики в черной рубашке, подхватив «спальник» в чехле и еще один какой-то предмет в черном футляре, несколько странной походкой отправилась дальше. Что-то тут не так. Куртка, завязанная спереди на талии, и широченные мужские штаны сзади придавали ей вид настоящей бродяжки, а пшеничный хвостик волос вовсю мотался из стороны в сторону. Ага! Да ты приезжая!
         За мостом через Каясик я ее обогнал. Вот те на! Да ей никак не больше двадцати трех! Туристка.

- Составить компанию?

Она какими-то странными глазами посмотрела сквозь меня и пошагала дальше.

- Девушка, вам докуда? Мне на Музей, и я готов выполнить роль носильщика. -
Я протянул руку к ее черному футляру.

         Она отстранилась, брызнула на меня своими серыми, как асфальт, глазами и, покачивая пшеничным хвостиком, перешла на другую сторону улицы.
А она ничего! Курносый носик, тонкие, какие-то бесцветные губы, коричневые тени под глазами и неестественно белый цвет кожи ее лица поначалу шокировал, но ее прямой и высокий лоб интеллектуалки очаровывал. Я остановился и невольно залюбовался ее классическим профилем московской студентки. А вот, фигушки! Я тоже перешел на другую сторону, догнал ее, чуть ли не силой отобрал ее «спальник» и пристроился рядом. Она смирилась.

- Далеко?

Она опять посмотрела сквозь меня, облизнула язычком свои пересохшие губы и почти выдохнула:

- Вокзал…

- Да это близко! А ты откуда?

          Она почти не разговаривала. Болтал я. Давно замечено, что больше говорит тот, кто чувствует себя не в своей тарелке. Ну, не бывает таких туристок! Бывают крепкие, жизнерадостные девушки, кровь с молоком, с приличными формами и обвешанные всяческими причиндалами от фотоаппарата до солнцезащитных очков. А эта – ее, казалось, качало от усталости, лямки ее обвислого рюкзачка вдавливались в ее крохотные выпуклости на груди, и даже эта темная куртка на поясе не имела ничего общего с красочными куртками и штормовками настоящих туристов.

         Мы познакомились. Итак, подведем общий итог: Шарлотта, питерская, добирается в Турачак. Но почему она не села в маршрутный автобус? На все мои вопросы она отвечала односложно и только один раз задала мне вопрос.
Она остановилась и тоненькой рукой с фенечками, вытерев крупные капли пота на лбу, бесцветными глазами уставилась мне прямо в переносицу.

- Кислота есть?

- Серная? Или соляная?

- Н-нет.

Она пошагала дальше. Странная какая-то.
Она опоздала на автобус. Мы сидели на автовокзале, и я объяснял ей, как можно добраться до Турочака попутками. Шарлотта достала из нагрудного кармана пачку «Мальборо» и, щелкнув зажигалкой, вкусно затянулась этой американской дрянью.

- Значит так, садишься на стопятый, прешь до упора и…

Она подняла на меня глаза, оторвав их от какой-то только ей видимой точки на асфальте перед собой.

- Ты далеко живешь? Я переночую у тебя.

- А-а…

- Ну, веди. – На этот раз она мне доверила нести не только «спальник», но и свой рюкзачок.

         Вот так мы оказались у меня дома.
Съев яичницу из трех яиц, она как-то красиво, калачиком устроилась на диване и мгновенно уснула.
         Какое-то время я, закурив сигарету, любовался спящей девушкой, затем, написав ей записку и оставив рядом на столике ключи от квартиры, ушел по своим делам.
Вернулся поздно вечером. Шарлота была не одна, а в компании с бутылкой вермута, со своей «мальбориной», поджав под себя ноги, сидела на полу возле журнального столика и смотрела местную телепередачу на втором канале.

- Я там приготовила. Поешь…

Судя по тому, как она тянула слова, вермут пошел ей явно на пользу. Так и есть: в бутылке оставалось едва пятая часть. Так. Под столиком стояла еще одна пустая бутылка. Круто!
Ба! Эти котлетки очень даже ничего!

- А что там у тебя в футляре?

Я котлетой закусил полстакана вермута.
Она молча встала и, два раза качнувшись, достала из футляра… саксофон!

- Ух, ты! Дай потрогать!

Она нехотя передала саксофон мне, но при этом ни на секунду не сводя с него глаз. Я молча вертел в руках этот загадочный инструмент и хотел было поднести его к своим губам, чтобы дунуть, но тут Шарлота каким-то кошачьим движением отобрала его у меня и засунула в футляр обратно. Затем она встала, подошла к окну и отдернула занавеску. На небе сияла большая желтая луна.

- Знаешь что, пошли, прогуляемся.

- Легко!

Я доел котлету и, отодвинув тарелку, стал собираться.
Шарлота стояла у двери и, держа в руках черный футляр, следила за моими перемещениями по квартире.

         Гремя двумя бутылками в пакете, мы забрались на первый пригорок Тугаи. Внизу россыпью бриллиантов сиял ночной город, а сверху огромным надкусанным блином светила луна. Ночной город почему-то шумел и сверкал вполне по настоящему.

- Корявая какая-то…

- Кто? – я подкинул в костер пару веточек.

- Луна… - Шарлота опрокинула в себя полстакана портвейна. - Неделю назад она была нормальная.

         Пламя маленького костерка освещало кроны жидкого соснового лесочка, нехитрую закуску и нас – полупьяную пару, неизвестно зачем ночью забравшуюся на гору.

- Знаешь что, я сыграю Блюз Корявой Луны! Посвящаю тебе и твоему милому городку, Руст!

Она открыла футляр, отошла на пять шагов и поднесла саксофон ко рту. Сакс фыркнул пару раз, и тут началось такое! Фа-а-а, фа, фа-а-а-ва! Бу-бу, бум… Она играла блюз! Мне не так часто приходилось слушать джаз, тем более живьем, и поэтому я, открыв рот, во все глаза рассматривал стройненькую фигурку Шарлотты на фоне ночного города, на фоне стареющей луны, на фоне блюза! Музыка лилась отовсюду. Казалось, блюз слышат во всем городе, на всех горах и во всех урочищах. Звучало все: луна, далекие и неясные силуэты гор, огни реклам, дрожащие в свете костра сосны и упавшая бутылка портвейна, которая в такт музыки толчками выплескивала на траву своё содержимое. Шарлотта! Я люблю тебя! Люблю джаз и твой саксофон! Не останавливайся!
Мы провели чудные два дня и две ночи.

          Динамик вокзала объявил начало посадки на автобус. Я стоял на платформе и прощался с Шарлоттой. Навсегда. Я знал, что мы больше никогда не увидимся. Она это тоже понимала. Подарив мне напоследок улыбку, она исчезла в недрах автобуса, который как-то слишком быстро отъехал и исчез из виду. Все. Я просто не знал, куда девать руки и, стоя на перроне, зачем-то стал обыскивать карманы. Оп-па, вот он, пятак! Тот пятак, который познакомил меня с Шарлоттой. Если бы я тогда его нашел…

          И тут вдруг зазвучал блюз! Фа-а-а-ам, фа-ва-а, фам! – звучало в ушах – фа-а-а, фа-ва-а-а-а-фам, вам! Бу, бу-бу-бу, бум – глухо вторил контрабас, и на смену ему вновь звучал саксофон. Я шел по городу и слушал этот блюз. Мой Блюз Корявой Луны, который я больше никогда не услышу. Фа-а-а, фа, ва, фам!         
                Прощай, Шарлотта! Я тебя никогда не забуду.

Дек. 2006.