Заговорившая совесть. Глава 34. Мейлах в октябре

               
                Не бывает, такой совершённой гадости,
                которую,нельзя было бы оправдать.
               
Цепь неудач навела Мейлаха на мысль, что он, пожалуй, ведёт греховную жизнь и поэтому, Бог его наказывает. Как же договориться с ним или, вернее, что нужно сделать, чтобы искупить вину? А, собственно, какая у него вина?

Изменил одной из основных заповедей - заглядывал к Доре? С кем не бывает! Хотел сделать карьеру? Этого каждый хочет. Насчёт беременности Рахили? – пусть сама ворон не ловит! Обидел Вову? – так не хотел же, виновата Рахиль!
 
Мейлах стал перебирать все свои действия и поступки, но ничего такого, наказуемого, в своём поведении не нашёл. Наверное, Бог его с кем-то перепутал!

 Кто же на него так смахивает? Пожалуй, вот этот! «Точно, этот! – осенила его мысль, -  Как же я раньше этого ни заметил?»
С портрета на стене с улыбкой во всю физиономию и вознесённым над головой кулаком, приподнятым на всю длину руки, на Мейлаха глядел   Никита Сергеевич!

«Ну и угораздило меня уродиться похожим на это чучело!» – подумал Мейлах и взялся за голову. Тяжёлый случай, здесь малыми потерями не обойдёшься…

Решение приходит сразу: для избавления от прегрешений, нужно разделить полученные от сестры деньги на две равные части и отнести одну раввину, другую в местную еврейскую общину. Раввин объяснит Богу за меня, а в общине подтвердят, если потребуется, что я к этому кукурузнику не имею никакого отношения, а непосредственно, за мои грехи, пусть взыскивает, но лучше, пусть возьмёт деньгами.

Мейлах решительно засунул руку под половицу и, нащупав заветный свёрток, вытащил его из хранилища. Рыхлость пакета его насторожила, а когда  шевельнул его, то на колени Мейлаха посыпалось, как конфетти, огрызки денежных знаков, похоже, изъеденных мышами и крысами.

 Хозяину денежных купюр стало плохо. Он упал на диван и потерял сознание. Очнувшись, Мейлах увидел какие-то неясно проявляющиеся в его глазах лица, громко разговаривающие и суетящиеся вокруг него.

- Ой! Мейлаху плохо, Мейлаху плохо! – слышал он голос Рахили и примерно такие же тревожные слова повторялись голосом Доры.
- Ой! Мейлах умирает, Мейлах умирает, помогите иму, – причитала Рахиль.
- Не умирай, у нас ищё много работы всякой! Люди! Нужно вызвать скорую! Бистрее вызывайте, а то пропадёт Мейлах!

Скорая помощь прибыла незамедлительно. Доктор пощупал пульс, похлопал по щеке - больной забормотал, что-то невнятное. Подготовили укол. Рахиль, привычным движением стянула с Мейлаха штаны. Пухлая булка больного от укола не дрогнула. Все умолкли в ожидании действия лекарства.

- Доктор, а зачем вы делаете укол в эту часть? Чтобы работала голова? А нельзя сделать укол поближе к голове, чтобы лекарство быстрее дошло куда нужно, а то ещё ни найдёт дорогу? Вы сами ни можите сообразить такое? Обязательно я вас должна учить, чтобы вы не испортили Мейлаха. Безобразие!

К Мейлаху стало возвращаться сознание, но услышав голос Рахили, он опять впал в кому и выходить из неё боялся. Через прищуренный глаз он наблюдал за поведением присутствующих.

Доктор расспрашивал, что предшествовало приступу.
- Что, что! Да, ни что! Гаварил, что иму плохо, да и всё! А каму сичас хорошо? Сичас всем плохо!  - затарахтела Рахиль - Видити ли, иму плохо. Обращайте на ниго внимание. Если бы иму было хуже всех, то обратили бы.

 Это многим нравится, когда каму-то хуже всех, а так – просто плохо… Смешно сказать! Как будто нам, - просто хорошо!
- А как у него с давлением?

- Знаите, доктор, хорошо у ниго с давлением. На днях – с друзьями так давил! Челюсть видавил, что иму эта вертихвостка вставила! – Рахиль указала на Дору, -  А сигодня, ночью  миня давил, нинасытный! В девках, надо было давить, а типерь - надоело уже…

- Мейлах! Кончай умирать! Возьми свои керенки и иди в свою комнату считать убытки, дебеты с кредитами всякие! Нечего умирающего лебедя изображать! – завершила мысль Рахиль и бросила возле его носа погрызенные купюры.

- Требуется госпитализация. У него серьёзные проблемы со здоровьем, - заявил доктор и послал за носилками. Осознав серьёзность положения, Рахиль Менделевна не на шутку разволновалась:

- Прости Мейлах! Я думала, ты притворяешься, как все, перед докторами, а ты взаправду собрался отдать богу душу! Как же я буду биз тибя? Кто нам будит варить такой наваристый суп, кто нам будит заваривать ароматный чай, кто нам приготовит фаршированную рыбу? Это – полнейший объедон, кто пробовал!

 И ты хатишь помереть добровальной смертью, чтобы только насолить своей жене? Дора, скажи, что так делать ни хорошо. Он тибя послушает! Папраси, чтобы хоть рицепты приготовления блюд рассказал, а то помрёт и толку никакого от того, что он жил!

- Гавари, Мейлах, я запишу! Бистренько гавари, а то носилки уже несут!
Мейлах, собрав последние силы, которые ещё остались от счастливой семейной жизни, на последний путь, из себя выдавил:
- Евреи! Не жалейте, для супа хорошего мяса, в чай насыпайте побольше заварки, в фаршированную рыбу, – чёрного перца!

И ещё – храните деньги в сберегательной кассе или в мечтах, а женитесь – только на еврейках, потому что с ними весело, они даже умереть спокойно ни дадут!

Рахили Менделевне понравились справедливые слова мужа. Она, вцепившись руками в носилки, чуть не легла в них рядом с Мейлахом, чтобы не расставаться с ним.

- И куда вы иго повезёте? В полуклинику? Или ещё куда? К какому врачу? – интересовалась обеспокоенная Рахиль, а потом стала давать советы:
- Вы иго везите только к доктору Мензелю. Он самый лучший доктор нашего района и всего государства. Это я вам точно гаварю.

 Ви помните, когда прараб Писин продал в Одессу два вагона цемента одному хорошему человеку на строительство дачи? Вспомнили! Так вот, нихарошие дяди в сапогах с пистолями на боку забрали Писина и хатели крепко посадить. Так все от ниго отвернулись бесстыжим образом, а Мензель, ни отвернулся!

 Он же психиатор – неврипатолог харошей пробы, ни растирялся. Забрал для обследования бедного Писина в своё отделение и начал спасать от этих, каторых я уже называла. Они же придирались.

Ну, что он такого сделал? Подумаешь, два вагона цемента продал, а что он за это взял?  Два чемоданчика денег. Всего-то! Хватает в стране цемента, нечего было шум поднимать!

- Ой, пока ни уносите, я сичас доскажу! – попросила Рахиль и продолжала:
- Устроил доктор прораба  в отдельную палату, и лечит. Приходит следователь, а  Мензель иго не пускает. Говорит, что к такому больному следователь противопоказан. А Писин слышит этот разговор и тоже начинает действовать с той стороны двери:

« У- у –у – у» … Воет Писин, как волк на волчицу, когда она в плохом настроении, и от ниго хвостом отмахивается. Потом подбежит к тумбочке, задерёт ногу до пояса и пирскает на самую тумбочку. Затем пошваркает тапками, потопает по лужице и гавкает ничеловеческим голосом, чтобы в тюрьму ни посадили.

 Мензель подведёт следователя к двери и показывает иму эту жертву правосудия, объясняя:
- Зачем вам этот бедный Писин? Видите, как он страдает? Он же никуда ни вменяемый человек!

Отпустите иго домой, к жене, к детям, а то он нам всю палату затопит. Что вы с ниго возьмёте – только баночки и коробочки с анализами. Денег у ниго всё равно ни найдёте. Он их спрятал куда-то и сам ни помнит. И вообще – два чемодана, это ни деньги! Это слёзы бедного Писина!

Доктор заслушался рассказом. Он приостановил транспортировку носилок, чтобы дослушать окончание истории. Рахиль продолжала:
- Я долго ни буду Вам мучить эту историю и сразу успокою. Всё завершилось хорошо.

 Писину присвоили звание «инвалид высшей категории», дали красные корочки и атправили на курорт «Красные камни», в Ессинтуки. В санаторий для членов из Правительства, потому что цемент достался  одному большому члену!

Писин поправил своё здоровье, вернулся домой из курорта, даже любовницу ни повёз с собой, чтобы ни огорчать жену. Типерь живёт припеваючи:  на работу ни надо, на субботники – и подавно!

 Цемент списали на сельское строительство, за которое начальнику дали орден. Дома развалились, потому, как песок был плохой и без цемента ни хотел схватывать кирпичи, они рассыпались, но тоже ни пропали. Их растащили простые люди по своим дворам - для дома, для семьи!  Вот, что значит хороший врач! Везите Мейлаха к нему.

- Мейлах, кончай умирать, сичас поедешь к  лучшему врачу нашего города и района!
Пока Рахиль подробно делилась с доктором своими сведениями, кто-то сообщил в милицию, что по улице Четвёртой Трудовой нашли труп человека, погибшего при странных обстоятельствах. Труп лежит на носилках, и никто не знает, что с ним делать.

Мейлах, лежал на носилках, но он был жив и с интересом слушал историю про прораба Писина. В это время с сигналом сирены прилетела милицейская машина.
- Где здесь труп человека, погибшего при странных обстоятельствах? – спросил офицер милиции и подошёл к носилкам.

- Какие сраные обстоятельства? Эти обстоятельства с туалетом мы уже давно пережили. Нет здесь никакого трупа. Перед вами Мейлах, каторому выпало счастье увидеть вас с заботой к ниму. Он жив, надеюсь, вас переживёт!

 Всё в порядке, можите служить  дальше, до пенсии или ещё лучше – до генеральских званий! Вы свободны! – сказала Рахиль милиционеру. Милиционеру пожелания понравились, «Эти бы слова, да богу в канцелярию» или нашему министру в уши - с благодарностью подумал он  и в хороших мечтах растаял среди толпы.

Мейлаха увезли  на карете скорой помощи, оставив Рахиль как ненужный балласт в сухогрузе.