Полночь

Полночь.

Спит станица… Раскинулись над ней серебряные нити Млечного Пути, полночные созвездия мигают теплыми огоньками в ночном небе. Изредка оставит на тёмном звёздном ковре огненную черту  яркий метеорит или неведомый спутник пролетит в вышине и исчезнет за далёким горизонтом.
Спит станица… Лениво тявкают дворовые псы, голосисто заливается петушиный хор, да галантные лягушачьи кавалеры призывно выкликают на свидание своих зелёных бородавчатых подруг.
Только в одном доме светится одиноко небольшое окошко.
Не спится только Ивану Петровичу Перфильеву, любит он почаёвничать поздним вечером, когда уснут жена и дочка,  в доме тихо, только мерный ход старых часов-ходиков  нарушает тишину. Вот утром ему тяжко вставать, потому заводит он будильник за час до того времени, когда нужно вставать. Лежит, нежится на мягком матрасе, под тёплым одеялом. Потягивается сладко, переворачивается с боку на бок. Слегка смежит  веки,  провалится  в объятия благодатной дрёмы и плывёт он по тягучим  волнам полусна, укутанный  покрывалами утренней неги.
Иван Петрович пить чай любил по-старинному, вприкуску. Держит в одной руке плоскую пиалу, с  янтарным чаем, с добавлением свежих, слегка увядших, мелко порезанных листочков чёрной смородины.  Вдохнёт ароматный, терпкий запах смородинного листа, отхлебнёт маленький глоток.  Потом макнёт кубик сахара рафинада, посмотрит, как тает сахар, и положит этот кусочек в рот, ощущая, как он рассыпается на языке на мелкие крупинки.
В хате, напротив, на мгновение вспыхнул свет и погас.
« Что это баламуту не спится?» - не любил он соседа своего, Алексея Попова. Пьяница и лентяй, он и свой дом держал не в порядке. Весь в папашу своего. Мать только с руганью и могла загнать его на огород, картошку копать, или пропалывать бурьян. Всё норовил с дома сбежать от трудов, привычных с детства каждому сельскому пареньку, да поганил на чужих огородах, то курицу украдёт, то сад яблоневый обнесёт. Так может быть и сел, да мать была сестрой участкового, покрывал он племянника беспутного, да и мать, старалась вернуть, всё, что сынок стащит.
Денег Иван Петрович соседу ни когда не занимал. Знал, что на водку тот потратит, да отдавать  долг Алексей не спешил, а Иван Петрович не любил, когда так поступали. Сам старался не брать взаймы, но и жлобом не был, когда другим надо помочь деньгами  не отказывал, если знал, что на дело нужны средства. Да и если затягивали с долгом, не терзал должника постоянными просьбами, ну, отдашь, когда сможешь.
Любил он, что бы в доме и во дворе его было всё ладно, да складно. Каждая вещь лежала бы на своём месте. Старался всё сделать или починить своими руками, а больше всего нравилось ему работать с деревом. Потому и дом был его заметным в округе, ставни  резные, наличники в хитрых завитушках, стены дома и забор узорами разноцветными украшены.
Кроме его страсти мастерить, было у него и другое увлечение – читать любил. Книг у него было много.
Дочка пыталась отца приучить к  компьютеру, только не пришёлся он ему по душе. Железяка, она и есть железяка, нет у неё души, как у книги, потому  и считал он компьютер бесполезной игрушкой.
Сын сейчас служил, да не где-нибудь, а в Кремле, президентском полку, чем отец очень гордился, хотя виду старался  не показывать.
 На работе его  уважительно называли – Ходячая Библиотека.
 Во многих спорах, побеждал он  спорщиков, знанием многих историй, событий. Потому, спорившие с ним люди говорили, ишь, ты, мол, умный шибко. Это   раздражало его: «Значит, говоришь умный? А, что проще дураком быть? Вот ты, сначала  узнай, что да как было или есть,  потом высказывай,  а то несёте околесицу».
 Вот чего он очень не любил, когда  запланирует, что сделать, а мелочь, какая то, вдруг да изменит его планы. Ходил он в такие дни злой, бурчал.
Опять зажёгся и потух свет в соседней хате.
«Чего это он не спит, шалопут? В папашу своего уродился, пропащего», - Иван Петрович поставил чашку на стол и отрицательно покачал головой, - « Ну, почему тогда, Валька  Жуков,  папаша его вместе с родителем Лешки Попова  на пару не просыхали от попойки. А он не таким вырос?  А Валентин, ты ж посмотри, и в школе отличником был, да и матери первый помощник. Сейчас в городе живёт, выучился, начальник какой - то стал. А в чём же   разница?», Иван Петрович  поставил пиалу на стол, подпёр рукой подбородок и задумался.
«Вот  получается, вроде мы  люди одинаковые, с руками, ногами, головой, а все разные. Что, нас, то различает? Правильно – душа у всех разная. Кто от рождения, смотришь, и сердце радуется, до чего же человек пригожий. И не столько лицом или статью, а именно душой. Другой вроде человек тёмный, а найдёшь к нему ключик, и вырвется душа, словно из темницы, на свет и расцветёт, как цветок весною.
А с третьим человеком, сколько не бейся, без толку, только сам себя измучаешь, а не станет он лучше.
А потому, что любит человек сам себя и живёт исключительно для себя. И нет у него радости от того, что другим хорошо. Это злобу у него вызывает и стремится он такого человека со свету сжить, подлостей ему наделать. А если станет он чуть выше, так гордыня им овладеет, и остальные ему ничтожными людишками покажутся. Зато перед  вышестоящими начальниками он гнуться, и трусить будет, как бы они его тёплого места не лишили. Не зря говорят, душу дьяволу продал. Только дьявол этот не с рогами и копытами, а его гордыня и презрение к тем, кто как ему кажется ниже его.
И что люди про тебя скажут? Покажется ему, что люди его уважают, но это уважение фальшивое. Потому как случись беда, и ни кто ему на помощь не придёт, сторониться будут словно чумного.
Получается, что живём мы как на худом мостике перекинутым через пропасть, неверный шаг и упал. Кто сможет, тот выберется и пойдёт дальше. Иной так там   останется, по той причине, что ему и так сойдёт. Человек делает то, что ему нравится.
От этих размышлений у Ивана Петровича разболелась голова. Он потянулся, глянул на часы: «Бог ты мой! Уже половина второго. Спать пора, что - то засиделся я, а с утра дел много».
Иван Петрович поднялся, всполоснул чашку, поставил её на полку, пошёл в спальню. Через пол часа он уже спал крепким сном.