Плач Ярославны

 Плечистый тяжеловоз породы «СуперМАЗ», запряженный в крытую брезентом повозку перекрывал полквартала и фырчал у обочины, словно разгоряченный мерин. Хозяин, дальнобойщик по фамилии Клоп, зевал за баранкой, засеивая окурками мостовую внизу. На этот коммерческий марш-бросок он был зафрахтован в Управлении Транспортных Перевозок. Он проторчал там неделю, но мы оказались первыми, кто предложил ему попутный груз на более-менее подходящих условиях. И вот под брезентом томятся в испепеляющей духоте июля девять тонн груши, аванс греет его алчную душу. В общем, все шло пока, как он любил поговаривать, чики-чики.
—Пацаны, — лишь покрикивал он временами, выбрасывая за борт жилистую клешню, закованную в позолоченный браслет с часами «Сейко». — Не спите, в натуре. Время — деньги!
—Ну, все, — заключил Сеня, — торжественное прощание объявляю закрытым. Участников экспедиции прошу проверить патроны и выходить строиться!
Все поднялись с лавочки. Супруга командующего нервно одернула свой короткий домашний халатик, припорошенный блинной мукой, и смахнула слезу.
—Саша, — обратилась она ко мне, — присмотрите за ним! Вы с ним, конечно, два сапога. Что удивительно, оба левые, но ваш сапог все-таки без заплат и не гармошкой, как у шалопутного босяка. Не знаю, почему среди вас директор именно мой Сеня. Дружба дружбой, но даже любовь не лучший советчик. Я с ним промыкалась десять лет. Я уложила на него свои лучшие годы. Я родила ему дочь, — вы видели, Саша, какая она красавица. Но что мне с того? Вы посмотрите сюда. Вы видите: эти морщины в глазах, вот этот драный столетний халат, насквозь пропитанный корвалолом, который я хлещу, как горилку. Он постоянно куда-то шастает. Ладно бы, как добрые люди. Но ведь он постоянно возвращается назад без штанов, хотя каждый раз обещает вернуться Рокфеллером!
Закончив эту пространную речь, полную грусти и пафоса, она подступила к супругу.
 —Всеволод, — мягко спросила она, — скажи мне открыто, как перед Образами. Я самая страдающая во всех твоих приключениях сторона. Скажи, ты хорошо все обдумал? Сможет, нам лучше сразу же, прямо сейчас, подать на развод, чтобы потом не конфисковали последнее?
Ее привлекательное, в общем, лицо было подернуто паутиной глубокой печали. Она хотела добавить что-то еще, но в этот момент с обочины снова послышался знакомый окрик:
—Пацаны! Ну, че вы, в натуре? Мы катим,  наконец, или как?
И, не дослушав, директор скомандовал:
—Катим!
—Когда ж все это кончится! — она всплеснула руками.
И отвернулась с досадой. И побрела восвояси, в воняющий щами подъезд.
И, паки тот князь, осевший в земле половецкой, он крикнул ей вслед:
—Жди со шитом!
И взревели моторы. И она еще горше заплакала, как та далекая Ярославна. И вскрикнула вдруг, опомнившись:
—Мальчики!
И подбежала к нам:
—Давайте хоть расстанемся по-человечески!
И мы трижды сплюнули влево. И постучали по дымившемуся на солнцепеке каштану.
—Ну, все, — удовлетворенно вздохнула она, перекрестив нас. — С Богом!

                1980