Глава 2 Пробужденье

Глава 2: Пробужденье.

Нередко мы принимаем случайность за судьбу, но куда чаще – судьбу за случайность.
«Мудрость Земли», автор не известен.

- Просыпайся, давай, вставай… - чьи-то настойчивые руки трясли его за плечи, норовя вырвать из объятий сна, нарушить это замечательное состояние покоя и… «Да какого, во имя всех Демонов Бездны?..»
- Пошел вон, урод, осмоленный долбачь, сволочь… - Дориан Красс Александер вяло отмахнулся и перевернулся на другой бок. Ночь нынче выдалась тяжелая и он не намеривался за просто так расставаться со сном из-за какого-то недоумка, непонятно с чего решившего побеспокоить уставшего человека…
Влад Александер, двоюродный брат Красса оставил безуспешные попытки растолкать кузена. Оглядевшись, он заприметил на прикроватной тумбочке ополовиненный кувшин с мутноватой, давно не менянной водой. Нехорошо усмехнувшись, Влад поднял кувшин, отступив на пару шагов от постели он размахнулся и выплеснул его содержимое, на непокорную голову старшего братца попутно взревев во всю мощь глотки:
- Подъем!!!
Ошеломленный Дориан вскочил на ноги, бешено вращая глазами и отплевываясь, - будучи не в силах поверить, что кто-то решился на такой кощунственный поступок как обливание его персоны, вдобавок еще и не до конца проснувшейся - он разразился тирадой отборнейших ругательств. Наконец, взгляд молодого человека слегка сфокусировался, руки перестали дрожать и он разглядел скалящуюся рожу…
- У-у-у-блюдок! - яростно взревев, хотя правильнее было бы сказать – глухо, из-за мучительной жажды заставлявшей ощущать собственную глотку, подобием высохшего колодца к тому же наполненного песком, прохрипев – поприветствовал брата Дориан.
- И тебя, с добрым, светлым и радостным утром, - ехидно осклабился Влад. – Не правда ли, денёк просто чудесный?
Полные губы младшего Александера растянулись ещё шире, обнажив два ряда безукоризненно белых и правильных зубов, в голубых глазах заплясали чёртики. Он театрально раскинул руки и мгновенно сформированным плетением раздвинул тяжелые, тёмно-коричневые портьеры, защищавших комнату от солнечных лучей с упорством стражей стерегущих Патриаршую Ризницу.
- Сволочь, - вяло пробормотал Дориан, поспешно вскинув руки в попытке защитить припухшие и слезящиеся глаза от наглого и бесцеремонного вторжения света. Получалось не очень хорошо: треклятые солнечные лучи находили трещины в выстроенной обороне и с остервенением порождений набрасывались на измученного юношу норовя забраться прямо в глаза и сжечь их. – Негодяй, тварь, подлый, никчемный ополоумевший…
Влад хихикнул, почти как ребёнок – что очень не вязалось с его массивной и атлетической фигурой, и вдруг, совершенно неожиданно, снова проорал басом сержанта на плацу:
- Подъём!
- Ах ты, гад! – от неожиданности Дориан широко распахнул глаза, чем тут же не преминул воспользоваться подлый свет, но несчастный парень уже не обращал на него внимание – вопль брат, больно ударивший по барабанным перепонкам, доставлял на данный момент куда больше беспокойства. – Убью!
Дориан Красс Александер с целеустремленностью пьяницы почуявшего вожделенный аромат алкоголя, засеменил в сторону Влада. Ноги ещё плохо слушались, оттого шагать нормально не получалось, руки вновь начали дрожать и непроизвольно сжиматься – точно уже ощущали податливое горло мерзкого мучителя; в глазах засветились человеконенавистнические огоньки. Наверное, сумей Красс добраться до брата, тому пришлось бы совсем не легко но, к счастью для младшего Александера, на пути мстителя встала непреодолимая преграда в виде обычного прикроватного столика. Не заметивший препятствия Дориан с разбегу налетел на него, запнулся, перевернул стол и, не сумев сохранить равновесия, шлёпнулся на пол под аккомпанемент дикого хохота Влада.
Не обращая внимания на глумливый смех изувера, по недоразумению являющегося его братцем, Дориан поднялся на четвереньки, справедливо решив, что в его нынешнем состоянии четыре точки опоры лучше, чем две и решительно двинулся вперед, вознамерившись любой ценой добраться до мучителя и отплатить ему за всё сполна. Влад, продолжая хохотать во всё горло, медленно пятился к двери, не давая Крассу сократить разделявшее их расстояние.
- Ну, и с которой же из своих шлюшек ты провёл нынешнюю ночь, братец? Или она была не одна? – перестав на время смеяться, поинтересовался Влад, глядя сверху вниз на ползущего Дориана.
- Она не шлюха, - обижено заявил тот, продолжая целеустремленно продвигаться вперед. – Оно славная девушка. И из о-очень приличной семьи, между прочим!
- Как будто славная девушка из о-очень приличной семьи не может быть шлюхой, - хохотнул Влад.
- У-ублюдок! – старший Александер явно прибывал не в том состоянии, чтоб как следует разнообразить свою речь.
Влад снова рассмеялся.
- Скажи об этом моему папаше, думаю, он сумеет оспорить твоё утверждение. Плетью!
- Сволочь, - неуверенно отозвался Дориан.
- А как хоть её звали? – Влад отступил ещё на пару шагов.
Дориан резко остановился с занесенной для шага правой рукой и, приподняв голову, точно боевой конь, принялся напряженно вспоминать. Влад, не удержавшись, снова разразился громким хохотом – уж больно презабавное выходило зрелище!
- Лика, - спустя примерно пару минут, возопил Красс. – Её звали Лика!
Разрешив таким образом сложнейшую умственную задачу, Красс возобновил своё путешествие. Влад же понаблюдав некоторое время за ползающим братцем, то и дело натыкавшимся на всевозможные препятствия, меланхолично пожал плечами, развернулся и вышел в коридор. Затворив за собой дверь, он привалился к ней спиной и громко спросил:
- Ты уверен?
- Трус! – раздался из комнаты негодующий вопль обманутого в своих надеждах Дориана. – А ну вернись, трусливый негодяй!
- Зачем? – лениво полюбопытствовал младший Александер.
- Хммм…. – Дориан поставленный в тупик столь каверзным вопросом погрузился в глубокую задумчивость.
Руки и ноги его тем временем продолжали двигаться, хоть и не столь резво, как раньше и прежде чем он смог ответить на заданный вопрос хотя бы самому себе, дотащили хозяина до двери. Здесь все мысли оставили его, потому как пришлось сосредоточиться на решении более насущной задачи: уцепившись за дверную ручку, выпрямится и при этом сложнейшем акробатическом упражнении ни разу не упасть. Со второй или третьей попытки Красс сумел таки утвердиться на ногах и тут же со всей силы стукнул кулаком в запертую створу.
- Открывай, подлец! – решительно и грозно проорал он, решив, что сперва надо добраться до милого братца, а уж потом и решать, что с ним делать.
- С какой стати? – хмыкнул Влад.
- Ты разбудил меня! – кощунственный проступок кузена, несомненно, требовал кары, и не о каком прощении речи быть не могло, как не могло существовать никаких оправданий столь дерзостному и бессмысленному святотатству.
- Если бы ты поменьше пил и шлялся по девкам, - с легкостью удерживая дверь собственной широкой спиной, заявил Влад, усмехаясь, - то, возможно, сам расслышал бы сигналы кома и мне не пришлось бы тебя будить.
С той стороны двери продолжали раздаваться невнятные угрозы перемежающееся легкими толчкам – Красс не оставлял попыток добраться до негодяя потревожившего его сон. Хотя, что он намеривался сделать, оказавшись лицом к лицу с Владом было не до конца понятно: младший Александер был вдвое сильнее брата и физически и как плетельщик. Впрочем, через некоторое время стук и удары в дверь прекратились, а ещё чуть позже из спальни донесся слегка подрагивающий и неровный голос:
- К-ком?.. – Дориан явно ещё не вполне внятно мог соображать что, учитывая состояние, в котором он заявился под утро в их, снятые на пару совместные апартаменты, находившиеся на втором этаже весьма недурного дома располагавшегося неподалеку от центральной площади Расгарда. Вообще-то если уж говорить начистоту, то им обоим следовало бы жить в общих казармах – не того полета птицы чтоб располагать собственным жильем, - но гроссмейстер гарнизона не особо настаивал на неукоснительном соблюдении всех формальностей, справедливо пологая, что его бойцы и сами разберутся, где и с кем им жить – главное, чтобы служба не страдала. – Но сегодня же не наша смена, - отчаянье при мысли о вызове на службу, пробудило в сознании Дориана весь дремавший до этого интеллектуальный потенциал.
- И что? – недоумённо поинтересовался Влад.
- И то, - злобно огрызнулся Дориан, - что сегодня у нас выходной, который ты, сволочь, мне только что испортил!
Снова удары в дверь, но уже не только кулаками, но ещё и ногами.
- Открывая, урод, я пить хочу!
- Перебьёшься, - флегматично отозвался Влад. – Выходной отменяется, как и твой водопой. Через полчаса объявлен общий сбор у казарм. И это не учебка.
***
Беспрестанно бормоча ругательства, Дориан, точно побитый пёс, плелся следом за стремительно вышагивающим по улочкам Расгарда, Владом. Городок, располагавшийся у стен цитадели и являвшийся своеобразным центром провинции, был совсем небольшим по меркам филиала – всего-то десять тысяч постоянных жителей. Отчасти, такое малое количество обитателей объяснялось близостью к катекианской границе – «тихая» война между филиалами велась уже больше тысячи лет, и конца ей не предвиделось. К тому же город находился неподалёку от горной гряды Дунденар а, следовательно, в любой момент мог подвергнуться атаке со стороны Полуживых – давным-давно облюбовавших горные пещеры для своих гнезд. Но, несмотря на множество угроз, Расгард процветал и являлся местом пересечения важнейших торговых путей. Все сколь-нибудь значимые торговые дома и гильдии имели в городе свои представительства или даже постоянные конторы. Огромные складские комплексы, протянувшиеся на многие мили к северу от города и служившие перевалочной базой для сотен торговцев находились под охраной клановых наемников имевших право на ведение дел в провинции - они же защищали караваны и во время пути. Но сами дороги, как и город, да и вообще всё вокруг, являлось ответственностью скромного гарнизона двадцать восьмой цитадели.
Пробираясь по многолюдным улочкам Расгарда, молодые люди нередко вынуждены были останавливаться чтобы пропустить кар или дом-стинер, иногда же вообще приходилось сворачивать в проулки из-за слишком плотной толпы собравшейся: то возле отделения банковского клана, то у дверей газэна торгующего тканью и только недавно открывшегося, ту возле любимейшего в городке каффа. Естественно, что подобная манера передвижения не прибавляла скорости, и братьям приходилось то и дело переходить с лёгкой рысцы на бег, чтобы хоть как-то скомпенсировать вынужденную потерю времени. Проплутав по городу чуть ли не двадцать минут, они оказались у врат цитадели – массивных и ужасно архаичных на вид, но невероятно прочных. Кивнув караульным – парочке разморенных от жары и влажности стражей вынужденных торчать на самом солнцепеке в полном снаряжении – братья беспрепятственно проникли внутрь. Сама цитадель, как и большинство подобных ей опорных пунктов, была в большей своей части расположена под землей – на верху, кроме стен и приземистого, но производящего впечатление основательности и прочности, точно борец-тяжеловес, изготовившийся к схватке, здания всего-то в четыре этажа, располагались только вытянутые в длину казармы протянувшиеся вдоль северной стены, да ангар для лёгких стинеров чтецов и каров-транспортировщиков. Всё остальное пространство внутреннего двора оставалось совершенно свободным и предназначалось в основном для строевых упражнений, парадов или, как сейчас - общих сборов. Утилитарный минимализм вообще-то не был свойственен зодчим Конфедерации, перенявшим понятия о красоте от самих Фамари, но двадцать восьмая цитадель, находившаяся на «острие» и не раз за минувшие века подвергавшаяся полному уничтожению, являла собой как раз таки редкое исключение из правил: строителям при её возведении ставилась только одна задача – скорость. Правителю региона было глубоко плевать, как именно будет выглядеть цитадель – в конце концов, не ему же тут жить! – не интересовала его и прочность и надежность оборонительной линии – «Дворик», как чаще всего называли двадцать восьмую цитадель служившие в ней коны, предназначалась не для долговременной обороны, цитадель являлась всего лишь сигнальным маяком призванным вовремя оповестить основные силы региона об опасности. А раз так, то и смысла выращивать полноценную крепость не было никакого – всё равно её рано или поздно разрушат.
Оказавшись внутри, Дориан на мгновения замер от удивления и только стремительно удаляющаяся спина брат заставила его торопливо последовать за ним отложив множество возникших вопросов «на потом». А удивляться и впрямь было чему: Дориан Красс служил в «Дворике» уже четвёртый год – немного по меркам конов, но всё же вполне достаточно, чтоб пообвыкнуться и понять большую часть «подводных течений», - за это время общий сбор объявляли шесть раз, но никогда ещё слова «общий сбор» не несли столь всеобъемлющего значения! На плацу собрались все, абсолютно все конфедераты, приписанные к двадцать восьмой цитадели. Не хватало только отпускников, пары торчащих в воротах стражей, да высшего руководства. Стройные порядки конов протянулись вдоль всей площади, построенные в соответствии со штатным расписанием бойцы ладоней стояли плечом к плечу по отделениям кулаков, между самими ладонями оставалось небольшое свободное пространство – едва-едва протиснуться худенькому человеку. Все одиннадцать ладоней руки – весь гарнизон! – находился одновременно в одном и том же месте! Такого на памяти старшего Александера не случалось ни разу. 
Отдельной группой стояли плетельщики и присоединившиеся к ним немногочисленные ваятели – всего их набралось человек двадцать пять – тридцать, но даже такое число задействованных «творцов изменений» вызывало удивление, так как их штатное количество в руке равнялось пятнадцати. Вероятно, для готовящейся операции привлекли всех имеющихся в распоряжении гарнизона «изменяющих» и даже старый Дитт лейн Воронтес – числившийся на должности целителя, хотя вряд ли был способен излечить что-то сложнее сломанного пальца, ошивался неподалеку. Определенно, происходило нечто весьма неординарное!
Проталкиваясь сквозь ряды конфедератов, Дориан и Влад пробирались на отведенные им в порядках построения места: Дориан во втором ряду шестой ладони, где по традиции, располагались чтецы, Влад как капрал кулака, должен был находиться в первом ряду, точно перед братом. Занять свои места им удалось как раз вовремя, так вовремя, что даже младшему сержанту их ладони Вайсу Аренхему лейн Тэрину – тощему коротышке с роскошными, загнутыми книзу усами и пронзительно-внимательными, карими глазами – не удалось сорвать на припозднившейся парочек своё дурное настроение, вызванное неурочным призывом на службу. Он лишь мазнул по ним взглядом, не сулящим братьям в ближайшем будущем ничего хорошего и тут же отвернулся, поскольку из центральных дверей цитадели вышел сам гроссмейстер Донар Свендвейн лейн Грегори – начальник гарнизона, цитадели, городка располагавшегося за стенами, да и вообще всего и вся, что находилось на территории радиусом в сто пятьдесят с лишним миль от центральной площади двадцать восьмой цитадели.
Начальник гарнизона не стал затягивать со вступительной речью и сразу же перешел к главному, ради чего и был объявлен сбор:
- В двух словах, ситуация следующая, - гроссмейстер Донар Свендвейн неспешно – он всё делал неспешно, и, как говаривали за глаза подчиненные, даже на бабу залезал с осторожностью и выслав предварительно кулак чтецов на разведку, - прохаживался перед строем своих бойцов. - В восьмидесяти милях от нас, в лесу у подножия «Горбуна» была обнаружена небольшая стоянка неопознанных существ. Тактическая разведка показала, что имеется большая вероятность того, что это существа - Темные…
- Полуживые, - со злобой и мстительной радостью в голосе, едва слышно проговорил кто-то слева от Дориана.
Но, как бы тихо не были произнесены эти слова, гроссмейстер их расслышал. Он остановился напротив младшего Александера и, глядя на кого-то за его левым плечом, неторопливо покачал головой.
- Нет, не Полуживые, к сожалению. Все факты, имеющиеся у нас говорят о том, что мы будем иметь дело с Мерцающими.
По рядам прошелся гул явно встревоженных и, одновременно, удивленных перешептываний. Сражаться с Полуживыми для южных приграничников дело обычное: в протянувшейся на многие сотни миль горной гряде, что отделяла филиал Валентиниана от катекианцев на юге и доходившей до берегов Великого Моря на юго-востоке, всегда существовало множество гнезд Полуживых. Несмотря на многотысячелетнюю вражду, несмотря на проводившиеся время от времени тотальные зачистки региона, несмотря ни на что, гнезд этих меньше не становилось и каждое поколение конфедератов служивших на южных рубежах сталкивалось с опустошительными набегами Темных и люто их ненавидело.
Но вот Мерцающие… Мерцающие для южан были скорее героями легенд, мифическими существами из далёкого прошлого - вроде техников или дрианидов. На севере филиала о них знали, на севере о них рассказывали истории во сто крат более пугающие, чем южане - о Полуживых, дальних родичах Мерцающих, но всем ведь известно: северяне боятся даже собственной тени, близость к Запретной Земле и её тайнам делает их пугливыми точно девственниц в ночном порту.
- Разведка показала так же, - продолжал вещать тем временем гроссмейстер, возобновив поход перед рядами, - что общая численность нарушителей составляет от ста двадцати до ста пятидесяти особей обеих полов – более полной информации у нас, к сожалению нет. Ввиду крайней степени опасности предполагаемого противника и их видовой принадлежности, операция по зачистке будет проводиться всеми имеющимися в нашем распоряжении силами. Резервов, как и подкрепления - не будет!
Гроссмейстер Свендвейн сделал особое ударение на последних словах, и по рядам конфедератов вновь прошлась волна полувстревоженных-полуудивленных перешептываний. Причин для такого нарушения дисциплины было две: во-первых, «поднимать в бой» весь гарнизон без исключения ради какой-то стаи Темных – пусть и необычных – насчитывающей всего-то сотню с лишним голов казалось несколько… поспешным, если не сказать паническим решением; во-вторых, по правилам, подобные операции, - учитывая их удаленный территориальный характер - должны проводиться во взаимодействии с бойцами соседней цитадели, ну или хотя бы с их поддержкой и то, что поддержки не будет, наводило на вполне определенные мысли – неутешительные по большей части.
- Рейд, по единодушному решению штаба, будет проведен по плану «Фагот-3», что, учитывая особенности местности, вынуждает к формированию второго эшелона. Я знаю, - гроссмейстер позволил себе скупую улыбку, - как все вы любите оставаться во втором эшелоне, - снова перешептывания, но на этот раз доминирующим лейтмотивом было раздражение. Еще бы! – для отправляющегося в бой кона нет ничего хуже, чем оставаться в тылу и изнывать от скуки и нервного напряжения, безделья и одновременно жуткого, разъедающего душу ожидания – то ещё веселье!
- Вот увидишь, - яростно, но тихо, не разжимая губ, прошептал Влад, обращаясь к Дориану, - нас наверняка оставят в прикрытии!
Старший Александер промолчал. И не потому, что думал иначе, а просто сказать было нечего, ведь и в самом деле шансов на то, что их кулак включат в первый атакующий вал практически не существовало. Дориан вздохнул и пожелал Ивану Радиану лейн Соломону переломать себе ноги, а ещё лучше – отбить гениталии на этом его чертовом отдыхе. Ну как же не к стати всё вышло! Иван – третий страж их кулака, - уже шесть дней как отсутствовал в цитадели, наслаждаясь двухнедельным отпуском полагавшимся всем конам раз в полгода. Кроме Ивана отсутствовали ещё пять человек, но все они были из одного кулака – восьмого в третьей ладони. Так что их с Владом, единственное во всей цитадели неполное подразделение,  которое почти наверняка оставят в резерве, и в данном случае сумело «отличиться».
Дориан, не шевеля головой, посмотрел на Вайса Аренхема – сержант ладони, точно почувствовав обращены на него взгляд чтеца, чуть повернулся и уставился в глаза Александера. Несколько мгновений лицо его оставалось совершенно бесстрастным, а потом уголки губ дрогнули и сложились в весьма недвусмысленную усмешку, и Дориан понял, что теперь даже призрачных шансов принять участие в общей операции, не осталось.
«Ну и в Бездну! – зло подумал старший Александер, отведя взгляд от лица сержанта. – И хорошо, что не придется лезть на «сковородку». Съездим в лес, отдохнем,  расслабимся – пусть сегодня другие рвут задницу!» Не получилось. Сколько бы не пытался Дориан внушить самому себе, что ничего плохого в статусе «поплавков» нет – ничего не выходило. Второй вал, или «поплавок», как чаще всего называли бойцов остававшихся не у дел во время боя, - не зря так называли: вынужденные болтаться без дела и вздрагивать от каждого шороха, от каждого движения и порыва ветра, как тот поплавок, они являлись одновременно объектом и для шуток, и для жалости.
- Так же хочу отметить, - гроссмейстер остановился на середине площади и принялся неторопливо но внимательно вглядываться в лица своих бойцов, - что согласно инструкции, при столкновении с Мерцающими в силу вступает «Протокол 33». Для тех из вас кто, случайно, - Донар Свендвейн выделил слово «случайно» и кое-где послышались тихие смешки, - забыл его содержание, напоминаю: «Пленных не брать».
Смех усилился и даже сам гроссмейстер не смог удержаться от улыбки, до того забавной была мысль, что кому-то из приграничников могла прийти в голову идея взять в плен Тёмного. Но улыбка быстро сошла с его лица.
- И ещё кое-что, - сказано это было достаточно ровно, но нечто в голосе Донара заставило конфедератов резко замолчать. – Мы здесь не привыкли иметь дело с Мерцающими и мало кто из вас, ребятки, знает, кто это такие и с чем их едят. Так вот, я настоятельно рекомендую всем во время транспортировки, ознакомиться с содержанием того пакета, что загружен в общую сеть нашим многоуважаемым криптографом, диром Василием лейн Окиром, - кивок в сторону молоденького парнишки в желтом балахоне стоявшем в группе «изменяющих». – Пакет называется просто: Мерцающие – это чтобы даже самые умные из вас ничего не перепутали.
Снова смешки. Гроссмейстер Свендвейн знал, когда и как снять излишнее напряжение в беседе и умел скрыть за шуткой самые тревожные детали.
- И, ребятки, очень вас прошу, не допускайте, даже в мыслях не допускайте, что Мерцающие, просто слегка отличаются от Полуживых, но всё равно всего лишь Тёмные. Эта ошибка может стать последней в вашей жизни, а я очень не люблю заниматься отписками о потерях, и вы очень обяжете лично меня, если не позволите тем тварям снести ваши глупые головы. В конце концов, только я имею на это право и не собираюсь делиться им с какими-то Мерцающими!
Пятьсот с лишним конов в едином порыве вскинули правые руки и с силой ударили кулаками себя по груди в области сердца. Древний как сама Конфедерация жест, хотя и не был официально признанным, но являлся высшим выражением уважения к командиру, каковое мог безмолвно выразить подчиненный. Знак признания и подчинения. Символ высшего доверия.
- Ну что ж, ребятки, - дождавшись когда шум уляжется, буднично проговорил гроссмейстер, - нечего зря чесать бесу яйца, за дело. Все инструкции и директивы уже загружены – изучите их по ходу. Выдвигаемся!
***
Прежде чем отправиться в ангар, Дориан забежал в казарму, где сменил свой гражданский наряд на облегченные доспехи, после чего поспешил к гонщику. День нынче выдался жаркий и душный, парило так, что сотня метров, что молодому человеку пришлось преодолеть между двумя зданиями, заставили его основательно вспотеть - наверняка в скором времени пойдёт дождь. В предгорьях всегда так: если сильно парит – значит, дождя ждать не долго и именно сегодня такая перспектива отнюдь не печалила Красса. Дождь – это прохлада, дождь – это хоть немного свежести, что может быть лучше в летнюю жару и разгар вылазки? При мысли о грядущей схватке Дориан сразу же погрустнел: ему-то боя увидеть – не то что поучаствовать! – наверняка не придется. Приказ о назначении во второй эшелон поступил их кулаку чуть не раньше, чем Александер добрался до казарм - Вайс Аренхем постарался, проорав назначения на всю площадь к вящей радости и потехи других бойцов ладони.
Оказавшись внутри ангара, Дориан ощутил на лице слабые дуновения прохладного воздуха – охлаждающие установки работали в полную мощность, но даже они не могли полностью прогнать жару. Коны «седлавшие» своих гонщиков или же загружающиеся в транспортировщики толпились повсюду и Крассу пришлось проталкиваться сквозь людское скопище чтобы добраться до места - его личный стинер располагался в самом дальнем углу ангара, куда он сам загнал гонщика после возвращения с последнего патруля.
Добравшись до места, Красс стянул чехол оберегавший аппарат – больше всего своим видом походивший на непомерно раздутый гриб-дождевик - от пыли и с неудовольствием заметил, что обслуживавшие ангар механики так и не удосужились счистить грязь, налипшую на днище и боковые рамы. Дав себе зарок при ближайшей же возможности вплотную побеседовать с Норманном – распорядителем ангара и главным механиком по совместительству – и высказать тому всё, что он думает и о нем самом, и о его подчиненных, Дориан занялся осмотром оружия. Как и следовало ожидать, боезапас с гонщика сняли полностью, пришлось тащиться в оружейную располагавшуюся двумя этажами ниже и получать новый комплект. Вернувшись с четырьмя ящиками дротиков и таким же количеством энергонакопителей для излучателя, он принялся устанавливать их в оружейные накопители – хорошо хоть механики не сняли, как в прошлый раз, анализирующие кристаллы – иначе он вынужден был бы снова спускаться в оружейную. Но, слава предкам, обошлось.
Установив боезапас и подключив автоматическую подачу лент пульсарам, он занялся плазменными излучателями, и здесь ему пришлось повозиться: энергоячейки крепились не на самих излучателях – установленных по бокам на уровне колен – а сзади, за скоростными двигателями, в глубине корпуса. Отстегнув часть задней дуги – внешне казавшейся совершенно монолитной конструкцией, но на деле являвшейся раздвижной – Красс снял цельнометаллические панели, закрывавшие и оберегавшие внутренности гонщики и, тяжело вздохнув, полез вглубь аппарата.
Провозившись некоторое время, Дориан закрепил энергоячейки, установил панели обратно и закрепил дуги, приведя тем самым стинер в полностью рабочее состояние. К тому моменту как он закончил с подготовкой, большинство конов уже покинули ангар – оставались лишь пара транспортников в которые загружались последние бойцы и ещё один гонщик с которым возился Марк Вениган – чтец пятого кулака той же ладони, что и Дориан.
«Опять придется тащиться в хвосте колонны», - невесело подумалось Крассу, но в сравнении с предстоящим прозябанием во второй линии подобная перспектива представлялась не такой уж и трагичной.
Обойдя гонщик по кругу и, по традиции, проведя рукой вдоль всего корпуса - что являлось своеобразной данью уважения стинеру и одновременно, как бы устанавливало некоторую «физическую» связь между симбом и пилотом, хотя на деле являлось всего лишь суеверием, - Александер боком устроился на сидении и привычно-небрежно потянулся за проводами мнемонического канала. Подключение «организма» гонщика к имплантированным за ушными раковинами ещё в академии нейронным капсулам, отняло всего пару секунд. Как всегда момент объединения разума человека и анализатора машины вывел сознания Дориана из привычного состояния. Этот процесс всегда был тягостным и неприятным, как и следующее за ним временное раздвоение сознания – удивительно, как это смбиоты могут всё время прибывать в таком двойственном состоянии? Но худшим был сам момент перехода: в тот миг, когда человек и машина объединялись в одно целое, весь мир словно утрачивал все сглаживающие очертания и формы, оставляя только острые углы и рубленные прямые линии. Исчезали и краски – их, на неуловимо короткое, но угнетающее мгновение поглощала безбрежная пелена абсолютного превосходства серости и тусклости: всё за что цеплялся взгляд представлялось безобразной, но не лишенной некоего упорядоченного принципа и даже малой толики своеобразного эстетического совершенства, чередой бесконечно расширяющихся во все стороны и уродливо-совершенных в своей правильности серых спрямленных форм.
К счастью, этот миг длился совсем недолго. Вслед за ним произошел резкий скачек восприятия, во время которого сознание раздробилось на две части: одной из них Дориан продолжал ощущать себя человеком, другой же он прибывал в «теле» стинера. Старые чтецы, не один десяток лет проведшие за рулевой дугой гонщика говорили, что со временем двойственность исчезает, разум полностью адаптируется к телу стинера и слияние происходит мгновенно без периода адаптации, но это происходит не скоро. В первые десятилетия сознание отторгает мнемосцепку, воспринимая её как чужеродный объект, каковой она, по сути, и является.
Дориан встряхнул головой и ненадолго прикрыл глаза, зная по опыту, что такой нехитрый приём позволит быстрее и проще пережить период двойственности. Обычно на это уходило не больше минуты, но в этот раз сознание боролся с симбиотом несколько дольше – наверное, сказывались ночные приключения. Когда же и этот этап миновал, Красс с облегчением и некоторой внутренней радостью ощутил сладостное чувство единения известное всем пилотам: он и гонщик стали одним целым. Это прекрасное, непередаваемое чувство чем-то схожее с наркотической эйфорией, только длящееся значительно дольше – в нём, Александер словно бы увеличивался в размерах, превращался в нечто большее чем он сам, но при этом оставался собой, он расширялся, мир же словно бы становился меньше, расстояния и пространства укорачивались, а сам он, наоборот – казался необъятно огромным. Так, наверное, могли бы осознавать себя горы, если б обладали разумом и способностью чувствовать.
В такие моменты Красс жалел, что не обладает истинными способностями пилотов зарабатываемых лишь долгим опытом взаимодействия с гонщиком, ведь как и любой симбиот, стинер являлся строго индивидуальным, «подогнанным» под своего владельца аппаратом. Нет, конечно же, при желании, гонщиком мог воспользоваться любой человек, имеющий соответствующие навыки управления, также как любой обладающий набором имплантов мог подключиться к мнемоническим каналам и полностью овладеть стинером – в отличие от настоящего симбиота выращивавшегося под конкретного симба – но полные возможности аппарата раскрывались только для настоящего владельца. И на это уходили годы и годы. Дориан работал со своим гонщиком чуть больше двух лет, так что многие функции и способности симбиота оставались для него загадкой, но даже учитывая столь маленький стаж общения, он всё же ощущал свой гонщик на порядок более личностно чем любой другой. Это была особая, тонкая, но в тоже время очень крепкая связь.
Покосившись на всё ещё возившегося со своим стинером Ванигана, Дориан мысленно активировал воздушную подушку гонщика, - стинер, мягко урча, приподнялся и завис над полом. Переведя управление в двойной режим, позволявший управлять аппаратом и ментально и вручную, Красс взялся за рулевую дугу и повел гонщик прочь из ангара. Нужно было поторапливаться, ведь основная часть колонны уже давно покинула цитадель.
Выехав за пределы цитадели и направившись по единственной дороге ведущей в город, Дориан увидел что улицы, по которым он совсем недавно с таким трудом пробирался теперь совершенно пусты. Тревожный и натужный вой сирены, оповещавший горожан о грядущем рейде плыл над крышами домов распугивая пешеходов не хуже чем надвигающаяся гроза. Вскоре Красс догнал последний транспортер и пристроился за ним.
Выбравшись за пределы города, колонна, насчитывавшая пятьдесят стинеров и почти три десятка транспортников, растянувшись подобием «муравьиной дорожки», двинулась в сторону плывших над горизонтом в полдневном мареве пиков Дунденарской гряды. Древний каменистый тракт, деливший регион надвое доходил до самых гор, пронзал их насквозь – спрямленный, точно жало кинжала вогнанное в прореху брони – и терялся по ту сторону кряжа в дебрях Катекианского филиала. От тракта брало начало множество малых дорог выращенных в более поздние времена – на одну из таких, сворачивавшую вправо от основной и ведущую в обход подножия «Старика» к небольшому горняцкому поселению Каменка и завернула механическая змея Конфедерации. Вскоре, пилоты, повинуясь приказам, введенным заранее в общую сеть руки, один за другим, стали уводить свои машины  в сторону – бойцы отправлялись на позиции, широким кольцом охватывавшие участок буковой рощи.
Когда краткий звуковой сигнал оповестил Дориана о том, что пора сворачивать, а на экране шлема высветилась детальная карта с обозначенным участком ответственности, он послал ментальную команду, чуть сдвинул рулевую дуги и гонщик, не сбавляя скорости, переместился влево. Вслед за стинером чтеца от колонны отделилось ещё три гонщика и транспортер с двумя десятками стражей на борту, и последовали в том же направлении.
***
- Вот тебе и рейд, - удрученно проговорил Влад. От расстройства он с силой наподдал ногой по замшелому пню с неровным спилом, по случаю оказавшемуся в пределах досягаемости обозленного капрала. Трухлявая деревяшка от соприкосновения с тяжелой металлической подошвой раскололась на множество маленьких ошметков, в воздух взметнулась целое облако мельчайших пылинок, запахло плесенью и ещё чем-то не менее «приятным». Александер запоздало активировал лицевой щиток шлема и поспешно отступил, но было поздно: в нос успело набиться немало пыли и Влад, вынужденный вновь опустить забрало, ещё долго чихал и откашливался попутно костеря на чем свет стоит и пень, и лес, и Мерцающих, да и вообще всё и вся что взбредало на ум.
Прошло уже три часа с момента прибытия в заданный участок, основные силы конфедератов ушли вглубь лесного массива и словно канули в нем не оставив по себе никаких следов; по периметру диаметров в восемь миль размещался редкий заслон из десятка кулаков расположенных слишком далеко друг от друга – это и был второй вал. Огромная территория на которой проводился рейд оказалась практически пустой – пять сотен бойцов слишком малое количество для операций подобного территориального масштаба. Но что было ещё более странным, обычные в рейдах переговоры и единое тактическое руководство осуществлявшееся с командной позиции в данном случае не велись по приказу гроссмейстера Свендвейна строго запретившего любые контакты во время операции на любом уровне, а ведь одной из сильнейших сторон бойцов Конфедерации всегда была именно связь и взаимодействие позволявшие мгновенно реагировать на тактические изменения на поле боя. Чем был вызван нынешний запрет, гроссмейстер не объяснил, оставалось лишь предполагать, что у того были серьёзные основания для такого неоднозначного решения.
Неудивительно, что в сложившейся ситуации, бойцы оставшиеся не у дел в эшелоне прикрытия, все как один были на взводе. Нервы начинали шалить даже у закаленных ветеранов – чего уж говорить про желторотого капрала, каким являлся Влад.
Дориан перестал обращать внимание на кузена задолго до того, как закончился его очередной приступ ярости. Что-то насторожило его. Что-то, чему он не мог дать четкого определения, но к чему, будучи обученным пусть и совсем молодым чтецом, не мог не прислушиваться. Его всегда учили, что разведчик, не обращающий внимания на настораживающие сигналы, хоть они и кажутся беспричинными, малозначимыми, не долго проживет: лучше сто раз ошибиться и один угадать, чем сто один раз пренебречь – говаривали его наставники. Они накрепко вбивали в своих подопечных это правило, жестко, а подчас и жестоко, но они-то знали – это оправданно. Вот и сейчас Дориан не стал игнорировать неявные сигналы приближающейся опасности выдаваемые подсознанием и твердящими: что-то назревает!
- Микки, - обратился Красс к стоявшем поблизости стражу, - что-то мне как-то тревожно. Я пойду, осмотрюсь немного, - он специально не стал говорить о своих тревогах Владу, прекрасно понимая, что его братец непременно увяжется следом, как уже не раз бывало.
Страж кивнул и покосился в сторону продолжавшего ругаться и чихать капрала.
- Давай, - в голосе Микки слышалось веселье. И он, и остальные бойцы ладони давно привыкли к своеобразным взаимоотношениям «горошин» и в открытую потешались над парочкой. Но сейчас в тоне стража, помимо юмора сквозило некое беспокойство: Микки служил на границе далеко не первый год и успел уяснить, что в рейдах нельзя ослаблять бдительность ни на секунду. – Если что, я тебя прикрою.
Дориан благодарно кивнул и поспешно скрылся в пролеске. 
***
Буковые рощи, росшие у подножия «Старика» не являли собой того непроходимого лесного массива, как сплошные лиственные чащобы западных предгорий; в них не ощущалось удушающе-спертого воздуха, что присутствовал почти на вещественном уровне в дремучих, непролазных пущах восточных регионов и уж подавно не могли они сравнится с первозданной мощью вековечных боров и дубрав заповедного Тартра. Больше всего здешние места походили на заброшенный парк – запущенный, неухоженный, давным-давно позабывший о заботе садовника, но всё же парк. Деревья здесь росли не столь густо, как им полагалось бы от природы, молодняк встречался не часто, так, словно бы его намеренно проряжали, старые же деревья - все сплошь покрытые моховыми наростами свисавшими точно бороды сказочных гномов, с огромными похожими на зонтики кронами скрывавшими небо, отстояли друг от друга на значительном расстоянии, точно сторонясь соседей, хороня от них в одиночестве свои тайны.
Выбравшись из неглубокой ложбинки, сплошь заросшей боярышником, бывшей некогда, по всей видимости, руслом небольшого ручейка, Дориан остановился в задумчивости. Прислушиваясь к окружающим его звуками и одновременно пытаясь нащупать ту самую «точку тревоги» - эдакий аналог ментального радара, что пробудил подспудное ощущение некой «неправильности» и заставил в одиночестве отправится на разведку – он неторопливо осматривался, решая в какую сторону двинуться. Чутьё подсказывало направление: юго-запад. Но оно же настойчиво убеждало его остановиться, повернуть назад и не лезть в неприятности – уж какими бы они там не были. Проигнорировав порожденный минутной слабостью позыв, он двинулся дальше, но ещё осторожнее, хотя это и казалось невозможным. Движения его стали намеренно медлительными, приторможенными, каждый шаг занимал столько времени за сколько в другой обстановке можно сделать десять.
Крик – вернее вопль, отчаянный и в тоже время торжествующе-грозный – пришел внезапно, явившись с той стороны, куда направлялся Дориан. Были ли в том крике слова или же он являлся всего лишь бессвязным набором звуков – этого невозможно было понять. Вслед за криком послышались звуки выстрелов – вначале редкие, вероятно прицельные, а затем сплошной звуковой волной. Стрелял явно не один человек, Дориан различил четыре разрозненных звука: три излучателя и пульсар. Затем к ним присоединился ещё один излучатель.
Целая гамма чувств охватили Красса: нетерпение, предвкушение, страх – всё смешалось. Хотелось бежать вперед наплевав на осмотрительность, наплевав на здравый смысл, но инстинкты вбитые многочисленными наставниками останавливали. Учителя академий не зря отрабатывали свой хлеб, не зря считались лучшим и самым ценным резервом Конфедерации – стать наставником следующих поколений всегда было большой честью и не меньшей ответственностью, удостаивались которой лишь самые лучшие. Они не просто обучали своих подопечных, не только передавали им свои навыки и знания, они, точно ювелиры отыскивающие и раскрывающие все грани драгоценного камня, изучали, наблюдали, оценивали и помогали избирающим раскрывать весь потенциал вложенный в них природой и генами. В том числе и инстинкт выживания… Жестокие, мучительные, а подчас и смертельно опасные уроки выбивали из вчерашних мальчишек глупости и стремления к славе, нетерпение и безрассудство. Не всегда это срабатывало, случались – и не так уж редко – провалы… Что ж, крематории родов никогда не простаивали долго и всегда были готовы исполнить то, ради чего создавались.
Но Дориан не принадлежал к тем дуракам, чей прах опускался под звуки торжественных гимнов в урны, он не жаждал славы – не ценой жизни, во всяком случае – и не позволял своему нетерпению взять верх. Всё столь же настороженно продвигаясь вперед, он не забывал толику внимания уделять звуком приходящим издалека, сосредоточив большую часть на происходящем в непосредственной близости. Шаг за шагом приближаясь к месту боя, он всё больше настораживался – всё было не так! Стрельба, судя по всему, велась с разных позиций, постоянно перемещаясь – так, словно люди преследовали неуловимую цель, стремясь остановить её не меткостью, но шквалом – это было очень непохоже на обычную тактику. И крики – они тоже казались неправильными – то были голоса не загонщиков, но гонимых. От изначальных торжествующих ноток не осталось и следа, в голосах доминировал страх, временами проскальзывали панические возгласы, но основным лейтмотивом было удивление.
Неожиданно звуковой фон изменился. Дориану потребовалось несколько секунд чтобы понять что именно произошло, а когда понял – насторожился ещё сильнее. Один из излучателей умолк. Спустя короткое время стих ещё один. Зато крики – отчаянные и гневные усилились.
Начался дождь – внезапно, как зачастую случается летом. И хотя небо уже давно было сплошь затянуто тучами разражающимися изредка ветвистыми молниями, дождь полился внезапно. И это был не тот лёгкий, приятный и освежающий дождик, что так радует в летнюю жару, нет. Холодные, косые струи небесной влаги хлынули нескончаемым, грозящим захлестнуть всё и вся потоком. Плохой это был дождь, злой и отчаянный, как последний бросок смертника. Он приглушал звуки, искажал расстояния, путал и обманывал - точно волк уходящий от своры гончих.
Звуки выстрелов пресеклись - их точно отрубили, резко, сплеча. Вслед за ними утихли и крики, хотя неверные отзвуки отчаянных воплей всё ещё раздавались некоторое время, но скорее это были слуховые галлюцинации, порожденные встревоженным разумом, нежели реальные отголоски боя. Дориан остановился, слух, многократно усиленный простым плетением, улавливал мельчайшие звуки, но, сколько бы он не вслушивался в окружающий его мир шепотов и тихой речи – всё это были голоса природы: стоны ветра, шорох ветвей, заунывная песнь дождя ожесточенно стучащего по древесным кронам. Вскоре он оставил попытки расслышать хоть что-нибудь, способное поведать о происходящем впереди и медленно двинулся дальше. Он не спешил – слишком часто спешка может окончиться для разведчика фатально. Мягкие шаги – точно кошачьи лапки, скользящие по гладкой поверхности шелка, - ровное дыхание, плавные, уверенные движения. Он обходил открытые участки, встречавшиеся время от времени на пути, то и дело скрываясь полностью под сенью деревьев или же нырял вглубь папоротниковых зарослей, точно аффалин бороздящий морские пучины.
По мере приближения к месту оборвавшегося боя, Красс всё ниже склонялся к земле, точно некая незримая масса давила на плечи - согнутые колени почти уже упирались в грудь, спина - ссутулена, будто у старика измученного невыносимым грузом лет, руки, сжимавшие пульсар, нервически подрагивали. Подобные ситуации всегда считались самыми худшими; ситуации, когда всё выходит из под призрачного контроля, когда не знаешь что происходит, не знаешь где друг, а где – враг, да и есть ли они или всё что ты видишь, ощущаешь – лишь плод твоей разгоряченной фантазии. Неизвестность… - эта страшная и уродливая старуха с серпом, на чьем иззубренном лезвии запеклась кровь, таящаяся в тени, поджидающая неосторожных; Любовница Смерти, как называли её шутники, - она всегда была нежеланным и тягостным гостем приходящем в похожем на сон отголоске реальности.
Впереди мелькнула полоска света, плохо различимая из-за дождя, - прогалина.
Дориан, плавно скользнув в сторону, приблизился ещё на несколько шагов: укрывшись за стволом высоченного бука с замшелой корой, росшего чуть в стороне от прочих деревьев и выглядящего значительно более старым, он, присев на колено осторожно выглянул и осмотрелся. Крохотная лесная полянка – скорее даже простая проплешина, образовавшаяся в результате падения старого дерева или двух и еще просто не успевшая зарасти молодняком – хоть и была менее затемнена, чем окружающий лес, но из-за дождя и затянувших всё небо синюшно-серых туч казалась какой-то выцветшей, слинявшей, точно некогда роскошное платье, пережившее чересчур много стирок. Тяжелые капли небесной влаги, падая на щиток зеркального забрала, дробись и растекались ещё больше мешая наблюдению. Нехотя, Дориан потянулся и снял шлем – от серьёзной угрозы он всё равно не защитит – отложил в сторону и вновь сосредоточил внимание на поляне.
Дождевые струи с первобытной яростью хлестали по беззащитному лоскутку земли, точно вознамерились отомстить лесу, укрывавшему древесными кронами свои недра. Тяжелый капли остервенело били по папоротниковым листьям прижимая их почти к самой земле, заставляли извиваться и дрожать под градом сыплющихся с небес ударов. Но не только растения испытывали на себе гнев первозданной стихии: на прогалине, тут и там вздымались холмики явно не принадлежащие к древесному царству – изуродованный и искалеченный сплав плоти и металла, диссонировавший с окружающим его миром; как и цветом – черный и красный. Пять холмиков, пять тел разбросанных и исковерканных точно куклы, побывавшие в руках у злого ребенка.
Все пятеро были мертвы, Дориану даже не требовалось подходить к телам, чтобы понять это: у двух оказались разбиты грудные клетки так, что наружу торчали рёбра; чтец – его легко было опознать по облегченно броне – разорван чуть не пополам; ещё один страж - обезглавлен. Но хуже всего пришлось капралу, Рику Донэру: ему оторвали обе руки, вырвали из плечевых суставов. Наверное, он умер от потери крови и шока, но смерть к нему пришла не сразу – это было легко понять по искаженному от боли и ужаса лицу.
- Огонь и Тьма, - тихо прошептал Дориан разглядев во что превратись бойцы с которыми всего несколько часов назад он стоял на одном плацу.
Ему стало очень не по себе, но гораздо хуже он почувствовал себя, когда понял, что Мерцающий расправившийся с ребятами был один – все следы короткого боя говорили, нет – кричали! – об этом. Всего один Тёмный уничтожил пятерых конфедератов! Дориан никогда не поверил бы, скажи ему кто раньше, что одиночка-Тёмный сможет расправиться и расправиться жестоко с целым кулаком – Тёмные, по крайней мере Полуживые, хоть и были существами очень сильными, способными на равных противостоять конфедератам, но именно что на равных! Здесь же не было равного боя, - да и о каком равенстве можно говорить, когда один бьется против пятерых?
Шорох, стон… тихий, такой тихий, что он почти сливается с шумом падающих капель дождя. Не будь Дориан настолько взвинчен, не находись его нервы в состоянии натянутой струны, а чувств обостренны до чрезвычайности, он почти наверняка не расслышал бы стона. Покрутив головой и определив направление, откуда шел звук, Александер пригнувшись и выставив вперед дуло пульсара, крадучись направился вперед. Он не торопился, отчетливо понимая, что поспешное действие может закончиться для него также как и для парней Рика. Шаг, другой, тихо, неспешно, аккуратно, так, что ни одна веточка не хрустнула под стопой, ни одна травинка не примялась. Ещё шаг, и ещё, нервное напряжение внезапно совершенно покинуло его, разум просветлел неимоверно, как происходит в минуты высочайшего душевного напряжения.
Миновав прогалину, он вновь вступил под сень деревьев. Шум дождя мешал ориентироваться, полагаясь больше на память, нежели на чувства, он свернул влево, в обход ложбинки заваленной сушняком; чуть поодаль рос огромный, раскидистый, с широким, раздваивающимся на середине стволом, бук. Корни древесного великана выступали наружу, словно в земле им не хватало места и образовывали нечто наподобие стен – уютное убежище и от непогоды и от постороннего взгляда. Нечто глубинное, древнее, темное, нечто что досталось потомку славного рода Александеров в наследство от первобытных предков, пробудилось в душе. Оно, это «нечто», уверенно говорило: что бы не расправилось с ребятами Рика – оно там. Именно там, в одной из ниш выстроенных самой природой, угнездилась смерть.
Обхватив поудобнее пульсар, Дориан Красс Александер, двинулся вперед, посолонь обходя ствол. Он готовился выстрелить при первой же возможности – стоит только безликому убийце обрести плоть, как в него полетит рой дротиков. Шаг, ещё шаг, ещё… Кружась, точно кавалер обходящий даму в танце на светском рауте, Красс обходил дерево танцуя иной, куда более древний танец. Танец жизни и смерти. Шаг, другой…
Налетевший из ниоткуда порыв ветра заставил ветви древнего дерева глухо застонать, качнуться, обрушивая вниз целый водопад, человек вздрогнул и инстинктивно втянул голову в плечи, уберегая лицо от воды. Взгляд его на миг уткнулся в землю, а когда он запоздало опомнился и вновь сосредоточил внимание на стволе бука, то наконец-то узрел своего противника, возникшего точно призрак.
Дориан замер на месте, точно его оплели вязью стазиса: от непонимания, неверия в то, что видят его глаза, мысли путались и он никак не мог понять, что же он в действительности видит. Существо лежавшее на подстилке из мха в углублении корневищ, было… это был человек! Дориан встряхнул головой и сделал пару неуверенных шажков вперед. Спутанные, слипшиеся от крови черные волосы, смуглая, как у восточных чинианцев кожа, добротная, пусть и простая одежда из тонко-выделанной кожи, на ногах – искусной работы сапоги… Облик незнакомца никак не соответствовал ожидаемому. Полуживые – эти звери в человеческом облике – их внешний вид был хорошо известен всем конфедератам: лишенные волос головы покрытые сетью отвратительных татуировок, бледная кожа, металлические шипы вживленные в плоть – чаще всего по позвоночнику и предплечьям, изуродованные ритуальными шрамами тела – это то что ожидалось от облика Тёмного. Но сейчас... Дориан видел перед собой обычного человека. Хотя нет, не совсем обычного: картину обычности портила чудовищная рана от плазменного сгустка на левом боку оголявшая кости и только ладонь с силой сжимавшая края изувеченной плоти, не давала внутренностям вывалиться наружу. Неужели же это и есть легендарный Мерцающий?
Дориан был настолько поражен, что утратил концентрацию чтеца. Под его стопой хрустнула ветка, раненый шевельнулся и повернул голову… В этот миг Красса покинули все сомнения, что перед ним Тёмный и он резко вскинул пульсар, нацелив дуло в грудь существа – иллюзий не осталось. Черные, абсолютно, непроницаемо-черные глаза без зрачков и век – словно провалы в саму Бездну – они завораживали, манили, тянули. Руки Дориана внезапно налились свинцовой тяжестью – под их непомерным весом ствол пульсара нырнул вниз; ноги же наоборот обрели невероятную легкость и сами понесли конфедерата вперед. Воля, осознание собственного я, все чувства разом притупились выдвинув вперед единственное, но совершенно необоримое желание: подчиняться. Каким-то крохотным, не затронутым сглазом Темного уголком разума – визжащим и бьющимся в истерике от понимания всей нелепости, всей гибельности ситуации – Дориан знал что совершает чудовищную и скорее всего последнюю ошибку в своей жизни, но ничего поделать с собой не мог. Тело, как и воля, отказывались прислушиваться к тоненькому голоску не одурманенного разума, отказывались подчиняться…
Мерцающий вздрогнул, лицо его исказила гримаса боли он с трудом вздохнул, прикрыл глаза, отвернулся, и вслед за этим наваждение рассеялось. Дориан вернул контроль над телом, разум очистился и не грозил больше провалом в ту безмерно глубокую, пугающую и в тоже время такую притягательную, сладкую пучину, что миг назад затягивала его. Дуло пульсара вновь приподнялось, палец на спусковом крючке дрогнул, но выстрела не последовало. Сам не понимая отчего медлит, Красс сделал пару мелких шажков вперед, ещё ближе придвинувшись к Тёмному.
Существо вновь дёрнулось и посмотрело на приближающегося человека, но на этот раз в его глазах не было той страшной и влекущей силы – просто взгляд безмерно уставшего, страдающего и осознающего приближающуюся смерть человека. Несколько томительно долгих секунд Тёмный смотрел в глаза своему палачу, а затем нечто в его взгляде изменилось и он сделал немыслимое:
- Спаси… - умирающий Тёмный протянул руку к Крассу в по-детски беззащитном жесте доверия.
«Что это? – мысленно поразился Дориан. – Безумие? Страх перед смертью?» Неужели Тёмный не понимает, что перед ним конфедерат, тот, кто по всем известным законам не просто должен – обязан! - добить его? Или в агонизирующем сознании твари всё так перемешалось, что он уже не в состоянии отличить своего от чужого?
- Спаси… - голос становился всё тише, всё чаще из горла вырывались хрипы мешая и без того страдающему существу говорить. – Спаси…
Огонь и Тьма! Да что же происходит с Темным… и что с ним самим такое? Дориан приблизился вплотную к Мерцающему, опустился на одно колено, отложил в сторону пульсар. Он не боялся – Тёмный прибывал не в том состоянии, чтобы причинить вред даже мыши – слишком велики были повреждения и все силы уходили только на борьбу за ещё один глоток воздуха. Александер ещё раз взглянул на раны: нет, даже опытный целитель не смог бы помочь этому существу, буде окажись таковой поблизости и реши применить своё искусство для спасения Мерцающего.
Повинуясь внезапному импульсу, Дориан потянулся к висевшей на поясе фляжке – старой, отцовской, подаренной, когда он вступил в ряды Конфедерации. Отцепив и откупорив её он поднёс горлышко к лицу умирающего, одновременно другой рукой слегка приподняв окровавленную голову, поддерживая её. Тонкая струйка розоватой жидкости – вода, слегка разбавленная вином чтобы лучше утолять жажду – потекла по дрожащим губам, раненый сделал глоток, другой, внезапно он закашлялся и отвернулся. Дориан торопливо убрал флягу и собрался было отпустить голову Тёмного, но Мерцающий, внезапно, всё ещё хрипя и кашляя, с неожиданной силой вцепился в руки человека. Взгляд чёрных, точно сама ночь очей, устремился в глаза человека. «Взгляд Тёмного – страсть, взгляд Тёмного - смерть» - запоздало припомнил Дориан слова древнего изречения. Но в этот раз не было того чудовищного давления воли умирающего, что ощущался прежде – он всего лишь смотрел на человека с болью и затаённой надеждой. Мерцающий не собирался гипнотизировать Александера, да даже если бы и хотел, вряд ли сумел бы – слишком далеко он ушел по тропе смерти.
- Спаси ёё, - голос умирающего существа, неожиданно стал почти нормальным. – Спаси. Она ни в чём не виновата, она не нарушала…
Речь внезапно оборвалась. Красс увидел, как грудь существа в последний раз приподнялась и опала, в уголках губ перестала пузыриться кровь, глаза посветлели. Тёмный умер. Тихо, почти беззвучно, без долгой агонии и криков. Он просто умер: вот, только что он ещё цеплялся за остатки жизни, сжимая их в слабеющей ладони точно скопец - слиток золота, а уже в следующий миг всё закончилось.
«Спаси ёё»… Дориан встряхнулся и аккуратно опустил голову мертвеца. «Спаси»… Кого он имел ввиду, так и осталось загадкой – ну уж не душу свою точно! Всем ведь известно, что у Тёмных нет души. Тогда о чем или ком могло перед смертью просить подобное существо?
Недоуменно покачав головой, молодой человек повесил фляжку обратно на пояс и потянулся к пульсару, но в тот самый миг, когда пальцы его коснулись металла, на противоположной стороне прогалины послышался слабый шорох – словно некто случайно потревожил ветви – и вслед за ним тихий и какой-то обиженный вскрик. Дориан резко крутанулся одновременно подняв и нацелив пульсар… Ничего. Только лившийся дождь продолжал выстукивать барабанную дробь по листам и ветвям древних деревьев. И все же, что-то было не так. Чувство тревоги не рассеялось со смертью Мерцающего, оно настойчиво твердило: ты не один. Кто-то прятался поблизости. «Спаси её»…
Поднявшись с колен, Дориан намеренно неторопливо двинулся вперед. Он не стал возвращаться к поляне – минуя её, обходя стороной, Красс намеривался подобраться к прячущемуся существу сзади и постараться застать того врасплох. Спорный план – особенно учитывая поразительный слух и чутьё Тёмных – но он рассчитывал, что шум дождя хоть немного, но сокроет его передвижения.
Всё повторялось. Медленный танец, напряжение нервов, пот, застилающий зрение, опустошающий душу страх… Всё было в точности таким же, как и перед встречей с умирающим Тёмным. Лишь одно изменилось: раньше Дориан не сомневался что, увидав Мерцающего, немедленно его казнит – без заминок и угрызения совести. Теперь он не был так убежден в собственных действиях.
Путь в обход занял куда больше времени, чем хотелось, а может, это измочаленные нервы играли шутки с восприятием. Дориан старался ступать бесшумно, выбирая скрытые в тенях уголки, но это мало что значило – он и сам прекрасно понимал всю тщетность своих попыток – ведь он имел дело с Мерцающим! Однако, ему удалось подобраться незаметно к тем зарослям, где прятался неизвестный – и только оказавшись в непосредственной близости Красс оценил всю степень собственного везения. Дав себе несколько мгновений – просто перевести дух и сделать пару глубоких вдохов – он резко шагнул вперед ткнув стволом пульсара в центр кустарника.
Приглушенный писк, похожий на вопль терзаемого беркутом зайца – высокий и по-детски отчаянный – заставил его в недоумении замереть. И лишь потом он сумел разглядеть затаившееся в гуще ветвей и листьев существо,
Перед ним оказалась маленькая девочка лет семи-восьми. Одетая в простое без вышивки и украшений что так любят дети платьице из хлопчатой ткани грязно-серого цвета, с волосами заплетенными в две косички перетянутых серыми же ленточками, она смотрела на возвышающегося над ней мужчину и от животного ужаса уродовавшего детское заплаканное личико Дориан почувствовал почти физическую боль. Дети не должны так смотреть! Не должно быть в их глазах, пусть и таких вот – черных и пугающих, совершено нечеловеческих, жутких – этого смертного выражения загнанного зверя.
Дориан вспомнил глаза Кати – его сестра лишь недавно была точно такой девчушкой. Он помнил её глаза, когда она выбегала к нему навстречу, помнил восторг и предвкушение в её взгляде, когда она разворачивала подарки братьев вернувшихся в родовой замок. Никогда, в самых страшных своих кошмарах Дориан не мог представить в глазах Кати того выражения, что отражалось в глазах девочки смотрящей на него. Это было неправильно! Чтобы не творили взрослые – детей это не должно касаться. Просто не имеет право касаться, не имеет право уродовать и разрушать их светлый мирок, состоящий из игрушек, сладостей и беззаботного веселья.
Зато теперь не оставалось сомнений кого именно имел ввиду умирающий Тёмный говоря: «спаси её»! Кем он был для неё? Отцом, опекуном, наставником? Дориан имел весьма смутные представления о культуре Мерцающих, помнил только, что понятие «семья» в этом народе несколько расплывчатое и не включает сугубо кровных взаимосвязей. Впрочем, сейчас это не имело никакого значения. Перед ним был ребёнок, просто испуганный, расстроенный и не понимающий что происходит ребёнок.
О Предки, что же ему теперь делать?! Дориан смотрел в глаза девочке, в его душе боролись чувство долга, приказывающее немедленно нажать на спусковой крючок пульсара и элементарная человечность. Это продолжалось недолго, вздрогнув от отвращения к самому себе, к тому, что позволил себе хоть на мгновение усомниться и поддаться искушению выбрать простое решение он вздохнул и опустил оружие. Гори оно всё во Тьме! Что бы там не происходило, но никогда Дориан Красс Александер не станет детоубийцей! Он – воин, солдат Святой Конфедерации, а не презренный Полуживой способный замарать свои руки кровью ребёнка.
- Эй, малышка, - перехватив пульсар одной левой рукой, он протянул правую к девочке, держа ладонь раскрытой в древнем как само человечество жесте доверия. – Не бойся, я тебя не обижу. Доверься
Он и сам понимал, что несёт несусветную чушь. Здоровый мужик с оружием, в лесу тянется к маленькой девочке, на поляне неподалёку, отчетливо различимые даже из глубины кустарника – пять изувеченных трупов, убитых отцом (или кем он там приходится) девчонки… О чем он вообще лопочет? О каком доверии прости у дрожащего от ужаса ребёнка?
- Нужно выбираться отсюда пока не пришли плохие… - он заставил себя замолчать. О Предки, какой же бред он несёт! - Пойдём, - чуть грубее чем следовало, выдавил он не найдя чтобы ещё сказать.
От звука его голоса, в котором отчетливо проступало раздражение, девочка сжалась ещё больше – хотя это и казалось невозможным. Ещё плотнее обхватила коленки, стремясь стать как можно меньше. Дориан выругался, правда не в слух, а про себя. Вот только этого ему и не хватало!
- Давай руку, быстрее! – он постарался унять нетерпение и говорить хоть немножко дружелюбнее.
Не помогло. Девочка отпрянула от протянутой руки точно от открытого пламени и постаралась забиться ещё глубже в кустарник. Ну, это уж совсем никуда не годилось! Отбросив пульсар, Красс потянулся и схватил её за плечо, но она с неожиданной ловкостью вывернулась, прянула вперед намериваясь проскользнуть между ног конфедерата – Крассу лишь в самый последний момент удалось перехватить её уцепившись за край подола и притянуть к себе, а иначе пришлось бы играть с ней в салочки по всему лесу. Оказавшись в руках кона девочка начала извиваться и лупить его крошечными ладошками, пытаясь высвободиться, но – молча. Она вообще ещё ни разу не произнесла ни звука – хоть за это Дориан был благодарен.
- Да успокойся же ты! – пытаясь утихомирить девчонку и одновременно не навредить ей слишком уж резкими движениями, пропыхтел он. – Я ведь пытаюсь тебе помочь!
Бесполезно! В девчонку словно демон вселился, до того яростно она отбивалась. Перехватив её за талию и стараясь не обращать внимания на её отчаянную борьбу, Красс выбрался из ежевичных зарослей и направился на север – подальше от периметра отцепления. Он старался двигаться как можно аккуратнее, тише, что, учитывая вертящуюся точно угорь девчонку, было на редкость сложно. К счастью, через некоторое время маленькая Мерцающая угомонилась и перестала вырываться – то ли у неё закончились силы, то ли она поняла наконец, что человек пытается ей помочь. А ещё немного погодя она внезапно заговорила:
- Отпусти меня, - в голоске её не слышалось испуга, скорее, он звучал повелительно, хотя из-за странного гортанного выговора и казался немного забавным. – Я и сама могу идти!
Дориан замер на месте и некоторое время раздумывал.
- Никаких глупостей, - сурово проговорил он.
- Я не дура, – насупившись, пропищала девчушка. – Отпусти!
Нехотя, Красс поставил её на ноги, но отпускать сразу не стал – кто её знает, что может выкинуть перепуганная вусмерть девчушка.
- Пойдём, - мягко, но крепко сжимая хрупкое запястье проговорил человек и двинулся вперёд.
Некоторое время они так и прошли рука об руку, причем маленькая Мерцающая двигалась куда как проворнее, чем мог помыслить Дориан. Но вскоре она резко остановилась и выдернула руку.
- Я сама пойду, - упрямо заявила она. – Не нужно со мной как с маленькой.
Дориан не стал возражать – не до споров, лишь усмехнулся про себя: «не маленькая», ха! Вслух же он бросил, скупо и раздражительно:
- Быстрее.
Дождь, наконец, прекратился. С сокрытого древесными кронами неба изредка ещё падали тяжелые капли, он ливня не было. Зато поднялся ветер – резкий, порывистый, он то пригибал деревья, словно стремясь сломать их, изувечить, то вдруг, внезапно исчезал, позволяя зелёным великанам раскачиваясь выпрямляться.
Инстинктивно пригибаясь от ветра, Дориан торопливо двигался, стараясь уйти как можно дальше от злополучной поляны. Он постоянно оглядывался, проверяя, следует ли девочка за ним, не устала ли, но маленькая Мерцающая легко выдерживала заданный человеком темп, не отставала и не ныла, как можно было ожидать.
Нужно было вывести её за кольцо отцепления – и сделать это следовало как можно скорее! – а уж дальше она и сама как-нибудь. Дориан настойчиво гнал прочь мысли о возможной дальнейшей судьбе девочки, о том, что будет с ней, после того как они расстанутся – ну, право, не его это дело, он-то что может сделать? Всё что он мог – вытащить этого заблудшего ребенка с передовой, а что потом – не его забота. Только вот на душе от этих самоувещеваний легче не становилось. Бросить ребенка одного в лесу, посреди враждебной территории – а что одного, Дориан не сомневался, он слишком хорошо знал боевую мощь Конфедерации и был уверен, что ни одному из её соплеменников не удастся вырваться из её железно-огненных объятий – оставить без поддержки, без надежды на помощь со стороны сородичей… Всё это сильно смахивало на сюжет детских сказок, где нерадивые родственники оставляют нелюбимое дитя на верную смерть в глухом лесу. Только вот сейчас Дориан был не в сказке, реальный мир, в который уже раз показывал, что его истинное лицо в тысячу раз ужаснее всех детских кошмаров. И куда безжалостнее. В детских сказках, даже самых страшных, добро в конце всегда побеждает и герои, получая заслуженную награду, живут долго и счастливо. В реальности так не бывает. Как однажды сказал дядя Дориана, Серапис: «Герои хороши только мёртвыми».
Прикинув пройденное уже расстояние, Красс с облегчением понял, что до незримой границы оцепления совсем недалеко – ему вместе с девчонкой нужно было одолеть не больше полумили и тогда – победа! Они выберутся, никто и не узнает о проступке Александера, а он сможет с чистой совестью вернуться назад и доложить Владу об обнаруженном на поляне следе кратковременного боестолкновения и потерях, к несчастью постигших их ладонь. Всё будет в порядке!..
- Кто-то приближается, - Дориан настолько не ожидал, что маленькая Мерцающая заговорит, что вначале даже не понял, о чем именно она пытается ему сообщить.
- Что? – он резко остановился и обернулся к девчушке. – О чем ты?..
Слишком поздно разум его осознал всю важность информации, слишком поздно он вырвался из цепких объятий своих собственных радужных мечтаний и вернулся на грешную Терру.
- А, вот ты где! – голос, прозвучавший поразительно близко, заставил Дориана чуть ли не подпрыгнуть от неожиданности. – Ну вот какого клятого беса, ты упёрся дьявол знает куда не сказав ни слова? Что, думаешь, только тебе осточертело торчать без дела и охота размяться?
Влад в сопровождении обоих стражей вынырнул из густого боярышника. Против правил, лицевой щиток его шлема был открыт являя миру рассерженное лицо капрала – точно мальчишка, которого другие сорванцы обделили участием в новой проказе.
- Нашел что-нибудь? – не меняя тона поинтересовался Влад приближаясь. И вдруг он замер на месте, словно с разбега врезавшись в стену. – Какого клятого беса? – вмиг посерьезневшим тоном проревел он. – Что эта тварь здесь делает?
Оба стража, как и их капрал с некоторым опозданием заметившие девчонку прятавшуюся за спиной Красса потянули было оружие вверх, но так же быстро его опустили. На линии огня стоял Дориан, а стрелять в своего ради какой-то мелкой Темной – вот уж нет! Наверняка ведь Дориан не просто так тащил маленького упыря, видимо, хитроумный Александер что-то замыслил.
Времени на долгие размышления у Дориана не было. Нужно немедленно что-то придумать, что-то такое, во что подозрительные коны смогут поверить. Но увы, рефлексы вбитые в его тело наставниками в академии сработали быстрее чем успела оформиться спасительная мысль. Ментальный импульс посланный в преобразователь материи вышел совершенно автоматическим – Красс его даже не осознал! И вот, в его руках уже проявилась звуковая пушка. Миг спустя расширенное на конце дуло взметнулось вверх – никто из троих конфедератов не успел должным образом отреагировать, не успел поднять своё собственное оружие.
- …что ты делаешь? – Влад, не веря своим глазам, уставился на звуковую пушку в руках брата. – Ты с ума сошел? Немедленно отойди от этой гадины!
Палец на спусковом крючке пушки, которую держал Дориан стоявший в полутора десятков шагов от него, дернулся раз, другой, невидимые сжатые лучи ультразвука с чудовищной скоростью вырвались из фасеточного дула. Два стража с тяжелыми излучателями наперевес, стоявших по бокам Влада, как подкошенные рухнули наземь, мгновенно лишившись сознания.
- Ты с ума сошел! Это измена! Предательство! Ты поднял руку на… - от негодования, неверия в то, что происходит, юный Александер задохнулся, не сумев найти подходящего слова. – Ты!..
- Беги – его брат, не оборачиваясь, бросил девочке прятавшейся за его спиной одно единственное слово. Палец на курке дернулся вновь и Влад, парализованный и ошеломленный, повалился на истоптанную зеленую подстилку реденького пролеска. Падая, он зацепился за торчащий из земли сучок и распорол левую скулу почто до кости…
Ну, вот и всё! Дориан перешел, окончательно и бесповоротно перешел запретную черту…
О Бездна! Что же он натворил? Красс с запоздалым ужасом осознал, что окончательно отрезал себе пути к отступлению, и если раньше существовал хоть один призрачный шанс, что ему удастся извернуться, приврать и как-то выкрутиться, то теперь, после нападения на своих же – никаких шансов не осталось. Он оглянулся и увидел девочку по-прежнему стоявшую возле него и всё также, во все глаза смотревшую на своего нечаянного спасителя. Дьяволы и бесы!
- Беги! – Дориан ткнул стволом пушки в сторону, указывая на юго-восток. – Туда, быстрее. Беги со всех ног!
Девочка кивнула – медленно, словно бы с трудом, через силу. Её странные, пугающе-манящие глаза смотрели так пристально, так понимающе, что человеку стало не по себе. Эта девочка, этот ребенок… она все понимала, возможно – даже больше чем он сам.
- Спасибо, - тихо-тихо прошептала она.
Что-то странное приключилось со зрением Красса, некая зрительная аномалия, по всей видимости: только что он видел перед собой крошечную фигурку, но, стоило моргнуть, как она исчезла! Туманный силуэт сотканный из воздуха и водяных паров, невнятная пелена походившая на призрачный след уводящий прочь – точно тоннель пронзающий пространство иссеченное дождевыми струями – вот всё что осталось. Девочка исчезла так стремительно, будто и не было её вовсе! Мерцающие… Тени, танцующие во мгле одурманенного сознания, привидения скользящие за гранью восприятия, прячущиеся невидимыми и неслышимыми отзвуками далёкого миража. Мерцающие…
Дориан зажмурился и крепко встряхнул головой, открыл глаза – и морок рассеялся. Не осталось ничего – лишь лес, побитый стылым дождем. Как холодно…
Он оглянулся. Три человека – по-прежнему недвижимые, распростерлись на земле. Возле головы Влада образовалась небольшая красноватая лужица – кровь из рассеченной щеки, смешалась с дождевой водой. Дориан с шумом втянул воздух. Что же, во имя всех порождений Бездны, он натворил?
Медленно, через силу, Дориан заставил себя шагнуть вперед. Он не хотел двигаться, не желал приближаться к бесчувственным конфедератам и каждый шаг давался ему всё труднее, и чем ближе он подходил к телам своих боевых товарищей, тем тяжелее ему становилось. Он так и не сумел заставить себя подойти к ним вплотную, замерев на месте в мрачном оцепенении в каком-то десятке шагов. Что же он натворил?!
Сколько времени он простоял так, бездумно глядя в пространство и не желая, не смея даже думать о чем-либо – он не знал. Секунды, минуты, часы, века? Лишь когда рука одного из стражей – кажется, это был Микки - начала судорожно сжиматься, некоторая толика утраченного разума вернулась. Дориан сконцентрировался на затянутой в металл боевой перчатки ладони. Страж «просыпался» медленно – одним из эффектов воздействия волны лёгкой звуковой пушки являлась кратковременное нарушение работы некоторых центров нервной системы, в том числе и отвечающих за общую координацию движений. ЛЗУ не входила в обязательный набор стандартного вооружения – ей обычно пользовались чтецы лёгких ладоней, ценивших «певичку» за способность быстро и бесшумно обезвредить противника не повредив его при этом. Незаменимое качество, когда нужна «говорящая голова». Но сейчас, Дориан предпочел бы иметь под рукой нечто более весомое – не смертельное, нет! – оружие, ведь когда все трое придут в себя, - и произойдёт это уже очень скоро! - они наверняка захотят «побеседовать» с ним и вряд ли ему удастся придумать хоть один способ избежать этой «беседы».
Он настолько погрузился в собственные безрадостные размышления о грядущем, что в очередной раз за этот проклятый рейд, утратил придельную концентрацию, оттого и прозевал появление нового игрока на «поле боя».
Облаченная в развивающуюся на ветру черную мантию фигура, явилась точно призрак возникающий ниоткуда. Длинные, спутанные волосы неровными прядями ниспадали на лицо пришельца мешая разглядеть его – но того и не требовалось! Черная мантия ваятеля, по которой даже издалека любой житель Терры с первого взгляда опознавал представителей этой касты, говорила, нет – кричала! – лучше чем лицо, голос, глаза. Это шла смерть в своём земном воплощении.
Дориан вскинул звуковую пушку – исключительно рефлекторно, он, конечно же, не собирался нападать на ваятеля – но мысль облаченного в черное творца изменений опередила его. Красс так и не успел почувствовать вязи, сформированной ваятелем, поскольку прежде чем она успела отразиться на осознаваемом уровне, сам Дориан уже лежал на земле, полностью лишившись возможности двигаться и осознавать что либо.
***
- Огонь и Тьма, вот только этого не хватало! – с жаром и горечью проговорил гроссмейстер Свендвейн, глядя на распростертое на земле тело Дориана. – Ну и день, Бездна его побери!
Гроссмейстер удрученно покачал головой и сморщился. Сто восемьдесят девять человек из них шестеро – ваятели! – погибли. Почти все плетельщики, больше половины чтецов и целая куча стражей – его люди за которых он отвечал, как перед Синклитом, так и перед собственной совестью – мертвы! И теперь ему придется с этим жить.
С самого начала этого треклятого рейда всё шло не так: отказ в поддержке соседей, погода, противник – всё и вся словно бы ополчились против него и его парней. Мерцающие, сказочные Мерцающие, порождения древнего, полузабытого кошмара – кто бы мог подумать, что они настолько отличаются от Полуживых? Больше половины этих тварей сумело ускользнуть из расставленных сетей, но что гораздо хуже – они с легкостью, почти небрежно отражали все атаки конфедератов, словно те были детьми с игрушечным оружием, а не закаленными бойцами. Они рвали, грызли, калечили его людей голыми руками, точно дикие звери, прокладывая дорогу ведущую прочь из ловушки, - и таки вырвались! А он ничего не мог с этим поделать. Совсем ничего! Сто восемьдесят девять погибших! Сто восемьдесят девять! Да как он теперь сможет смотреть в глаза выжившим, после эдакого провала, после таких потерь?..
А теперь вот, под занавес дерьмово разыгранной пьесы, ещё и это!
- Будем надеяться, что он находился под контролем той бестии…
- Нет! – с неожиданной яростью исказившей обычно красивое и улыбчивое лицо проорал Влад, рукой зажимавший кровоточащую рану на щеке. – Я видел его глаза, гроссмейстер, в них не было той пелены, что у подчиненных. Он действовал сознательно, клянусь памятью пред…
- Ох, помолчи, Влад, - отмахнулся Донар, сморщившись ещё больше. - И без твоих истерик тошно.
- Боюсь, капрал Александер совершенно прав, - вмешался в разговор Ниал лейн Талами – тот самый ваятель, что оглушил Дориана. – Я не присутствовал при нападении Дориана Красса на бойцов его кулака, но в момент, когда я столкнулся с ним он, казалось, прибывает в полном сознании, и никакого чужеродного влияния на его разум не ощущалось.
Гроссмейстер Свендвейн вновь тряхнул головой. Запоздалая мигрень, порожденная чрезвычайным нервным напряжением, с монотонностью пилы терзающей древесную плоть, принялась вгрызаться в левый висок.
- Огонь и тьма… - вяло и как-то обреченно проговорил он. – Вернемся в цитадель, и вызовем «алых», теперь это их забота, вот пусть они и разбираются. Кто-нибудь, приведите его в чувство, нам нужно возвращаться…
Один из стражей явившихся вместе с гроссмейстером склонился над Дорианом, сняв с правой руки тяжёлую боевую перчатку, он ухватил парня за грудки левой и ударил по лицу. Не сильно – всего лишь пощёчина…
***
Удар по лицу. Пощёчина, не очень сильная, но в трещащей ровно с похмелья голове она отзывается мучительной болью.
- …вставай! Ты, чертов ублюдок, - снова пощёчина и новая порция ругательств высказанная на удивление знакомым голосом. – Поднимайся же ты, бесполезный кусок дерьма.
- Не тормоши его, - а вот этого голоса он не узнал. Сильный голос, во всех смыслах - сильный. Глубокий, грудной, похожий на рокот прибоя, с властными и уверенными интонациями – так говорят только очень сильные, решительные и опасные люди, которым нет надобности что-то доказывать кому-либо. – Парню и так пришлось туго. Дай ему отлежаться.
- Не лезь не в своё дело, - огрызнулся знакомый голос. – Тебя это всё равно не касается. Вставай, Гридиан, - очередная пощёчина.
Гридиан – Нефритовая Душа, под этим прозвищем его знали только очень немногие. Вот, наверное, почему голос кажется таким знакомым… конечно! Он всё ещё в Тартре. Может, это Эдд так настойчиво его будит? Нет, – у Эдда скорее баритон, да и акцента у него никогда не было, а у этого – есть, пусть и почти незаметный. Вархид?..  Да нет, о чем это он? Вархид уже четыре года как мёртв. Тогда…
Воспоминания обрушились внезапно, все разом, полностью! Нет, он не в Тартре. О Бездна! Кто бы мог подумать, что можно сожалеть об этом?!
Глухо застонав, наполовину – от боли, наполовину – от охватившего душу отчаянья, Безымянный открыл глаза.