Ирбис

Всё вокруг  молчало  Черное, с россыпью звезд,  небо, горы, снега, тайга. Только бессонная река, разрывая о камни  упругую грудь, стонала в урочище, плакала, кого-то звала…
Двое молодых людей с ребенком на руках стояли в морозной ночи. Златозвездная ночь мириадами брызг бросала на землю золотой песок. Он превращался в большие хлопья снега и мягким покрывалом застилал все вокруг: деревню, реку, горы. Те двое, всматриваясь сквозь пелену снега в цепь гор, плакали. Там каждый день вставало солнце, выплывала луна, и оттуда пришел знак сыну…
Снежный барс-Ирбис кошачьей поступью вышел на широкое высокогорное каменное плато. В серебряном свете восходящей луны стоял он на краю пропасти, как изваяние, гордый и красивый, опасный и одинокий.  Даже при легком движении под бело-черной шубой пружинисто вырисовывалось сильное тело хозяина вечных снегов.
Он знал эти места. Тут встретил свою любовь,  среди этих камней и лугов появились на свет его дети.   Ирбис  добывал много еды для своего потомства.  Когда оно пиршествовало, зверь   подолгу любовался своим семейством, которое, урча и по-детски визгливо огрызаясь, кормилось принесенной им добычей. А потом, когда дети сыто и  лениво вытягивались на весеннем солнышке,  его подруга - самочка, заботливая мать,  облизывала их милые мордочки. И все это рухнуло в одночасье.
В тот день жарко припекало солнце, щенята наелись, всех клонило ко  сну. Мамаша увела их в укромное место, где они уснули, подобрав лапки и уткнув усатые мордашки в шерсть. Ирбис, тем временем, поднялся на пригорок, подремывая, наблюдал за округой. Ветер с долин приносил запахи оттаявшей земли, а тут пахло хвоей и талым снегом. Далеко, у кромки тайги кормился табун лошадей. Зверь хорошо знал своенравные повадки жеребца – вожака этой группы лошадей.    В  весеннем томлении ничто не предвещало беды. Малыши, сладко поспав, начали зевать и потягиваться. Самая младшая высунула было на минуту свою белую в крапинках мордочку, но тут же снова зарылась между большими лапами матери:  эта малышка была ее любимицей. Старший щенок вытянулся на бочок и начал тормошить торчащий из земли корень.   Он рычал и то грыз его, то шлепал лапкой, когда тот не ложился, как ему хотелось. Второй проказник стал дергать за ухо братишку и за это получил от него  затрещину. Они начали барахтаться.
Сцепившись в клубок, покатились по каменистой россыпи, потом по траве, все дальше и дальше вниз к  бурлящей реке. В отчаянии они дикими от ужаса голосами начали звать мать на помощь. И как раз в это время огромный жеребец подлетел к щенятам, стараясь  их затоптать. Нежная мать мигом превратилась в настоящего дьявола. Грозно зарычав, бросилась на коня. Он не испугался и норовил бить самку задними копытами и топтать передними ногами.
Вмиг снежный барс большими прыжками слетел с кручи и, когда жеребец на секунду замешкался, нанес ему лапой мощный удар по шее. Секунды спустя звериная пара уже насела на коня верхом и стала терзать своими ужасными клыками и когтями. Жеребец ревел от бешенства и бросался из стороны в сторону, волоча на себе вцепившихся в него хищников.
В дикой свалке они не заметили,  как старый табунщик Айташ подлетел на своем коне отбить бедное животное у хищников. Доскакав до увала, с большим риском для жизни,  начал взбираться  по крутому откосу вверх.     Как только голова всадника поднялась над краем обрыва, он увидел перед собой всю картину. Самка заметила его первая, она знала, что люди в горах всегда ходят с ружьями. Мать боялась не за себя, а за своих дорогих деток. Оставив драку, она пыталась увести их к неприступным скалам.                И тут началась ужасная пальба. Сердце бедной матери сжалось в смертельной тоске, когда она увидела, как ее детки падают без движения. Очередная пуля настигла и ее…
Ирбис, увидев это, соскочил с потрепанного жеребца и со страшным рыком бросился на коня с седоком. Зверь видел перед собой искаженное в ужасе лицо старика, лисью шапку и направленный на него ствол ружья. Звука выстрела ирбис не слышал, а увидел вспыхнувший огонь.                В стремительном прыжке  мертвой хваткой вцепился в коня. От внезапности тот свалился на бок, уронив седока. В борьбе зверь и лошадь сорвались с каменного обрыва и полетели в реку.
Вешний  неуправляемый поток  реки Чульча подхватил лошадь и барса, закружив их. Айташ, оправившись от пережитого,  долго отлеживался, приходя в себя. Было ясно, что в водяной пучине погиб его верный конь, да и зверь вряд ли выберется из цепких холодных щупальцев коварной реки.
А между тем ирбис смог выкарабкаться на ледяной затор. Очутившись на тверди, он стал потихоньку перескакивать с льдины на льдину ближе к берегу. Прибило к большой льдине и лошадь. Выбравшись на нее, она стояла, дрожа от страха и холода. Но тут ледяной затор разом рухнул и стремительно понесся. Между льдом и берегом образовывалось  все большее пространство черной бурлящей воды. Река неудержимая, неумолимая, бешено клокотала, готовилась к громадному стремительному прыжку.         Оба животных понеслись навстречу гибели. Они плыли по реке, освещенные заходящим солнцем, в сторону пылающего заката.
Там нарастал грохот падающей в бездну воды. За излучиной река на мгновение, как бы замедляла свой бег, готовясь низвергнуться, образуя Чульчинский водопад. На горизонте ворочался и взлетал кверху туман, застилая диск солнца.
Туман опустился плотной накидкой над бурлящей рекой, и последние, прорвавшиеся сквозь него лучи солнца ярко позолотили и реку, и лед, и белого с черными пятнами снежного барса, и лошадь, которая немея от страха, стояла на льдине.
Огненное зарево заката окунулось в туман, который скрыл все вокруг. Явно гибнущий смельчак на дальней льдине не издавал ни звука.                Он готовился к прыжку. Крутясь в водовороте, льдина с середины реки подплыла совсем близко к берегу. Воспользовавшись спасительным моментом, Ирбис собрал последние силы и метнулся на берег.
А далеко внизу среди несущихся льдин раздалось предсмертное ржание,  и его заглушил шум водопада...
К лету ирбис окреп. Пищи на высокогорном Челушманском плато  было достаточно. Инстинктом зверь сознавал, что все его беды пришли из долины, где были  люди. Они лишили его звериного счастья, разлучили с теми, кто был ему дороже всего на свете. Он ждал, он искал момента расплаты.
Ирбис часами пристально всматривался с поднебесных круч вниз, откуда иногда ветер-гуляка приносил человеческие запахи. Наступила первая осенняя морозная ночь. Протрубил марал, ища себе подругу.                Небо вызвездило. Горы как всегда сдвинулись на ночь поближе к реке.
Сегодня ирбис тонким чутьем зверя улавливал запах человека ехавшего снизу. Запах того, который был  в лисьей старой шапке.
Золотое звездное покрывало дрожало вверху, накрывая все вокруг. Струи воздушных потоков доносили еле улавливаемые запахи.                Вот долетело до чуткого звериного слуха  цоканье кованых копыт коня.     Ехал верховой. Это был он, старый наездник в лисьей шапке.                Тот, кто  расстрелял семейство гордого барса. Ирбис не желал видеть человека в своих владениях. Жажда звериной мести разжигала в нем дикую лютость. Можно было прямо там же, в скалистом узком и темном проходе, кинуться сверху и вцепиться в ненавистную лисью шапку.
Вот он, как большая кошка припал за  выступом камня, приготовился к прыжку. Но человек, ехавший на коне, как будто что-то предчувствуя, резко соскочил с коня и повел его на  поводу. Старик взял ружье наизготовку, пропустил собак вперед и очень осторожно, с оглядкой, ступил на опасный участок тропы. Внезапного нападения не получилось.                Зверь рыкнул и неуловимой тенью скользнул за выступ каменной глыбы.
 Опасная игра продолжалась день за днем, ночь за ночью. Зверь  тенью преследовал старого охотника. Сгонял ли тот табун в лощину, скрадывал ли косуль, расставлял ли капканы. Ирбис незримо был рядом.                Старик Айташ  чувствовал это. Он сник, все чаще и чаще стал приезжать домой без добычи, стал молчаливым, замкнутым. 
Карабаш, старший внук дедушки Айташа, стал примечать такое  странное поведение.  Как-то в один зимний вечер, прихватив сохранившуюся с осени бутыль араки, он отправился к деду. Старый охотник обрадовался приходу внука, он давно примечал в этом парнишке свою хватку охотника и следопыта. Разговор некоторое время не клеился, не шел в нужном направлении, а Карабашу очень хотелось узнать, что творится в последнее время с дедушкой, почему он стал угрюмым и молчаливым и  перегнал табуны на другое место.
Все же постепенно арака размягчила душу, старик повеселел, разомлел  старая лисья шапка сползла набекрень.  Карабаш знал, что дед с  этой шапкой не расстается никогда. Вот Айташ выдернул из-за голенища старый чубук, раскурил, густой сизый дым повалил из трубки, изо рта, и, как показалось внуку, даже из ушей. Дедушка надолго замолчал, задумался. Заговорил он приглушенно и медленно, с большой неохотой, как провинившийся, и поведал внуку трагическую историю  семейства барсов…
Пришла новая весна, зашумели весенние потоки, реки взбухли от большой снеговой воды, грязь и камни заскользили вниз. В долине весело зеленела трава. Карабаш с дедушкой отправились в знакомые таежные места. И тут он понял, что дедов рассказ о преследовании зверя не был выдумкой старого охотника. Ирбис был осторожен, увидеть его не удавалось. Но присутствие невидимого зверя Карабаш ощущал собственной кожей. Лошади всю поездку вели себя очень неспокойно, чутко стригли ушами, всхрапывали. Собаки жались к людям, поджав хвосты.
Но вот два охотника напали на следы маралов. У них не было сомнений, что это тот самый великан-вожак, который уже несколько лет не давал опытному охотнику покоя, уводя свой табунок-гарем прямо из-под носа.
Вскоре в кедровом стланике, они настигли животных. Одно мгновение – и олени исчезли, разбежавшись в разные стороны. Айташ пошел по следу основного стада. Карабаш  – за  маралом-исполином и  маткой. 
 Солнце зацепилось за горизонт. В котловину скатывался сумрак. Карабаш вплотную подъехал к гольцам, покрытым толстым слоем снега, где трудно было пробираться лошади. Оставив ее, начал преследовать маралов пешком. Уставшие звери, зайдя за выворот старого кедра, остановились. Карабаш различал только ветвистые рога, венчавшие большую красивую голову. Стройное тело марала-великана было неподвижно, словно окаменело, теряясь на фоне облысевшего до синевы ствола дерева. Притихшая самка  находилась  тоже  где-то рядом. Тайга  предчувствуя развязку,  примолкла.
 Охотник  осторожно снял с плеча ружье, стараясь ровно дышать и не терять из виду сплетение рогов зверя. Марал продолжал стоять неподвижно. Карабаш  целился в голову, боясь промахнуться. Не дай бог,  было попасть в стельную  самку. Ружье от напряжения дрогнуло, но выстрел прозвучал. Маралы, как ужаленные, стремительно сорвались и умчались куда-то вниз, к кедрачам. Охотник устремился следом. Услышав стрельбу, догонял дедушка, ведя на поводу коней. Вскоре охотники заметили кровь, но она скоро исчезла, а следы стали как будто меньше и яснее. Поднималась метель, снег заметал их, но все, же Карабаш успел разобрать, что это были следы не раненного рогача, а маралухи. Это была оплошность охотника. Весной загубить матку и не народившегося теленка,  позор! Путая следы, рогач хотел спасти положение. Самец инстинктивно прибегнул к уловке преследуемого зверя, которую хорошо знают опытные охотники: он возвратился по своим следам к подстреленной  подруге. Затем ушел, чтобы скрыться от преследователей в противоположную сторону. Охотники не поддались на обман. Они разыскали следы раненного животного и устремились дальше по ним. Марал, обнаружив, что его попытка отвлечь внимание преследователей оказалась неудачной, снова вернулся к самке, чтобы постараться увести ее  за перевал.
Уже на исходе дня охотники увидели их обоих на снежном склоне горы. Маралуха шла медленно, низко опустив голову. Ее друг тревожно забегал вперед, как будто не понимая, почему она отстает. Потом возвращался к ней и ласково лизал ее, словно просил поспешить.
Охотники уже настигали их. Завидев врагов, марал тряхнул громадными рогами, заметался из стороны в сторону. И,  наконец, умчался, как будто сознавая, что защита и борьба бесполезны. Когда люди подъехали, матка пыталась подняться, но она так ослабла, что тут, же свалилась. Айташ вынул нож. Бедное животное повернуло к своим преследователям голову, в больших блестящих глазах стояли слезы. Но она не застонала, не издала,                ни звука….   На время все притихло кругом, Карабаш всем телом почувствовал, что  даже собаки перестали лаять и визжать.
Он отвернулся и тут увидел, как вдали на холмах мелькнула тень то ли марала, то ли ирбиса. Дедушка с ножом подошел к раненому зверю и совершил ужасное дело. Карабаш от отчаяния закрыл лицо руками и оцепенел. Айташ тронул его за плечо, он медленно обернулся. Маралуха лежала без движения на талом весеннем снегу.  Белый снег сочно вбирал в себя алую кровь. Отправляясь  за санями, на горизонте  они снова  заметили промелькнувшую   тень.
Когда вернулись, на покрасневшем от крови снегу люди увидели свежие отпечатки следов  крупного ирбиса. Он не тронул убитого зверя.   У кромки леса снова показался  и быстро скрылся призрачный зверь. Провозившись с разделкой, охотники не заметили прихода ночи.
Какие печальные, тяжелые думы теснились в голове Карабаша в эту ночь. Он упрекал себя. Так это называется охотой! К этому он стремился! Весной убивать стельную дикую корову. Превратить прекрасное животное в  окровавленный, отвратительный труп. Досада и отчаяние овладели  им…
Ночь выдалась холодная и темная.  Молодой охотник улегся,  накрывшись  полушубком, и пожалел, что природа не дала ему теплой шкуры, как у снежного барса, чтобы  можно было бы укрыть озябшие руки и ноги. Деревья и земля трещали от мороза. Даже звезды в небе, казалось, звенели от холода. На озере то и дело раздавался треск: лед лопался у берегов. И только одна мысль согревала Карабаша: перед самым отъездом в тайгу жена сообщила, что ждет ребенка. Это был их первенец, и они очень надеялись, что будет мальчик.
Дед всю ночь провозился у костра: варил мясо, жарил губу, печень и телик(пояснить бы) марала. Карабаш ни к чему не притронулся. Приступ душевного расстройства терзал его. К утру стало теплее. Снова пошел снег.  Издали Карабаш опять видел силуэты марала-рогача и ирбиса.  Эта охота полностью выбила его из колеи. Было тревожно в душе и у старого Айташа.
По возвращении из тайги дедушка  занемог и долго провалялся дома на топчане. Карабаш провел лето и осень в домашних заботах, в скоротечных выездах на ближнюю охоту и рыбалку. Его любимая Чайнеш ждала ребенка,  и все хлопоты по дому лежали на его плечах. Но думы о барсе не оставляли. Накануне Новогоднего праздника Карабаш, в сопровождении сородичей,  увез жену в районную больницу.
В отсутствии хозяйки, он решил еще раз попытать охотничьей удачи. Тщательно подготовившись, оставил хозяйство на родителей и отправился в тайгу. Спланировал, что  до белков доберется на лошади, а там путь решил держать на лыжах. В том году выпало мало снега, а  в горах осталось прошлогоднее сено, приготовленное дедушкой, и его старенькая, уютная и еще добротная охотничья избушка.  Карабаш торопился, даже не задержался на Новый год в селе. Ушел в тайгу.  Надо было успеть, до Рождества вернуться обратно домой. По законам охотников в рождественские праздники охота в этих местах была запрещена. Он спешил в горы к Ирбису. Как ведется в природе, перед рождественскими морозами с большой реки потянуло сначала  теплом, а потом пошел не большой снег, давая луне слабую возможность властвовать в ночи. Небо на горизонте стало заметно темнеть. Звезды со снегом перемешались и слились с чернотой гор, которые подступили вплотную к реке, и казалось, до них можно было дотронуться рукой. Было покойно и тихо. Природа примолкла  перед сменой погоды. Карабаш быстро оседлал Буланку, вскочил в седло, чухнул по бокам коня и потрусил в сторону восхода солнца.
Переехав скованную льдом реку, он взял в сторону от крутобоких склонов горы Ак-Курум, от которой шло голубоватое свечение. Облысевшая луна разбрасывала неяркий серебристый свет, вяло борясь со свечением горы. На прибрежном снегу лежали размытые  уродливые мертвые тени деревьев.
До его слуха донесся отдаленный вой волков. Но Карабаш не обращал на это внимание. Он не боялся природы, знал ее, и очень спешил. Все мысли были о том, как он победит зверя. Вот будет подарок к рождению ребенка – шкура Ирбиса.
Но глухой настойчивый вой волков из ближнего леса вывел его из раздумий. Собаки удивительно спокойно реагировали на концерт волков и были рядом с лошадью.
Внезапно их дикая какофония  смолкла. Волки, вероятно, увидели Карабаша и остановились у края лесной елани. Справа послышался треск, слева – приглушенный  рык и затем снова опустилась тишина.             Охотник чувствовал, что он окружен, что волки следят за ним, спрятавшись за деревьями. Напрасно напрягал зрение, стараясь прицелиться: звери были умны и не показывались.
Карабаш остановил коня, цыкнул на  развозившихся  собак, чтоб они прилегли. Стоило ему тронуться, и стая могла бы броситься на него. Но вероятно, она была невелика и решила на своем «военном совете» оставить их в покое –  убралась восвояси. Переждав некоторое время, Карабаш снова тронулся в путь. Вот и ручей Артыштуу, откуда в горы шла торная, пробитая скотом тропа. Но был еще один путь короче, где даже летом проезжали только отчаянные сорви - головы. Карабаш выбрал опасную дорогу,  потому что он спешил.
Темным, непреступным силуэтом навстречу выплыл крутой подъем в гору. Каменный кряж незаметно сполз слева и пересек тропку, а в скале оставался только  узкий проход. Кругом были черные скалы,  в щели – ночь. Черно. Копыта звучно били о камни. Карабаш напряг слух и зрение.           Редко здесь сходились путники или какой-нибудь  страшный зверь выходил навстречу.  На этой тропе всегда трудно  разойтись и разрешением вопроса была борьба…               
А бездна любит жертвы. Далеко внизу извивалась бугристой белой лентой незамерзающая река, она и зимой в этом месте сотрясала камни, грохотала, но ее рев тонул в глубоком ущелье, не долетая до тропы.  Не следовало глядеть вниз, под ноги  коню. Карабаш поднял глаза к небу, там была тоже черная бездна. Конь, всхрапывая, осторожно шел вперед. Карабаш бросил поводья. Жуть хлестнула по душе, когда шальной упругий ветер пронесся  по ущелью,  вырвав с корнем несколько небольших деревьев.                К чему это? Природа в чем-то упреждала его.            
Наконец тропка повернула влево и выплеснулась в широкую расщелину. Извиваясь меж высоких камней и маленьких уродливых высокогорных деревьев, она стала постепенно снижаться в лесную долину. Вот перед глазами замаячил, спускаясь с неба,  широкий черный склон горы Как седая грива, громоздился на склоне спрятавшийся под ледяной панцирь онемевший водопад. Где-то здесь была избушка.
Карабаш,  ехал не спеша,  и кругом все молчало. Вскоре он прибыл к становищу. Здесь все было на своих местах. Пел свою неугомонную песню ручеек. Кучка дров под навесом, там же копна сена.
Поставил в загон лошадь. Затопил печурку, сварил чаю, прилег на топчан отдохнуть. Неотвязные мысли о пройденном пути, о звере, о судьбе будоражили душу.
Ранним зимним утром, встав на охотничьи лыжи, обитые камысом, он поспешил на звериные тропы. Обогнул ложбинку с густым кустарником, уютно притулившуюся к молодому кедрачу, взметнулся на увал.                Вскоре он действительно поднял с лежки курана (молодой самец косули),  метким, хлестким  выстрелом сразил его. Ловко освежевав, забрал добычу на приманку.
Вот и места обитания Ирбиса. Здесь  природа соткала ожерелье из  вечно белых вершин, с которых начинались  ручейки, водопады, речки.                В котловине широко раскинулась чаша замерзшего озера, куда летом на водопой ходят медведи, маралы, косули, волки, архары, кабарга и прочая живность.
Душевное смятение застилало разум. Но Карабаш уверенно взялся за охотничьи дела. Быстро и ловко расставил  капканы, кулемы с приманкой, маскируя их и запоминая свою охотничью тропу. Внутренний голос говорил молодому охотнику, что поймать ирбиса в капкан практически невозможно. Этот зверь хитер, ловок и осторожен.  Ну а его избранный, как будто чуял и знал о приходе охотника.  Он точно  ждал его в самом неподходящем месте, там, у черных скал, у того жуткого пролаза. А здесь он пока не тропил свой след уже с неделю. Карабаш ставил различные  ловчие  прилады   на старых охотничьих стежках-дорожках. День заканчивался появлением синей  поволоки снеговых туч. К вечеру подул ветер. Заночевал охотник в одном из каменных гротов. Второй день снова расставлял наживу.
Придя к избушке, Карабаш был ошеломлен. Здесь побывал зверь.        Конь так напугался, что выломал  жерди у изгороди и убежал по глубокому насту на край таежной поляны к кедрачам. Собаки стыдливо жали под себя хвосты, поскуливая от страха. Карабаш не досчитался одной. Вскоре он обнаружил место схватки. Смелый Кучум первым встретил барса, кинулся в одиночку и в борьбе был истерзан когтями и зубами дикого разъяренного зверя. Ирбис пришел мстить. Только отчаяние могло заставить такое осторожное животное выходить открыто к людям. Невероятное смятение еще раз закралось в душу молодого охотника. Карабаш был ошеломлен. Никогда он не испытывал такого острого чувства одиночества и растерянности и никогда не страдал так от своего бессилия. Ему было тяжело, сердце сжималось, когда он, немея от страха, всматривался в бесконечные снежные гольцы, тайгу. Где, за каким холмом, деревом, камнем мог поджидать его снежный барс – король вечных снегов, царь алтайского высокогорья?
На следующий день Карабаш не смог выйти на охоту. Он был подавлен поведением зверя. Потом пошел густой липкий снег, и все поглотило  белое безмолвие.
Время поджимало и, не дождавшись хорошей погоды, он ушел смотреть и снимать  капканы. Даже опытному следопыту немудрено было заплутать в этом снежном хороводе. Досада и отчаяние охватили Карабаша. Наползала ночь. Надо было ночевать в зимнем лесу. Снег прекратился. Накатывалась холодная волна, появившиеся звезды на светлом небе, не приносили успокоения. Над тайгой тянул студеный ветер. Даже постоянно горевший костер – надья, не давал тепло: все уносилось куда-то. Подкравшийся издали к огню волк, жалобно завыл и  исчез.
К утру потеплело,  и снова повалил снег. Карабаш с трудом ориентировался, где находится. Снимал капканы и ловчие устройства только по ему ведомым ориентирам. А еще надо было выбраться к истокам Большой реки, где находился   последний капкан. Но как найти туда дорогу?
Снег кружился в воздухе, слепил глаза, колол лицо, застилал все кругом белой мглой. Ближайшие очертания гор были крайне расплывчаты. Охотник петлял, ища природные ориентиры.   Наконец направление было определено. Он спешил. Ведь, как было обещано, к Рождеству должен спуститься в долину и привезти из роддома  свою Чайнеш.                И каждый раз, когда ему казалось, что сбивается с пути, снова метался из стороны в сторону, определяя свой путь. Наконец на лыжах скатился в знакомый лес. Здесь его настигла очередная  ночь. В спешке наладил огонь. Еще в первую ночевку  молодой охотник отморозил щеки и пальцы на ногах. И теперь  отмороженные места болели и горели. Он не находил себе места,  торопился, но тайная надежда на встречу с ирбисом,  удерживали его в тайге.
На другое утро какое-то неясное предчувствие погнало Карабаша к местам недавней охоты. Внезапно он увидел перед собой свежий  след зверя. Тот  был где-то рядом. Цепочка следов шла в том направлении, где стоял последний капкан. Вскоре Карабаш увидел потемневшую ямку-лежку,  еще не занесенную снегом. Здесь же обнаружил несколько примерзших пушистых бело-черных шерстинок. Не успел охотник пройти и километра, показался снежный барс. Видение мелькнуло и скрылось. «Он здесь, он скрывается тут и сторожит меня, но я его настигну», – твердил Карабаш…
…Зверь, по всей видимости, тоже хорошо понимал, что дело идет о его жизни.  Карабаш без устали, напористо преследовал жертву, она же обманывала его, возвращаясь по своим следам, скрываясь в кедровнике, уходя в камни, спускаясь к реке, заходя с подветренной стороны, чтобы учуять приближавшегося охотника как можно раньше.               
                Барс  обманывал человека и водил туда-сюда, внезапно исчезал, задавал ему неразрешимые загадки. Но Карабаш с каким-то ожесточением выслеживал это  животное, распутывая его хитрости.
Наконец силуэт Ирбиса четко замаячил на краю кедрового мелколесья и мгновенно исчез. Карабаш мучительно напрягал зрение и слух, он весь дрожал как в лихорадке, сердце стучало; ружье было давно наготове.             Он  осторожно подкатил к кромке леса, и замер.  В то самое мгновение в нескольких десятках метров от него тихо поднялся, словно вырос из-под земли большой снежный барс.  Застыв в неподвижности,  превратился в   изящное изваяние. Зверь смотрел прямо в глаза Карабашу зеленоватыми глазами. Ружье дрогнуло в руке охотника. Он поднял его и снова опустил, потому что Ирбис не сводил своего ясного взора, стоял неподвижно.  Карабаш почувствовал, что волнение его утихает, что зубы уже не стучат, что в душе разливается спокойствие и радость. Охотник вспомнил ту ночь, когда его преследовала стая волков, тогда  он  напряженно  ждал, что еще миг – и они набросятся и разорвут его.  В памяти всплыла по роковой ошибке загубленная матка. Перед ним всплыли  глаза этого умирающего невинного животного,  робкий  умаляющий взгляд, которым  маралуха как будто хотела сказать: «Чем я перед вами провинилась?»…               
 И мысль об убийстве Ирбиса  показалась теперь немыслимой.
 Карабаш смотрел на зверя, а тот  не сводил глаз с него. Охотник  понял, что не сможет  отнять у него жизнь и то, что давно уже внутренне зарождалось в нем,  незаметно укреплялось и зрело, заговорило вдруг властно и громко. Этот голос (кто говорит, может взгляд животного?)  говорил: «Долго мы были врагами. Кто был преследователем, кто – жертвой, трудно понять. А теперь мы смотрим в глаза друг другу, мы – дети одной матери-Природы. Теперь я понимаю тебя, как раньше никогда не понимал.                И я уверен, что и ты понял меня. Ступай спокойно, без страха, броди по тайге, по снежным вершинам, пей воду в чистых источниках, ты, снежный барс, достоин уважения, мы никогда с тобой не встретимся. Прощай!»
Карабаш бесчувственно опустился на снег и. Зимняя ночь подкралась незаметно, охватывая уставшего охотника холодной паутиной.
Зверю хватило доли секунды, и он исчез. Исчез навсегда…
Ирбис спешил к искрящимся от снега горам, к истокам таежных рек. Мягкой, гордой поступью он уходил, непобежденный, от людской суеты, от злополучных мест, оставляя свое горе, неудачу и первую любовь.
Вдруг, наткнулся на свой старый след, припорошенный снегом, понюхал оставленную им же звериную метку, уловил запах мяса. Сколько дней Ирбис был голоден, уже и не помнил. Искушение было велико               и зверь,  без особой осторожности,  стал выцарапывать  передней лапой добычу из-под снега. Боль мгновенно пронзила тело, потемнело в глазах.                Барс собрал все силы, кинулся прочь, но зубы железного врага-капкана накрепко стиснули лапу. В яростной злобе боролся ирбис  с собственным бессилием.
В ту злополучную ночь Карабаш  не спал,  ждал рассвета, чтобы снять  последние капканы и вернуться поскорее домой, в деревню.
Вот и крайний перелесок, туго перехваченный каменным поясом, а за ним узкий проход звериной тропы, там был конец охотничьего  путика.   Услышав  шуршание охотничьих лыж, Ирбис вскочил на три лапы. Попробовал бежать, но передняя лапа была крепко охвачена капканом. Приближение человека придало отчаянную решимость. Он собрал всю свою звериную силу, ринулся прочь от охотника. Омертвевшие нервы напряглись и уступили инстинкту спасения. Новое дикое усилие – зверь рванулся из западни, освободился, оставив два окровавленных когтя в капкане.                Не обращая внимания на ужасную боль во всем теле, Ирбис понесся в сторону нагромождения скал, темной лентой извивающихся вдоль берега замерзшего озера. За ним тянулся по белому снегу  яркий  кровавый след.
Ирбис свободный и красивый легко понес свое пятнистое тело навстречу безбрежия, оставляя звериную ненависть к людям. А в небе пара вольных высокогорных птиц – уларов сопровождала снежного барса в танце свободы и воли с радостным клекотом и свистом. Своим полетом в поднебесье утверждая  победу  мудрости  Матушки – Природы  над чловеком.
А тем временем,  в этот день и час жена Карабаша, Чайнеш, родила мальчика.
Карабаш,   собрав все пожитки, устремился из тайги в долину.  Гонимый одним   желанием быстрее покинуть эти места и увидеть свою любимую Чайнеш.      Он спешил, он чувствовал, он знал, что у него должен родиться сын.  Айташ (Карас) стал самым счастливым отцом, узнав эту радостную  новость.
И тогда жена, втайне, поведала ему и другую, не менее важную для них обоих и для малыша, новость. Малыш родился здоровеньким, в обличии – вылитый отец.   Но, на правой ручке не хватало двух пальчиков,  мизинчика и безымянного.    Снежный барс,  по воле Божьей,  человеку оставил метку.
       С тех пор Карабаш надолго забыл дорогу в горы.
А мальчика нарекли именем, как в народе ласкательно, уменьшительно называют Ирбиса,  – Ирбисек!

С.Томышев.