Ступени к счастью. Седьмая глава

7.

В тот день Олег решил проехать дальше интерната, по бетонке. Когда-то давно, ещё в советские времена, тут были посевные поля. Плиты проложили для сельскохозяйственной техники, но постепенно некогда мощный колхоз захирел, технику распродали, а то, что не смогли продать, разворовали, поля много лет пустовали, пока их также не начали потихоньку продавать. И появились дачные участки посреди поля, без удобств, водопровода и даже нормальных подъездов.
От Владлена Семеновича Олег знал, что Лариса должна быть где-то там. Она часто уходила за интернат, в сторону поселка, чтобы порисовать. Была у неё какая-то своя идея на этот счет, но даже Смолин толком не знал, в чем смысл, а Лариса была с ним откровеннее, чем со всеми своими знакомыми вместе взятыми.

- Ты бы приехал как-нибудь среди недели. Например, в четверг. У Лары выходной. – Загадочно сказал директор школы Олегу в один из последних его приездов. И, видя удивление на его лице, добавил. – Переживаю я за неё. Не нравится мне, что она в поле одна ходит. Мало ли что.
- Лариса ходит… в поле? – переспросил Олег. Это с трудом укладывалось у него в голове. – Зачем?
- Вот и мне интересно, зачем. – Покивал мужчина. – Вроде бы она что-то рисует там… Да ты же сам видишь, - он указал на картину, висевшую на стене кабинета, - это место здесь, недалеко где-то. Самому мне как-то неудобно к ней с вопросами лезть, а тебе Лара вроде бы доверяет.
Олег хотел спросить, почему директор так уверен, что Лариса доверяет ему, но передумал. Вместо этого он сказал:
- Тогда я постараюсь заехать на неделе. Отец вернулся, с работой должно быть полегче.
- Петя вернулся? – почему-то удивился Владлен Семенович. – И как он?
- Нормально. Отдохнул. Гоняет теперь всех, - улыбнулся Олег. – Даже мне за Глеба прилетело.
- За Глеба? С чего бы вдруг?
- Он считает, что я его слишком балую вниманием. – Пожал плечами Олег. Они с отцом, бывало, ссорились из-за разных взглядов на воспитание младшенького, но в последнее время это случалось всё реже. Разменяв четвертый десяток, Олег считал, что имеет полное право самостоятельно принимать решения. И в отношении брата в том числе, коль уж отец всё равно скинул воспитание второго сына на него. Ссоры, в основном, случались у них после таких загулов Глеба, как последний, приведший его в интернат. В плане учебы у Олега с отцом и вовсе шла холодная война. И чем ближе был выпускной Глеба, тем убежденнее Олег отстаивал право брата самостоятельно выбирать вуз. Потому что теперь он отчетливо видел – не совпади его собственное желание стать экономистом, с желанием отца этого самого экономиста в нем «воспитать», ему было бы ой как непросто.
- Должен же ему хоть кто-то внимание уделять. – Олег так увлекся размышлениями о будущем Глеба, что не сразу понял, о чем говорит Владлен Семенович. А поняв, был очень удивлен.
- Вы что же, согласны со мной? – не удержался он. Обычно он молчал, справедливо полагая, что у его отца со старым другом свои отношения и ему в них лезть не пристало.
- Да, согласен. Глеб бы здесь не учился, поддерживай я Петю. Или ты не знаешь, что он собирался его в военное училище отдать?
- Я знаю про училище, - задумчиво откликнулся Олег. - Но не думал, что отец это серьезно.
- Подумай. И постарайся объяснить Глебу. Сейчас он попритих. Видимо рассчитывает лето провести дома. Но всё-таки лучше бы ему обычную школу заканчивать. – Заметил директор, и Олег с ним был согласен.

Дорога неожиданно свернула влево, к лесу и Олег увидел тот самый пейзаж, что и на картине в кабинете директора интерната. Лариса была здесь. Стояла на обочине перед этюдником и задумчиво смотрела на лес. На шум мотора она даже не обернулась. Олег остановил машину рядом с ней и вышел. Девушка бросила быстрый взгляд через плечо, мимолетно улыбнулась, увидев Олега, и продолжила смотреть на лес.
Сначала Олег хотел поздороваться и спросить, что такого интересного Лара видит, но, подойдя ближе, тут же забыл об этом, увидев пейзаж на этюднике. Всё тот же. Только на этот раз деревья и поля чуть зеленели, а яркое солнце заливало всё тёплыми лучами. Пейзаж настолько заворожил его, что он несколько минут, не отрываясь, смотрел на картину. Олег понимал, что Лариса наблюдает за ним, но он не мог подобрать слов, чтобы описать чувства, охватившие его. Возможно, именно поэтому он и сказал тогда эту глупую фразу, словно вычитанную из любовных романов:
- Давай попробуем. Позволь мне раскрасить твой мир. Я хочу, чтобы на твоих картинах появились яркие цвета.
Лара молчала. Смотрела в глаза, долго, не отрываясь, и он впервые чувствовал, что тонет во взгляде другого человека. Раньше эта метафора казалась ему слишком напыщенной, но сейчас он чувствовал именно это.
- Ты должен узнать кое-что обо мне. Так будет честно. – Медленно, словно преодолевая себя, сказала Лариса после продолжительной паузы.
- Узнать что? Лара? – Олег непонимающе смотрел на неё. Девушка вздохнула.
- Подбросишь меня до интерната? Это там. – Попросила она.
В машине царило гнетущее молчание. Олегу казалось, что Лариса готовится к чему-то, будто собирается прыгнуть с вышки в бассейн. И отгораживается. Строит стену между собой и всем окружающим миром? Или только между ними двумя?
- Подожди здесь, пожалуйста. Я быстро. – Лара выскользнула из машины и скрылась за воротами. Олегу оставалось только удивлённо моргать, глядя ей в след.
Когда Лариса вернулась спустя минут двадцать, он уже успел построить с десяток теорий и отвергнуть их все. Вспомнил Олег и о картонной папке с надписью «Яснов Андрей Владимирович». Он так и не решился открыть её, а потом просто забыл, задвинув её в дальний ящик комода. Но и Саше он её не вернул, она до сих пор лежала в том самом ящике, погребенная под хозяйственной мелочевкой.
- Вот. – Лара протянула ему обычную тетрадку в синей обложке. – Прочитай, прежде чем принимать решение. Это… это важно. Да.
Олег переводил взгляд с девушки на тетрадь в её руке, силясь понять, что происходит. Он видел, что Лариса еле сдерживается, что отдавать тетрадь ей очень сложно, может быть, даже больно. В ней явно что-то очень важное, понял Олег, растерянно взяв тетрадь в руки. Но что это может быть? Дневник?
- Пожалуйста, Олег, прочитай. – Тихо попросила Лара и он сдался. Открыл тетрадь и прочел первую страницу.

«25 марта
Вчера тебя не стало. Вообще-то я и сама не понимаю, зачем пишу это. Никогда в жизни не вела дневник. Знаешь, мне очень плохо без тебя. Я не знаю, как буду жить без тебя дальше. Мне всё кажется, что я вот-вот проснусь, выйду на кухню, а ты будешь сидеть там, за столом и пить свой любимый зелёный чай. Я даже слышу твои шаги сейчас, почти физически ощущаю твоё присутствие.
Прости меня, Андрей! Если бы только я могла всё изменить!.. Ты не можешь простить, уже не можешь. Я знаю.

30 марта
Пять дней, как тебя нет. Похороны уже прошли. Мама плакала… Знаешь, кажется я уже не могу называть её так. Теперь она – Нина. Ничего не могу с собой поделать. Ты был единственным, благодаря кому мы ещё существовали как семья. Я чувствую – мы разваливаемся. Как осколки склеенной вазы – стоило выпасть одному и всё, остальные тоже не могут устоять на месте».

Олег с трудом, но всё же смог оторвать себя от чтения. В голове билась только одна мысль: «Это нельзя читать! Это же личный дневник! Такие вещи не дают читать никому…». Он медленно, словно борясь с сопротивлением окружающей среды, закрыл тетрадь, опустил руки на колени и какое-то время смотрел прямо перед собой, решаясь. После чего так же медленно повернулся к Ларисе и уверенно сказал:
- Я не могу читать твой дневник, Лара. Если ты хочешь, чтобы я это знал, расскажи мне. Расскажи сама. Я не могу читать твой дневник. – Повторил он, чувствуя себя очень странно.
Он не мог подобрать слов, чтобы описать это чувство. Словно всё замерзло, заледенело внутри, внешний мир замедлился, а ты стоишь посреди всего этого и не понимаешь, что делать дальше. Словно ты превратился в статую и можешь только наблюдать. Но, в то же время, Олег ощущал тепло, медленно разливающееся внутри. Так бывает, когда с холода, продрогнув насквозь, заходишь в теплый дом и чувствуешь, как оттаивает кровь, начинает быстрее бежать по сосудам.
Лариса колебалась. Все сомнения и страхи разом отразились на её лице. Она не знала, как поступить. Олег вышел из машины, открыл пассажирскую дверь.
- Лара, пожалуйста, расскажи мне.
Она прерывисто выдохнула, словно всё это время задерживала дыхание и села на пассажирское место.
- Только… давай уедем отсюда. Всё равно куда. – Попросила она. Олег кивнул и выехал на дорогу.
Позже, прокручивая в голове их разговор, он никак не мог решить, правильно ли он поступил, фактически заставив Ларису рассказать ему всё. Он прекрасно понимал, что девушка никогда и ни с кем не говорила об этом раньше, и конечно понимал, что причиняет ей боль. Перед глазами так и стояло лицо Лары – вот только что оно было красивой маской, неживой, неподвижной, застывшей с одним выражением на века, и вот уже по маске идет трещина, и она плачет. Тихо, еле заметно, а позже громко, не в силах больше сдерживать себя, плачет так, как плачут дети. Не стесняясь, искренне, но без истерики.
- Понимаешь, это я… Я виновата. Я не остановила его. Я должна была быть рядом, но я ушла. Мне было страшно оставаться с ним, я не могла смотреть ему в глаза. Он… он словно уже умер. Таким он никогда не был. И я сбежала. Только бы не видеть... А будь я дома, может быть, я смогла бы остановить его. – Негромко, сбивчиво шептала Лариса, пока Олег, обнимал её и успокаивающе гладил по голове.
- Лара, ты ни в чем не виновата. Слышишь меня, ни в чем. – Он бережно взял в руки её лицо, вынуждая посмотреть на себя. – Мы не несем ответственности за поступки других. Даже если могли бы предотвратить их. Или отсрочить.
- Но если бы я была рядом, возможно, он не стал бы… Может, его бы успели спасти… - неуверенно прошептала она в ответ, не отрываясь, глядя прямо в глаза.
- Послушай меня, пожалуйста. – Мягко попросил Олег. – Я очень долго винил себя в смерти мамы. Лет пять точно. Я думал: «Будь я тогда дома, подай я ей вовремя лекарства, она была бы жива». Я боялся вернуться домой, потому что здесь всё напоминает о ней – каждая улица, каждый дом, так или иначе связан с ней. В Питере было легче, всё было чужое, незнакомое, даже люди. Всему нужно было учиться заново, учиться жить одному. Было время, когда у меня вообще не оставалось сил на мысли и сомнения – так много было работы. Но меня тянуло за душу, что я оставил Глеба одного. Что я бросил его. Только спустя пять лет я смог вернуться. И знаешь, что я сделал первое? Я пошел к лечащему врачу мамы и попросил её карту. Он, наверное, не должен был мне её давать, но они с отцом дружили. Даже если бы мам не умерла, ей оставалось бы жить меньше года. По самым оптимистичным прогнозам врачей. Понимаешь? Это было неизбежно. Наверное, отец даже говорил мне это, но в восемнадцать такие вещи невозможно понять.
- Андрею было девятнадцать, когда он покончил с собой. – Глухо сказала Лариса. – У него впереди была вся жизнь…
- Так проживи её за вас двоих. Проживи так, как он бы хотел прожить. Лара, ты же знаешь, что он любил тебя и не мог хотеть тебе ничего, кроме счастья. – Олег постарался вложить в голос всю свою уверенность. Он не знал Андрея, но видя то, как Лариса относится к брату, как любит его до сих пор… Он надеялся, что не ошибся.
- Я попробую. – Неуверенно сказала Лара и уже увереннее повторила. – Попробую.