Гл. 45. Владивосток. ДВГИ ДВФ СО АН СССР. 1968-78

   В Дальневосточном Геологическом Институте Дальневосточного Филиала Сибирского Отделения Академии Наук СССР ( как расшифровывается аббревиатура в заголовке главы) местом моей непосредственной работы была определена лаборатория геофизики, которой заведовал канд. физ.-мат. наук Юрий Борисович Шауб, недавно приехавший из Ленинграда, одной из причин переезда которого на Дальний Восток была, отчасти, кажется, тоже «семейная». Но, в целом, надо отметить, что к тому времени уже намечался  и «Дальневосточный» научный «бум» (вслед  за «Сибирским» в 50--60-е годы) по созданию во Владивостоке своего Академгородка и привлечения научных сил из западных институтов страны…
   Лаборатория размещалась в двухэтажном здании по ул. Флотской 39-а в районе площади Луговой. Там же находилась лаборатория разделения минералов, а также помещения, где «творили науку» некоторые «кабинетные» (уже в годах) геологи (которым было уже за 50-лет), занимавшиеся, в основном только написанием статей и монографий (в «поля» уже не ездили). К таким можно отнести, например, тектониста А. М. Смирнова, в 30-50-х годах много лет проработавшего в Китае…

   На Флотской мне были выделены две комнаты, куда я стал постепенно стаскивать заказанную магнитометрическую и прочую вспомогательную аппаратуру  (астатические магнитометры МА-21, рок-генераторы ИОН-1, различные соленоиды для намагничивания и размагничивания в создаваемом с их помощью постоянном и переменном магнитном поле образцов пород… В то время для приобретения аппаратуры денег не жалели. Правда, «парк» отечественного оборудования оставлял желать лучшего – был уже по тем временам устаревшим.
   Ю. Б. Шауб в мои дела не вмешивался, ему вполне импонировала моя самостоятельность: сам он занимался вопросами теоретической и практической электрометрии. Кроме того в лабораторию он набрал молодых ребят – как планировалось - для постановки широкомасштабных вертикальных электрических и электромагнитных зондирований (ВЭЗ) Земной Коры. Однако впоследствии он увлёкся прикладными «договорными» (неплохо дополнительно оплачиваемыми) исследованиями, относящимися к «оборонной» тематике – например, выявлением с помощью электрических и электромагнитных исследований различных неоднородностей в водной среде («поисков вражеских аквалангистов» и т. п.). Со временем он перешёл работать в Тихоокеанский Океанологический Институт (ТОИ).
   
   …Общежитие сотрудников располагалось в полуподвальном помещении по ул.  Спортивной. Мне там была выделена довольно «страшноватая» комната – рядом с туалетом, который постоянно затапливало, в т.ч. и дождевыми водами с улицы…
   В общем, контраст  с моей прежней жизнью в Кавалерово, конечно, был разительным… Там я был «уважаемым номенклатурным» (в масштабах экспедиции) работником, «солидным» семейным человеком. Здесь же пришлось жить с разными случайными соседями, не сумевшими «устроиться» в жизни либо «потерпевшими аварию – «разбившихся на её утёсах» (как я)  – выпивохами и скандалистами -, к тому же часто водившими к себе портовых ночных бабочек…

   Сентябрь месяц, до выделения мне на Флотской производственных помещений, я фактически не работал в Институте. Зарплаты ещё не получал. Поэтому иногда «подрабатывал» в рыбном порту – на разгрузке мешков соли вместе с разными бомжами… Потом устроился на более «чистую и лёгкую» работу – подменным вахтенным матросом на китобойный сейнер. В это время знаменитая Дальневосточная Китобойная флотилия обычно «отдыхала и ремонтировалась» - была в отстое на стоянке в Дальзаводе -  до выхода в очередное плавание в ноябре-декабре в Южное полушарие, где в тамошнее летнее время производился (ныне повсеместно запрещённый) забой китов... Где-то у меня даже сохранилась справка о том, что такого-то («моё имя рек») «принять на должность матроса 1-го класса на китобоец «Свирепый»… Звучит! 

   Вся команда  на время стоянки на ремонте отпускалась по домам – на судне обычно ещё оставались 1-2 человека – для поддержания его «жизнедеятельности» – дизельный механик и/или штатный матрос). На мою долю выпали ночные дежурства (по две вахты). Бродя ночью по «пустому» сейнеру  , я иногда залазил в «наблюдательную бочку» на носу – рядом с гарпунной пушкой – и мечтательно представлял себе как бы это выглядело в «ревущих южных широтах» - наверное, не так комфортно… Здесь же меня окружали только ночные прибрежные огни уютной бухты Золотой Рог и освещённых судов, дожидавшихся своей очереди войти в сухой док…

   Основной обязанностью вахтенного матроса было не допускать на судно посторонних. Но были проблемы с «женщинами». Стоявшие на ремонте китобои, среди которых было много холостых молодых мужиков, во время своих вахт часто приводили «гостий». Я их пускал (несмотря на суровый запрет «кэпа», ежедневно наведывавшегося на судно) – с условием, что меня не подведут… Обошлось, однако.
   В дневные часы я отсыпался и старался как-то отвлекаться и приспосабливаться к реалиям так круто изменившейся моей жизни…

   Чтобы как-то «адаптироваться к Владивостоку» я старался в свободное время ходить в кинотеатр, в Дом Офицеров Флота, где читались лекции. Однажды послушал лекцию бывшего чемпиона мира по шахматам М. Ботвинника, а также побывал на творческой встрече с набиравшем тогда популярность киноартистом-красавцем  Ю. Васильевым («Журналист»). Сейчас его, конечно, никто не помнит…
   Без таких отвлечений, конечно, труднее было бы переносить своё одиночество в остававшемся  чужим для меня городе, когда душа ещё находилась в прошлом – со своей семьёй…   
   Так шло время.

   В первые годы - до 1972-73-х годов, пока семья жила в Кавалерово, чтобы быть ближе к детям (которые своего отношения ко мне, естественно, не изменили) я старался наезжать и работать на рудниках Хрустальненского Горнообогатительного Комбината (ХГОК) в Кавалерово - производить отбор ориентированных образцов руд и вмещающих пород – изучать их магнитные свойства). Эти исследования впоследствии легли в основу моей кандидатской диссертации.
   Во время этих приездов я жил обычно на рудниках, где арендовал пустовавшие частные дома в рудничных посёлках, расположенных в окрестностях Кавалерово. Шофёр и помощница жили в отдельных комнатах. Иногда я брал двоих помощниц – тогда они ходили в гору и «камералили» поочерёдно. Изредка приезжали в гости к папе Лена и Серёжа. Здесь им было интересно: можно было «покататься на машине», увидеть красивые камни и минералы, добытые «в горе», «примерить» каску или горняцкое обмундирование и т. п.  – получить новые впечатления и развлечения…

   …В 1969 г. я поехал в Москву, где на заседании Научного Совета по Геомагнетизму (Земному Магнетизму) и Постоянному Геомагнитному Полю при Президиуме АН СССР, была оказана поддержка в организации мною и проведении на Дальнем Востоке научных исследований в области «палеомагнетизма» - (древнего) магнетизма горных пород (см. Википедию и главу 36 моих воспоминаний). Там же в Москве я познакомился и впоследствии близко сошёлся с будущими коллегами – не только в научных, но и в личных человеческих отношениях -  уже ушедшими от нас корифеями и основоположниками  отечественного палеомагнетизма  Алексеем Никитичем Храмовым, Галиной Николаевной Петровой, Лолием Евгеньевичем Шолпо, а также ставшим впоследствии моими другом – Диамаром Михайловичем Печерским и многими другими коллегами…
   Впоследствии я объёздил все палеомагнитные лаборатории Союза – от Свердловска до Ташкента и от Ленинграда до Магадана -, чтобы ознакомиться с коллегами, аппаратурой и  ведущимися в этих лабораториях исследованиями. Это расширило мой кругозор и придало уверенность в своих силах. Ведь, по большому счёту, я «внедрялся» в новую для меня сферу деятельности…

   В 50-60-е годы прошлого столетия основной проблемой достижения высокого качества магнитных измерений горных пород являлось подавление внешних помех. Как известно, все мы находимся в окружающем электромагнитном и магнитном поле, влияющем на чувствительные магниты астатических магнитометров. С помощью последних в то время осуществлялись измерения так называемой «естественной остаточной намагниченности горных пород» ( см. Википедию).
   Но какая-нибудь мигающая световая реклама или проезжающий напротив по улице автомобиль всегда влияют на магниты астатической системы, создавая помехи точным измерениям. Поэтому строились загородные лаборатории, вдали от электромагнитных и транспортных помех, где ничто, кроме измеряемого образца горной породы не могло влиять на измерения. В лаборатории ВНИГРИ, например, даже дверные ручки делались из немагнитной меди (чтобы открываемые двери не влияли на магнитную стрелку астатического магнитометра). Только в таких условиях можно было точно измерить слабомагнитные образцы. 
   
   Оператор, садившийся за магнитометр, должен был убирать из карманов все металлические предметы – зажигалки, авторучки и т. п., чтобы при малейшем «шевелении» туловища магнитная стрелка не реагировала на эти предметы, и магнитный «сигнал» от слабомагнитного образца не перекрывался сигналом от инородного металлического (содержащего железо) предмета…
   В качестве курьёза упомяну такой случай, происшедший у меня в Хабаровске. Одна лаборантка (чаще всего измерениями занимались особы женского пола) при взятии отсчёта по визирной трубке магнитометра МА-21 (когда приходится наклоняться ближе к прибору) отмечала сильное отклонение магнита даже при отсутствии измеряемого образца. В чём дело? Естественно были проверены все карманы, отсутствие металлических шпилек в волосах, часов на руке, серёжек в ушах – всего, что могло влиять на правильность отсчётов при измерении образцов. Но - всё равно, ничего не менялось. Тогда велел ей проверить застёжки на лифчике – не металлические ли ? Тоже – нет. «Поклялась», что и все другие застёжки немагнитные – пластмассовые). Проверил её зубки – металлических не было. Велел намочить волосы на голове под краном (чтобы «убрать» статическое электричество, возможно возникающее при мытье головы шампунем). Опять ничего не изменилось. Откуда же бралась инородная магнитная компонента?

   Тогда велел ей полностью раздеться (все, в т. ч. и я, естественно, вышли из комнаты) и проверить – в одном халатике на голое тело - наличие помех.  Через какое-то время она впустила в комнату меня и несколько «болельщиков» и растерянно сообщила, что астатическая  система «измерительных» магнитиков  уже не отклоняется. Тогда велел ей проверить всю свою одежду вплоть до исподней. Результат был тот же – хоть и была там синтетика, но сама по себе она не влияла на спонтанное отклонение магнитной системы…
   Было над чем задуматься… Наконец у меня мелькнула «мысль»: велел ей последовательно – раздельно - снимать по одной одёжке и следить за отклонением…
   Короче – выяснилось, что «виноват» был… пышный бюст лаборантки. Когда она наклонялась к визиру прибора и «дышала», её грудь при дыхании мерно поднималась и опускалась, а «синтетический» лифчик тёрся об синтетическую рубашку под платьем… Возникало статическое электричество, магнитное поле которого и отклоняло чувствительную систему… После этого всем измерявшим образцы было велено не одевать синтетику совсем, а только одежду из х/б тканей…

   …В настоящее время эта проблема - качественных измерений и ликвидации внешних магнитных помех - решена за счёт использования так называемых рок-генераторов и криогенных магнитометров, в основном, импортных, а также «магнитного экранирования» самих приборов и/или - в наилучшем варианте – самого помещения, где проводятся измерения…

   Чтобы сразу «закончить с лаборантками», упомяну, что в 60-70-е годы временные кадры низшего звена в научных институтах «черпались», как правило, из  числа не поступивших в вузы абитуриентов. Обычно в конце августа – начале сентября, после завершения приёмных экзаменов в вузы, целые "табуны" не прошедшей по конкурсу молодёжи устремлялись в учреждения, чтобы где-нибудь  заработать «трудовой стаж» - приходили наниматься на временную работу и в ДВГИ. Научная сфера считалось «приличной» даже в качестве временной работы – в особенности для «девушек-неудачниц».

   Поскольку мне были выделены дирекцией временные штатные единицы (порядка до 5 человек (тогда со свободными вакансиями было полегче, чем сейчас - в XXI веке), то я мог «выбирать». Помню вахтёрши на Флотской «болели» за кандидаток и всё удивлялись, почему я часто «выбирал» не «симпатичных городских», а часто каких-то «странных» особ. Но в этом выборе была своя веская причина.
   Приходивших - часто  с «розовыми» представлениями о «романтической» геологической работе – я прежде всего «ошарашивал» рассказами об условиях, в которых им придётся работать под землёй на рудниках при отборе образцов. О кропотливой работе по подготовке этих образцов к измерениям и о самих  измерениях. Наконец, о трудоёмкой обработке результатов измерений (тогда, ведь, не были ещё изобретены компьютеры, и вся математическая обработка отсчётов на приборах осуществлялась на канцелярских счётах (!), логарифмической линейке и палетках (см., молодёжь, Википедию!)…
   Поэтому предпочтение отдавалось кандидаткам с меньшими притязаниями, чаще - приехавшим в город из  краевой периферии.

   Первой из принятых и запомнившихся была Наташа Дишура – очень «сурьёзная» чёрноглазая хохлушка. В первых своих походах «в гору» - в подземные горные выработки, она с трудом осваивала  свои обязанности – в стесняющей движения горняцкой робе с каской и шахтёрским фонарём «на лбу» да со щелочным аккумулятором, закреплённом на ремне на боку, записывать диктуемые мною цифры – элементы залегания плоскости маркировки образца (об этом – как-нибудь ниже, или см. ту же Википедию), рассовывать их потом в пронумерованные матерчатые мешочки, а затем укладывать их в рюкзак, который все время переносился на спине (даже когда приходилось лазить по узким «восстающим» - ходкам, соединявшим разведочные рудничные горизонты). На мои, в общем-то, отеческие добродушные советы делать по утрам физзарядку и немного похудеть, Наташа  как-то «выдала» мне «неотразимый» аргумент: «А знаете, Юрий Семёнович, мне мама говорила: «мужчины не собаки, на кости не бросаются»… Чувство юмора у ней, конечно, было …
   
   Здесь сразу уточню (оправдаюсь, что я не «Синяя Борода) - почему в большинстве случаев в качестве помощников у меня работали девчонки. Основная причина, конечно,  это маленькая зарплата лаборанта, на которую парни «не шли». В портовом Владивостоке всегда можно было найти временную работу и неплохо подзаработать.
   Ну и, конечно, как показала практика,  девушки обычно всегда оказывались более аккуратными при отборе образцов в полевых и подземных условиях работы в записях цифр (элементов залегания), реже путали номера мешочков, куда укладывали отобранные образцы, и, главное, при последующей довольно однообразной («муторной») вычислительной обработке результатов измерений на приборе (как и при работе на нём), были гораздо внимательнее и усерднее… Хотя и они долго не задерживались на работе - до следующего поступления в вуз...
   Так постепенно всё же создавался коллектив, а я втягивался в ритм своей новой жизни.