Чесотка

Жил в уездном городе Ж-мске один гражданин, и звали его Гостомысл. Жизнь он вёл простую, разместившись уютно в порядочной и чистой двушке трёхэтажного домика серого кирпича. Жил не тужил, зарабатывал, чтоб хватало свести концы и на кое-что ещё, и был тем доволен, а большего и не желал.

Однако, проснувшись однажды солнечным послеобеденным январским утром, он обнаружил, что у него нестерпимо чешется большой палец на левой руке. Чего только не делал, обо что только не тёрся Гостомысл этим пальцем; и под водой его держал, под студёной и под кипятком; и пережимал его у основания шнурком, чтобы он онемел; и много чего ещё перепробовал, а только палец после каждого мероприятия неизменно начинал чесаться вновь, и с каждым разом всё сильнее. К вечеру начал чесаться и указательный палец, и на пару с большим они так докучали Гостомыслу, что только лёгши на руку и обескровив её на время, ему удалось уснуть. А проснувшись, он к своему удивлению и негодованию обнаружил, что теперь вся левая кисть его невыносимо чешется. Друзья посоветовали ему обратиться ко врачу. Как ни стыдно было Гостомыслу идти в поликлинику с такой чепухой, терпеть больше не было мочи.

Гостомысл выстоял безбожную очередь и наслушался вдоволь довольного и недовольного брюзжания осенённых сединой, после чего всё же попал к терапевту. Тот осмотрел его, очень удивился, не найдя никаких видимых причин странного недуга Гостомысла, и, предположив какую-то кожную проблему, направил его к дерматологу. Дерматолог, тоже пресильно удивившись и не обнаружив у пациента никаких кожных проблем, посоветовал ему обратиться к аллергологу. Гостомысл так и поступил. Аллерголог потребовал сдать анализы. Пока ожидались результаты, Гостомысл с тревогой заметил, что у него уже начинает чесаться кончик большого пальца на правой руке. Когда он появился в поликлинике вновь, правая кисть его чесалась уже столь же нестерпимо, как и левая. Он почти что выл от досады и назойливой чесотки в кистях. Но анализы не выявили никаких отклонений, и аллерголог посоветовал Гостомыслу ехать в Москву. "В Москве на Большой Варварке живёт светило медицины Игнатий Шприц, потомственный врач с немецкими корнями", - сказал аллерголог, поведал, как найти место жительства светила и пожелал Гостомыслу удачи и скорейшего выздоровления.

Делать нечего, а жить так нельзя. Отправился Гостомысл в Москву. Добрался он до Большой Варварки, нашёл искомый дом, поднялся на нужный этаж и позвонил в надлежащую квартиру. Дверь открыла улыбчивая и полная женщина - секретарша - и рассказала, сколько стоит консультация у доктора Шприца. Гостомысл стиснул зубы и хотел было уйти, но так сильна была чесотка в кистях рук, что ноги сами собою занесли его в квартиру. Уплатив требуемую сумму секретарше, которая исполняла также и обязанности сборщика мзды, он направился в комнату, являвшуюся приёмной доктора Шприца. По пути Гостомысл дивился высоте потолков, тесноте многочисленных комнат и вкусу хозяина этого жилища, который обставил его довольно нелепо, но отнюдь не безвкусно. Войдя в приёмную, Гостомысл поздоровался с доктором и пожаловался на свою беду. Доктор Шприц провёл осмотр, но в итоге развёл руками, заметив, что чего-чего он не повидал за свою практику, а это самый странный и необъяснимый случай из всех.

Гостомысл вышел на улицу, горюя о зря потраченных кровно заработанных. И тут ему пришло в голову, что он не испробовал ещё одно средство - выпивку. Слабо веря в то, что это даст какие-либо плоды, он всё же отправился в ближайшую пивную и, усевшись за стойкой, заказал водки. При этом Гостомысл выглядел так несчастно, что у буфетчика на глаза навернулись слёзы, и он поинтересовался, что же такое могло стрястись, чтобы придать человеку столь скорбный вид. При этом буфетчик высказал предположение, что, вероятно, это всё из за женщины.
 - Да нет, брат, ты не прав, - отвечал Гостомысл, - У меня просто руки страшно чешутся!
Буфетчик удивился, что из-за этого Гостомысл так расстроился, и сказал по секрету, что и у него самого руки частенько дай Боже как чешутся.
 - Как, и у тебя тоже? - удивился Гостомысл.
 - А как же! - отвечал буфетчик, - Ты думаешь, я всё время тут наливаю и тем только живу? Нет, дружище, ещё чего! Совсем издохнешь от скуки с такой-то жизнью. А я работаю два через два, и свои выходные посвящаю любимому делу. Видишь ли, дорогой друг, я выжигаю по дереву. Вот пока тут наполняю рюмки и стаканы, у меня руки всё время чешутся. А как закончатся двое положенных рабочих суток, так я сразу отвожу душу, и чесотка отступает.
Гостомысл вздохнул и сказал, что у него нет любимого дела, чтобы отводить душу.
 - Вот у тебя от безделья руки и чешутся! Найди себе занятие по вкусу, тогда и чесотка утихнет.
Гостомысл сердечно поблагодарил буфетчика, заказал два пива - одно себе, другое ему, - выпил с ним на брудершафт и, узнав, что буфетчика звать Будимиром, простился с ним и отправился восвояси.

Вернувшись в Ж-мск, Гостомысл занялся тем, чем из-за неблагоприятных обстоятельств не вышло заняться в детстве - сборкой различных фигурок, моделей и макетов из спичек. И по мере того, как Гостомысл увлекался своим делом всё больше и больше, руки чесались всё меньше, пока чесотка не превратилась в едва заметный и теперь почему-то приятный зуд, напоминающий о том, что у Гостомысла теперь есть своё любимое дело, которым он отводит душу.