Часики

Над небольшим шахтерским поселком стояла ночная тишина. Сам поселок да и шахта были построены после войны пленными немцами. Немцы после завершения строительства были отправлены домой в Германию. Дома были заселены молодежью из соседних сел и деревень. В колхозах заработать не было никакой возможности, а в шахте платили хорошие деньги – стране был нужен уголь. На шахтах, находившихся на стыке Рязанской и Тульской областей, помимо вчерашних колхозников работало много переселенных из Белоруссии и из областей, разрушенных войной.
В одном из домов в отдельной комнате жила молодая пара – Евдокия с мужем Андреем. Оба работали на шахте. Он – горнорабочий, она – машинист установки, откачивающей воду из шахты. Их маленькая дочка росла у родителей Андрея в селе недалеко от шахтерского поселка. Рядом с родительским домом заканчивалось строительство дома для молодых. Дом был добротный, литой из шлакобетона. Для пиломатериала и прочего, нужного для строительства, зарплаты хватало. Да и руководство шахты помогало. До поселка с шахты, стоящей в паре километров, доносился лишь монотонный гул вентиляторов, нагнетающих в шахту воздух, да лязг вагонеток, вывозящих на террикон пустую породу. Жители давно привыкли к этим звукам и просто их не замечали.
Этой тихой ночью Евдокию разбудил тревожный стук в окно – на шахте беда! Обвал! Там же на смене ее муж Андрей! Кое-как одевшись, она прибежала на шахтный двор. Там уже стояла в тревожном молчании толпа из женщин, мужья которых в эту смену были под землей. Стояло несколько автомашин горноспасателей. Быстро вращались колеса на копре, опуская и поднимая клети с людьми. Над всем этим светили начинающие тускнеть звезды. С земли рваными клочьями поднимался предрассветный туман. Подняли на поверхность первые носилки с пострадавшим, потом вторые. Фигуры людей, лежащих на носилках, были все перебинтованы. Женщины заголосили. Кто пострадал? Кто? Каждая надеялась, что это не ее кормилец. Начальство приказало всем разойтись, сказало, что все живы и назвало фамилии пострадавших. Евдокия узнала, что одним из них был ее Андрей. Вторым был молодой парень из общежития. Их горноспасатели увезли в районную больницу. Прибывшая машина «скорой помощи» взяла туда и Евдокию.
Не один день она провела у постели покалеченного Андрея. Думала об опасной работе шахтеров, как они говорят – у смерти деньги воруем! Были и курьезные случаи.

 
Как-то, работая в ночную смену, она обходила насосные установки, возле одной из них присела на небольшую скамеечку, поджав под себя ногу. Достала «тормозок» – хлеб с салом, чтобы перекусить. Поев, запила из фляжки холодным чаем, закрыла глаза и под мерные звуки капель воды, падающей с кровли выработки, незаметно для себя заснула. Проснулась от писка крыс, дерущихся за остатки «тормозка». От упавшей с головы Евдокии защитной каски крысы разбежались. Евдокия рванулась встать, но ничего не получилось. С ужасом она увидела, что у нее одна нога – неужели другую отгрызли крысы?! Только придя в себя, она поняла, что отсидела подвернутую под себя ногу. Растирая онемевшую ногу, увидела проходившего мимо горного мастера. Рассказала ему о происшедшем. Оба посмеялись над этим. Мастер велел ей готовиться к подъему наверх – смена уже оканчивалась.
Евдокия привезла покалеченного Андрея в село, где он так и не смог оправиться от травм. Похоронив его, она уже не вернулась на работу в шахту, а стала работать в совхозе дояркой. Работа была без выходных и праздников. С раннего утра и до позднего вечера. То утренняя дойка, то в полдень, то вечерняя. Каждый день походил на другой. Менялось только иногда место дойки. Зимой – на ферме, заваленной снегом и под свист метели. Осенью – под нудным дождем, добирались с другими доярками до стойла в тракторной телеге, прицепленной к сельскому вездеходу – трактору «Беларусь». Летом – под палящим солнцем и зудением оводов и слепней, беспокоящим коров, было еще труднее. Райком партии требовал от руководства совхоза повышения надоев. Всячески старались заинтересовать доярок. Хотя работа каждой из них была одинаково тяжелой, было организовано «социалистическое соревнование». Передовикам в группу передавались лучшие коровы, а то и добавляли пару неучтенных коров, которые по бумагам нигде не числились. Соответственно росли удои у этих доярок и зарплата. Этим пользовались наиболее шустрые женщины, умеющие вовремя поддакнуть и угодить начальству. На «слетах передовиков» они награждались медалями, грамотами и ценными подарками.
Евдокии было чуждо чувство зависти и жадности, порождающих злобу. Но и ей во время одного из слетов передовиков сельского хозяйства вручили подарок – никелированные часики на металлическом браслете. Подарок она ценила и берегла. Ее дочка к этому времени выросла и, окончив сельскую школу, поступила в Рязани в строительный техникум. Окончила его и по комсомольской путевке была направлена на строительство Рязанской ГРЭС, которая только начала строиться. На стройке она познакомилась с хорошим парнем, они поженились, родили двоих детей, получили квартиру и часто навещали маму.
Евдокия, встречая дочь с зятем, радовалась внукам, не чаявшим в ней души. Когда они подросли, и Евдокия вышла на пенсию, они все лето проводили с ней, не нуждаясь ни в каких пионерских лагерях, с удовольствием помогая бабушке по хозяйству, возились в саду и в огороде.
Но наступило время, когда внуки перестали приезжать – они выросли и учились и жили в других городах. Да и возраст давал о себе знать – со своим небольшим хозяйством управляться уже было сложно. О прошлом напоминали часики. Их она надевала только к приезду своих родненьких. В остальные дни время определяла по старым ходикам, висящим на стене. Они постоянно врали, чтобы поправить их, нужно было включать радио.
Дочка уговорила ее переехать к ней в город. Продала дом с участком. По дешевке продала соседям козу и пяток кур. Собрала узел с одеждой, взяла кошку, которую называла просто Кисой. Много лет они прожили вместе и понимали друг друга с полувзгляда. Вместе поселились в отведенной для них комнате. Киса ни на шаг не отходила от своей хозяйки, которая выходила с ней на улицу и дожидалась, когда Киса сделает все свои кошачьи дела. Вечером, укладываясь спать, Евдокия клала часики на тумбочку возле кровати, чтобы, проснувшись ночью, узнать время. Включала лампу и разглядывала циферблат, потом долго не могла уснуть, несмотря на мурлыкание Кисы, старающейся ее убаюкать. Видя это, дочь купила ей электронные часы. Нажимая с закрытыми глазами на кнопку, она слышала голос – три часа двадцать минут. Евдокия быстро привыкла к этим часам, но свои часики регулярно заводила и клала рядом.
Так в тишине и покое с заботой дочери она прожила еще несколько
лет. Настало время уходить из жизни. Был приглашен священник для
соборования. Слушая молитву священника, она показала на тумбочку,
прошептала «часики» и показала на свое запястье. Часики пристегнули. Через некоторое время душа Евдокии отошла в мир иной. На девятый день Киса, которая после похорон хозяйки отказывалась от еды, тосковала и искала хозяйку, мяукая и вопросительно поглядывая на домашних – где она? – к вечеру попросилась на улицу и домой больше не вернулась.
Дочь иногда заводила мамины часики и, глядя на бегущую секундную стрелку, вспомнила маму и думала о бренности и скоротечности земной жизни