Самая холодная осень

Это случилось ночью. Здание, которое сносят, было не просто зданием. Оно было для нас как место водопоя для антилоп. Как тёплый дождь для уставшего от жары проходимца. Оно было для нас спасением.
И незнакомцы спросят:
- Что было на месте пустыря?
Я отвечу:
- Всё.
Всё, что можно было бы назвать счастьем. Духовным. Материальным. Это было воплощением свободы. Многие искали её в себе, в освобождении от материальных благ, от привязанностей, зависимостей. Мы нашли её здесь. В этой обители. А сейчас вместо неё руины. Это был наш последний день Помпеи.
Таня выкурила пятую сигарету с тех пор, как пришла ко мне. Миша просто сидел на стуле. Как всегда заткнув уши наушниками. Его легкие были тронуты только дымом Таниных сигарет. Мишина пачка «Мальборо», лежавшая в кармане куртки, которая висела в прихожей, давала о себе знать только тогда, когда соседи напротив заходили домой. Громкий дверной стук спровоцировал волну движения шести сигарет, которые лежали в пачке. Землетрясение в Мишином кармане. Те сигареты ударялись друг об друга всякий раз, когда соседи уходили и приходили. Всё потому, что жил я в старом панельном доме советских времён. Лучше бы снесли его. Вместе с соседями, их дверью, Мишиными сигаретами. Но нет. Снесли наш амфитеатр. Где бились как гладиаторы наши противоречащие мысли, а поэты нашего театра рассеивались в виде сигаретного дыма. И во время представлений никто и подумать не мог, что нашего Дома Мечты большего не будет. Не будет Эмпайр-стейт-билдинга наших грёз и фантазий. Будет моя хрущёвка, соседи со своей дверью и Мишины сигареты.
А когда-то давно в нашей обители играла волшебная и вдохновляющая музыка. Нам ведал о своих подростковых тревогах Брайан Молко. Своим неповторимым голосом рассказывал про свои отношения, приносившую ему боль. Про увлечение героином, которое могло сокрушить его. Про то, что нужно искать человека, который бы избавил нас от призраков прошлого. За всё это мы были благодарны Таниному граммофону и моей любви к винилам. Когда мы слушали второй альбом Placebo, Миша всегда снимал свои наушники. Скручивал их и убирал в карман своих потёртых джинсов. Мишины наушники никогда не ломались и не запутывались. На протяжении двух лет он вставлял в уши одни и те же наушники, которые мы вместе с ним покупали в дождливый осенний день в переходе. Мужчина со щетиной, напоминавший мне Бреда Питта после выхода «Бойцовского клуба», пытался продать какие-то дерьмовые пафосные наушники, но Миша знал, чего хочет. И купил невзрачные черные наушники. Я до сих пор не понимаю, зачем Мише надо было ехать с Автозаводской на Новослободскую за какими-то наушниками. Тогда мы были без Тани. Она в тот день болела. Мы её навестили только вечером.
К концу пластинки Таня всегда плакала. Последней песней была My Sweet Prince. Таня с нами никогда не стеснялась своих эмоций. Но не с другими. Её однокурсники думали, что Таня внутри чёрствая и гнилая. Но мы с Мишей знали правду.
Было странно, но когда я ей позвонил и рассказал о том, что нашей Терабитии больше нет, она не плакала. Совсем. Она приехала ко мне. Курила и смотрела на проезжающие машины. На то, как фары освещают дорогу. Ночную и дождливую. Миша слушал музыку. Centrefolds играла в тот момент. Я слушал шум дождя. Все молчали. Это была самая холодная осень для нас.