Бестолковая жизнь. часть 2. глава 18

Он лежал на полу, раскинув ноги, с прижатыми к туловищу руками, голова его была повернута под немыслимым углом, неестественным для человека. Возле головы лежал включенный фонарик, желтый свет которого застыл на лице, казавшемся восковой маской. Глаза Покровского были устремлены в потолок, мертвый взгляд, не выражавший ничего. Весь подбородок был залит кровью, темные ручейки застыли на шее. На секунду Нина окаменела, испуг был настолько сильный, что она едва не потеряла сознания.

Превозмогая порыв бежать отсюда без оглядки, Нина приблизилась к распростертому телу, коснулась его шеи и отдернула руку. Кожа Покровского была холодна и тверда, как мрамор. Он не дышал. Нина попятилась, не отрывая взгляда от трупа. Но вдруг что-то привлекло ее внимание, заставило остановиться – что-то было вложено в раскрытый рот Покровского. Содрогаясь, Нина дотронулась до ледяных губ, испачканных засохшей кровью, и вытащила небольшой предмет. Действовала она необдуманно, инстинктивно предположив, что на этой штучке все может замкнуться; если убийца Покровского – маньяк, то,  возможно, в ее руках ключ к разгадке.

С сильно бьющимся сердцем Нина выбралась наружу. Ветер усилился, снег валил стеной. Теперь это была настоящая метель, она ослепляла, сбивала с ног. Теперь нужно найти сторожа, убедиться – в чем? Она пошла к небольшому дому с крытым крыльцом, единственным фонарем над дверью и освещенным окошком за занавесками. Снег забивался за ворот пальто, таял, ветер задувал в рукава; Нина ослепла и оглохла в этой рассветной январской снеговой кутерьме, в чужих владениях, где в немой темноте притаился убийца.

Все это так не вязалось с привычной логикой, с сущностью вещей, это было похоже на кошмар, на сон, порожденный ночными химерами. Нине хотелось кричать, кричать, кричать, чтобы проснуться. И вот она уже перед домом. Сугробы по обе стороны крыльца, окно, одна из ставень не закреплена, и глухо постукивает о стену. Снег на крыльце, и здесь тоже отчетливо видны следы большого размера. Человек вошел в дом и вышел, отпечатки подошв цепочкой протянулись во мрак, в сад, в стволистую движущуюся мглу, где яблони голыми руками ловят ветер.

Оглядевшись по сторонам, Нина поднялась на крыльцо, потянула за ручку дверь, и та неожиданно легко подалась. Почему-то не хотелось входить в дом. Она помедлила, и все-таки переступила через порог. Она очутилась в освещенной кухне, обстановка которой была простой и чистой, никакого беспорядка. Стены и потолок обиты досками, печь, лежанка, пейзаж в красивой темной раме, полки с посудой. За занавесками находилась другая комната, там было темно, улавливался какой-то тревожащий запах.

Нина откинула занавеску и включила свет.

На кровати, ничком, свесившись наполовину, лежал мужчина. Одна рука согнута в локте, пальцы другой намертво вцепились в половик, словно в страшных муках, в агонии он пытался подняться. Череп его был проломлен, все лицо искромсано. Нина вскрикнула, выскочила во двор, в снежную карусель. Бежала через сад, по сугробам, слепо натыкаясь на деревья, на острые как кости ветви яблонь. Дом Покровского бросился навстречу, а вокруг – все тот же мрак, разбавленный светящимися окнами гостиной, тени, как сажа, на ступенях. Нина заперла дверь, съехала спиной по стене, беззвучно плакала, размазывая по лицу слезы и кровь, сочащуюся из царапин. Стянула с ног мокрые сапоги и, прихрамывая, стала подниматься по лестнице, держась за перила. В комнате для гостей курила, слушала ночь, потом позвонила в полицию. 




***

Она подумала, что ключи от машины должны быть в кармане дубленки Покровского. Хотелось убраться отсюда поскорее, сидеть и ждать появления полиции просто не было сил. Снаружи все еще было темно, Нина спустилась вниз. Покровский был из тех людей, что предпочитают не захламлять свою жизнь, а уж если решают, что вещь необходима, то для нее быстро находится место, где она и прибывает всегда. Дубленка была на своем месте. Ключи нашлись почти сразу, и тут ей пришла мысль взять с собой нож. Надевая на ходу пальто, Нина побежала в кухню. Деревянные молотки, резаки, ножи с длинными и широкими лезвиями – арсенал был серьезный. Ей приглянулся топорик для разделки мяса. Садовник с проломленным черепом, свернутая шея Покровского, нежный Лотос, кровью которого оставлено послание на зеркале, освежеванное тело Варнавы… Этого не может быть!

Нина побежала к площадке, где – она знала – стоял автомобиль Покровского. Уронила ключи в снег, долго не могла найти, холодея при мысли, что убийца, может быть, ее заметил, и теперь идет сюда. Двигатель замерз, и машина никак не хотела заводиться. Нина включила дальний свет, было видно, как беспорядочно мечется снег. Заработали дворники, зима тысячами ладоней ощупывала ветровое стекло. Наконец, мотор заработал, Нина дала задний ход, намереваясь развернуться. На небольшой, занесенной снегом площадке это было непросто. Она вывернула руль, переключилась с дальнего на ближний свет, и только тут поняла, что ворота заперты.  И вдруг ощутила чей-то взгляд – взгляд хищника. Рядом с машиной что-то мелькнуло, и в сноп света вышел человек. Он стоял неподвижно, глядя на Нину. Он не мог видеть ее, она знала это, и все-таки он смотрел прямо на нее. Потом он вынул руки из карманов куртки и, прихрамывая, направился к воротам. Раскрыл створки и, прижавшись к столбу, ждал, пока Нина уедет.


***

Она ехала по узкой и прямой, как стрела, улице мимо темных домов, где не горело ни одно окно, где зверем выла метель. Сознание Нины как будто разделилось, одна его часть думала о множественности реальностей и их проявлении, и Лотос улыбался ей как живой все за тем же столиком в кафе, где стояли бокалы, и лежала ее рука с обручальным кольцом на пальце. В ее психической реальности было все и сразу, упорядоченность отсутствовала,  даже смерть там была не так окончательна, и Варнава шептал ей прерывисто о своем возлюбленном. Смерть – это тайна, она проста и гениальна, и она – не то, чем кажется, говорит Покровский, и Нина вынимает из его мертвого рта сувенир, потемневший от крови. Нина затормозила у обочины. Достала из кармана пальто небольшую фигурку, подняла на уровень глаз. Это был скорпион, почти точная его копия.

Вы видели кровь при свете луны? Она кажется черной. Разве кто-нибудь откажется почувствовать себя богом? Вы бы, например, отказались? Нина сунула скорпиона в карман.

Она давно уже миновала поселок, ехала по занесенной снегом колее, постепенно забирая вправо, потом  дорога стала петлять, мрачные ели поднимались со всех сторон. Свет фар неожиданно появившейся машины испугал до озноба, до головокружения. Нина выбралась, наконец, на шоссе, изредка попадались машины. Чувство было такое, словно она затерялась в бескрайних пустошах. Метель успокоилась, на востоке лениво ворочался рассвет. Нина вела машину и думала все о том же. Некто, убивший Покровского и несчастного садовника, побывал в доме. Незапертая дверь, след на ковре – это о многом говорит. И он наверняка видел ее в гостиной, спящую. Она не понимала его логики, гибель двоих людей казалась ей бессмыслицей. Был ли ограблен дом, Нина не знала, но на первый взгляд все казалось не тронутым. Нет, человек этот не вор, но – хуже. Умный, изворотливый и очень опасный, живущий по своей логике. Ведь открыл же он перед ней ворота, стоял, наблюдая ее панику.

Впереди засветились огни. Нина сбросила скорость. Мимо проплыли рекламные баннеры, витрина закусочной, стоянка с несколькими автомобилями. Нина остановила машину под навесом заправочной; никто не вышел к ней. Оглядываясь по сторонам, она направилась к кафе, где за задернутыми шторами горел малиновый свет. Автозаправочная станция словно вымерла. Ветер шевелил блестящую мишуру, еще не убранную после праздников, по асфальту катались цветные фантики, обрывки фольги; у входа в кафе стоял пластиковый Дед Мороз с мешком желаний.

Маленький зал встретил ее светом настольный ламп под красными абажурчиками, теплом, запахом гриля и специй. Нина приблизилась к стойке, за которой не было никого; зеркала отразили ее бледное лицо с расцарапанной щекой, растрепанные волосы.  Она была расстроена, напугана, подавлена, как никогда. Вся ее жизнь, еще совсем недавно казавшаяся размеренной и рутинной, представлялась теперь прерванным сном. Положа руку на сердце, Нина хотела теперь просто заснуть, а, проснувшись, увидеть родную квартиру, почувствовать надежное плечо, - плечо Алекса. Она сидела, привалившись к стойке, держа сумку на коленях; время как будто перестало существовать, и Нина вздрогнула, когда перед ней появилась девочка лет пятнадцати.

- Здравствуйте, - сказала она.

- Здравствуй, - машинально ответила Нина.

- Счастливого рождества.

- И тебе.

- Спасибо.

Нина видела, что девочка внимательно разглядывает ее, и ей это было неприятно.

- У вас кровь, - произнесла девочка.

- Что? – Нина вздрогнула.

- У вас все лицо расцарапано. С вами что-то произошло? - Она говорила каким-то негромким, проникновенным голосом, ее лицо, довольно симпатичное, с темными глазами и мягким подбородком, располагало к себе. – Хотите умыться? Я могу проводить вас на кухню.

- Не надо, спасибо. У тебя есть влажные салфетки?

- Конечно. Вот, возьмите.

- Как тебя зовут?

- Айша.

- Ты одна здесь?

Девочка удивленно подняла брови и засмеялась.

- Ну, что вы! Разве это возможно? Просто взрослые отдыхают, этой ночью у нас было много народа. – Она помолчала. – Вы хотите чего-нибудь? Можно быстренько приготовить омлет…

- Нет… не надо… Сделай мне кофе. Эта ночь и мне тяжело далась, - добавила Нина как бы про себя, но девочка метнула на нее быстрый внимательный взгляд.

- Со сливками? Обычно женщины просят сливки.

- Без сливок и сахара, покрепче и погорячее.

Девочка ушла, а Нина снова осталась одна, с ужасом пережитого, в этом зале, где на каждом столике горели красные лампы. Она стянула с рук перчатки, достала из сумочки мобильник. Нет, никаких звонков, только не теперь. Она отключила телефон и растерла пальцами виски. Неужели это правда? - неужели все это было, и теперь они лежат там, эти мертвецы, в комнатах горит свет, на ветру мечутся яблони. Скоро станет светло, и поэтому еще страшнее и нелепее. Может быть, уже приехала полиция, они все увидели, и собаку. Его-то за что? Бедный песик…

Вернулась девочка с чашкой кофе на круглом синем подносике. Поставила перед Ниной, положила рядом маленькую шоколадку. Нина поблагодарила, девочка улыбнулась.

- Айша, где туалет? – спросила Нина.

Та указала на нишу слева, закрытую плотными гранатовыми шторами, которую Нина не заметила.

- По коридору, направо, - объяснила она.

В туалете Нина взглянула на себя, на свое отражение на фоне розовой керамической плитки. Выглядела она ужасно, как будто после аварии. Лицо ее пересекали царапины, кое-где даже довольно глубокие. Странно, она ничего не ощущала, хотя лицо с такими повреждениями должно гореть огнем. Она умылась холодной водой, низко склоняясь над раковиной. Закрыла глаза, чувствуя, как стынут руки. Вода пахла мазутом, успокаивающе урчала, уходя в сток.

- Дай сигарет, Айша, - сказала Нина, вернувшись.

- Каких вам?

- Все равно.

Она с удовольствием затянулась и выпустила дым. В голове сразу зашумело, все немножечко куда-то поплыло. Но вместе с тем, Нина ощутила нервную дрожь, пробегавшую по телу мелкими волнами. Сказывалось напряжение последних часов, и теперь это прорывалось наружу таким неприятным образом.

- Я сяду за столик, - сказала Нина, - а ты принеси мне чего-нибудь поесть.

- Хорошо.

В зал с улицы вошел парень в короткой теплой куртке, и Айша помахала ему из-за стойки. Нину он заметил сразу, подумал минуту, подошел и без приглашения сел напротив. Она вопросительно и с вызовом уставилась на него.

- Издалека едете? – спросил парень.

- Вам что за дело?

- Так, поинтересовался просто. Если вы одна, вам не следует задерживаться в этих местах.

- Оригинально, - усмехнулась Нина. – Со мной так еще не пытались знакомиться.

- Я не пытаюсь, - парень поморщился. – Просто не хотелось бы, чтобы с вами случилась какая-нибудь неприятность.

Девочка принесла овощной салат, хлеб, омлет – все на синих тарелках, ловко расставила перед Ниной и отступила на шаг.

- Неприятность? Какая именно? – спросила Нина с видимой иронией. Если бы он только знал, что уже произошло…

- Почем мне-то знать. Просто места здесь небезопасные, - объяснил он.

- Послушайте, можно мне хотя бы поесть спокойно?

- Да, конечно. Приятного аппетита.

- Спасибо.

Нина взяла столовые приборы, исподлобья взглянула на Айшу. Но девочка и не думала уходить, встала за спиной парня и положила руки ему на плечи.

- Так откуда вы?

- Из города.

- Далеко же вас занесло, - заметил он, накрывая пальчики Айши своей ладонью.

- Почему? До города должно быть километров семь.

- Это вряд ли, - он покачал головой. – Километров сто пятьдесят будет.

- Вот черт! Не туда свернула, - пробормотала Нина. Настроение упало окончательно. Но, сказать по-правде, как-то не верилось, что она проехала такое расстояние и даже не заметила этого.

- Я осмотрел вашу машину. Там с левой стороны краска содрана. Бензин на нуле. Вам повезло, что сюда дотянули. На этом шоссе разное случается.

- Что именно?

- Бывает, грабят… - Казалось, парень совсем потерял интерес к разговору и даже сделал движение, чтобы уйти.

- Бывали случаи и похуже, - вставила свое слово Айша.

- Во всяком случае, остановись вы посреди дороги, вас бы основательно почистили.
Нина отложила вилку, разглядывала парня, а он под ее взглядом нимало не смутился. У него были прямые плечи, несколько смугловатая кожа, длинные темные волосы, собранные на затылке, и открытое лицо с широкими монгольскими скулами.

- Что вам нужно?

- Чтобы вы были осмотрительнее. С вашей машиной теперь все в порядке. Бензин я залил.

- Сколько я должна?

- Айша принесет вам счет. – Парень поднялся. – Помните, что я говорил вам. По дороге в город не берите попутчиков. - Он вышел, а у Нины было такое чувство, словно она сидит в кино.

Она позвонила-таки Алексу и коротко рассказала о случившемся. Встревожился он не на шутку и сказал, что приедет за ней немедленно. Возражать было бесполезно, Алекс все равно настоял бы на своем; он слишком сильно любил ее, слишком сильно был привязан. Предстояло несколько часов ожидания. Нина попросила еще кофе, прикурила новую сигарету. В кармане ее пальто лежал скорпион.

Алекс, ты снова приходишь, чтобы помочь мне. Наверное, в этом твоя миссия. И я снова возвращаюсь к тебе, потому что ты ждешь, потому что только ты можешь сказать правильные слова.