Нефертити и остальные. Сериал. Часть 2. 29 серия

Эйе думал о том, о чем ему, царедворцу,  при молодом и здоровом фараоне, принадлежащем к династии, думать не полагалось. Он думал о власти. Ему в голову приходили те же самые мысли, которые когда-то обуревали Ахе. О том, что он знатен, не менее знатен, чем фараон. О том, что он лучше знает жизнь.  Конечно,  имелось в виду жизнь чиновников, правящих страной. Другая жизнь его не интересовала. О том, что его влияние при дворе среди «сильных» людей растет с каждым с днем. О том, что его считают способным, рассудительным человеком. О том, что если бы он женился на покойной принцессе, он имел бы столько же прав на трон, сколько Тутанхамон. Да, но его принцесса умерла. Он уже считал ее своею, и от этой мысли у него щемило сердце. Ему нравились разговоры, которые велись во дворце. Все забыли о самодурстве Эхнатона. Забыли, что он напивался сам и заставлял напиваться министров. Забыли, что он запустил дела страны, и уже начинался необратимый хаос. Забыли, что народ чуть было не перестал видеть в  нем бога. Забыли, что он отрекся от старых богов, гнев которых в любую минуту мог обрушиться на Египет страшной волной бедствий. Чиновники, большие и малые, помнили лишь об одном: он отдал им право бесконтрольно распоряжаться страной, называя это каким-то странным словом, пришедшим издалека, кажется с острова Кефтиу. Это слово произносилось так: «свобода», но что оно точно обозначало, никто толком не знал. Чиновники были недовольны, что им нужно возвращать полученное имущество обратно в государственную казну. Ведь живут же богатые люди в Сирии и Финикии. И ни перед кем не отчитываются. Правда, египетские чиновники не понимали, что те заработали свое богатство. Им казалось, что все, что они получили, равнозначно их заслугам перед государством. И некому было «разубедить» их в этом.
В чиновничьей среде росло недовольство Тутанхамоном. И Эйе это прекрасно знал.
Также росло недовольство фараоном в народе. За годы правления Эхнатона во имя того же странного слова «свобода» народ был ободран до нитки. Сначала строили эту немыслимую столицу в пустыне, потом воевали с Ахе и отдали страну на откуп чиновникам. Потом пришел молодой фараон,  и вроде бы все стало становиться на свои места. Но все уже не могло встать на свои места. Простые люди, «неджесы», видели, как при Эхнатоне распоряжался страной не живой бог, фараон, а его люди, которые забирали себе богатства страны. Божественность власти померкла. И действия нового, молодого фараона по исправлению положения казались простым людям незначительными, недостаточными, недостойными «Маат». Им хотелось лучшей жизни. А она не приходила.
Ропот рос. И его нужно было успокоить либо чем-то новым, чем-то ужасно неприятным для власть имущих, которые смутно осознавали необходимость делиться, но не могли перебороть себя. Либо применить силу и привести «неджесов» к  вековой покорности, что было предпочтительней. Это могла сделать только армия. И Хоремхеб прекрасно осознавал это.  А пока они оба, и Хоремхеб, и Эйе, наблюдали за Тутанхамоном и Амон-Пануфером.