Про два бидона молока

            Шло заседание суда. Судья Крутиков пытался сосредоточиться, перелистывая дело о разводе, но что-то мешало. Какие-то мысли крутились в голове. Отгоняя их, он продолжал слушать ответчика. Наконец наступил перерыв. Он прошёл в свой кабинет, сел в кресло и посмотрел в окно.

            Была поздняя осень. Бабье лето давно прошло и за окном порывами ветра наносило дождь. Крупные капли стучали, стекая по стеклу.  По тротуару, медленно брела пожилая женщина. Руки её оттягивала сетчатая «авоська», в которой были видны стеклянные бутылки с молоком и пара буханок хлеба. Вячеслав Леонидович задержался на ней взглядом и понял, что его тревожило…

    Надо отметить, что в небольшом городке железнодорожников, с живописным названием - Тайга, народный судья, Вячеслав Леонидович  Крутиков, пользовался уважением жителей и слыл справедливым и принципиальным судьёй. В город он приехал в 1963-м году и с тех пор занимал свой пост. В домашней обстановке был обаятельным человеком, увлекался фотографией – сам проявлял плёнки и печатал снимки. Писал эпиграммы. Иногда достаточно острые и злободневные. Был он хорошим семьянином. С супругой, Ниной Ивановной, они воспитывали двух дочерей. С ними жила и его мама. Девочки её обожали. Он улыбнулся, вспомнив  семью.
             А этот осенний день, 1969-года, всё не кончался, вновь возвращая его к событиям прошедшей среды, когда рассматривалось заявление одной престарелой женщины, Марии Петровны. Она просила суд убедить  сыновей, помогать ей материально или взимать со всех пятерых детей в равных долях.
            В процессе заседания  суда с народными заседателями, выяснилось, что заявление за неё писала её младшая дочь, Надежда, так как Мария Петровна неграмотная. Умеет только расписываться. Родилась она в 1910году. В деревне школы не было, да и родители не горели желанием учить девочку. Маша была старшей дочерью. Надо было помогать матери в воспитании  младших  детей  и по хозяйству. Потом она подросла, в двадцатых годах вышла замуж за сельского кузнеца. Родилось у них пятеро детей. Три дочери и два сына. Работали в колхозе. Жили скромно, как все в деревне Пашково, Яшкинского района, растили детей. Но наступил1941-й год. Началась война с Германией. Мужа, Фёдора, призвали в Красную армию. Так и не дождалась его с фронта. Погиб где-то под Будапештом. Осталась одна  с детьми. Иногда бывало так тяжело, что хоть волком вой. Может и решилась бы на второе замужество, да не судьба! Подрастающих невест и бездетных солдаток - «пруд  -  пруди»,  а мужчин – «раз, два и обчёлся». Куда – то в город съездить, и подумать нельзя было! Каждый день на работу: то в поле, то на ферму. Выходной один давали. За этот день надо обстирать  всю семью, привести в порядок дом, хозяйство и огород. А зарабатывала трудодни – палочки в амбарной книге учётчика! В пересчёте на деньги, пенсия  составила восемь рублей, пятьдесят копеек. Если бы  продолжать жить своим подсобным  хозяйством, то можно было бы как – то тянуть, но силы покидают, здоровье подводит, да и возраст уже преклонный. Дети все уехали в город Тайгу и позвали мать: « Нечего в деревне одной сидеть!»
             Несколько лет назад переехала, чтобы быть поближе к детям.  Денег  хватило только на половину дома по улице Карла Маркса. Большая комната и кухня. Огородик небольшой. Зато район хороший – недалеко от центра. Дочери тоже недалеко живут. Помогают всячески. Иногда деньгами. Но не хватает  средств на лекарства и проживание.
             Пока зачитывали заявление, пожилая, сухонькая женщина, скромно одетая, сидела, согласно кивая головой и сцепив изработанные пальцы рук.
             Судья объявил, что будут по очереди вызывать ответчиков: трёх старших сестёр  и двоих младших братьев. Первой пригласили  Любовь Фёдоровну.
 - Что Вы можете пояснить суду? – Задал вопрос Вячеслав Леонидович.
               
 - Знаете, я старшая дочь и очень хорошо, в отличие от братьев, помню, как мама с ног валилась от усталости, но старалась нас накормить, одеть и выучить. - Начала отвечать Любовь Фёдоровна. В войну, ещё девочкой, как могла, помогала маме присматривать за младшими детьми. То посуду помою, то кашу сварю, воды принесу. Сейчас тоже не отказываю в помощи: побелить, постирать. Только деньгами редко помогаю  – у самой четверо детей. Тружусь в аптеке. Я не против выплачивать алименты маме, только пусть тогда и братья помогут. Забыли, наверное, как приехали учиться в ГПТУ-54, а потом в железнодорожном техникуме? Где жили? Питались? Я ведь, как мать к ним относилась. Теперь они машинисты. Живут обеспеченно. По одному ребёнку имеют. Выпить спиртное -  деньги находят, а матери помочь – нет!
Высокая и статная, Любовь Фёдоровна, возмущённая, завершила свой ответ суду и присела на скамью, ближе к матери.

             Народные заседатели настороженно подняли головы. Ведь всем в начале процесса казалось, что слушание  закончится очень скоро - нужна просто формальность подтверждения согласия детей. Но процесс пошёл по другому сценарию. Через несколько минут вызвали среднюю сестру – Валентину Фёдоровну.

              Хрупкая Валентина, сильно похожая на свою мать, прошла к кафедре.
- Что Вы можете сказать суду и народным заседателям? - прозвучал вопрос судьи.
- Я, младше сестры Любы, на два года и могу подтвердить её слова. Я не знаю, когда наша мама отдыхала. Приходила она вечером. Мы засыпали – она ещё не спала, а просыпались – её уже не было дома.  В единственный выходной день мама топила баню, всех мыла, стирала бельё, готовила борщ. После войны, когда возобновились занятия в сельской школе, она приложила все усилия, чтобы мы учились, а для этого нужно было нас обуть и одеть. С одеждой было проще – мама умела шить, поэтому всё перешивала на нас и младших братьев. Она нас приучила к  крестьянским работам в огороде. Мальчиков  обучила  косить траву литовкой, обращаться с граблями и вилами.Как дрова рубить, тоже сама показывала. Отца не было. Мы с сестрой помним отца. Он силач был. Красавец. Братья были совсем маленькие. Они не помнят.
               Но должны помнить, как мама привозила продукты из деревни, чтобы они питались здесь, в городе. Они же учились. У них был самый рост! Мама так говорила. Она экономила, чтобы купить им по костюму к выпускному вечеру, как провожала в армию, как радовалась, когда они устроились на работу в локомотивное депо, получили первую зарплату. Но сейчас для них проблема помочь нашей маме. Раньше они могли  сбросить снег с крыши маминого дома, нарубить дров, вывезти уголь с угольного склада. А теперь только мы с сёстрами помогаем, а братьев не дождёмся никак. Сама я согласна помогать маме материально, хотя я и так часто захожу к ней и помогаю, чем могу.  Я воспитатель в детском саду. Когда у меня родились дети, мама  водилась с внуками. Пожалуй, всё – такими словами Валентина Фёдоровна закончила свой монолог.

- А не пробовали договориться, не доводя дело до суда? Может быть, сёстры и братья добровольно, так сказать, по сердечному позыву оказали помощь престарелой  матери?- Задал вопрос один из народных заседателей.

- Пробовала, и не раз! Да только проку никакого. Сёстры согласны, а братья смеются, время  тянут.  Говорят:  « А, что там ей надо-то, уже?» А ведь пенсионеру лекарства  нужны, стиральный порошок нужен, бельё изнашивается, чулочки свежие  и тапочки. Да, сами понимаете, пока человек жив, ему всё необходимо. Бывает, помощь нужна. Люди помогут, но их отблагодарить надо. Неписаный закон жизни: человек  - человеку должен быть благодарен.

- Ну, что же.…  Продолжим  слушать сестёр  -  Произнёс судья.
- Пригласите  Надежду Фёдоровну  -  обратился он к милиционеру.

             Вошла младшая из сестёр, Надя. Пройдя к кафедре, приготовилась отвечать.
-  Я, младшая из сестёр. Конечно, не могу помнить то, что помнит Любаша, но и у меня есть, что сказать о маме. Инвалид  по зрению, я перенесла операцию. Рядом со мной  была мама. Она и сёстры поддерживают меня. Могу подтвердить, что с такой же заботой мама ухаживала за старшим из братьев, Геннадием, который в детстве решил прыгнуть через костёр. Прыгнул! Но неудачно. Мама в больнице не отходила от него. В ожоговый центр возила. С младшим, Витей, тоже нахлебалась. Он занимался велоспортом,  и  однажды  случилась авария. У Вити были сложные переломы. Была продолжительная реабилитация. Мама разрывалась между больницей, где лечился Витя и работой. Сколько мама слёз пролила, ночей не доспала.… Только за это мы должны ей помочь. Братья вообще-то были отзывчивые ребята, но вот женились и как-то отдалились, хотя мама и снох принимает и внуков. Они все у неё самые дорогие и любимые. Спросите их. Пусть скажут, почему маму забыли?

 - Спросим – спросим! Повторил Крутиков, окинув взглядом народных заседателей.- Пригласите Геннадия Фёдоровича! По характеристике с места работы, он проявляет себя как опытный машинист, рационализатор, обучающий  молодых специалистов.
К  кафедре, как-то вальяжно покачиваясь, шёл молодой, краснощёкий  мужчина среднего роста, упитанного сложения.  Он опёрся на кафедру и насмешливо посмотрел на заседателей и судью.

- Скажите, Вы согласны  с тем, что говорили ваши старшие сёстры?- спросила народный заседатель, Лидия Семёновна.

- Да я не всё слышал. Ну, понятно, что мать подала на алименты. Переживала за нас. Так это все переживают! Чего же тут удивляться. Все так делают: заботятся о детях, кормят, поят, одевают. У меня тоже сын. Забочусь. Вот машину собираемся покупать. Я один работаю. Жена дома хозяйничает. Я понимаю, что мать грудью кормила меня. Ну, сколько я должен? Два бидона молока? Три? Так мне не жалко! Я куплю!

               После этих слов Геннадия, в зале суда прямо – таки  грохнула  тишина.  Кто-то прыснул, поражаясь глупости сказанного, но в большинстве, публика – онемела! Заседатель, Лидия Семёновна, взглянула на Марию Петровну. Старенькая мать сидела, опустив голову, прижав руку с платочком ко рту. По щекам её текли слёзы.
- Да.…   Да уже не надо! Позор такой! От кого?! От детей… - тихонько причитала Мария Петровна.  Надя, одной рукой успокаивающе поглаживала мать по плечу, другой, повернувшись к Геннадию, покрутила пальцем у виска, проговорила негромко: « Ты совсем ум потерял?»

- Правильно, Генночка! Почему мы должны? У нас своих проблем полно. Генночке вот в санаторий надо. Курс лечения пройти. Быстро затараторила жена Геннадия, Галина.

               Лидия Семёновна, представитель от больницы, на секунду оторопела от той уверенной наглости, с которой супружеская чета отвечала суду. Наблюдая, как переживает процесс Мария Петровна, вспомнила свою мачеху, которая стала ей и брату, родной матерью, которая жалела, любила их, как родных детей. Они помнили это и ценили. При каждом удобном случае старались заехать к маме. Встречаясь, не могли наговориться, старались одарить. То, что происходило здесь, в зале, с трудом укладывалось в её сознании. Она не выдержала:
- Она же жизнь Вам дала, в голодные годы на ноги подняла, а ведь многие умирали. Разве этого мало?!               
             Молчание суда затягивалось. Вячеслав Леонидович тоже вспомнил о своей маме, о её мудрости, её умелых руках. Много он здесь слышал и  видел, но даже хулиганы и грабители, не отзывались так о матерях. Он встряхнул головой, оглядел зал и голосом, в котором звучал металл, произнёс, прерывая Галину:
 - На вашем месте, надо быть осторожнее в выражениях, учитывая, что в зале находится ваш сын, и Вы являетесь примером для его отношения к Вам, когда Вы достигнете возраста Марии Петровны.
 
             Через минуту  секретарь пригласила к кафедре младшего сына, Виктора.  Молодой, стройный, красивый мужчина   прошёл к кафедре и сказал, покрываясь красными пятнами:
- Я всё понял, со всем, сказанным, согласен! Сколько присудите, столько и буду выплачивать.- Он выразительно посмотрел на свою супругу, Аллу.
- Простите, мама! – Воскликнул он, повернувшись к Марии Петровне. А она только рукой  махнула, прикрыв глаза.
 
- Мы Вас  поняли, Виктор Фёдорович! Можете присесть. А теперь суд удаляется для принятия решения по данному делу.- Крутиков поднялся и пошёл в кабинет заседаний. За ним проследовали народные заседатели. Там все заняли места за длинным столом.
 
- Ну, высказывайтесь, товарищи!- прозвучал голос судьи,- А то, я вижу, всех переполняют эмоции.
 
- Врезать бы ему! Так ответить матери!- Воскликнул молодой заседатель Геннадий Смирнов.

- Ну, на это у нас нет полномочий, мы должны ещё и воспитательную работу с ним провести. - Парировал Вячеслав Леонидович. А что же наши дамы скажут?

- Ясно одно. Пьянство, потеря совести. Присудить, как и всем детям, по пять рублей ежемесячно.- Высказалась Роза Викторовна.

- С диагнозом я согласна, а вот денег с него бы больше взяла. За моральный ущерб. Он сегодня у матери, сколько здоровья отнял?! Продолжила  тему Лидия Семёновна.

- Я понял Вас, товарищи заседатели. Подойдём индивидуально.- Подвёл итог прениям, Крутиков.- Пойдёмте в зал.

                Уже прозвучали слова секретаря: «Встать, суд идёт!» Публика в зале встречала их стоя. Крутиков, не откладывая, начал зачитывать  приговор. Надо отметить, что все дети восприняли «индивидуальный подход», довольно выдержанно. Супруга Геннадия, Галина, пыталась возмутиться, но быстро успокоилась под взглядом сына – подростка. Мария Петровна, приложив руку к груди, сердечно благодарила и извинялась за сыновей. Вскоре зал суда опустел. Закончился обычный рабочий день.

                За работой, заботами и хлопотами буквально пролетали дни, но как-то неожиданно всё стало представляться ему, как в замедленной съёмке, достаточно было только бросить взгляд через стекло на дождливую улицу и увидеть эту престарелую женщину с авоськой, чью-то мать.