Мёртвая собака

Собачка умерла... Чёрная, она лежала в ночи в середине октября... да это было совсем недавно, на днях. Она лежала на холодной земле тихо, неподвижно, больше она никогда не пошевелится. Я вырою на огороде ямку и спрячу в ней тело несчастной собачки... Когда-нибудь на поверхности земли появятся её косточки, потом и они истлеют. Была ты когда-то прахом, солнцем и дождём, минералами и солями – и вернулась к первоначальному состоянию. Это круговорот в природе. Ты Бог – собачка, да, ты Бог, распорядившийся собой не-умело. Ты брела к Истине робкой трусцой, заливаясь звонким тявканьем?.. Это не меня ли ты выводила из терпения однажды в ту ночь, когда я вышел из дому, взял первый попавшийся обломок кирпича и пошёл за тобой? А ты удирала от меня и спряталась за забором и лаяла оттуда, а потом бросилась наутёк, когда я бросил в тебя оружие, которое могло бы стать причиной твоей гибели... Но, может быть, это не ты?.. Впрочем, это теперь уже не имеет значения...
Когда я подошёл к тёмному пятну на обочине дороги, мне показалось, что это наш кот – и сердце во мне захолоднуло, – но кот неожиданно замаячил невдалеке маленькой, знакомой тенью, я позвал его и он подал голос... Тогда я дотронулся до собачки, она уже начала окостеневать и остыла, я приложил ладонь к её груди, она, казалось, ещё хранила тепло ушедшей жизни. Несколько мгновений я верил в то, что сердце уже еле заметно, но стучит, но потом я понял, что всё кончено...
Да, всё было кончено, навсегда, и может быть, не только для этой собачки, глаза которой были открыты и словно видели нечто иное, чем я. Нельзя было поверить, что это мёртвые, невидящие глаза, они ещё сохраняли влажность...
Когда-то в детстве со мною произошёл такой случай. К нашему дому прибился рыженький котёночек, то ли его подбросили, то ли сам забрёл – не могу сказать, только он, нахохлившись, сидел на одном месте и не хотел никуда уходить. Я решил с ним поиграть, но ему не понравилось, он ощерился и цапнул своими клыками очень чувствительно мне за палец. Я захотел ему отомстить, но никак не мог до него добраться. Следующая моя попытка кончилась ещё хуже, маленький зверёныш, которому отроду было несколько дней, вонзил клыки в мою руку. Не сознавая себя, от боли и ненависти одновременно, я поднял маленькое тельце в воздух, над головой, и с силой швырнул его оземь, о кирпичный настил... Потом я увидел, что оно лежит без движения, и удивился и вдруг до моего сознания дошло, что я сделал. Из моей руки сочилась кровь, котёнок лежал у моих ног, широко раскрыв глаза... Боясь, чтобы никто не застал меня за моим преступлением, я взял ещё горячее, налитое кровью тельце и забросил его подальше от себя в высокую картофельную ботву... До сих пор я это помню и полагаю, что котёнок не должен был вести себя агрессивно, тогда бы и я не сделал этого ужасного поступка. Всё совершилось в одно мгновенье, я ни о чём не успел подумать и не мог знать, к чему это приведёт... Можно поискать слова, чтобы выразить полнее мои тогдашние чувства, но нужно ли теперь, спустя много лет!.. Вот так я совершил убийство – пер-вое ли?.. Тогда я осознал, что принадлежу к человеческому виду и что этот вид не менее кровожаден, например, чем львы и крокодилы. Человек убивает со знанием дела, ПОТОМУ ЧТО ТАК НУЖНО. Оправданий он себе найдёт сколько угодно... Я думаю, природа ему за это мстит... И если мы поедаем мясо животных – мы платим за это собственным мясом, и это будет до тех пор, пока мы не изобретём иной выход из положения... Можно съесть всё, что угодно, даже гранитный камень по частям, даже дерево и тонны глины, из которой впору лепить горшки, тем более просится в пищу мясо братьев наших меньших, но, однако, ради этого мяса наброситься на кого-то и погасить огонь сознания в чьём-то разуме – это варварское преступление, которое человек пока ещё не осознаёт и осознает не скоро!..
Мне рассказывали, как кто-то бросил живого кота в угольную топку кочегарки, а я не верил своим ушам и говорил, что это ужасно и этот человек стоит того, чтобы ему самому там сгореть... Но, может быть, этот человек сразу раскаялся и, может быть, до сих пор содрогается при мысли о своём поступке и не может себе простить?..
Мы, люди, поедаем друг друга, да, мы поедаем друг друга, я это теперь хорошо вижу, – и это будет длиться очень долго, до тех пор, по крайней мере, пока мы не будем благоговеть перед любой, самой низшей формой жизни... Мы не машины, а состоим из плоти и крови, а то могли бы заливать наши баки горючим... Но и не будучи машиной, можно проникнуться отвращением к уничтожению, и тут даже не надо быть религиозным фанатиком, а достаточно стать человеком в его истинном, наверное, каком-то новом, доселе неведомом смысле. Иные не едят мяса, думая о том, что оно вредит пищеварению. Когда-нибудь от него откажутся (я не имею в виду заменяющие мясо белковые продукты, которые в точности напоминают мясо), ибо оно слишком нам вредит, ибо мы не понимаем нашим дрянным человеческим умом, что такое есть жизнь, а начинаем возмущаться и противиться насилию и унижению, когда уже дело касается непосредственно нас самих...
Мы калечим наши души, убиваем наш ум, наше будущее, наше высокое человеческое назначение, низводя себя до животного уровня, мы поднимаем руки друг на друга и падаем, сражённые замертво!.. МЫ!.. Это длится давно и пора с этим кончать... Это диким зверям простительно набрасываться друг на друга... Но мы сами подвергаем себя казни... во всех смыслах... Природа мстит нам за всё, она не прощает нам животных замашек... Попробуй, убей сегодня из праздного любопытства муху, растопчи жука или червяка, а завтра уже от руки человека, самого нормального, не фанатика и не садиста, потерпит поражение ваша пожилая мать, или отец, их найдут распростёртыми где-нибудь за углом дома, на асфальте, или в парке, в кустах... Последствия наших поступков, знайте, приобретают большой размах и откликаются на нашей собственной судьбе. Воспитывайте в ваших детях любовь к жизни окружающих, внушайте им трепет перед таким чудом природы, как бабочка, стрекоза, обыкновенная комнатная муха, открывайте им тайны бытия, давайте им понять, что человек – царь среди живых существ этого мира, но это обязывает его к великодушию и долготерпению! Чем более человек склонен к прощению, чем более пронизан пониманием – тем он более соответствует своему назначению в природе. Миссия его высока и люди должны это усвоить...

Я вышел на крыльцо и услышал из темноты странные звуки, похожие на стоны пьяницы, нашедшего приют где-нибудь в кустах, или возле забора. Некоторое время я всматривался в окружающие меня предметы, пока глаза не свыклись с тусклым уличным освещением. Затем сошёл вниз и выглянул за калитку, надеясь узреть нечто необыкновенное. Взгляд мой наткнулся на небольшое чёрное пятно в промежутках между деревьями, раскинувшими свои безлистые кроны на краю дороги. В это время мимо проехал автобус и в свете его фар я лучше разглядел... впрочем, нет, я вру... Это было после, когда я подошёл к мёртвой собачке и меня поразила тишина... Но сейчас было тихо и в этой тишине существо, лежащее на земле, у дороги, на мокрых, опавших листьях и редкой, чахлой травке, издавало странные, непонятные и жуткие, нечеловеческие звуки, хватающие за сердце. Там лежало некое, страдающее от физической боли существо, которое умирало. Я внутренне содрогнулся, представив положение несчастной собаки. Её могла переехать машина, или только задеть, – второе было верней, так как собака лежала не на дороге. Можно было предположить, что у неё хватило сил добраться до обочины. Но если отвергнуть версию с машиной, надо принять во внимание другую причину, по которой она умирала, я мог бы предположить, что в неё, например, запустили камнем, или (что кажется мне почти невозможным) она околевала по причине какого-то недуга, либо от старости. Но как бы там ни было, это существо было при смерти и мне стало страшно от мысли, что никто не может ему помочь. Даже я не мог прекратить его мучения, оборвав насильно его жизнь. Я ещё подумал (помню сейчас), что мог бы вынести топор и от-рубить собаке голову, и это с моей стороны было бы гуманно по отношению к ней, но я слишком чувствителен и сентиментален для этой операции, как и многие, оказавшиеся бы на моём месте...
Казалось, никого больше не было, только я и собака. Это живое существо никак не могло умереть, и я был бессилен остановить смерть или ускорить её. Жуткие, душераздирающие предсмертные вздохи, идущие из самого нутра собаки, были нескончаемы, не знаю да-же, с чем их сравнить, разве что на ум приходят экзотические животные, вылезающие из своих убежищ среди ночи в каком-нибудь тропическом лесу. Эта обречённость животного разом представилась мне со всею силой, на которую только способно человеческое воображение. Думаю, что если бы там, на земле, умирал человек, мне не было бы более горше. Напротив, в смерти человека есть много светлых моментов. В смерти же животного столько печали и тоски!.. Человека хоть кто-то любит, хоть кто-то пожалеет, его похоронят по всем правилам, в гробу, кто-то будет плакать... Но кто будет жалеть о собаке, кто оттащит её в сторону, когда она будет разлагаться, уже мёртвая, на виду у всех?.. Множество людей пройдёт мимо и все сделают вид, словно не заметили жалкого, окоченевшего тела, покрытого чёрной шерстью, тела, снабжённого обыкновенной, остромордой собачьей головой, с торчащими прямыми ушами, с чуть разинутой пастью, откуда торчат жёлтые клыки, язык и белая пена, говорящая о предсмертной агонии. Ножки у собаки короткие, поджаты к животу, хвост крючком свободно болтается, будто перерубленный... Я потом её перенёс под крыльцо и положил на кучу берёзовой коры, но тогда она уже была мертва совершенно. А теперь, слыша эти стоны, я, словно спасаясь от чего-то, поспешил вернуться в дом, чтобы побыстрее забыть о кошмарном видении наяву; явь вообще, добавлю я, горазда на такие жесточайшие выдумки, что никакой фантазии с ней нельзя соперничать, иногда она напоминает вдруг сон и уже готов себя ущипнуть, с тем, чтобы проснуться и вырваться из зловещей полосы...
После этого случая я принялся за работу, писал у себя в комнате часа два и только потом, уже не помня о собаке, вышел на улицу: и вдруг меня поразила тишина, я вспомнил об умирающем существе и понял, что за то время, пока я был у себя в комнате и писал, забыв обо всём окружающем, это существо скончалось... И мне стало отчаянно стыдно и неловко перед собой...
Я перенёс труп мёртвой собаки подальше от глаз людей, чтобы при свете дня никто не увидел его. У меня было такое чувство, как будто тут большая часть моей вины. Я обязан был зарыть её и я это сделал, только спустя два дня. На огороде, где мы сажаем картофель, вы-рыл я неглубокую и небольшую яму, положил в неё собаку и стал её засыпать. Она лежала неподвижно, как я её положил, в последний раз взглянул я на её голову – и довершил начатое дело. Теперь на том месте, где похоронено это бедное животное, лежат комья белой земли, извлечённой мною из более глубокого пласта почвы...

Я расскажу вам удивительную историю. Однажды жила на свете собачка, маленькая, тщедушная, коротколапая, с длинным туловищем, шерсть на ней отливала синевой. Под этой шерстью скрывалось белое, нежное тело, боящееся холода и побоев... Думала она о себе разное, многое думала, считая себя прекрасной и совершенной во всех отношениях, но вот как-то заметила она, что люди снимают с себя одежду, а под одеждой – совершенно голое, безволосое тело. Это очень поразило собачку и она с тех пор любила подглядывать за людьми и смотреть на какую-либо обнажённую часть их гладких, белых тел. Это доставляло ей огромное эстетическое наслаждение, ибо сама она сплошь имела волосяной покров, разве что на животе у неё было что-то похожее на то, что она видела у людей...
Странным покажется вам, но собачкой овладело безумное желание: стать во всём похожей на человека. Она стала перенимать на себя привычки людей, пробовала даже ходить на двух задних лапах и говорить на человеческом языке, правда, у неё плохо выходило. Отказывалась есть из грязной посуды и пить несвежую воду, очень старалась быть разборчивой в еде...
Но короток собачий век, не успела собачка и наполовину стать человеком, даже на четверть, да куда там – никто в ней и не примечал ничего такого, что выдавало бы в ней хоть на мизинец человека, – как пробил её час, когда она должна была покинуть эту землю, где многое успела повидать и понять на своём веку. Заплакала она перед смертью, из глаз её брызнули слёзы. И она слабо повизгивала, ибо не могла сдержать охвативших её возвышенных чувств... И умерла она с мыслью, что родившись когда-то собачкой, умирает, как человек. И ей казалось, что с её уходом все поймут, кем она была, и оценят её подвиг...
20 октября 1981 г.