Тридцать пятая

Случилось это давным- давно. В хрущевские времена. Когда все советские люди жили за железным занавесом и, читая каждый день газету "Правда", боялись, что империалисты нападут на страну. В магазинах и продуктовых, и промтоварных, было шаром покати. Бабушки с рассветом занимали очереди за тем, что "выбросят" на прилавки. И шептались между собой, что самое главное, чтобы не было войны. Советское правительство почти весь бюджет пускало на оборону. Вот и появился в казахстанской степи полигон, на котором стали проводить испытания ракет. Много понастроили стартовых площадок и, чтобы не запутаться пронумеровали их для удобства.

На одной из них, тридцать пятой, жила девочка. Она была очень маленькой. Пушок уже вылез, а волосы еще не проклюнулись на ее круглой, как шар голове. Ее папа- лейтенант запускал ракеты. Мама часто с дочкой на руках выходила из дома посмотреть, как невдалеке с грохотом и огнем взмывали в небо железные исполины. Девочка была единственным ребенком на площадке. И тети-поварихи, и дяди-офицеры, и солдаты, все любили ее. Каждый раз приносили гостинцы, которые она обязательно пробовала беззубым пока ртом.

Зима в Казахстане лютая - за сорок градусов. В тот день с утра начался буран. Сильный ветер сбивал с ног любого, вышедшего из укрытия, человека. Снег лепил в лицо и не давал дышать. Пришел с работы папа, белый, как Дед Мороз, и принес подмышкой большой фанерный ящик. Сказал маме, что машина с почтой еле добралась. Теперь когда обратно поедет - неизвестно, не видно ни зги. Мама обрадовалась, что пришла посылка от далекой бабушки, которую девочка пока не знала.

Папина мама была портнихой и нашила внучке к первому дню рождения много красивых платьиц. Все это добро вперемешку с конфетами и пачками печенья папа вывалил в кроватку к дочке. Пока она разбиралась с подарками, родители могли спокойно почитать письмо. Когда все бабушкины новости были обсуждены, тогда мама обратила внимание на притихшую малышку. Та что-то с удовольствием грызла, а по подбородку у нее текла кровь. Когда папа разжал  окровавленный  дочкин кулачок, то увидел там остатки бритвенного лезвия "Нева". Бабушка не заметила, как попал ее инструмент для распарывания швов в посылку.

Мама начала пальцами вынимать изо рта расплакавшейся девочки металлические кусочки. Папа стремглав бросился за доктором. Санчасть, маленький домик в одну комнату, находилась неподалеку от общежития, где жила молодая семья. Там служили два человека: вечно сонный солдат-санитар и врач. Лейтенант медслужбы недавно закончил академию и приехал по направлению в далекий гарнизон. Сидел теперь на тридцать пятой в своем кабинете, дочитывал книжки из библиотеки и тосковал по цивилизации. Редких больных лечил анальгином и аспирином.

Прибежавший доктор быстро обработал порезы во рту и на ручках девочки. На белом листе бумаги внимательно сложил разрозненные части лезвия. Не хватало острого уголка. Лейтенант сказал, что надо срочно везти ребенка в госпиталь. Но ехать в военный городок за триста километров по такой погоде невозможно. Вертолетчики тоже не смогли подняться в воздух. Мама и папа с отчаянием и надеждой смотрели на врача, над которым вся площадка посмеивалась. Мол, хорошо устроился: сидит, ничего не делает, а служба идет.

Родители не заметили в глазах лейтенанта растерянности и сомнения. "Варите кисель густой, будем поить девочку и проверять, что из нее выходит",- решительно приказал он. Малышка плакала и, устав, дремала на маминых руках. Но противный дядя будил и насильно поил ее скользкой жижей. Мама принесла сито для просеивания муки. Врач, как старатель на золотых приисках, стал промывать в нем содержимое детского горшка. Часы на стене громко тикали, отсчитывая минуты и часы. В комнатку заглядывали тети и дяди и, вопросительно посмотрев на врача, тихо прикрывали за собой дверь.

Буран не стихал, в заснеженном окне не было видно ночь или день.  А доктор все совал ложку с киселем девочке в рот. Она уже устала сопротивляться и только хрипло поскуливала. Через сутки лейтенант, промыв очередную горшковую дозу, вскрикнул радостно. Наверное, золотодобытчики так не радуются большому самородку. На дне сита лежал маленький железный треугольничек, прошедший с киселем через весь кишечник и уже почерневший. Мама почему-то начала плакать и дала, наконец, девочке сосать молоко из груди. Папа с ситом в руках побежал по общежитию сообщать всем радостную новость. Дядя доктор заснул прямо у стола с горшками, тазиками и кастрюлей из-под киселя. Никто так и не решился разбудить его.

Через несколько дней девочке исполнился годик. Вся площадка поздравляла ее с днем рождения, и подарков была целая гора. Папины друзья написали письма своим женам, что летом приедут за ними. Заберут их и деток к себе на тридцать пятую, где все цивилизованно. А самое главное - есть отличный детский доктор. Так и случилось. Через несколько месяцев площадка, островок жизни в безлюдной степи, звенела детскими голосами. И командование быстро настроило финских домиков для семей.

Хоть и прошло время, девочка, завидя издалека дядю доктора, начинала истошно плакать. Все не могла забыть, как он насильно поил ее киселем. Поэтому лейтенант, будучи в военном городке по делам, купил большую куклу-неваляшку. Она состояла из двух ярких пластмассовых шаров. Побольше - туловище, поменьше - голова с большими голубыми глазками. От толчка в лоб кукла падала и поднималась тут же, издавая веселую мелодию. Увидев принесенную ей доктором такую красоту, крошка передумала обижаться и простила дяде кисельное издевательство. Родители улыбались, а лейтенант сказал, что малышка похожа на эту неваляшку внешне, да и вообще. Уточнять не стал. А девочку с тех пор все стали называть Неваляшкой.

Любимая игрушка много лет ездила вместе с семьей ракетчика по необъятной родине. Девочка выросла и по рассказам родителей благодарно помнит и тридцать пятую, и доктора. Конечно, внешностью она давно не похожа на ту первую свою куклу. Характер же у девочки выработался настоящий, неваляшечий. Стойко сопротивляться всем ударам судьбы, норовящим сбить ее с ног. Жалко, что теперь не делают таких неваляшек.