Смерть в гидроразбивателе

СМЕРТЬ в гидроразбивателе

рассказ
1
Не дай бог кому-нибудь такой конец. Я много чего видел за время службы на границе, в Следственном Комитете, но кое-как сочувствовать людям не разучился. В цехе стояло адское пекло, воздух был очень влажным. Станки остановили. Когда труп плавает рядом, какая ж работа. Пахло картоном. Я стоял на том месте, где до сегодняшнего утра находилось защитное ограждение гидроразбивателя Алёхинской бумажно-картонной фабрики и смотрел вниз, на то, что осталось от тела рабочего Ивана Николаева. Ничего не осталось, кроме обрубка ноги в кроссовке, джинсах. Гидроразбиватель представляет собой большой чан с водой и огромными, мощными ножами, перемалывающими обрезки картона во вторсырьё. Туда же сорок минут назад угодил несчастный рабочий. Рядом собрались мастер участка, крановщик, рабочие картонно-делательной и резательной машин. Я прошёл дальше, через цех упаковки продукции, заставленный готовыми паллетами с картоном, тележками, полиэтиленовой плёнкой, в комнату отдыха и приёма пищи работников, так до боли напомнившей мне караульные помещения ВОХРа на различных предприятиях, где я дежурил, будучи студентом университета. Стены там выкрашены в зелёный цвет, у стены шкаф для одежды, посередине стол, на подоконнике микроволновая печь. Я сел за стол. Первым я допрашивал крановщика Романа Цыганкова, худощавого бородача 50 лет.
-- Что здесь произошло? – спросил я.
-- Я в том углу цеха поднимал рулон картона, мы тащили вон и Васька там, внизу стоял. Вдруг, слышим, Ванька заорал: «Ты чё сука! За что-о-о!!! Прибежали, а его уже всего ножами порезало.
-- Во сколько это случилось?
-- Где то в 11:00, может, чуть больше. Я не смотрел на часы.
-- Кого-нибудь видели около места?
-- Нет, подбежали, никого не было, только ограда выломанная. Мы уже устали инженеру ОТ писать докладные, чтоб заменил, и вот..
-- Её перед этим никто не подпиливал, не расшатывал?
-- Нет.
Затем зашла моя давняя знакомая, коллега по службе в военизированной охране Ирина Ершанова, ныне, укладчица-упаковщица, низкорослая дама, бывшая когда то жгучей брюнеткой (что, кстати, ей шло), ныне перекрасившаяся в ужасный белый цвет. Но, это её дело, пусть муж влияет.
-- Стас, это его Петька Максимов из-за тачки убил, это точно. – сказала Ирина
-- Какой тачки?
-- У Ванька тачка была. Нива новая. Он дал её Петьке Максимову покататься, на дачу свезти рубероид, ещё какую то лобуду. А Петька её разбил. На крупную сумму. Ванька на эту машину два года копил. Вот они позавчера брехали. Петька говорит, что его подрезали, Ванька сказал, что ему всё равно, он в суд подаст и не будет ни штраф платить за превышение, ни за свой счёт ничего восстанавливать. Вот, скорее всего, Петька его и столкнул. Он сегодня тут вертелся, по моему без пятнадцати одиннадцать, с мужиками трещал.
-- Иван жил один?
-- Да, он неженат. Родители умерли. Так, по бабам бегал, от случая к случаю. Ничего серьёзного
-- Что ж вам не заменят оградку то?
-- А кому это надо? Она, хоть и шатается, но держится. Меняют, уже когда что то ломается совсем. Правда жизни.
-- Если держится, то может её расшатали? Никто не качал, не подпиливал?
-- Я не видела. – ответила Ирина. – Если бы видела, тебе бы сразу сказала.
Следом за ней я допрашивал мастера участка – Валентина Нахимова, длиннорослого крепыша в очках, с короткой стрижкой.
-- Пётр Максимов сегодня тут был? Его смена? – спросил я.
-- Нет. – ответил мастер. – Но он сегодня приходил в ко мне. Писал заявление на отгул по семейным обстоятельствам. В цех, вот заходил.
-- В какое именно время он зашёл в цех и когда он оттуда вышел?
-- Где то в 10:40 он зашёл. Ушёл, скорее всего, в 11:02.
-- Вы в курсе их конфликта?
-- Ну, а как же? Вся «Картонка» в курсе. Петька пьяный ехал с дачи, разбил Ванькину машину, но чтоб из-за этого убивать… Не знаю.
-- Почему не заменили ограждение у гидроразбивателя? Рабочие ведь уже давно пишут докладные? – строго спросил я.
-- Нет материала. – ответил начальник участка. – Вот, завтра должны привезти.
«Совести уже ни у кого нет» -- подумал я.
Я узнал адрес дачи и квартиры Максимова. Победная Площадь 1а и дачный посёлок за Горками, недалеко от Колосьева. После я беседовал с поочерёдно с теми, кто разговаривал с Максимовым.
-- По моему, он ушёл ещё до того, как Ванька заорал. Ванька орал в пять минут двенадцатого, Петька ушёл из цеха в без пяти одиннадцать. Вроде так. Хотя, он пошёл дальше по цеху, там, у КДМ ещё выход на лестницу. Наш то пока закрыт. Приходится десять кругов нарезать, чтоб до туалета, до раздевалки дойти. Бабам то хорошо, у них раздевалка ближе, прям считай на нашем этаже, а нам ещё по лестнице вниз спускаться. – ответил Константин Михайлов. Он общался сегодня с Максимовым.
-- Вряд ли он убивец. Из-за такого? Ну договорились бы. Хотя, Ванька тоже хорош, не застраховав машину, ездить начал, ещё и давать всем.
На вопрос о порче ограды он так же ответил, что не видел. Тем временем, эксперт-криминалист Володя Антонов подошёл ко мне с докладом.
-- Стас, на кусках ограждения обнаружены волокна от шерстяной ткани, скорее всего свитер, голубого цвета. Забор этот выломан под массой тела. Вероятно, жертву толкнули с силой вперёд.
Я ещё два часа допрашивал рабочих, но они ничего не сказали о свитере и порче ограждения. Затем я взялся за инженера по технике безопасности Ипатова.
-- Ну, и почему не была заменена ограда на гидроразбивателе в срок?
-- У нас нет подходящих материалов и средств, мы загружены работой.—он отвечал так, словно ничего никому не должен и вообще – это не его обязанность. – Я не могу тут цацкаться с каждой заявкой. Они то и дело что-нибудь пишут, лишь бы не работать.
-- Вам вообще то деньги на это выделялись. – сказал я.
Далее выяснилось, что деньги, выделенные из кассы бухгалтером на замену испорченного оборудования исчезли в никуда. На станках установили старые запчасти, об ограждениях вообще никто не вспомнил. В одном из помойных вёдер в туалет я обратил внимания на листок бумаги с надписью: «Докладная». Вынув её из ведра, я прочёл. Рабочий Дубов Сергей Романович просил Ипатова заменить ограду на гидроразбивателе, к которому он уже боялся подходить. Инженер поступил с ней просто. Выбросил в помойное ведро. Молодцы. Тут преступной халатностью тянет, как, прошу прощения, из унитаза продуктами жизнедеятельности. По показаниям рабочих, Ипатов начал делать себе евроремонт. Откуда он мог достать деньги, если у него зарплата 15 тысяч рублей? Кредитов он тоже не брал. К халатности ещё и присвоение денежных средств. В общем, на пять лет общего режима дядя раскрутился. Но, надо было побеседовать с Петром Максимовым.
На проходной дежурила ещё одна моя бывшая коллега по ВОХРу – Марина Шумилина. Она сидела за монитором, обернулась, глядя на меня слегка выпученными глазами:
-- Привет, Стас, я думала, ты ещё в армии. Ты оттуда ушёл?
--Да.
-- Тут лучше, да?
-- Сойдёт. Когда Пётр Максимов ушёл отсюда?
-- Петька? В 11:10.
Так, Ивана Николаева столкнули в 11:00. значит, Максимов вполне мог это сделать, выйти в 11:10 с территории фабрики, как ни в чём ни бывало.

2

Половина дня ушло у нас с оперативником уголовного розыска старшим лейтенантом Максимом Соколовым на опрос рабочих картонной фабрики. Удалось выяснить лишь то, что погибший Иван Николаев жил один в доме напротив предприятия. Родителей, как сказала Ирина Ершанова и многие другие, у него не стало, о личной жизни ничего не сообщал, любовницы существовали на стороне, и то их никто не знал. Меня это насторожило. Знать и рассказывать о размолвке с коллегой, но не знать о личной жизни – нонсенс. Заметно, что люди что-то скрывают о том, как жил их коллега. Соседи (большинство, только что опрошенные рабочие) тоже молчали, только одна из жительниц – учётчица смены Анна Таракановская – худосочная девица 22 – х лет, сообщила, что видела, как Иван как то раз приводил домой одну из сушильщиц их смены – Марину Трёкину. Но, она быстро вышла с какой то спортивной сумкой. Нужно было ещё найти Максимова. Он жил в соседнем доме. На стук в дверь отворила низенькая женщина с большим синяком под глазом и разбитыми губами:
-- Вам кого? – спросила она.
-- Петра.
-- Его нет. Он ушёл к своим друзьям-уголовникам на Северянскую улицу, где типография, там коммуналки одни. Они тут сегодня ночевали. Когда я хотела выгнать этих друзей, они втроём с Петром меня избили и… -- она начала плакать. – Надругались надо мной, потом ушли. Петька сказал, мне для друзей ничего не жалко и тебя тоже.
-- Что за друзья то? – спросил Максим Соколов.
-- Не знаю. Все растатуированные. Блатные какие то. Он их где то в Туле подцепил. И с тех пор сюда водил. То-то на кухне всегда обсуждали. Но не пили. Только надо мной изгалялись.
-- Вы Ивана Николаева знали? – спросил я.
-- Да. Мой придурок ему машину разбил в пьяном виде. Мы ему должны были. Мой сказал, что его, то есть Ваньку, легче убить. А что случилось?
-- Ничего хорошего. – ответил я. – Дайте какое-нибудь фото вашего мужа.
Мы вышли из подъезда дома. Июньское солнце нещадно припекало. Температура воздуха была, скорее всего, не ниже чем в цеху картонной фабрики.
-- Надо искать Максимова. – сказал Максим Соколов.
-- Только мне кажется, что это не он. – сказал я, идя к машине.
-- Почему, Стас, тут и мотив и возможность..
-- Слишком короткий промежуток времени. Получается, Максимов бегом бежал к проходной и никого не встретил по пути, хотя должен был всю бригаду с КДМа увидать. И они его тоже. – начал делиться я своими подозрениями, завёл автомобиль и мы направились на улицу Северянскую, где в коммунальных квартирах обитали разношёрстные представители населения, от наркоманов и алкоголиков, до инженеров, архитекторов.
-- И потом, не знаю, как ты, а я заметил, что они что-то недоговаривают в плане личной жизни покойника. Прям образцовый коллектив, никаких сплетен, интриг. Никто ничего про Николаева не знает, не интересуется. Частная жизнь неприкосновенна. Ты вот чихни в своём розыске. Сразу в дежурной части диагноз поставят.
-- Ну, да, есть что-то такое. Круговая порука какая то. О конфликте знают, а о любовных страстях нет. Так не бывает. – сказал Максим. – Но, беседовать с Максимовым всё ж надо.
Мне вспомнились слова Анны Таракановской о визите сушильщицы Трёкиной к Николаеву в квартиру. Чувствовалось, что мотив убийства где то в этой плоскости, но где?
Фото Максимова узнали жители дома на Северянской 5 и указали нам на квартиру номер 17 на третьем этаже, предупредив что там постоянно проживают двое подозрительных лиц, кроме них, эту квартиру никто не населял. Комнаты были свободными. Как такое могло быть, чтоб пустовала целая квартира и там могли находиться непонятно кто, предстояло выяснять и выяснять. Никто, видно, из жилконторы не смотрел за состоянием жилья, да ещё и сдавал в частном порядке всем, без исключения. Войдя в подъезд, мы с Максимом ощутили стойкий аромат свежесваренного самогона. Куда смотрит местный участковый, остаётся только догадываться.
-- Как ты думаешь? Может они вооружены? – спросил я Максима?
-- Не знаю. Не вызывать же группу захвата по каждому поводу. – тихо ответил полицейский, поднимаясь по лестнице. Дверь в квартиру оказалась открытой настежь и замка не имела уже давно. В коридоре стояла тишина. Мы прошли внутрь. В квартире три комнаты. Двери везде закрыты. Мы прошли вглубь. Мой опыт ведения боевых действий на границе подсказывал опасность. Я резко обернулся и вовремя. Из комнаты, рядом с кухней, выскочил высокий мужик в одной майке (стоял июнь месяц. Пекло неимоверно) с зажатым в руке тяжелым американским Кольтом М 1917 45-го калибра.
-- Макс! На пол! – заорал я, бросаясь в сторону, выхватывая свой наградной пистолет Ярыгина. Бандит выстрелил. Пуля вошла в стену, заставив цемент и дерево разлететься в щепы и труху. Я пальнул в ответ. Преступник скрылся в комнате. Краем глаза я заметил, как открывается дверь комнаты в дальнем углу коридора, к которой я бросился. Я резко ударил рукояткой пистолета открывшийся проём, среднего роста, жилистый бандит в рубахе и кожаных брюках, находившийся там, завизжал, отскочив от двери, но успел ударить меня по руке ногой, обутой в американский ботинок со стальным носком. Я выронил оружие, но тоже успел толкнуть его под кровать. Преступник бросился на меня с широким ножом. Я немного отошёл в сторону, перехватил его руку за запястье и кисть, потянул вперёд. Нападавший, ударился лбом об дверь, но тут же отскочил назад, желая ударить меня локтём в лицо. Я отпрыгнул. Удар немного задел меня в грудь. Он обернулся. Снова бросился на меня, намереваясь проткнуть мне живот. Я отбил его руку, выставляя поперёк его горла свою правую руку. Бандит ткнулся носом в неё и рухнул навзничь. Нож выпал на пол, я отбросил его ногой. Нападавший сразу перекатился в другой угол, вскочил, бросился на меня с кулаками. Я быстро блокировал его мощные удары, нанёс двойной удар в голову. Противник покачнулся, но выбросил вперёд правую руку. Я уклонился вправо, ударил бандита в солнечное сплетение левой, в живот правой, ногой в подколенный сгиб. Бандит рухнул на колено, было видно что он поплыл. Я сшиб его ударом ноги в голову, скрутил ему кисть руки захватом, связал ему руки ремнём, который вытащил из его модных кожаных штанов.
Тем временем, Максим воевал с тем, что выпрыгнул из соседней комнаты. Оперативник успел достать табельное оружие, когда преступник выскочил ещё раз, Максим выстрелил. Бандит пригнулся, снова юркнул в своё убежище. Пули полицейского расщепили дверную коробку у него над головой, но он тоже успел выстрелить. Максиму пришлось спрятаться за стену одной из комнат. Противник успел выскочить и побежал по лестнице вниз, отстреливаясь на ходу. Максим Соколов, пригибаясь, побежал следом. Выбежав на лестничную площадку, старший лейтенант успел выстрелить вдогонку бандиту. Пуля попала в правую ягодицу. Преступник, поражённый на полном ходу, рухнул как подкошенный и полетел вниз по ступенькам, разбив лицо о бетон. Я в это время вышел из комнаты с поверженным коллегой подстреленного бандита. В другой комнате, у входной двери, лежал под кроватью разыскиваемый Пётр Максимов. На столе были разложены два дробовых ружья «Ремингтон» и автомат Калашникова калибра 5:45 мм.


3

-- Я не убивал Ваньку! Мне это не надо было. – вопил Максимов, сидя передо мной за столом в кабинете Максима Соколова. – После того, как мы с Гешей и Рашпилем взяли бы банкоматы на проходной, я бы ему и так всё отдал и ещё бы осталось.
-- Где вы были в промежутке с 10:55 до 11:10?
-- Вам правда это хочется знать? В сортире. Понос у меня был. Я слышал крики в цеху, но не придал значения. Там постоянно кто-то на кого-то ругается. Рабочий процесс.
-- Понятно. – сказал я.
-- Что ж ты, Ирод, жену отдал дружкам на поругание? Не жалко?
-- Мне для друзей бабы не жалко. Они приходят и уходят, а дружба вечна. – очень неприятно слышать о дружбе из уст такого подонка, как тот, что сидел перед нами. Но, ничего не поделаешь, работа требует.
Дело обстояло так. Максимов встретил в Туле своего одноклассника Геннадия Сапрыкина по прозвищу Геша. Он со своим другом рашпилём, то есть Орлановым Григорием Леонидовичем только что освободились из заключения, где отбывали срок Геша за разбой, Рашпиль за кражи со взломом. Им захотелось взять куш крупнее. Максимов рассказал о том, что на проходной картонной фабрики стоят два банкомата, то, как и в какие дни в них загружают и снимают деньги. Подельники решили их взломать, Геша уже имел опыт в таких делах. Закупили оружие в Туле, поселились через старшего по подъезду в брошенную коммуналку на Северянской. Решили пойти на «дело» сегодня вечером, но наше расследование сломало их планы. Похоже, что насчёт убийства Максимов и правда не врал. Зачем ему подставляться, если он с друзьями затеял дело? Определённо, загвоздка в личной жизни Ивана Николаева. Этим я поделился на докладе руководителю Следственного Комитета полковнику юстиции Андрею Насонову.
-- У Вас там есть знакомые, Станислав. Попытайтесь действовать через них. Ведь это ваши хорошие знакомые. Ну, не мне собственно вас учить. – ответил он.
Я прочёл заключение экспертизы по найденным волокнам. Они принадлежали женскому свитеру голубого цвета. Так и есть. Женщина. Тайна личных отношений, молчание коллектива, таинственный визит коллеги по цеху. Да и Таракановская как то резко осеклась, сказав про этот приход. Глаза резко ушли в пол. Сказала, что ушла Трёкина быстро. Быстро ли? И хотела ли говорить правду Таракановская? Надо ещё поговорить и стой и с другой. Выяснить, была ли любовная связь между Николаевым и Трёкиной, были ли соперники у того и у другой, в частности сама Таракановская. Мои размышления прервал звонок мобильного. Звонила не кто-нибудь, а Ирина Ершанова.
-- Привет Стас. – раздался её голос. – Ты там в кого-то опять стрелял? Я только и успеваю в газетах про твои похождения читать. Подходи сегодня в восемь вечера в пиццерию на Тульском проспекте. Я тебе расскажу то, что тебе никто не расскажет с нашей фабрики. А я всё же хочу, чтоб ты раскрыл преступление и стал главой своего Комитета, или как там это у вас называется. Я буду ждать.
Ничего ж себе. Даже и раскручивать не пришлось. Сама готова ответить. Это хорошо. Нечасто так бывает. Полезно иметь много знакомых во всех сферах, помогает.
В пиццерии находилось достаточно немного народа. Из развешенных динамиков доносилась уже забытая песня распавшейся группы Краски про старшего брата. Ирина сидела в дальнем углу зала за двухместным столиком. Всё тот же ужасный белый окрас волос, губы накрашенные в тёмно фиолетовый вампирский цвет. Одета она была в кожаный костюм, почти садо-мазо.
-- Ирина Геннадиевна, вы когда уберёте этот белый ужас с головы? – спросил я, садясь напротив неё.
-- Сам ты ужас. Не понимаешь ничего. Жениться давно пора. – ответила она. – Пиццу, вон, заказывай.
Я заказал пиццу с грибами, картофель фри, чай с лавашом. Принесли довольно быстро. Чувствовалось, что заведение пока не загружено.
-- Ты всё по Шуре Багровой сохнешь? Смени предмет обожания и всё наладиться – промолвила Ирина, наворачивая пасту.
-- Что вы имеете мне сказать? – спросил я.
-- Я уж не стала при всех говорить, потому что эта тема слишком постыдная, чтоб о ней рассказывать. Никто даже меж собой не поминает этого всего.
-- Вы так говорите, как будто речь идёт о каком-то кровосмешении, или что-то вроде того. – сказал я, поедая пиццу.
-- Ну, почти. Ты видел нашу Трёкину? А, да, не её же смена была. Ну вот, слушай. Она у нас типа местная секс-бомба. Увидишь, поймёшь, только в неё н влюбляйся. Так вот. Она хороводила и Ванькой Николаевым и с Димой Домбровским, машинистом нашим. Ты его сегодня видел. Его мать размольщицей работает. Они вдвоём с сыном живут, папаша спился рано. У неё силища неимоверная. И вот, значит, Марина Трекина не могла выбрать кого-то одного из них. Говорила, что её любви на двоих хватит. Но, по мне тут не в любви дело, а в бешенстве матки.
-- Да? Она значит, этим страдает? – спросил я, прихлёбывая чай с лавашом.
-- Не знаю, чем она страдает. Но в этом месте у неё свербит капитально. То в туалете её застукаем, то в раздевалке прижимаются.
-- С одним и другим?
-- Да, по очереди. Не фабрика, а бордель на выезде. Наша мастерица уже сказала, что повышибает их со смены к чёртовой матери, если такое продолжится, но им хоть с…ы в глаза, всё божья роса. Мужикам то и в радость, они оба кобели первостатейные, это не как ты, до 32 дожить и по одной Шуре страдать.
-- Ну ладно. – прервал я её. – Они значит, не ссорились из-за этого?
-- Нет. Они нет. Но Дима Домбровский тихо страдал. Он то из романтиков. Хочет большой и чистой любви. Бывало, плачет где-нибудь за паллетами, сопли размазывает, пока мастерица ему люлей не навесит.
-- Значит он мог Николаева столкнуть.
-- Не, не, не он. Он сидел за пультом всё время. Не выходил, когда Ваньку столкнули. Но Анна Таракановская, учётчица из смены, которая вот сейчас заступила, влюблена в Диму. Она прям так яростно на эту Трёкину смотрит иногда. И ещё как то раз, вот, с чего и началось то, засняла бурный секс в мужской раздевалке между Мариной и Иваном, показала Диме, вот мол, на кого ты запал, вместо меня. Он глянул и с той поры плачёт всю дорогу.
-- А она сегодня была? Почему никто ничего не сказал, когда я спрашивал, были ли люди кроме тех, кто работает?
-- Она была, Стас, но она не в цеху была, она в бухгалтерию заходила, какой-то отчёт сдавала, новую программу скачивала, у нас же тоже всё меняется.
-- Значит, могла и в цех зайти, когда именно она была?
-- Я её видела пол одиннадцатого. Она тусовалась у бухгалтерии в коридоре, у входа в цех. В самом цехе не видела, я же работаю на упаковке, гидроразбиватель в сушильном. Я ж оттуда не вижу. А Ванька носил туда стружки, брак и прочую дребедень но он аккуратно носил, не наваливался на ограждение, тем паче, что на это ограждение падать, суицидником надо быть.
-- На проходной никто не видел Таракановскую. – сказал я.
-- Она могла на машине исполнительного директора заехать. Они какие-то родственники. Он её хочет в контору перевести, в ту бухгалтерии. Место освободится, тогда возьмёт. А пока, она, как у вас это зовётся, на «земле» работает.
-- Замечательно. – сказал я. – Везде свой бардак.
-- А ты думал. Декамерон, Тинто Брасс курит.
-- У Таракановской есть голубой свитер из шерсти? Она утром не в нём была? – спросил я.
-- Утром она в майке была. Солнце то какое. Вот сегодня вечером пришла и правда в голубом свитере. Хотя, в такую жару не знаю зачем. Всё худеет, а куда ей уже худеть, и так, как спичка.
-- Утром с сумкой была?
-- С пакетом. Вполне могла свитер туда спрятать, если ты на это намекаешь.
На этом наш вечер и кончился. А кормят в пиццерии неплохо. Я сел в машину и поехал домой.

4

Утром я ждал учётчицу Анна Таракановскую на проходной. Она вышла аккурат в восемь ноль пять. На ней и правда был одет голубой шерстяной свитер. На рукаве отчётливо виднелся зацеп, будто ткань за что-то цеплялась. Я подошёл к ней.
-- Здравствуйте, Анна. Вы вчера тоже были на фабрике, примерно тгда же, когда Николаев упал в гидроразбиватель?
-- И что, вы решили, что я его туда столкнула? Если б я хотела убить, я бы убила эту шлюху Трёкину. Трахается с двумя мужиками, выбрать не может и мне не даёт. Любви у ней, видите ли, на двоих хватит. Это в трусах которая, любовь то? Ну может и хватит, у неё там вообще на весь ваш омоновский отряд хватит.
-- И вы решили заснять ихние любовные утехи на телефон?
-- Да, я же тоже человек, и я люблю Дмитрия. Я не хочу, чтоб он что-нибудь с собой сделал.
-- Кроме бухгалтерии по учёту и нормировки куда ходили вчера? – спросил я, выходя с Анной на улицу.
-- В размольный цех. Хотела поговорить с Риммой Герасимовной, мамой Димы. Может она как то поспособствует мне в завоевании сердца сына. Я туда пошла в без пяти одиннадцать, ушла вообще другим путём, в 12:03 мы с Олегом Петровичем, моим крёстным выехали на его машине. Ничего я не видела такого.
Я насторожился. Римма Герасимовна тоже могла иметь мотив убийства Ивана, но это казалось притянутым за уши. По настоящему злобу эти дамы должны держать на Марину Трёкину. Но всё же спросил:
-- Римма Герасимовна выходила куда-нибудь?
-- Ну да, мусор относить. Я пришла туда, в сам цех, часы там большие показывали двенадцать минут двенадцатого. Смотрю, Римма Герасимовна идёт из цеха, но другой лестницей, в руках пакеты из-под мусора. Мы разговаривали, чай пили. Она обещала мне поговорить с сыном.
-- В чём она была одета?
-- В спецодежду. Халат такой ватный, его все там носят, там холодновато, у них, в размольном, кондиционер хороший. Спецовка у неё новая.
-- Откуда у вас этот свитер?
-- Вечером приходила Римма Герасимовна и предложила мне его носить.
Она на этой неделе в день с восьми до четырех дня? – спросил я
-- Сегодня с двенадцати до восьми утра, её в другую смену перевели. – ответила Анна. – А что?
-- Неважно. – ответил я.
Ничего себе. Если эта Римма убила Николаева, хорошо же она поступила с той, которую хотела видеть невестой сына – подставила. А может и не хотела, какая одинокая мать хочет, чтоб её сынка захомутала какая то профурсетка, как бы хорошо она не умела готовить.
В это время Максим Соколов в кабинете общался с Мариной Трекиной – 29 летней женщиной в вызывающего вида юбчонке и топике, сильно накрашенная.
-- Да, я спала с ними двумя. – бесстыдно вещала она. – Ванька лучше был, он мужик, а этот Дима, ботан, но кое что тоже умел и стихи читал, деньгами помогал. Не могла никого из них выбрать. Но у меня любовь большая, на двоих вполне хватало. Только мамаша Димина из размольного мне всю плешь проела, чтоб я его ангелочка не совращала. Он для неё в 26 лет ребёнок и в пятьдесят таким же и останется. До сих пор за ним следит, чтоб он по ящику эротические сцены не глядел. Нечего, говорит, этой грязи касаться. Одно только горе. Ну, он и мне с радостью руку в трусы и совал. Кто ему ещё разрешит.
-- Так у вас любовь или просто рука в трусах? – спросил Максим.
-- А какая разница? Вы верите в высокие чувства и тому подобное? Чепуха. Мужикам нужно трахаться, бабам нужны деньги, вот и вся любовь. Хотя, Дима как то сочетал и любовь и секс, умница мальчик. Вы лучше мамашу проверьте. Она давно грозилась прибить меня и Ваньку. Сынка его до могилы доводим вроде как. Это после того, как госпожа Таракановская нас с Ваней сняла на мобильный и показала Римме. Вот, я копию у неё ухитрилась снять.
Максим Соколов взял телефон, просмотрел запись. Достаточно откровенное видео. Для психологически не выдержанной женщины вполне могло послужить толчком для необдуманных действий.
-- Можете скачать, если нравиться. – сказала Трёкина. Максим скачал весь видеоархив Марины. Там было немного – этот компромат, запись экскурсии студентов химиков состоявшейся два дня назад, торжественный визит на фабрику московских инвесторов позавчера. Марина ушла, через пять минут пришёл я. Максим рассказал мне о разговоре с Трёкиной, я поведал о рассказе Анны.
-- Думаешь, Римма? – спросил Максим.
-- Скорее всего. Дама гиперопекает сына, видит такую запись, я нажал на то, что скачал Максим с телефона Трекиной. И в её воспалённом сознании возникает умысел убить и безответную любовь сына, и любовника этой любви. Начала с любовника. – я посмотрел на монитор. Но видимо, попал не туда, запись показывала экскурсию студентов из АХТТ. Я уже хотел переключить на утехи убитого с Мариной, но нам с Максимом бросился в глаза следующий кадр. Студенты проходят через сушильный цех. Виден гидроразбиватель и … от него, резко встав, отходила Римма Герасимовна Домбровская – мощная пятидесятилетняя женщина в ватном халате нараспашку. Под халатом надет голубой свитер, который теперь носила желанная невестка Таракановская. К слову сказать, последней, он был явно не по размеру. Конечно, всё показано слишком быстро, резко, будто Клинт Иствуд выхватывает свой кольт, но я увидел, что Римма Герасимовна раскачивала ограждение гидроразбивателя.
-- Суду всё ясно. – сказал Максим Соколов.
-- Мы ещё не суд. – ответил я.
-- Но тем не менее. Она увидела запись и захотела отомстить таким способом, убить любовника женщины в которую влюблён её сын. А потом, она хотела, скорее всего взяться и за Марину.
-- Я думаю, она и без записи хотела устранить и одну соперницу – Трёкину, другую – Таракановскую и далее жить со своим сыном и не делить его ни с кем. – сказал я.
-- Будем брать? – спросил оперативник.
-- Подожди. – ответил я и стал набирать номер Ирины Ершановой.
-- Да, Стас, что хотел? – раздался голос моей бывшей сменщицы.
-- Сможете мне помочь, Ирина Геннадиевна? – спросил я.
-- Смотря, чем, Стасик. Ты у нас неординарная личность.
-- Ирина Геннадиевна, распустите слух, что завтра утром я приеду с комиссией экспертов-криминалистов снимать с ватного плаща из размольного цеха потожировые следы. Типа, мы догадываемся, кто убийца?
-- А кто убийца, Стас?
-- Потом узнаете, Ирочка Геннадиевна, только сделайте, как я просил.
-- Для тебя всё, что угодно.
-- И что? – спросил Максим Соколов.
-- Сегодня поедем на ночь на фабрику в засаду. – сказал я. – Если наша версия верна, а она верна бесспорно, Римма захочет избавиться от улики. Тут мы её возьмём. Доказательства лишними не бывают.

5

-- Станислав, это ты? – охранница с проходной, а именно бывший стрелок ВОХР Шевцова Галина смотрела на меня, как на восставшего из мёртвых. – Мне то сказали. Что тебя посадили за какое то убийство командира спецназа на границе?
Вот так так. Меня уже и в тюрьму успели посадить. Вот слухи то как разносятся.
-- Нет.—ответил я. – Меня не посадили, а вернули сюда и дали вот такую должность, следователь СК, майор юстиции. Сегодня у вас буду мероприятия проводить.
-- В двенадцать ночи? Где ты тут маньяка собрался ловить? Или это по поводу несчастного случая с Николаевым?
-- Да, именно по этому поводу мы с Максимом тут. – ответил я.
-- Ты разгадал преступление?
-- Естественно.
-- И кто?
-- Кого сегодня выведу, тот и убивец.
-- Ох, ты! Шерлок Холмс ты наш. А он может, не придёт?
-- Куда он денется с подводной лодки?
-- Ну ладно, если что,вызвай, помогу. – ответила Галина Петровна. Мы с Максимом Соколовым прошли на территорию фабрики. На часах было 23:45. скоро должен начаться пересменок. Мы спешно двигались по двору, обходя корпус, к размольному цеху.
-- Здравствуйте, комната отдыха вон там. – сказал встретивший нас мастер участка Нахимов, которому я позвонил перед тем, как сюда приехать. Мы прошли в дальний конец цеха, нас никто не видел, так как рабочие пошли переодеваться, а новая смена ещё не пришла. Вокруг высились горы макулатуры, по ним, шурша, лазили внушительных размеров, крысы, для которых это была пища. Комната отдыха тоже напомнила мне службу в военизированных подразделениях отдела вневедомственной охраны. Крашенные стены, продавленная мебель, взятая с ближайшей свалки. Всё то же самое, только не было тревожной сигнализации и турникета. Меня некстати охватила ностальгия по тем временам. Кем я мог быть, если б там и остался? Не знаю. Может, начальником стрелковой команды, может, так и остался бы стрелком. Кто знает? Ватный плащ висел на вешалке у шкафа. Я и Максим Соколов спрятались в этом шкафу. Он был достаточно просторный.
-- А если она не придёт? – спросил Максим.
-- Придёт, Макс. Она не может не прийти. – уверенно ответил я. Мы стали ждать. время тянулось медленно и тягуче. Снаружи слышались крик рабочих, шум конвейеров, огромных гидроразбивателей, в которые опускалась бумажная макулатура, превращаясь в сырьё для картона. Работа кипела. Через два часа шум немного смолк. Дверь в комнату открылась. Через щель я увидел грузную женщину, снимавшую ватный халат с гвоздя. Я вышел из шкафа, направив фонарь прямо в глаза этой даме. Она застыла на месте. Максим включил свет. Перед нами стояла Римма Герасимовна Домбровская.
-- Я честно верил в то, что на такие трюки ведутся только в кино. – искренне сказал я. – Значит, вы убили Ивана Николаева, столкнули его в гидроразбиватель, ограждение которого сами же и раскачали для лёгкости исполнения, так сказать. А потом решили подставить и Анну Таракановскую, подарив ей вязанный свитер, в котором портили бордюр разбивателя. Вы очень не хотели, чтобы ваш сын Дмитрий страдал от неразделённой любви к Марине Трёкиной или ушёл от вас к Анне Таракановской. Хороший способ избавиться от назойливых невесток. Трекину вы тоже собирались пустить в расход?
-- А вы бы как поступили, будь у вас единственный сын, надежда и опора, кроме которого никого у вас не было? Вы смогли наблюдать, как он плачет по ночам, страдает по этой проститутке, которая трахается на каждом углу фабрики. Все стены обтёрла своими трусами. И смогли бы вы отдать его какой то девке, когда всю душу в него вкладывали с самого детства? Представьте, товарищ следователь, вы воспитываете сына, надеетесь на счастливую старость и тут трах! Приходит некая Анна Таракановская и говорит: «Я вашего ребёнка люблю, хочу за него замуж, буду перед ним подол задирать, готовить так, что вы никогда так не сумеете, а сами то вы как хотите, так и существуйте. В дом престарелых сдавайтесь!! Жить то как? – Римма Герасимовна не плакала, голос не прерывался. Она полностью уверена в своей правоте. – Вот я и решила. – продолжила она. – Никаким девкам я своего мальчика не отдам. Мужик мой по бабам шлялся, пока инфаркт его не дёрнул на какой-то шалаве верхом, так и сына они хотят так сгубить? А я как буду? Нет уж. Я решила, сначала сброшу этого кобеля – Ваньку Николаева, затем туда же полетит и Маринка Трёкина, а эта, как бы примерная и любящая Анька пусть в Магадан съездит, там ей зэчки покажут настоящую пламенную любовь. Розу в шипах на плечах нарисуют и больше мальчика она не захочет, так у них в песне поётся. Вот я и подарила ей эту кофту синюю. А я останусь со своим Димой и никто нам не нужен.
Максим Соколов достал наручники и надел их на запястья этой несчастной женщины с поломанной от неудавшейся жизни психикой, вывел из комнаты, повёл к выходу. Я шёл следом. Вся смена размольщиков недоуменно глядела на нас. Никто не верил своим глазам. Не все, как мы, видят преступления каждый день, без перерыва на обед.