Я вышла замуж за романтика

 МАВРИК ВУЛЬФСОН — ПОЛИТИК, ДИПЛОМАТ, ПУБЛИЦИСТ И ЛИРИК Разрозненные страницы воспоминаний счастливой женщины
Рига 2008

Мемуары изданы также на  литовском и латышском языках  Рига, 2009, 2010.
в  Проза.ру.
Издание приурочено к 90-летию со дня рождения Маврика Вульфсона, а к его 95-лнтию опубоикрваер в интернете.

Фото автора и из семейного архива
В оформлении обложки иcпользован фрагмент картины Конрада Клапхека «Пишущая машинка» На авантитуле — Маврик Вульфсон (фото Гунара Янайтиса)

ISBN 978-9984-39-302-5               © Эмма Брамник-Вульфсон, 2008


======
Истинным единомышленникам, коллегам, друзьям и близким Маврика Вульфсона, нашим детям-внукам-правнукам.


ОТ АВТОРА

Спасибо, друзья!
Есть люди, которым ставит памятники человечество. И такие, которые заслуживают себе памятники сами. В любую эпоху истории появляются отдельные личности, подвижники, способные сделать шаг вперед в науке, искусстве, политике. Без них значительно замедлилось бы движение жизни. Подвижником можно назвать и Маврика Вульфсона.
Без таких, как он, у века не было бы своего лица…
Человек приходит в мир с охапкой сена. Нужно успеть сжечь ее до конца жизни, чтобы был огонь. Он успел.

Дорогие истинные единомышленники, коллеги, друзья и близкие Маврика Германовича! Все три года работы над этими мемуарами мне опорой служили ваши письма, подсказки, консультации, сопереживания и просто желание помочь. И этим, как в песне, мне юность возвращали, ничего не требуя взамен.
За все это сердечная благодарность всем вам, дорогие!

С почтением, признательностью и любовью
Ваша Эмма Брамник-Вульфсон.


Часть I
«ВЕРЬТЕ МНЕ, Л

Маврик Вульфсон был и есть человек чести Латвии.
Вайра Вике-Фрейберга, президент Латвии

Вместо биографии

Маврик Германович Вульфсон (1918—2004) — известный политический и общественный деятель, журналист, публицист, политик, дипломат, долголетний профессор Латвийской академии художеств, с 1962 года более 40 лет преподавал сначала историю КПСС, затем социальные дисциплины. Был активным участником многих значительных событий.
Вульфсона знали все, и он знал многих и очень многое. Но возраст патриарха не давил на тех, кто общался с ним. Маврик Вульфсон излучал мудрость, интеллигентность, доброжелательность. Он брал собеседника под руку или нежно касался его своей сухонькой рукой и непременно называл его по имени, делился своей жизненной мудростью, как эстафетной палочкой. И каждый чувствовал: этот кивок, улыбка, наклон головы предназначаются именно ему.

Но что именно мы знали о Вульфсоне, кроме того, что он при жизни стал человеком-легендой?

Свои мемуары — книгу «Карты на стол» Вульфсон начинает не с рождения, а с 17 июня 1940 года: «Признаю — но я этого никогда и не скрывал, — что летом 1940 года я был с теми, кто приветствовал вступление советских войск в Латвию, хотя впоследствии мне пришлось убедиться, что такое отношение свидетельствовало лишь о моей наивности и политической близорукости. Мои политические оппоненты утверждают, что, конечно, предвидели трагический итог — утрату независимости и массовые репрессии. И их не смущает, что многие из них довольно ловко приспособились к режиму, который они сегодня поносят последними словами».

Захват нацистской Германией Клайпеды, падение Парижа, планы завоевания Великобритании... Тогда это не было историей, это были top news — правда, прямого эфира еще не изобрели.

«Мне, как и многим, тогда казалось, что присутствие советских войск в Латвии сможет оградить ее от нападения нацистов, и я верил, что Советская армия будет щитом от немецкой агрессии... Третьим мотивом моего благожелательного отношения к июньским событиям 1940 года была наивная надежда, что Латвия сможет сохранить свою независимость — как это произошло в Финляндии после Зимней войны.

И, в-четвертых, я как еврей в полной мере понимал ту дилемму, которая встала перед живущими в Латвии представителями моего народа. Многим, и мне в том числе, было ясно, что ожидает евреев, если Латвию захватят нацисты...Этот прогноз полностью подтвердился после немецкого вторжения летом 1941 года... И сейчас, когда некоторые латвийские политики упрекают евреев в благожелательном отношении к вхождению советских войск в Латвию, у меня только один ответ: это был выбор между жизнью и смертью», — подводит свой итог целой эпохи Маврик Вульфсон. (Здесь и далее книга «Карты на стол» цитируется по переводу Аллы Скоровой.)

Имеющий уши да услышит!

А вот уже собственно биографические факты: участник антидиктаторского подполья Латвии и — еврей. Частица народа, маховик уничтожения которого уже запущен в почти непосредственной близости…

Но перенесемся еще на двадцать с небольшим лет назад.
Маврик родился под Рождество в Москве, в семье беженцев из Латвии в период Первой мировой войны — 24 декабря 1917 года по старому стилю, или 7 января 1918 года — по новому. В метрической выписке — справке за № 138 Равината Москвы и Московской губернии зафиксировано,что у рижского купца второй гильдии Германа (Хирша) Мозесовича (Матвеевича) Вульфсона и его жены Перлы Ефроимовны (Евсеевны), урожденной Сегал, родился мальчик Маврикий-Савелий (Маврик) Вульфсон. Запись произведена... 31 июля  1918.

«Когда я родился, папа был заключенным Бутырки (Бутырской тюрьмы), — вспоминал Маврик. — Крупный рижский коммерсант, член партии правых эсеров, он в первые годы советской власти подвергся политическим преследованиям, потому и был заключен в Бутырскую тюрьму, где и встретил известие о рождении сына. Как вспоминала мама, она не торопилась регистрировать мое рождение, надеясь на скорое освобождение мужа и возвращение домой, но возвращение в Ригу произошло только в 1921 году. Тогда отца — бундовца выпустили по обмену политическими заключенными между Советской Россией и Латвией».

Отец Герман Матвеевич Вульфсон родился в Риге в 1876 году и скончался в эвакуации в 1942-м в маленьком татарском городке от голода и переживаний — он никак не мог смириться с тем, что большевики национализировали его собственность в Риге и в Москве — дом на Ордынке.

Род Вульфсонов — один из самых старых еврейских родов в Латвии: более четырех столетий назад они поселились в Курляндии в числе десяти мастеров-шляпников по «милостивому разрешению» польского короля Стефана Батория. В Ригу Вульфсоны перебрались в середине ХIХ века.

Мать Маврика Полина Вульфсон (урожденная Сегал, 1893—1984) — красавица из кругов варшавской еврейской элиты, кузина великого художника ХХ века Марка Шагала и создателя языка эсперанто Людвига Земенгофа, а ее родной брат Моисей Сегал был послом Польши в Албании.

«Отец был на 17 лет старше матери. Он встретил ее в Варшаве и — потерял голову. Она была хорошо образованна, свободно говорила на французском, польском и русском языках, а у отца за спиной только начальная школа. Этот диссонанс и определил их совместную жизнь: он буквально на лету ловил каждое ее желание, ревновал к каждому мужчине, которому она уделяла хоть малейшее внимание. Одним словом, они посвятили себя друг другу... Между ними порой возникали непонимание и ревность. Пока родители были заняты собой, своими делами и отношениями, воспитанием их единственного сына занимались няни и гувернантки, и я сам находил себе друзей и постепенно начал жить своей жизнью».

А вот и первый рижский адрес: после возвращения в Ригу отец снял просторную квартиру в доме на углу тихих улиц Гану и Ленчу. Кстати, уже после денационализации дома Маврик попросил разрешения побывать в той квартире, где прошли его детство и отрочество. Новый хозяин (В. Лауриньш) не позволил даже войти: «Теперь это квартира моей дочери, и не о чем говорить...»

В семье по настоянию отца придерживались иудейских заповедей. Маврик в мемуарах вспоминает, как однажды, еще ребенком, в гостях у своей латышской няни отведал очень вкусной жареной свинины и потом долго терзался муками раскаяния и сомнениями: неужели совершил тяжкий грех?

С детства Маврик был заводилой среди окрестных мальчишек-озорников. Они и стали членами его команды «Красное солнце», которую он организовал в 12 лет. Аристократка мама была против его дружбы с «плебеями», а он в знак протеста приглашал их в гости домой, из-за чего возникали скандалы.
«Именно это обстоятельство, я в этом убежден, явилось первым толчком к формированию моего мировоззрения, отличного от родительского… и впоследствии я пошел своей дорогой».

Маврик учился в немецкой школе. Но после государственного переворота в 1934 году авторитарное правительство приняло поправки к Закону об образовании, и детям из семей нацменьшинств разрешалось учиться только на «своем» языке или на латышском.
«И хотя закон имел дискриминирующий характер, он пошел мне на пользу, обернулся свободой выбора школы. После прихода Гитлера к власти в Германии настроения многих учеников немецкой школы резко поменялись. Среди них появились сторонники нацизма — они постоянно избивали, открыто преследовали и издевались над нами, несколькими евреями-соучениками, и я вплотную столкнулся с антисемитизмом, начал понимать, что такое фашизм, и перешел в 4-ю городскую латышскую гимназию, известную своей социал-демократической ориентацией, в которой тогда собрался цвет прогрессивной латышской интеллигенции. Эта школа сделала меня левым. Я вступил в юношескую организацию социал-демократической партии Латвии“Darba Jaunatne” («Трудовая молодежь»), которая после прихода к власти Ульманиса была запрещена и ушла в подполье...».

«Разбираясь в химии, мы с товарищами делали маленькие снаряды с детонатором. При взрыве они разбрасывали листовки. Ночью на велосипедах, к покрышкам которых были прикреплены самодельные пишущие устройства, мы писали на асфальте лозунги против авторитарного правительст-ва, против отмены конституции, роспуска парламента и запрета партий. Все это было, конечно, по-детски, хотя и рискованно. Но я был “верующим” и даже вовлек в эту опасную игру свою любимую девушку Соню, на которой и женился опять же вопреки — вопреки желанию родителей».
* * *
…Большой актовый зал Латвийской академии художеств в начале уже ХХI века. Здесь проходит многолюдная презентация одной из книг Маврика Вульфсона из серии «Балтийские судьбы». Слово берет Ивар Паунис, школьный товарищ Маврика, до войны — общественный деятель, чемпион Латвии по бегу:
— Знаете, когда Маврик  написал свое первое сочинение левого толка, социал-демократического уклона? Это было в нашей школе в 1932-м, и я тому свидетель.
* * *
«...Конечно, мои знания латышского были явно недостваточными — в немецкой школе ему уделялось мало внимания. Выручила классная воспитательница Мария Сауле-Слейне. Она пригласила меня свободное время проводить в ее доме, где говорили на отличном латышском языке. Всю жизнь буду благодарен ей за то, что за короткий срок латышский стал для меня близким и родным».

Но школа социал-демократической ориентации пришлась не по нраву авторитарному режиму, ее закрыли, и Маврик перешел во 2-ю Государственную гимназию в Агенскалнсе, известную своей консервативностью.

«Сравнение обеих школ помогло мне окончательно определиться в политических симпатиях в пользу социал-демократов. За мои левых взгляды, которые я и не скрывал, меня исключили из гимназии.

Пришлось продолжать учебу в частной общеобразовательной школе, а выпускные экзамены, которые давали мне право поступления в университет, сдавать в Министерстве образования. Это было нелегко, но блестящее знание латышского языка удивило строгую экзаменационную комиссию, и я сдал все экзамены на “отлично”».

Затем было немецкое коммерческое училище, которое находилось в помещении нынешней Академии художеств, с которой судьба накрепко связывала его после войны на пртяжении почти полувека. Здесь он преподавал до конца жизни (см. приложение «Академия — моя крепость!»).

Хорошее знание латышского языка обеспечило Маврику и дополнительное самостоятельное материальное подспорье — он занялся репетиторством молодых врачей и юристов, получивших образование за пределами Латвии: для подтверждения зарубежных дипломов готовил их к сдаче экзаменов на государственном языке. Кроме того, даже давал уроки хорошего тона детям, чаще девушкам из богатых семей, что поспособствовало многим «его невестам» удачно выйти замуж.

В 1936 году Маврик поступил на механический факультет Латвийского университета, а после войны и фронта, в 1951 году, с отличием окончил экономический факультет университета.

В 1939 году, сразу после женитьбы на Соне Фриш — дочери дантиста из Цесиса, левак Маврик был отправлен для прохождения срочной военной службы подальше от Риги — в 9-й Резекненский полк. Здесь его и застали события 1940 года, результатом которых стало присоединение Латвии к Советскому Союзу. В августе его назначают представителем ЦК Компартии Латвии в полку.

Из эмиграции в Латвию возвратился один из наиболее видных лидеров Латвийской социал-демократической рабочей партии Бруно Калниньш (позднее — почетный председатель Социалистического интернационала). Он был произведен в генералы и назначен руководителем политуправления Латвийской народной армии, а Маврик Вульфсон в чине штабс-капитана был назначен к нему в адъютанты.
«Естественно, Бруно Калниньш отнесся ко мне с недоверием, так как был убежден, что мне поручено следить за ним и докладывать обо всех его делах, встречах и разговорах.
А почти спустя полвека… я получил письмо из Стокгольма от Бруно Калниньша, в котором он признался, что после длительного раздумья понял, что я никогда его не предавал и не выслеживал его, а потому был бы рад увидеть меня на своем 90-летии».
— Ваш адъютант, штабс-капитан Маврик Вульфсон по вашему приказанию прибыл! — отрапортовал он 7 мая 1989 года в Стокгольме на торжестве у Бруно Калниньша. Об этом
14 марта 2006 года в Доме Рейтерна, на первой церемонии вручения призов Союза журналистов Латвии им. М. Вульфсона, рассказал участник того юбилея в Стокгольме, ныне директор Института внешней политики Латвии д-р Атис Леиньш и продемонстрировал журнал, изданный в Швеции в честь 90-летия Б. Калниньша в мае 1989 года, где напечатана и поздравительная речь М. Вульфсона).
С конца 1940 года Вульфсон — заместитель редактора газеты “Sarkanais Kareivis“ («Красный солдат») 24-го (Латвийского) территориального корпуса.

Утром 22 июня 1941 года о начале войны против СССР Маврик узнает по немецкому радио. Москва молчит до самого полудня. По настоянию Маврика жена, новорожденный сын и родители немедленно отправляются в эвакуацию. Тесть же выскакивает из уже отходящего поезда: он верит, что его уберегут друзья — латыши и немцы. Напрасно...
1941—1945 годы — служба в Красной армии на Западном, Северо-Западном и 2-м Прибалтийском фронтах в Латышской стрелковой дивизии: литературный сотрудник дивизионной газеты, политрук роты, комиссар стрелкового батальона; с осени 1942 года и до конца войны Вульфсон —майор, старший инструктор политотдела дивизии «по работе среди войск противника» под началом Льва Копелева, в будущем не только известного историка, публициста, но и диссидента.

«Командование дивизии решило использовать мое знание немецкого языка, чтобы через громкоговорители обращаться к солдатам вермахта, призывая их сдаваться в плен и тем самым сохранить себе жизнь в критических ситуациях. Обычно для таких передач аппаратуру размещали в непосредственной близости от передовой немецких войск, иногда между обеими линиями фронта на ничейной полосе…» (см. приложение «Бой в эфире»).
Военную службу Вульфсон закончил в звании майора. Награжден несколькими боевыми орденами и медалями. Особая судьба у ордена Красной Звезды. Он спас Маврику жизнь: вражеская пуля летела точно в сердце, но один из пяти лучей ордена принял ее на себя… Этот орден с отбитой эмалью на одном луче был особенно дорог Маврику Германовичу, и потому он был с ним в самых торжественных случаях рядом с другими наградами.

В освобожденную от нацистов Ригу Маврик Вульфсон вошел 14 октября 1944 года. Квартиру родителей нашел совершенно пустой… Как потом выяснилось, около 30 родственников остались навечно лежать в земле в Бикерниекском и Румбульском лесах. Спастись удалось только Отто Фришу, брату жены, которого сначала скрывала его возлюбленная-эстонка, а потом вместе с другими евреями — в своем подвале латыш Жанис Липке.

После демобилизации, с 1945 по 1957 год, Маврик заведует отделом зарубежной информации, в 1952—1957 годах является заместителем редактора газеты “C;;a” («Борьба»); с 1957 года — один из создателей и заместитель редактора газеты “R;gas Balss” («Голос Риги»).

В 1962 году Вульфсон начал преподавать в Латвийской академии художеств. Параллельно с преподаванием в академии почти 40 лет был популярным политическим обозревателеммеждународником программы «Глобус» на Латвийском телевидении, а в 1960—1980 годах возглавлял секцию журналистов-международников Союза журналистов Латвии.
Новый этап в жизни Вульфсона начался с конца 80-х годов, когда он стал одним из лидеров движения за восстановление независимости Латвии, одним из основателей Народного фронта Латвии. 2 июня 1988 года на пленуме творческих союзов Латвии в Риге и 23 декабря 1989 года с трибуны Съезда народных депутатов СССР в Московском Кремле, где решалась судьба независимости трех стран Балтии, он впервые в истории СССР открыто выступил с осуждением секретных протоколов к пакту Молотова—Риббентропа, их трагических последствий для народов не только стран Балтии. Вульфсон потребовал во имя восстановления исторической справедливости признать те протоколы недействительными со дня их подписания.

Пришло время поставить памятники евреям, погибшим в Холокосте в Латвии, и создание Латвийского общества Еврейской культуры (ЛОЕК) — в той памятной речи Вульфсона публично и это тоже прозвучало впервые. Он стал одним из основателей ЛОЕК (1988 год), а в 1992-м — и международной организации “The International Parliamentary Council Against Anti-Semitism” («Международный парламентский совет против антисемитизма»).

В 1990—1991 годах Маврик Вульфсон член комиссии Верховного Совета СССР по расследованию секретных протоколов к пакту Молотова—Риббентропа, председатель комиссии Верховного Совета Латвии по иностранным делам, в 1992 году — посол по особым поручения Министерства иностранных дел Латвии.

Будучи участником многочисленных международных встреч, конференций, симпозиумов по политическим и гуманитарным проблемам, с конца 1980-х годов М. Вульфсон встречался с М. Горбачевым, Г. Колем, Х. Д. Геншером, Г. Модровом, Д. Бейкером, С. Талботом, генеральными секретарями НАТО Й. Лунсом и М. Вернером, с президентом Израиля Э. Вейцманом и многими другими общественными и политическими деятелями, виднейшими издателями и журналистами Европы, США и Израиля. Удостоен ряда правительственных наград и звания почетного гражданина города Далласа (США).
М. Вульфсон — автор книги очерков «Пять лучей» (1964), мемуаров «Карты на стол», книг «Я люблю Латвию» (2000), «100 дней, которые разрушили мир. Из истории тайной дипломатии. 1939—1940» (2000), “Baltische Schicksale”, “Baltic Fates” — («Балтийские судьбы», 2002).


Глава I
В ОДНОЧАСЬЕ СТАВШИЙ ЛЕГЕНДОЙ

Где вы видели, чтобы человек, убеленный сединой, в 70 лет ринулся в пучину большой политики, и не ради личных интересов.
Из зарубежной печати
Ему не нужно было умереть, чтобы стать знаменитым. Он стал легендой при жизни. Символом «песенной революции» в Латвии.
«Как у многих из нас, в молодости у меня была мечта — дожить, чтобы увидеть счастье своих детей и внуков. Но с годами, когда стали уходить близкие, понял, что жизнь — это не просто чередование дат и событий, а старики — не только прослойка между нами и смертью.

Чтобы жить, порой, нужно больше мужества, чем умереть. И совсем неважно, сколько ты прожил. Уходя из мира, человек должен оставить его чуть-чуть лучше, чем мир был тогда, когда ты в него пришел», — так писал Маврик Вульфсон.
…Намного лучше сделать мир он, естественно, не смог. «Но он оставил нам богатство — добрый взгляд на людей, высокие моральные ценности, порядочность», — отметила интервьюер газеты «Диена» Н. Кисис (13 января 1998 года).
Человек энергичный, нацеленный на идеи социальной справедливости, он оказался в почтенном возрасте среди небольшой группы людей (диссиденты, лидеры демократического движения), которые придали историческому движению против тирании мощное ускорение и способствовали ее крушению.

Инициатор и активный участник драматических поворотов в истории Латвии, Маврик Вульфсон внес весомый вклад в демократическое движение конца 80-х — начала 90-х годов. «В душе он всегда был социал-демократом, вернее, социалистом. Его юношеский социал-демократизм сродни нашей неразвитой социал-демократии. Его действия вдохновляли тысячи людей на перемены в жизни, способствовали процессу нравственного самоочищения латвийского общества…» — так охарактеризовал М. Вульфсона известный в свое время журналист и политик Э. Инкенс.
«Личность», «легенда ХХ века», «один из 85 архитекторов перестройки Европы», «латвийский Киссинджер», «Робеспьер из Риги» — и это все о нем.
* * *
Каждый раз, когда я садилась за работу над этой книгой, меня одолевали сомнения: имею ли я моральное право о чем-то судить, заявлять? И хватит ли меня, чтобы представить такую совершенно уникальную и неординарную личность? И все же я решилась. Почему?

Куда девался патриотический запал, который своим горением, смелостью зажгли активисты времен национального пробуждения, песенной революции? Этот вопрос часто задают сегодня даже участники тех событий. И сами же отвечают: надеемся, что молодость сможет снова разжечь, распалить тот запал.

Очень жаль, что именно молодое поколение по воле некоторых политиканов знает о тех факелах до обидного мало, а порой почти ничего. Как, к примеру, и о Маврике Вульфсоне…

Поскольку многое мы делали с ним вместе, я сочла своим долгом не оставить его добрые замыслы незавершенными, это подвигло меня решиться написать и эти воспоминания. Как я справилась с ними, судить не мне. Как говорят знатоки, автор делает только половину книги. Вторую ее часть делает читатель.

***

Его любили и ненавидели, но уважали за его перо, талант, смелость. Почти сорок лет по телевидению, радио, в местной и зарубежной печати, с преподавательской кафедры в Латвийской академии художеств он помогал людям разобраться в сложных политических ситуациях. На него косились: «диссидент», «утопист», «коммунист»… А он переживал незаслуженные обиды и оскорбления с достоинством, а библиотеки тогда тщательно собирали и учитывали для истории сотни его публикаций.

«Ледоколом оттепели» назвала его в свой 40-летний юбилей газета “R;gas Balss”, одним из основателей которой он стал в конце 50-х. И такой смешной факт: в годы борьбы с «буржуазным национализмом» решением ЦК Компартии Латвии и Рижского горкома партии М. Вульфсона, заместителя редактора и руководителя отдела международной жизни, «ушли» из газеты с партийным выговором «за латышский и еврейский национализм»…

АРХИТЕКТОРЫ ПРЕРЕСТРОЙКИ

«Маврик Вульфсон — это что-то вроде совести Латвии»

85 политиков новой Восточной Европы, которые «похоронили» социализм в Европе, «раскачали» еще недавно казавшиеся такими незыблемыми устои стран уже вчерашнего «социалистического содружества». О них написала в объемистой книге немецкая журналистка Катрин Кальвейт. Все 85 — это очень известные имена: Михаил Горбачев, Вацлав Гавел, Лех Валенса, Александр Дубчек, Леннарт Мери, Эдуард Шеварднадзе, Витаутас Ландсбергис, Альгирдас Бразаускас… Пионеры перестройки из Латвии — Эдуард Берклавс, Ивар Годманис, Анатолий Горбунов, Дайнис Иванс и Маврик Вульфсон. В книге о каждом из них отдельный рассказ. «Маврик Вульфсон — это что-то вроде совести Латвии», — так начинается страница о нем в этой книге.


Три звездных часа.
Час первый. Рига, 2 июня 1988 года
Конечно, и без его весьма весомого « кирпичика» история сдвинулась бы с коммунистической точки, но произошло бы это значительно позднее. Люди восхищались смелостью и мужеством Маврика Вульфсона. Тем, что тогда, 2 июня 1988-го он впервые за полвека в открытую сказал то, о чем другие знали, но молчали — ни у кого на такое не хватило смелости. Сегодня даже самые близкие люди могут дать лишь свою интерпретацию того, как же тогда уже 71-летний коммунист Вульфсон решился на такое! А он скромничал:
«Я не смотрю на себя как на победителя: слишком долго я принадлежал к тем, кого Уинстон Черчилль однажды назвал «гвардией, которая заблуждалась». Но я был среди первых, кто это открыто признал и старался свои ошибки исправить.
…Наша эпоха — эпоха романтизма. Мне просто очень повезло — я попал в струю времени...»
* **
«Ты убил Советскую Латвию!» — это слова первого секретаря ЦК Компартии Латвии Бориса Пуго. Формально, конечно, он не был прав, но не ошибался относительно сути выступления Маврика Вульфсона — вместе с крушением мифа о социалистической революции 1940 года в Латвии ся миф о Латвийской Советской Социалистической Республике. И это определило дальнейшую судьбу Латвии. Так писала тогда зарубежная пресса.
«…Впервые тогда я зачитал секретные протоколы, подписанные В. Молотовым и И. Риббентропом — преступные документы, которые более чем на полвека определили судьбу стран и народов Балтии».
Зал словно замер, потом начал аплодировать, а партийные и прочие руководители растерянно и сердито перешептывались. Большинство преподавателей общественных дисциплин тоже восприняли эту речь отрицательно.
«…С противоречивыми чувствами шел я домой. Понимал, что жребий брошен и ждал репрессий… Когда приблизился к своей квартире, все ступеньки лестницы до четвертого эта-жа были буквально устланы цветами. На сердце вдруг стало легко… Весь вечер звонили и знакомые, и совершенно чужие люди, благодарили, восхищались, выражали поддержку».
Люди ему поверили. В одночасье, при жизни, он стал легендой. Песенная революция принесет ему и всесоюзную, и международную известность. Но тогда, в июне 1988-го, на другой день после собрания интеллигенции, ни одна газета не осмелилась опубликовать или хотя бы упомянуть о речи Вульфсона, в которой впервые была сказана историческая правда… Кроме одного молодого человека — редактора „Skolot;ju Av;ze” («Учительской газеты») Феликса Звайгзнона, который через пару дней решился опубликовать то, что сказал на пленуме Вульфсон. За это Феликс поплатился своим здоровьем и вскоре умер.
«…Идет второй день пленума творческой интеллигенции. На трибуну поднимается седовласый историк, преподаватель Латвийской академии художеств. Вот его первые слова: “Надо учиться смотреть правде в глаза, как бы трудно это ни было”. И остановился на слове “невыносимо”. Перечислив все статьи секретных протоколов, Вульфсон сделал логическое заключение: вторжение Красной армии в балтийские страны было насильственной оккупацией. Эти слова вошли в резолюцию пленума… То, что сказал Маврик Вульфсон о пакте Риббентропа—Молотова, как взрыв, поразило мышление, вызвало порыв отваги, который возможно, полностью разрушил созданные советской идеологией призрачные представления и развязал старшему поколению язык. Они почувствовали, что могут теперь говорить правду о пережитом… Если он, умный, осторожный, позволяет себе такое, то почему нельзя нам?
…Казалось, Вульфсон просто пришел, сказал и убедил…Однако публичное заявление о совместном преступлении Гитлера и Сталина превратилось в жестокий удар по искусственной концепции “добровольного присоединения”. …Надо было видеть лицо Пуго, тогда первого секретаря ЦК КПЛ», — так писал первый председатель Народного фронта Латвии Дайнис Иванс в своей книге воспоминаний «Воин поневоле».
В свое время первый секретарь ЦК Компартии Латвии Арвид Пельше назвал Маврика «гидрой с девятью головами,у которой если отсечь одну голову, на этом месте вырастают девять новых». А через несколько лет немецкая газета, посвятившая Маврику Вульфсону целую полосу, озаглавила ее «Человек с девятью головами».
Эдмунд Йохансонс. «Записки генерала ЧК». Атмода и КГБ. Творческие союзы
«В Латвии сложилась традиция проведения ежегодных пленумов творческих союзов, на которых задавались нежелательные вопросы и плелись интриги, что было не по нраву партийной элите. Она с опаской ожидала, какие вопросы задаст интеллигенция на своем очередном пленуме. В 1987— 1988 годах уже началось активное брожение среди интеллигенции.

Пленум 1—2 июня 1988 года мне особенно запомнился.
По разным соображениям я обычно не сидел в зале. Прежде всего потому, что был заместителем председателя КГБ по идеологическим вопросам, и мое появление в зале слишком бросалось бы в глаза. Это было бы воспринято как контроль за мероприятием и надзор со стороны комитета. Наш председатель был членом бюро Центрального комитета, поэтому он, конечно, сидел в президиуме. Все политическое руководство находилось в президиуме, тем самым подчеркивая важную роль интеллигенции в политической жизни Латвии. Так как пленум транслировали по радио, я сидел в кабинете директора Дома политпросвещения рядом с залом и слушал.
Поначалу все шло без инцидентов и сюрпризов. В зале прозвучала критика в адрес руководства республики и замечания, как уж это было принято во времена перестройки. Но тут, как взрыв бомбы, прозвучала речь Маврика Вульфсона. Вот этого никто не ожидал. Очевидно, что Вульфсон серьезно подготовился. Текст был продуман, взвешен, юридически корректен. Мне стало ясно — он зачитывал текст с листа, чтобы не допустить неточностей, которые впоследствии можно было бы квалифицировать как клевету на СССР.
В зале царила тишина. В президиуме тоже никто не ожидал такого поворота. Несомненно, что эту речь он подготовил конспиративно. Говоря о пакте Молотова—Риббентропа, он впервые публично начал называть вещи своими именами. Прочитав эти документы, он в качестве резюме сказал, что Латвия в 1940 году была оккупирована. Это было огромной сенсацией. Если бы в зале пролетела муха, то ее было бы слышно. Все застыли, сидели, словно облиты ледяной водой.
Во время перерыва члены бюро зашли в кабинет директора и глубокомысленно молчали, не знали, что сказать, к кому обратиться. Все ждали, что скажет Пуго как первый секретарь. Но и он ничего не мог сделать. Больше всех волновался Горбунов, потому что он должен был выступать на пленуме. Наконец Пуго сказал: “Не будем торопиться! Все эти вопросы обсудим на бюро”. Горбунов тоже не был готов говорить о случившемся.
Тема пакта Молотова—Риббентропа была легализована — с секретного документа была сорвана гранитная крышка. И это сделал Вульфсон. Его речь внесла в политическую жизнь Латвии дополнительное напряжение. Это была сенсация, которую тогда обсуждали в больших и малых коллективах, в небольших и крупных изданиях. Речь Вульфсона стала поворотным пунктом для организаций, боровшихся за независимость Латвии. Она оказалась бомбой замедленного действия с существенными последствиями. В конце концов и Верховный Совет СССР создал комиссию, которая пришла к выводу, что секретные документы к пакту все же существовали.

После выступления Вульфсона мы отправили в Москву сообщение о том, что у нас произошло, но ответа так и не получили. Они сами не знали, что делать. На это требовалось решение политбюро ЦК КПСС. Пакт Молотова—Риббентропа оказался болезненным вопросом не столько для внутренней, сколько для внешней политики СССР. И сегодня можно еще услышать об этом и прочитать разные мнения и версии.
Часто задаю себе вопрос, ответ на который я не нашел и по сей день. СССР существовал более семьдесят лет. За это время выросло и сменило друг друга несколько поколений, они выросли с чувством коммунистического патриотизма, на идеологической базе коммунизма. И все же за эти семьдесят лет общество не стало единым идеологически. Власть все больше боялась возможного предательства родины, все больше боялась выпускать людей за рубеж — мол, капиталистическая идеология может оказывать большее влияние на них, нежели коммунистическая. Почему люди за эти семьдесят лет не становились все большими сторонниками коммунизма и почему те, кто у власти, все больше страшились, что народ им изменит? Ответа на этот вопрос нет, можно лишь философствовать» (перевод с латышского Аллы Скоровой).
* **
Многие и сегодня часто спрашивают: если речь Маврика Вульфсона 2 июня 1988 года была «подобно взрыву», почему власти не «устранили» его?
Пытались. В книге «Карты на стол» Маврик Германович писал:
«Через месяц после 2 июня 1988 года, чтобы опровергнуть мое утверждение о том, что летом 1940 года имела место насильственная аннексия, партийная верхушка организовала расширенное заседание ученых советов Института истории Академии наук и Института истории партии. Меня пригласили явиться… Я потребовал, чтобы на заседание пригласили 300 латышских рабочих с “ВЭФа” и других заводов. Ответ был отрицательным: “Это научное заседание”. Я ответил, что тогда буду вынужден выступить перед домом конгрессов… “После собрания вам все равно придется только выброситься из окна”, — заметили мои противники.
Выступило 18 ораторов, где на моей стороне был только молодой ученый-историк Мартиньш Вирсис да еще Эдуард Берклавс и Янис Густсонс — участник революционного движения, один из организаторов демонстрации 21 июня 1940 года. Поднявшись на трибуну, я сказал, что пора выложить карты на стол, раскрыл небольшой атлас, изданный в 1939 году в Ленинграде. Зал притих и замер. Телекамеры были обращены к трибуне, на карту, на которой было ясно видно, что три независимых государства Балтии уже окрашены в тот же цвет, что и остальной Советский Союз. На какой-то миг наступила растерянность… Сторонники аплодировали, колеблющиеся просили полистать атлас. Они не верили своим глазам…
 
Сегодня оппоненты тех дней, конечно, изменили свои взгляды и стали, как говорится, праведнее папы римского, но тогда они молчали, боясь потерять свои посты… Партийная верхушка обвинила меня в подстрекательстве народа против существующего режима и запретила выступать в “Глобусе”. В пятницу меня уже не было на телеэкране.
И только многочисленные звонки-протесты зрителей
против моего “исчезновения” заставили ЦК разрешить мне
вернуться на телеэкраны.
С того дня буквально целый год регулярно рано утром и по вечерам с угрозами смертной казни мне и моей семье звонили анонимные лица из шовинистической организации “Память”… В районной прокуратуре мне заявили, что они не в силах найти анонимных нарушителей спокойствия.
Были и две явно подстроенные автокатастрофы. После одной из них моя жена, ездившая со мной на встречу с избирателями в автомашине ЦК, стала инвалидом, что и привело к ее смерти».
И далее:
«…И на закрытом пленуме ЦК партии 18 июня 1988 года, фонограмму которого тайком записал Марис Чаклайс (известный латышский поэт. — Э. Б.), почти все его участники осудили меня за выступление на пленуме 2 июня.
…Председатель КГБ Станислав Зукулис: “…отрицательный отклик получило выступление политического комментатора М. Вульфсона, в котором он утверждал, что в Латвии (в 1940 году. — М.В.) не было революционной ситуации”.
…Прокурор Латвии Янис Дзенитис: “У некоторых может сложиться впечатление, что мы слишком много внимания уделяем Маврику Вульфсону и слишком много о нем говорим. Я же, наоборот, думаю, что его выступление было причиной того, что происходило у памятника Свободы, когда там возникло столкновение между КГБ и тысячами демонстрантов… У всех сложилось впечатление, что страной правят трое или четверо журналистов — Инкенс, Рубенис, Гаварс и Вульфсон… Я убежден, что действия этих людей носят криминальный характер и их следует предать суду”.
С Дзенитисом согласился и А. Горбунов: “С экстремистами следует бороться в судебном порядке”.
Я привожу эти суровые слова, адресованные мне людьми, по чьему “заказу” я якобы говорил 2 июня 1988 года. Как утверждают сегодня некоторые мои оппоненты, подзабывшие малость историю, совсем недавнюю…»
Второй звездный. Битва в Кремле
«24 мая 1989 года. Десятки тысяч рижан провожают посланцев Народного фронта Латвии в Москву, на Съезд народных депутатов СССР, где должна была решиться судьба народов и стран Прибалтики. Там и пробил второй звездный час Маврика Вульфсона.
Весь мир тогда узнал имя рижского врача Вилена Толпежникова, который задал демократический камертон с первых минут первого же заседания первого съезда народных депутатов СССР, призвал депутатов почтить минутой молчания павших 9 апреля 1989 года в Тбилиси.
Еще одно достижение, ставшее, абсолютно без преувеличения, беспрецедентным, — это, наконец, публично сказанная на весь мир правда о пакте Молотова—Риббен-тропа...
 
Речь, сказанная в присутствии более двух тысяч депутатов, стала последним камнем сопротивления перестройке темных сил Кремля. Она вызвала лавину, которую уже невозможно было ни сдержать, ни остановить», — писал журналист Залман Кац в газете «Республика» 10 сентября 2001 года.
В ответ на требования прибалтов была создана комиссия съезда для рассмотрения политической и правовой оценки документов 1939 года во главе с секретарем ЦК КПСС по идеологии академиком Александром Яковлевым. Среди 24 членов комиссии было 11 депутатов из балтийских республик и среди них — трое из Латвии: Маврик Вульфсон, Ивар Кезберc и Николай Нейланд.
Но это было лишь первым шагом к исторической истине. Вначале многие из членов комиссии, как и большинство депутатов Верховного Совета СССР и главное — Горбачев, другие руководители страны, продолжали категорически отрицать существование протоколов: «Для их рассмотрения и оценки документов требуются подлинники. Без этого дискуссия беспредметна».
Депутаты были допущены во все советские архивы, но поиски оказались безрезультатными.

Тогда член комиссии народный депутат Вульфсон решил поискать документы в архивах МИДа Германии. Его кие друзья — дипломаты и журналисты, которые симпатизировали идеям Народного фронта Латвии, подсказали, что, когда советские войска уже приближались к Берлину, перед капитуляцией Германии в ее МИДе срочно изготовили копии многих документов российско-германских отношений разных времен и эпох. И все это запрятано в архиве в горах Гарца.
Вульфсону разрешили ознакомиться с тем архивом, где вперемежку с договорами еще царских времен он нашел то, что искал — копии тех самых секретных протоколов, подписанных Риббентропом и Молотовым в ночь на 24 августа 1939 года в Кремле. Ему помогли изготовить их копии, и Вульфсон поспешил привезти их в те горячие дни в Кремль. Но Горбачев заявил: «Такие копии может изготовить каждый! Я им не верю. Никаких протоколов не было».

Помогла новая подсказка немецких коллег, и у Маврика появляется еще один колоссальный шанс: оказывается, в Северной Баварии живет уникальный человек — дипломат высокого ранга Ханс фон Херварт. В то время он — единственный еще живой свидетель подписания тех злосчастных протоколов в Кремле в 1939-м. Недавно вышла в свет его книга “Zwischen Hitler und Stalin. Erlebte Zeitgeschichte. 1931—1945” — «Между Гитлером и Сталиным. История прожитого времени.1931—1945».
Ханс фон Херварт вплоть до сентября 1941 года восемь лет был личным секретарем графа В. фон Шуленбурга, посла Германии в СССР. 23 августа 1939 года фон Херварт был в составе большой свиты того судьбоносного для мира визита министра иностранных дел Германии Иоахима фон Риббентропа в Московский Кремль — многочисленной команды, которая прилетела на двух самолетах и включала журналистов, фотографов и кинооператоров, чтобы в мельчайших подробностей запечатлеть для истории все моменты предстоящего события. Летом 1944 года Ханс фон Херварт, активный участник заговора антинацистской оппозиции против Гитлера, чудом спасся от кровавых репрессий, последовавших после провала заговора. Жертвами репрессий стали многие антифашисты, а также боготворимый им его учитель граф В. фон Шуленбург, тот самый посол Германии в довоенной Москве.
«Попробуй встретиться с ним, получить у него интервью. Его свидетельства будут, пожалуй, самыми убедительными для ваших твердолобых в Москве, — посоветовали Маврику Германовичу немецкие журналисты — но, учти, это не так просто…»
Человек, который видел секретные протоколы
И Маврик снова в Германии. Действительно, это было непросто. Пришлось обратиться за помощью в МИД и к шефу пресс-службы самого канцлера Гельмута Коля. И Вульфсону выделили группу телеоператоров и транспорт — путь до родового замка Гогенцоллернов Кюпс был не близким.

Наконец, Кюпс. 21 июня1989 года. На «пороге» замка гостей встречают сами Ханс и Элизабет фон Херварт…
Почти три часа камеры немецких тележурналистов фиксировали вопросы Маврика Вульфсона и подробный рассказ Ханса фон Херварта о том, как проходила встреча в Кремле в ту ночь с 23 на 24 августа 1939 года. О том, как он лично по телефону согласовывал с Гитлером изменения в текстах протоколов, которые требовал Сталин — Курляндию, Windau (Вентспилс), Libau (Лиепаю)!.. И удивлялся, как легко Гитлер соглашался со всеми капризами Сталина: Гитлер торопился, чтобы пакт о ненападении был подписан и как можно скорее. Тогда уже было решено, что через несколько дней, 26 августа, должен был начаться поход на Польшу (однако военные действия против Польши начались только 1 сентября — Гитлеру пришлось еще убеждать ближайших союзников).

После встречи в Кюпсе немецкие телевизионщики вручили Маврику Вульфсону две копии фильма-интервью с уникальным свидетелем подписания тех судьбоносных секретных документов. Окрыленный депутат Вульфсон срочно возвратился в Москву, и уже через пару дней эту ленту показали Центральное телевидение СССР и очень популярная в то время программа Латвийского телевидения „Labvakar” («Добрый вечер»), которую вели Эдвин Инкенс, Оярc Рубенис и Янис Шипкевиц.
Свидетельства ветерана германской дипломатии Ханса фон Херварта и помогли окончательно сломить сопротивление Горбачева и его команды. Вскоре на Съезде народных депутатов СССР было официально признано: секретные протоколы к пакту существовали. Это открывало дорогу к независимости не только стран Балтии. Съезд de facto осудил их аннексию, но оставил открытым вопрос о связи между преступным сговором 23 августа 1939 года и совершенным в 1940 году насилием.
Подробно о той знаменательной встрече с Х. фон том почти десять лет спустя Маврик Вульфсон рассказал в своей книге «100 дней, которые разрушили мир» (Рига, 2000; глава «Человек, видевший секретные протоколы»).

…На подаренных в Кюпсе нескольких открытках с видами поместья собственноручная надпись: «Профессору Маврику Вульфсону в память о приятном знакомстве и проведенном дне в Кюпсе. 21.6.89». На обложке подаренной гостю книги “Zwischen Hitler und Stalin” значится: «Дипломат немецкого посольства в Москве …Офицер, участник войны и движения Сопротивления против Гитлера из круга Штауффенберга».
Но занимательная история: документальные кинокадры интервью с Хансом фон Хервартом, сыгравшие свою значительную роль в восстановлении свободы Балтии, исчезли из архивов и советского Центрального, и Латвийского телевидения. Не найти их и в Государственном архиве кинофото-фонодокументов...
Человек, который держал в руках секретные протоколы. Момент истины столетия
…Еще была советская власть. Как известно, власти СССР полвека категорически отрицали существование секретных протоколов к советско-германскому пакту 1939 года.

Но весь мир в то время очень интересовало, как живется в странах Балтии спустя полвека после того 1939-го. И в год 50-летия пакта по инициативе канала ТВ-3 Франции началась совместная работа с рижанами над созданием киноленты «Латвия. Август 1989 года». Французы пообещали получить разрешение МИДа ФРГ для киносъемки зловещих документов.
Вот что об этих встречах в Германии мне поведали Ивар и Андрис Виестурс Селецкисы — латвийские мастера кинодокументалистики.
«Август 1989-го. В Бонн, тогда столицу ФРГ, отправилась четверка рижан: сценарист Таливалдис Маргевич; в качестве эксперта — Маврик Вульфсон, депутат Верховного Совета СССР, человек, уже тогда хорошо известный на Западе; звукооператор Гунар Нетребскис и я, кинооператор, — вспоминает Андрис Селецкис. — На киностудии мне доверили 35-миллиметровую синхронную западногерманскую кинокамеру “Arriflex“, тогда самую современную. Ивар Селецкис, режиссер фильма, мой старший брат, остался в Риге — предстояло документировать «Балтийский путь» трех республик, организованный народными фронтами наших стран, волнующее событие, когда миллионы их жителей — и стар, и млад, взявшись за руки, создали живую цепь, протестуя против секретных протоколов и требуя восстановления независимости на своей земле.
В Бонне нас ждали сюрпризы: гостиница заказана, но платить нечем — еще не перечислили деньги. Пару дней даже пришлось почти голодать… Исчез наш французский шеф — атташе по культуре, и группу уже собирались выселить из гостиницы.
Но постепенно все наладилось. Маврику удалось разыскать Паула Клявиньша, латвийского активиста, проживавшего тогда в Германии, — он и стал нашим помощником. Объявился и шеф-француз. Оказалось, ему  было строго-на-строго запрещено контактировать с латвийским диссидентом Вульфсоном.
Наконец, киносъемки в архиве разрешены. Но там особые строгости — тщательная проверка документов, личный досмотр. Из техники с собой разрешено занести только мой “Arriflex”. Даже фотоаппарат нельзя: “В разрешении написано “киносъемка”, значит  только киносъемка”. Немецкая точность и четкость.

…И вот свершилось — мы в подземельях, в хранилищах архива — святая святых самой Истории! Специально для нас, рижан, открываются тяжелые двери, и в помещение вносят объемистую папку в крепком темно-красного, почти бордового цвета кожаном переплете и ящик с негативными фотопленками и микрофильмами, на которых заснят весь толстенный многостраничный пакт. И все это ставят… на обыкновенный рабочий стол перед нашим экспертом — предоставленный вариант документа на немецком языке.
Включаю камеру, и с этого момента она без остановки
работает до самого нашего выхода из зала. Фиксирую каждый шаг, каждое движение.
Вот Маврик осторожно, с трепетом берет в руки папку и своими тонкими длинными пальцами открывает фолиант, перелистывает его страницы размером  около А-4, бегло просматривает, прочитывает тексты… Затем снова главную страницу — титульный лист, и перед глазами действительно сама История: с одной стороны страницы подпись “И. Риббентроп”, с другой — “В. Молотов”, их официальные титулы — министр иностранных дел Германии (Третьего рейха), народный комиссар иностранных дел СССР.
На оригинале хорошо сохранились и четко видны даже цвета чернил подписей, всех официальных гербовых печатей и многочисленных штампов. И дата — “23 августа 1939” (известно, что документы были подписаны в два часа после полуночи 24 августа, но по согласованию сторон они были датированы 23 августа. — Э. Б.).

…Ящик с фотопленками, микрофильмами пакта и всех секретных протоколов Маврик просматривает так, чтобы я мог все четко заснять. Впечатление было такое, что и эти съемки документов сделаны еще в 1939 году — по краям, на дорожках пленки постоянно пробегают фирменные знаки “AGFA-39”(немецкая негативная пленка).
— Маврик, неужели это настоящие? — с недоверием шепчу Вульфсону.
— Более настоящих и быть не может!!!
“Съемка окончена! Это все!”— раздается в помещении. Оказалось, что уже промелькнули разрешенные  минуты, а для нас это были моменты истины века. Только что своими глазами мы, четверо рижан, единственные из всего тогда еще Советского Союза, увидели секретные протоколы, которые взорвали мир не только в Европе. С которых началась Вторая мировая война и потекли реки человеческой крови. Увидели сатанинский документ, изменивший судьбы миллионов людей Восточной Европы — Польши, стран Балтии, Бессарабии и не только…

…Покинув мрачные архивные подземелья, от увиденного мы еще долго не можем говорить. Такое врезалось в память на всю жизнь», — и сегодня с волнением вспоминает Андрис Виестурс.
«Вместе с Майей Селецкой, режиссером по монтажу, работу над фильмом по заснятым материалам мы заканчивали уже на студии в Марселе, — вспоминает Ивар Селецкис. — 52-минутная документальная лента “Латвия. Август 1989 года” стала популярной во всей Франции — тогда фильм трижды демонстрировался по телевидению, получил хорошую оценку и имел обширную прессу. В моем архиве пачки восторженных рецензий ведущих изданий, начиная с “Фигаро”, “Либерасьон” и др.
Тогда, готовясь к визиту в Латвию, этот фильм специально посмотрел президент Франции Франсуа Миттеран.
Однажды в 1989-м фильм показали и по латвийскому телевидению, но не особенно афишировали его — то было время противостояния разных политических платформ».
«Человек, видевший секретные протоколы», — так в своей книге «100 дней, которые разрушили мир» Маврик Вульфсон назвал главу о встрече с немецким дипломатом Хансом фон Хервартом, единственным в 1989-м году живым свидетелем событий той сатанинской августовской ночи 1939 года в Кремле.
«Человек, который держал в руках секретные протоколы», — с тех киносъемок в Бонне величают Маврика Вульфсона.
* **

В декабре 1989 года Второй Съезд народных депутатов в Москве вернулся к рассмотрению вопроса о тайных протоколах.
«…Перед заседанием съезда мне удалось переговорить с Горбачевым. Он упрямо и раздраженно отказывался признавать аутентичность секретных протоколов, хотя и знал, что оригиналы находятся в его архиве.
Сегодня я затрудняюсь сказать, чем он руководствовался, когда столь откровенно лгал. Возможно, понимал, что признание повлечет крах СССР, — писал М. Вульфсон в книге “Карты на стол”.
…Когда мы, члены комиссии, вошли в кремлевский зал, то поняли, что «твердолобые» мобилизовали все свои силы. Было ясно: исход голосования будет зависеть от позиции колеблющихся депутатов. Поэтому я попросил председательствующего Анатолия Лукьянова предоставить мне слово. Он скривился, но после доклада председателя комиссии А. Яковлева слово все же дал.
…Зал был переполнен. Поднимаясь на трибуну, я понимал, насколько важно убедить эту огромную аудиторию…
“Полагаю, что мы можем дать более точную оценку тем сделкам, которые были заключены полвека назад в Московском Кремле.
…Эта тайна превращалась в действительность поэтапно. Вы это знаете. (Шум в зале). Если вы мне не даете сказать… Я, конечно, уважаю ваше мнение, но мне хочется сказать об одном. По Центральному телевидению выступал один высокопоставленный представитель…”

Наступила необычная тишина. Я призвал депутатов уважать истину, признать решение комиссии и право трех стран Балтии на восстановление независимости. Лукьянов заметно нервничал, потом прервал меня и потребовал покинуть трибуну:
— Пять минут прошло. (Шум в зале).Я запротестовал:
— Дайте мне еще одну минуту. (Шум в зале).А он, Лукьянов, крикнул:
— Вы лишаетесь слова, Вульфсон. Уйдите с трибуны!

— Не хотите слушать седовласого человека — современника того, что произошло… Раз здесь нельзя говорить правду, я ухожу!
Когда я — второй по старшинству депутат на съезде — сделал шаг, чтобы сойти с трибуны, в зале поднялась буря, свист и гам. Генералы топают ногами. Буря протеста нарастала, многие депутаты вскочили, размахивая руками. “Дайте ему досказать!” — неслось из зала. Тут Горбачев, сидевший в президиуме, повернулся к Лукьянову и буркнул: “Пусть продолжает!”

Лукьянов сердито предложил мне продолжать. Я вернулся на трибуну. Меня встретили шквалом аплодисментов. Атмосфера зала изменилась в нашу пользу…
— Неужели это неуважение к малочисленным народами
будет нашей главной линией?
Зал замер.

— Здесь, товарищи, моими устами говорит жертва того сговора. Неужели к этому никакого уважения нет? Я призываю вас одобрить заключение комиссии, в которой сначала шла острая дискуссия, в которой участвовали представители как прибалтийских, так и других республик, представители великого русского народа, которые отстаивали его честь в лучшем смысле этого слова. 24 против одного проголосовали за это решение комиссии! Неужели сегодня вы дадите вбить в себя сомнения после такой длительной, трудной, кропотливой, честной и верной работы? Неужели у вас сегодня есть сомнения в том, что был протокол, что была договоренность, что ввели войска в эти страны в точные дни, в точное время? Вы думаете все это случайности?
Это был поистине драматический момент, и все это показывали по всесоюзному телевидению. Когда я сегодня смотрю ту запись, сам удивляюсь, как я смог такое выдержать?! (За столом президиума, позади трибуны, сидели все руководители еще СССР)».

«Выступление Вульфсона можно вписать в хрестоматию мирового ораторского искусства», — написал о том выступлении Дайнис Иванс.
Проблема насильственного присоединения Прибалтики к СССР, которую Москва скрывала полвека, таким образом, вышла на международную политическую арену.
Воодушевленные первой победой, некоторые депутаты от Народного фронта Латвии отправились домой праздновать Рождество, но расслабляться было еще рано. Съезд в Кремле продолжался, и голос каждого депутата мог сыграть решающую роль при последующих голосованиях. Тогда Марина Костенецкая срочно вылетела на несколько часов в Ригу и по телевидению в программе «Прошу слова!» призвала всех депутатов от НФЛ, покинувших Кремль, срочно вернуться в Москву, в зал заседаний съезда, к решающему голосованию. Ее голос был услышан не только депутатами, но и их избирателями.
Съезд проигравших победителей Май 1999 года. В Москве проходила встреча депутатов некогда легендарной Межрегиональной демократической группы (МДГ), приуроченная к 10-летию Съезда народных депутатов СССР 1989-го. От Латвии смогли приехать Маврик Вульфсон, Марина Костенецкая, Николай Нейланд… Приветственные телеграммы прислали Анатолий Собчак и Сергей Станкевич, проживавшие во Франции. Восторженными аплодисментами встретил зал приветствие сопредседателя группы Бориса Ельцина, сдержанно — Михаила Горбачева, находившегося тогда в Австралии...
Поминали ушедших лидеров МДГ Андрея Сахарова и Галину Старовойтову. Потом вспоминали, как после известия о смерти Андрея Сахарова депутаты от Спасских ворот Кремля до гостиницы «Москва», в которой жили депутаты из Балтии, несли Вульфсона на руках с возгласами: «Теперь вы наш Сахаров!» Потом сожалели о несбывшихся надеждах, и Гавриил Попов призывал создать народный фронт против «антидемократической власти».

«Теперь можно сказать, что мы, прибалты, прибалтийцы, пожалуй, самые счастливые из всего бывшего СССР, — вспоминал тогда Маврик Вульфсон. — В Москве мне все говорили, что депутаты от Советской Прибалтики — единственные, кто добился своей цели — наши страны стали независимыми. Романтики, как и шестидесятники, свое дело сделали — заставили людей зашевелиться, мыслить по-новому. Конечно, это были прекрасные люди, хотя случались и подонки, приспособленцы.
Для нас всегда были важны нравственные критерии — уважение к личности, больная совесть, терпимость к инакомыслию. И потому у нас была интересная жизнь, очень насыщенная незабываемыми событиями. Это была счастливая судьба.
Сегодня то время я вспоминаю философски. Это был всплеск, который дай Бог испытать каждому! Увы, дважды войти в одну и ту же воду невозможно».
И единственно о чем Маврик Германович тогда сожалел, что не взял с собой на встречу в Москву значок депутата Верховного Совета СССР, с которыми ходили в те дни все бывшие депутаты действительно исторического съезда, который некоторые журналисты назвали «съездом проигравших победителей».
Возврат к прошлому стал невозможен(текст одного телерепортажа)

Май 2004-го. В Москве, в гостинице «Россия», прошел прием в честь 15-летия первых Съездов народных депутатов 1989 года в Кремле.
«Тогда, несмотря на то, что депутаты региональных депутатских групп тех съездов были политической силой, которая по существу выступила против Горбачева, мы многого добились, и о том, что было тогда сделано, никто из нас не пожалел, — демократизация, демократическая политика и экономика.
После того, когда съезд принял решение о трансляции заседаний съезда по радио и телевидению, возврат к прошлому уже стал невозможен. Сегодня трудно представить себе такое», — отметил бывший депутат Аркадий Мурашов.
«Если бы не запал балтийцев…»
Рига, 17 ноября 2001 года. Ведущие идеологи, прорабы горбачевской перестройки Александр Яковлев и Юрий Афанасьев приглашены в Ригу, где президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга вручила им латвийские награды — ордена Трех Звезд. После торжества в президентском замке в культурном центре «Вернисаж» прошла неофициальная часть встречи единомышленников.
«Дорогие наши друзья! Награды, которые сегодня вам вручены, — благодарность Латвии за помощь и поддержку в нашей борьбе за независимость тогда, 1989-м, в Кремле. Мы, бывшие народные депутаты СССР от Латвии — члены клуба “Neatkarоba “ («Независимость»), благодарим вас за все, что вы сделали тогда для нас, стран Балтии. И сегодня за вас стоя пьем шампанское! Спасибо!» — этим тостом встречу открыл один из лидеров национального пробуждения латышей Янис Петерс.
«Покажите мне этот документ…»
Мини-интервью из «Вернисажа»


Александр Николаевич Яковлев — доктор исторических наук, академик, с 1985 года заведующий отделом пропаганды, а с 1987 года член политбюро, секретарь ЦК КПСС по идеологии. Способствовал либерализации советской прессы, публикации и запрещенной литературы, и закрытых материалов. В 1991-м  исключен из партии «за действия, противоречащие Уставу КПСС и направленные на раскол партии». Президент международного фонда «Демократия». К нему у меня только один вопрос:
— На том съезде решалась судьба еще могучего монстра — СССР. Как тогда удалось победить?
— Вспоминая события тех декабрьских дней в Кремле в 1989-м, порой я сам удивляюсь, как нам тогда все удалось сделать, по существу решить судьбу всей страны. И произошло это мирным путем. Нам удалось сделать такое, что некоторым народам стоило больших кровопролитий, морей крови. Франция, к примеру, 200 лет шла к решению подобной проблемы, когда, наконец, сказала Алжиру “Good-bye!” и перестала быть колониальной державой.
Сегодня многие обижаются — что-то сделано не так, как было задумано. С тех пор не прошло еще и 15 лет. Тогда я возглавлял комиссию по расследованию существования секретных протоколов к пакту Молотова—Риббентропа от 23 августа 1939 года. Но даже я и сам не в нужной степени понимал всю сложность и сущность той проблемы, ее историческую необходимость, важность тех документов, которые на полвека изменили судьбы народов не только стран Прибалтики, превратившихся из-за них в советские республики. В августе 1939-го в Кремле перекроили политическую карту Европы. Развязали руки Гитлеру для начала Второй мировой войны, которая унесла миллионы жизней.
Мы, россияне, до того съезда мало знали, что происходит в Латвии, Литве, Эстонии, на Украине: кто там требует независимости — то ли это смутьяны какие, то ли это желание народов. Наша комиссии не знала, как это возможно дать эту независимость, чем это можно обосновать, как документировать такое решение.
Мне лично понять все это помогла работа с членами нашей комиссии, горячие споры и дискуссии при подготовке доклада. Балтийцы были настроены весьма и весьма  радикально. Противников же такого решения — тех, кто сидел в зале заседаний съезда — более двух тысяч депутатов, за исключением депутатов Межрегиональной группы и небольшой группы разумных депутатов, конечно, очень настораживало желание советских республик отделиться и выйти из СССР. Те считали это унижением для державы. И нужно было подготовить такой реальный документ, который бы разбил ту цепь и пробил бы хотя бы дорожку к новому. Я пытался убедить комиссию, что чем радикальнее будет доклад, тем мы все будем дальше от цели. Так оно и случилось — на первом голосовании наш проект забаллотировали. «За» было хоть и много, но не большинство.
После “горячего” заседания депутаты съезда разошлись, а мы, члены комиссии, в расстройстве остались в зале и чувствовали себя неприкаянными. Что делать— выходить снова на трибуну или подавать в отставку? А что делать мне? Учитывая все исторические коллизии прибалтийских государств и консерватизм множества депутатов, выходить на трибуну с особым мнением?
Утро вечера мудренее

…Почти всю ночь мы, единомышленники, бродили по кремлевскому двору, вокруг Кремля, снова спорили, убеждали друг друга. Расставаясь, я сказал: “Утро вечера мудренее”. Тогда и пригодился документ, который мне до заседаний дал Анатолий Гаврилович Ковалев — первый заместитель министра иностранных дел. Когда он мне его принес, я своим глазам не поверил — то был «Протокол передачи документов в архив». И среди множества документов, кажется, под номером шесть — секретные протоколы к пакту Молотова—Риббентропа! То есть документальное обозначение того самого исторического документа 1939-го, в котором и было все дело. Существование которого М. Горбачев категорически отрицал и говорил: “Покажите мне этот документ, и я за него проголосую!” (Возможно, что он и сам не понял когда-то, передавая те протоколы в архив?)
…Когда я наутро зачитал этот документ с трибуны съезда, большинство депутатов уже не могло нас не поддержать. Так тогда и решился вопрос о независимости государств Балтии.
Но если бы не запал балтийцев, до такого, возможно, дорога была бы еще очень и очень долгой.
Первые в жизни ордена оппозиционера —прибалтийские. Юрий Афанасьев о смелости,возможности говорить правду и о наградах

Юрий Николаевич Афанасьев — академик, доктор исторических наук, автор более 400 научных книг, статей, один из основателей Российского государственного гуманитарного университета, экс-народный депутат СССР от Российской Федерации, сопредседатель движения «Демократическая Россия». Убежденный оппозиционер, после расстрела здания Верховного Совета России осенью 1993-го, считая те бытия борьбой кланов за власть, прекратил свою политическую деятельность.
«Подчеркну, что Александр Яковлев очень пострадал за то, что тогда, на съезде, сказал правду о секретных протоколах. Для этого нужна была большая смелость. Ведь раньше правду писали и говорили главным образом только диссиденты и эмигранты. И порой даже резче, жестче, но чаще из-за границы… Александр Яковлев говорит правду до сих пор. Поэтому он входит в тройку самых ненавистных персон для тех, кто не хочет никаких преобразований в России, кто против того, чтобы в ней действовали нормы западных демократий и гражданские права», — рассказал Юрий Николаевич. И продолжил:
«Недавно мы провели так называемые философские чтения, в которых участвовали самые ведущие журналисты, такие как Киселев, Доренко, издания “Новое время”, “Новая газета”,“Независимая газета”и др.И все в один голос говорили не только о том, что все жестче становится цензура, но и о еще более страшном — самоцензуре, т.е. о том, что теперь пишущие журналисты сами себе устанавливают пределы возможного. А это еще пострашнее, чем голос сверху. Особенно трудно говорить правду, когда ее никто не хочет слышать и слушать.

Хотя я и пессимист, все же еще надеюсь на просветление общества в мире. Надеюсь, что и Россия все-таки не скатится к старым временам. И пусть с большими шатаниями, пробуксовками она все-таки будет развиваться в правильном, демократическом направлении. Но, чтобы это произошло, всем нам вместе и особенно каждому человеку придется испытать себя на способность говорить правду.
Вы спрашиваете меня о наградах? Так вот орден Трех звезд Латвии — мой второй орден за всю жизнь. Первый — литовский орден Великого князя Гедиминаса, и нет у меня ни одного ордена отечественного…
По молодости лет в войне я не участвовал, но много работал в комсомоле, участвовал почти во всех « великих стройках коммунизма» Сибири — Балаково, Дивногорск, Ачинский алюминиевый завод… А тогда был такой порядок — по завершении каждой стройки вручались ордена. Тогда, подписывая списки, я свое имя вычеркивал. Я принципиально против любых орденов и наград, которые просто раздавали, и потому я избегал их. А сегодня мог бы иметь минимум восемь больших наград.
Словом, если я до своих 67 лет продержался, то теперь уж сам Бог велел мне блюсти чистоту своей марки».
* **
«Свободолюбивое движение народов Балтии они уважительно и справедливо считают запалом для исторических изменений в России. Но если бы не прорабы перестройки, без помощи и поддержки российских демократов дорога к независимости и Латвия, и Литвы, и Эстонии, а также к распаду СССР была бы действительно еще довольно долгой», — твердое убеждение Маврика Вульфсона, одного из участников того «балтийского запала», о чем он и сказал гостям.
1991 год. Кровавые события в Вильнюсе. Баррикады в Риге
«В ту ночь я звонил Черняеву, помощнику Михаила Горбачева, — вспоминал Маврик Германович. — Я просил Горбачева подойти к телефону. Тот не подошел. Я умолял Черняева передать ему принять меры, чтобы кровавый Вильнюс не повторился в Риге: здесь на баррикадах сыны и внуки красных стрелков 1918 года, у которых есть берданки… Пусть Михаил Сергеевич это учтет …»
А. С. Черняев о том звонке в своей книге «Шесть лет с Горбачевым. По дневниковым записям» написал:
«Знакомый мне народный депутат СССР из Латвии Вульфсон — участник войны, мудрый, добрый, интеллигентный открытый человек — то и дело звонил мне домой из Риги: “Анатолий Сергеевич! Ну пусть Михаил Сергеевич что-нибудь предпримет. Ведь завтра и у нас в Риге будет то же самое. Почему он отказывается говорить с Ландсбергисом, с Горбуновым?..” Рыдает у трубки.

Звонил мне Станкевич. Тоже спрашивал, что “мы” собираемся предпринимать. Увы! До Горбачева ни в воскресенье, ни в понедельник я не
добрался. Да и что толку? Он что, без меня не знал что делается!? Мы с Игнатенко и «проявили инициативу» — запиской попросили М. С. собрать всех своих помощников и, так сказать, «в интимном кругу» обсудить ситуацию. Ответа не последовало».

Маврик Вульфсон:
«Написано, что я рыдал у телефона. Не помню, но был очень взволнован. Это помню».
О тех событиях трагических дней напомнила газета «Час» (11 января 2006 года), опубликовав аналитическое исследование журналистки Алевтины Рябининой «Балтийский штурм. Неизвестные подробности январских событий 91-го в Риге и Вильнюсе». Раздел «Из дневника Анатолия Черняева, помощника М. С. Горбачева. 13 января 1991 года, воскресенье». Напечатана и фотография Маврика Вульфсона, который «тогда искал защиты в Кремле».
***
Однако определенные слои общества и тогда, мягко говоря, не одобряли активности Вульфсона, недолюбливали его, не понимая, что пришло Время. Пора!
Позднее Маврик Вульфсон заметил:
«А те, кто критикует меня, пусть скажут, где, на чьей стороне были они тогда, когда я впервые раскрыл карты заговора «черного пакта»? Они были на другой стороне борьбы, и перешли на нашу, когда мы уже победили».
— Что помогало Вам действовать так смело? — часто спрашивали его журналисты, дипломаты:
— Убежденность в правоте. И еще. Моя жизнь была звездной, так как рядом всегда были близкие люди, друзья, понимающие и верящие мне. Это и было моей опорой. Хочется надеяться, что я еще что-то смогу сделать для людей.
Третий звездный. Почетный гражданин Далласа (штат Техас)
Осень 1990 год. Рига и Даллас — могут ли эти города стать побратимами? Этот вопрос обсуждался в Риге на двусторонних переговорах между делегациями упомянутых городов. Стороны вроде бы договорились. Однако из Далласа пришло сообщение, что, учитывая тяжелый «опыт» Латвии по отношению к евреям в годы нацистской оккупации, влиятельная еврейская община Далласа возражает. И американцы не могли подписать договор. Депутаты Сейма Маврик Вульфсон и Рута Марьяш обратились с письмом к еврейской общине и мэрии Далласа, разъясняя, что межнациональные отношения изменились, что создано Латвийское общество еврейской культуры, открылась общеобразовательная еврейская школа — первая в бывшем Союзе…
«Письмо рижан нас убедило, что отношения изменились», — сообщила в Ригу мэр Далласа Аннет Страус.

С тех пор Рига и Даллас взаимно сотрудничали, особенно юристы и врачи.
«В дни кровопролитных январских событий тревожного 1991-го в Литве мы с супругой оказались в центре тех событий, пытаясь добраться из Риги в Литву на поиски фамильных корней и могил родных. Я обращался к десяткам  водителей, предлагая щедрое вознаграждение, но все отказывались, утверждая, что советские танки блокируют дорогу и маршрут очень опасен.
В гостинице мне посоветовали обратиться к Маврику Вульфсону. Его семья и он очень помогли нам. Несмотря на опасную ситуацию, его дети на своем автомобиле довезли нас до родных мест в Литве, но с условием — без вознаграждения! Это сделали сын Юрий и 16-летняя внучка Дита. Рискованная поездка оказалась удачной. Русские войска не помешали въехать в Литву. Мы разыскали могилы своих родителей, а литовские крестьяне помогли привести их в порядок», — это строки из публикаций в местной печати известного в Далласе юриста Сиднея Стала и его представления городской мэрии.
Сообщение из Далласа:
«За оказанную семьей М. Вульфсона помощь и спасение семьи Сиднея Стала решением мэрии главе семьи и его сыну Юрию Вульфсону присваивается звание почетного гражданина Далласа».
«Наши граждане навсегда сохранят в своих сердцах ваши деяния… Даллас, 15 февраля 1991 года», — значится в специальном сертификате.
Для торжественного вручения наград рижан вскоре пригласили в Америку. Торжественный прием… Возле городской ратуши Далласа кавалькада из сотен автомашин… Сотни дружеских рукопожатий, объятий, очень теплые слова, многочисленные публикации и интервью, фотографии в печати, репортажи по телевидению…
28 сентября 1998 года. Телефонный звонок из Далласа. Звонил г-н Сидней Стал:
— Хотели бы снова видеть тебя, дорогой Маврик, у нас. Новая встреча с супругами Сидней произошла в 2002 году.
 
Пророк в чужом отечестве.
Подсказка от святого Луки

Гамбургский журнал «Шпигель» называют еженедельной энциклопедией немецкой жизни, публицистическим мотором политики.
Фритьоф Майер — один из авторитетнейших в Европе знатоков бывших социалистических стран, с 1966 года он был бессменным руководителем восточного отдела журнала. Немецкие читатели почти 40 лет смотрели на события в социалистическом лагере его глазами. Сотни его статей, интервью с ведущими политиками мира стали главными темами специальных номеров «Шпигеля». Его публикации, как красное полотнище на быка, действовали на советские спецслужбы. Еще в 70-е годы они пытались закрыть ему въезд в СССР. Но Валентин Фалин, тогда руководитель международного отдела ЦК КПСС, который был вхож к Андропову, нейтрализовал эту интригу. Вновь повторить этот номер КГБ не решался — Фритьоф Майер стал слишком видной фигурой в западногерманской журналистике.
Фритьоф и Маврик дружили более четверти века. И мне, автору этих строк, посчастливилось присутствовать и запечатлеть на фотографиях их три последние встречи в Гамбурге.
В поздравлении с 85-летием Фритьоф вспоминает, как Маврик пришел к окончательному решению предать гласности секретные протоколы пакта Молотова—Риббентропа.
«Дорогой мой друг Маврик!
Твой большой юбилей — прекрасный повод высказать мой восторг и восхищение тобой, необыкновенностью твоего жизненного пути, твоей необыкновенной энергией, стремлением к победе, человечностью и порядочностью. Восхищение твоим удивительным политическим мышлением, итогом чего и явились грандиозные события в истории твоей страны.
Именно в эти дни исполняется более 30 лет нашему знакомству, которое переросло в крепкую дружбу.
Тогда в Риге я поразил тебя, как говорят у вас, огорошил, своим прогнозом на ближайшее будущее: “На Западе уже начали вспоминать о секретных протоколах к пакту Молотова—Риббентропа, и потому все идет к тому, что скоро Балтия восстановит свою независимость”. Эта новость, видимо, крепко запала в твою душу. С тех пор ты много сделал для своей страны и стал героем своего народа.
Я всегда был рад приветствовать тебя в моей редакционной “келье” в “Шпигеле”, как прозвали мой маленький кабинет коллеги, и ты постоянно возвращался к той, волнующей тебя теме. Но однажды в ту горячую пору ты был особенно взволнован. Ты пришел ко мне за советом:
— Как я, еще недавно активный коммунист, объясню моим землякам свою сегодняшнюю позицию? Поймут ли они меня?
— Ты живешь в протестантской стране, — сказал я тебе тогда. — обратись к Библии. И я взял с полки Библию, открыл Евангелие от Луки, главу 15, стих 7.
Позже наша общая коллега, известная немецкая радио-журналистка Марианна Бутеншон рассказала мне, что видела тебя по латвийскому телевидению — последовав моему совету, ты прочитал те строки из Библии:
“Сказываю вам, что там, на небесах, более радости будет
об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти
праведниках, не имеющих нужды в покаянии”.
Дорогой Маврик! Что пожелать в твой большой юбилей?
Я хотел бы еще долгие годы снова и снова встречаться с тобой. Когда мы встретимся с тобой в следующий раз?
Сердечный привет твоей Эмме. Твой Фритьоф» (перевела с немецкого Татьяна Вассенберг, Гамбург).
«Вариант конституции Вульфсона»
Не все получилось так, как о том мечтали романтики-демократы. Не прошел и «вариант конституции Вульфсона», который предусматривал право всем, имеющим постоянную прописку в Латвии, поддерживавшим движение за независимость, свободно выбирать свое дальнейшее гражданство.
Не всем нравились его страстные и объективные, а главное, острые и принципиальные статьи и выступления по телевидению, радио, на конференциях и после восстановления независимости Латвии.
Румбула, 1991
А все началось с 24 ноября 1991-го. На траурном митинге в Румбуле по случаю 50-летия гибели жертв Холокоста в Риге председатель Верховного Совета Латвии Анатолий Горбунов, несмотря на деликатность момента, не ушел от полеми-ки: «Для каждого народа важно уметь критически относиться к себе. Латышский народ в это столетие пострадал и от сталинизма, и от фашизма и теперь находится на грани вымирания. Но в то же время мы должны сознавать, что латыши сами участвовали и в российской революции 1917 года… и в уничтожении евреев в 1941 году… И еврейский народ мог бы самокритично оглянуться на роль личностей предыдущих поколений в истории, особенно в революции 1918 года (очевидно, имелся в виду 1917 год — Э. Б.), и в событиях 1940 года в Латвии».
Это напоминание у могилы 26 000 жертв, единственной виной которых была их принадлежность к еврейскому народу, показалось Маврику в высшей степени бестактным. Поэтому, выступая вслед за ним, он поблагодарил Горбунова за участие в траурной церемонии. Но, спрятав заготовленную речь в карман, возможно, излишне очень резко и эмоционально он отверг высказанное Горбуновым обвинение, адресованное народу, потерявшему в Холокосте шесть миллионов человек.
За эту речь М.Вульфсон и поплатился всеми заслуженно обретенными постами и статусами. Сказанное им в Румбуле неодобрительно встретило и большинство членов комиссии Верховного Совета по иностранным делам, которую он возглавлял с начала Атмоды — национального пробуждения латышей. За политические и идеологические искания его проклинали и коммунисты, и демократы. А он считал, что «пособники немецких фашистов свое участие в убийстве евреев пытаются оправдать утверждением, что, мол, евреи были главными соратниками советских оккупантов. Это ложь: жертвами депортации 14 июня 1941 года стало пропорционально в пять-шесть раз больше евреев, чем латышей. Эту истину следовало бы, наконец, упомянуть, отмечая скорбную дату депортации, а не замалчивать ее…»
Речь М. Вульфсона в Румбуле в 1991 году была признана речью года.
«Нам нужна Европа в Латвии. Меня не устраивает положение в стране»
Из интервью Маврика Вульфсона комментатору Андрею Воронцову, газета «СМ-сегодня», 29 сентября 1995 года.
— Председатель комиссии по иностранным делам Сейма г-н Кирштейнс однажды высказал такую версию: дескать, события в Балтии, послужившие детонатором для развала Союза, были инспирированы ЦРУ через Горбачева руками Вульфсона.
— Колоссально. Тогда я просто великий человек. (Смеется.) С Горбачевым я действительно был в весьма дружественных отношениях, но позже, когда мы встретились с ним в Германии на одной дискуссии, он охарактеризовал меня как своего лучшего друга и злейшего врага. Тогда же, это было в 1993 году, он сказал мне: «Поймите же и запомните одно: тот человек, который отпустил Прибалтику, будет когда-нибудь повешен на Красной площади».
— Как вы умудрились на склоне лет за небольшой период жизни стать вначале «врагом русских и латышским националистом», а теперь «врагом латышей и рукой Москвы»? Вы были таким любимцем, могли спокойно жить на дивиденды. Что же снова пошли против течения?
— Меня возмутило, что в Латвии появилась легенда о легионерах… что кому-то не нравится, что «Старая Рига по названиям домов напоминает Тель-Авив»… не понравился и мой ответ Анатолию Горбунову в Румбуле.
— Тогда у меня было много друзей, но, порой, не хватало единомышленников, — иронизировал о том времени сам Маврик Вульфсон. У меня была очень тяжелая минута: мои старые, как оказалось, « друзья», в комиссии, воспользовавшись моим отсутствием, 28 ноября проголосовали и освободили меня от обязанностей председателя. В одном из черновиков протокола фигурировало даже «так называемое еврейское дело»… У меня на руках оказался проект повестки дня, и я предупредил, что передам документ в печать за рубеж. Тогда они решили меня оставить. И хотя комиссия все же не направила свое решение на утверждение в Президиум Верховного Совета, я понял, что не смогу больше ею руководить — между нами возникло отчуждение. И принял предложение министра иностранных дел Я. Юрканса перейти на работу в МИД на должность посла по особым поручениям.
Широкие контакты с иностранными лидерами, дипломатами и журналистами позволили мне работать еще продуктивнее и еще многое сделать для блага Латвии. Отдельные встречи оказались полезными и действенными… Встретившись с председателем Еврокомиссии Мартином Бангеманом, мне удалось убедить его, чтобы из запасов комиссии 10 тысяч тонн пшеницы в качестве рождественского подарка были отправлены в Латвию — в то время были опасения, что в праздник не будет белого хлеба…
При личном участии генерального секретаря НАТО Манфреда Вернера больные почечного центра Латвии получили медикаменты для очистки почек, отсутствие диализатора грозило им смертью… «Это, вероятно, первый случай в истории НАТО, когда спасение людей обошлось без жертв», — шутя поблагодарил я г-на Вернера при следующей встрече.

«Г-н Вульфсон, узнав о наших трудностях с медикаментами, пригласил меня на встречу с делегацией из Швеции в гостиницу “De Rome”, — вспоминает хирург высшей категории д-р Борис Каган, тогда 12 лет заведовавший одним из хирургических отделений рижской 1-й городской больницы. — Вскоре из Швеции по нашему списку в больницу пришла большая партия гуманитарной медицинской помощи. И мы сумели даже поделиться ею с Республиканской детской больницей».
Шкала ценностей, которая годится и дворнику, и премьеру. Из публикаций Маврика Вульфсона 90-х годов
«Гонорары за публикации в зарубежной прессе позволили мне участвовать в благотворительности. Помню рождество 1992 года. В Доме латышского общества собрались 20 латышских, 8 русских и 2 еврейские многодетные семьи. Каждой из них я смог вручить по 300 немецких марок, которые заработал чтением лекций в Германии и Швейцарии. Альтернативное телевидение снимало эту встречу, в которой участвовали многие аккредитованные в Риге послы», — писал М. Вульфсон в книге «Карты на стол».
«Нам нужна внутренняя солидарность общества, что означает ответственность зажиточных слоев общества за неимущих, за пасынков жизни. Но о каком принципе социальной солидарности можно говорить в Латвии, где знаменем народного хозяйства стал транзит и игорный бизнес… проводится тотальная приватизация даже стратегически важных и доходных предприятий. Это объясняется готовностью некоторых коррумпированных политиков угождать западным экспортерам.
…Я полностью и категорически против того, что произошло с телефонизацией Латвии. Если бы у власти были более честные политики, они бы добились модернизации “ВЭФа”, которую в 1991-м нам предлагали немецкие фирмы. Латвийские специалисты сделали бы модернизацию связи вдвое дешевле, чем чужой Латтелеком, а Латвия сохранила бы за собой экспорт.
Нам нужна общественная этика — шкала ценностей, которая годится и дворнику, и премьеру. Солидарность не в партийных программах, а в жизни, реальная и ощутимая».
Все это написано еще в 1996—1997 годах в печати и книге «Карты на стол».
Его дважды носили на руках
...Народ его дважды буквально носил на руках.
Первый раз это было в Москве в 1989-м, после сообщения о смерти великого правозащитника академика Андрея Сахарова.
Второй раз — 4 мая 1990 года, после заседания Верховного Совета в Риге, на котором была провозглашена Декларация о восстановлении независимости Латвии. Тысячи людей на Домской площади ждали окончания этого исторического заседания и горячими аплодисментами, криками «Молодцы!» (кстати, громче других кричали по-русски) приветствовали выходящих из здания депутатов. Когда же из дверей вышел Вульфсон, по площади пронеслось мощное «Ура-а-а!». Его подняли на руки и донесли до трибун на набережной Даугавы, тогда еще Комсомольской, над которой уже колыхались красно-бело-красные стяги и где собрались более 200 000 людей. Цветы. Начался митинг. Выступал и Вульфсон, и его речь люди встретили с восторгом.

Глава II
ОТ ЛЮБВИ ДО НЕНАВИСТИ ОДИН ШАГ

Победителей тоже судят, или Как Маврику Вульфсону сделали… вырезание
С каждым «постреволюционным» годом все более скептически оценивая происходящее в Латвии, Вульфсон уже с 1993 года стал ярым оппозиционером правым властям. Революция закончилась, и политическая элита постаралась забыть все его заслуги, вычеркивая порой его имя из истории и буквально вырезая документальные кино- и телекадры. Один из примеров — юбилейный документальный телефильм «Май 1990 года», сделанный по заказу Сейма Латвии.
Когда копии фильма на юбилейных торжествах подарили всем участникам тех событий, Маврик был, мягко говоря, удивлен тем, что в фильме ему сделали…«вырезание»: вместо тех знаменитых кадров в фильм была вмонтирована заставка, буквально «шитая белыми нитками».

Он все понял... Я же «увидела» это, и до меня это дошло, только когда я взялась за мемуары. «Монтаж И. Бойкова», — значится в титрах фильма.
— Г-н Бойков, даже тем, кто не знает, как монтируются фильмы, все ясно. Но сокращенные кадры, надеюсь, сохранились?
— Конечно. Позвоните через неделю, найду, и вы получи те копии. Через неделю:
— Много работы. Еще не успел поискать. Подождите еще
неделю… …Через месяц:
— Не нашел. Сожалею, но их вообще у меня нет — все сдано в государственный кинофотоаудиоархив.

 Милая женщина Инта Канепая, директор архива, очень хорошо относилась к Маврику Германовичу: с ее помощью он сумел получить из российского киноархива видеокассету с полным текстом его выступления на том историческом съезде в Кремле в декабре 1989 года. К 85-летию М. Вульфсона архив подарил ему кассету с материалами о нем из своего специального фонда о видных деятелях Атмоды.
В архиве создан и мой личный фонд: я передала в него 123 сделанных мною фотографии Маврика Вульфсона, из личного архива подарила сохраненную серию записей радиопередач из жизни еврейской общины Латвии в 90-е годы, которые сама семь лет вела на Латвийском радио. Словом, взаимное сотрудничество. Но даже обрезков из фильма о том историческом дне 4 мая 1990 года и кадров, на которых видно, как Вульфсона люди несли на руках, и в госархиве пока не нашлось…
«Возможно, их уже отправили вслед Маврику — на небеса», — иронизируют его единомышленники. Как известно из истории не только Латвии, порой судят и победителей.
Все-таки, как же произошло «вырезание» Маврика из истории, кто отдал приказ? Вопрос, конечно, интересный…
«Маврик сделал свое дело…»
«Бог подарил мне, говоря по-спортивному, добавочное время. И я сыграл свою роль», — сказал замечательный актер Владимир Зельдин, отметив свое 90-летие.
Жизнь Маврика, к сожалению, оказалась чуть короче. Но и он мог бы повторить мысль известного актера, потому что успел сыграть свою роль. Журналисты, переиначив классику, кстати, не раз иронизировали: «Маврик сделал свое дело…»
Журналист Юрий Алексеев, редактор «Коммерсанта Baltic» (2004, № 29), вспомнил случай, который произошел еще в начале перестройки. Процитирую.
«…Тогда еще была прямая трансляция на радио, помните? Кто-то из “свободных работников культуры” предложил восстановить историческое наименование евреев в латышском языке. То есть именовать их теперь не “эбрэями”, а “жидами”. Дескать, слово “эбрейс” навязала латышскому народу тоталитарная советская власть, и пора уже восстановить справедливость. Кажется, тогда ныне покойный Маврик Вульфсон стал протестовать, дескать, для нас, евреев, слово “жид” обидное, оскорбительное. Но “работник культуры” не унимался: ну как же, вы не должны обижаться, мы же вас называли “жидами” сотни лет. А Маврик Вульфсон ответил, что именно эти сотни лет они, евреи, и обижались на это слово. В конце концов Маврик Вульфсон заметил, что это им, евреям, решать, на что обижаться, а на что нет. А не работникам латышской культуры».
Подобные «собеседования» с «работниками латышской
культуры» для Маврика стали особенно актуальны после его
выступления на траурном митинге в Румбуле в 1991 году.

«Жизнь все меняет безжалостно»
В книге «Карты на стол» Маврик Вульфсон писал:
«Я отношусь к тем лидерам третьей Атмоды, кому довелось пережить горькие мгновения, когда люди, с которыми ты боролся плечом к плечу, меняют свои взгляды. И отношение ко мне.

Передо мной номер газеты “T;vzemes Av;ze” («Газета Отчизны») от 6 марта 1992 года. В нем — обзор очередного номера издаваемого в США на латышском языке журнала “Jaun; Gaita” («Новая поступь»), где приводится предложение известного историка профессора Аидриевса Эзергайлиса составить список героев возрожденной Латвии:
“В кандидатах недостатка не будет, и со временем списки станут все длиннее, а описания биографий все цветистее”. И все же: “В качестве двух главных я выбрал бы Яниса Петерса и Маврика Вульфсона. <...> Петерс предложенную перестройкой свободу превратил в революцию, которая не только в Латвии, но и во всем СССР расшатала основы власти”. Говоря же о Вульфсоне, Эзергайлис подчеркивает, что он “одним махом нашел ахиллесову пяту России и ключ к интернационализации балтийского вопроса, поднял вопрос о преступном характере пакта Риббентропа—Молотова и беспрестанно приколачивал Балтию к совести Запада, а Россию — к позорному столбу, доказал, что СССР — это им-перия, а не государство”.
Это в 1992 году писал тот же человек, который вскоре утверждал, что я своим выступлением в Румбуле совершил “политическое самоубийство” и отошел от своих убеждений времен Атмоды.

С этим я не могу согласиться. Считаю, что содержавшееся в моей речи осуждение тех, кто участвовал в расстреле “жидов” и тех, кто своим молчанием этому способствовал, обоснованно. И полагаю, что фундаментальная книга «Холо-кост в Латвии. 1941—1944», автором которой является сам уважаемый профессор А. Эзергайлис, подтверждает его.

Правду о Холокосте в Латвии должны знать как нынешнее, так и последующие поколения, чтобы подобное больше никогда не повторилось.
И здесь на память приходят слова К. Тухольского (известный немецкий писатель и публицист, антифашист. — Э. Б.): «Не бойся своих друзей, ведь они могут только предать тебя; не бойся врагов, потому что они могут только вредить тебе. Бойся равнодушных, потому что они могут погубить тебя». Это равнодушие, которое за десятилетие правления нацизма поразило многие народы, породило тот заговор молчания и покорности, который привел к невообразимому — уничтожению 6 миллионов невинных людей еврейской национальности.

В моей семье представители нескольких национальностей и вероисповеданий — латыши, русские и евреи, лютеране и православные. Я благодарен Латвийскому телевидению, посвятившему одну из передач моей семье. По просьбе зрителей ее даже повторяли. В 1988 году в мое 70-летие журналисты спросили у меня: “К какому народу ты принадлежишь на самом деле?” Я ответил: “Если скажу, что я еврей, который чувствует себя латышом, это была бы неправда. Я чувствую себя евреем, и если бы я об этом забыл, то многочисленные анахронизмы, хотя бы запись в паспорте, напомнили бы мне. Но все силы своей души я отдал Латвии, и латышский язык — это мой язык”.
Должен признать, что процесс становления своего “я” еще продолжается. Каждый новый день для меня — урок. Это отнюдь не значит, что я поддаюсь каждому дуновению ветра, но это только отражает ощущение, что во времена резких перемен и поворотов у каждого человека меняется шкала ценностей, с которой он подходит к оценке любого явления.
И еще: с горечью мне довелось убедиться в неиссякаемой и разрушительной роли и власти конформизма во всех процессах становления постсоциалистического общества. И в Латвии тоже».
Отрывки из английского варианта
мемуаров Маврика Вульфсона

«У меня как историка создалось впечатление, что власти Латвийской Республики проявляют различное отношение к страданиям, причиненным Латвии и ее гражданам двумя тоталитарными режимами. Не вдаваясь в подробности, я должен сказать, что мой опыт показывает наличие двойного стандарта в оценке двух губительных для Латвии периодов.
Один — советские времена, когда многие граждане были депортированы и уничтожены. И другой — когда граждане еврейского происхождения стали жертвами Холокоста. Более 70 тысяч мужчин, женщин и детей были убиты в Латвии нацистами и их приспешниками в 1941—1944 годах.

Мне трудно объяснить, почему за семь лет независимости эти зверства не были описаны в школьных учебниках истории. В то же время газета “Diena” признала, что в Латвии все еще наблюдаются проявления антисемитизма 
(20.12.97). “Diena” напомнила, что имеется даже легальная политическая партия — Латвийская национал-демократическая партия, которая призывает к действиям, направленным на разрушение еврейской собственности.
Как патриот демократической Латвии я всегда следовал совету бывшего госсекретаря США Джеймса Бейкера “быть сторожевым псом гражданских прав и прав национальных меньшинств”, который он дал мне в 1991 году в Риге. И хотя я очень скоро понял, насколько трудно выполнять эту задачу и какова цена, которую приходится платить за ее выполнение, я все еще продолжаю эту битву.
Принимая все это во внимание, я включил в книгу часть моих раздумий и статей, опубликованных в прошлые годы или отвергнутых как противоречащие убеждениям некоторых редакторов, а также некоторые отклики на мою книгу «Карты на стол» после ее выхода на латышском языке. Все это вошло в приложение «Свидетельства времени».
* * *
Вторую, полемическую часть английского варианта своих мемуаров — “Nationality Latvian? No, Jewish” («Национальность — латыш? Нет, еврей») Маврик Вульфсон начал с главы ”Only… Those who keep silent about history prepare its repetition” («Только… Те, кто замалчивает факты истории, готовят их повторение»).
Страницы главы “Only…” автор разделил вдоль на две части. В левой части восьми страниц (с. 195—202) напечатана речь Вульфсона на траурном митинге 24 ноября 1991 года в Румбуле в день памяти жертв геноцида еврейского народа. Справа — тексты из книги Андриевса Эзергайлиса «Холокост в Латвии. 1941—1944». Главы «Прибытие Еккельна»(“The Arrival of Jeckeln”), «Осведомленность о намерениях» (“Knowledge of the Intent”) и «30 ноября 1941-го» (November 30.1941).
Заголовок “Only…” из текста А. Эзергайлиса, в котором сказано, что  в акции внутри гетто на этот раз были уничтожены… только 300 евреев (“The number of Jews killed within the ghetto this time was only (! — M. V.) about 300”).
Кстати, названная книга А. Эзергайлиса издана при поддержке Мемориального музея Холокоста Соединенных Штатов в Вашингтоне. (Ezergailis, Andrew. The Holokaust in Latvia. 1941—1944. The Missing Center. Published in association with the United States Holocaust Memorial Museum,Washington, DC). В 1999 году этот труд был издан на латышском языке уже под названием „Holokausts v;cu okup;taj; Latvij;. 1941—1944” («Холокост в оккупированной немцами Латвии. 1941—1944»). Насколько мне известно, на русском языке книга А. Эзергайлиса о Холокосте в Латвии пока не вышла».

К сожалению, эта полемическая часть мемуаров по разным, не зависящем от автора, причинам не вошла в следующее за английским издание «Карты на стол» на русском языке. В связи с этим полагаю нелишним напомнить обо всем этом сегодня.
С точки зрения своей системы
Андриевс Эзергайлис писал в газете “Fokuss” (21—27 июля 1997 года):
«“Карты на стол. Исповедь XX века” Маврика Вульфсона — не мемуары, не исповедь ХХ века, не книга. Скромный объем текста, белые пятна, редкая печать с многочисленными картинками уже без чтения заставляет нахмурить брови. Человек, который прожил жизнь с пером в руках, не смог написать более двухсот растянутых страниц малого формата... Увидим, как разные рецензенты будут объяснять краткость книги, ибо право писать так мало и так поверхностно никакой Бог безбожнику Вульфсону дать не мог. Этикет нарушен, он плюнул в тарелку народа».
А вот что написал по поводу этой рецензии сам Маврик Вульфсон:
«Полагаю, что читатели газеты “Fokuss”, успевшие ознакомиться с моей книгой, прочтя рецензию профессора Эзергайлиса, открыли страницу 156 моей книги и перечитали,что сказал обо мне уважаемый историк в марте 1992 года в выходящем в США журнале “Jaun; Gaita”.
Цитируя его слова (см.с.56—57. — Э. Б.), я невольно думал о событиях в Латвии в первые дни оккупации, когда сотни латвийских граждан — евреев были жестоко убиты своими давними соседями, как это случилось с моим тестем доктором Фришем, который отказался уехать, заявив, что его латышские друзья никогда не причинят ему вреда. К сожалению, он был неправ. Они передумали уже к вечеру.
Горечь моих слов в меньшей степени вызвана неправильностью доводов, чем грубостью заслуженного профессора из Итаки. Он грубо нарушил элементарные нормы приличия, а в цивилизованном обществе приличие рассматривается как непременное условие подлинной честности.

Очень жаль, что А. Эзергайлис, перелистывая книгу, был небрежен и проигнорировал и военные годы, и Холокост, и нашу первую попытку восстать против диктата Москвы в 1958—1961 годах. Возможно, эти периоды истории ему показались малозначительными. Зато решающим оказался вопрос, во имя чего я работал во времена Ульманиса в подполье.
Во времена Ульманиса я начал работать в подполье как член молодежной организации ЛСДРП. В 1936 году часть социал-демократической молодежи объединилась с коммунистической молодежью, был образован Союз трудовой молоде-жи. Мы организовывали помощь республиканской Испании, подали руку австрийским антифашистам, боролись с авторитарным режимом, за восстановление парламентарной Латвии.
Я не сожалею об этих годах — они были прелюдией к решающему бою с нацистской Германией.
На войне моими союзниками были все народы порабощенной Европы. Я воевал вместе с американцами, канадцами ѕ всеми, кто был готов уничтожить “коричневую чуму” и созданный ей Остланд, во время существования которого латвийская земля омыта кровью сотен тысяч невинных людей.
Возможно, что именно поэтому я во времена Атмоды пережил то, что Эзергайлис презрительно называет “покачиванием на волне народной любви”. Для меня это был непрекращающийся звездный час».

Листая дневник
4 января 1998 года. В библиотеке на улице Екаба в газете “C;;a” за 29 января и 2 февраля 1946 года нашла статьи М. Вилкса (популярный псевдоним М. Вульфсона) «Из зала суда» — заметки корреспондента с процесса над фашистскими преступниками, руководившими массовыми убийствами мирного населения в Прибалтике. Среди них и над Еккельном.
— Нашла! — обрадовала Маврика по телефону. — На завтра осталось сделать копии из книги А. Эзергайлиса «Холокост в Латвии.1941—1944» — ксерокс работает только до 16 часов. — И побежала домой, показать ему воочию сделанные копии. Те статьи и опубликованные тогда в газете “C;;a” карикатуры он включил в английскую версию книги «Карты на стол». Хотя издатели и до того уже испугались — что это будет за книга?
Политические «единомышленники», «друзья» Маврика Вульфсона пытались доказать, что он вообще не был на процессе, а цитаты преступников просто выдумал. Кроме публикаций о том процессе в прессе в архиве Вульфсона сохранились также блокноты с его заметками и комментариями с процесса.

Из зала суда
«В качестве корреспондента я присутствовал на судебном процессе над военным преступником Фридрихом Еккельном.
Суд: Кто дал приказ на уничтожение цыган?
Обвиняемый: Гиммлер и Кальтенбруннер, оберфюрер Фукс-Анцингер. Я приказа не отдавал, потому что исполнители уже получили его. Я к этому мероприятию относился положительно и не препятствовал ему.
Суд: Следовательно, вы были с этим согласны?
Обвиняемый: Да.
Суд: Где их расстреляли?
Обвиняемый: В Саласпилсе — тех, кто проживал в Латвии.
Суд: До Вашего прибытия в Ригу еврейское население города было заключено в гетто?
Обвиняемый: Да, я отдал приказ своему предшественнику ликвидировать евреев. Я поручил это СД.
Суд: Сколько человек?
Обвиняемый: 25—30 тысяч.
Суд: Были ли среди них дети?
Обвиняемый: Да.
Суд: Какого возраста?
Обвиняемый: Все, кого называют словом “дети” — от грудных до 14—16-летних.
Суд: Сколько было детей?
Обвиняемый: Около трети, примерно 8 тысяч.
Суд: Значит, около 8 тысяч детей были уничтожены?
Обвиняемый: Да, расстреляны.
Суд: Может быть, смертельной инъекцией?
Обвиняемый: Нет, в лесу в Риге и Даугавпилсе. Выкопали ямы, приказали раздеться и расстреляли. За три дня.
Суд: А газом?
Обвиняемый: Здесь нет, в Саласпилсе — да.
Суд: Вы там были?
Обвиняемый: Три раза.
Суд: С какой целью?
Обвиняемый: Чтобы проверить исполнение и поднять моральный дух.
Суд: Какой способ уничтожения еще был предложен Гиммлером?
Обвиняемый: Он считал, что обреченных на смерть можно загнать в болота.
Суд: Что стало с собственностью евреев?
Обвиняемый: Она стала собственностью немецкого рейха.
Суд: Сколько евреев было уничтожено в Остланде?
Обвиняемый: Я точно не знаю.
Суд: На предварительном допросе вы назвали: 200 тысяч — в Белоруссии, 200 тысяч — в Литве, 150 тысяч — в Латвии и 3500 — в Эстонии. А сколько евреев было привезено сюда для уничтожения?
Обвиняемый: 55—88 тысяч.
Суд: Из каких стран?
Обвиняемый: Из Голландии, Франции, Бельгии, Венгрии, из балканских стран.
Суд: Вы участвовали в уничтожении [людей] и на Украине?
Обвиняемый: Да...»


Глава III НАРОДНАЯ ДИПЛОМАТИЯ

Знак дружбы от Нельсона Манделы
Недавно мир облетела весть-сенсация о женитьбе 80-летнего президента Южно-Африканской Республики Нельсона Манделы.
Известного борца за независимость ЮАР решил поздравить и 80-летний Маврик Вульфсон, свершивший сходный «подвиг» в личной жизни. Из Претории пришел ответ:
«Дорогой профессор Вульфсон!
Ваше письмо г-н президент считает моральной поддержкой лично для него и для нашей страны. Он благодарит Вас за положительное, позитивное отношение и за сердечные, добрые пожелания, которые его вдохновляют.
В знак благодарности г-н президент посылает Вам свою фотографию с личным автографом. И надеется, что Вы оцените это как знак дружбы.
Президент Нельсон Мандела желает всего наилучшего, светлого будущего Вам и Вашей стране.
С уважением секретарь администрации президента».
«Народная дипломатия» — так газета “Rigas Balss” назвала публикацию о переписке Маврика Германовича и Нельсона Манделы.

10 лет Народному фронту Латвии
10 октября1998 года. Конференция «10 лет Народному фрон-ту» в Доме конгрессов в Риге — там, где 10 лет назад Маврик впервые с трибуны осмелился сказать в лицо руководителям ЦК КП Латвии и всему советскому руководству об аннексии Балтии в результате секретных протоколов к пакту Риббентропа—Молотова. Снова, как тогда, полный большой зала. Маврик среди первых из 20 докладчиков. Его встретили аплодисментами. И снова он заговорил в полный (буквально) голос трибуна, которым давно не говорил. Обычно он говорил очень убедительно, но тихим голосом. Тема — «Москва, Кремль». Ведь именно там шла яростная борьба, там завоевана независимость, где в декабре 1989-го нелегко было убедить «отпустить Балтию из СССР» более двух тысяч народных депутатов со всей действительно необъятной тогда страны.
На этой конференции, мало было таких «внятных» выступлений. Уже шла идеологическая «игра»: Прибалтику, мол, «отпустила история», и это случилось бы независимо от Горбачева и Москвы.
Один из делегатов с трибуны конференции, пристыдив руководство государства и общественность, потребовал, чтобы «вклад любимого народом героя был, наконец, оценен по достоинству и правительством». «Орден Трех Звезд — Маврику Вульфсону!» Зал разразился аплодисментами. Демонстрировали и документальную хронику тех лет. Она произвела грандиозное впечатление.
К конференции был издан сборник «НФЛ. 1988—1991» (на латышском языке). Он был подарен каждому из 400 делегатов конференции — бывших народофронтовцев. В сборнике помещена и статья М. Вульфсона «Депутаты Атмоды — Кремль — ближайшие планы Горбачева». В ней Маврик вспоминает и о необычном задании Михаила Сергеевича:
«В Ригу позвонили от министра иностранных дел Громыко, сообщив, что депутата М. Вульфсона срочно приглашает в Кремль М. Горбачев.
...В его кабинете ждал и… В. Крючков, тогда руководитель КГБ СССР:
— За Уралом в бытовой драке погиб молодой человек, еврей по национальности. Где-то в мире поднялся шум об антисемитизме в СССР, и под вопросом оказалась предстоящая встреча М. Горбачева с Бушем на Мальте по разоружению. Но официально удостоверяю, что произошел несчастный случай — бытовой скандал…»
И Маврика Германовича попросили слетать в Торонто к самому богатому и влиятельному в еврейских кругах не только в Канаде г-ну Райхману. (подробнее см. приложение «Миллионер Райхман — “золотая ручка”, или Дело в шляпе… черной»).
* **
…С 16.30 до 18.00 президент Латвии Гунтис Улманис пригласил всех участников конференции в Рижский замок — еще недавно Дворец пионеров. В Белом зале он произнес краткую речь, затем гости знакомились с президентской резиденцией, его кабинетами, галереями. Всюду были бары с напитками, закусками, сладостями, фруктами.
Где бы ни оказался Маврик — вокруг толпа: «Пусть хранит вас Бог!», «Такой человек! Только Вы осмелились сказать тогда в лицо властям то, что вы сказали!», «Спасибо! Держитесь!» и т.д. Весь вечер ему пришлось надписывать книги. Каждому на память оставлял не только свою подпись, дату, «с уважением», но и имя: кому. «Так это более лично», — объяснял он, хотя это сильно удлинило очередь к нему. Кто-то ему предложил писать просто «Маврик» и дату, потому что «мы так вас зовем и любим!». И все желающие согласились.
Все это происходило этажом ниже Белого зала. Маврик уже не мог стоять на ногах в буквальном смысле. Пришлось его усадить в другом зале, где были стулья и кресла. К завершению вечера все снова поднялись в Белый зал:
— Господин Маврик! Надеюсь, что у меня тоже будет автограф! — обратился к нему Гунтис Улманис… Маврик вручил лично для президента и для музея-библиотеки президентского замка заготовленную дома с автографами свою только что вышедшею книгу «Карты на стол».

Из дневников 1999—2001 годов
Из 75 кандидатов, представленных к награждению орденом Трех Звезд, комиссия при президенте отказала лишь двоим… Борису Ельцину и Маврику Вульфсону!
Газета „Vakara Zi;as” («Вечерние новости») не могла пройти мимо такого скандала — посвятила этому даже две полосы.

Из района пришла газета „Piebaldz;niem”. В ней открытое письмо жителей Пиебалгского края президенту Латвии с требованием: «Орден Трех Звезд — Вульфсону!»
Вульфсон пишет и звонит в Пиебалгу:
«Дорогие друзья, очень прошу вас, пожалуйста, не пишите и не говорите о “моем” ордене. Ваши чувства и ваша оценка моих скромных заслуг мне дороже любых наград… Вот уже последние пять-семь лет я уверен, что получу этот орден посмертно. Мое имя старательно начали вычеркивать из истории Латвии.
Но я доволен. В итоге мой вклад оценили довольно высоко, как и “благодарность” Борису Николаевичу Ельцину, который одним из первых признал и собственноручно подписал документ о восстановлении независимости стран Балтии.
Таково решение комиссии при президенте, но сам президент, г-н Гунтис Улманис относился ко мне неплохо.
С уважением и почтением
Ваш Маврик».

И написал еще одно письмо:
«Москва, Кремль.Г-ну Ельцину Б. Н.Глубоко уважаемый Борис Николаевич!Трудно переоценить Ваши заслуги в борьбе за признание независимости Латвии, провозглашенной 4 мая 1990 года. Мы никогда не забудем, что Ваше слово сыграло тогда решающую роль в справедливом историческом признании прав моей родной Латвии и установлению дружеских отношений между нашими народами.
Вспоминаю проведенные с Вами часы в Юрмале в те знаменательные для Латвии дни. С Вами я и в это нелегкое для России время.
Ныне мне, бывшему депутату Верховного Совета СССР последнего созыва и одному из руководителей Народного фронта Латвии, выпала большая честь оказаться с Вами в одном списке на присуждение высшей государственной награды Латвии — ордена Трех Звезд — в честь 9-й годовщины провозглашения независимости Латвии (4.05.99).
Однако орденский совет, председателем которого является президент страны Г. Улманис, отклонил поступившее предложение, кстати, как и мою кандидатуру.
Глубоко возмущен таким шагом по отношению к Вам — государственному деятелю, президенту Российской Федерации.
С искренним уважением
Маврик Вульфсон,
профессор Академии художеств Латвии.
Рига, 28 апреля 1999 года».
Самый лучший сувенир!
Гвоздем номера газеты “Vakara Zi;as” за 27 апреля 1999 года (автор публикации Элмарс Рудзитис) стал скандал с присуждением орденов Трех Звезд насильнику и алкоголику и другим не очень достойным лицам и отказе в награде Борису Ельцину и Маврику Вульфсону. Об этом — две страницы с большими аншлагами и портретами Маврика. На первой странице: Вульфсону в ордене отказали, а наградили алкоголика; на второй — крупный заголовок: «Насильник Стефанс более значим для Латвии, чем Маврик Вульфсон. Но ему и Борису Ельцину, которые были представлены к награде, отказано...» Далее подробно рассказано о новых «достойных» кавалерах ордена. Здесь и иллюстрация — фото дома и местности, где совершил преступление насильник с подписью: «Секс-гигант Оярс Стефанс…»
— Этот номер газеты — самый лучший сувенир! Поставим его в раму, как картину, и повесим... Не повесили. Но сохранили.


Глава IV ТРЕТИЙ СМЕРТНЫЙ
«Бояре приговорили»

1 марта 1999 года. На календаре первый день весны. «Бояре приговорили» — под таким заголовком и подобными в местных газетах и по радио опубликован список перконкрустовцев. («Перконкрустс» — фашистская организация, существовавшая в Латвии в 30-е годы, которую попытались взродить местные националисты.) До 1 января 2000 года обещают убить 100 лиц — политиков, общественных деятелей. «В списке и Маврик Вульфсон» — оповестила зарубежная радиостанция «Свобода».
2 марта. Наш друг журналист Володя Чепуров где-то раздобыл и принес полный список «осужденных», которого не было ни в одной газете. Текст с ошибками, не очень грамотный, но написано черным по белому…
Волновались несколько суток. Маврик предупредил Ирену и детей: не открывать двери любому, не давать адресов по телефону.
— Помню, что ты всю жизнь в такой опасности, — сказала Ирена. — Пора привыкнуть.
— Это очень серьезно, — сказал Марис, ее муж. Словом, живем, как на вулкане. Маврик Германович за газетой пошел с «детским» пистолетом в кармане.

В печати — обзор писем по поводу статьи Маврика в газете „Neatkar;g; Rita Av;ze” «Память, или воспоминания о легионерах».
«Мне было бы стыдно…»
— Этот — уже третий смертный приговор в моей жизни, но до конца года еще далеко. Еще можно выспаться… А пока уже 23.00. Послушаем радио… 
...Радио «Свобода» передавало новости… Правая нелегальная организация Латвии «Перконкрустс» вынесла смертный приговор ста известным политическим и общественным деятелям страны. Среди них — и известному политическому и общественному деятелю Маврику Вульфсону…
— Если бы меня не было в этом списке, мне было бы стыдно, — сказал он, услышав информацию.
Словом, первый день весны выдался очень «веселым», чуть ли не как первое апреля.
* **
3 марта 1999 года. Вчера легли в три ночи — Маврик писал статью «100 дней правительства Криштопанса (по модели Германии )», сегодня с утра — введение к будущей книге «Я люблю Латвию!».
…Маврик весь день звонил в Кабинет министров, чтобы поговорить c советником по безопасности полковником Дайнисом Турлайсом — все-таки грозятся убить. Но в телефонной книге для народа всего один номер и, конечно, он всегда занят. Помогла журналистская братия — Влад Филатов из «Часа» за две минуты дал нужные координаты.
Приходил Дайнис Турлайс — поговорили, обсудили…
…Звонок из редакции “Die Zeit”: «Мы встревожены!». Там уже знают — слышали по радио об угрозе Маврику…
Отправили в “Die Zeit” заказанную статью о политической обстановке, дискуссиях о предстоящем марше легионеров, которую он писал два вечера. (По-немецки под диктовку мне писать еще сложно, хотя рядом всегда в помощь ящик со словарями. Но Маврик отмечает: «Уже прилично чувствуешь язык».)
* **
13—15 марта 1999 года. Волнения продолжаются. Интервью Маврика Вульфсона по поводу предстоящего марша легионеров — по всему свету. Передавали радио «Свобода», агентство Рейтер, напечатано во многих газетах.
Накануне до полуночи сидели у нас трое иностранных журналистов. Они тоже разнесли по свету весть о том, что Маврик намерен пойти к памятнику Свободы и возложить цветы в память погибших…
К ночи без сил оба свалились в постель. Накануне тоже заснули после трех часов — Маврик писал еще одну статью для “Die Zeit”.
Только личная ответственность
Нельзя винить и клеймить весь народ.
В книгу «100 дней, которые разрушили мир» Маврик специально вставил статью известного не только в Европе историка, профессора Бернского университета Вальтера Хофера, с которым не раз встречался в Берне: «Ответственность за содеянное при нацизме должна быть личная и индивидуальная. Нельзя винить и клеймить весь народ!»
…В ночь на 16 марта плохо спали. Утром пришпилили знаки «Пресса», купили красные гвоздики… Пройдя сквозь плотную стену бывших легионеров и их близких, а также «наблюдающих», Маврик положил цветы к памятнику Свободы до прихода колонны легиона. Где-то в конце площади кто-то ему зааплодировал, кто-то рядом шипел: «Коммунист», — а кто-то даже меня благодарил: «Спасибо Вам! Смотрите за ним, чтобы дольше жил…»
Потом к нему подошли люди. Многие русскоговорящие, особенно евреи, не поняли: еврей и цветы легионерам?
— Как вы могли!
— Это цветы от солдата солдатам!

После окончания шествия, около 16 часов, мы дома. Звонок из редакции газеты «Республика»:
— Ваш комментарий?
— Дайте мне 40 минут, я напишу и продиктую по телефону.
«Я возложил цветы…» Он написал, пожалуй, один из лучших своих «кусочков» за последние дни. Статью дали в номер назавтра.

* **
17 марта 1999 года. Во многих газетах снова о Вульфсоне — снова его поступок, его мнение, его оценка…
22 марта с корреспонденткой телевидения ездили под Цесис, на встречу-дискуссию с легионерами. В зале человек сто с лишним. Маврик — один оппонент... Дискуссию записывают — будут передавать и по местному радио…
Сижу среди всех в зале, боюсь открыть фотокамеру…
Через несколько дней из Яунпиебалги прислали письма и местную газету — „Piebaldz;niem“:
— Простите, г-н Вульфсон! У нас не все такие.
«Хватит жить прошлым». За согласие!
Сентябрь 1999-го. Вульфсону — ветерану Партии народного согласия предложили выступить с докладом на международной конференции по нацменьшинствам.
«Несколько лет назад я был одним из основателей этой партии, потому что всегда был за Согласие, за Примирение».
Как всегда, выступил логично, конкретно, убедительно.
«Хватит жить прошлым!»
Для сборника съезда молодых написал статью под девизом социал-демократов. «Без борьбы нет победы».
«Несколько слов о политической культуре». Из публикаций Маврика Вульфсона
«Когда Альфред Рубикс вышел из тюрьмы после семи лет заключения, я позвонил ему и пригласил на свое 80-летие.
Альфред Рубикс не был моим идеалом. Но я хотел показать всем моим гостям, что уважаю его твердость характера. Его ведь посадили только за то, что его взгляды отличались от взглядов правящей элиты.
Многие были удивлены моим поступком, особенно Андрис Шкеле, с которым у меня тоже были давние отношения. Однажды он некорректно выступил в журнале „Klubs” о том, что в его фирме нет ни одного «с крючковатым носом». Я обиделся и как «волк волку» немедленно ответил ему через газету „Diena”, которая тогда еще с удовольствием печатала все мои статьи — о хорошем и плохом. «Несколько слов о политической культуре» назывался мой ответ. «Хочу высказаться как один из немногих еще живых членов молодежной организации Латвийской социал-демократической рабочей партии и как адъютант выдающегося лидера ЛСДРП Бруно Калниньша…
Я привел также призыв известной немецкой писательницы, издателя газеты “Die Zeit”, публициста графини Марион фон Денхоф из статьи «Стремиться в послезавтра». В той статье есть пророческие слова, адресованные тем, кто страдает карманизмом и анемией социальной солидарности. Она заявила: «Моя надежда, а я оптимистка, опирается на опыт, что людям присущи два качества: у них нет чувства меры и они непостоянны. А это значит, что они все нагнетают отношения между слоями общества до точки, когда их отношение неожиданно меняется. Тогда они заявляют: enough is enough — теперь хватит! И тогда они уже начинают активные действия».
Сказано это незадолго до выборов в Великобритании, которые круто изменили политическую шкалу в стране... М. фон Денхоф делает вывод: «На этот закон диалектики все еще можно полагаться…»
А свою статью Маврик закончил так: «Мне хочется напомнить, что у Альберта Эйнштейна и Исаака Ньютона тоже были крючковатые носы»…
“Lettland. Der Lange Weg in die Freiheit“ — «Латвия. Долгий путь к свободе»
…Звонки из Германии — взволнованные и радостные голоса друзей из Берлина, Лейпцига, Фурта, Дрездена…
— Маврик, по немецкому телевидению демонстрировался четырехсерийный фильм студии NDR Марианны Бутеншон и Киппа Томаса с большой группой германских и латвийских документалистов: “Lettland. Der Lange Weg in die Freiheit“ («Латвия. Долгий путь к свободе»). С экрана подробно рассказана трудная судьба Латвии последних десятилетий и как ты впервые публично в истории страны за железным занавесом с трибуны большого собрания открываешь карты истории — рассказываешь о секретных протоколах «черного пакта». Показали кадры твоих встреч с Горбачевым. Цветы, цветы, кипы цветов, которые в благодарность дарили тебе люди! И мы снова переживали за всех вас, — кричал в телефонную трубку Петер Квирин из Гамбурга. — Постараемся скоро прислать тебе кассету с записью фильма.
Через пару дней пришла и видеокассета... Кстати, Маврик Германович написал письмо на телевидение — предложил показать фильм и у нас, по Латвийскому телевидению. Но оказалось, что было много сложностей организационного порядка.
2001 год. Письмо из Вильнюса
…Канун 2001 года. Гостем Маврика Германовича был телевизионный режиссер из Литвы Саулитис Берзиняс с оператором:
— Я получил грант — победил в конкурсе и приступаю к работе над серией фильмов о Холокосте в Балтии. Кроме того, хочу сделать серию о героях борьбы за восстановление независимости в наших странах. Интервью с Вами и откроет серию о тех, кого и о том, что нельзя забыть.
«Дорогой профессор Маврик Вульфсон!
Премного благодарностей за ту приятную встречу с Вами и уникальную возможность записать интервью, которое несомненно принесет пользу людям.
С надеждой на новую встречу и уважением Саулитис Берзиняс.
Вильнюс, 27 апреля 2001 года».

«Держитесь, Маврик!»
«19 октября 1998 года. На улице остановил один русский: «Я так вам верил, г-н Вульфсон! До сих пор в ушах звучит ваша речь в Кремле 10 лет назад. А что с нами стало?! Я без работы. Слава Богу, что моя жена еврейка, — уезжаем в Германию. А дочь по жене — гражданка. Пока не едет. Друзья из Израиля часто звонят, зовут. Что делать! Эх! …Конечно, вы не думали так...»
На улицах, встречах, люди постоянно подходили к нему всюду — благодарили, желали здоровья, спрашивали, советовались… И он по-прежнему писал и говорил все, что он думал о ситуации в стране, не прощал моральной нечистоплотности, нечестности. Поэтому, если в газетах появлялась подпись «Маврик Вульфсон», в течение нескольких дней раздавались телефонные звонки от знакомых и незнакомых людей — с поддержкой, благодарностью и наоборот — с руганью. И те, и другие тоже не прощали и не забывали. Поэтому он всегда очень тщательно обдумывал каждое слово в любой, даже маленькой заметке, реплике. «Ведь они следят за каждым моим словом», — объяснял он каждый раз. Он хотел, чтобы люди каждое происходящее событие поняли и сделали нужные выводы. Потому-то некоторые газеты… старались реже его публиковать. Но его сердце согревали часто повторяемые пожелания разных людей при встречах: «Держитесь, Маврик!».
Подобные встречи его очень волновали. В беседе с любым человеком он проявлял чувство равенства, естественность и скромность. Приглашал к себе, оставлял номер телефона, адрес, чтобы люди могли позвонить и прийти, встретиться и побеседовать в домашней обстановке.
Есть такое понятие — сердолюбие. Вот и он с кем бы не общался — ко всем относился уважительно, с сочувствием, сердолюбием. Благодаря его подлинной интеллигентности с ним каждый чувствовал себя комфортно.
«Притвориться интеллигентом нельзя. Это просто невозможно»,— говорил академик Дмитрий Лихачев.
Был ли Маврик интеллигентом по воспитанию, образованию? Пожалуй, просто по натуре У него был редкий дар дружить искреннее, уважать каждого собеседника, и ни положение человека в обществе, ни профессия, ни его возраст для Маврика не имели значения. Вот и тянулся к нему поток людей — молодых, пожилых, известных и неизвестных. «Интеллигент — тот, кто изучает, впитывает историю, культуру, достижения цивилизации и в общении интегрирует в себя все лучшее — интеллект, культуру собеседника, другого общества, другой национальности», — считал Маврик Вульфсон. А по поводу своего возраста он шутил так: возраст — понятие не метрическое, а состояние души.
В нем никогда не было старика. Он был просто человеком в возрасте, в тонусе, с большим жизненным опытом, широким кругозором и потому интересным, а беседы с ним становились удовольствием, «кайфом», но с обоюдным, двусторонним интересом и притяжением. «Нам всем посчастливилось!», — говорил и он о таких встречах.
Простите мой пафос, но его нишу еще не занял никто. Ее трудно занять.
Маврик — агент КГБ?
24 апреля 2002 года. Недруги постоянно обвиняют: информатор, агент КГБ, агент разведки ФРГ, а также во многом другом.
Началось это еще во времена Атмоды. Тогда «навстречу выборам» в Сейм один служака — сотрудник КГБ, назовем его условно Э. П., запустил фальшивку о Маврике Вульфсоне в связи с пресловутыми «мешками КГБ», в ходе так называемого «дела пятерки» (“piec;;i”) — о пятерых местных политиках, чьи фамилии фигурировали на карточках, обнаруженных в документах, оставленных КГБ Латвийской ССР.К «делу Маврика в мешках» заочно приложили руки и еще некоторые «активисты»…
Словом, перед теми выборами о «лицах в мешках КГБ» шумели все газеты, и Маврик Вульфсон решил снять свою кандидатуру с предвыборной гонки.
От себя добавлю, что пару лет назад еще один коллега Э. П. по КГБ, назову его А. В., признался мне лично, что в те времена подобная практика не была редкостью в отчетах о «проделанной работе». Так как Маврик тогда был очень известной и популярной личностью, это придавало дополнительный вес работе сотрудника нашей «Лубянки».
Не раз Маврик Германович вспоминал о той малоприятной ситуации. И в его мемуарах «Карты на стол» читаем:
«Был ли я агентом КГБ? Задаю себе этот вопрос, потому что никогда не писал заявления о приеме в эту организацию. Учитывая ее преступный характер и самоуправство, могу допустить, что она могла действовать и без моего ведома и согласия. Но разве на основании таких действий сотрудников госбезопасности кто-то имеет право публично называть меня личностью, «сотрудничавшей» с КГБ? Полагаю, нет… Допускаю, что ведомство, занимавшееся так называемыми «мешками чека», просто не поняло, что КГБ оставил нам их как наживку, а в то же время вывез список неизвестных нам агентов. Скрыл настоящих и, возможно, в будущем пригодных. А непригодных, или фальшивых, бросил как кость, чтобы создать смуту, вызвать взаимное
недоверие в обществе и «возню», выгодную для противников независимости Латвии.
Ведь ни для кого не секрет, что штатные сотрудники органов госбезопасности и подведомственных им организаций устроились в прибыльных отраслях бизнеса, прямо или косвенно действуют как в государственных структурах, так и коммерческих».
— Надо бы как-то развязать этот «узелок», — все чаще возвращался в наших с ним беседах Маврик Германови, и попросил заняться этим меня.
Но с какого конца подступиться к такому сложному поручению? Оказалось все просто — встретились хорошие люди и подсказали.
Выяснять прошлое Маврика я начала с государственного исторического архива на улице Слокас. Но оказалось, что там на хранении находятся документы только довоенного времени.
Наконец, мы вдвоем отправились в Центр документации последствий тоталитаризма в Латвии к г-ну Индулису Залите. Он принял Маврика очень тепло. Беседовали по-товарищески. И выяснилось, что в центре «числятся» несколько эпизодов, о которых Маврик Германович уже рассказал в книге «Карты на стол»…
— Эх, давно надо бы на это решиться и все выяснить!
— Да, но мне не хотелось унижаться и переживать все снова, — согласился со мной Маврик.
Все эти походы очень вдохновили Маврика Германовича, и он решил: «Если успею, напишу новую книгу, примерно под названием “Карты-2 из-под стола”. Основную главу назову “Мои тайны”, и “друзьям” будет, что почитать…»
…Всю ночь обсуждали, планировали. Остались короткие наметки, тезисы, которые он тогда и продиктовал. Вот некоторые тогдашние эпизоды из жизни Маврика Вульфсона.
«Об отношениях, сложившихся у меня с сотрудниками органов госбезопасности в связи с моими многочисленными зарубежными поездками, контактами с иностранцами, посещавшими Латвию, с которыми мне приходилось встречаться как журналисту и тем более многолетнему председателю секции международных комментаторов Союза журналистов.
Когда я отправлялся за рубеж в догорбачевское время, я заметил, что со мной обычно едет еще кто-то. Поначалу я на это не обращал внимания, потому что единственное различие между нами заключалось в том, что у спутника обычно было больше обменных денег, чем у меня. Только постепенно понял, что езжу под жестким надзором. Полагаю, что те, кто тогда должны были санкционировать каждую мою поездку, никогда особенно мне не доверяли и хотели знать, где был и с кем и что я говорил.
Допускаю, что не меньшее недоверие я вызывал и у иностранных органов безопасности. Только со временем у меня сложились все более тесные и сердечные отношения с дипломатами представительств ФРГ в Москве и Ленинграде.
Выезжая за границу, я никогда не подписывал какой-либо документ, в котором были бы фиксированы какие-либо мои обязательства перед органами госбезопасности, но устно меня предупреждали, что по возвращении меня могут расспросить, с кем я встречался и о чем шла речь. И хотя это и было связано с риском, я считал своим долгом предупредить каждого зарубежного политика высокого ранга, что мне, возможно, будут задавать вопросы о нашей беседе, и поэтому просил четко пояснить мне, что сказано для общего сведения, а что лично мне. Так я поступал и в Министерстве иностранных дел Германии, и в канцлерском управлении (Kanzler Amt), встречаясь с дипломатами и даже с редакторами крупных изданий…
Я всегда считал, что нельзя подводить человека, оказывающего тебе доверие. Правда, мои собеседники не скрывали своего удивления относительно такой откровенности, иногда даже превратно истолковывали мои слова. Так редактор журнала “Der Spiegel” Рудольф Аугштайн, выслушав мою просьбу проявить осторожность, полувсерьез-полушутя сказал:
— Вы или сошли с ума, или чекист очень высокого ранга, полковник или генерал, раз позволяете себе высказывать подобное предупреждение.
— Думайте, как вам будет угодно — я свой долг перед своей совестью выполнил, — ответил я ему на это.

Через несколько лет, когда в Латвии выплыло уже упомянутое “дело пятерки”, мои друзья в Бонне, Гамбурге и Мюнхене напомнили о моих предупреждениях быть осторожными в разговорах со мной... Они убедились в моей принципиальной честности.
Но и мои немецкие друзья отвечали мне доверием за доверие».
Ультиматум Ульриха Бранденбурга
«В 1987 году в немецком посольстве в Москве меня принял первый секретарь посольства Ульрих Бранденбург и пригласил с группой ведущих московских журналистов быть наблюдателем на выборах бундестага. Это была не только большая честь, но и свидетельство того, что на Западе начинают обращать внимание на Латвию. Я с радостью согласился и, вернувшись в Ригу, начал оформлять необходимые для выезда документы.
Однако в ночь под Новый год меня ждал сюрприз. Мне по телефону с возмущением сообщили, что арестован мой хороший друг, в то время один из руководителей германо-советского общества дружбы Герхард Вебер (с которым я несколько раз встречался в Риге, у себя дома), и что рупор московских консервативных сил — газета “Советская Россия” опубликовала статью с продолжениями, в которой Вебер обвиняется в подготовке террористических актов в Ленинграде, в частности за «попытку взорвать Зимний дворец». (В архиве М. Вульфсона сохранились те публикации.)
Вульфсон сумел тогда объяснить и твердолобым, что это абсурд, и г-на Вебера освободили.

«…Помня о моих близких отношениях с ним и его ближайшими помощниками, которые еще недавно гостили у меня, я с пессимизмом смотрел в свое будущее. Как и следовало ожидать, представитель “компетентных органов” по телефону сурово сообщил мне, что поездка в ФРГ отменяется. В волнениях прошло еще несколько дней, и вдруг в трубке я услышал голос Бранденбурга:
— Почему не присланы ваши документы?
Пояснил ситуацию. Он помолчал, потом коротко и твердо сказал:
— Ну, посмотрим, кто кого.

На следующее утро “компетентный” голос вновь разыскал меня:
— Можете быстро чистить ботинки и на аэродром — в Москву! Вы едете в ФРГ.
…В Союзе журналистов в Москве меня встретили хмуро, выдали паспорт и сквозь зубы вымолвили: “В час обед у Бранденбурга. Вот его адрес”.
Я купил цветы и по грязным улицам отправился по указанному адресу. По дороге мой белый плащ по пояс обрызгал грязью проезжающий троллейбус. Когда я добрался до охраняемых ворот, на меня грубо прикрикнули: “Убирайся, грязный бродяга!”
Я не отступил и через решетку протянул паспорт: “Я к господину Бранденбургу!” Сторож неохотно взял документ и исчез. Через какое-то время он вернулся и проворчал: “Проходите!”

Когда я поднялся по лестнице (войти в лифт я не осмелился), у открытой двери меня встречал улыбающийся Бранденбург.
— Я все видел. Снимайте плащ, мы его засунем в стиральную машину.
Он кого-то позвал. Вышла молодая, элегантно одетая женщина.
— Моя супруга. А это Маврик Вульфсон.Как мне пригодились в тот момент мои розы...Когда мы вошли в гостиную, других гостей еще не было, но
стол был накрыт на много персон. Бранденбург посмотрел в окно и сказал:
— Ваше московское начальство уже приехало, но не беспокойтесь, вы будете сидеть среди сотрудников посольства.
В первый момент я не понял его замечания, но потом, когда увидел, что никто из приехавших московских тузов от журналистики со мной не здоровается, был рад дальновидности немецкого дипломата. После искусственного веселья, речей и обеда толпа гостей стала прощаться.
— Вам придется подождать, пока приведут в порядок ваш плащ, — посмеиваясь, сказал мой новый опекун. — Выпьем пока еще по чашке кофе.
За чашкой кофе я из слов Бранденбурга понял, что немецкое руководство, узнав о случившемся, дало москвичам понять, что поедут либо все, либо никто. И тут мне хотелось бы задать риторический вопрос:
неужели Германии действительно было так важно пригласить на выборы агента КГБ?
В самолете, которым мы отправились в Бонн, царила неразговорчивость, хотя я и сидел довольно далеко от больших начальников. Зато в пресс-центре выборов ФРГ меня ждали дружеские речи и рукопожатия, которые свидетельствовали о том, что мой приезд достигнут с ведома правительства ФРГ.
Эту догадку подтвердила еще одна деталь. По возвращении в Москву, когда высокие деятели расселись по “зилам”, а на вокзале я остался в одиночестве, вдруг увидел Бранденбурга. Прихрамывая, он шел в мою сторону и махал мне рукой:
— Я здорово ушиб ногу, но все же приехал за вами, потому что понял, что они вам еще долго это не простят. Бранденбург был прав. Они никогда мне не прощали».

Прогулка по берегу Женевского озера

«У моих хороших отношений с немецкими дипломатами, аккредитованными в СССР, длинная предыстория. Мы часто встречались — ведь я международный политический комментатор, потом — депутат верховных советов Латвии и СССР, позднее — посол по особым поручениям МИДа ЛР. Они гостили и у меня на квартире, отдыхали, в беседах и из моих откровенных комментариев получали полезную информацию. Особенно это относится к обоим бывшим генеральным консулам в Ленинграде — фон Бернингену и Хенигу фон Вестингхаузеру. Только с их помощью и с помощью Клауса Нойбарта, сотрудника Министерства иностранных дел ФРГ, ведавшего относящимися к СССР вопросами, я смог (как аутсайдер) скромно способствовать встрече полномочного представителя президента США Пола Нитце и советского посла Юрия Квицинского и их переговорам по проблеме ограничения советских ракет СС-20 и американских “томогавков”. Они проходили в Швейцарии и вошли в историю дипломатии под названием “Прогулка по берегу Женевского озера”».
Сам Маврик Германович, конечно, тогда, при встрече на Женевском озере, не был... Но в одну из поездок в Швейцарию ему захотелось хотя бы увидеть место той встречи. Мы отправились к озеру, Маврик прогулялся вдоль побережья и таким образом «причастился» к тому событию.
«Осмелюсь утверждать, что именно моя откровенность открыла мне двери, чтобы ближе познакомиться с такими уважаемыми в мире журналистами, как издатель “Die Zeit” графиня Марион фон Денхоф; выдающийся публицист этой газеты Кристиан Шмидт-Хойер; редактор отдела востока “Der Spiegel” Фритьоф Майер; многолетний редактор “Die Welt” Энно фон Левенштерн; главный редактор “Politiken” Херберт Пундик. Особенно хочется упомянуть издателя и главного редактора ежемесячника “Baltische Briefe” Вольфа фон Клейста, немецкую активистку Татьяну Вассенберг. Я называю имена этих близких мне людей не без гордости. Каждый из них, находясь за “железным занавесом”, в тяжелые для Латвии моменты без колебания вносил свой вклад в дело нашей независимости. Необычно то, что человек моего возраста и по сей день все еще чувствует себя их поклонником, чуть ли не учеником.
Немало блестящих репортажей принадлежит перу и микрофону корреспондентки “Deutscher Rundfunk” Марианны Бутеншон, ее почерку и ее голосу. Именно она дождалась триумфа 21 августа, сидя на ступенях здания нашего Сейма и интервьюируя сияющих от счастья (сегодня я бы сказал: и некоррумпированных) депутатов. (В ее персональном архиве хранятся более 600 часов записей голосов участников на-шей Атмоды, огромные стеллажи с публикациями в немецкой, французской, российской печати тех лет. Этот архив занимает почти этаж. Всему этому я с белой завистью журналиста восхищалась в ее семейном доме в Гамбурге. — Э. Б.)
Кристиана Шмидт-Хойера, постоянного корреспондента “Die Zeit” в Москве, в 1982-м, при Брежневе, за меткое сравнение политбюро с приютом для престарелых выслали из СССР с замечанием, что ему не будет разрешено вернуться в Россию, даже если там восстановят монархию. Вспоминаю два пикантных случая, когда по его вине мне при возвращении в Ригу пришлось столкнуться с неприятностями на границе. Но я не в обиде на него. Совсем наоборот!
В первый раз он попросил меня отвезти в Москву газету, в которой на первой полосе был опубликован его материал про Юрия Андропова (и фото). А заголовок гласил: “Nachfol-ger” (преемник).
При пересечении границы меня, конечно, обыскали и нашли предсказание немецкого журналиста в качестве вещественного доказательства... Леонид Брежнев ведь еще дышал, а тут такие вот дела… Поезд задержали на 40 минут. Чтобы я не скандалил, пообещали передать газету по назначению. Действительно, газета попала к адресату и через несколько дней Кристиан позвонил мне:
— Знаешь, откуда я?
— Ну, ну?
— Из Москвы!
К власти пришел Юрий Андропов...
Во второй раз Кристиан испытал мои курьерские таланты, вручив с собой свою книгу о Горбачеве — самую первую книгу о нем, появившуюся на Западе. На границе — та же история. Боялись, а вдруг книга направлена против Михаила Сергеевича. Заставили перевести заголовки разделов, а потом конфисковали, пояснив, что ввозить книги без разрешения Главлита (цензуры) запрещено... Книгу Горбачев получил».
Комментарии к комментариям
Январь 2007 года. Заканчивая работу над этими мемуарами за консультацией и уточнениями я обратилась к директору Центра документации последствий тоталитаризма Индулису Залите. Он любезно разрешил мне опубликовать его пояснения:
«27.01.2007. Если допустить, что оперативный работник Э. П. или еще кто-то из сотрудников КГБ оформили на М. Вульфсона учетную карточку как на агента, то совершенно точно могу заверить, что сам М. Вульфсон такой карточки не видел и не подписывал.
Процедура вербовки предусматривала получение от будущего агента письменного подтверждения и подписи в расписке, в которой он обязывался помогать органам КГБ и не разглашать факт и содержание сотрудничества. Расписка присоединялась к личному делу агента.
В Латвии нет ни одного такого рода документа. Это то,что я могу утверждать с уверенностью. Для более конкретных утверждений надо собрать больше информации.
Я хорошо знаю одного бывшего офицера КГБ, который утверждает, что он помог М. Вульфсону достать в Германии копию секретных приложений пакта Риббентропа—Молотова на немецком языке. И. З.».
«30.01.2007.
Уважаемая г-жа Эмма Брамник-Вульфсон!
Сегодня я встретился со своим знакомым, и вот что выяснилось.
Летом 1983 года в Юрмале на даче у Ивара Кезберса, лектора ЦК КПЛ, председателя комитета ТВ и радио ЛатвССР, проходила неофициальная встреча, в которой участвовали несколько человек, в том числе М. Вульфсон и мой знакомый г-н А. из разведки КГБ ЛатвССР. Он в то время работал в ГДР и в Юрмалу приехал в очередной отпуск. Г-н А. был знаком с И. Кезберсом и М. Вульфсоном уже раньше. Как г-н А. рассказывает, Маврик в беседе поднял тему о необходимости найти секретный протокол к пакту Молотова—Риббентропа (ПМР) и предлагал искать в Германии, а И. Кезберс был уверен, что надо работать в архивах России.
Но та встреча не оставила никаких конкретных планов действий.
Г-на А. эта проблема заинтересовала и, вернувшись после отпуска в Германию, он решил «проявить инициативу» и самостоятельно начал поиски протоколов, хотя “бойцам невидимого фронта” надлежало бы, наоборот, скрывать подобные факты».
Копии с копий
«В Западном Берлине, в библиотеке, в приложении научного журнала Свободного берлинского университета, он нашел ссылку на множество документов из истории поли-тических, экономических и других отношений между Россией и Германией разных времен. Через пару дней он получил два экземпляра копий интересовавших его текстов размером А4. Они были в виде фотографий очень хорошего качества, на которых четко были видны все подписи, печати и другие отметки. Это были копии приложений, секретных протоколов к ПМР на немецком языке. Но то были копии не с самого протокола, а копии с микрофильмов из архивов МИДа ФРГ.
Летом 1984-го в Риге г-н А. передал материалы М. Вульфсону. Оба джентльмена договорились о происхождении копии не распространяться, чтобы не причинить неприятности г-ну А. — ведь в то время оригиналы протоколов и их место-нахождение еще оставались тайной. И каждый из них тщательно прятал те копии в своих тайных анналах. Но обнаруженные копии текстов прибавили М.Вульфсону уверенности в том, что протоколы действительно существуют и нужно продолжать поиски оригиналов как на немецком, так и на русском языках.
Сегодня можно предположить, что участие г-на А. в поисках секретных приложений к ПМР прибавило уверенности М. Вульфсону и при подготовке его экстремального и сенсационного выступления на пленуме интеллигенции в Риге 2 июня 1988 года и позднее, в декабре 1989-го в Кремле (именно эти копии, видимо, он показывал с трибуны).
Этот эпизод — еще одно свидетельство того, что многие патриоты Латвии, используя свои возможности, активно помогали М. Вульфсону доказать существование секретных приложений к ПМР, действуя даже вопреки своим служебным обязанностям.
С уважением Индулис Залите».
P. S. Ивар Кезберс тогда интересовался документами, связанными с историей Латвии в советских архивах, к примеру в Подольске. В середине 90-х годов написал заметки “T; tas bija” («Так это было»). Часть из них успел опубликовать до своей смерти в газете “Neatkar;ga C;;a” (ныне “Neatkar;g; R;ta Av;ze”) во времена, когда во главе ее были Андрис Якубанс и Эрик Ханбергс. Публикации стали камнем преткновения для тех, кто не хотел откровений о советской политике отношений с Латвией, они пытались остановить продолжение публикаций.
Желаю успехов. И. З.»

«В КГБ тоже были декабристы», — прочла я в интервью с
Янисом Петерсом Андрея Мамыкина в газете «Час» за 2 ию
ня 2003 года («За 15 лет мы разучились говорить…»).
«31.01.2007.
Уважаемый г-н Залите!
Посылаю первый черновик. Завязывается интересная интрига. Надеюсь, что сообща, после дополнений и уточнений, эта глава станет не только более интригующей, но главное — достоверной.
Очень признательна за труды Ваши, хлопоты и любезность!
С наилучшими пожеланиями
Эмма Брамник-Вульфсон».

Электронное письмо от Волдемара Херманиса:
«2.02.07.
Hello Emma, Labvakar!
По Вашей просьбе в Национальной библиотеке я выяснил следующее: воспоминания Ивара Кезберса (интервью с Оскаром Гертсом) опубликованы в “Neatkar;ga C;;a” в 1992 году (14.XI—16.XII). Название — «В дверях. Так это было». Он рассказывает о своей деятельности на разных постах в Москве и Латвии (в годы Атмоды — председатель Комитета по культуре ЛатвССР и секретарь по идеологии ЦК КПЛ), а также о предоставленной ему как народному депу-тату СССР возможности позднее заглянуть в архив в Подольске, в Подмосковье, где хранится часть материалов, захваченных НКВД в Латвии в 1940 году.
Этот доступ ему открыло вместе с Мавриком, Николаем Нейландом и другими участие в работе комиссии, руководимой Александром Яковлевым, которая искала следы секретных протоколов к пакту Риббентропа—Молотова.
В “В дверях” Ивар упоминает и другие открытия, сделанные им в Подольске, например о Бруно Калниньше (трибуне латышских социал-демократов в послевоенной Швеции), о двойственной миссии бывшего министра иностранных дел Латвии Вильгельма Мунтерса, о других фактах, важных с точки зрения истории Латвии.
Насколько мне известно, позже эти воспоминания ни в каком виде не публиковались».
«18.02.2007.

Добрый вечер, г-жа Вульфсон!
Спасибо за текст письма В. Херманиса.
Пока я не нашел свой экземпляр воспоминаний И. Кезберса. Возможно, его воспоминания тоже будут интересны как приложение в контексте детектива поисков документов пакта Молотова—Риббентропа.
С уважением Индулис Залите».
«05.03.2007.
Уважаемый г-н Залите!
Надеюсь, что у нашего «детектива» еще будет продолжение. Возможно, в виде фотографии тайника г-на А., где джентльмен хранил первые копии.
Заранее благодарю.
Э. Брамник-Вульфсон».



«Научимся радоваться вместе!» «Карты на стол-2»

До последних своих дней Маврик все чаще перечитывал «Карты на стол». «Дежурный экземпляр» постоянно был у него у постели. Он готовился вплотную засесть за «Карты на стол. Серия вторая» и вскоре  набросал тезисы предисловия к ней. Вот отрывок из него.
«После выхода моих книг «Карты на стол» на латышском, английском, русском было много публикаций. Из них шесть-восемь, на которые я не ответил. Они были примерно под таким углом зрения: «Вульфсон думает, что перевернет мир!»
Кстати, когда писал, я и не думал вновь переворачивать его. Просто считал себя прогрессивным революционером. Но с тех пор я многое передумал, переучился и стал воинственным.
В новой книге я решил ответить тому Вульфсону, который был во мне в «Картах на стол», а также тем, кто критиковал, кто громил меня за мои левые взгляды. Это большая тема.
Тогда я был наивен. Думал, что если напишу о моих противниках, о своих ошибках, «друзья» успокоятся, и мы будем спокойно жить. Просто не представлял себе, что после Атмоды, победы в борьбе за восстановление независимости, страна станет такой, какой она вскоре стала в социальном смысле, особенно для людей старшего поколения — инвалидов, пенсионеров…»

О тех, кого не забыть
Однако после перенесенной операции планы написать «Карты-2» вытеснила новая задумка — сделать книгу-сборник «О тех, кого не забыть».
«Хотелось бы, чтобы героями моей девятой книги “О тех, кого не забыть” стали герои наших будней, нашей эпохи взлетов, а порой и разочарований. Книга должна рассказать о нашей бурной эпохе, проблемах, о том, как мы живем, о чем мечтаем, что волнует и что стоило бы записать в историю нашего времени».
Множество «приглашений» он разослал в своих личных письмах и через СМИ, предлагая сообща создать образ современного общества страны. Он радовался тому, что замысел поддержала и стала его патронессой спикер Сейма Ингрида Удре, что проект нашел широкую поддержку у нас в стране и за рубежом. Пришло около 100 писем, бандеролей с документами и фотографиями. Проект получил больше моральное, чем материальное признание двух конкурсов — Культуркапиталфонда и Рижской думы. Своим  видением жизни и проблем, раздумьями о взрослении общества, о личных и семейных судьбах для книги поделились политические, государственные, общественные деятели, дипломаты. Много писем прислали бывшие активисты НФЛ, учителя, врачи, его горячие единомышленники из провинции. Теплое письмо в ответ на приглашение пришло и от академика Александра Николаевича Яковлева. Он великодушно предложил использовать в издании свои мемуары «Сумерки» и прислал тексты. Из Москвы пришли статьи и от академика Юрия Николаевича Афанасьева. Начался обмен мнениями (подробнее об этом см. в приложении «Переписка»).
Слово “der Lette” — впервые. Слово благодарности немецкому другу Вилли Пурпишу
К своей задуманной книге «О тех, кого не забыть» Маврик Германович приготовил и специальное вступление-благодарность:
«Этот раздел книги хочу начать с благодарности одному из тех, кто откликнулся на мое приглашение участвовать в издании. Уроженец Риги г-н Вилли Пурпиш давно живет в Германии. На пенсии. Он прислал воспоминания о тех, с кем учился в немецкой школе в Риге в 20—30-е годы уже прошлого века — назвал всех по именам, знал судьбу многих из них. Оказалось, что мы учились примерно в одно время и, вероятно, даже встречались в юности. Это не могло нас обоих не взволновать. Вскоре я получил от него бесценный для меня подарок — Вилли прислал мне интереснейшую биографию нашего родного города — книгу “Geschichte der Stadt Riga” («История города Риги»). Автор — К. Меттиг. На книге — выходные данные: издана в Риге в 1897 году. А примерно через сто лет, в 1980 году, книга фотомеханическим способом переиздана благодаря издательству Харро фон Хиршхейдта, Ганновер—Доерен. В книге фотографии, гравюры, планы.
Так благодаря г-ну Пурпишу все мы сегодня получили возможность узнать много «изюминок» из истории нашего города».
«Для меня сегодня вы все равны — и раб, и рыцарь». Епископ Альберт

В наши дни мало кто из видных прибалтийских историков вспоминает заслуги епископа Альберта в том, что благодаря этому необычайно талантливому человеку в средние века Рига превратилась в один из крупнейших городов.
Автор книги рассказывает детали о том времени.
1201 год. На место будущей Риги пришел Епископ Альберт. Первым, что он сделал — построил церковь, колокольный звон которой не только объединял местных жителей и немецких купцов. Вскоре был большой сбор, и епископ выступил с пламенной речью:
«Для меня сегодня вы все равны — и раб, и рыцарь. Все они будут сидеть за одним столом, я пойду со всеми, кто будет защищать нашу землю», — сказал он, обращаясь ко всему населению. И люди объединились и пошли за ним…
Эту речь Альберта записал некий Heinrich der Lette — Генрих Латыш. Такая приписка — “Der Lette” (латыш) тогда появилась впервые.

Памяти Ханса и Элизабет фон Херварт
Свою книгу «О тех, кого не забыть» Маврик готовился посвятить памяти Ханса и Елизабет фон Херварт, о чем уведомил их дочь Александру фон Херварт, с которой вел переписку несколько лет…
«Учитывая роль, которую сыграли свидетельские показания Ханса фон Херварта в борьбе за восстановление независимости стран Балтии, было бы заслуженно и справедливо одну из улиц или площадей в Латвии назвать его именем», — предложил он в своем выступлении на юбилейной конференции интеллигенции Латвии в связи с 50-летием пакта Молотова—Риббентропа. (Конференция прошла в Риге 23 августа 1999 года с участием президента Латвии Вайры Вики-Фрейберги.) В знак одобрения раздались дружные аплодисменты. Пока предложение осталось… только в протоколе.
К большому сожалению, время неумолимо, и свой последний проект Маврик Вульфсон закончить не успел, хотя работал над ним до своего последнего дня.
Встреча еще с одним Хервартом — племянником
В феврале 2001 года пришло письмо:
«Г-н проф. Маврик Вульфсон и госпожа Вульфсон!
Евангелическая академия земли Мекленбург-Форпоммерн имеет честь пригласить Вас принять участие в конференции на тему «История Прибалтики на фоне политической истории Европы», которая состоится 15—17 июня 2001 года в Ростоке и Гюстрове».
Доклад Маврика на встрече в Гюстрове, проиллюстрированный фильмом о событиях времен Атмоды в Латвии, аудитория слушала с большим интересом.
В перерыве к нему подошла одна из участниц конференции:
— Летом моя семья живет километрах в тридцати от Гюстрова. Слышала я, что в поселке, в летнем фамильном доме живут некие Херварты. Лично с ними не знакома, но вдруг они родственники того самого «вашего» Ханса фон Херварта! — неуверенно сказала она.
Через полчаса друзья уже примчали нас в тот поселок. Язык до Киева доведет, и мы оказались у декоративной изгороди дома. На счастье, хозяева уже прибыли на weekend. И произошла волнующая встреча. Хозяин дома Ханс Юрген фон Херварт оказался племянником того самого г-на Ханса фон Херварта, который сыграл значительную роль тогда, в 1989-м, согласившись дать телеинтервью Маврику и таким образом помог восстановить независимость в странах Балтии. К сожалению, к тому времени самого г-н Ханса фон Херварта уже не было в живых.
Принимали нас очень тепло, радушно.
— Как знала — даже пирог с тыквой приготовила, — сказала миловидная супруга Ханса Юргена, накрывая на стол.
И мы услыхали волнующий рассказ о том, что пришлось пережить и как жилось множеству ответвлений рода фон Херварт в Германии после окончания войны. Херварты живут в разных уголках этой страны, и каждую семью ожидали разные судьбы и сложности, если не сказать больше.
— Как и всюду, в самой Германии на разных этапах существовали разные взгляды на историю, борьба противоположностей и партий… Разное пришлось пережить. Только через много лет об этом вышла книга «Со своей судьбой не спорю». Замечательно, что счастливый случай сегодня свел нас с вами, г-н Вульфсон, одним из друзей моего дорогого дяди Ханса. Вы не только свидетель, но и в какой-то мере участник событий и истории Германии, — с волнением говорил Ханс Юрген, вручая книгу в подарок.
Маврик «ответил» своей книгой на немецком — “Baltische Schcicksale. Mit Blick auf Zweiten Weltkrieg“.
На память о встрече остались сувениры и фотографии.
Записи из дневников.
С единомышленником Илмаром Бишером
«Задача нашего общества и государства — способствовать сохранению духовных ценностей, национальных традиций, улучшению уровня и условий жизни всех населяющих страну народов. С моим другом и единомышленником со времен Атмоды Илмаром Бишером мы не раз уже обсуждали и конкретные планы. К примеру, мы задумали создать в стране группы элитарной, продвинутой молодежи, хорошо образованных, высоко этичных людей, которые и будут все это организовывать. А мы, старшие, с богатым жизненным опытом, опытом политических и общественных отношений, будем им помогать — проводить дискуссии за круглым столом, беседы с различными группами населения, встречаться со специалистами в разных областях знаний, культуры. Организовывать клубы молодых джентльменов, которые болеют за свою страну и стали друзьями и товарищами.
Мы станем единой силой во имя добра, против хамства, распущенности. Будем способствовать единству в обществе».
«Обществу нужен диалог»
«Обществу нужен диалог, сотрудничество. Чтобы мы снова, как в годы Атмоды, научились вместе радоваться и лучше понимать друг друга.
Чем быстрее все это нам удастся создать, тем быстрее будем жить лучше, интереснее. Чем крепче станет такое сотрудничество, тем быстрее мы достигнем цели. Снова сможем радоваться своим делам!
Сегодня всем нам очень важно чувствовать локоть друг друга, идти в ногу. Только так мы сможем выжить. Ведь и латыши, и нелатыши — все хотят мирной жизни. Иначе нельзя».
«Верьте мне, люди».
С этими мыслями он и ушел в Вечность.


Часть II
Я ВЫШЛА ЗАМУЖ ЗА РОМАНТИКА
МЫСЛИ ВСЛУХ И ДНЕВНИК ПОЧТИ НА КЛОЧКАХ
Вместо пролога

— Красивы ли были Пушкин или Анна Каренина?
— Это Пушкин! Анна Каренина! И этим все сказано.
— А Маврик Вульфсон?
— Это Маврик! И этим все сказано.

***
Очень нужно, чтобы кто-то кого-то любил.
***
Незаменимых людей нет. Есть неповторимые.
***
В архиве Маврика я нашла такие записи сделанные его рукой.
«Я вырос тогда, когда люди еще верили в любовь, следовали хорошим манерам. Когда еще верили данному слову больше, чем заверенному печатью нотариуса. А слово делового человека ценилось дороже золота».
Безмерно мало нужно людям:
Вода и хлеб,
Трава и снег.
Да знать, что где-то
Тебя любит
Такой же человек.

(1999)
Я молюсь за вас! — сказал ему однажды на улице совсем незнакомый ему человек, который вел за ручку маленькую девочку.
Его уважали, ему верили, его мудростью и советами «питались» известные персоны, дипломаты, журналисты. В него влюблялись женщины.
Уметь любить — талант. Для этого нужен запас нерастраченной духовности. Счастье любить и сохранять любовь многогранному человеку дается легче — он умеет всем этим наслаждаться.
Маврик неизменно оставался обаятельным, увлекательнейшим собеседником и галантным рыцарем, будто с молодости запретил себе вести счет годам. Как вознаграждение, взял себе за правило отдавать и учиться хорошему у попутчиков по жизни.
* * *
Жизнь каждого человека извилиста и сложна. Но когда смотришь на нее с высоты своего возраста, то понимаешь, что есть в ней своя какая-то прямая линия.


Глава I ЭТО НЕ ОБЪЯСНЕНИЕ В ЛЮБВИ, А ОБЪЯСНЕНИЕ В СУДЬБЕ

Листая дневник
…По радио информация. Личный секретарь папы римского Иоанна Павла II не выполнил его последнюю волю и не уничтожил личные дневники понтифика, потому что «они представляют большую ценность для человечества». Вряд ли мои личные дневники представляют большую ценность для нашего общества.
***
Маврик несколько раз как бы подшучивал надо мной:
— Что ты записываешь в дневник? Все, что не о нашей любви, не стоит того, чтобы оставлять в памяти...
Запись в моем дневнике за 1994 год: «В связи с Днем Холокоста в русском варианте газеты «Диена» («День») опубликован мой материал с фотографиями “Позор на совести человечества”. Рассказ о мемориале памяти жертвам Холокоста во Флориде, потрясающем по художественному уровню и психологическому воздействию.
В латышской газете „Diena” в тот же день напечатан рассказ о легионерах Литвы…
Через пару дней „Diena” напечатала реплику М. Вульфсона. Ее смысл: как можно в одном номере печатать эмоциональный, взволнованный репортаж и статьи диаметрально противоположной направленности?
Написано жестко, острым пером опытного полемиста». Тогда мы еще не были знакомы лично.

...Когда ее совсем не ждешь
Все самое счастливое в жизни начинается со слова «вдруг». Апрель 1996 года. Телефонный звонок.
— Доброе утро! Звонит Маврик Вульфсон. Вы знаете такого?
— Да, слышала, — от растерянности я «улыбнулась» в трубку.
— Мы ведь не дети ждать, чтобы нас кто-то знакомил… Давайте встретимся. Сегодня. (Его дети задумали «организовать« нашу встречу.)
— Ой, только не сегодня, — от неожиданности я пыталась понять, как себя вести. — К сожалению, весь день расписан.
— Когда же?
— Трудно сейчас сказать... Пожалуйста, перезвоните через пару дней. Он позвонил через час:
        — Ну почему вы не хотите встретиться? Это ведь вас ни к чему не обязывает. Не отказывайте, пожалуйста…
Договорились — завтра в парке, напротив гостиницы «Латвия», в 13.00. К назначенному часу я опоздала минут на десять. Транспорт. Издалека, с другой стороны бульвара, вижу — он в нарядном синем пиджаке „club”, светлых брюках, как мне показалось, нервно прохаживался взад-вперед.
— Добрый день!
Он стремительно обернулся и… поцеловал меня в щеку (?!).
        — Прогуляемся вдоль сквера, не возражаете?
Дошли до канала близ американского посольства. Сели на скамейку. Беседуем…
— Мне помнится, дорогая, в основном говорила ты, почти не давая мне вставить и слово, — шутил он позднее.
Наверное, так и было. От смущения я тараторила без умолку о журналистской работе, о себе, о семье. Вдруг он посмотрел на часы и сказал:
— Спасибо, что пришли. Очень рад встрече. Но, сожалею, должен уйти — у меня урок немецкого.
        — ?!
Разошлись, и я поняла, что мы совершенно разные. Он тоже потом скажет: пришли с разных планет.
Да, мы вначале сомневались, Сближались, расходились вновь. Но этих дней я не жалею — В них наша родилась любовь.
(Маврик Вульфсон. 1999)

Бывают странные сближенья

Началом многих начал числится одиночество. Даже у самых близких, которые тебя любят, своя жизнь и свои повседневные заботы. И любят они по-своему. Пожилой человек, потеряв свою половинку, с которой прожита жизнь, даже внуки-правнуки нажиты, не может долго оставаться одиноким. Должен иметь свою пристань, место, куда возвращаться, где его ждут и где он нужен. Особенно мужчина и особенно в возрасте. С годами все труднее найти свою духовную половинку, того, с кем ты останешься в конце пути…
«После многих жизненных потерь и переживаний я чувствовал себя очень одиноким и по совету близких людей написал анонимное брачное объявление в одну из солидных газет. Пришло около 80 писем от женщин с разными судьбами и характерами… Понял, что многие разгадали мое имя. Это было как раз в пору предстоящей нашей с тобой первой встречи. Тогда, возле гостиницы, в кармане у меня лежали и несколько свежих писем. Но после нашей встречи мне не захотелось уже ни звонить, ни знакомиться ни с кем», — из записей Маврика Германовича.
…Папка с теми письмами сохранилась в архиве. Я ее еще не открывала…
***
«Типичная ошибка многих женщин: со страху или от волнения с первой секунды знакомства они начинают говорить очень много и производят впечатление агрессивных, нервных, а мужчины не любят чувствовать себя добычей или жертвой. Они предпочитают выглядеть всезнающими и сильными».
Я прочла это наставление в одном женском журнале через девять лет после той нашей первой встречи. Оказывается, я сильно рисковала напугать его своей неумеренной болтовней. К счастью, он, кажется, слушал меня вполуха.
Из его записок, которые я прочитала только теперь:
«Я знал тебя только по мимолетным встречам на собраниях журналистов, по материалам в русской «Диене», которую изредка читал. Поэтому наше первое свидание вспоминаю, как встречу с чужой женщиной. Однако на долгие годы мне в память запали и сама встреча, и скамейка где-то недалеко от Эспланады, на которую мы тогда уселись, чтобы лучше рассмотреть друг друга в тот апрельский день 1996-го.
Тогда я не промолвил почти ни слова, а просто вслушивался в твой голос, в слова, которые лились из твоих красивых уст. Мое молчание не было высокомерием. Это было элементарное мужское желание подробнее изучить твою внешность. Я любовался твоими карими глазами, пышными золотистыми волосами, высокой грудью, стройным станом и ногами…

Помню, что свое упорное молчание я завершил неожиданно для тебя: товарищески погладил тебя по голове. Ты улыбнулась, а я невольно подумал, что это рыжее золото мне бы ласкать всю оставшуюся жизнь.
Расстались мы оба задумчивые и какие-то расстроенные. Я уже знал, что ты собираешься в гости в Америку, и подумал, что эта встреча для нас обоих останется, пожалуй, лишь эпизодом. Она четко обозначила ту пропасть, которая разделяет людей разной ментальности и предупреждала, что путь к взаимопониманию был бы непростым.
…Домой пришел с противоречивыми чувствами. Однако сама встреча чем-то очаровала меня. И не только твоей яркой внешностью. Мною внезапно овладела тревога. Впервые остро ощутил, что не хочу тебя потерять…
И я снова позвонил».
Позвонил в тот же вечер.
— Когда мы могли бы встретиться?
Встретились еще раз, потом еще и еще. На концерте в зале „Аve sol” к нам подошли его дочь Ирена с мужем.
— Мы приехали за папой. Вы домой? Мы вас подвезем…
Потом были «смотрины» — «семейный» поход в кино вшестером: две внучки Маврика с друзьями и мы… Встретились на творческой встрече с рижским актером Аркадием Астровым. Сошлись во мнении, что он замечательно читает Шекспира. Потом нас пригласили на вечер памяти художника Михаила Йо в Музей театра им. Эдуарда Смильгиса…
А потом… что-то щелкнуло в нас обоих
— Мои на два дня уехали в Саунагс, на дачу. Приглашаю к себе. У меня есть еще кое-какие дела, — как бы невзначай, словно мальчишка, сказал он.
— Нет-нет... Вот справитесь с делами и приходите ко мне на чай.
И он пришел, потом еще раз.

* **
…Впервые в его доме на улице Медниеку, 4. Сделала снимки, как оказалось, положившие начало теперь огромного нашего с ним фото архива. Один из них есть в книге «Карты на стол». И подпись придумали вместе: «С любимой собакой Лейлой. Иногда полезно поговорить с теми, кто не может ответить».
«Какими разными путями…»


Письма — свидетели мира души и духа

У меня уже давно был заказан билет в гости к дочери в Америку.
— Как, ты улетаешь? Теперь, когда мы нашли друг друга! Понимаю, семья, дети… Надеюсь, скоро вернешься. Когда я бывал в командировках, через три дня, максимум — неделю тянуло домой, и я возвращался.
— В такой дальний край на три дня, неделю?! В прошлый раз в Америке я пробыла полгода, поездила, полетала по стране.
…Все же я поменяла дату и улетела на две недели позже.
Вслед через океан полетели и его письма. За месяц я получила их семь. И в каждом призыв:
«Мы так поздно встретились, у нас осталось мало времени. Мы должны быть вместе».
В одном из писем были стихи:

Какими разными путями
Я шел к тебе, а ты — ко мне,
Чтоб на последнем перекрестке
Сказать: мы вместе!
И бросить вызов миру и судьбе.
Мы поздно встретились с тобою…
Такие разные миры.
Такой неведомой тропою
Пришли друг к другу из ВЧЕРА.

Приписка сверху: «Писал два дня».
«Дорогая моя, любимая!
Безумно скучаю по тебе. Минутами кажется, что с ума схожу. Хотя много работаю и стараюсь не думать о том, что произошло. А произошло очень простое — встретились и расстались…
Я очень сдал после твоего отъезда».
«…Как умирающий от жажды, тоскующий по ласковым словам, я радуюсь каждому твоему намеку на то, что и ты, моя любимая, думаешь о нас. Твое письмо читал с таким волнением, словно оно решало мою судьбу — жить или томиться в сомнениях. Я думаю не о своих чувствах — я люблю тебя нежно, страстно и очень эгоцентрично — хочу тебя только для себя. Но понимаю, что у нас различная направленность, ментальность, понимание жизненных ценностей. Ты общительная, полная энергии — дай Бог мне от тебя всем этим заразиться. Но сумею ли?»
«…Часто чувствую себя потухшим вулканом (не в личном плане), часто взываю к Всевышнему, стараясь представить себе наше общее счастье. Отсчитываю дни до нашей встречи, и настроение улучшается с каждым вычеркнутым днем...»
«…Ты пишешь, что у тебя так было в молодости. У меня — так всегда, когда любил. А тебя люблю, может быть, последней любовью, которая дана мне трудной судьбой. А на такой долгий срок с теми, которых любил, прощался только раз — когда ушел на войну».
«…Я один. В рыбацкий поселок не собираюсь. С тобой это было бы и хорошо, и романтично… Ты пишешь: “Разлука поможет нам проверить себя, свои чувства”. Понимаешь, мне эта проверка не нужна. Мне кажется, и ты, несмотря на наши большие различия, тоже не считаешь нашу встречу случайной. Просто встретились двое совершенно разных людей и полюбили друг друга. Так ведь бывает в жизни! Это не сулит очень спокойной жизни, но и разрывом не угрожает. Если их взаимные чувства не изменятся.
Я ни на минуту не сомневаюсь в себе — разлука (жестокая!) ударила, конечно, по мне, но отнюдь не изменила мои чувства».
«…Сижу один в своей комнате, и минутами мне кажется, что теряю рассудок. Наверное, я чересчур сильно сориентировался на тебя, отвергая всех, кто хотел ко мне приблизиться».
«…Часто думаю о том, что в моем возрасте и душевном состоянии такая разлука — тяжелая болезнь. Речь идет не о верности, а о том, как я доживу. Я не ищу ни развлечений, ни других людей. Все время в мыслях с тобою. Смотрю в тоске на телефон и вспоминаю, как часто из него звучало: “Это я”. А теперь все на бумаге».
«…Сегодня получил твое письмо из Лос-Анджелеса. После твоего отъезда прошел чуть ли не месяц. Такой для меня трудный. Живу я странно. Встаю и думаю: скорее бы дождаться вечера. В Торе сказано, что такими становятся несчастные люди. Наверное это так… Нагружаю себя разными делами. Однако доминанта — подавленность — остается. …Ты не поверишь мне, но пока пишу, сердце у меня то дрожит, то замирает».
«…Был полтора дня с Юрой (сыном. — Э. Б.) и его семьей на Колке. Но без тебя это показалось мне странным… Кроме того, там похоронено много прошлого — печального».
«…Легко тебе из далекого Сан-Франциско, Сан-Диего советовать: “Садись за книгу!” А можешь себе представить, какой будет книга, которая родится в такие часы и дни? Я просто не решаюсь. Чтобы не потерпеть еще одно кораблекрушение. При чем тут мужество?
Первую книгу — английскую я написал после смерти Сони (первой жены, с которой счастливо было прожито более полувека. — Э. Б.). И получилась она угрюмой и мазохистской. Теперь, в полном одиночестве, вряд ли способен перешагнуть через себя — писать раскованно и с юмором, как это понравилось бы издателю, читателям. Нужно равновесие, а оно основательно нарушено».
«…Иногда ты мне снишься, а просыпаюсь, и на душе кошки скребут. Наверное, заслужил. Я тебя безумно полюбил и от этого страдаю.
Завтра напишу еще.
Целую твои глаза, руки, губы…
М.
P. S. Неужели ждать еще месяц? Здесь открытое море… С закатами…»
***
«…На полтора дня уеду в деревню с Дитой и Айваром (внучкой и ее мужем. — Э. Б.). Буду опять косить и продолжу обустраивать твою комнату. …С Ирочкой обсуждали, как сделать лучше. Хотя, зная тебя, сомневаюсь, что найдешь здесь покой... Ведь, как вернешься, сразу захочешь написать обо всем интересном, что видела, пережила. Закрутишься в звонках, статьях. Я просто завидую тебе! И это не шутка, не сарказм — сумею ли так энергично шагать с тобой в ногу?
Не представляю тебя в сельской тишине — да еще и без компьютера! Когда только лес да море.
Очень хочу, чтобы ты здесь отдохнула, купалась».
***
«…Конечно, я надеюсь, что твои чудесные качества: живость, неиссякаемое профессиональное любопытство, стремление всегда быть в центре событий, упорство и большая работоспособность расшевелят меня, и «из искры разгорится пламя» не только личных эмоций (их у меня хватает!). Оживится интерес к жизни и очень захочется еще раз построить общую для нас основу для нового жизнетворения. Но эта длительная разлука, поверь мне, не самое подходящее для осуществления моего желания. Знаю, все это звучит странно, но я думаю, что ты так и не поняла, в каком состоянии я был, когда начались наши встречи. И тебе нелегко отвечать на мои печальные письма. Но именно они отражают не мимолетное умиление, а мое постоянное состояние.
Не удивляйся, что пишу коротко. Потому что мне трудно по-русски излагать свои мысли. Все кажется банальным… Моя цель не жаловаться, а объяснить, чтобы ты меня поняла».
***
«…Не беспокойся, я не зазнаюсь от того, что моя любимая пишет мне нежные письма, оставаясь за океаном. Слова зачастую — опиум. Пока ты их читаешь, сердце от радости трепещет, а потом — жестокая реакция. Неописуемое, но реальное одиночество…»
***
«…После твоего телефонного звонка очень обрадовался и одновременно смутился. Мне вдруг показалось, что твое согласие вернуться раньше ты приняла под моим нажимом. И хотя я бесконечно рад, ужасно боюсь, смогу ли чем-то возместить то, от чего ты отказываешься. В этот самый трудный период моей жизни я действительно страшно тосковал и в телефонных разговорах всегда был удрученным. Просто не умею скрывать свои чувства. Это не мужественно, но, очевидно, я не справляюсь. Даже в общении с посторонними грызет тоска по тебе, и они замечают, что мои мысли далеко.
...Когда пишу — волнуюсь. Кажется ты рядом, а затем… тебя нет».
***
«…Нервы потрепаны, а ты заняла в моей жизни место единственного человека, который, может быть, сумеет вдохновить меня на второе дыхание.
Вот какой я эгоист! Очень надеюсь, что простишь мне сокращение своего визита в Америку…»
«…Я очень благодарен твоей Ларисе (моей дочери. — Э. Б.) за то, что она тебя поняла. Надеюсь в следующий раз навестить ее вместе. Мои дети к моей привязанности относятся положительно, но и настороженно. Они не одобряют мою «позднюю страсть», считая, что такое может разрушить меня».
Из письма в канун встречи:
«…Меня все время мучает мысль о том, что я как бы шантажировал тебя, умоляя сократить срок расставания, что ты от многого отказалась, чего я не смогу тебе заменить. Потому что чего-то другого, кроме любви и нежности, я тебе дать не могу. А достаточно ли этого? В разлуке — да, чтобы чувства тлели. А в твоей бурной, почти ежедневной схватке с твоим призванием и твоим умением из малого сделать читаемое, значительное и интересное?
Если мне удастся быть тебе нужным, а не пятым колесом у телеги, это для меня станет вторым дыханием…
Меня опять хотят втянуть в политику. Однако я изворачиваюсь.
Жду новой весточки от тебя. Когда открываю конверт, хочется плакать.
Верю и очень надеюсь, что с твоей помощью, твоей энергией я восстану, поднимусь еще раз… Очень надеюсь, что не сразу ты сядешь за работу, хотя понимаю, что свежие впечатления и воспоминания надо сразу запустить в компьютер. Я и в свой тоже вставил русский шрифт — сумеешь работать у меня. Сам же предпочитаю писать по старинке, от руки.
Ты спрашиваешь, что я делаю, чем занимаюсь? В июле стартуют девочки (внучки. — Э. Б.). Одна — в университет, другая — в художественную школу. Всюду большой конкурс. Занимался с Сабиной — сегодня успешно сдала послед-ний вступительный экзаменам в университет… Два раза в неделю даю уроки немецкого… Завтра защита у Диты (в Латвийской академии художеств. — Э. Б.). В стране ничего не меняется…
Все рядом и далеко. Все мысли все время с тобой.
Жду не дождусь… Обнимаю, нежно целую. М.»
***
«...Не веди счет письмам и количеству знаков. Каждый по-своему выражает свои чувства и мысли. А когда будем вместе, у нас будет общий счет и, надеюсь, общие интересы…
Люблю, тебя, моя хорошая. Целую все, что мне дорого. М.»
Домой, к судьбе!
Очень скоро я объявила:
— Улетаю домой, к своей судьбе!
— Что-нибудь случилось? — забеспокоились дети, внук.
— Да, случилось! Но это так просто не объяснить. Лучше прочту вам одно из писем. — Поймете сами. И прочла. Взволновало и их.
— Понимаете, это не объяснение в любви, а объяснение в судьбе.
— Дайте списать слова! — пошутил зять.



Глава II
ДОКТОР, БУДЬТЕ ЗДОРОВЫ,
ВЫ НАМ ОЧЕНЬ НУЖНЫ!

Два счастья, два прощания
Счастье, если у тебя есть, кому рассказывать сны. Значит, ты не одинок. И я за долгие годы привыкла, что рядом всегда есть тот, кто утром скажет: «Какая ты красивая, лучшая на свете».
***
Мне в жизни посчастливилось дважды.
Первое мое счастье длилось 32 года. Мы поженились, когда он еще был просто Сашей, студентом четвертого курса медицинского института (тогда медиков учили шесть лет), а я уже год, как трудилась «литературным сотрудником — диктором радио с месячным окладом 74 рубля» в редакции газеты «Вэфовец», на флагмане латвийской индустрии.

…Высокий, статный, обаятельный, всегда приветливый, доброжелательный. В него были влюблены почти все студентки, а он влюбился в меня, ну а я — в него. Была я тогда ярко-рыжеволосая, со множеством веснушек, с которыми пыталась бороться. А Саша уверял, что они меня украшают и это мои изюминки.
С годами он стал известен как один из ведущих в Латвии «полостных» хирургов, ас в области брюшной хирургии. Доктор Александр Цалевич Брамник — это имя было на слуху, его неизменно произносили с большим почтением и пиететом.

Мы прожили очень красивую, интересную жизнь, до краев наполненную любовью и счастьем, радостью и борьбой с житейскими трудностями, печалями, но неизменно во взаимопонимании и взаимоуважении.
Элея, Мейтене — начало начал
Кем стать? Такой проблемы не было — только медиком и только хирургом.
Хирургическую практику доктор Брамник по окончании института в 1954-м начинал в Элейской районной больнице Елгавского района, станция Мейтене, где и сегодня люди добрым словом вспоминают своего спасителя, своего депутата в местной власти. Благодаря депутатству доктор Брамник тогда впервые в районе создал неотложную оперативную хирургию, провел здесь первые сотни операций, случалось, спасал жизни на шоссе, на хуторах и в округе.
Жильем в Элее все пять лет служил маленький однокомнатный домик, при строительстве предназначавшийся для морга.

Одним воздухом с легендой
Молодого и горячего врача уважали коллеги и вскоре выдвинули в руководство здравотдела всего Елгавского района. А для хирурга в городской больнице Елгавы «очень знаковым было то, что я еще успел застать и “подышать одним воздухом” с легендой медицины Латвии Теодором Иохановичем Лацисом, среди коллег просто Федором Ивановичем. Все мы поклонялись его богатейшему опыту еще с довоенных времен» .

Замечательно, что сегодня и потомки той легенды знамениты: его сын Арис Лацис руководит одной из клиник, профессор; внук Теодора Иохановича — Айгарс Лацис — известный детский хирург.
Затем пришли годы практики и опыта в 3-й Рижской городской больнице, ныне «Бикур-Холим». В ее традициях и по сей день хороший уход, доброе сердце и девиз «Медик — всегда друг больного».
Следующей ступенью было почетное назначение руководить крупным, на 60 коек, отделением во 2-й тогда Рижской городской больнице на улице Гимнастикас, где прошли еще 12 лет, тоже рядом с крупными медиками, где кафедрой повышения квалификации хирургов медицинского института руководили высококвалифицированные хирурги — доценты Михаил Дубинский, Беньямин Ланда, позднее — профессор Вилис Пурмалис. Бок о бок служили хирурги Лео Шуберт, профессор Паул Муцениекс, анестезиолог, шеф реанимации Айя Приедниеце. Терапию возглавляли отличные специалисты Скайдрите Валдовска и Вия Крейцберга. Обе они не раз спасали жизнь и доктора Брамника.

…На одном этаже, буквально через стеклянные двери, было отделение урологии. Заведующий Георгий Столыгво, выпускник Ленинградской военно-медицинской академии, и врач Татьяна Шехтер гордились тем, что «прошли профессиональную «шлифовку» у мэтра с мировым именем доцента Виктора Вениаминовича Гольдберга.
Гимн медикам!
С почтением и нижайшим поклоном

Наставь юношу при начале пути его: он не уклонится от него, когда и состарится. Доброе имя лучше большого богатства, и добрая слава лучше серебра и золота.
Притчи Соломона. 22:6, 1.

По воспоминаниям Александра Брамника
 В Рижском мединституте в послевоенные годы смену готовили замечательные медики. Этому поколению студентов очень повезло: сам профессор Паул Страдынь, уникальная личность, звезда, вершина медицины того времени — блестящий хирург, организатор, историк медицины — своим примером научил их, как должно служить Медицине, быть Врачом. И не только лекциями и опытом у операционного стола. Общение с таким Учителем невозможно переоценить.

Курс по общей анатомии начиная с первого курса блестяще читал завкафедрой профессор Василий Алексеевич Калберг, ленинградский эстонец; второкурсникам — гистологию (микроанатомию) — профессор Константин Сергеевич Богоявленский. Практическими навыками будущие хирурги обязаны профессору Алексею Федоровичу Лиепукалнсу, заведующему кафедрой госпитальной хирургии, с пятого курса — доценту Льву Кноху, хирургу Генриху Шнейдеру; знаниями по биохимии, биологии, терапии — академику Александру Шмидту, профессору Урсуле Яновне Крумине и Кри-стапу Кристаповичу Рудзитису. Студенты всего института буквально сбегались на остроумные лекции по фармакологии профессора Макса Беленького.
Было много и других имен.

«Больного нужно еще и выходить.
Научиться сочувствовать его боли»

…О практическом хирурге 1-й Рижской горбольницы Янисе Екабовиче Егерманисе, не имевшем никаких высоких наград и научных званий, до сих пор ходят легенды. Десятилетиями каждое утро в любую погоду и в любой праздник он приходил в больницу. Хотя жил он неподалеку, чтобы укоротить ему путь к больным, как для профессора Страдыня в Республиканской больнице, для него открыли специальную калитку.
«Даже успешно проведенная операция — это еще не все. Нужно еще выходить послеоперационного больного. Пока не научишься сочувствовать больному, его боли, не станешь врачом, даже если уже проводишь большие и сложные операции, — учил доктор Егерманис. Молодые хирурги боготворили его и, как говорил поэт, делали жизнь с него.
И доктор Брамник не пропускал дня, чтобы не побывать в отделении — проверить, как выполняются назначения, состояние всех «новеньких», поступивших в его отделение, а часто и для того, «чтобы просто по глазам понять состояние послеоперационного больного. Не пропустить!». Так было и в выходные, и в праздники. И тогда мы, все его домашние, не уезжали никуда, пока он хотя бы ненадолго не заглянет к больным. Ждали.
Ночной звонок:
— Доктор, сложный случай…
И уже через несколько минут машина мчала его в больницу — шоферы «скорой» хорошо знали домашний адрес доктора Брамника.
Печальная статистика
1968 год. Хирургу 39 лет. После очередного ночного дежурства — инфаркт. Первый. Через три года — второй. Еще через три — третий. Свои рубцы на сердце оставили удары и в 1974-м, 1978-м, 1980-м, 1982-м. В 1983 году инфаркт дважды — весной и зимой. Восьмой и девятый.
— Не может быть?! Такого не бывает!
— Случается. Подтверждено документами из истории болезни.
«С очень глубоким прискорбием извещаем об уходе из жизни самого дорогого нам человека — доктора Александра Брамника. Прощание — 24 января», — извещала газета «Ригас балсс» в 1984 году.
…Хоронили мы его в день 32-й годовщины нашей свадьбы. На рижском кладбище в Шмерли снежная белизна словно померкла — ее заслонили собой люди, великое множество людей… На сильном морозе в руках замерзали цветы… Казалось, проститься со своим доктором пришли все, кто был обязан ему жизнью, здоровьем близких.
«Скальпель — для меня просто смычок»
Тридцатилетие профессиональной деятельности хирурга Александра Брамника отмечали бы только осенью 1984-го, а он ушел в январе, не дожив и до своего 55-летия.
Он никогда не вел счет своим пациентам. Статистика появилась уже после его ухода — по документам, отчетам хирурга высшей категории, заведующего отделением; специалиста, консультанта больниц «Гайльэзерс», 4-й городской — Красного Креста, инфекционной…
Оказалось, что через его руки и сердце прошли почти 15 тысяч судеб. А скольких из них блестящий хирург вытащил практически уже из небытия!
Когда в помещение на улице Гимнастикас перевели кафедру повышения квалификации хирургов мединститута, больница по существу стала клиникой. В те годы классные сегодня хирурги стремились побывать на операциях Брамника, чтобы не по рассказам коллег, а своими глазами увидеть, как он красиво оперирует, как работают его от природы хирургические руки. И благодарили за опыт.


«Если потребуется операция мне, доверюсь только доктору Брамнику. Золотой скальпель! Хирург от Бога!» — оценка коллег.
Таким он и чувствовал себя в операционной — смелым, уверенным, таким, который может и должен помочь, спасти.

— Скальпель ведь для меня — просто смычок.

Привычный, как для скрипача или виолончелиста, и во время операций у меня ничего не болит, — как бы оправдывался он в ответ на все уговоры «отойти» от операционного стола или хотя бы не брать платных ночных дежурств.
— Ты же понимаешь, что для хирурга каждая операция — новый случай и опыт. Еще один урок. Да и лишняя десятка не помешает. За будущее наших детей я буду спокоен, когда у нас в запасе будут две тысячи рублей...
Труд медиков и тогда ценился «уж слишком» — ставки были мизерные, плюс обязательные три-четыре круглосуточных дежурства в месяц за туже ставку, без дополнительной оплаты, без отдыха и отгулов: наутро и после дежурства в 8.00 — новый рабочий день. Час труда даже оперирующего высококвалифицированного хирурга оценивался… в 75 копеек, а платное дежурство — в 10 рублей.
Как-то мы с ним подсчитали, что только содержание «наших прекрасных нянь» для детей обошлось в стоимость автомашины «Волга», о которой не могли и мечтать. Впрочем, как и об отдельной квартире — жили с моими родителями и няней все в трех комнатах.
— После отъезда соседа нашей семье приобщили его жилплощадь. И теперь не можем привыкнуть к простору, — «пожаловался» в больнице Александр Цалевич руководителю кафедры.
— Ты просто не знаешь, в каких условиях должен жить хирург твоего уровня, — «объяснил» ему поездивший по свету профессор Пурмалис.
Интеллигент от рождения, благородный, деликатный, Александр Брамник с горячностью, близко к сердцу принимал любую чужую боль, любил и жалел больных. И все это было взаимно. Однажды, после очередного сердечного приступа, в отделение к его постели пришла пожилая женщина с кастрюлькой, по-деревенски бережно укутанной в теплый платок.
— Не узнаете? Несколько лет назад вы меня оперировали. Поступила в больницу в тяжелейшем состоянии. Если бы не вы!.. Узнала, что больны, и испекла пирожков с капустой. Знаю, что любите. Больные ведь все знают о своих докторах… Отведайте на здоровье хоть один еще тепленьким.

— Доктор, будьте здоровы, вы нам очень нужны! Нужны ваши золотые руки и сердце, — писали и говорили ему.

Зачастую человек после инфаркта теряется, «затухает», бросает работу. Таких можно узнать по глазам. В них напряженность, страх, потухший взгляд. Уже первый инфаркт должен был бы испугать и его, заставить «отойти», сменить профиль. Не раз ему предлагали поменять скальпель на «спокойную» работу.
Главного врача больницы Алексея Сергеевича Щербакова назначили руководителем курортного управления Латвии:
— Переходи главврачом любого санатория в Юрмале! Больше гарантий, что останешься в живых, — предложил он.
— Иди ко мне в научно-исследовательский институт труда. Сделаешь диссертацию...

— Чем экспериментировать на лягушках, лучше умереть у операционного стола и спасать людей! На сколько меня хватит...

И остался на своем посту — посту хирурга. А вскоре начали уходить коллеги — век хирурга недолог. Как оказалось, и научных работников тоже.
— Видишь, значит правильно, что не ушел в науку, — с печалью за друга заметил он тогда.

Он знал, от чего может погибнуть — слабинка в сердце. «Но только бы не сейчас! Рано. Это будет дезертирством», — как бы пошучивал Александр Цалевич. И юмор зрелого медика-практика: «Вот будет шуму, когда меня, такого крупного, большого, будут выносить!..»
Нужно быть очень мужественным, смелым человеком, чтобы после каждого инфаркта снова и снова вставать к операционному столу, где хирург с каждой операцией оставляет кусочек своего сердца. Он не сдавался. Оценить и понять такое могут только сердечники, те, кто пережил инфаркт.
Это можно назвать героизмом, подвижничеством. Как и труд многих медиков. Каждый из них делает свой шаг во имя Жизни. К такой судьбе тропинки нет. Такой путь только от сердца, доброй души.
Спасибо за внука
Для счастья ему нужны были только работа и семья.
У нас двое детей. Мечтали, что и они станут врачами, но не случилось. Геннадий после окончания Рижского политехнического института, прошел хорошую многолетнюю школу инженера-инструментальщика на «ВЭФе». Лариса, совмещая учебу с работой, к получению диплома химика Латвийского университета, тоже уже имела почти 10-летний стаж. Естественно, также на родном «ВЭФе». Родном, потому вместе с моим, стаж Брамников на «ВЭФе» — более полувека.
…С Александром Цалевичем мы дождались и первого продолжателя рода, точнее, продолжательницу. В семье Геннадия родилась Анечка — наша золотая внучка. Появилась на свет за месяцы до смерти деда, уже влюбившегося в малютку. Сегодня Анна специалист с дипломом канадского университета, топ-менеджер в солидной фирме.
Коллеги, с которыми прошел годы, остались друзьями нашей семьи и после ухода доктора Брамника в мир иной.
— О чем речь! Дочь нашего Саши — как родная дочь! — ответил уже профессор, руководитель кафедры гинекологии и акушерства Эрик Мелкс на мою просьбу консультировать беременную дочь. Именно его вниманием и заботой, а также его ученицы доктора Хартмане, тогда главврача Рижского родильного дома на улице Миера, мы обязаны благополучным рождением нашего внука.
Александр, Сашенька, Алекс родился у нашей дочери Ларисы. Его имя в память о деде. И для внука доктора Брамника «свет в окошке» — только медицина. Упорный и трудолюбивый, к окончанию колледжа он получил и сертификат младшего «лейб-медика» при пожарной службе Америки, что дает право бесплатно помогать людям в экстремальных ситуациях. Хороший выбор. «Боевые крещения» получает на вызовах по телефонному «бипу» и дежурствах в свободное от учебы время. За год на счету каждого члена команды «экс-трима» должно быть не менее 30 процентов от всех вызовов. В 2006-м у Алекса набралось 40. А год назад за свой счет в бригаде медиков-добровольцев с благотворительной миссией помощи местному населению он побывал в Гондурасе.

Память

Память о себе — главное, что оставляет человек на земле.
С того морозного дня прощания с нашим любимым прошло 23 года. И сегодня, когда приходим к нему, у памятника свежие цветы, недогоревшие свечи. И нам, его близким, до сих пор светят лучи его имени.
 
2004 год. В Торонто бывшие рижане создали медицинскую школу-колледж, и пришло очень трогательное сообщение, что первому лучшему выпускнику торжественно вручили «Почетный сертификат имени доктора Александра Брамника». Послала в Канаду благодарность за память. Вскоре пришел ответ:
«Для нас большая честь аттестовать лучших наших медиков именем рижанина   д-ра Александра Брамника. Здесь тоже живут его земляки, семьи его бывших пациентов, благодарные ему за спасение».

След светлого человека врача Александра Брамника остался и на стендах музея больницы «Гайльэзерс».
2007 год. Анатолий Федорович Блюгер, академик Латвийской академии наук, член Нью-Йоркской академии, заслуженный профессор, почтенный, всеми уважаемый ученый и врач, любезно согласился проконсультировать и помочь мне во время работы над главой о докторе Брамнике, за что я ему низко кланяюсь.
«Тот самый хлебосольный хозяин»
Из воспоминаний академика А. Ф. Блюгера:
«В послевоенные особенно и еще в конце 50-х годов в Латвии, как и повсюду, частыми были вспышки различных кишечных заболеваний — дизентерии, пищевых отравлений, и мне, инфекционисту, поручалось консультировать в медицинских центрах Латвии.
Осенью 1956-го довелось побывать и в Элее, где неделю я был гостем доктора Брамника в том самом крохотном однокомнатном больничном домике-“морге” возле шоссе. Наблюдал молодого специалиста в работе, на операциях, в коллективе.
Мы много беседовали, обсуждали «острые углы», дискутировали. Обаятельный, интеллигентный, хорошо образованный молодой врач произвел на меня впечатление человека исключительно тонкого деликатного, душевного и очень преданного своей миссии медика.
После командировки свои выводы и впечатления я доложил на пятиминутке в инфекционной больнице. На докладе председательствовал великолепный клиницист — залуженный врач Латвии Самуил Давидович Чарный.
В 60-х годах, когда доктора Брамника уже перевели в Ригу, знакомство в Элее переросло в многолетнее личное сотрудничество и взаимопомощь больниц. Однажды, когда доктора Брамника пригласили на очередную консультацию к нашему пациенту, с ним познакомился лично и доктор Чарный. Довольный впечатлением, он мне напомнил: «Это тот самый хлебосольный хозяин во время вашей ссылки в Элею».
Став доцентом, затем проректором и уже заведующим кафедрой медицинского института, я имел возможность составить более глубокое собственное мнение о докторе Брамнике — хирурге. О своем видении я рассказал в своих мемуарах, а также в статье в “Медицинской газете”.

Доктор Брамник был Врач с большой буквы. Очень достойный человек».
«Только его одного». Кто же, если не я, брат пациенту, больному моему?
Вспоминает Скайдрите Валдовска, известный терапевт, заслуженный врач Латвии, на протяжении трех десятилетий лет заведовавшая терапевтическим отделением 2-й Рижской городской больницы:
«Когда кафедру повышения квалификации врачей-хирургов мединститута из нашей, 2-й больницы перевели в 4-ю городскую больницу Красного Креста, единственного врача, которого руководитель кафедры профессор Пурмалис выбрал и взял с собой, был доктор Брамник. И в следующий раз, когда кафедру перевели во вновь построенный комплекс “Гайльэзерс”, он снова взял с собой доктора Брамника. Только его одного, подчеркивая — “как надежного специалиста-хирурга и хорошего коллегу, которого уважаю, и доверяю ему, как самому себе”.

Александр Брамник — это очень ответственный и порой даже чересчур эмоциональный врач — не мог не гореть на своем посту. Иначе он просто не мог. А такие — и не только хирурги, к сожалению, быстро сгорают».
Почти полвека спустя. «Вашему отцу я обязана своей жизнью!»
Наш с Сашей сын Геннадий Брамник написал мне:
«Очень рад, что для папы и для нас нашлось достойное место в твоей книге. Спасибо! Не смею комментировать содержание и тем более упомянутые имена — ты лучше знаешь.

Хочу напомнить случай, который меня и всех нас очень тронул четыре года назад — я тогда рассказывал о нем. Став взрослее и почти достигнув возраста, когда папы не стало, понимаю, что и такой маленький эпизод может стать эпиграфом для большого повествования о жизни нашей семьи.
2003 год. …Почти полвека спустя после работы папы в Элее. По дороге из Литвы на границе в мейтенской таможне ее сотрудник попросил меня подвезти до Платоне работницу этой службы после смены.
— Знаю и Платоне, где замечательные яблоневые сады. В раннем детстве жил в этих краях. Тогда в Элее, в больнице, работал мой отец, доктор Брамник...
— Какая встреча! Ведь вашему отцу я обязана своим появлением на свет, по существу — своей жизнью! Мама мне рассказывала, что у нее были сложные роды. На помощь вызвали доктора Брамника, и все закончилось благополучно. “Нам с тобой тогда просто очень повезло!” — это от мамы я слышала не раз, — с волнением рассказала моя попутчица…
Нам обоим стало теплее и радостнее на душе.
Жаль, что от неожиданности не узнал ее имени».

Листая дневник
…После моего дорогого Саши думала, что только один лишь раз в душе сады цветут. Невозможно было даже смотреть на других мужчин... Дети-внуки, основная работа, сотрудничество в газетах, на радио, телевидении... На зарплату, гонорары и пенсию, как сумели, все вместе воплощали давным-давно, еще в 70-х годах возникшую, но так и не осуществленную мечту Саши — иметь какой-то зеленый семейный оазис, место, где бы и после нас там собирались семьями внуки-правнуки, сохраняя семейные традиции и родство душ. Сегодня это наша фамильная «Гауя».
...Словом, не заметила, что уже 12 лет одна. И вдруг тот утренний телефонный звонок и такой удивительный Маврик!
— Вы очень счастливая и богатая женщина. В вашей жизни были такие великие мужчины! Я знала их обоих! — такое теперь слышу от многих. Среди них известные онколог Элита Шаповалова-Плисецкая, гастроэнтеролог Скайдрите Межецка, врачи Алла Никитенко и Велта Залите, сотрудница Рижской городской думы Иогита Струнце, мои самые близкие подруги со студенческих лет Клавдия Медведева, Татьяна Тец.

Слово и внукам

«Эмма! Моя милая, когда читал твоего «Доктора Брамника», хотелось плакать.
Счастлив, что теперь многие будут знать, каким был мой дедушка Саша.
Люблю, Алекс».
«Эмма, дорогая, просто нет слов. Прочитала прекрасный документ и расстроилась. Если бы можно было хотя бы на денек вернуться в прошлое и увидеть, как вы жили, как радовались друг другу. Надеюсь, когда-то и мне повезет хотя бы на половинку твоего счастья.
Целую, твоя внучка Аня, хранящая воспоминания о вчерашнем и с мечтами о будущем.
P. S. По твоему совету начала вести дневник».

Глава III ВСТРЕЧА
«Если воспоминания записать, то получатся мемуары. А если записать все то, что мы говорим друг другу каждый день, — это роман о счастье.
На свете так много пожилых людей, оставшихся в одиночестве. Если тебе удалось встретить человека, с которым тебе хорошо, — это судьба» (из вечерних разговоров с Мавриком).
1996 год. Лето. Рейс Нью-Йорк —Рига. Встреча в аэропорту. С того дня мы всегда были вместе. Но его еще долго му-чил вопрос, который он все не решался задать: не слишком ли я молода для него? Но по мере взаимного узнавания и сопоставления фактов и дат моей биографии, он успокоился: «Все хорошо, я счастлив!»
8 июля. На наших стареньких «жигулях» путешествовали по маршруту Рига—Саунагс в летнюю семейную «резиденцию» Вульфсон-Андерсонс, теперь семьи Ирены и Мариса. Машину вел Маврик. На обратном пути возле Приедайне его подвело зрение — едва не наехали на людей, стоявших на автобусной остановке. Тревожный звоночек! Сказал:
— Все. За руль мне больше нельзя. Трудно к этому привыкнуть. Ведь я почти сорок лет за рулем, исколесил пол-Европы, — еще долго переживал он.
Теперь, когда его приглашают на официальную встречу куда-то за город, он сообщает:
— К сожалению, самостоятельно прибыть не смогу, я без своего транспорта. Они очень удивляются — уверены, что «наверху», в правительстве, давно уж позаботились обо мне и приписали к моим услугам «мерседес» со сменой шоферов, — пошутил он однажды, положив телефонную трубку.

Листая дневник
1997 год. Июнь. Приходил Улдис Нориетис, исполнительный директор и редактор издательства “Liesma”, принес аванс — 155 латов и 15 сантимов за книгу Маврика “K;rtis uz galda. XX gadsimta gr;ks;dze” («Карты на стол». Серия «Исповедь ХХ ве-ка»). «Остальной расчет — позднее».
«Позднее», конечно, ничего уже на было — по всей стране начался финансовый обвал. Ладно уж! Маврик сам не раз говорил, что не в гонораре едином смысл его работы: «Я очень рад, что книга вышла!» И следующую книгу решил отдать в руки редактора Аллы Эвальдовны Скоровой. Она и начала работать над «Картами» на русском.
На Гаую, в наш «вишневый сад»!
И наш семейный летний «шалаш» на одном из самых высоких пригорков Гауи почти десять лет был для нас землей обетованной.
«У каждого человека есть свой “вишневый сад”, который дорог, который вспоминаешь, и эти воспоминания греют душу до конца жизни», — как-то справедливо заметил знаменитый литовский режиссер Э. Некрошюс.
Дача Брамников на Гауе и стала нашим с Мавриком «вишневым садом», где всегда были творчество и бьющая ключом интересная жизнь. Хотя сам сад вишнями не отличался.
17 июля. Впервые едем ко мне на дачу, на Гаую. «С вещами» на отдых нас доставила Дита, внучка Маврика. Но Маврику Германовичу пришлось сразу же взяться за перо. В печати очередная клеветническая статья. На этот раз в “R;gas Laiks” («Рижское время») под названием «Звезды Маврика Вульфсона» с гадкими намеками, антисемитским душком, оскорблениями по поводу его политической деятельности и боевых наград. Промолчать невозможно. На ответ «Зовите меня просто Евой» потрачено несколько дней и еще очень-очень много нервов.
27 июля. День рождения Сони (первой жены Маврика). Были у нее на Лесном кладбище.
Мастеровой
Поздновато (не в срок посеяли) в саду на Гауе начал зацветать душистый горошек. Но особенно активно разрасталась трава. Маврик, прирожденный боец, также активно начал с ней воевать. Ему даже удалось отремонтировать старую газонокосилку!
— Сколько помню, папа всегда что-то подкрутит, что-то подложит, проволочкой свяжет — и заработал механизм! — узнав об этой трудовой победе, заметила дочь Ирена. Сам же Маврик Германович свои успехи объяснял тем, что в юности по нескольку месяцев трудился подмастерьем в часовой мастерской на Рижском взморье, в Булдури:
— Все-таки кое-чему я там научился. И мы волшебную косим трын-траву, — напевал он, с азартом толкая перед собой громоздкий грохочущий агрегат. И, чтобы облегчить труд травосека — не перетаскивать тяжелую старую электрокосилку, мой сын Геннадий подарил ему легкую, современную полукилограммовую ручную косилку со шнурком для старта “Trimmer”.

23 июля. Но безмятежного отдыха не получается. Маврик вспомнил, что в Риге остались папки с машинописными черновиками когда-то задуманных мемуаров. Они на английском. Надо бы с этим что-то делать. Но чтобы начать готовить материал к изданию, нужны редактор, переводчики на латышский, русский, художник-график...
Оба, честно говоря, понятия не имеем, с чего начинать, где найти ту «тумбочку», в которой на все это деньги лежат.
— На латышский переведу сам, — решил Маврик.
И к вечеру из Риги прибыли несколько увесистых папок. (Дита не заставила деда ждать — золото, а не внучка!) И он засел за работу. Через год с лишним методом проб и ошибок — творческих и организационных появилось латышское издание книги «Карты на стол».
Помнится, Маврик все-таки написал письмо бухгалтеру издательства „Liesma” с просьбой представить калькуляцию издания. Ответ был печальный: «Прогорели! Закрываемся». А с погорельцев какой спрос?
«Вы мне верите, Маврик?»
Презентация в Интернете

Осенью 1997-го в Интернете под таким заголовком появился материал о выходе в свет и презентации книги мемуаров М. Вульфсона «Карты на стол». На экранах и фотоснимок: Маврик Вульфсон беседует с Михаилом Горбачевым, который в дискуссиях на тему «ненасильственного присоединении Прибалтиики к СССР» не раз «убеждал» вопросом: «Вы мне верите, Маврик?»
Презентацию в Интернет-центре, расположившемся тогда в отеле „R;dzene” очень оперативно организовал журналист, как теперь говорят, менеджер и способный пиарщик Кристиан Розенвалдс. Пресса шумит — тогда мемуары известных политиков, тем более в Интернете, были еще в новинку.
Вскоре в Большом актовом зале Латвийской академии художеств прошла вторая и очень многолюдная по оценке автора, «настоящая презентация», потому что «книга уже из типографии, на бумаге — видимая и ощутимая». «Карты на стол» — бестселлер раскупили очень быстро. Автор не ожидал такого успеха, был счастлив и на радость многочисленным друзьям так щедро раздаривал своего первенца, что даже в семейном архиве на сегодня остался всего лишь один-единственный его экземпляр. И разве могло иметь какое-то значение то, что и гонорарто оказался пустячным.
А к тому, что гонорар мизерный или его нет вообще, автор привык очень скоро. Забегая вперед, отмечу, что и в издательстве „Jumavа” не заплатили ему за английский вариант «Карт»: «Это же перевод! Не полагается!»
Страна уже начала привыкать к крахам, нечистоплотностям и развалам несолидных фирм.
— Да разве в гонораре дело! Главное, что у нас интересное дело и мы вместе, — уточнял Маврик.
Он долго не объявлял как назовет английскую версию «Карт» — чтобы не передумали издавать. И только перед самой сдачей в печать отредактированной и утвержденной рукописи, Маврик спокойно объявил редактору, что книга будет называться так: “Nationality Latvian? No, Jewish.” («Национальность латыш? Нет, еврей»). Он предвидел «трудности» и смущение издателей. Но вслух никто не возразил, а просто… печатание отложили сначала на несколько месяцев, а потом еще на полгода. Причины находились. Но когда, в конце концов, пришлось напечатать, много шума не делали. И особой рекламы — тоже. Автору выдали пять экземпляров книги, а после публикации интервью с большой группой известных писателей и поэтов в газете “Vakara Zi;as” по поводу гонораров издательства — еще пять или десять экземпляров. Вскоре из-за границы звонили и писали знакомые дипломаты и друзья Маврика: «Где купить твою книгу?»
…Позднее, после выхода русского издания, в котором по настоянию издательства не было острой части — дискуссий о евреях, Холокосте и антисемитизме, как в английской версии, на складе издательства оказались только остатки тиража на русском. Их я выкупила к 85-летию Маврика Гремано-вича, чтобы раздарить всем гостям торжества.
“Baltic Fates”, холодильник «Москва» и англичане на Гауе
…Так получалось, что каждым летом именно на Гауе у Маврика Германовича начинался какой-то новый этап творчества. К примеру, в первые «наши» три-четыре года шла работа над рукописью книги «Карты на стол», хлопоты по ее изданию сперва на латышском, потом на английском и русском языках.
Летом 2000-го началась работа над серией материалов «Балтийские судьбы». И получилось это как-то почти случайно. Чем займемся теперь? И, собираясь тогда на дачу, Маврик захватил с собой объемистую папку материалов, собранных им за долгие годы работы журналистом-международником, председателем комиссии по иностранным делам Верховного Совета и послом по особым поручениям МИДа Латвии:
— Перелистаем на досуге!
В той папке копии протоколов, писем, докладов послов, работников посольств, государственных чиновников высокого ранга Германии, России, Англии, Польши, Литвы, Эстонии, Латвии и других стран, датированных 1939—1940 годами (почему позднее у книги «100 дней, которые разрушили мир» и появился подзаголовок «Из истории тайной дипломатии. 1939—1940»).

…Все лето с перерывами на танцы по утрам, обеды и прогулки к реке, озерам, морю днем Маврик Германович на веранде, в тени, вслух читал документы. Все самое интересное я записывала от руки в старую большую амбарную книгу. Часто чтение происходило и на пленэре. Очень уж захватывал материал.
По вечерам мы усаживались рядышком у компьютера и все отобранное днем вкладывали в его память, превращая в отдельные файлы. Следующим утром на свежую голову Маврик Германович уже редактировал «вчерашний» текст с принтера. А после дачного сезона — снова сложные хлопоты с добыванием средств для издания рукописи.
Маврик Германович и сам не предполагал, что первоначально «простенькая» идея — отобрать, проанализировать и напечатать с комментариями наиболее интересные и значимые документы — займет три года и обернется серией книг на четырех языках о судьбах Балтии в предвоенную эпоху. Что уже в следующие два года выйдут три книги: сначала на русском языке, затем — переработка для латышского читателя; в апреле 2002-го уже состоялась презентация “Baltische Schicksale“ («Балтийские судьбы») — для немецкого читателя по совету графини Марион фон Денхоф — известного немецкого публициста, одного из основателей популярного не только среди интеллигенции общественно-политического еженедельника “Die Zeit”.
Осенью 2002-го прошла презентация “Baltic fates with a view on WW2”, уже английской версии, с посвящением: «In Memoriam графини Марион фон Денхоф и Ханса фон Херварта». На ее создание первым «нацелил» и немало способствовал ее выходу в свет тогдашний посол Великобритании в Латвии г-н Стивен Неш. По окончании миссии на этом посту он получил орден из рук самой королевы.
История рождения этой книги тоже связана с Гауей. И там у нас часто бывали гости, журналисты-интервьюеры, фото репортеры, телевизионщики — не только местные, но и зарубежные — из Берлина, Варшавы, Мюнхена… Политики-единомышленники… С визитом приезжали с семьями пасторы Евангелической академии Мекленбурга-Форпоммерна.
Но чтоб дипломаты такого высокого ранга! Об этом несколько ниже.
На даче у Маврика проявились способности отличного кашевара и… изобретателя! У нашего древнего, почти антикварного холодильника «ЗИЛ-Москва» 1956 года выпуска (модель, которой восхищался еще Леонид Ильич Брежнев!) испортилась ручка, и потому не плотно закрывалась дверца. И, о, эврика, идея! Как в КВН, быстро и из подсобных материалов — мужского ремня и длинной резиновой ленты Маврик соорудил «повязку-пояс». Растягиваясь и ужимаясь, она работала исправно еще пару лет, пока семейный антиквариат не отправился на покой… Видимо Маврику действительно помогало то, что в юности он практиковал в часовой мастерской и «кое-чему все-таки научился».
Об этом изобретении мы вспомнили, когда готовились принимать на даче почетного дипломата Великобритании г-на Джефри Муррелла с супругой и дочерью Сарой Муррелл —пресс-атташе британского посольства в Латвии.
Сара с первых дней знакомства очень помогала получать все необходимые для работы над новой книгой материалы.

Еще когда работали над первым — русским вариантом книги «100 дней», она заказывала документы, протоколы в библиотеке и архиве МИДа Великобритании и сама на своем юрком «бусике» доставляла все нам домой в Ригу, а летом — и на Гаую.
О нашей работе и увлекательном сотрудничестве Сара постоянно рассказывала в письмах своему отцу.
Отец Сары — в эпоху Горбачева около десяти лет проработал в Москве — министр-консультант британского посольства изучил русский язык, написал книгу о движении и переходе к демократии в России — “Russia’s transition to democracy. An internal political history, 1989—1996” .Предисловие к ней написал сэр Бриан Фолл — британский посол в Москве в 1992—1995 годах. Эту книгу Маврик Германович получил в ответ на отправленную в подарок г-ну Мурреллу уже изданную русскую версию «Балтийских судеб».
Вскоре пришло письмо:
«Уважаемый мистер Вульфсон!
Поздравляю с интересным и очень актуальным изданием…
С Вашего позволения я с удовольствием бы взялся перевести ее на английский…
С глубоким уважением Ваш Джефри Муррелл».
В ответ Маврик написал:
«Премного благодарен. Ваше предложение для меня большая честь…
С глубоким почтением и благодарностью
всегда Ваш М. Вульфсон».
Вся работа — различные уточнения и общение автора с г-ном Мурреллом в период его работы над переводом — шла по электронной почте и через его дочь-«рижанку».
Такова история рождения английской версии «100 дней» — “Baltic fates”.
Позднее г-н Муррелл, собираясь с супругой в Латвию, пожелал лично познакомиться с Мавриком Германовичем.

И встреча произошла у нас на даче на Гауе. Готовясь к ней, мы долго придумывали, как бы нам скрыть от столь высоких гостей наш холодильник с резиновым поясом. И еще: отсутствие настоящего английского сада, какой, по рассказам их дочери Сары, имеется у четы Муррелл там, в Англии.
И все это достойно отдельного юмористического рассказа.
«Английские дипломаты на Гауе» — так мы окрестили ту встречу, которая запомнилась — всем было приятно, весело и интересно. Главное же то, что Джефри Муррелл и Маврик Германович оказались родственными душами и получили обоюдное удовольствие от знакомства и личного общения.
Не имей сто рублей!
В издании всех восьми книг Маврика Германовича помогали единомышленники и друзья. Генеральными спонсорами первых двух изданий стали Виталий Гаврилов, Роланд Баренис (“Aldaris”), Валерий Каргин (PAREX-банк) и фирма “R;gas dzirnavnieks”. Немецкое издание взяли под свое личное покровительство мэр Вентспилса Айвар Лембергс и Валерий Каргин, а также известные предприниматели из Швейцарии Вилли Майер (Karl Mayer Stiftung) и Рольф Блох. Почти все они спонсировали и издания «Карт на стол» на русском и английском языках.
”Baltic fates” поддержали также Хаим Коган, Гунтис Равис (SIA “Skonto Buvе”); “Es m;lu Latviju” — Андрис Шкеле, Киров Липман, фирма “LAPA”.
Словом, действительно, не имей сто рублей… Хотя абсолютно всех рублей еле хватило на издательские расходы.
* * *
«На сцене у меня была настоящая жизнь, а там — театр, — показав в зал, сказала Вия Артмане на своем юбилейном вечере (15 сентября 2004 года), а за ней от имени нас обоих повторю и я: работа над книгами все годы была настоящей нашей жизнью, и очень увлекательной. Мы с Мавриком оказались одной группы крови и в творчестве, и по кругу интересов. За наши совместно прожитые годы я почти не писала что-то «свое» — только если попадалась экстра-тема.
День за днем почти девять лет это была жизнь, насыщенная новыми впечатлениями, расследованиями, встречами, удивительными, незабываемыми знакомствами, поездками. И конечно, жизнь, наполненная волнениями, любовью и влюбленностью. Это такое богатство!

Листая дневник

30 июля 1996 года. Прощальный прием израильского посла г-жи Товы Герцль перед отбытием ее на родину. Каждому гостю она вручила письмо-благодарность за сотрудничество в годы ее работы послом Израиля в странах Балтии. Маврику — как коллеге и единомышленнику; мне — за активное сотрудничество.
Три пары сапог
В первую нашу общую зиму Маврик оказался при старых зимних сапогах, которые уже не грели. Морозы, а он не мог даже выйти на улицу, чтобы в магазинах примерить новые.
Пошла сама и купила сразу три пары разных — на выбор. Обувка для него — дело особенно сложное: еще в войну обмороженные ступни плюс разные другие тонкости. Купила с уговором, что дома выберем одну подходящую, а остальные две принесу и сдам обратно.
Когда Маврик открыл дверь и увидел меня с огромным пакетом обуви, чуть слеза у него на глазах не навернулась.
— Всегда я обеспечивал необходимым всю семью… А вот так, для меня… Долго примеряли с супинаторами, подпяточниками и без… Две пары оказались очень-очень…
— Замечательно! Спасибо! Словно точно для меня сделаны — мягкие, теплые. …С трудом, но уговорила оставить две пары.


Свадебный вальс
19 октября 1996 года в субботнем приложении газеты “Diena” в светской хронике совершенно неожиданно для нас впервые появилось наше с Мавриком фото «вместе»: «Маврик Вульфсон со своей подругой журналисткой Эммой Эминой-Брамник почтили своим присутствием выставку художника-мэтра Аусеклиса Баушкениекса».
Начались звонки.
— Не переживай! По-латышски “ar dz;ves draudzeni” («с по-другой жизни») звучит вполне прилично, — успокаивал меня Маврик, видя, что я смущена. Действительно, как это выглядит со стороны? Кто мы? Girlfriend and boyfriend в нашем-то возрасте!
— Значит, мы должны пожениться официально, — и Маврик еще более настойчиво стал говорить о свадьбе.

* **
— Только не выходи замуж! Зачем тебе это надо?
— Но ведь оба свободны, никого не обманываем!
        — Вы что, молодые? Тебе нужен штамп в паспорте?! — изумлялись подруги.
— Возможно, они правы. Зачем нам, в конце концов, эти формальности? — засомневалась и я.
— Во всем должен быть порядок! — у Маврика «прорезался «жесткий немецкий акцент». Старорежимное добропорядочное воспитание.

И вскоре решили: женимся! Даже репетировали наш свадебный вальс. Порядок должен быть во всем! Боже, какими молодыми, застенчивыми и счастливыми мы чувствовали себя все те дни! Хотя на двоих нам было под 150!
«А жениться у вас можно?» Поход в ЗАГС
Сентябрь 1997 года. В пятницу (хороший день для принятия важных решений) после лекции профессора Вульфсона в Академии художеств он и его изрядно смущенная невеста отправились в ближайший ЗАГС на улицу Алунана. На дверях увидели бумажку: «ЗАГС закрыт. Ближайшее отделение на улице Экспорта...» Нашлись знающие люди, просветили. Оказывается, хорошо знакомое всем рижанам по маршу Мендельсона здание уже «прихватизировали» и даже успели перепродать недавние комсомольские «вожди». Даже знакомую фамилию назвали.
И на Экспортной улице нам не повезло. Шли, шли, не дошли и не нашли. А время к обеду. Но если уж решили сегодня — значит, сегодня!
— Поедем в район «Тейки»!
Добрались, наконец. В вестибюле уже безлюдно и потому непразднично.
— Вы свидетели? Опоздали. Уже все закончилось, — сообщила нам молоденькая дежурная.
— А жениться у вас сегодня еще можно? — от этого вопроса она сильно растерялась и… побежала за начальством.
— О, господин Вульфсон, пожалуйста, пройдите в мой кабинет, будем оформлять документы, — очень радушно пригласила заведующая. — Ваши паспорта, свидетельства о рождении…
У нас все было наготове, даже справки о состоянии здоровья. Собираясь в ЗАГС, мы выясняли:
— Как в песне: есть у нас один секрет, на двоих нам почти 150 лет! Нужны ли и медицинские справки?

        — Обязательно! Порядок для всех один!
Жениху-то хорошо. Его зять д-р Марис Андерсонс, президент медицинского центра ARS, вручил документ без лишней канители. А мне в районной поликлинике пришлось, краснея, объяснять, что мне нужна справка в ЗАГС… для замужества.
        — Какой по счету брак у жениха… невесты? — продолжает заведующая ЗАГСом.
— Второй…
— Второй…
— Пожалуйста, документы о первых браках.

До этого-то мы раньше и не додумались.
        — Если через час не предъявите справки, будут большие неприятности!
— Какие неприятности? — с испугом спросила я.
— У нас конец рабочего дня и недели. Потому в тот день,на который вы наметили, регистрации не будет. И никакой снисходительности к солидной паре.
— Дорогая, ты знаешь, где лежат документы?
— Примерно.
        — Пожалуйста, бери такси и поезжай. А я останусь здесь в залог, — бодро пошутил Маврик. …Через час счастливые («мы это сделали!») покинули строгое официальное заведение.
21 ноября 1997 года в ЗАГСе шаферы — мой сын Геннадий и Дита, внучка Маврика, повели нас на регистрацию под любимую мелодию жениха “Migl; asaro logs” («В тумане плачет окно»).
Свадьбу шумно гуляли в Доме Рижского латышского общества при большом стечении народа. Среди гостей были дипломаты, журналисты. Михаэль Морч, посол Дании в странах Балтии, торжественно зачитал длинную поздравительную телефонограмму от Уффе Эллемана-Енсена, члена парламента, президента Европейской либеральной партии, экс-министра иностранных дел Дании. И добавил: «Мы, все твои друзья, очень рады, что ты, наш дорогой Маврик, снова женат и счастлив!»
— Теперь я ваша мачеха! — шутливо сказала я моим новым «великовозрастным» детям Маврика, принимая их поздравления. От семьи на счастье — картина «Танец» работы его дочери Ирены, профессора Латвийской академии художеств. Настенное панно-блюдо с силуэтом красивой женщины — подарок от Диты, «потомственной» художницы, тоже преподавателя живописи в Латвийской академии художеств.
Замечательные работы заняли самое почетное место в нашем доме — в гостиной. На их красочном фоне Маврика любили фотографировать многочисленные интервьюеры.
…В тот торжественный день хорошо поработал наш друг, известный журналист Григорий Зубарев. С телекамерой успел к моменту регистрации в ЗАГС, снимал и вечером. Его телерепортаж — подарок навсегда. А вечером он преподнес еще и длиннющую — хорошо, что не живую! — диванную змею. Намек на мудрость — Маврика Германовича, конечно.
Долг платежом красен — и мы тоже поздравляли его, будучи гостями, на его свадьбе.
Все события дня 21 ноября 1997 года мастерски запечатлел в фотографиях Имант Спрогис.
— Разве мог я не быть рядом с вами в такой знаменательный день! — эти слова моего доброго коллеги еще со времен работы в газете «Вэфовец» я часто вспоминаю с благодарностью и ностальгией. Милый, хороший человек Имант! Он был с нами и в юбилеи Маврика, и на презентациях его книг. А в тот вечер всем запомнились его съемки новобрачных и сильно разросшегося семейства Брамник-Вульфсон. Было много милых и смешных моментов: долго ловили самого юного Вульфсона — пятилетнего Ноаха, чтобы усадить перед фотокамерой, а великовозрастные наши дети Марис Андерсонс и Геннадий Брамник, чтобы не расширять панораму, вальяжно улеглись на пол у наших ног. Эту фотографию Маврик Германович поместил в свою книгу « Карты на стол» с трогательной подписью:
«Моя недавняя свадьба сделала меня значительно богаче детьми и правнуками. Некоторые из них уже взрослые, другие еще не родились. Я надеюсь, что с Божьей помощью… Им всем жить в третьем тысячелетии, и я желаю им только одного — твердости характера, чтобы они смогли пройти сквозь жизнь с поднятой головой, открытыми глазами и чистым сердцем».
…Конечно, мы кружились в своем свадебном вальсе… Именно кружились — Маврик кружил меня и вправо, и влево, что умеет не каждый кавалер.
Домой приехали с машиной цветов, подарков.
— Сегодня у нас самый счастливый день! — сказал Маврик. — Но цветы и подарки будем разбирать завтра… Ведь валимся с ног от усталости и приятных волнений дня…
Легко ли быть молодым в восемьдесят лет?

Но настоящий шум и гам поднялся после свадьбы. Всем было интересно, на ком и почему вдруг женился знаменитый 80-летний Маврик Вульфсон. Светская новость номер один. Начался настоящий шквал в прессе. Что ни день, то интервью…
— Как вы нашли друг друга?
— Как к этому отнеслись ваши дети, внуки?
— Вы ревнуете друг друга?
— Легко ли быть молодым?

— Ну, на кой вам был этот марш Мендельсона? Зачем? — с молодежной непосредственностью так и написала в газете «СМ» наша подруга, коллега, милая Дарья Жданова.
…Я смущалась. Маврик же был на высоте — любезен, в меру красноречив и на все подколки отвечал с обезоруживающей откровенностью:
— Я с каждым днем становлюсь все счастливее. Фантастика! Женитьба перевернула мой мир. Верю, мы будем вместе до конца!
В передаче «Еще раз про любовь» Галины Грейдане по Латвийскому радио нам пришлось более подробно изложить свои взгляды на семейную жизнь и супружеские отношения, Маврик сказал:
«С юности помню наказ своего папы: “Когда женишься, главная проблема — отношения с новыми родственниками”. Сегодня я счастлив, что у нас такой проблемы нет. Подчеркну, что моя семья — разнонациональная, большинство — латыши. Мы часто встречаемся, и всегда со взаимным уважением; мои родственники относятся с большим почтением к моей жене.
Любовь должна приносить удовольствие и радость обоим. Это очень важно. Иначе создается сложная обстановка. Обязательна и вежливость человека к человеку — всегда и во всем быть искренним.
Люди должны приспособиться друг к другу. Мы с Эммулит стараемся именно так относиться друг к другу. Ко мне приспособиться легче — я покладистый, а Эммулит — женщина волевая, но с детской фантазией. И она каждый наш общий день учится уступать и соглашаться. Это очень облегчает нашу жизнь.
Если всегда так же уважительно относиться к своей любимой, будто пришел к царскому двору или на прием к нашему президенту, — жизнь станет значительно счастливее. Каждый день должен быть днем любви. Это мое кредо. Если этого нет, я легко обижаюсь».

Нельзя не влюбиться

На вопрос, влюблена ли я в мужа, искренне ответила:
— В такого интересного человека нельзя не влюбиться.
…То и дело звонят знакомые, друзья. «Слышали вас по радио». «Читали о вас»… И все поздравляют. Трогательный звонок от Леонида Ленца, нашего давнего друга, известного актера и ведущего популярных циклов Латвийского радио «Литературные прогулки», «Роман с театром» и других.
— Как только услышал ваши голоса в радиопередаче… я открыл рот. Так и не закрыл его до последней фразы. Спасибо вам! Только ради Бога, берегите себя. Будьте здоровы, слышите, будьте здоровы и счастливы.
Почти слово в слово, в том же ключе, о том, что услышал в передаче, сказал при встрече и посол России в Латвии Игорь Студенников.
Из дневника

В семье и любви главное — не заземлять уровень романтики.
Маврик Вульфсон
Когда-то я думала, что только женщины тоскуют по любви. А теперь знаю, что это еще более свойственно мужчинам. Даже и не очень молодым.
Романтизм жил в Маврике Германовиче до последнего его дня, буквально до последнего вздоха. В свои 86 лет с «хвостиком» он оставался и романтиком, и лириком, порой по-детски непосредственным, наивным, но чистым во всем — беседах, поступках, оценках. И в чувствах.
Ниже — еще несколько цитат из тех публикаций:
“Migl; asaro logs” — слезы на оконном стекле… Такие разные и такие похожие. Маврик Вульфсон в семейном кругу» („Zeme”, 1999 год, № 5):
«Эмма: Мне с ним интересно. Каждый день! “Мы поздно встретились, у нас осталось слишком мало времени, поэтому мы должны быть вместе”, — писал он мне в Америку, и я вернулась раньше, чем планировала.
Маврик: В старости ищешь в человеке доброту, доброжелательность, хорошего человека. Терпимого... снисходительного и доброго к другим. Удивительно и замечательно, что она не обидчивая, не обижается на мои шутки… Например, часто шучу: “Ты моя деревушка. Девушка из провинции, деревни. А в Уфе, где она жила, более миллиона жителей. Деревушка!”»
«Политик и публицист Вульфсон отправился в супружеское плавание. Чтобы был порядок и в семье» (“Vakara Zi;as”, 25 ноября 1997 года).
«Частная жизнь. Верный партии и жене. Самые популярные молодожены Эмма Брамник и Маврик Вульфсон месяц после свадьбы» (“Diena”, 24 декабря 1997 года).
«Мне в жизни повезло дважды — как с первым, так и со вторым другом. Маврик просто чудесный, замечательный как человек, мужчина, джентльмен… Такого другого просто не бывает» («Диена», январь 1998 года).
«7 пятниц», 14 февраля 1998 года. Спрашивает Андрей Юнкерс:
«От кого вы бы хотели получить тайное признание в любви?»
Отвечают Валдис Биркавс,министр иностранных дел Латвии; Андрис Лиепа, хореограф; Ирина Маевская, журналистка; Владимир Молчанов, журналист телекомпании REN-ТV (Москва).
Эмма Брамник, журналистка, супруга профессора Латвийской академии художеств Маврика Вульфсона:
«Только от друзей. Чем больше получу посланий, тем больше, значит, у меня друзей. Значит, я живу не на необитаемом острове. А от своего мужа мне тайных признаний не надо. О своей любви он говорит ежедневно. И чуть ли не каждый день дарит цветы. Полный дом цветов! И это несмотря на профессорскую зарплату в 51 лат».
«М. В.: Я и раньше знал, что в «Вэфовце» работает рыже-волосая… но мы с ней никогда не встречались… Дети считали, что мы можем быть хорошей парой и готовились устроить нашу встречу-знакомство. Но я не выдержал и позвонил» (“Ieva”, 1998 год, № 11).
«Женщины Маврика — Соня, Эмма.
М. — почти 80 + Э. на 11 лет моложе. Оба сохранили нежность к своим первым влюбленностям.
— Танцуем с утра, потому что хотим сохранить свежесть чувств и нежность, особенно у женщины. Без нежности нельзя. И своим студентам я всегда говорю: “Нежность может сохранить любовь и должна сопровождать вас всегда” (“Priv;t; Dz;ve”, 2000 год).

«Наблюдая за ними со стороны, как Эмма поправляет ему воротник рубашки, теплый красочный жилет, чтобы Маврик лучше получился на снимке, то, что он зовет ее Эммулите, уважительно называя — моя госпожа, убеждаешься, как трогательна любовь двух пожилых людей. Ценность их отношений иная. Не та, какая бывает в молодости» (Евгения Подберезина, «Ригас балсс», 26 ноября 1997 года).
«Незадолго до своего 80-летия Маврик Вульфсон сыграл свадьбу с нашей коллегой Эммой Брамник».
«Женитьба Маврикия. Вульфсон женился. И у него все о’кей!» («Суббота»).
«Бабье лето.
Осень выкрасила листья колдовским каким-то цветом. Это значит, очень скоро бабье лето, бабье лето… Осенние свадьбы.
…Три года назад, сразу после своей свадьбы с Мавриком Вульфсоном, известный журналист Эмма Брамник призналась мне:
— Когда Маврик уходит из дома, я стою у окна и машу ему рукой. А он переходит на другую сторону улицы, снимает шляпу и низко мне кланяется. Прохожие, наверное, думают, что он сошел с ума…
Еще не осень. Какие наши года! На двоих им нет и ста пятидесяти! Бабье лето!» (Лариса Персикова. «Вести сегодня», 9 сентября 2000 года).
«На швейцарские миллионы» и «Кофейная пауза»
22 октября 1998 года. В «СМ» напечатали мой материал «На швейцарские миллионы» — о той помощи, которую Латвии оказывают Швейцария и друзья Маврика из Берна председатель общества “Schweize—Lettland” Волдемар Муйжнек, семьи Рудольфа Пробста и Вилли Майера — президента Karl Mayer Stifftung.
Эта публикация — «сухой остаток» после нашего свадебного путешествия, которое устроили Маврику в 1997-м его швейцарские друзья. Еще в годы Атмоды, во время одного из визита в Берн, Маврик Германович стал одним из организа-торов общества «Швейцария—Латвия». Оно существует и действует по сей день.
Вскоре приятная беседа о том путешествии состоялась и в телевизионном кафе “Melnais Juliuss”, в интервью «Кофейная пауза», которое вели известный комментатор Андрей Воронцов и в то время диктор телевидения Регина Лочмеле. Встречу перед телекамерой организовал предприниматель Юрий Алексеев.
Маврик Германович рассказывал:
«Раз в год в Берне проходят собрания общества дружбы наших стран. Узнав о моем солидном юбилее, 80-летии, и женитьбе, друзья пригласили нас на очередное такое собрание, на котором я выступил с докладом о положении в Латвии. Уже до того, с начала Атмоды, помощь Щвейцарии Латвии составила 40 миллионов франков. Это очистные сооружения для питьевой воды, помощь медикаментами, специальным медицинским оборудованием больницам; питанием, одеждой — малоимущим.
На этой встрече присутствовали более 200 активистов, завязались новые связи, родились новые проекты помощи Латвии.
— Маврик Германович! При всем уважении к вам меня не покидает ощущение, что я сижу рядом с живым, но бронзовым памятником. Вы участник всех знаменательных событий века. Вы и историк, и политолог — у вас учились сотни наших политиков; тысячи студентов изучали историю партии и страны под вашим началом, — заметил ведущий Андрей Воронцов, переходя в шутках «на личности». — И не трудно ли вам сегодня быть молодым мужем? Правда ли говорят, что вы и сегодня ревнуете свою молодую жену, как Отелло, который задушил Дездемону?
— Да, у меня уже маленький хвостик после 80-ти, но, учтите, в месяцах. А женитьба — это то, что я не придумал. Произошло то, о чем только я мог мечтать, — в тон шутке начал Маврик Германович. — Сначала, когда мы встретились, моя будущая любовь показалась мне довольно чужой
— она много говорила, я молчал.
— А вы привыкли, что женщины всегда слушали вас?
— Нет, но я хотел диалога. Но с каждой встречей из монолога родился диалог, потом диачувства, и мы поженились.
О ревности. Я, конечно, не Отелло, но, когда моя любовь проговорит пару часов где-то, стараюсь ее не упрекать и успокаиваю себя, что она вернется… Но возникает чувство какой-то внутренней обиды, чувства, которые расцениваю, как привязанность и желание в свободное время всегда быть вместе. Ревность, может быть, не лучшее качество и в моем возрасте. Но что делать... Это откровенно…
Бывает, вбегая в кухню, спрашиваю:
        — Что ты делаешь?
        — Жарю котлеты! — к примеру. Кстати, за которые я ее даже публично в шутку критиковал в прессе.
— А я люблю тебя! — кричу я.
— Состояние молодого мужа приносит вам радость?

— После того, что я сказал, еще нужно поставить этот вопрос?
— Я имела честь быть среди приглашенных на 80-летие Маврика Германовича, — заметила Регина Лочмеле, — И была приятно поражена. Вряд ли на дне рождения у кого-либо из современников бывает такое количество дипломатов, послов, политиков и других известных персон.

День за днем. Утренние ритуалы.
Девять лет — танго каждый день!

9.30 утра. Ежедневно в программе «Домская площадь» на Латвийском радио звучит музыкальная заставка:
День за днем мы шагаем с тобою.По дорогам любым мы шагаем вдвоем…Слышишь, снова в эфир волны плещут прибоем,Перед нами весь мир. День за днем…
И мы спешим навстречу друг другу — я из кухни, где готовлю завтрак, Маврик из спальни, где застилал постель. И мы танцуем. Представляете себе — девять лет каждый день танго!
Это ежедневный утренний ритуал, которому мы следовали именно, как в песне, — день за днем, почти все девять лет совместной жизни. Аудиокассету с «нашей» мелодией мы брали с собой и в Америку, Германию, Швейцарию.
Gulti;a
Слово «постель» он всегда произносит по-латышски — gul-ti;a. «А застилать нашу “гултиню” — это моя обязанность! — объявил он с наших первых общих дней. — Не застелешь постель, останешься без завтрака! К этому нас приучили еще в латышской армии!»
И он старательно подправляет каждую складочку, «потому что и здесь все должно быть красиво!» Только взбивать подушки у него не всегда получалось одной рукой. Вторая-то после фронтового ранения так и осталась полусогнутой. «Да, gulti;a — это свято, — подшучивал он над собой».
Еще лежа на спине на «гултине», он ежеутренне делал гимнастику — до ста раз крутил «велосипед», «рисовал» фигуры.
Неужели нужен третий?
…После обязательного ежедневного бритья Маврик аккуратно доставал из шкафа свежую рубашку. К ней по цвету тщательно подбирался подходящий галстук. Так, при галстуке, «тугом» ремне на брюках (а брюки непременно со «стрелкой»), выходил он к завтраку на кухню. По его словам, дома — даже на кухне! — нужно быть одетым так же красиво и аккуратно, как в гостях или на работе.
После его полушутливого замечания, что вот, мол, ты наряжаешься особенно только для выхода в свет, теперь уже с утра и я почти при параде одета, тщательно причесана. Разве возможно было бы позволить себе выйти к нему или быть даже на кухне кое в чем!
На днях в одной телепередаче он сказал:
«И никогда не забывайте несколько раз в день повторять своему любимому человеку, как идет ему его наряд, как он хорошо выглядит. Наградой вам будут его благодарный взгляд, улыбка, солнечная погода в доме».
И я привыкла отмечать его нарядность и часто отпускала ему комплементы.
…Обычно по утрам я первой вхожу в кухню, нажимаю на кнопку магнитолы. Пока готовится завтрак, слушаю последние известия, записываю для Маврика наиболее интересную информацию.
Появляется Маврик:
— Меня те новости не волнуют. Настоящие новости мы уже слышали накануне — по Би-би-си и «Свободе». Неужели мы не можем оставаться вдвоем и нам нужен кто-то третий?
Нажимаю на «стоп». Рядом с его местом за столом на кухне стоит «его» радиоприемник, всегда настроенный на Би-би-си. Но если мы вместе, Маврик включает его только на несколько минут (в ровный час — новости), чтобы быть в курсе последних событий. После трапезы церемонно благодарит и целует руки.
Сегодня вечером пришла усталая, сели ужинать, я уставилась в тарелку, рассеянно думаю о чем-то своем. Поднимаю глаза, встречаю его укоризненный взгляд:
— И это называется: мы вместе. Хорошая семейная традиция!
— Посиди спокойно, не суетись между плитой и столом. Ты для меня не кухарка, а любимая женщина. Мне хочется быть рядом с тобой. А на завтрак мне достаточно и чая с хлебом — очень полезная еда! Проверено на фронте…

Не расслабляться, не допускать неряшливости в себе и вокруг себя… Возможно, это было у него с войны, а скорее — с детства. Тоже старорежимное воспитание.
…И я вспомнила рассказ моей мамы. В 1914 году 17-летней девушкой она в элегантном дорожном костюме, в шляпке с вуалью, лайковых перчатках уехала из Двинска (Даугавпилса) в Петроград, где ее застала война — Первая мировая. Почти на полвека мама была отрезана от родного дома и своей многочисленной и состоятельной семьи.
«Я оказалась одна в чужом голодном и холодном городе, — вспоминала она. — Мне было страшно. Однако по утрам, аккуратно одетая (в том же наряде со шляпкой с вуалью, перчатках — другого не было) я выходила из квартиры на работу. Что я голодна со стороны не видно, а если неряшливо одета — увидят все».
Семья ее брата Бориса Гительсона, который создал первую в Латвии текстильную фабрику, 14 июня 1941 года была репрессирована вместе с другими 56 еврейскими семьями Даугавпилса.
И еще вспоминался мне рассказ кинорежиссера Григория Александрова о том, что его жена — знаменитая актриса Любовь Орлова утром выходила из спальни только тогда, когда полностью был завершен ее туалет, включая макияж и прическу.
Кухонная лирика…
Маврик часто предлагал купить машину для мытья посуды. Я уверяла, что это бессмысленная трата денег, и потом, как говорила моя свекровь, что-то же надо хозяйке делать дома и своими руками.
…Иногда заставала его на кухне за «тайным» мытьем посуды: «Берегу твои ручки и экономлю время: вдруг ты лишний раз подойдешь и приласкаешь меня, — отшучивался он. — И еще: когда моешь посуду, в голову приходят светлые мысли».
Если к вечеру в мойке накапливалось много посуды, я просила:
— Пожалуйста, иди в комнату. Зачем тебе слушать этот звон? Я быстро управлюсь!
— Лучше посижу и подожду здесь — хочу быть рядом. Будешь потом жалеть, что не подошла лишний раз, не обняла и на кухне… — часто отвечал он мне, особенно в последние «наши» дни... Ежедневно, ежечасно он помогал мне чувствовать себя счастливой женщиной.
— Терпеть не могу кухню, хотя готовить умею, — рассказывала я ему. — С детства приучена к домашним делам. Мама и папа, фотографы, работали буквально денно и нощно, днем — в павильоне, набирали заказы, с вечера и ночами проявляли фотопластинки (когда я еще была дошкольницей), потом — фотопленки. Ночами печатали с них снимки на фотобумаге и смоченные в растворе поташа валиком накатывали на стекла. По утрам десятки уже блестящих, глянцевых фотографий оказывались на полу. Моей обязанностью в шесть-семь лет было расфасовать их пачками по 6—12 штук «по лицам и пуговицам»... С годами на мне, школьнице, всегда была вся уборка, мытье полов и вся кухня.
Всегда была в работе и когда росли наши дети. Вся моя зарплата полностью уходила на нянь.
— Дважды в неделю будем обедать в ресторане, — решительно заявил Маврик в ответ на мое повествование. Но это получалось не всегда — недоставало времени. И когда после завтрака я выбегала за газетами, продуктами, он, чтобы сэкономить время, и старался справиться с посудой, навести порядок на кухне.
Да, времени нам не хватало всегда. Если его что-то задевало в утренних газетах, сразу же садился за статью, потом срочно уже со мной у компьютера еще раз оттачивал фразы, мысли, вычитывал текст уже с принтера, и сразу же его размышления, комментарии отправлялись в редакцию (по факсу, когда я еще не освоила электронную почту).
Потом краткая прогулка до парка, обед. Вечерами только новости по телевизору (нам было интересно и без фильмов и «развлекалок»). И опять к компьютеру...
…И постельные беседы
…Маврик рассказывал мне о своем мужском «сексосамообразовании», которое, по его словам, началось с богатой библиотеки папы.
Только с ним я очнулась и поняла, что воспитание чувств «по-советски», где культура личных отношений оставалась «за кадром», обеднило, а порой, и исковеркало жизнь бессчетного количества супругов.
Возможно, разница характеров и объединила нас. У каждого ведь свои комплексы.
…В 23.00 обычно он уже в постели — прослушивает только первые три-пять минут новостей Би-би-си, «Свободы», и этого ему хватает, чтобы понять, разобраться и увидеть дальнейшее развитие событий. С самого нашего знакомства удивляюсь цепкости его памяти и способности в короткой, казалось бы, малозначимой информации разглядеть нечто чрезвычайно важное…
23.00 — и для меня «крайний срок» появиться в спальне, потому что «это самое лучшее наше время. Весь день я жду этого времени». И Маврик торопит меня с остатками компьютерных и кухонных хлопот.
— Почему люди если смеются, радуются, то вместе, а если плачут, то в сторонке?
Беседы, его воспоминания так интриговали, что во мне загорался журналистский зуд и «по согласованию» я включала диктофон, который всегда был у нашего изголовья. (Магнитофонных записей собралось множество, и еще не все расшифрованы. Ждут своего часа.)
А наутро любил повторять:
— Если бы записать все то, что мы говорим друг другу, — это готовый роман. Какое счастье проснуться, и ты рядом!
— Но ты по-своему понимаешь любовь, — обижается Маврик по вечерам, если я в постель беру газеты — не успели просмотреть в течение дня. — Такая разная вечерами и днем. Утром только выйдешь из спальни и совсем другая. Даже голос другой — деловой и твердый… Знаю, на кухне моментально забормочет радио. Меня те новости не волнуют… Я хочу быть только с тобой. Для меня такое счастье по утрам проснуться и взять твою руку в свою. И целовать…Я хочу нежности и только нежности во всем, а ты уже встаешь.
— Надо, записать хоть чуть-чуть в дневник за неделю.
— Если записывать, где бываем, куда ходим, получится не жизнь, а сплошные приемы и балы, которых сегодня почти и не бывает… Я люблю балы, но тогда обязательно нужны вечерние туалеты и обязательно танцы. А без этого просто «тусовки». Появилось же в русском языке такое всеобъемлющее «философское» словечко… Для меня же ни один VIPне стоит минуты с тобой. Мне жаль потерять каждую, потому что я весь полон тобой и мне больше никто не нужен. И потому, что я очень стар и, как дуралей, слишком тебя люблю.

…Так с моих 67 лет начала я снова привыкать к тому, что день за днем под влюбленными взглядами, что рядом всегда тот, кто постоянно говорит: ты лучшая на свете. Под влюбленным взглядом веришь в чудо и чувствуешь себя вновь чуть ли не девчонкой.
Его года — богатство и тех, кто рядом, тех, которых любил. Такому могут позавидовать и миллиардеры…
Комплексы, но разные
«Мужчины, мужья должны быть самодостаточными, успешными, а женщины не обязательно хорошие хозяйки — чем хуже, тем лучше, — иронизировала как-то в телепередаче писательница Виктория Токарева. — Хаос может быть интереснее, чем строгий порядок. Женское счастье — это когда интересно.“Был бы милый рядом”— порой мало,скучно для обоих».
Это и про меня. Возможно, разница характеров и объединила нас с Мавриком. У каждого ведь есть свои комплексы.
У меня комплексов, конечно, хватает. Всяких и разных. В крови журналистский винт, моторчик— вечная спешка, любопытство, желание все и всюду успеть, увидеть. А Маврик всегда уравновешенный, выдержанный. И на этой почве случались мини-конфликты:
— Тебе главное выскочить бы из дома, а я домосед. Лучше бы спокойно посидели дома, побеседовали, почитали.
Цветы — праздник каждый день
Редко без цветов возвращается после лекций в Академии художеств, с какой-то встречи, собрания. Приносил мне цветок, букетик, и в нем обязательно «прядка» — бутончик чуть лилового, фиолетового.
— Неужели мы перестали быть романтиками — в доме ни одного свежего цветка? Так скоро станем дикарями, словно из леса! — и торопился за очередным букетом.
— Уже несколько дней мы почему-то не танцуем! — заметил он, выйдя на кухню после недолгого недомогания. И, «выправляя» положение, нажал на кнопку магнитофона.
В такие дни мы танцевали дважды, трижды.
— Мавричек, мой дорогой, а ты говорил, что мы пришли с разных планет?
Еще один ритуал — записочки
Был у нас еще один ритуал — любовные записочки. Если я даже ненадолго выскакивала в магазин или аптеку рядом с домом, когда Маврик еще спал, я оставляла ему любовную записочку — писала фломастером большими буквами, что-бы ему легче было ее заметить. Клала лист на вчерашнюю рукопись будущей статьи или лекции либо на кухне, на тарелку на его месте за столом. Проснувшись и не обнаружив меня дома, он искал обязательную записку и очень расстраивался и обижался, если нигде ее не находил.
Все мои записочки Маврик бережно хранил в «недосягаемом» для посторонних месте или вывешивал у постели. И, конечно, так же поступала и я.
В годовщину свадьбы
— Ты была тогда легче всех в танце. С другими дамами я замучился, они просто «ложились» на меня. А в танце женщина должна чувствовать каждый следующий шаг партнера, полностью отдаваясь, полагаясь на него...
Из вечерних разговоров
Все газеты, телевидение трубят о скандале Билла Клинтона и Моники Левински.
— Не хочу читать эту муть. Просто неуважение к себе. Дискредитация самого секса, который должен радовать. А тебе спасибо за чудесный день — сегодня мы опять были все время вместе.
С ним не до скуки
Не только осень раскрашивает листья и жизнь
В Риге наш творческий «вишневый сад» имел чуть другой стиль. Не такой, как на Гауе. Днем Маврик за письменным столом работал над мемуарами, лекциями. Писал только от руки:
«Когда передо мной чистый лист бумаги и ручка, думается по-другому. Чувствую каждую букву. И вообще у рукописи особый аромат».
— Так, готовься, сейчас будем писать, — говорил он, коротко просмотрев свежие газеты. И очень скоро начинал диктовать мне «в компьютер».
Что его слово отзовется, это он знал и чувствовал постоянно. Если в газетах, чаще в “Diena”, появлялась даже короткая заметка, реплика за его подписью, телефонные звонки сильно учащались. Звонили и совсем незнакомые люди. Как только они узнавали наш номер? Реагировали и недруги. Они-то бдительно следили за каждым его словом. Особенно, когда он не осторожничал, а не осторожничал он часто. Но с каждым, кто бы ни позвонил, он говорил вежливо, но принципиально.
Еще и в советское время пустовато становилось в буфетах, когда по радио или в телевизионной передаче «Глобус» выступал Вульфсон. Хотя око и слух цензоров не дремали, о важном и остром, во что верил, в чем был убежден, он говорил так, чтобы его поняли.
Мягкий и деликатный, он своих позиций не сдавал. Когда «шел на вы», бывало, и перебарщивал, но был беспощаден, бескомпромиссен, невзирая на чины и должности оппонентов. И тогда телефон не смолкал: Вульфсон говорил то, что не скажут другие. Это особенно ценили журналисты — и потому постоянные вопросы, просьбы принять, прокомментировать событие, чье-то выступление. А если случалось что-то «горяченькое», таких приемов в день случалось несколько.
…К вечеру с готовым черновиком в руках он усаживался рядом со мной у компьютера на свой стул с подушечкой — отсутствие лишнего веса и потому округлостей — и диктовал итог своего дневного творчества. Все это и укладывалось «в компьютер», в файл. «По дороге» мы обсуждали, редактировали, вносили первые правки, записывали тут же рождавшиеся новые идеи, сюжетные ходы, повороты…
Вечерами же обязательно просматривали электронную почту. Не было дня, чтобы не приходили письма на латышском, немецком, английском. Маврик тотчас же диктовал четкие и конкретные ответы на каждое из писем, если даже за день было много дел и мы устали. Как-то он как бы в оправдание напомнил даже Сократа, который доказал, что смысл жизни совсем не в том, чтобы только есть и спать, но и трудиться, когда не очень хочется.
А если было уже за 23.00 — радионовости, которые он слушал, уже будучи в постели, разрешал разобрать почту самой, но «не очень долго — я без тебя не засну».
Назавтра с утра все начиналось сызнова. Он за письменным столом в кабинете, я — за покупками, по хозяйству, на кухне, вечером мы рядом у компьютера.
Нам всегда было интересно вместе, и изо дня в день мы все больше узнавали друг друга и все больше влюблялись.
Bitte, Sprechen Sie Deutsch?
Мне с ним, конечно, было очень интересно всегда, особенно вначале. Постоянно «всплывали» какая-то новая черточка, случай из его прошлого, так плотно насыщенного необычными событиями и встречами. Каждый телефонный звонок от еще незнакомых мне людей. К примеру, однажды:
— Bitte, spreсhen Sie Deutsch?
— Мавричек, это тебя!
— O, Lieschen!
        — Liеber Mavrik! Чтобы тебя найти, мы обзвонили всю Европу… Мы с Хансом часто вспоминаем твой визит-встречу у нас в Кюпсе, а ты пропал и редко пишешь.
Они долго говорили по телефону, а потом я впервые услышала имена Ханса и Элизабет фон Херварт и о том, как и зачем он оказался в 1989-м в их родовом замке Кюпс, что в Северной Баварии.
Разве не интересно?

Ода письменному столу
За долгую журналистскую, преподавательскую и общественную жизнь у Маврика Германовича в его квартире на улице Медниеку собрался богатейший архив. Иногда ему хотелось «перелистать» какие-то события. И после нашей женитьбы огромные бумажные мешки («в них почти вся моя жизнь». — М. В.) переехали в нашу квартиру на улице Чака. Вместе с фамильным письменным столом, старинным, уже изрядно обшарпанным — громадным, но сработанным на века!
В квартире на Чака и до того было три письменных стола. Маврик разделил их «по темам». Небольшой стол в спальне — «профессорский»: здесь все для лекций в Академии художеств. Специальный ящик в тумбе был отведен для мелких и точных инструментов — помастерить, починить какой-то прибор, подправить оправы очков.
Другой стол в гостиной — «журналистский»: сюда складывалось все, что могло пригодиться для публикаций в прессе, подготовки к интервью, беседам с масс-медиа. К слову, интервью Маврик давал по три-четыре в неделю. И, чтобы не бегать постоянно на кухню, в гостиной мы оборудовали столик для приемов на скорую руку. На нем чайные, кофейные приборы, запасы кофе и чая, напитки, сухое печенье, сладости, фрукты.
Третий стол с компьютером — «редакторский», для отработки рукописей.
Но, конечно же, все те столы не шли ни в какое сравнение с «патриархом», переехавшим с улицы Медниеку. Этот с особой аурой.
— Он и еще люстра из гостиной нашей просторной квартиры на улице Гану — это все, что осталось от большого довоенного фамильного наследства. Единственная память о детстве и моих родителях. Чудом сохранилась фотография молодой красавицы мамы и еще одна малюсенькая, на которой она вместе с папой и родными. Все до одной пропали и мои детские фотографии, — с волнением вспоминал Маврик. — Мой отец за этим столом составлял многовековое генеалогическое дерево огромной семьи Вульфсон, смысл и значение его труда по малолетству я тогда, конечно, не мог ни понять, ни оценить. И когда отец разворачивал передо мной длинный свиток, называя его «священным», я в этот момент только и думал, как бы скорее улизнуть к своим уличным приятелям.
За этим столом Маврику хорошо работалось почти сорок послевоенных лет. За ним рождались сотни его публикаций, лекций, тексты выступлений в Латвии и за рубежом во времена Атмоды.
«И сегодня мне не стыдно за них. И сегодня я бы снова подписался под большинством из них, — говорил их автор. — Здесь мой микроклимат, и я очень благодарен моему уважаемому зятю Марису за то, что он организовал для меня такое новоселье».
В ящиках и сегодня записные книжки, исписанные старые блокноты, визитки, сувениры с дарственными надписями. Каждая вещица, каждая мелочь, связана с каким-то личным его переживанием, событием. Вещественная память о пережитом.
Адреналин
«Мы ленивы и нелюбопытны», — констатировал когда-то Пушкин. Маврик же как бы старался опровергнуть мнение великого поэта, в каких бы необычных ситуациях ни оказывался на своем веку до 86 лет с «хвостиком». Ему было любопытно многое.
Когда-то, молодым, в 1938 или 1939-м отправился Маврик в Московское предместье Риги к известному в городе прорицателю Эйжену Финку — пусть отгадает мою судьбу. Интересно! Но тот, взглянув на него, предсказывать отказался: «Вы все равно мне не поверите». И вернул пятилатовик, полагавшийся за визит.
90-е годы. Первый вальс на официальном балу в парламенте Дании. И его, седовласого господина, приглашает юная принцесса. Он чуть смутился — тогда еще не знал, что такова традиция: бал открывают самая юная дама и самый старший гость. Но хорошо танцевал и с ролью кавалера справился.
В 80 лет на балкон
1998 год. Где вы, романтики, сегодня?
Помните «Иронию судьбы» — знаменитый фильм Эльдара Рязанова, в котором Ипполит сетовал: «Скучно мы живем! В нас пропал дух авантюризма!.. Мы перестали лазить в окна к любимым женщинам. Мы перестали делать большие глупости…»
Осень на Гауе. У нас случилось происшествие. Я все еще не могу прийти в себя. На даче захлопнулась входная дверь — видимо, в замке соскочила пружинка. Неприятно, но ничего страшного.
— Подождем пару часов, пока не вернутся с работы соседи. Они молодые, помогут, — говорю.
Но он не захотел ждать. Из двух половинок старой соседской стремянки соорудил хлипкую лестницу и полез на второй этаж, на балкон. Это в 80-то лет с хвостиком! У меня по-холодело в груди: ведь у него только одна действующая рука! Стою рядом и трясусь от страха. Мальчишество! А Маврик уже наверху и занес ногу на перила балкона. Вдруг самодельная конструкция качнулась, чуть задребезжала… Маврик замер… (Уникальный был бы кадр! Но в тот момент мне, конечно, и в голову не пришло бежать за фотоаппаратом.) Слава Богу, все обошлось благополучно. Чуть побледневший, но победно улыбаясь, он машет мне с балкона!
Какой же он был счастливый, когда несколько минут спустя уже изнутри открыл мне входную дверь!
— Знаешь, очень уж захотелось покрасоваться перед тобой. А насчет руки — ты же знаешь, какая она у меня сильная.
— Дорогой ты мой верхолаз!
«Еще никто не придумал такого средства, чтобы не стареть. Но время, проведенное с друзьями и любимыми, в ушедшее и упущенное не засчитывается» (М. В.).

Глава III. ВСТРЕЧА
Соло на треугольнике
1999 год. Оркестр «Виртуозы Москвы» под управлением Владимира Спивакова отмечает свой юбилей. Руководитель, как всегда, оригинален — на этот раз оркестр не просто музи-цировал, но была и игра… на детских игрушках — клаксонах, погремушках... Вместе с оркестром «солировали» и солидные гости — Марк Захаров, Олег Табаков и иже с ними...
Эта телепрограмма напомнила 1998 год, когда в Ригу впервые на гастроли прилетел бывший рижанин Аркадий Фомин, известный скрипач, ныне руководитель оркестра и музыкальной школы в Далласе (США). У Фомина тоже тра-диция — в больших концертах в его оркестре играют и гос-ти — мэры городов, директора оперы, местные знаменитос-ти. В Риге Аркадий Фомин пригласил М. Вульфсона — по-четного гражданина Далласа. В зале Вагнера звучала “Sym-phony of Toys” — «Симфония игрушек» Леопольда Моцарта. Маврик Германович «солировал» в солидном симфоничес-ком оркестре рядом с известными музыкантами на… дет-ском шумовом треугольнике.
В концерте участвовали и будущий президент будущего Фонда Германа Брауна. Инна Давыдова, замечательная пиа-нистка, концертмейстер очаровательная женщина, и ее тогда еще малолетний сын. (Сохранились фотоснимки.)
И теперь «Симфония игрушек» не только регулярно зву-чит в концертных залах Риги, других городов Латвии. Это превратилось в традицию чудесных праздников и не только для слушателей, но и для сотен воспитанников детских до-мов, больных детей — такие концерты благотворительные, вход на них по принципу « Вместо билета — новая игрушка».
Испытателем на “Twike”
Известный воздухоплаватель, мастер полетов на воздушном шаре, вспоминал, что когда-то пригласил полетать с ним уже 100-летнего знаменитого актера Эвальда Валтерса и тот согласился.
Жаль, не пригласил Маврика. И он бы с удовольствием откликнулся. Как лет десять назад рядом с испытателем но-вой двухместной автовеломалютки “Twike” покрутил педа-лями, сделал несколько кругов почета по центру Риги. Пуб-лично испытать новинку его тогда пригласил старый знако-мый из Берна Франсуа Лоеб, владелец сети супермаркетов “LOEB” в мире. В 1998-м Франсуа обкатывал автоновинку по всей Европе. И в Латвию до Маврика докатил.
Вот и Гунар Кирсонс пригласил Маврика Вульфсона на торжественное открытие еще своего первого центра “Lido” на улице Краста в Риге.
И у звезды кулинарного искусства Мартиньша собралась коллекция снимков с Мавриком на различных приемах и в его ресторане “Vincent“.
И под снежными кулисами Альп с дипломатом № 1 Швейцарии Раймондом Пробстом Маврик побывал почти в 80 лет.
О его галстуках
На моей памяти Маврик Германович только однажды отка-зал. Устроители аукциона галстуков известных персон, зная его слабость к этому «яркому пятну» в одежде джентльме-нов, попросили дать на продажу какой-нибудь «историчес-кий» галстук. В гардеробе Маврика их несколько десятков. Почти к каждой рубашке, к каждому костюму — свой по цвету, рисунку, солидности соответственно случаю…
Но лишь около десятка «исторических»: когда он высту-пал в 1989-м с трибуны Московского Кремля; на встречах с известными государственными персонами… Разве с такими «свидетелями» можно расстаться! А дать обычный галстук не солидно: «Я ведь не модель, а просто любитель маленьких мужских украшений».
На памятном собрании историков в 1988-м на нем был темно-синий галстук с точками; на другой встрече — темно-синий в поперечную полоску. В Кремле 25 декабря 1989 года — сероватый с полоской цвета бордо…
Но в особых и ответственных случаях на его галстуке не-пременно был орден Чести — награда родной академии. Присужден решением кафедры марксизма-ленинизма Лат-вийской академии художеств в том же 1988-м. (Из протоко-ла № 70: «Слушали: о награждении орденом Чести старшего преподавателя, специалиста в области международных от-ношений профессора Маврика Вульфсона в связи с успеха-ми в работе и круглым юбилеем. «За» проголосовали едино-гласно. Принято 7 января, 1988. Время 10.45».)
Марк Шагал и «тетя Рози»
Мать Маврика — Полина Вульфсон, урожденная Сегал — кузина Марка Шагала. Родовая фамилия Марка Шагала в не-скольких поколениях тоже была Сегал. И только его дед, на-чав заниматься художественным ремеслом — писать вывес-ки для лавок местных торговцев, примерно в 1874—1881 го-дах заменил в своей фамилии первые две буквы, чтобы при-дать ей большую звучность — Шагал (Chagall).
Понятно, что в советское время было невозможно об-щаться со знаменитым родственником. И лишь когда под-нялся железный занавес, Маврик Германович написал Марку Шагалу письмо, чтобы представиться — ведь после войны ге-неалогических свидетельств родства почти не сохранилось — только устные воспоминания мамы о частом госте из Витеб-ска в их доме в Варшаве.
Жили они тогда в просторной восьмикомнатной кварти-ре на Маршалковской, главной и самой дорогой варшавской улице. Семья была многодетная — сын и дочери: Регина, Бал-бина, Анджа-Андина, Рая, Рози… И все одна другой краше!
Маврик вспоминал, как в раннем детстве они с мамой ча-сто гостили у деда в Варшаве. А однажды, когда ему было лет пять-шесть, в одном вагоне поезда они ехали и познакоми-лись с Зигфридом Мейеровицем, первым министром иност-ранных дел Латвии, у которого он сидел на коленях, и тот угощал его шоколадом. В юности же он часто уже самостоя-тельно, иногда с друзьями, наезжал туда из Риги даже на велосипеде.
И для Марка Шагала, витебского родственника, путь в Вар-шаву не был трудным и дальним, и сестры-красавицы охотно позировали молодому, подающему надежды художнику. Осо-бенно подружился Марк с Рози и рисовал ее неоднократно.
Война оборвала не только родственные связи, но и мно-гие жизни. От рук нацистов погибли Балбина и Анджа, на руках Раи расстреляли грудных двойняшек, оставив в живых их мать. 32 родственника Вульфсонов были уничтожены — фашистами и в советском ГУЛАГе.
* **
«В чем действительная разница между мои хромым праде-дом Сегалом, который раскрашивал могилевскую синагогу, и мной, срочно, за три месяца нарисовавшем фрески в еврейском театре (хорошем театре) в Москве в 1920 году? — писал Марк Шагал. — Мы оба проявляли не меньше любви к своему труду. И какой любви! Разница лишь в том, что он принимал заказы на вывески, а я учился в Париже, о котором он кое-что слышал. И тем не менее, и я, и он, а также и другие (а они есть!), собранные вместе, — это еще не еврейское искусство…
А с чего бы оно должно у меня появиться, прости Госпо-ди!.. Если бы я не был евреем (учитывая тот смысл, который я в него вкладываю), я бы не стал художником вообще, а стал бы совсем кем-то другим. Я знаю хорошо, чего этот малень-кий народ может достичь… Уже кое-что этот народ все же сделал! Когда он захотел, он породил Христа и христианст-во. Когда захотел, произвел Маркса и социализм. Почему же он не может дать миру какое-либо искусство?»
* * *
1997 год. Германия, Кельн. В Музее современного искус-ства экспонируются несколько работ Марка Шагала. Спе-шим туда. Ведь Маврик с Мастером в родстве. Если Шагал — двоюродный брат его мамы, то стало быть, Маврик — его племянник.
Глава III. ВСТРЕЧА
Заходим в музей.
— О! Это же моя тетя Рози! — радостно восклицает Маврик, указывая на женский портрет на стене.
— Здорово! Встань рядом, будет снимок на память!
И тут же сзади слышим строгий голос:

— У нас фотографировать запрещается!

Перед нами респектабельный смотритель музея в элегантной форме темно-вишневого цвета.
— Пожалуйста, позвольте! Это же его родная тетя!!!
— Wirklich! Ist das m;glich? (Неужели! Да возможно ли такое?) Конечно, в этом случае он может сделать исключение. Он поражен, рад познакомиться…
Племянник становится поближе к тетушке Рози, и я де-лаю несколько снимков. Один снимок — тот, где рядом и ав-тор этих строк, любезно сделал даже сам охранник музея.
В мемуарах М. Вульфсона «Карты на стол» есть фото с подписью:
«Мотивы Марка Шагала в искусстве: Кельн, 1997 год. Я стою у портрета своей тети Рози Маркузе кисти Марка Шагала».
Рядом на этой же странице еще один снимок:
«Рига, 1998 год. Выставка-“римейк” Международной ассо-циации художников “В13”. Картина моей дочери Ирены Лусе “Прикосновение к Шагалу”».
Оба снимка сделаны автором этих строк.
* **
…Весна 2001 года. В Музее зарубежного искусства в Риге на первой в Латвии выставке работ Марка Шагала из коллек-ций Витебского и Минского музеев 48 листов графики Ша-гала и 13 полотен его учителя Иегуды Пена. И здесь посети-телей выставки тогда ждало немало интересного.
Открывать выставку в Риге из Берна и Парижа приехала внучка художника г-жа Мерет Мейер-Грабер-Шагал. К сожалению, г-н Вульфсон после перенесенной операции не смог прибыть на выставку и мне выпала честь представлять его.
— Наша семья знает эту работу, которая показана в кни-ге г-на Вульфсона. Жаль, но она не в нашей семейной кол-лекции. И я благодарна за возможность еще раз вспомнить и полюбоваться ею, — сердечно сказала г-жа Мерет. — Родст-во моего дедушки и Полины Сегал-Вульфсон, мамы Маври-ка Германовича, очень возможно. По возрасту я просто не могу об этом знать. Очень жаль, что мы сегодня не смогли лично познакомиться и побеседовать с господином Вульф-соном. Могли бы что-то уточнить.
Г-жа Мерет оставила свой автограф в его книге рядом со снимком портрета тети Рози работы своего великого деда. Вручила свою визитную карточку с адресами в Берне и Париже с пожеланиями встретиться.
Многочисленные снимки с той выставки в моем архиве напоминают о приятном личном знакомстве с внучкой ве-ликого мастера. «Мерет Грабер-Шагал и главный раввин Ри-ги и Латвии Натан Баркан на выставке работ Марка Ша-гала в Риге. 2001» — этот снимок помещен и на стенде пере-движной фотовыставки из наших с Мавриком архивов «Ев-рейская община Латвии. Идентичность и интеграция на пе-рекрестке времен. Возрождение. 1988—2004».
И еще. Та выставка из Белоруссии в Риге начиналась с портрета молодого Марка Шагала работы И. Пена — Шагал в зеленом блузоне и в шляпе. Великий мастер и мама Маври-ка в молодости, как говорят, на одно лицо.
Листая «Книгу счетоводную»
Новый 1998 год мы встретили дома, а накануне были во Двор-це культуры «ВЭФ» на большом бале- маскараде по пригла-шению Клуба деловых женщин. Я удостоилась приза за кос-тюм, а Маврик — за то, что приехал. В дуэте с одной дамой под оркестр он спел на бис свою любимую песню «В тумане пла-чет окно» на слова Александра Чака и получил еще много призов.
7 января 1998 года Маврику — 80!
Поздравления начали сыпаться еще с Нового года. 76 только телефонных звонков! И для порядка пришлось заве-сти не дневник и не альбом, а толстую советских времен «Книгу счетоводную» в коленкоровом переплете, и назвали ее «На девятый десяток (тьфу-тьфу!)». «Антиквариат» обна-ружили в старинном книжном шкафу.
Звонок от Горбачева. Предварительно, чтобы мы включи-ли факс, позвонил Георгий Остроухов, старший»помощник экс-президента «Горбачев-Фонда»:
— Уважаемый Маврик Германович! Михаил Сергеевич се-годня улетает в Японию и шлет Вам, юбиляру, самые наилуч-шие пожелания. Услышав фамилию Вульфсон и про ваш юби-лей, он сразу просветлел, заулыбался, но заметил: « Больно уж по живому!..» Словом, ему ни о чем не пришлось напоминать. И распорядился: «Обязательно надо послать приветствие!»
Казус от Горбачева — находка для коллекционеров
Среди многочисленных поздравлений было сердечное письмо и от Михаила Сергеевича Горбачева. И не одно, а... два. Произо-шел казус. В первом письме было написано: «Марку Генрихо-вичу Вульфсону». Но в канцелярии быстро обнаружили ошиб-ку и через несколько часов (успели к торжеству!) пришла теле-фонограмма с исправлением ошибки, а позднее по традицион-ной почте и само второе, правильное письмо-поздравление.
5 января. Звонок от бывшего первого посла Германии в Лат-вии, а ныне руководителя пресс-канцелярии Гельмута Коля: «Сожалею, что не могу быть с тобой в этот день, но надеюсь вскоре тебя обнять. Рад, что в Латвии сердечно отмечают твой праздник. Ты это заслужил! Твой Хаген, граф фон Ламбсдорф».
Ивета Медыня, радио «Свободная Европа»: «…звонил Пол Гоубл (американский политолог. — Э. Б.), просил пере-дать, что он сейчас летит над океаном и, как обещал, пишет предисловие для вашей книги».
«В академии готовность номер один! Большое объявление в вестибюле, заказаны шампанское, фрукты, 200+200 разных пирожков, много печенья, сладостей. Семь красивых девушек готовы помогать юбиляру принимать цветы! Пусть спит спокойно», — докладывает Иекшниекс, главный распорядитель торжества 7 января в академии.
6 января. …По дороге на улицу Элизабетес к мастеру — к «его» парикмахеру, которому он не изменял со времен Атмо-ды, приятная встреча — добрый знакомый Грант Серебряков: «Завтра вечером обязательно будем в “Мамуле” (Доме Риж-ского латышского общества. — Э.Б.), и с другом! Оба — с ги-тарами!» И чудный их дуэт с тоже известным бардом врачом Александром Бекназаровым стал украшением торжества.
Днем с помощником Филиппом поздравительный адрес и цветы прислал посол России Александр Удальцов.
…Пришла милая Линда Лусе, замечательная молодая художница, оформитель его «Карт».
С поздравлениями Айнарс Димантс, ныне редактор жур-нала “Fokuss”,просит писать для журнала, но лучше не о по-литике, «чтобы было тихо — не тревожить руководство страны и совесть людей».
— О чем же писать? Про любовь?
— Было бы замечательно! …Юбиляр просмотрел и подправил статью к юбилею, присланную из газеты “Jaun; Av;ze”.Такой длинный день! В 20.50 уложила его в постель — он уже валился с ног.
К ночи вспомнила, что не пригласили фотографа. Позвонила коллеге Володе Старкову. «Спасибо! Конечно, буду!» — был ответ.
Поздно вечером приехали Ирена, Юра с детьми… Подготовили наряды на завтра. Почистили мелом ордена, особенно орден Чести Латвийской академии художеств на галстук.
Быть чуточку дипломатами
Днем эту знаменательную дату очень торжественно отмечали в Латвийской академии художеств. Десятки поздра
Глава III. ВСТРЕЧА
вительных телеграмм, цветы и очень-очень много теплых слов.
Перед началом чествования интервью для Латвийского телевидения взял Андрей Волмарс:
— Вы недавно презентовали свою книгу «Карты на стол». Над чем работает сегодня?
— Задумал «Карты на стол-2». В ней откровенно расскажу о всех секретах, которые остались «под столом». К примеру, о том, как сотрудничал с 16 или 18 иностранными разведками, на что постоянно намекают некоторые мои «друзья». Шучу, конечно.
— Благодарим за то, что научили молодых дипломатов страны идти по дороге к восстановлению государственной независимости и тому, как нам всем вместе готовиться к вступлению в ЕС и НАТО, — сказал экс-министр иностран-ных дел Латвии Валдис Биркавс, вручая юбиляру Почетную грамоту МИДа Латвии.
— От имени экс-студентов тоже уполномочена заявить: мы помним все ваши уроки и плакат в аудитории во время лекций: «Голову можно склонить, но спина всегда должна ос-таваться прямой!» И еще. Вы учили нас любить страну; пра-вильно понимать и оценивать события и не забывать быть чу-точку дипломатами, — сказала с поклоном Рамона Умблия, тогда министр культуры Латвии. — Это помогает нам и сего-дня. Мне, на посту министра — особенно. Спасибо, Учитель!

…Очень тронула оценка Инессы Риньке, хозяйки галереи „R;gas galerija”,прозвучавшая накануне в передаче Татьяны Зандерсон в радиопрограмме «Домская площадь»: «За все годы учебы в Академии лекции Маврика Вульфсона мне за-помнились и помогают больше других. Он научил нас мыс-лить, находить верные ориентиры».
«С Мавриком было по-всякому, но скучно — никогда!»
«“С Мавриком было по-всякому, но скучно — никогда!” —
именно это высказывание министра иностранных дел Вал

диса Биркавса как бы подвело итог речам. Министр вручил юбиляру,“во многом “виновнику”того внешнеполитическо-го курса , которым сегодня следует Латвия”, грамоту МИДа с признательностью.
…Конец речам песней-здравицей в честь старого друга положил однокашник Маврика по 4-й Рижской гимназии Ивар Паунис.
А если кто-то и порывался в своих поздравлениях зале-теть в “высокий стиль”, Маврик, не растерявший чувства юмора, мягко останавливал: “Ну-ну, спускайся вниз…”» (Ев-гения Подберезина. «Ригас Балсс», 8 января 1998 года).
Гости — от Рубикса до Шкеле!
…Бокалы с шампанским за здоровье юбиляра поднимали днем в кабинете ректора Латвийской академии художеств под тосты посла США в Латвии Ларри Неппера.
Вечером продолжение праздника в кафе “Mamu;a”. Юби-ляра поздравляли друзья, единомышленники, послы ЕС, США, Дании, Израиля, Германии, ученые, музыканты, сту-денты и выпускники Академии художеств, ставшие уже из-вестными мастерами, руководителями кафедр, журналисты, музыканты… «Гости Маврика — от Рубикса до Шкеле!», — как верно писали потом в газетах.
…Разгружать машину с цветами и подарками помогали и наши юные друзья — еще недавно «неблагополучные» маль-чишки из нашего дома, которых Маврик «в воспитательных целях» тоже пригласил на свой юбилей.
Листая дневник
21 сентября 1998 года. Дворец культуры «ВЭФ». 75-летие Са-иды Мустафиной, бывшего руководителя огромного и очень важного отдела шефмонтажа, который устанавливал, внед-рял на местах аппаратуру связи завода «ВЭФ» во всем СССР
Глава III. ВСТРЕЧА
и за рубежом. И я очень много ездила со специалистами и писала об этом.
…Было очень приятно. Встретились все вэфовцы. Обни-мали, целовали и поздравляли меня с юбилеем и с замужест-вом: «Мы разослали газеты о вас с Мавриком всем нашим общим друзьям по городам и весям»…
Саида усадила меня рядом с собой и вспомнила спецвыпуски «Вэфовца» о шефмонтаже, в которых фигурировали почти все собравшиеся за юбилейным столом.
***
7 октября. Сегодня Маврик вдруг почувствовал, что слеп-нет. Один глаз у него почти не функционирует уже давно, те-перь отказывает второй. Если он не сможет работать, читать газеты, ему просто не жить. А через два дня, в пятницу, его лекция в академии! Внучка Дита на ксероксе увеличила текст.
Наследство!
31 октября. После публикации в прессе списков, на чье имя в швейцарских банках обнаружены «спящие счета» жертв Холокоста, у всей семьи Вульфсон начались многотрудные бумажные хлопоты — в списках имена родных. Понадоби-лась масса справок, копий документов и т.п. Собрали, ото-слали.
Сегодня пришло письмо от Рольфа Блоха, с которым по-знакомились и подружились в доме у Вилли Майера в Берне. Г-н Блох — руководитель правления распорядителей тех ев-рейских «спящих счетов» в Швейцарии. Пишет, что расстро-ился, узнав, что у Маврика плохо со зрением: «Пришли, по-жалуйста, диагноз. Пока не получил наследство, прошу тебя принять дружескую помощь». И предложил деньги на то, чтобы Маврик мог приехать в Швейцарию на операцию.
Начались походы за медицинскими справками. Врачеб-ные заключения неутешительны: оперировать уже поздно.
…Позвонил друг из Москвы Макс Серебряный: «Маврик, не теряйте времени, приезжайте! Мой сын Миша договорился в Институте Гельмгольца — ведущем центре офтальмологии. Там у него друзья, и тебя примут и проконсультируют без проволочек!»
Съездили и в Москву. Подтвердилось: к сожалению, оперировать поздно!
…После длительных официальных расчетов наследство Маврика составляет аж… 90 латов! Но и их он так и не полу-чил — очень уж долгой оказалась волокита. Но все это выяс-нилось только потом, спустя пару лет.
15—18 ноября. Пришло приглашение от президента Гун-тиса Улманиса на торжественный вечер, посвященный Дню независимости Латвии в Национальной опере, и прием в Ху-дожественном музее. У Маврика в этот день было много за-мечательных встреч с друзьями «по революции». Особенно теплая — с президентом Литвы Альгирдасом Бразаускасом, гостем Г. Улманиса.
Пушистые «народнофронтовцы»
Наша белая-белая кошка к празднику принесла трех разно-цветных котят. Решили назвать их именами лидеров Атмо-ды. Фотографию малышей напечатали в газете «СМ» с под-писью: «…Они родились к празднику независимости. Их зо-вут Янис Петерс, Маврик и Дайнис. Желающие могут полу-чить их в подарок».
Желающие откликнулись быстро.
* * *
7 декабря. Отдала в журнал «Лилит» материал о Белле Ди-жур — маме скульптора Эрнста Неизвестного. Что-то долго не печатают. Дай Бог, чтобы Беллочка Абрамовна еще была жива. Все-таки ей уже 95!
10 декабря. Поздравление и портрет с автографом от Нельсона Манделы. Сенсация! Итогом народной дипломатии назвали газеты эту переписку.
Письмо с острова Маврикий. От президента. Оказалось, что на этом далеком острове ведут тщательный учет знаме
Глава III. ВСТРЕЧА
нательных событий Маврикиев разных стран. Германовича заприметили со времени Атмоды.
21 декабря. Сегодня Маврик принимал экзамены по соци-альной психологии у первокурсников академии. Они писали сочинения на темы: «Я люблю Латвию. Не звучит ли это ба-нально?» и «Что нужно сделать, чтобы Латвия вошла в ЕС?»
Дома читаем все более ста работ. Очень интересно.
23 декабря. Из Франции пришел рождественский подарок в красивой герметично запечатанной упаковке от миллионерши г-жи Ротшильд-Розенберг.
Из Германии, из Франкфурта-на-Майне, друзья Маврика Барбара и Вольфганг Фельдманн специальным письмом прислали традиционный франкфуртский рождественский пряник с бантом.
Из Берлина и Фюрта — традиционный ежегодный сладкий привет ко дню рождения Маврика от сестер Зигрид и Гизелы Зеберг и их уважаемой мамы. Семья, которая после войны оказалась по разные стороны Берлинской стены, а Маврик еще до ее падения, помог им воссоединиться.
Все подарки торжественно откроем и продегустируем 7 января, в день рождения Маврика.
24 декабря. Были на традиционном рождественском ужи-не у мамы Мариса — свекрови Ирены. По традиции ежегод-но 24 декабря у нее в домике за Двиной собираются дети с внуками, обмениваются подарками. Мы тоже приготовили два мешка именных подарков на всю большую компанию. И получили тоже целый мешок всякого добра. От бабушки Маврику — теплые пуховые перчатки, мне — очень наряд-ные белые шерстяные варежки, связанные соседкой по спе-циальному заказу. А еще в нашем мешке оказались красивый будильник, милые мелочи от Сабины, Даны, Диты — внучек Маврика... Разумный сюрприз — подарочная карта в мага-зин хозяйственных товаров от Кристапа — сына Мариса! На нее мы приобрели трехэтажную тележку на колесиках, на ко-торую теперь раскладываем материалы для книги. Очень удобно — все всегда на месте, и можно возить за собой от письменного стола до компьютера.
26 декабря. Весь день переставляли мебель. Надо как-то упорядочить с ужасающей скоростью разрастающийся ар-хив... И всюду книги, книги — в огромном количестве. Многое подарили Саше из соседней квартиры — он помо-гал все перетаскивать и реставрировать обои в кабинете Маврика.
И когда только мы сможем все это привести в стройную систему! Хорошо бы еще и все перерегистрировать, чтобы быстрее находить то, что нужно. Появилось много новых па-пок и по алфавиту, и по темам, но до мечты Маврика об иде-альном порядке в архивном хозяйстве еще и сегодня далеко. Увы!
28 декабря. Пришла Алла Скорова. Мы очень подружи-лись со времени работы над «Картами» на русском. И в буд-ни, и в праздники она желанный гость в нашем доме.
Обменялись предновогодними подарками. Долго чаевничали-кофейничали с коньяком и пиццей.
— Из этих студенческих работ может сложиться хорошая книга, — просмотрев сочинения, заметила Алла. И к голосу высокого профессионала-редактора надо бы прислушаться. Уже есть и предложение Улдиса Нориетиса — вместо обыч-ных ежегодных обзоров Маврика для прессы издать эти со-чинения книгой с комментариями профессора. Но профес-сор не готов: «Надо еще подумать». Уговариваем.
Нам установили электронную почту. Уже пришло первое письмо — от внучки Анечки. Начинается «электронная» жизнь!
Из домашних разговоров
«Не хочу ложиться отдыхать днем, как ты советуешь и угова-риваешь меня. Жалко потерянного нашего времени. Его так у нас мало осталось, а еще мудрый Альберт Эйнштейн говорил:
“Я будущее не тороплю. Оно придет само, причем очень скоро”. Мне всегда кажется, что я сделал непростительно мало…”
И, кроме того, когда занят делом, я здоров и меня любят женщины», — шутил Маврик.
Листая дневник
3 января 1999 года. Первые три дня нового года почти не выходили из дома — продолжали переставлять книги и на полках в спальне. В порядке отдыха в перерывах между физическим трудом Маврик писал на немецком статью в “Die Zeit” коллеге Кристиану Шмидт-Хойеру о предстоя-щем марше латвийских легионеров — ветеранов Второй мировой войны.
“Es m;lu Latviju” — «Я люблю Латвию»
Ура! Маврик увлекся. Он принял решение: «Начинаем рабо-ту над новой книгой. Назовем ее “Es m;lu Latviju” — «Я люблю Латвию». В нее войдут отрывки из сочинений студентов Ака-демии художеств, иллюстрированные их работами. Ведь они художники. Так мы представим молодую поросль творчес-кой интеллигенции страны. Возможно, среди них и будущие знаменитости. Хорошая, достойная идея. Спасибо вам, мои дорогие женщины, за настойчивость!», — благодарил он нас с Аллой.
…Через полтора года получилась богато иллюстрирован-ная книга-альбом «Я люблю Латвию! Вызов, мысли и работы студентов Латвийской академии художеств». В сборнике два предисловия — ректора академии художеств проф. Яниса Андриса Осиса и автора проекта Маврика Вульфсона. Ди-зайн проректора академии, профессора Алексея Наумова: 52 страницы — 52 автора. Многоцветная, праздничная, очень красивая и ценная книга. Подарок к 10-летию восстановле-ния независимости страны.
На многолюдной презентации Маврик объявил, что «вместо гонорара получил громадную моральную компенсацию и удовлетворение! И доволен!». Издание действительно стало событием: «Очень интересный, полезный для общест-ва и оригинальный по дизайну проект» — так оценили его в прессе и телепрограммах. Книга не продавалась: почти весь тираж раздарили соавторам — студентам, гостям на презен-тациях, библиотекам.
Листая дневник
7 января. День рождения Маврика отмечали дома. Собра-лось человек 15—18. Главное, чем потчевала их, — популяр-ное в семье Вульфсон блюдо — Gallert (холодец). Всем по-нравилось. Как и тейглах — национальное еврейское угощение, которое по традиции готовится к большим празд-никам — «фиги» из теста, сваренные в меду.
Самым же интересным в программе вечера был сюр-приз-загадка «Что в черном ящике?» Никто не отгадал, что в упаковке из Парижа от м-м Беатрис Ротшильд был… гуси-ный паштет. Оказывается, получить такой паштет на Рожде-ство — особый знак уважения и любви. Европейская тради-ция! Так и мы все, не отходя от праздничного стола, приоб-щились к Европе.
С м-м Беатрис Маврик познакомился на обеде у канцлера ФРГ Гельмута Коля в начале 90-х. С тех пор они и дружат.
18 января. На приеме у председателя Сейма Яниса Страу-ме по поводу приезда спикера израильского Кнессета Дана Тихона с супругой.
24 января. Были на кладбище в Шмерли у Саши. 15 лет он не творит добро на земле. На надгробии большой венок и не-сколько букетиков. От кого?
Сегодня приходили Вера Корчак, редактор, и ее коллеги из газеты „Zeme”. Снова будут писать о нас — молодоженах.
В издательстве „Jumava” тянут, не печатают «Карты на стол» на русском. Просят еще значительную сумму, а также уговари-вают убрать «самую скандальную главу» — переписку с «дру-зьями»-националами. Маврик думает: не забрать ли рукопись?
Глава III. ВСТРЕЧА
8 марта. Накануне Маврик тайно убегал за цветами, спрятал их и сегодня встал пораньше, поставил вазу у моей постели…
22 марта. На дискуссии о легионерах в Цесисе.
23 марта. Сегодня в гостях был посол Дании Михаэль Морч. Пришел побеседовать, пообщаться с Мавриком перед очередной поездкой.
В библиотеке города Кулдиги
Еще зима. В пургу за нами приехали из Кулдиги — Маврика ждут на встрече в местном латвийско-израильском обществе.
При входе в библиотеку, где проходило собрание, боль-шой плакат-приветствие к приезду Маврика. В его честь подготовили и специальную выставку. Общество в Кулдиге действует очень активно. Председатель Иго Мидриянис.
Было очень приятно, если не считать, что там живет одна-единственная еврейка, чья мать в тех краях спаслась в годы Холокоста.
Миссия… от австралийских латышей
— Г-н Вульфсон, я прилетел из Австралии с ответствен-ным поручением от местных латышей! Мне необходимо с вами срочно встретиться.
— Пожалуйста, приходите. Мой адрес…
— Будем говорить по-английски? — спросил Маврик Германович гостя, встречая его в передней.
— У меня принцип: как только ступаю на латышскую зем-лю, говорю только по-латышски!

…За завтраком, обедом и полдником non-stop! — до самого вечера г-н Грива никуда не торопился. Красочно рассказывал, что сделала его община для Латвии, латышей: открывает но-вые рабочие места, много строят, недавно отреставрировали церковь в провинции, помогают материально бедным и боль-ным…
— От земляков я привез вам, г-н Вульфсон, 50 тысяч дол-ларов с просьбой издать специальный для них тираж книги „K;rtis uz galda” («Карты на стол»)..
— Деньги я взять не могу. Все нужно оформить офици
ально с издательством, через банк. На том и порешили.
— Еще нигде не остановились и никого знакомых?! Уже вечер. Переночуете у нас…
— Благодарю, но не удивляйтесь — я в пять утра привык выходить прогуляться…
— Кто вы по специальности, где работаете, ваша семья?
— Живу в Канаде, работаю в пансионе для инвалидов в Чикаго. Ухаживаю за больными, учусь…
— Так где вы живете — в Канаде или Америке?
— В Канаде! В Чикаго! …И все-таки поздним вечером он ушел: «Утром приду в 11.00, пойдем в банк оформлять заказ».

…Не спали всю ночь. Странно что-то. Кто он, откуда — живет в Америке или Канаде? Миссия из Австралии? В его монологах часто концы с концами не сходятся. На всякий случай возле входных дверей для защиты — все имеющиеся в доме тяжелые предметы, от молотка для отбивки мяса…
Утром Грива пришел ровно в 11.00. Одет с иголочки — в красивом костюме, с галстуком и букетом цветов для меня. Джентльмен!
В гостиной за столом в гражданском сидел… полицейский.
— О, это за мной! — увидев его моментально воскликнул «австралиец-канадец».
— Вот мы с тобой опять и встретились, — полицейский узнал его.
У нашего подъезда ждала служебная машина.
…Через полчаса с телевизионной группой приехала извест
ный комментатор Одита Кренберга. Накануне она условилась с Мавриком Вульфсоном об интервью на актуальную тему. После записи Одита заметила, что мы чем-то взволнованы, удручены.
— До вашего приезда в нашем доме арестовали человека… Неприятно! Но так получилось…
Выслушав историю, бригада уехала. Но через полчаса те-левизионщики приехали снова: редактор решил, что о вашем случае надо рассказать в «Панораме», чтобы предупредить других. Мы должны успеть подготовить сюжет для вечерних новостей, — объяснила Одита.
…После передачи «посыпались» телефонные звонки. Оказалось, что такое уже случалось в домах у многих рижан. Наш «гость» — просто любитель появляться у известных людей, незваным гостем ходить по презентациям, многолюд-ным празднествам, где часто многие не знают друг друга… О нем написали в газетах.
Полчаса о премудростях в любви. Джентльмен, рыцарь, или Как быть счастливым
Дважды — утром и вечером по телевидению показывали попу-лярную передачу «Топ-звезды Жаклин. Персоны». В качестве «персон» на этот раз были мы с Мавриком. Аудитория в теле-студии — студенты. Перед камерой шел откровенный разговор о чувствах,супружеской гармонии и возможна ли она,когда су-пругам не очень мало лет. Полчаса о премудростях в любви.
— Мы знаем и любим вас, г-н Вульфсон, как народного ге-роя. Но сегодня пригласили сюда еще и как джентльмена, и как обаятельного человека, «шармантного» мужчину, — на-чала ведущая Жаклин Циновска. — Что вы скажете моло-дым людям, скептикам, которые думают, что в солидном воз-расте любят по другому, чем в молодости?
— M;l;;i! Мои миленькие, голубчики! Я обращаюсь к вам так, как 40 лет обращаюсь к студентам Латвийской академии художеств. Все, кто за эти годы стал художником, — это мои студенты.

Мои голубчики. Не думайте, что жизнь и любовь заканчи-вается в 50 лет, 60, 70 и даже, и — о Боже! — в 80 — столько мне лет. А моя жена — молодая.
— Как вы познакомились?
— Мои взрослые дети — моя дочь Ирена, она художница, профессор Латвийской академии художеств, ее муж — пре-зидент ARS, — как-то сказали: «В нашей семье мы все любим, дружим, хорошо понимаем друг друга, но каждый занят сво-ими делами. Мы своими, ты — своими. Но после смерти ма-мы ты очень тоскуешь, скучаешь. Было бы хорошо, если б ты тоже устроил свою личную жизнь.
…Я и раньше знал, что в «Вэфовце» работает такая очень яркая и энергичная рыжеволосая… но мы с ней лично ни-когда и нигде не встречались, хотя коллеги — оба журналис-ты, я в журналистике почти 60 лет. И мне захотелось с ней встретиться. У обоих за плечами жизнь, у меня более длин-ная, чем у нее. Вы, молодежь, назначаете свидания на диско-теке, а мы — в парке, на углу улиц Элизабетес и Бривибас, на-против гостиницы «Латвия». Встретились. И поняли, что мы разной ментальности. Она — русской, я — латышской. Но она мне понравилась как женщина. Встретились еще раз, еще, больше сблизились, стали лучше понимать друг друга, и вскоре я почувствовал, что влюбился, и ей об этом сказал (аплодисменты в зале).
— Что вы, г-жа Эмма, думаете об этом. Ведь он был тогда очень популярным человеком, персоной?
— До того знала, что это очень интересный, выдающийся человек, личность, но никогда не думала, что это может иметь ко мне какое-то личное отношение.
— Да, она знала только, что есть такой политический ху-лиган, который не боится говорить то, что другие боятся. Это все, что она знала про меня.
— Он говорит вам комплименты?
— Каждый день и много раз. Под влюбленными взгляда-ми я чувствую, что любима.
— Я сейчас скажу вам что-то важное, — в Маврике загово-рил педагог. — Чаще говорите своим друзьям, имею в виду юноши девушкам, девушки — мальчикам, своим любимым: «Какая ты красивая! Как тебе это к лицу, как идет тебе это пла-тье. Я тебя люблю!» И поверьте мне — жизнь будет значитель-

но чудесней, красивей. Бывает, даже в троллейбусе хочется по-целовать свою любовь — не стесняйтесь! Это и мое заветное правило, потому что, уверен, оно имеет и обратную силу — де-лает счастливым и тебя.
— Говорят, что вы и в кухню приходите при галстуке. Это правда?
— Именно так. Скажу вам, m;l;;i, когда у вас появится друг, всегда одевайтесь аккуратно, хорошо и красиво. И ме-няйте то, что вы носите и надеваете. Не держите все краси-вое только на выход. Некоторые думают — на выход надо красивее, больше постоять, покрутиться перед зеркалом. По-нятно, что перед выходом куда-то каждый из нас готовится. Но и дома надо быть такими же.
— А что вы готовите ему, какую еду?
— Геркулесовую кашу и крепкий-крепкий кофе — это обязательно.
— Не думайте, что главное при женитьбе — женщина, которая хорошо хозяйничает на кухне. Это не обязательно. Только для этого жениться не надо. Я женился не для того, чтобы Эммулит стала моей кухаркой, а чтобы осталась мо-ей любовью. Делать же котлеты «по-нашему» она научи-лась — Ирена, моя дочь, открыла ей наши семейные секре-ты — рецепт. У нас в доме была разнонациональная кухня. Я не националист, хотя некоторые это мне приписывали, — пошутил Маврик. — Просто в каждой семье свои вкусы.

Консервативным быть модно
— И после свадьбы у нас ничего не изменилось — мы дружи-ли перед свадьбой полтора года. Как всегда, благодарю, гово-рю «Спасибо!», когда мне предлагают хлеб или что-то дру-гое. Кланяюсь и целую руки после завтрака, обеда.
Возможно, я просто старомодный человек, консерватив-ный. Но быть консерватором сегодня очень модно, хотя те-перь некоторым это кажется уж слишком вежливым.
— В первой Латвийской Республике было так: если кто-то подал руку и пообещал, что сделает, то это уже больше,

чем документ, подтвержденный печатью нотариуса. Може-те не сомневаться — человек слово сдержит. Поддержите тот пример.
— Во всем ли у вас с Эммой сходятся взгляды в вопросах политики, к примеру?
— Нет, не во всем. Но в политике — да, потому что Эмма переписывает на компьютер все мои статьи для публикации, а пишу я в основном о политике.
— А в вопросах секса?
— В основном да, но не всегда.
— Из нашей беседы мы сегодня поняли, что люди и в 70—80 лет схожи с молодыми. Но еще такой вопрос, — ин-триговала Жаклин. — Лет восемь-десять лет назад, когда в Латвии еще не очень модно было говорить о сексе, в топе самых сексапильных мужчин, вы, г-н Вульфсон были на де-сятом месте.
— …Не помню, хотя это мне льстит. Это значит, что тебе, Эммулит, повезло, — отшутился Маврик в ответ.

— Какие девушки были для вас королевами в молодости?
— О! На этот вопрос я не отвечу. В академии мне везло — со всеми у меня были хорошие отношения, но жена очень ревновала меня к студенткам, и я это учитывал. Меня всегда в жизни угнетают два вопроса — ревность и обидчивость. Особенно обидчивость — боишься что-то сказать неосто-рожно, и с тобой не будут разговаривать. Такие женщины мне попадались. Счастлив, что Эммулит не обидчива.
— Вы сами тоже ревнивы и обидчивы?
— Теперь уже немножко.
— Как вы дома обращаетесь друг к другу?
— Котенька, Эми, Эму, Эммулите, Эммочка!
— А он для меня Мавричек, милый мой, хороший.

— И «мой дорогой Бобик»… Когда она впервые назвала ме-ня Бобиком, я чуть не обиделся. — Так я называю своего люби-мого внука Сашеньку, — объяснила она. И я понял и принял.
— Что такое счастье?
— Делать счастливым другого. Быть нужным кому-то в нужную минуту.

Глава III. ВСТРЕЧА
— Какие песни вы любите и можете ли их спеть? — спросила одна студентка.
— Хотя я не очень музыкален, у меня несколько любимых мелодий и песен. Я довольно долго работал в одной редак-ции и даже в одном кабинете с замечательным поэтом Алек-сандром Чаком, и моя любимая — его песня «Плачет окно в тумане». Даже на нашей свадьбе я просил не играть нам ни-каких маршей Мендельсона, а эту мелодию. Эту песню я не-давно пел и на новогоднем балу Клуба деловых женщин, за что удостоился специального приза.

И он напел ее…
После той передачи мы еще долго принимали компли-менты. На улице нам особенно доброжелательно кивали лю-ди. Было много телефонных звонков и даже такой:
— Когда вы еще будете выступать?
Видимо, решили, что это был спектакль.

Семья — это работа
«Слово “семья” всегда имело для меня тепловое значение: это нечто, пронизанное общим теплом, взглядами. Печка.
Замечательно, если тебя понимает тот, кто рядом. Не-которые пытаются обоюдно перевоспитывать друг друга. Напрасно. И не пытайтесь Процесс этот бесполезный. По-верьте моему опыту.
Любить — значит наслаждаться друг другом. На Вос-токе говорят: сумей не разбить, не расплескать этот хру-стальный сосуд. И будешь счастлив. Любовью человек за-щищен.
Но сохранить семью и любовь — это работа! Причем по-стоянная и обоюдная, но у женщины и мужчины свои роли. В душе каждого есть бубенчик, нужно только помочь ему зазве-неть. А вместе это Гармония и Нежность. Причем я отдаю главную роль взаимной нежности.
С любимыми полезнее (и для себя), держать себя в руках, следить за тоном своего голоса. Не обязательно выплески-вать все накопившееся. Это не оружие.
Если в семье уважение друг к другу как к личности, к делу, которым каждый занимается, то будет спокойно и хорошо на душе.
“Даже правда должна сочетаться с состраданием, с так-том”, — учит мудрый Далай-лама. Я же придерживаюсь еще и другой мудрости: даже правду не говори не вовремя, под горя-чую руку. Неприятности, замечания лучше не говорить вооб-ще, а если не можешь, “оберни”их в шутливую, иносказатель-ную форму.
Ты ко мне шаг, я к тебе — десять! Это закон отношений не только из курса социальной психологии. Должно стать модным быть добрым. Этой мудрости нужно учиться всю жизнь. Тупиковых ситуаций не бывает. Есть только уроки, которые к примеру я, зубрю всю жизнь.
Таким семейным ценностям нет цены. Это и делает се-мью счастливой. Других , более главных семейных постулатов я не знаю. Такова и подсказка от Яниса Райниса в пьесе “Инду-лис и Ария”: “Твоя сила от ненависти, а моя — от любви”.
Добра вам, мудрости в жизни!»
Духовность по Маврику. Глаза и галантность
Правильно относиться к любому событию он помогал очень просто — оставаясь самим собой. Посмотришь в его глаза — в них юношеский задор. А его галантность — это не только для блеска женских глаз и души. И способность заразить своим чувством другого. Он научил тому, что при любых обстоятельствах надо плыть дальше На свет.
По-своему он относился к вечным духовным ценностям: не уважал, когда лишь «доллар в глазу», для кого бумага — лишь чек, причем не менее, чем со множеством нолей. Не понимал мужчин, у которых много женщин. Умел « по зрачкам» распоз-нать человека и выбирать людей, с кем дружить — не дружить. Он ценил только моральные, духовные ценности, не матери-альные.
Глава III. ВСТРЕЧА
Случай с нами в Цюрихе. Жулики буквально из-под меня — из-под скамейки, на которой мы сидели в городском парке, «увели» мою. сумочку. А в ней кроме дорогого фотоаппарата, престижной косметички, были все наши наличные деньги. Хо-рошо еще, что паспортов не было. Я страшно переживала, но Маврик ни словом, ни настроением и в тот момент, и никогда после не упрекнул меня —разиню.И запретил даже вспоминать о том случае.
«С годами я понял, что мои родители поумнели», — пошу-тил когда-то юный герой Марка Твена. А я это серьезно. Фило-соф и в душе, Маврик Германович старался соблюдать запове-ди. Многие обязаны ему своим перерождением. Я в их числе — если рядом с ним хотя бы чуточку и не поумнела, то глубже по-няла смысл жизни, у меня изменился, вернее, поменялся поря-док жизненных ценностей. За наши короткие годы «вместе» я почти научилась смотреть и видеть его глазами, чуть больше разбираться в людях, хотя все-таки часто ошибаюсь и сегодня, договариваться с собой, повертывая бинокль в обратную, в свою, сторону, чтобы лучше понять и себя.
«“После пятидесяти я завязал со всеми излишествами. Кроме любви”, — пошутил как-то знаменитый Ален Делон… И я тоже, хотя не такой молодой и красивый», — иронизировал Маврик.
Многое доносил он и до моей женской логики, хотя кое-что я поняла с большим опозданием. И сегодня мне его очень-очень не хватает.
«Поверьте тому, кто целует вам руки»
В парикмахерской,расплатившись за стрижку,он поцеловал ру-ку молоденькой мастерице, совсем девочке. Она так и зарделась от смущения. С удивлением наблюдали за ним и с соседних кре-сел, а он был ужасно доволен. Когда мы вышли на улицу, объяс-нил: «Это для того, чтобы она знала, как должно быть».
И студенткам в академии, и своим внучкам Маврик вну-шал: «Не верьте тем парням, которые пристают с грубостя-ми. Поверьте тому, кто целует вам руки».
Секс по Виктюку и… стрелки по Примакову

17 октября 1998 года. Пятница. После очередной лекции Маврика в академии — в театр. Смотрели, кажется, «Ба-бочка, бабочка...» с натуралистическими выкрутасами Виктюка.
Маврик сидел и ерзал в кресле и в конце концов даже расстроился:
— Это же пошлые треугольники. Стыжусь, что был на та-ком спектакле: любовь, секс — это же счастье! Показывать, рассказывать об этом нужно тонко, нежно, эстетично. И на экранах теперь это показывают безвкусно, как спорт, физ-культуру какую-то! Лучше бы мы сегодня остались дома, и я, наконец, погладил бы свои брюки «по Примакову».
Ушли в антракте.
Маврик рассказывал, что как-то во время одной из встреч в Москве Евгений Примаков, тогда крупный представитель советской элиты, поделился своим «секретом», как практично гладить брюки: стрелки брюк надо натереть кусочком сухого мыла и накрепко запарить. Будут стоять почти насмерть.
…В тот вечер дома одну пару брюк «по Примакову» Маврик все-таки погладил. За этим занятием — и продолжение темы.
Следуя мудростям кумиров-писателей
— В войну я подружился со многими фронтовиками — будущими известными писателями, поэтами. Кто-то тогда уже написал свои главные поэмы, повести, а у меня памятной «литературой» были короткие стишки в военные газеты. Правда, за некоторые стихотворные строчки меня однажды похвалил даже сам Константин Симонов.
Илья Эренбург со времен войны стал одним из самых вы-соких моих кумиров. Понял, почему венгерский генерал Лу-кач — Мате Залка ему когда-то сказал: «Тебе вместо того, чтобы болтаться под пулями в Испании, нужно писать. Ты писатель». От себя добавлю: писать и говорить.
После войны однажды я был доверенным лицом Ильи Григорьевича — кандидата в депутаты на выборах в Верхов-ный Совет Союза. В предвыборных поездках по Латвии про-вел с ним несколько незабываемых дней. И на книжных пол-ках у меня почти весь Эренбург. Заглядываю в него, перечи-тываю. Вспоминаю. Он как-то заметил: «Чтобы узнать стра-ну, нужно в ней пожить, обзавестись друзьями и недругами, узнать и радость, и беду и даже поскучать на досуге».
Эта его мысль вспомнилась Маврику после весьма нео-бычных обстоятельств в Германии. Когда в советское время его стали выпускать за рубеж без сопровождающих, он поч-ти всю обменную валюту, а меняли-то тогда копейки, тратил на кино. Коллеги обычно удивлялись: «Что за блажь? Кино можно смотреть и дома». Но, следуя услышанной когда-то от Эренбурга мудрости, Маврик убедился , что и фильмы очень помогают лучше понять местную жизнь, быт, менталь-ность страны, в которую приехал.
— Многого из того тогда у нас и не показывали. А мне, жур-налисту, да еще и международнику, особенно важно было все увидеть своими глазами, — вспоминал Маврик Германович. — Непривычными были и порносексфильмы даже и на телеэкра-нах. Возможно, с непривычки, но мне это стало неприятно. И однажды насмотревшись этого, я так возмутился, что позвонил в одну из фирм, создающих порнофильмы. Меня выслушали с некоторым удивлением. Хозяйка, солидная дама, даже пригла-сила в свой дом. Собрались муж, взрослые дети, зятья… Хоро-шая, вроде бы интеллигентная семья. «А то, что вы видите по телевизору, — это наша работа, — объясняли они мне за ужи-ном. — И, учтите, довольно тяжелая. Не все выдерживают…»
Мы долго беседовали. Интересно было и им. Даже хочет-ся думать, что та наша встреча как-то повлияла и на стиль их «продукции».
Листая дневник
«Я не отшельник, но иногда хочется одиночества, уединения. Самое лучшее время, когда мы рядом и никого вокруг. Как замечательно нам было на Гауе на террасе в темноте, тиши-не, без телевизора, но «под магнитофон». Ах, чудесны были те наши вечера. Мы распевали и перепевали все, что еще не забыли, — романсы, песни, начиная с революционных, и на разных языках».
«Хочу такого Маврика!»
Случалось, что женщины по-доброму завидовали мне.
Своей молодой коллеге я рассказала, что мы с Мавриком собираемся пожениться.
— Ой, он ведь такой старый! Зачем?
Но когда познакомилась, побеседовала с ним , написала о нем взволнованную статью и ему сказала:
— Я очень благодарна судьбе, что познакомилась с вами!
— Я тоже хочу такого Маврика! — как бы пошутила и другая молодая коллега.
— А мне мой муж никогда не говорил: «Люблю!»
— Неужели?
— У нас тоже хорошие, внимательные мужья, — заметила как-то близкая знакомая. — Но где же на всех набраться таких Мавриков!

А мне бы хотелось, чтобы моим детям и внукам выпало подобное, как мне, причем, когда мне было уже далеко не 20. И я спрашиваю у друзей:
— Бабье лето — это когда?
— Когда выросли твои дети, — отвечают мне.

— А может, когда уже и внуки — студенты и магистры? Или правнуки, как у Маврика?
* * *
«Как поздно мы встретились! Сколько безвозвратно потеряно счастливых дней и часов!», —повторял и повторял он.
Да, Маврик ушел раньше, чем смог научить всему, чему мог. Хотя бы всех нас, своих близких: что надо оперативно отвечать на письма и звонки; не приучать детей обманывать
Глава III. ВСТРЕЧА
и по телефону, что вас нет дома; умению общаться даже да-леко не с друзьями; научить, как писать письма…
26 камешков — сувениры от доктора Мартиньша
2001 год. Начало февраля. Вот уже пару дней у Маврика подозрительные боли — колики в животе...
— Стопроцентно доверяю доктору Мартиньшу Лиепинь-шу — заведующему хирургическим отделением клиники им. Паула Страдыня. Диагност от Бога! Чтобы не было позд-но, срочно к нему на консультацию! — решил зять, доктор Андерсонс. — Если потребуется операция, в клинике отлич-ная команда специалистов.
…Маврик уже на операционном столе. Для доктора Лие-пиньша это очередная из сотен операций на желчном пузы-ре по поводу удаления камней уже и по новой технологии: лапароскопия — операция без привычных разрезов, а через проколы. Сертификат, право оперировать по-новому, он од-ним из первых среди медиков Латвии получил в клинике Wuppertal-Barmen, что под Дюссельдорфом, в Германии, где метод и был разработан. Член Международной ассоциации хирургов, он ежегодно проводит около 400 операций. Автор более 130 научных публикаций и двух патентов.
— В этом мешочке на добрую память все ваши 26 камешков! Это сувениры от доктора Мартиньша.
И вправду, на добрую. Успели! Действительно диагност от Бога! И его сплоченной команде — от врачей до нянь единая семья, — легче выхаживать самых тяжелых больных. Даже таких, как восьмидесятитрехлетний Маврик Вульфсон с его объемистой историей болезни.
— Укажи, пожалуйста, то место, где у тебя нет какого-нибудь заболевания, где никогда ничего не болит! — шутим мы теперь.

Словом, пронесло! Три недели безвыездно мы оба «прожи-ли» в клинике. Затем — в реабилитационном центре «Вайвари».
Спасибо всем! Вульфсон снова в строю. Тогда у Маврика Германовича и родился замысел новой, девятой, к сожалению, как оказалось, последней книги «О тех, кого не забыть».
Маврик приглашает в соавторы
«В свои 85 лет известный латвийский публицист и обще-ственный деятель Маврик Вульфсон задумал новую книгу. Ее идея укладывается в формулу: “О тех, кого нельзя за-быть. Годы. Встречи. Мгновения, ставшие судьбой. Созда-дим летопись для потомков — расскажем, как жили, о чем мечтали”.
Соавтором этой книг и может стать каждый, у кого есть интересная история — о времени, о себе, о своих близких и знакомых.
Ксения Загоровская и Элина Чуянова, редактор «Часа» и ведущая рубрики, организовали линию “Читатель — книга М. Вульфсона”.
...Надеюсь, что и вы поддержите мой проект. Был бы ис-кренне благодарен, если бы вы нашли время и подарили этой книге “кусочек” своего видения жизни, делового, спортивного мира, мира культуры в наш стремительный век глобализа-ции; рассказали и чуть-чуть о себе. Каждому автору будет почетное место.
…Свой труд предъявлять к оплате не считаю возможным. Проект не имеет коммерческих целей.
С почтением и уважением ваш Маврик Вульфсон,
профессор Латвийской академии художеств”» (Сергей Николаев. «Час», 13 января 2003 года).
Листая дневник
20 декабря 2001 года. Наши вечерние беседы. Напомнила, как было у Вайсов (на приеме у посла ЕС в Латвии), где Маврика Германовича осыпали комплиментами.
— «Интеллигентен!.. Вежлив…Всегда элегантен» — бед-ные это люди. Они просто не знают, как все должно быть, как нужно жить, комментировал он уже дома.
— Знаешь, у меня сейчас три главных желания: быть все-гда с тобой рядом. Второе — вместе научиться чему-то ново-му, например, вернуться к идеям и трудам Исайи Берлина. Когда-то, еще до тебя, и вообще давным-давно, в моей моло-дости, я очень увлекался его философией, много его читал. Выяснил даже, что хотя и в разную пору, когда Исайя был очень юным, а я вообще малышом, наше жилье было по со-седству — его семья жила на улице Альберта, а моя — на Га-ну. Теперь мне захотелось снова все вспомнить.
— Ты рассказывал об Исайе в одном радиоинтервью. Я его слушала вчера, когда переписывала кассеты для архива. Интересно!
— Да, но того сегодня мне мало. Многое забыл. Начнем хотя бы с курсовой работы о нем Сабины (его внучки, тогда студентки Академии культуры).
— Когда я слушаю записанные свои старые речи по радио или телевидению, сам себе завидую. Еще недавно я так мно-го читал зарубежные газеты, анализировал, чтобы рассказы-вать людям самое интересное. Но писал очень уж длинно. Действительно для архива. Теперь же из-за слабого зрения читаю мало и потому становлюсь все беднее.

«А ты просто записывай»
— Ты просто влюбился в свою немецкую книгу (“Baltische Schicksale”). А она идет трудно. Слишком много материала. Отложи ее пока. Займись другой, например напиши о нас, как ты собирался сделать.
— Я,наверное,не смогу — плохой писатель.У меня просто не хватает слов для того, чтобы выразить все, что во мне клокочет.
— А ты не выдумывай, а просто записывай.
— Я жду, когда у нас будет свободное время. Ведь каждый день что-то надо сделать, что-то горит. Еще и этот архив чер

тов… Когда мы теперь смотрим старые материалы, статьи, я все снова переживаю. Мне это трудно. Трудно и жалко. Ориги-налы по-другому пахнут. Жалко расстаться со всем этим.
Вечером мы долго говорили о прошедших встречах в гостях. И в очередной раз Маврик сказал:
— Ты сегодня, как всегда, очень хорошо выглядела. Не зря получила так много комплементов. Мне многие мужчины завидовали.
— А мне — «девочки», потому что я тебя люблю.
— Ну, а меня-то за что?
— Разве любят за что-то? Я не знаю за что. Просто люблю и все.
— Наверное, потому что я другой, не как все? Я много над этим думаю и мучаюсь, почему я не такой, как все…
— Вот-вот, верно. Люблю, потому что ты не такой, как все. Потому что — удивительно хороший человечек.

Листая дневник
В одной старой газете (“R;gas Balss” за 31 марта 2000 года) на-шла воспоминания школьной учительницы о своих воспи-танниках: «…из-за него, Маврика Вульфсона, я боялась хо-дить на уроки в их класс. Не то чтобы специально умничал, просто был умным от природы. Причем, по всем предметам и направлениям. Мне иногда даже казалось, что для него ничто не является новостью. Таким вот он родился. Бывает же у ку-рицы громадное яйцо, а бывают совсем хиленькие».
«Только не славословьте, пожалуйста»
7 января 2002 года. Очень тепло и уютно дома отмечали 84-летие Маврика. За праздничным столом было много гостей: вся семья, английский посол Стивен Неш, посол ОБСЕ Петер Семнеби, Роланд Баренис — тогда один из руководителей пи-воварни „Aldaris” со своей энергичной супругой Ириной Пе-
Глава III. ВСТРЕЧА
терсоне, Янис Юрканс с женой, наша милые друзья Алла Ско-рова, Эрик Палитис, Лилита и Таня Тец, Алдис Берзиньш — наш издатель со своей очень миниатюрной милой Элей…
Начались тосты.
— Только не славословьте, пожалуйста, — умоляет виновник торжества.
«Моя мама влюбилась»
— Моя мама, очень почтенная дама, давно влюбилась в вас, дорогой Маврик, еще когда впервые услышала и узнала про вас, — начала свой тост Илзе Юркане. — Со времен Атмоды она неоднократно говорила, что охотно вышла бы замуж за г-на Вульфсона… Но, вы, Эммочка, не волнуйтесь. Она жи-вет далеко, в Америке.
Петер Семнеби, посол ОБСЕ в странах Балтии:
— Прибыв в Ригу в качестве посла, от коллег, журналис-тов я часто слышал: «В Латвии есть уникальная личность — Маврик Вульфсон. Человек-легенда! Очень смелый, мудрый, откровенный и суперинтересный собеседник. Вскоре убе-дился в этом лично и всегда радуюсь каждой с вами встре-че… Покорнейше прошу зачислить меня в армию ваших друзей и единомышленников.
Прощаясь, посол Великобритании в Латвии Стивен Неш в тот вечер с сожалением сказал:
— Не ожидал такого приятного и трогательного вечера, таких интересных встреч. Очень жаль, что моя супруга Руси-ко не смогла быть сегодня у вас! Нам с ней еще не приходи-лось бывать в такой удивительно приятной домашней атмо-сфере. Постараюсь ей все передать.

Личность ХХ века
Апрель 2002 года. В большом актовом зале Латвийской ака-демии художеств очередная презентация — книги “Baltische Schicksale“ («Балтийские судьбы»). Многолюдно и очень торжественно. Известная художница, воспитанница акаде-мии Людмила Перец преподнесла автору книги подарок — свою работу «Личность ХХ века. Портрет проф. М. Вульф-сона». Выступал фольклорный ансамбль немецкого обще-ства “Morgenrote”. Звучали немецкие и латышские популяр-ные народные мелодии. Затем — большая пресса, репорта-жи по местному телевидению и российскому НТВ.
«Я за диктатуру! Диктатуру этики»
17 апреля. Презентация “Baltische Schicksale” в академии ху-дожеств.
— Прошло отлично: мы победили! — сказал вечером Маврик.
«Мы победим!» — написала в книге отзывов Эйжения Алдермане, руководитель Управления натурализации. Ей сейчас очень тяжело: националисты пытаются ее скинуть с поста — боятся, что очень уж много нелатышей получат пра-во голоса на выборах, а это для националистов — смерть.
Мы с ней тепло обнялись. Она была очень тронута, что не забыли пригласить, и рассказала:
— В этом зале на презентации мы сидели вместе с Илмаром Бишером. Он мне сказал: «Как много людям сделал этот человек, Маврик. Не говоря уже о том, что он сделал для независимости Латвии за все эти годы». А я никогда не забуду тот час, когда Маврик стоял один на трибуне и впервые в нашей истории сказал о секретных протоколах, об оккупации. ОДИН! И в присутствии всех властей, такой силы! Какое мужество и смелость надо было иметь! Тогда мне было страшно за него. Но именно в тот момент, в том зале я почувствовала, что и во мне произошел перелом. С тех пор, когда трудно или страшно, я вспоминаю Маврика на трибуне 2 июня 1988 года, и мне ничего уже не страшно. На этом я стою, борюсь до сегодняшнего дня. И не сдамся ни за что!
Глава III. ВСТРЕЧА
* * *
Назавтра Маврика Германовича пригласили в популярную телепередачу «С позиции власти».
— Почему меня зовут в эту передачу? Ведь у меня же нет никакой власти! Я только за диктатуру! Диктатуру этики, за которую и стою насмерть!
Но предложение принял (см. приложение).
После выхода передачи в эфир много звонков с благодарностями, особенно от русскоязычных жителей Латвии.
Он постоянно чувствовал, как нужен людям. Они тяну-лись к нему: писали, звонили, просили совета, потому что ве-рили ему, его опыту, ценили его мудрость.
— Мемуары о нем очень нужны, потому что людям очень нужен свет, свет надежды. К светлому тянутся даже послед-ние бомжи и люди, обозлившиеся на весь мир, которые при-ходят ко мне на бесплатные воскресные приемы в цер-ковь, — убеждала меня и мой замечательный врач Скайдри-те Межецка.
«Три поколения ваших студентов!»
Октябрь. На приеме посольства ФРГ по случаю годовщи-ны воссоединения Германии. Прекрасный концерт симфо-нической музыки в Большой гильдии (Вагнер, Брамс, Мен-дельсон). Продолжение приема — в Малой гильдии. Тро-гательная встреча Маврика и Яниса Медниса, бывшего по-четного консула Латвии в Берлине, у которого он часто ос-танавливался во время своих поездок в Германию. Они тепло обнялись, расцеловались. Во время фуршета Мав-рик, как всегда, постарался пристроиться в укромном угол-ке большого зала, но все равно оказался в центре вни-мания.
Рядом присела заведующая ЗАГСом Ария Иклая:
— В нашей семье три поколения ваших студентов: я, моя дочь и моя внучка… Благодарим вас за все, дорогой профессор!
Сирень от президента в январе
Январь 2003 года. Маврику — 85!
«Академия — моя крепость! Здесь я, как дома! Как за сте-ной!» — войдя в зал, сказал он и на этот раз. Здесь с полудня в тот день и началось чествование. Организации, посольства, бан-ки, кафедры, художники, профессора, мастера — бывшие его ученики…
Душистую сирень с поздравительным адресом прислала президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга.
Слово министру иностранных дел г-же Сандре Калниете:
— Нет, я здесь не министр, а благодарная ученица и сорат-ница Маврика. Пришла, чтобы сказать: спасибо тебе, дорогой друг, за все — за помощь, за твой опыт, за то, чему мы все у те-бя научились в сложное, но очень счастливое время Атмоды!
—Уважаемый юбиляр! Ваши исследования в области политологии, направленные на улучшение обстановки и отношений в обществе, ценятся очень высоко. Здоровья вам и сил для новых работ! — сказал посол России в Латвии Игорь Студенников.
— Я всегда выступал за то, чтобы все люди, которые жи-вут в Латвии, чувствовали себя здесь дома — независимо от национальности, — сказал юбиляр в ответ на поздравление российского посла. — Национальность не определяет вер-ность своей любимой стране. Верность — это как человек се-бя ведет, действует и чувствует.
…Церемония поздравлений продолжалась более двух часов, и 85-летний юбиляр принимал их стоя.
— Сядьте, пожалуйста! Позволяем вам принимать позд-равления сидя, как музыкант, — попросили его.
— Не могу себе позволить сидеть перед вами. И, кроме то-го, я ведь один из самых старых ветеранов нашей армии. Еще с довоенным стажем.
— Как армейскому ветерану мы вручаем вам сегодня том „Latvijas nacion;lie bru;otie sp;ki” («Национальные вооружен-ные силы Латвии»), — отрапортовал начальник Рижского гарнизона полковник Юрис Вецтиранс.

Актер Яков Рафальсон:
— Присутствие на вашем юбилее для меня большое волне-ние. Вы воевали вместе с моим дядей, и на ваших глазах он по-гиб… Мне дороги ваши воспоминания… Дай вам Бог здоровья, а энергии вам не занимать! Если же перечислять все то, что вы сделали для этой страны, то опоздаем на ваш вечерний прием.
«Об истории честно»
— Я пришел, как ваш хороший ученик с подготовленны-ми уроками — объемистой папкой изданных книг и газет. Главное из них — сегодняшний номер „Latvijas V;stnesis” («Вестник Латвии»), в котором мы вновь, через 15 лет, опуб-ликовали вашу историческую речь 2 июня 1988-го «Об исто-рии честно», которой вы вписали свое имя в историю восста-новления независимости Латвии. Напечатали специально, чтобы сегодня напомнить и ветеранам, и молодежи о вашей гражданской смелости, — с поклоном приветствовал юбиля-ра редактор „Latvijas V;stnesis” Оскар Гертс. — Когда-то, более полувека назад, мы, еще мальчишками, возле газетного кио-ска часто слышали: «Сегодня в газете статья Вилкса!» Конеч-но, не понимали, что это значило. Понял только много лет спустя, когда сам пришел в печать и особенно, когда освещал события декабря 1989-го в Московском Кремле.
— Я не знаю человека, который бы сделал для Латвии столько, сколько сделал ты, Маврик. Не смущайся, это не фраза. Это действительно так. И я счастлив, что мы были и до сих пор рядом, — сказал Илмар Бишер, ближайший еди-номышленник и соратник юбиляра, один из ведущих деяте-лей Атмоды и в 1989-м –заместитель председателя Совета Национальностей Верховного Совета СССР.

«Наш латвийский Киссинджер»
Так называли М. Вульфсона не только молодые дипломаты. В этот день так под бурные аплодисменты коллег, дипломатов и друзей назвал его давний единомышленник Элмарс Стабиньш. И вручил юбиляру книгу „Henrijs Kisind;ers. Diplom;tija” («Генри Киссинджер. Дипломатия») с надписью — для тех мужчин на внешнеполитической службе, чье про-фессиональное мастерство и верность укрепляют латвий-скую дипломатию!
— Могу вас заверить, что я, конечно, не Киссинджер. Но старался сделать для своей родины все, что мог.
Известные мастера — Майя Табака, братья Зариньши, ру-ководители кафедр, профессора, доценты Латвийской акаде-мии художеств, все его m;l;;i:
— Мы любим вас, помним ваши уроки — думаем, анали-зируем и потому правильнее понимаем жизнь. Вы для нас — cолнце. Спасибо, Учитель!
— Осторожнее, друзья, иначе я могу возгордиться!.. Жду всех вас вечером в Золотом зале M;mu;a! (Дом Рижского ла-тышского общества. — Э. Б.) И не забудьте проголодаться. И еще,друзья, m;l;;i — миленькие, голубчики! Не волнуйтесь, ес-ли сегодня не будете в вечерних туалетах. Для меня главное — человек!
— Как это — не надо вечерних нарядов! — в шутку возму-тились профессор Анита Мелдере и другие бывшие его сту-денты. — Обязательно будем по форме! Ведь сегодня наш общий большой праздник!

„M;s bij;m kl;t!”— «Мы там были!»
…Вечером на балу в Золотом зале Дома Рижского латыш-ского общества более 300 человек. Юбиляра лично поздрав-ляли послы Польши, Израиля, Германии, Италии. С отцом Александром прислал свое благословение митрополит — владыка Александр.
— Вы все славите меня, а я горжусь вами, моими друзья-ми, которые сегодня со мной. Вы оказали мне честь, и для вас мы приготовили Книгу гостей. Оставьте в ней свои телефо-

Глава III. ВСТРЕЧА
ны, адреса, координаты. Хотелось бы ваши имена занести и в свою новую книгу «О тех, кого не забыть»!
Из Книги гостей:
«Маврик! Приветствую тебя и говорю большое спасибо, которое латышский народ тебе по-настоящему еще не ска-зал. Талавс Юндзис».
«Спасибо за все, что Вы сделали на благо Латвии и ее на-рода! Спасибо за Надежность. Пусть крепким будет Ваше здоровье и вокруг милые люди, добрые друзья! Эгил Йохансонс. Из Пиебалги».
«Рыцарство прославлялось в веках. В ХХI веке в нашей маленькой Латвии радует сердца рыцарь Маврик Вульф-сон. С большим уважением и признательностью Эльвира Эрлецка».

Сюрприз от юбиляра

— А теперь маленький подарок от меня: с помощью наших виртуозов-музыкантов, вместе с другом и коллегой Влади-миром Чепуровым мы исполним для вас мою любимую пес-ню „Migl; asaro logs” на стихи Александра Чака. Эта песня со-провождает меня десятилетия. С этим замечательным по-этом мы работали вместе в послевоенные годы в одном ка-бинете редакции газеты „Ci;a”…
Шоколадный рояль от родины вальсов
…На другой день после большого бала дома принимали экспремьера Андриса Шкеле. Приехал с извинениями: «Вчера у самого был юбилей, на который давно были приглашены гости».
Вот и пять лет назад, назавтра после официального чест-вования Маврика Вульфсона в связи с 80-летием символиче-ский подарок — шоколадный рояль «от Австрии — родины вальсов!» прислал посол Австрии в Латвии Антон Козусник.
Листая «Книгу счетоводную», теперь уже антикварную
Итак, Маврику Германовичу 85! Но… пять лет назад, на 80-летие, газета «Час» и программа Латвийского радио «Дом-ская площадь» подарили Маврику еще пять лет жизни и очень просили пригласить их и на 85-летие. На что тогда еще 80-летний «малыш» ответил: «Для моего возраста это слиш-ком дорогой подарок, но принимаю и постараюсь».
Итого: с первых дней 2003 года было 38 телефонных звонков и более сорока — собственно в день рождения по паспорту — 6 и 7 января.
Поздравления продолжают поступать.

Несколько записей из книги
15 января 2003 года. Вальтер Мебиус — личный врач Гельмута Коля в бытность последнего канцлером Германии:
— Звоню из Бонна, где по поручению Коля я был и Ва-шим лечащим врачом. Звоню и от имени Эдуарда Аккерма-на (бывшего тогда помощником Коля и личного друга Мав-рика. — Э. Б.). Твое письмо на адрес канцелярии Бундестага ему переслали. И он такому привету очень рад, особенно к твоему 85-летию. Шлем тебе самые теплые пожелания к та-кому замечательному празднику. Свои приветы шлют тебе Юлиан Вебер и многие из тех, кто знает и помнит тебя по встречам в канцелярии канцлера Коля в Бонне. Успехов те-бе еще на долгие годы! И главное — здоровья, здоровья, здо-ровья! Мы оба очень хотим участвовать в твоей книге. Я то-же пишу книгу — она о моих пациентах. Надеюсь и на твое участие в ней. А еще я очень хочу участвовать и в твоем юбилее. Если на завтра получу место в самолете на рейс до Риги, обязательно прилечу. Хотя бы на вечернее торжество. Сегодня до ночи сообщу! А пока… Снова звоню в «Люфт-ганзу».
 
«Я не видел Ваших башмаков!»

Встреча в дипломатическом салоне в Доме Рейтерна. Янис Уд-рис, редактор иностранной хроники газеты “Latvijas V;stnesis”, напомнил Maврику и гостям случай, о котором слышал от са-мого Вульфсона в пору, когда тот руководил секцией журнали-стов-международников Союза журналистов Латвии.
— Где-то в первой половине 80-х, вернувшись из Америки, на встрече в Союзе журналистов Латвии вы нам рассказали:
«Это было в одном небольшом городке Америки. Мое ин-тервью шло по радио в прямом эфире. Для советского журна-листа это было уникально. В студию позвонила женщина, и я попал в весьма щекотливую ситуацию:
— Недавно я с группой туристов была в Москве. На улице ко мне подошел молодой человек и предложил продать ему мои туфли за 100 советских рублей! — с возмущением произ-несла она. — Что вы, господин Вульфсон, можете сказать по этому случаю? Как вам это нравится?
— Мне трудно что-либо сказать… Я не видел ваших баш-маков, — ответили вы.

Мы, молодые журналисты, от души смеялись над мудрым ответом мэтра, хорошо представляя его ситуацию — ведь ему предстояло вернуться в Союз.
Подобные ситуации в его практике случались не раз. Он был признанным асом в этом деле. А для нас его рассказы были хоро-шими уроками, как, сохраняя лицо, избежать неприятностей.
Думаю, что в этом ему, как всегда, помогали и присущая еврейскому народу острота ума, отшлифованная из поколе-ния в поколение, и его огромный жизненный и большой про-фессиональный опыт».
«Мои друзья всегда со мной»

Из воспоминаний Маврика Вульфсона:
«Мне везло. Со школьных лет, с юности, армии, войны в кругу повседневного общения у меня были замечательные люди, с которыми всегда было интересно. И сегодня мои настоящие друзья в сердце всегда со мной.
С довоенных лет это Юра Ватер — порядочный, образо-ванный человек, с широким кругом интересов. Мы были слов-но братья. Когда я женился, мы с женой пригласили его жить в одной квартире, потому что любили и доверяли друг другу.
Анатолий Кан. С ним мы еще в немецкой школе сидели на одной парте и в ранней юности подрабатывали репетитор-ством, нанимались детскими воспитателями в семьи бога-тых дачников на Рижском взморье. С ним прошел фронт и смертельно раненного с поля боя на своей шинели дотащил до медицинской части… Тонкий знаток немецкого, латыш-ского, русского языков, после войны он был долголетним пере-водчиком агентств ТАСС, ЛТА. Интеллигент! Скромный и очень знающий специалист! И по сей день вместе на всех со-бытиях, семейных торжествах.
Это уникум Язеп (Иосиф) Эйдус, почетный профессор фи-зики Латвийского университета. С детства я знаком со всей его семьей, дружил с его сестрами. В одну из них еще ре-бенком был влюблен, и в песочнице обещал даже подарить ей настоящий замок. Каюсь, слова своего не сдержал…
Все Эйдусы были очень способными и очень образованны-ми, много читали и много знали. Отличники во всем. Язеп был старостой одной из ячеек довоенной молодежной орга-низации, в которую приняли и меня. И я стыдился, если не мог на равных со всеми участвовать в беседах, дискуссиях. Чтобы не оставаться посредственностью и догнать друзей, я основательно готовился к каждой встрече, бегал по библи-отекам, много читал».
Логичность и страстное красноречие
«Директор нашего Института органического синтеза академик Соломон Аронович Гиллер и Маврик Германович — две выдающиеся личности, давние друзья со схожими духовными ценностями, — вспоминает Алла Скорова, бывший научный
Глава III. ВСТРЕЧА
сотрудник этого института, а ныне заведующая редакцией из-даваемого институтом международного научного журнала «Химия гетероциклических соединений». — Наш директор любил приглашать на встречи с коллективом разных знаме-нитостей — ученых и политиков. Поэтому мы часто наслаж-дались лекциями Маврика Германовича. Это осталось в памя-ти навсегда. Кроме кругозора, воспитания, образованности, у него были еще и удивительная память, логичность и глубокая убежденность в том, что говорил… Все это преломлялось в его истинно ярком и страстном красноречии.
* * *
В молчании длинная очередь прощания с замечательным кинодокументалистом Ансисом Эпнерсом в Доме Рижского латышского общества.
— Таких, как ты, честных и талантливых, у нас совсем не-много. Прощай, друг! — тихо сказал Маврик у гроба.
Несостоявшиеся посиделки. «Дорогие коллеги-журналисты, пожалуйте ко мне, за круглый стол!»
«Корпеть над своими “гениальными” опусами я начинал еще в прошлом веке, еще до начала Второй мировой войны. Писал чуть ли не чернильным — химическим карандашом, которые многие из вас и не видели. Потом скрипел перьевыми ручками, радовался первым шариковым, стучал на теперь уже антик-варном Underwood’е… Из-за рубежа я привез подарок друзей — тяжеленный факс — первый в МИДе. Не знали, как с ним обра-щаться Оказалось, что требовалось только воткнуть вилку в розетку. И за это знатоку заплатили около двух тысяч руб-лей! Все было в первый раз. А вы за свои идеи сегодня сражае-тесь за компьютерами и в безбрежном Интернете.
Все меняет время. Но только не наш долг — служить гу-манным идеям, помогать людям лучше понимать происходя-щее, услышать и понимать друг друга. И если говорить высоким штилем — чаще задумываться о смысле жизни. Но у каждого свой взгляд, убеждения. И люди встречаются самые разные.
 
Расскажу об одной своей, казалось бы, невероятной встрече.
…Война. Всего в нескольких сотнях метрах от линии фронта эсэсовская дивизия. Из землянки напротив благода-ря хорошему знанию немецкого языка я «корректировал» огонь ее артиллерии, и фашистские снаряды летели не по адресу, мешая эсэсовцам уничтожать наши отступающие военные части. Нас разделяла лишь полоска земли, вспахан-ная снарядами.
 
“Живым или мертвым доставить мне этого проклятого Ивана!” — дважды отдал приказы оберштурмбанфюрер той дивизии СС Эдуард Хайнце. Нашу радиоземлянку и того са-мого Ивана охранял отважный боевой отряд Осипа Пастер-нака (после войны — руководителя Художественного фонда Латвии, супруга известной латышской актрисы Лидии Фреймане). В живых остались не многие…
Но четверть века спустя нас, буквально смертельных врагов в войну, с Эдуардом Хайнце лицом к лицу снова свел его величество случай. Это было в 70-е годы в Мюнхене, в его ка-бинете директора гостиницы, в которой я остановился во время командировки. Трудно поверить, но мы нашли общий язык, «потому что тогда, в войну, каждый из нас выполнял свой долг». И даже больше. По цепочке в тот вечер в пивном подвале собрались около ста офицеров — командиров той ди-визии СС, и мы все тоже поняли друг друга. В память о неве-роятной встрече мне торжественно вручили пивную кружку клуба и сертификат на лучший номер в гостинице. У меня сохранились письма Эдуарда, которые начинались так: “Mein lieber Freund Mawrik” — “Мой дорогой друг Маврик!”.
Сегодня, размышляя о событиях в мире, я все более утверждаюсь в том, что лучше иметь больше друзей, чем врагов, дружить, а не воевать.
И потому мне захотелось встретиться с коллегами разных поколений латышской и русской прессы, СМИ, чтобы
Глава III. ВСТРЕЧА
поговорить по душам о нашем призвании, долге помогать людям находить тропинку друг к другу, а не разводить их по разные стороны баррикады.
И задумал я вечера-посиделки интересных людей в нашем доме, и первыми на встречи за круглым столом приглашаю журналистов. У меня есть такой опыт — долгие годы я воз-главлял секцию международников Союза журналистов Латвии.
Не лишне иногда остановиться, оглянуться, поразмыш-лять вслух в своем кругу. Иначе мы, пишущие и снимающие, рискуем превратиться в роботов. Словом, друзья, коллеги, жду вас к себе за круглый стол! Поговорим откровенно, по-стараемся протоптать дорожки, по которым легче будет шагать, чтобы не опоздать, — против варварства ведь многое может стать бессильным».

Это приглашение, прозвучавшее в интервью молодой энергичной, способной журналистки Ольги Проскуровой по Латвийскому телевидению, опубликовано в одной из газет.
«Я люблю, когда гости приходят,
когда интересно в доме моем»

Стали уходить многие старые друзья — родственные души Маврика Германовича, и начал сужаться круг интересного общения. Как не вспомнить известного поэта:
Друзья, не расходитесь Бога ради! Уже нам и в семьях не до перемен. Давно привыкли мы друг к другу, Давайте не стесняться старых стен.
— Давай объявим, что, к примеру, по средам или четвергам у нас посиделки — дни общения, — как-то предложил он. — Для взаимного духовного обогащения будут встречаться люди с новыми идеями, информацией, размышлениями! Для молодых же какая-то из таких встреч обернется «удочкой», подсказкой в жизни для делового роста. По цепочке образуется костяк, пойдут круги.
Вот такие были задумки у Маврика Германовича. Для на-чала — для первых таких вечеров он даже наметил список имен. Не успели…
 
Клуб «У Маврика»
Идеей Маврика Германовича я поделилась с коллегам. Все-гда очень энергичная журналистка Татьяна Скамаранга, ко-торая когда-то прошла через родной «Вэфовец», ныне веду-щая и автор нескольких радио- и телепрограмм, загорелась идеей реализовать ту задумку. И рождается клуб интерес-ных встреч «У Маврика». Надеемся, что у нас что-то полу-чится.
Штрихи к портрету. Незримые черты
Он был удивительным и талантливо уникальным во всем.
— Давай усыновим ребенка. Что, боишься?
— Лучше давай заглянем в паспорт...

* * *
Апрель 2002 года. После презентации очередной книги, кажется, немецкого издания «Балтийских судеб», Маврик сказал:
— Сегодня снова день нашего триумфа — нашего с тобой! Твоей заслуги в этом больше, чем моей, — я ведь только на-писал, а все остальное сделала ты. Героическая работа — компьютер, издание, организация и многое другое.
— Ну, это ты уж слишком!
— Но я хочу спасти твою женскую красоту и женственность — пусть твой голос всегда будет нежным, теплым, а другим — только когда нужно что-то организовывать. Для меня нужна только красота и нежность.

Глава III. ВСТРЕЧА
 
«Не покупай больше одного-двух килограммов. Не носи тяжелое — не хочу, чтобы испортились твои стройные ноги. Позвони по «мобильнику» или помаши рукой. Я ведь всегда стою у окна — жду и смотрю, когда и как перейдешь дорогу. Сойду вниз и помогу принести», — повторял и повторял он, когда я собиралась за продуктами в магазин напротив.
** *
«Ты иногда говоришь: “Молодец!” Думаю, что это слово подходит не к каждому факту. К примеру, не к “жирным” лю-дям, которые нечестным путем завладели властью, деньгами. На мой взгляд, “молодец” — это только человек чести, чест-но добивающийся успеха и положения».
«Мы были в усах!»
— Мавричек, дорогой, поздравляю — ты молодеешь, у тебя сзади начали расти черные волосы!
— Это наша любовь все делает, все ты! Спасибо! Призна-юсь в одной несерьезности. Когда-то в молодости мне очень захотелось отрастить усы, но все стеснялся. Может, сейчас рискнем? Тем более, что лето, мы на Гауе. Если тебе не по-нравится — сбрею.
— А почему бы и нет? Увижу тебя молодым, каким не довелось встретить.

Усы подросли, но оказались не черными, а чуть рыжева-тыми, что даже элегантней. Маврик доволен, как мальчишка, смотрится в зеркало: «Мы в усах!»
…За день до переезда в город сбрил.
Как говорят в Одессе…
— Тебе бы выскочить из дома… Ты особенно наряжаешься, когда мы куда-то идем, а я стараюсь нарядно одеться главное для тебя. Пойми же это! Мне нужно только царство нежности. В этом, как говорят в Одессе, — наши две большие разницы.
«Только каблучки бы повыше»
Когда мы куда-то собирались, наряжусь и выхожу к нему:
— Так можно идти?
— Да, хорошо. Только еще бы какое-то яркое пятнышко — мини-платочек или косыночку...
— А как в этом? — однажды cпросила я, надев шелковый костюм с кружевами на рукавах и по низу юбки, который привезли из Америки.
— Замечательно! Очень красиво и современно.
— А юбка не коротковата?
— Пусть длинное носят те, у кого не такие ноги… Только каблучки бы повыше.

«Я по ней соскучился»
— Тебе идут рубахи мужского покроя. Особенно хорошо — в твоей цвета бордо! Я по ней соскучился, вот и погладил, — объяснил он однажды, когда, придя с покупками из гастроно-ма, застала его за гладильной доской.
Аристократический вкус
К последнему, увы, нашему Рождеству, как обычно, мы вместе готовили подарки для родных и близких.
— Пожалуйста, купи хоть что-нибудь для себя — обо мне на память!
Как чувствовал… И я вернулась с сережками с белой жемчу-жиной made in Riga в его вкусе — он всегда дарил что-то в этом роде — скромное и элегантное.Ему покупка очень понравилась.
У него был отменный, аристократический вкус.
Брать ли зонтик?
25 сентября 2003 года. Позвонил Перси Гурвич из Владимира. Профессор кафедры немецкого языка местного университета, однокашник Маврика еще по немецкой школе в Риге:
— О тебе, Маврик, я написал концепцию пьесы. Она на ла-тышском. Но еще не прислал, так как только вернулся из Гер-мании — оформлял пенсию ФРГ как человек немецкой куль-туры. Я ведь 1919 года рождения! Чтобы в случае чего моя же-на-вдова смогла получать две трети моей пенсии, причем неза-висимо от того, где она будет жить — в Германии, в России…
— В трудный период, когда политические недруги постоян-но отравляли мне жизнь, и я подумывал о таком шаге. Теперь думаю и о тебе — с чем ты останешься в случае… с твоей гро-шовой пенсией? — прокомментировал тот звонок Маврик Гер-манович.

...За свою 44-летнюю журналистскую деятельность я зара-ботала наивысшую тогда пенсию — 132 рубля. Но в 90-х го-дах — пересчеты на «репшики», потом на латы.
Когда мы с Мавриком поженились, моя пенсия составля-ла 48 латов, а его — менее 50. Плюс он, профессор-почасовик, за лекции в Латвийской академии художеств получал еще около 47 латов — 2 лата за час. Мы жили — не тужили. Но еще через четыре-пять лет ему, как и всем бывшим депута-там Верховного совета Латвии, проголосовавшим за незави-симость, назначили государственную пенсию. Сказка!
Однако продолжались откровенные провокационные выпады против Вульфсона в латышской печати, постоянные «вырезания» его из истории, а его ответы и статьи почти просто перестали публиковать.
— Не уехать ли нам в Германию? Как человеку немецкой культуры мне там назначат действительно сказочную пен-сию, а тебе в случае чего…
— Это невозможно. В первую очередь для тебя, героя Ат-моды — революции в Латвии! Ты столько сделал для Лат-вии, ее народа. Нормальные, порядочные люди тебя уважа-ют, тебе верят и сегодня обращаются со своими заботами, рассчитывают на твою моральную защиту. И хотя в Герма-нии у тебя действительно много близких и хороших друзей, без всего этого, без родной земли ты жить не сможешь…

После него я осталась с пенсией в 76 латов с сантимами, а на сегодня уже с плюсами и всякими перерасчетами она составляет 95 латов (справка Агентства социального страхования о размере пенсии за 44 года трудового стажа № 120834 от 19.12.2006).
И за мужа ничего не положено. Но я и сегодня уверена, что Маврик Германович переселения просто не пережил бы.
...В нашем архиве нашла черновик 90-х годов — заявление на выезд в Германию...
Полезные советы от Маврика
26 сентября 1998 года. Самолечение. Личный опыт.
Когда он чувствовал, что простыл и заболевает, то превра-щался в «капусту» — на ночь утеплялся: надевал шерстяные носки, две пары белья, пижаму, свитер и укрывался двумя одеялами с головой. Иногда перед сном выпивал 30—40 граммов водки или коньяка. Как-то сказал:
— Мне никогда не бывает жарко. Это с тех пор, как я трое суток, не шевелясь, пролежал под снегом во рву, а немцы ре-шетили нас, радистов, из пулеметов. Кто не смог выдержать и пытался убежать в лес, почти все погибли. Я вылежал… Всю войну я таскал с собой ватное одеяло, в котором ноче-вал в канавах, часто в ледяной воде.
Память о тех днях — отмороженные пальцы ног, не до конца разгибающаяся правая рука, простреленное горло. Однажды, войдя в спальню, я испугалась, увидев его в постели в летней кепке:
— Заболел?!
— Просто удобный способ укладывать в прическу мокрые после душа волосы.
Еще один его полезный опыт. Действительно здорово, и в парикмахерскую не надо.
* **
— Медленно есть меня приучили с детства. Не только по совету медиков. Так было принято сидеть за столом — спо-койно, степенно, достойно. Еще помню, в войну разведчикам выдавали шоколад, и мы жевали его медленно-медленнно.
Глава III. ВСТРЕЧА
Казалось, что так больше насыщаешься. А теперь медлю еще, и чтобы мы дольше побыли вместе за столом.
Кофе «Маврик».
Специальный персональный рецепт

Любите крепкий кофе, как Маврик, и вы доживете до его лет.
В медный, популярный на Востоке сосуд для варки ко-фе — джезву насыпьте 2 столовых ложки мелко смолотого натурального кофе и 2 столовых ложки сахара (на джезву объемом примерно в стакан). Залейте холодной водой и на медленном огне доведите до кипения, помешивая ложкой с длинной ручкой. (Не отходя от плиты, иначе не уловить момент, когда кофе поднимется и «убежит»: самое вкус-ное — «шапочка» пены.) Сливки, молоко — по вкусу и же-ланию.
Советы профессора Дитриха Лобера
Профессор Дитрих Лобер взялся почитать его манускрипт “Baltische Schicksale”, и по электронной почте сообщил, что написал и послал по традиционной почте по этому поводу письмо. Понимая, что материал еще сыроват, Маврик очень ждет советов уважаемого им коллеги. Довольно неопреде-ленно, будем ли так скоро публиковать новинку. Тем более, если еще учесть проблемы со спонсорами.
Снова за «Карты»

2003 год, 1 октября. В последнее время Маврик все чаще пе-речитывал свои «Карты на стол». Экземпляр книги постоян-но был и у постели..
— Знаешь, эта книга мне нравится все больше. И хочется ее продолжить, ответить еще на многие вопросы.
…Недавно и я снова заглянула в «Карты». И не могла ото-рваться, хотя знаю в книге каждую страницу — ведь на нее ушло несколько наших лет, когда вместе с редактором и пе-реводчицей Аллой Скоровой мы что-то дорабатывали, исправляли… Все равно мне очень интересно.

В ночь с 19 на 20 декабря мне не спалось. Тихонечко, чтобы он не услышал, встала в пять часов (легли в час). Решила продолжать дневник. Сижу три часа. Устала. Уже после восьми часов утра. Пробую по календарю-ежедневнику пойти от обратного — что вспомню со вчерашнего дня, а дальше в глубь года, обратно..
* **

1 января 2004 года. В новогоднюю ночь Маврик лег в де-сять вечера, приняв Rohipnol, и проспал почти 13 часов. Я легла около двух часов ночи, впервые за наши годы вместе встретила Новый год в одиночестве — с телевизором.
Сегодня день тяжелый, все полусонные, хотя было много звонков.
Вечером мы решили поиграть на пианино. Оказалось, Маврик забыл даже немецкую рождественскую, а я — почти все, что играла когда-то с детства. Перелистывая свои старые ноты, обратила внимание: год издания — 1938-й!
Маврик:
— Будем брать уроки музыки, а пока, как и раньше, ежедневно полчаса продолжаем читать немецкие тексты.
Читаем “Die Zeit”, ”Deutschland“.
В постели долго обсуждали замысел его новой книги «О
тех, кого не забыть». Прикидывали, сколько может стоить редактирование, перевод…
— Тебе легче писать на латышском, а мне после на компьютере выискивать свои ошибки, потом нам вместе вычитывать, делать поправки и снова вычитывать… Жалко наших слабых глаз. Дешевле пригласить «варяга»!
— Мы банкротируем! (Он говорил под старину).
— Вспомни, как давались нам все восемь предыдущих книг.
— Как, разве мы платили кому-то?
— Когда мы поженились, ты много писал и для газет. И все оперативно, а мне писать по-латышски было еще трудно...

— Да, забыл. — И пошутил:
Глава III. ВСТРЕЧА
— Думал, что сегодня будет ночь любви, а получается ночь
экономики. Ночью проснулся:
— Разве сегодня нет романтиков, и никто ничего не делает без денег? Как я, как мы. Я найду…
— Попробуй!
И он спокойно заснул. Маврик умел жить своим внутренним миром.
Последние лекция и танец
Февраль — начало марта 2004 года. Медицинский диа-гноз — воспаление легких, острая сердечная недостаточ-ность. Он чувствует, что отмерянный ему срок на земле под-ходит к концу, но продолжает активно работать. Главное, хотел успеть закончить и издать свою последнюю книгу. Мечтал поехать проститься с друзьями в Германию, Швей-царию, Америку.
— А пока, скорее бы на Гаую. Там такой воздух!
* * *
За день до того дня, как всегда, мы с ним танцевали под «нашу» мелодию «День за днем», еще не зная, что это наш последний танец.
На следующий день Маврик Германович в постели прочитал лекцию по социальной психологии внучке Дите, и она ее законспектировала.
* **
7 марта. Вечером приехали дочь Ирена и ее муж Марис. Мы весело чаевничали на кухне, вспоминали разные забавные семейные истории.
Уже поздняя ночь. Вдруг он тихо спросил меня:
— Как ты думаешь, на этот раз я проскочу?
— Даже не сомневаюсь, — бодро и почти убежденно ответила я.
Я ведь и правда в тот момент искренне была уверена, что дело идет на поправку… И он спокойно задремал. Од-нако дыхание стало чуть затрудненным. Тревожил желу-док. Мои иллюзии начали таять. Сижу рядом и волнуюсь, сумеем ли мы завтра в таком состоянии везти его в боль-ницу, как условились с Марисом. А что если потребуется еще и оперировать?
— Дай мне твои руки!
Крепко взяла его за руки… Уже слабея, сильно задыха-ясь, Маврик заговорил. Я машинально включила дикто-фон, как будто почувствовала, что он хочет сказать что-то важное (диктофон всегда был рядом с изголовьем). Он произнес:
«Поймите, все было правильно. Но латыши и русские должны жить в дружбе. Иначе просто нельзя. Другого пути просто нет. Спасибо, всем спасибо за внимание…»
Еще несколько минут он был в сознании, на лице удовле-творенность, даже какая-то торжественность.
Он был немного суеверен, и всегда в заднем кармане брюк у него были как бы амулеты — швейцарский перочинный ножичек и старая, военных лет, расческа. Главным же талис-маном были часы. Их он не снимал с руки почти никогда: «Они предупреждают меня, как бежит время и что его у ме-ня совсем немного».
Этот амулет был ему особенно дорог — часы напомина-ли ему о победе над Горбачевым на ответственной дискус-сии в Вольфсбурге в 1992 году, когда остро стоял вопрос о необходимости вывода советских войск из Прибалтики. Тогда Маврик Вульфсон, оппонент докладчика Михаила Горбачева, взял верх. И по окончании дискуссии из зала к трибуне подошел один из участников встречи, снял со сво-ей руки часы и под бурные аплодисменты вручил их Вульфсону — победителю.
— Мавричек, посмотри! Вот твои часы! (Медсестра Айна перед уколом сняла их с его руки и положила в корзиночку для лекарств возле его постели.)
— А мы-то искали их!
Но он уже меня не слышал.
— Не уходи! Не уходи! — закричала я. И начала делать ему искусственное дыхание «рот в рот», как учат спасатели. Не хотелось верить, что на этот раз «не проскочит».
…Снова, как и три часа назад, приехала «скорая» из ARS. Не раз ее специалисты выводили Маврика из тяжелейшего состояния.
Фельдшер Юрис включил кардиограф…
— Мы бессильны, — заключила доктор Озолиня. — Его душа уже в облаках.

Часть III
ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ. ПАМЯТЬ

Глава I ПРОЩАНИЕ

Листая дневник. После 8 марта 2004 года
Есть время приходить и время уходить. И приходит пора для молитв…
Смерть все изменяет и расставляет по своим местам, всему указывает настоящее место и определяет истинное значение.
* * *
Звонок из Пиебалги. Эгил Йохансонс, многолетний друг, соратник и единомышленник со времен Атмоды: «Хорошие дела хороших людей, как звезды, они навечно остаются на земле, с людьми. Маврик сейчас смотрит на нас с облаков. И с Всевышним благословляет нас, если мы этого достойны. А наша любовь народная отзовется ему в Вечности».

Юрис Розенвалдс, профессор Латвийского университета: «Маврик — человек высокой нравственности. Вокруг него витал его моральный дух».
Памяти Маврика Вульфсона. Латвийское радио, 10 марта. Программа «День за днем». Автор Алла Аркадьева

А. А. Маврик Вульфсон никогда не стремился к постам и на-градам, не кичился своими наградами, званиями, знакомства-ми с личностями, никогда никого не играл, оставаясь самим собой. Когда уходят такие люди, чувствуешь, что мир дей-ствительно осиротел. Это был последний джентльмен, все-
Глава I. ПРОЩАНИЕ
гда доброжелательный, сдержанный, хорошо воспитанный и образованный, он был тем человеком, которого если не всегда понимали, но перед которым невольно всегда хотелось подправить прическу и галстук.
Когда уходят такие люди, открывается рана на сердце, и понимаешь, что опять что-то не сделал, не спросил, не от-дал достаточно своего внимания. И пусть за это нас про-стит Маврик Германович…
Затем в передаче прозвучала запись 2003 года. Это были размышления Маврика Вульфсона о себе и жизни накануне своего 85-летия. Вот фрагменты из той записи.
М.В. Учился, работал в первой республике, потом ушел на войну и остался жив, только с ранениями в руку и горло. Дол-гие годы работал в печати. Преподавал историю партии в академии [художеств], и меня много ругали за то, что на лекциях «по такому предмету» всегда было очень многолюд-но; за плакат в аудитории, учивший что «спина всегда долж-на быть прямой», — это тогда было чуть ли не диссидент-ством… А теперь мы работаем над девятой книгой…

А. А. Вам 85 лет, и вы работаете, ведете обширную пере-писку, пишете стихи, танцуете… Это так замечательно! Ощущение всей полноты жизни. Что это — характер, вос-питание?
М. В. Могу подтвердить: цифра 85 — правильная. Жизнь была интересная и насыщенная. А характер, возможно, — это просто давно заведенный ритм: работа и общение. Встречи с людьми кроме радости еще и подсказывают по-лезные ориентиры. У руководящих деятелей я часто спра-шиваю: что нужно сделать в Латвии, чтобы мы быстрее вылезли из проблем? Недавно мы были в Германии, я встре-тился с экс-канцлером ФРГ Гельмутом Шмидтом и у него попросил такого же совета. Он назвал три обязательных постулата: «Предприниматели должны хорошо зарабаты-вать, хорошо оплачивать работу сотрудников и главное — платить налоги!» Но, видимо, мы и по сей день до такого еще не добрались. Подробно о советах маститого полити-ка и организатора государства я рассказал в «Диене».
Латвия вступает в Евросоюз. Как в такой огромной семье народов не потеряться, не растерять свое, национальное? И я приготовил очередной курс лекций и вопросник для магистрантов. Тема — «Глобализация и сохранение национальных традиций».

А курс истории КПСС я читал с точки зрения свободо-мыслящего человека — просто учил студентов, как говорят, человеческому добру — чтобы стало модным быть добрым и порядочным, искать возможности примирения, а не кон-фронтации. А у нас есть люди, особенно политики, которые голосуют «по-левому», а живут «по-правому», — имеют ог-ромные богатства, усадьбы, дорогие машины. Надо бы, что-бы человек и вел себя соответственно, по-человечески, био-логично.
Учу тому, что нельзя повышать голос, говорить неправду, тем более детям. Их с малолетства нужно приучать к честности, а порой полезно и самим поучиться у них чистоте и мудрости.
И тому учу, что в отношениях между всеми домашни-ми нужно соблюдать корректность — такую же, с кото-рой мы встречаем и обласкиваем высокопоставленных гостей. «Я сказал, так и будет!» — такая лобовая психо-логия не для любящего человека, не для семьи. Дома долж-ны властвовать только доброжелательность, сердеч-ность и ласка. Когда я на одном большом форуме сказал о ласке, взрослые люди вдруг обрадовались, как дети. Но все это должно быть между всеми нами, кто живет в одном доме…
Прощание
12 марта 2004 года. Прощание в Большом актовом зале Латвийской академии художеств. В почетном карауле государственные мужи, те, кто был рядом с начала Атмоды, кому не забыть все, что Маврик Вульфсон сделал для страны, для них, земляков.

Более двух часов шли сюда люди. Все теснее венкам, трогательным букетикам у его ног. Траурные мелодии прерывают прощальные речи…
Попрощаться с другом приехали единомышленники и из Германии. С участием также и Маврика Вульфсона с конца войны взаимопонимание и сотрудничество связывают Латвию с ФРГ. Слово берет Герхард Вебер. Более 40 лет он возглавляет Общество дружбы Гамбург—Санкт-Петербург, наладив тесную, сердечную дружбу между сотнями семей русских и немцев:
«Дорогой Маврик! Моя страна помнит, что благодаря тебе, гуманисту, все мы стали лучше понимать друг друга. Cегодня тебе кланяются немцы в Гейдельберге, Лейпциге, Дрездене, Мюнхене, в семьях сотен бывших солдат, в войну попавших в русский плен, которые благодаря тебе, твоей че-ловечности остались в живых. И немецкие семьи, которым ты помог воссоединиться еще до падения Берлинской стены. И те, кто пил шампанское за твое здоровье на ее развалинах в ту памятную ночь ее падения.
Дорогой наш Маврик! Прими их низкий поклон и благодарность. Я кланяюсь тебе от их имени, от всех твоих друзей в Германии. Мы гордимся тем, что за все твои деяния тебе были вручены и наши государственные награды.
Шалом, шалом тебе, наш друг».

«Латвия понесла огромную утрату — ушел великий чело-век этой земли, — сказал Аркадий Сухаренко, председатель Совета еврейских общин Латвии. — Он прожил большую и не-простую жизнь. Наша община гордится тем, что он был ев-реем. В свои годы и до конца своим разумом он был мудрее всех нас. Всегда хорошо понимал, какой должна быть наша общи-на. Был честен. Несмотря на различные периоды жизни и раз-ные взгляды, он прожил их достойно и в своих поступках все-гда оставался верным идеалам гуманизма. Полагаю, что вряд ли в ближайшем обозримом будущем появится такая лич-ность, чье имя будет так высоко цениться в обществе. Редко кто из нас смог бы, как он, закрыть дзот своей грудью.
Хотелось бы, чтобы мы больше равнялись на него».
Из записей в день прощания
«Теперь ты совсем спокоен. Ты это честно заслужил» (Янис Петерс).
* * *
«Мы преклоняемся перед величием твоего подвига во имя правды, справедливости» (Вилен, Зайга, Лаура, Янис Толпежниковы).
* * *
«Дай Бог каждому прожить такую красивую и невероятно трудную и сложную жизнь» (Абрам Клецкин).
* * *
«Вот и закончились наши “кремлевские ночи”. Спасибо тебе за тот путь, на котором я имела честь быть с тобой ря-дом; за все, что ты сделал для Латвии и для меня как гражда-нина этой страны» (Марина Костенецкая).
Программа «Домская площадь». Латвийское радио, 13 марта 2004 года. Автор Марина Костенецкая
М. К. Вчера мы проводили в последний путь Маврика Вульф-сона. На церемонии прощания среди других народнофрон-товцев, с которыми мне лично довелось работать в крем-левском депутатском корпусе во время Атмоды, я встрети-ла и Дайниса Иванса.
Дайнис, ушел последний из трех представлявших интере-сы Латвии в комиссии, которая под председательством ака-демика Александра Яковлева в Москве в 1989-м расследовала преступный пакт Риббентропа—Молотова. Напомню, это были Ивар Кезберс, Николай Нейланд и Маврик Вульфсон.
Наверное, роль Маврика была главной в признании Совет-ским Союзом тайных протоколов пакта. Как ты, Дайнис, можешь оценить роль Маврика тогда, на том историчес-ком Втором Съезде народных депутатов СССР?
Д.И. Во первых, я хочу сказать, что горжусь тем, что имел честь жить, работать и дружить с таким человеком, каким был Маврик Вульфсон, потому что это был действительно большой человек, личность с фантастическими связями и авторитетом на Западе. Полагаю, что те большие перемены, которые тогда произошли в бывшем Советском Союзе, в ка-кой-то степени были зависимы от вклада Маврика, особенно его личного расследования секретных документов пакта, что и перечеркнуло ранее утверждаемые в Союзе аргументы ле-гальности включения балтийских стран в состав СССР. По-сле его знаменитой речи на пленуме в 1988-м и началось то, что мы называем революцией в Латвии.
Есть политики радикальные, есть политики более уме-ренные. Маврик был политиком смелым, который доказал, что политика есть дипломатия возможностей. Он всегда умело использовал условия, как и тогда, в 1988-м, чтобы ска-зать правду.
«Ни шагу назад!» — это был его второй тезис, которому он научил всех нас, полагаю, весь наш народ. Сам он сумел ис-пользовать этот тезис даже в Кремле, когда кипевшее гневом консервативное большинство съезда из более чем двух тысяч депутатов пыталось согнать его с трибуны. Его гениальное ораторское искусство помогло ему не отсту-пить. В итоге съезд разрешил ему сказать, и правда была сказана до конца, что по прямой телевизионной трансля-ции из зала съезда услышал весь мир. Съезд ему аплодировал. Благодаря его смелости, его мышлению теперь в более или менее демократических условиях живут и Латвия, и Россия. Как руководитель комитета иностранных дел Народного фронта он побывал и в Америке, и в Германии, других стра-нах, много сделав для того, чтобы независимая Латвия бы-ла признана в мире де-юре. И Латвия гордится Мавриком Вульфсоном. Пусть земля будет пухом нашему Маврику.
* * *
…Первые дни без него. На телефонный звонок всем нам очень близкой Татьяны Тец ответил… Маврик — голос из автоответчика. Она испугалась и обрадовалась. Захотели по-звонить ему и другие. Леонид Барон, снова Татьяна и еще, еще… Его голос звучал все 40 дней, когда он еще был с нами. И сегодня, как и прежде, он приветствует каждого, кто зво-нит… но лишь по телефону.
…Поздно вечером, после занятий в университете, пришел Эрик (д-р Палитис, доцент технического университета), друг Юры Вульфсона — сына Маврика:
— Эх, надо было чаще приходить! Маврик всегда так душевно и тепло меня встречал.
— Замечательный человек! Очень знающий и эрудированный, честный и трудолюбивый. Спасибо Юре, что он оставил Эрика нам в подарок, — любил повторять Маврик.

Эрик, действительно стал нам еще одним сыном и по-мощником во всем, в том числе и во всех домашних и дач-ных проблемах.
Маврик Германович написал письмо президенту Латвии Вайре Вике-Фрейберге с рекомендацией и советом пригласить Эрика Палитиса в консультанты.
Эрик — сын чести
«Дорогая Эмма!
Не могу представить себе Ригу без нашего Маврика.
Ты ведь знаешь — он назвал меня своим сыном чести. Это огромная честь для меня... Надеюсь, ты не будешь возра-жать, если я буду так называть себя и сегодня.
Маврик — удивительный человек. Он так много сделал для своей страны, чтобы изменить ее судьбу… Я написал статью, которую так и назвал: “Человек, который сделал Латвию свободной и изменивший ее судьбу”. Посылаю ее в “The Baltic Times” и тебе по э-почте.
С любовью Эрик».
Глава I. ПРОЩАНИЕ
Эрик Янсон — американец, журналист. Несколько лет он был собственным корреспондентом немецкого агентства DPA в странах Балтии. Из Риги он отправился в Германию стажироваться в немецком языке, работал во многих стра-нах Европы. Теперь — собственный корреспондент ведущей английской газеты.
Когда бы Эрик ни приезжал в Ригу уже из Германии, Юго-славии, других стран, он обязательно приходил к Маврику. Однажды приехал, чтобы познакомить нас с невестой, а по-следний раз — уже с беременной женой. Теперь у них уже двое детей. Он прислал их фото. Мы часто переписываемся.
Вскоре и из редакции “The Baltic Times” прислали газеты со статьей Эрика.
* **
22 марта. Поблагодарила ректора Латвийской академии художеств профессора Яниса Андрея Осиса за организацию прощания с Мавриком в академии и на кладбище. Он чуть ли не плакал вместе со мной:
— Маврик мне очень близок: сначала, в молодости, он был моим учителем, потом — коллегой. В эти дни я много думаю, что надо было бы сделать для него. И подумал осенью объявить студенческую премию его имени. Хорошо бы со-здать клуб друзей Маврика с фондом в помощь реставрации Латвийской академии художеств, для студентов, для издания его книг… Мы завтра с профессорами Наумовым, Заринем, группой студентов уезжаем в Италию. Поговорим, обсудим. Приеду, встретимся и обсудим вместе.
«Еврейская община Латвии. Возрождение. 1988—2004» Фотовыставка — посвящение праведнику
«В нашем домашнем архиве много материалов из жизни еврейской общины, особенно с начала Атмоды. Фотографии, статьи, кино- и видеодокументы позволяют лучше понять и прочувствовать значимость каждого события. Ведь это — уже история. Если же даже часть снимков из почти шеститысячного нашего архива опубликовать со статья-ми, к которым они были сделаны, получится энциклопедия еврейской жизни Латвии после Холокоста. Посвящение Жа-нису Липке, который спас жизни десятков евреев. И будет очень жаль, если все это пропадет», — не раз повторял Ма-врик Германович.
Взяться за такой сборник не получилось и до сего дня. А тогда для начала мы решили сделать передвижную фотовы-ставку. На эту работу ушло почти два последних года жизни автора идеи. К сожалению, завершать его задумку пришлось уже мне одной.
«Еврейская община Латвии. Идентичность и интеграция на перекрестке времен. Возрождение. 1988—2004» — такая выставка открылась в Доме Рижской еврейской общины к международной встрече евреев — выходцев из Латвии в июне 2004 года.
«Моменты истины», «живая история общины по страни-цам истории еврейской жизни Латвии со времен Атмоды», — так расценили значение этой выставки в газетах «Вести сего-дня», «Час», в передачах Латвийского радио. Выставка экспо-нировалась также в Рижской ратуше (январь 2005 года), в До-ме Рейтерна на церемонии вручения призов (март 2006 года), в Рижском русском театре как иллюстрация к спектаклю «Один из вас», посвященном Жанису Липке (театральный се-зон 2005—2006 года), в Праге в рамках 100-летия Музея и года еврейской культуры в Чехии (июнь 2006 года). Посол Литвы в Латвии Антанас Винкус планирует экспонировать ее в Литве.
Листая дневник
В начале июля позвонила Сергею Долгополову, вице-мэру Риги, искреннему другу Маврика. Возможно, в пятницу встретимся. Попла;чусь еще раз. Надежды мало, а вопросов много — книга, клуб, выставка «Возрождение».
Глава I. ПРОЩАНИЕ
…Все обсуждали втроем — в кабинете был и Борис Цилевич, тоже единомышленник Маврика, которого он очень уважал.
— Книгой «по штату» надо бы заняться Балтийскому фо-руму — Маврик ведь был одним из его идеологов, как и Пар-тии народного согласия, — сказал Сергей Долгополов. — Постараюсь переговорить с исполнительным директором Балтийского форума Александром Васильевым. (И Алек-сандр Васильев вскоре пригласил меня в офис Балтийского форума. Мы обсуждали этот вопрос, и он обещал обсудить его также с правлением форума…)
— А вашу очень актуальную выставку надо бы показать в Рижской думе и вокруг нее организовать встречи, вечер, — предложил тогда Сергей Леонидович.


Через несколько дней «родился» костяк оргкомитета ве-чера памяти: Янис Осис и Алексей Наумов — ректор и про-ректор Латвийской академии художеств, Инта Канепая — директор госархива кинофотофонодокументов, Мелдра Усенко — директор музея Народного фронта Латвии.
Позвонила Дзинтра Лиепиня — переводчица, коллега Маврика «начиная с рождения “R;gas Balss”», еще с 1950-х: «Прочла в прессе, что ты пишешь книгу о Маврике. В память о нем очень хотелось бы участвовать — хоть кем-нибудь, хоть бесплатно…».

Памяти Яниса Шкерберга
Июль 2004. Пока собирались сделать книжку о хороших лю-дях, тихо умер на своем хуторе близ Пиебалги главный кор-респондент и один из героев будущей книги Маврика — Янис Шкерберг. Многолетний директор местной школы, ак-тивист Атмоды. Хороший человек, который до конца борол-ся за справедливость, за свои принципы, за интересы чест-ных людей. Он очень часто писал Маврику, советовался, рас-сказывал о людях в округе, их размышлениях, нуждах. В ар-хиве десятки его горячих писем. Папка с их перепиской весь-ма тяжела даже и на вес. Не однажды посланец Пиебалги был гостем у нас дома на улице Чака. Приезжал, чтобы «поговорить за жизнь, обсудить актуальные проблемы с уважаемой личностью».
Очень жаль. Написала Расме, его жене. Но очень скоро умерла и она. Детей у них не было. Пусть земля будет пухом хорошим людям.
Мудрость Мевланы Руми.
«Не ищи меня под могильным камнем…»


24 июля. Письмо от Ирене Брауер, многолетней «секрете-рин» графини Марион фон Денхоф — одной из основатель-ниц и редакторов еженедельника “Die Zeit”.
«Дорогая Эмма!
Очень надеюсь, что после ухода Маврика ты уже собралась с силами. В поэме персидского философа Мевланы (Джеллаледина) Руми есть мудрость: «Когда я умру, не ищи меня под могильным камнем, а ищи в сердцах, которые меня любили». Маврик — в наших сердцах, значит, он с нами.
Сердечно тебя обнимаю, твоя Ирене.
“Die Zeit”, Фонд Марион фон Денхоф».

5 августа 2004 года. В «Часе» — заметка «Древо вечной жизни Маврика Вульфсона». Автор материала — Андрей Шаврей.
«В редакцию “Часа” пришла Эмма Брамник-Вульфсон, вдова ушедшего в марте в мир иной профессора Маврика Вульфсона, без которого история Латвии наверняка сло-жилась бы несколько иначе. И рассказала, что за несколько месяцев, прошедших после смерти одного из самых видных деятелей латвийской Атмоды, из разных концов света вдове профессора Вульфсона прислали несколько подтверж-дений о том, что ее именитого супруга по-прежнему по-мнят и любят.
Одно из самых ценных — сертификат из Израиля, который гласит, что «в долине Лахав высажен круг из трех де

Глава I. ПРОЩАНИЕ
ревьев имени Маврика Вульфсона». И тем самым подтверждается вечная мысль о том, что — “и когда прибудешь к берегу, достигнешь берега, войдешь в гавань жизни, посади дерево”.
А в это же время свое предложение выдвинул и 82-летний учитель, известный латвийский селекционер Янис Васари-тис. Он, как и Маврик Вульфсон, активист Атмоды и кава-лер ордена Трех Звезд. Я. Васаритис — автор многих сортов цветов и брошюр о них. Уже более сорока лет влюблен в ли-лии — вывел 250 их сортов, 81 из которых вошел в междуна-родный реестр.
— Сейчас у меня на контроле еще около двухсот новых сортов лилий, — говорит г-н Васаритис. — Имя Маврика Вульфсона золотыми буквами вписано в историю страны. И в память о нем я самому лучшему сорту дам имя “Маврик”.
...Прежде чем дать имя лилии, селекционеру надо убе-диться в ее сортности и качестве. Надеюсь, что праздник в честь “Маврика” и самого Маврика пройдет среди если не миллиона, то сотен алых благоухающих лилий... что все-таки главное, что остается от человека, — это его душа и память».
После выхода номера звонок от Андрея Шаврея:
— Эмма! Спасибо! Я очень горжусь этой публикацией!
Презентация нового сорта лилий «Маврик» Я. Васарити-са состоялась на выставке “Lilium Balticum”, на балу лилий в Музее природы 12 августа 2006 года.
* * *
Вчера получила письмо от Вилли Майера из Берна. Заме-чательный человек. Обо всем вспомнил; спросил, что будет с книгой Маврика «О тех, кого не забыть»… Главное же — на-писал в Америку моему внуку, студенту Алексу, дельный со-вет о выборе направлений научной работы. Тот ему очень благодарен. Отписала Вилли большой ответ и откровенно — о всех моих бедах: книга под вопросом…
Ноябрь 2004 года. Бандероль от Ксении Паге из Озолниеки. Она бывшая студентка, ученица Маврика. После окончания Латвийской академии художеств учительствует, препо-дает художественное творчество. Долгие годы они перепи-сывались. Она писала почти каждую неделю, Маврик отве-чал на каждое — то была дискуссия по вечной проблеме «русские—латыши».
И вот всю ту пачку она и прислала.
Позвонила ей, поблагодарила.
Как-то беседовала с молодой коллегой Дитой Дегтере из журнала “Priv;t; Dz;ve” («Частная жизнь») и рассказала о том, что пишу книгу о Маврике и о нас. Она заинтересовалась и приехала «за интервью», и в № 46 журнала за 2004 год напе-чатали три страницы с фотографиями о моей работе над книгой, которой еще нет.
* **
1 октября 2004 года. Весь день просматривала дискеты. К сожалению, старых дневников не нашла. Одна надежда на Эрика или Андрея — моих друзей, технических консультантов.
Вечером была на презентации нового журнала «ЖЗЛ» — «Жизнь замечательных людей», главный редактор которо-го — Чарна Рыжова. Было много знакомых, с сочувствием и любовью к Маврику меня приветствовали Игорь Пронин и Светлана Иванникова, Виктория Пельше, Татьяна Зандерсон, Александр Растопчин (которого я с его первой передачи «Кон-турная карта» поддерживаю морально), Андрей Угольников, Хараджаняны, Ярик Машутин, Лилита Алексеева-Пизика…
— Хотим поехать на могилу к Маврику! — Виктор и Елена Авотыньш.
— Вы — любимая женщина Маврика! — Эльвира.
— Вы и сегодня такая красивая! — Ирена Полторак.
— Я всегда была самой красивой — так говорил Маврик, а я ему верю, — пошутила я в ответ.

По поведению сегодня наблюдаю «кто есть кто» — кто был Маврику искренним другом, а кто… И порой иронизи-рую: «Проверяю на порядочность! Раньше говорили… (сами знаете, как… «на вшивость»)».
4 октября 2004 года. С Иреной (дочерью Маврика) были на Лесном кладбище при установке мраморной плиты — вре-менного мини-памятника Маврику. Мастер по рекоменда-ции Виктории Пельше тоже оказался учеником Маврика — когда-то оканчивал отделение дизайна или керамики Лат-вийской академии художеств.
15 октября 2004 года. В Киногалерее презентация книги Роальда Добровенского «Райнис и его братья». Прочла ее только осенью 2005-го. Высокое мастерство и титанический труд! Написала ему письмо:
«Уважаемый г-н Добровенский, M;;ais Roa;ds, как обратил-ся бы к Вам Маврик Германович.
Наши общие друзья из Бонна Кирстен и Андрей Урдзе во время очередного визита в Ригу в октябре 2001-го вручили Маврику привет от Вас — изумительный подарок, книгу «Райнис и его братья». Даже с автографом автора.
Тогда мы с интересом начали ее читать еще вместе. И Маврик Германович очень захотел с Вами познакомиться лично, пригласить к себе на «посиделки с интересными людь-ми», чего он жаждал всегда. Не случилось. Очень жаль.
Наша повседневность складывается так, что только не-давно я снова вернулась к «Райнису-Иосифу». Что сказать? Потрясающе! Стиль, язык, кругозор и автора, и событий.
Вы назвали работу «роман-коллаж», «монтаж», и получи-лось здорово. Действительно, дали возможность «пощу-пать» события и личности.
Самые сложные, неординарные события истории показаны жестко и, главное, принципиально, честно. И столь волнующе «просто», что стали понятными даже очень непонятливым.

Мне довелось присутствовать на Вашей презентации «Райниса» в Киногалерее. Есть даже скромные снимки. Встреча впечатлила Вашей откровенностью, задушевнос-тью, вашим пением и игрой на фортепиано.
Пишу еще и потому, что работаю над книгой о Маврике — хочется напомнить о его месте в истории нашего времени и Латвии. Пишу и о, увы, коротких для обоих счастливых го-дах на закате. Справлюсь ли? Пытаюсь...
Дорогой Роальд, позвольте присоединить и свой скромный голос к многочисленным ценителям Вашего мастерства.
С глубоким уважением и признательностью
Эмма Брамник-Вульфсон.
Сердечный привет всему Вашему дому».
И в ответ:
«Сердечно благодарю… Побольше бы таких читателей… В тот исторический день, 2 июня 1988-го, и я был там, в До-ме конгрессов. Конечно, в зале, среди участников пленума. Но на стороне Маврика Вульфсона…»
1 декабря 2004 года. Вчера очередное, с 1996 года, письмо и анкета из “Who is who” на 2005 год:
«Уважаемый г-н Вульфсон! Ваше имя бесплатно внесено в книгу-2004. Ждем уточнения следующей анкеты на 2005. До осени. В сентябре сдаем в печать».
Сто самых-самых
Конец года. В стране горячо обсуждаются имена ста самых достойных, значительных граждан Латвии, которые следует записать в летопись страны.
После опубликования списка посыпались звонки:
— Как это получилось, что среди почетной сотни самыхсамых нет имени Маврика Вульфсона?
— Многие удивляются, но, извините, этот вопрос не ко мне.

В комиссии, которую возглавлял академик Янис Стра-дынь, объяснили просто: имени Маврика не было в посту-пивших представлениях.
...Самых уважаемых людей в канун Нового года пригла-сили на торжественный акт в Национальной опере: «Сего-дня здесь, рядом, мне очень не хватает Маврика Вульфсо-на», — сказал в телеинтервью Янис Петерс.
В июле 2006 года состоялась презентация издания “100 Latvijas person;bu” («100 личностей Латвии»). «В сборник включены Фридрих Цандер, Гидон Кремер, Михаил Таль — тройка нелатышей», — пояснил на его презентации академик Янис Страдынь.
«К саммиту НАТО в Риге, на средства альянса выйдет ан-глийская — «экспортная» версия книги, которая будет пода-рена дипломатам. В ней 37 персон основного состава заме-нят на более известных иностранцам людей: таких как Пете-рис Васкс, Марис Янсон, Янис Лусис, Жанис Липке, Иоанн Поммер и другие» («Телеграф», 19 июля 2006 года).
Маврик Вульфсон золотыми буквами вписал свое имя в историю Латвии… но в сборнике для него места не нашлось.
Праздники его имени. Козерог
2005 год, 7 января — православное Рождество, праздник справедливости и доброты. Это и день рождения Маврика (по старому стилю — 24 декабря). Козерог! Справедливый, порядочный.
Дни рождения Маврика Германовича — это ежегодные тор-жества, многолюдные застолья дома и на улице Медниеку, 4, и «большие дни рождения» на улице Чака, потому что, как гово-рили когда-то мои дети, раздвигались и составлялись в ряд ста-ринные обеденные столы в большой гостиной нашей квартиры.
С самого утра 7 января очень многочисленные телефон-ные поздравления, а к вечеру по 20—25—30 и больше гостей за праздничным столом — близкие, друзья, общественные и политические деятели, журналисты, часто дипломаты, по-слы. Так было каждое 7 января. «Не к каждому из нас на день рождения домой приходят уважаемые послы», — как-то за-метил о таких празднествах Янис Юрканс.
Вечер памяти. Большой сбор в Рижской ратуше

7 января, в 87-й день рождения Маврика Вульфсона, в Риж-ской ратуше прошел вечер его памяти, на который собралось около 500 человек.
«Маврик Вульфсон был и есть человек чести Латвии»,— написала в своем послании участникам встречи президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга.
Свое благословение вечеру передали архиепископ Латвийской Евангелическо-лютеранской церкви Янис Ванагс, Синод Латвийской православной церкви и митрополит Рижский и всея Латвии владыка Александр.
Союз журналистов Латвии объявил об учреждении ежегодного конкурса на приз имени Маврика Вульфсона.
С большим волнением и интересом участники вечера смотрели документальную ленту Labvakars-films “Mavriks Vulfsons. Biedrs. Kungs. (1918—2004)” («Маврик Вульфсон. То-варищ. Господин (1918—2004)»), знакомились со слайд-шоу (мой первый опыт в этом роде фототворчества — 116 кад-ров!), тематическими выставками и альбомами.
Преподаватели и студенты Латвийской академии художеств открыли выставку своих работ.
Множество трогательных писем и посланий пришло из Иерусалима и Тель-Авива, Парижа, Нью-Йорка, Далласа, Торонто, Берлина, Бонна, Гамбурга, Мюнхена, Франкфурта-на-Майне, Фюрта, из замка Кюпс — от дочери Ханса фон Херварта, редакций “Die Zeit” и “Der Spiegel” (Германия), из Праги, Хельсинки, от хороших и добрых людей из близких и дальних уголков Латвии.
Поминальные молитвы о Маврике Вульфсоне в те дни читались в синагогах и еврейских общинах Риги и Даугав-пилса, Далласа, Мюнхена, в Евангелической академии земли Мекленбург-Форпоммерн (Росток).
А сам Маврик, натура очень скромная, наверняка о том вечере сказал бы: «Уж очень много хорошего говорят обо мне. Чересчур!»
Домой из ратуши с морем цветов меня привезли уже после полуночи.
Записывать в дневник уже не было сил. Но от пережи-тых волнений не могла заснуть… Просмотрела визитки из корзиночки нашей родной Лилиты Гринберги, воспитан-ницы Маврика, которые она собрала за вечер. И поняла, что не увидела, не успела обойти и не поприветствовала очень многих хороших друзей Маврика. На вечере были Карлис Фрейбергс, сын президента Латвии, многие минис-тры, послы, дипломаты, банкиры и, что особенно радостно, много-много просто хороших людей с добрыми сердцами. Теперь буду извиняться и благодарить — звонить, писать письма.
…Спала « кусочками» по пару часов и снова просыпалась.
«Спасибо за прекрасный вечер». Маврик был бы счастлив видеть друзей
8 января. Письмо от Лилиты Гринберги:
«Дорогая Эмма!
Спасибо за прекрасный вечер. Уверена, что Маврик был бы очень рад и счастлив видеть всех этих друзей! Спасибо за огромную проделанную работу и за «непадание духом»!
После всех речей, видеокадров и фотографий возникло ощущение, что и Маврик где-то среди нас, и, как всегда, скромный и простой, добрый и улыбающийся. На самом деле, ужасно, до боли пусто стало в мире без него. Так хочется снова прийти, послушать его, набраться сил и идей. Всегда, когда уходила от вас, буквально сияла от жизнерадостнос-ти. Так не хватает его теперь. Его «толчка» к жизни.
Ужасно, ужасно, ужасно не хватает Маврика… Как бы повернуть время назад… Но продолжаем жить и работать. Что у нас по плану следующее?
P. S. Меня поразил А. А. Когда я попросила у него визитку, он ответил: «Я слишком популярен, чтобы носить с собой визитки». Так и хотелось ему сказать, что Маврик наверня-ка такое сказать себе никогда бы не позволил».
Рига, ночь на 9 января 2005 года:
«Милая Лилита!
Только сейчас открыла почту и твое письмо. Какая ты умница и преданный человек. Ты точно выразила мои чувства и мысли!
Да, как будто он был рядом. Страшно обидно потерять такого человека. Маврик уникален во всем — в политике, по-ступках, в жизни. Таких больше нет, никогда не будет и про-сто не может быть.
Последний из могикан! У него почти не было врагов личных. Зато много политически несогласных. К сожалению, многие только казались друзьями.
Ты права: ему бы понравился этот вечер. Я об этом ему сказала сегодня на кладбище — после обеда с Иреной и Марисом мы поехали к нему с «его» цветами.
Маврику всегда хотелось чаще устраивать вечера, встре-чи. Он любил, когда в доме много друзей.
Весь день занималась систематизацией визиток, адресов, фамилий и прочего. И все хотела позвонить тебе, поблагода-рить за все, что сделала в помощь мне, фактически — для Маврика, во имя Маврика. Но оба мои телефона звонили без умолку — звонили, благодарили за вечер, а я плакала.
Маврик тебя считал своей любимой воспитанницей, очень ценил тебя как человека. И я, конечно, тоже. Как хоро-шо, что ты когда-то «ворвалась» к нему, в наш дом!
Милая моя самодеятельная и верная помощница! Работы еще много. О планах расскажу при встрече. Хватило бы сил и времени — не умереть бы, не закончив их. Готовься. И, как ты говоришь, будем жить и работать! Надеюсь на твою крепкую руку помощи».
Love, Эмма».
Лилита перед вечером памяти около трех месяцев помо-гала мне вести переписку, работать с архивом, отбирать фо-тографии, делала переводы на латышский и английский.
Lilita. Как хорошо, что ты ворвалась в наш дом!
…1998 год. По телефону позвонила девочка:
— Меня зовут Лилита Гринберга. Я из Саласпилса. Школьница. Мечтаю встретиться с господином Вульфсоном.
Хочу стать, как он, политологом-международником. Мне мой дедушка посоветовал позвонить, я его очень уважаю…
Девочка пришла, волнуется:
— Я ведь, прежде чем позвонить, на листочке написала, как и что говорить. И руки дрожали. Сомневалась, примет ли он меня, девчонку. А он! Так уважительно, мягко говорил со мной, пригласил, продиктовал адрес, подробно рассказал, как ехать…
С того дня Лилита приходит очень часто и стала нам близким, родным человеком, почти членом семьи. Маврик с ней много занимался — объяснял, рассказывал, подбирал те-мы и литературу, консультировал… И вскоре к нашей общей радости — ее первая публикация в газете! Потом следующая, следующая...
За годы нашего знакомства Лилита многое успела: с блес-ком окончила музыкальное училище им. Медыня. Мы были на ее выпускном балу, а она всегда как близкий человек — на всех наших домашних праздниках, юбилеях и презентациях. Еще школьницей она быстро освоила, хотя и старенький, ком-пьютер, который мы ей подарили. «Быстро, потому что не тер-пелось научиться, и я сидела ночами!» — объясняла Лилита.
Хорошо знает английский — много переводила и для про-спектов нашей фотовыставки. Съездила дважды в Америку и на заработанные деньги привезла самый совершенный компью-тер. Затем снова пошла учиться и получила диплом юриста. В 2005-м выиграла конкурс на стажировку политолога-междуна-родника в Индии… А теперь работает в Оксфорде, но скучает… по клавишам — очень мало остается времени,чтобы сесть за пи-анино. У нас дома она часто музицировала с Мавриком, и он с особым удовольствием под ее аккомпанемент пел любимые ме-лодии, и особенно часто, конечно, звучала “Migl; asaro logs”.
Вот такая наша Лилита!
* * *
9 января. Позвонил Джон Билл, журналист-международник из Вашингтона.
— Es tut mir leit! — прости, мне больно, что долго не зво-нил, не писал. Вот и потерял радость общения с Мавриком перед его уходом… Хочу написать о Маврике для американцев. Пришли, пожалуйста, материалы о вечере.
* * *
С 10 по 18 января писала благодарности гостям — отправила по традиционной почте 6—8 килограммов писем и уже начала получать ответы: «Спасибо, что не забыли и пригласили!..» И так почти каждый, кто был в тот вечер с нами.


Листая дневник

13 января 2005 года. Письмо доктору Межецкой:
«Милая Скайдрите!
Сердечно благодарю Вас, милая доктор, за столь трогательное послание-посвящение! Оно войдет в историю Маврика и в мою скромную биографию.
Г-н Антон Межецкий! Ваша Скайдрите — чудо! Чистое и удивительное создание в нашем сегодняшнем обществе. Благодарю судьбу за то, что мы подружились.
Мне захотелось послать Вам два письма тоже от хороших людей, которые я получила в эти дни в связи с днем рождения Маврика.
Одно — от давнего друга Маврика с 70-х годов, когда его только начали выпускать за границу. Это Татьяна Вас-сенберг — немка, много ездила по России, влюбилась в рус-ский язык, русскую культуру. Бухгалтер по основной рабо-те, она еще и преподает русский в техническом универси-тете. Мы всегда останавливаемся у нее. И как дома. И она также — у нас. Год назад прилетала на похороны Мав-рика».

Письмо написано по-русски:
«Гамбург, 7 января 2005 года.
Дорогая Эмма! Сегодня день рождения Маврика, и я сижу дома тут, за своим столиком, и вспоминаю, сколько раз мы с ним виделись, как благодаря ему я часто встречалась с его друзьями, очень интересными людьми.
Глава I. ПРОЩАНИЕ
Я очень рада, что жизнь подарила мне знакомство с ним и с его окружающими и что это осталось не только знакомством, но и перешло в дружбу, которая обогащала и обогащает мою жизнь!
Дорогая Эмма, знаю, что у тебя сегодня много дел, что ты занята, и очень надеюсь, что задуманные твои планы осуществляются так, как ты этого хочешь. Работа все-та-ки — до сих пор самое-самое эффективное лекарство. Держу пальцы! Большой привет и всем другим.
Обнимаю и целую. Татьяна».
Второе письмо — от Лилиты Гринберги — приведено выше.
***
Воскресенье. Позвонила Лилита:
— Скоро приеду к вам, и куда-нибудь зайдем, посидим, вместе погрустим. Или съездим к Маврику. Я очень скучаю по нему.
— Чудесный человек, ты, Лилита!
www.dialogi.lv
2005 год. Апрель. Позвонила главный редактор сайта dialogi.lv Анна Строй, с которой я приятно сотрудничала во времена, когда она была редактором русского издания газеты «Диена»:
— В рубрике «Музей» нашего сайта — биографии многих знаменитостей, связанных с Ригой и Латвией фактом рожде-ния или каким-либо другим. В разделе представлены наши земляки — архитекторы, ученые, мастера кино, актеры, ху-дожники: Михаил и Сергей Эйзенштейн, Аркадий Райкин и академик Мстислав Келдыш, Фридрих Цандер и Исайя Бер-лин, Вера Мухина, Михаил Таль, Михаил Барышников. Ваше приглашение на вечер памяти Маврика Германовича, кото-рый прошел в Рижской ратуше, подсказало мне идею — представить в «Музее» и его. Биографический очерк о М. Вульфсоне будет первым о политике, публицисте, герое Атмоды. Мы обговорили схему, сообща хорошо поработали, и его имя теперь в «Музее» сайта. (См. «Маврик Вульфсон. Политический деятель, журналист, профессор Латвийской академии художеств»; «Подсказка от святого Луки» — рас-сказ Фритьофа Майера, известнейшего немецкого коммента-тора-международника журнала “Der Spiegel”, о том, как начи-налась эпопея борьбы Маврика за опубликование секретных протоколов пакта 1939 года; «Леди Берлин в Риге». Все мате-риалы — на русском и латышском языках, а Фритьофа Майе-ра — еще и на немецком.)
* **
4 мая 2005 года. У клуба первых депутатов традиция — ежегодно в день принятия Декларации о восстановлении не-зависимости Латвии они навещают могилы ушедших това-рищей. Гунар Прейнбергс несколько раз созванивался, уточ-нял время и место встречи. Вот и сегодня пришли шесть-во-семь человек: Гунар Прейнбергс, академик Фрейманис, Ивар Силарс — бывший посол в Израиле… Пожали мне руку… Подошли к Маврику, постояли, подумали, помолчали. Затем держал слово Гунар Прейнбергс:
— Сегодня мы здесь, у твоего теперь уже вечного приста-нища. Маврик, дорогой! Спасибо тебе за все, что ты сделал для Латвии. Ты сделал все, что мог. Спасибо! Спи спокойно…
Пошел дождь. Один из них прикрыл меня зонтом…
* **
В канун очередной годовщины принятия декларации о недопустимости антисемитизма, по «Домской площади» в программе Марины Костенецкой выступала Рута Шац-Ма-рьяш. Она очень правильно не только эмоционально, но и юридически дала оценку причин Холокоста в Латвии и тех, кто чинил геноцид не только евреев, но и других народов. Не только при нацистах, но и в годы сталинизма. Говорила обо всей этой проблеме. В том числе и о «вине» русских, евреев из-за таких, как Шустин (эмиссар НКВД в Латвии в 1940— 1941 годах). «Советские люди сами 70 лет страдали и от лени-низма, и от сталинизма». Маврик был бы с нею согласен.
Весна—лето 2005 года
…Давно не веду дневник — фактически все лето безвылазно (только минуты за продуктами в магазин напротив) сижу за компьютером — составляю, складываю в книгу готовые фай-лы. Хорошо, что погода не соблазняет.
Оказалось, написано так много — 32 раздела! — что почти запуталась в записях. А времени так мало, что уже важно, как он говорил, научиться быть недовольной собой и уметь дого-вариваться с собой. Но пока живем, работаем — не стареем.
8 июля. 12.00. Латвийское радио. Запись интервью о вы-ставке «Возрождение» для программы Марины Костенец-кой. Передача прозвучала 17 июля.
Молодец Влад Андреев, который ведет на телевидении «Процесс». Молодой журналист. Его группа без шума и га-ма сделала фильм «Неравнобедренный треугольник» — 15 серий об истории Латвии. Все прошли по НТВ. В 15-й серии о Маврике хорошо рассказала Марина Костенецкая. Влад пообещал: «Еду в Москву за оригиналом фильма. Я хочу по-дарить вам хороший оригинал. Через неделю позвоню».
9 июля. К 10 утра приглашена на встречу Ингридой Уд-ре — спикером Сейма: при жизни Маврика она приняла предложение стать патронессой его издания «О тех, кого не забыть».
В проходной Сейма меня встретила Лилита Озолиня — ведущая актриса театра Дайлес. Она вступает в права по-мощницы И. Удре.
— Сколько у меня времени? — вопрос к хозяйке.
— Полчаса посидим.

…Рассказала о замысле Маврика, поступивших материа-лах; про нашу фотовыставку, подарила книги. Просидели бо-лее полутора часов.
— Такая мудрая и актуальная идея книги, — сказала гос-пожа Удре. — Хорошо было бы сделать ее подарочные вари-анты на латышском и английском — для гостей Латвии. Ес-ли согласны, Лилита займется организацией издания, мате-риальными вопросами, и мы вскоре встретимся снова.
В знак начала работы мы сфотографировались — плохая примета. Эта встреча оказалась последней.

Гюнтер и Марлен Щюринги из Вертле

10 июля. Собралась на день рождения Ирины Петерсоне. С ее мужем, Роландом Баренисом, консультантом Академии новых технологий и идей, обсудили и идею создания клуба друзей Маврика. Он тоже хочет участвовать в его создании: «Пришлю свои соображения».
По дороге к ним меня по мобильнику «перехватил» телефонный звонок из Германии. Звонил сын Гюнтера Щюринга — Иоахим.

Семья бывшего школьного учителя Гюнтера Щюринга живет в германском городе Вертле. В годы Атмоды немецкий интеллигент по публикациям в прессе узнал о драматических поворотах событий в Латвии и имя Маврика Вульфсона. И Гюнтер написал Маврику, завязалась переписка. Щюринги многое узнали о Латвии и о материальных трудностях про-стых людей в то время. И эта семья решила материально по-могать многодетным семьям в Латвии. Регулярно в течение нескольких лет на личные средства из своих пенсий Гюнтер и его жена Марлен паковали и отсылали в Латвию тяжелые продуктовые посылки, которые регулярно приходили на ад-реса нуждающихся. А от них в Вертле торопились благодар-ственные письма, завязывались новые дружеские переписки.
Маврик и Гюнтер за много лет так ни разу и не встретились, но узнавали друг друга по голосу, часто беседуя по телефону, и в лицо — по фотографиям. Щюринги прислали фотографии многочисленной семьи — с детьми, внуками, правнуками:
— Для того чтобы сделать для вас эти снимки, наша семья собралась специально, — написал Гюнтер.
На снимке — 16 человек, включая грудных младенцев.
…Узнав из «Карт» о родстве Маврика с Марком Шагалом,
друзья прислали замечательный альбом о художнике. С тех пор почти в каждом письме из Вертле Маврика ждала открытка с картины М. Шагала.
Глава I. ПРОЩАНИЕ
Листая дневник
2006-й — год собаки. Говорят, она умеет зализывать раны. И нам, людям, надо бы этому поучиться.
5 января. Телефонный звонок нашего семейного врача Тамары Андерсоне застал меня в Доме Рейтерна:
— Поздравляю! Сегодня утром в «Вестях сегодня» прочла, что скоро в Союзе журналистов состоится праздник вручения дипломов имени Маврика Вульфсона! Это так прекрасно!
Марис Сурвелис, коллега:
— Прочел в газете «Приз имени Вульфсона» и на душе праздник. Стало так тепло. Ведь сегодня не так много людей вспоминают о Маврике, его роли в нашей сегодняшней жизни. Спасибо нашему союзу. Это поступок!

Сколько было подобных звонков радости от друзей!
К вечеру приехала погостить Ария Стале, друг нашей семьи из Айзпуте. Мерцала свеча, и мы допоздна воспоминали, говорили о Маврике:
— Сердечные приветы и от твоих швейцарских друзей — Арнольда фон Хиршхейдта и его супруги. Нынче они зимуют в Айзпуте. Арнольд просил передать тебе: если ты доверишь ему, он возьмет шефство над немецким изданием твоей книги — предложит кандидатуры переводчиков и сам будет держать корректуру.
(В мае я принимала у себя уважаемого Арнольда и Волдемара Муйжнека из Берна — председателя общества «Швейцария—Латвия». Они приехали, чтобы обсудить немецкий вариант создающейся книги.)


«Маврик в моей жизни»
Накануне, 6 января, по электронной почте прислал свои вос-поминания о Вульфсоне известный журналист, когда-то его ученик, а с годами сподвижник, единомышленник Волдемар Херманис. Это он автор со времен Атмоды и до сего дня по-пулярного приветствия-пожелания “Tur;ties, Mavrik!”— «дер-житесь, Маврик!».

И еще мне запомнились его слова на поминках Маврика: «Он был Личностью — со своими убеждениями, смелостью и сомнениями. И потому — уникален! У него мы учились уважать культуру другого народа. Так он относился к ла-тышской культуре, латышскому языку, который знал блестя-ще. Так и к немцам, и людям другой культуры».
«Этим он и был уникален»
Волдемар Херманис, политический комментатор, специаль-но для газеты “R;gas Balss”. Январь 2006 года:
«С Мавриком Вульфсоном познакомиться поближе мне довелось в июне 1963 года, когда я начал работать в редакции газеты “C;;a” в отделе международной жизни, которым он за-ведовал. Тогда в журналистике я был новичком, он же — признанным авторитетом и среди журналистов, и в общест-ве. Но никакого превосходства с его стороны я никогда не чувствовал. Наши отношения складывались шаг за шагом.
Авторитет без превосходства
Вспоминаю, как на секции международных комментаторов Союза журналистов Маврик предложил: «Скинемся по руб-лику — без кофе и вина что за настроение!» С ним все согла-сились. Ведь по приглашению Маврика в гостях у нас бывали публицисты высокого класса, международной известности — поляк Зигмунд Бронярек, москвич Александр Бовин, контр-пропагандист из Восточной Германии Карл фон Шницлер…
Своего руководителя секции Маврика мы величали Маэст-ро. Иногда, после несколько более вольного обмена мнениями, он волновался, не предстоит ли Нику (Николаю Нейланду) раз-борка у идеологов ЦК партии, ведь во время наших дискуссий в зале всегда присутствовали и некоторые «бдительные уши».
В то время не только для меня довольно необычно звучали слова моего учителя, когда он говорил, что только что разговаривал по телефону с кем-то из комментаторов журнала “Der Spiegel” или газеты “Die Zeit” в Гамбурге. Со звезда-ми международной журналистики. Не переставал удивлять-ся я и тому, что ведущий комментатор газеты “C;;a”, он каж-дый понедельник исправно приносил в газету еженедель-ный обзор. И диктовал машинистке свой текст, аккуратно написанный на маленьких страничках. Подпись под теми публикациями была М. Вилкс.
Случалось, что опусы Маврика никак не укладывались в привычные рамки. В 1967 году, после Шестидневной войны на Ближнем Востоке, этот регион оказался в центре внима-ния как телевидения и радио, так и печати. Редактора Илма-ра Ивертса разозлила статья «Уж не из-за Акабского зали-ва», но довольно поздно вечером, просмотрев ее в свинцо-вой матрице, он несколько успокоился. Кажется, что партий-цы в значительной мере и тогда считались с М. Вульфсоном, учитывая его военные заслуги и опыт.
Время триумфа. «Держитесь, Маврик!»
Наступил 1988 год. Позади уже остались дискуссии с амери-канцами в Юрмале, довольно откровенное интервью Маври-ка с влиятельным Гельмутом Зонненфельдом, первые пуб-личные откровения относительно секретных протоколов пакта Молотова—Риббентропа. Правда, тогда группа «Хель-синки-86» все еще выступала в роли мальчика для битья.
Этот год стал временем триумфа нашего многоопытного коллеги. «Держитесь, Маврик!» — так назвал я строки, напи-санные в газете “Dzimtenes Balss” («Голос Родины») в связи с его 70-летием.
То, что М. Вульфсон сказал и сделал на Съезде народных депутатов СССР, это уже записано в историю. Запомнилась одна случайная встреча в Риге в 1989 году, когда Андрей Са-харов уже умер, а наши депутаты, как львы, боролись в соста-ве комиссии А. Яковлева. «Знаешь, в Москве меня часто ос-танавливают, чтобы похвалить или очернить как челове-ка Сахарова, потому что теперь я остался вместо него», — Маврик выглядел усталым, но довольным.
Перелом
Падение Ледокола, зачинателя Атмоды произошло после траурного митинга памяти жертв Холокоста в Румбуле в но-ябре 1991 года. Жаль, что тогда возмущение Маврика против решения комиссии по иностранным делам устранить его с поста председателя (решение приняли в его отсутствие) пе-реросло в более глубокую обиду, даже в отчуждение от прежних своих единомышленников, по крайней мере от не-которых.
В ожидании второй, социальной Атмоды
Когда Маврик вступил в свой второй брак, женившись на Эмме Брамник, он заметно расцвел, стал намного открытее. По крайней мере, такое впечатление сложилось у меня. Осо-бо сердечная атмосфера царила на праздновании его 80-ле-тия в Доме Рижского латышского общества (кажется, 7 янва-ря 1998 года). Среди многочисленных гостей были Андрис Шкеле и Альфред Рубикс. Маврик немного беспокоился, как будут чувствовать себя столь разные люди в присутствии друг друга.
В те годы Маврик давал много интервью, восторженно рассказывал, как часто они с Эммой танцуют у себя дома. Гу-манно звучало тогда политическое кредо М. Вульфсона — главная мысль о братстве всех светлых умов: «Латвии нуж-на еще одна Атмода, на сей раз — социальная».
Я неоднократно был свидетелем того, как приветствовали и чествовали Маэстро в Академии художеств. Это были не только торжества по случаю дней рождения. Казалось, бес-прерывно, одна за другой стали следовать презентации его книг. Сначала это были мемуары «Карты на стол», заявлен-ные как «Исповедь XX века» на латышском, через год-два — на английском и на русском.
Затем пошла документальная серия «Балтийские судьбы». В них он изобличил предательство тайной дипломатии 1939—1940 годов в отношении прибалтов.
Книга-альбом “Es m;lu Latviju” («Я люблю Латвию»). Это был его проект. Маврик был озабочен не своей миссией лиде-ра партии, а здоровьем общества, будущим молодых худож-ников Alma mater после Атмоды. «Грядет новое время!» — радостно резюмировал он в предисловии к альбому.
На всех презентациях его книг в Большом актовом зале академии всегда было очень многолюдно. Поздравлять Мав-рика непременно приходили и зарубежные дипломаты, ти-тулованные государственные и общественные персоны, уче-ные. Постоянно на них бывал и его ровесник, друг со школь-ной скамьи, еще с 30-х годов, известный деятель латышской культуры Ивар Паунис. Старый школьный товарищ И. Пау-нис гордился тем, что свою дружбу они с Мавриком пронес-ли через войну и десятилетия.
Чтобы подчеркнуть особое влияние М. Вульфсона на процессы латвийского политического сознания, из публи-каций прошлых лет назову лишь две. Для кратких интер-вью в связи с его 80-летием я выбрал его любимое мотто: «Карты на стол». На мою просьбу прокомментировать и оценить это откликнулись как бывшие депутаты Верховно-го Совета ЛР, так и бывший советник Кремля по внешнепо-литическим вопросам академик Георгий Арбатов. Тогда же Маврик получил из Москвы поздравительную телеграмму от Михаила Горбачева: «…Поздравляю… Благодарю за приглашение в Ригу. Надеюсь в будущем побывать в Лат-вии и Прибалтике».
Газета “Neatkar;g;” («Независимая») информацию об этом напечатала как одну из главных новостей дня.
Мудрый и доброжелательный

Последний раз я встретился с Мавриком 6 января 2004 года в Национальной опере, на прощальном официальном при-еме швейцарского посла Вилли Холда. Старый мастер чувст-вовал себя не очень здоровым, и они оба с Эммой обрадова-лись, когда Ингрида Цирцене (в то время министр здравоо-хранения) предложила подвезти их домой.
Назавтра у него был день рождения. Кто бы мог подумать, что это будет последний праздник седого и мудрого челове-ка в кругу друзей и близких. Теперь сожалею, что не отклик-нулся на приглашение погостить в этот день в их квартире на улице Марияс—Чака.
Два месяца спустя на Лесном кладбище о заслугах уважае-мого профессора из всех выступавших наиболее метко и ярко сказал Ивар Годманис: «У Маврика было два особо важных ка-чества — мудрость и доброта». Первый премьер независи-мой Латвии вспомнил ситуацию 4 мая 1990 года: «Тогда никто лучше Вульфсона не смог защитить интересы государства».
…После церемонии похорон на главной аллее Лесного кладбища я заметил человека, лицо которого показалось мне знакомым. Это был Герхард Вебер, известный немецкий по-литик из партии свободных демократов, специально приле-тевший на похороны из Гамбурга. Его участие в прощании еще раз подтвердило всем нам хорошо известную истину: Маврик жил одновременно в культуре латышей, евреев, нем-цев, русских и других народов; мыслил европейскими и гло-бальными масштабами, а свои корни глубже всего пустил в латвийскую землю. Всем этим он и был уникален».
Листая дневник
7 января. Телефонный звонок:
— Говорит Янис Еркинс из Юрмалы. Вы меня не знаете. Наша семья помнит, что сегодня день рождения Маврика Вульфсона. Не ошиблись? Пока будем живы мы, наши дети и правнуки — все будут помнить его имя. Пусть земля будет ему пухом, — взволнованно сказал г-н Еркинс.
Позвонил один из могикан латвийской журналистики Михаил Афремович:
— В „R;gas Balss” напечатано письмо рижанки Ж. Упите:
«Считаю, что одну из улиц или площадей в Риге нужно назвать именем Маврика Вульфсона. Он это заслужил. Мав-рик так много сделал во имя независимости Латвии. И толь-ко Всевышний знает, смогли бы мы без его усилий так легко стать независимыми!» („R;gas Balss“, 11 октября 2005 года).
Госпожа Упите! К сожалению, не смогла найти Ваши коор-динаты, чтобы поблагодарить. Прошу принять в благодарность эти строчки в книге. Будьте здоровы, хороший Вы человек!
Спасибо и милой коллеге Сильвии Вецкалне, завотделом ре-дакции, за то, что отыскала в архиве и прислала текст письма.
Бремен—Рига
«Дорогая Эмма!
Сегодня радио Бремена рассказывало о Маврике Вульфсоне и об обществе “Бремен—Рига”, которое по его инициативе было создано еще 1980-х годах.
С тех пор ежегодно 7 января, в день рождения М. Вульфсо-на, в Бремене вспоминают его и рассказывают о “его” обще-стве. Вот и сегодня, 7 января, была очередная передача.
Сил тебе, дорогая Эмма, и хорошего настроения в день рождения нашего Маврика.
Д-р Ханс Христофор Гайтч».
Все материалы о деятельности общества хранятся в архи-вах губернатора Бремена и департамента кино города. «Со-хранился 45-минутный видеофильм “Letten ohne Lenin” (“Ла-тыши без Ленина”), который был создан еще в1980-х. На его презентации в Риге присутствовал и г-н Вульфсон», — рас-сказала автор фильма фрау Бритта Сюзан Любке.
«Наш Андрей Сахаров». Свобода интеллектуальной мысли по Горбачеву
После презентации документальной ленты «Мой муж Андрей Сахаров» в кинотеатре «Рига» в зале ко мне подошел почтенный господин:
— Вы Эмма? Извините, не могу успокоиться. Меня очень взволновали кадры, как с трибуны исторического Съезда народных депутатов СССР в Кремле в 1989-м президиум во гла-ве с Горбачевым согнал с трибуны совесть и честь страны — атомного мудреца академика Андрея Сахарова. Для них был шок: он позволил себе протестовать против преступления — войны в Афганистане («нашего интернационального долга»). И чем это закончилось? Для него — последним сердечным приступом и пышными похоронами. А сегодня с экрана фильма тот же Горбачев сказал: «Сахаров — это свобода ин-теллектуальной мысли!» И у меня в памяти всплыли кадры, которые благодаря прямой трансляции по телевидению из того же кремлевского зала видел весь мир — с той же трибу-ны уже после смерти Сахарова сгоняли и нашего депутата Маврика Вульфсона, пытаясь не позволить ему «рассекре-тить» то, что полвека знали в мире за железным занавесом, но даже многие депутаты в зале услышали впервые, — сек-ретные протоколы «черного пакта» 1939 года. Но Вульфсону все-таки удалось все сказать. И камень истории после той ре-чи покачнулся, сдвинулся в сторону свободы. Какая смелость! Это ли не свобода интеллектуальной мысли по Горба-чеву! Тогда, в 1989-м, по Центральному телевидению СССР показывали, как депутаты с возгласами «Теперь вы наш Сахаров!» на руках вынесли Маврика из Кремля и донесли до гостиницы «Москва», где жила наша делегация…
— Простите, господин...?
— Вы меня не знаете. Меня зовут Янис Еркинс. Я из Юр-малы, а вас в зале узнала моя жена Агрита. Она видела вас по телевизору еще с Мавриком.
— И я вас узнала… по голосу: это вы звонили мне одним из первых утром 7 января, в день рождения Маврика. В тот день было около 20 звонков, ваш был первым. Спасибо!
— Что вы, это же естественно! Как можно забыть нашего Сахарова!

...Так с господином Еркинсом мы познакомились и лично. А через несколько дней от него пришло тоже не менее взволнованное по тону письмо:
«…В России сейчас не модно вспоминать Андрея Сахарова. Мне стыдно, что и у нас так быстро стали забывать своих Сахаровых — тех, кто творил восстановление неза-висимости в Латвии. Вот и Маврику Вульфсону не нашлось места ни в книге „100 Latvijas person;bu” («100 личностей Латвии»), ни в „Latvija 20. gadsimt;” («Латвия в ХХ столе-тии»), которую наш президент подарила Владимиру Пути-ну. Вычеркнули. Нет ни улицы, ни площади имени Маврика. Известно, что у народа, который не знает или скрывает свою историю, нет будущего. Не потому ли начала эмигри-ровать даже наша молодежь…
В земле ГУЛАГа остался мой отец, и я не хочу обратно в старую историю.
Янис Еркинс из Юрмалы».
***
„P;r;k ;tri aizmirstam” («Рано стали забывать») — под та-ким заголовком 21 октября письмо г-на Еркинса из Юрма-лы напечатала газета „Latvijas Av;ze” («Латвийская газета»).
***
Звонков, писем в этот день 2007 года множество. Почти, как всегда при нем 7 января. От близких и совсем незнакомых!

Мудрый ворон Маврик Вульфсон
Янис Петерс, народный поэт Латвии, один из вдохновителей Атмоды и экс-посол Латвии в России:
«Это случилось 18 лет назад. Любимый студентами препо-даватель марксизма-ленинизма Латвийской академии худо-жеств, офицер Красной армии во время Второй мировой войны, занимавшийся контрпропагандой, популярный мно-голетний обозреватель советской внешней политики, до то-го момента несвободный от идеологических штампов, совет-ской диалектики и самоцензуры, вдруг на пленуме творчес-кой интеллигенции 2 июня 1988 года произнес сенсацион-ную речь о том, что страны Балтии присоединились к СССР «в условиях фактической оккупации». Эта речь стала собы-тием. Она придала собранию латышских интеллектуалов международную известность.

Для правящей верхушки Латвии речь Маврика стала слов-но землетрясением, атомным взрывом или еще более тяжкой природной катастрофой. У Бориса Пуго, первого секретаря ЦК Компартии Латвии, на щеках появились красные пятна, затем покраснели уши, а Вульфсон, мудрый ворон, склонив набок седую голову над трибуной, в очках с толстыми линза-ми лишь читал и читал. Как праведный судья.
Материалы пленума мы направили в Кремль Михаилу Горбачеву, а в августе 1988 года к оценке тех событий о судь-бе прибалтийских стран, высказанной Мавриком в его речи, присоединилась и группа конгрессменов США. После вы-ступления Вульфсона на пленуме его точка зрения уже ни в Москве, ни в Вашингтоне не могла рассматриваться как выходка провинциальных бунтарей, которая распаляется, а по-том с шипением остывает где-то у вод Балтийского моря.
Несколько лет спустя факт присоединения Балтии к СССР в 1940-м «в условиях фактической оккупации» при-знает и Горбачев (опубликовано в журнале “Republika.lv”, 2006 год).


Глава II ПРИЗ ИМЕНИ МАВРИКА ВУЛЬФСОНА
Имени героя Атмоды

«В увековечение памяти Маврика Вульфсона Союз журна-листов Латвии учреждает ежегодный приз его имени для журналистов, политологов, дипломатов, общественных дея-телей», — было объявлено 7 января 2005 года на вечере па-мяти М. Вульфсона в Рижской ратуше.

Впервые награды были вручены 14 марта 2006 года. Цере-мония началась с конференции под девизом: «Начало пути к демократии. Латвия и ее друзья». В Доме Рейтерна собрался весь рижский истеблишмент: послы и дипломаты более чем из полутора десятков стран, аккредитованные в Латвии. По-слы Германии, Израиля, Швейцарии, руководитель предста-вительства ЕC в Латвии вместе с оргкомитетом участвовали и в подготовке торжества.

Служение во благо Латвии внутри страны, за рубежом, в публицистике и педагогике — направления, в которых мно-го сделал М. Вульфсон, — по таким критериям обсуждалась деятельность будущих обладателей приза его имени.
«Маврик Вульфсон обычно говорил тихим голосом. Но его речь на пленуме интеллигенции Латвии в Риге 2 июня 1988 года, сказанная в такой же манере, отозвалась молнией, взрывом в умах людей и далеко от Латвии, что, по существу, и стало началом конца Страны Советов, — сказал ведущий конференции, председатель оргкомитета подготовки торже-ства, доцент Латвийского университета д-р Миервалдис Мо-зерс. — Если бы не вклад Вульфсона, восстановление незави-симости республики прошло бы труднее и более болезненно.
 
Цветы Атмоды не увяли…

Вопросы председателю Союза журналистов Латвии Лигите Азовской:
— Что вы можете рассказать о первых лауреатах, за что именно они награждаются. Расшифруйте фразу из дип-ломов «За служение идеям гуманизма, за достойный вклад в укрепление международных связей страны, согласия и взаи-мопонимания народов Латвии».
— Деятельность Вульфсона с начала Атмоды была воистину международной. Потому интернациональна и награда его имени.
— Награда имени Маврика Вульфсона — первая и пока единственная, которая непосредственно основывается на деятельности участников освободительного движения вре-мен Атмоды. Не слишком ли поздно она учреждена?
— Идея об учреждении таких наград зародилась к январю 2005 года, когда при поддержке Рижской думы к 86-му дню рождения М. Вульфсона готовился вечер его памяти. Правле-ние нашего Союза журналистов посчитало, что недостаточно просто отметить дату. Даты приходят и уходят. Хотелось, чтобы память о выдающемся журналисте,публицисте,историке,поли-тологе и дипломате жила в некоем непрерывном процессе.
— Это ваша личная идея?
— И моя тоже. Я давно знала Маврика Вульфсона. В совет-ское время он долгие годы руководил секцией международных обозревателей в Союзе журналистов, где я тогда работала. А на знаменитом пленуме интеллигенции я делала синхронный пе-ревод с латышского языка на русский,хотя русский язык не мой родной. Как и все синхронные переводчики, сидела в зале Дома конгрессов в стеклянной кабине. Когда Маврик Вульфсон с три-буны начал говорить в несвойственном ему быстром темпе, за-волновалась, а когда он произнес слово «оккупация», я совсем растерялась и даже замолчала на мгновение, прежде чем произ-нести его по-русски. В президиуме тогда сидело почти все поли-тическое руководство Советской Латвии. Второй секретарь Центрального комитета Виталий Соловьев ни слова не понимал

по-латышски, не все понимал и первый секретарь Борис Пуго. Но когда оба услышали перевод, на их лицах отразился ужас.
Да, в перерыве Борис Пуго сказал Маврику: «Вы только что убили Советскую Латвию!» Тогда поднялась большая бу-ря. Вульфсону и его семье грозили разные известные и неиз-вестные силы, и ему пришлось просить защиты у государст-ва. А благодарный народ после его выступления буквально осыпал его цветами. Образно говоря, те цветы не увяли. Те-перь они превратились в приз имени Маврика Вульфсона. Союз журналистов считает, что совершил благое дело, поло-жив начало традиции, достойной Атмоды (опубликовано в журнале “Republika.lv”, март 2006 года).
Приз-наказ
«Мы еще не приступили к сооружению памятников героям Атмоды. Маврик Вульфсон — один из них, и я горд, что мне выпала большая честь открывать первое торжество его име-ни, — отметил председатель жюри конкурса, директор Инсти-тута Латвии, экс-посол Латвии в США Оярс Калниньш. — С начала Атмоды мы с ним были на одной линии дипломатиче-ского фронта: я — на посту посла Латвии в Вашингтоне, он — отсюда и часто рядом со мной там, в Америке, своими знания-ми и многогранным опытом помогал разъяснять открытому миру политическую линию и идеи нашей борьбы за независи-мость. Памятники — это дань прошлому, уже свершившемуся. Полагаю, что значение призов нашего конкурса должно стать еще шире: это не только честь, но еще и наказ — быть таким же патриотом, каким был Маврик».
 
Критически мыслящий гражданин

Первый посол Германии в независимой Латвии граф Хаген фон Ламбсдорф в докладе на церемонии вручения приза за 2006 год сказал:
«Горячо приветствую Союз журналистов Латвии за реше-ние учредить приз имени Маврика Вульфсона! Подобные награды существуют во многих странах со свободной прес-сой и служат во благо гражданственности общества, его ду-ховности. В моей стране это премии имени интеллектуала левых убеждений — антифашиста Эгона Эрвина Киша и писателя Теодора Вольфа; Пулитцеровская премия — в США.

…Август 1991-го. Тогда мне выпало стать первым после распада Советов немецким послом в Латвии. Я много слы-шал о Маврике и раньше, в основном от журналистов, для которых он и в советские времена был надежным и откро-венным собеседником. В этом убедился и я. Вскоре из поли-тического партнера Маврик стал моим другом. Наблюдая за его деятельностью, я восхищался его необыкновенной сме-лостью. Считаю, что Маврик Вульфсон внес большой вклад не только в обретение свободы Латвии, но и повлиял на сво-бодомыслие взглядов в вашей стране, что не менее важно. При том он всегда был совершенно неудобным ни для себя, ни для других, что характерно для хороших журналистов во всем мире. А дискуссия патриота Латвии Маврика Вульфсо-на с Михаилом Горбачевым в Кремле уже стала легендой.
В моей стране Маврик уже тогда приобрел такую репута-цию, что ему позволили вести поиск секретных документов к пакту 1939 года в архиве МИДа ФРГ. И он нашел протоко-лы, а мой коллега и близкий друг, заведующий архивом, за-верил копию своей подписью и печатью. Вскоре Маврик Вульфсон стал первым в СССР, кто опубликовал этот доку-мент, причинив тем самым головную боль номенклатуре, ко-торая полвека не допускала его обнародования, и та публи-кация в Латвии стала воистину сенсацией в стране.
Вскоре Латвия, наконец, стала независимой, а Вульфсон — свободным журналистом, публицистом и писателем. И на сей раз он опять стал неудобным. Уже в своей стране. Еврей, смо-лоду — коммунист, во время войны на фронте — офицер Красной армии в подразделении контрпропаганды, он не мог не переживать сначала то, что немецкие нацисты зверски уничтожали евреев на оккупированных землях. Для него это было столь же ненавистно и невыносимо, как и для Льва Ко-пелева, под началом которого Маврик служил, которого обо-жал и уважал за вольнодумство, у которого учился критичес-ки оценивать факты и события. Выдающийся русско-еврей-ский германист Копелев в конце войны осмелился открыто осудить случаи мародерства, чинимые красноармейцами в Германии, за что много лет провел в советском ГУЛАГе, а по-сле освобождения был лишен гражданства и закончил свою жизнь в изгнании — в Германии. В Кельне мы вместе с Мав-риком провожали этого человека чести в последний путь.
Маврик, свободный гражданин и журналист, в уже свобод-ной Латвии тоже посмел открыто напомнить жителям своей страны,что в рядах немецких спецотрядов были и латыши,уча-ствовавшие в убийствах людей. Но, как и в Германии в первые послевоенные годы, так и в Латвии в первое время после обре-тения свободы люди еще не были готовы посмотреть в глаза горькой правде. И Вульфсон стал для многих врагом, чуть ли не чужаком в своей стране, но не отступил от своих убеждений и, таким образом, в значительной мере своей смелостью и прин-ципиальностью способствовал тому, что сегодня Латвия в сво-ем большинстве честно оценивает свое прошлое. Поэтому я и считаю, что мой друг Маврик, критически мыслящий гражда-нин, внес большой вклад в борьбу за свободу Латвийского го-сударства и свободомыслие. Желаю награде его имени мудрого и честного жюри и высокого престижа в Латвии».
Пророк в своем отечестве
Фритьоф Майер (“Der Spiegel”, Германия), обладатель приза за 2006 год:
«И восточной, и западной части Европы пригодятся уро-ки, которые преподала Маврику жизнь, и выводы, вытекаю-щие из его опыта дважды пережитых диктатур. Те, кто не со-прикасался с тиранами ХХ века, иногда слишком низко це-нят свободу или злоупотребляют ею. Европейские страны, несмотря на их различную историю, должны помнить тех, кто в свою личную судьбу интегрировал нанесенные этой историей раны и, несмотря на эти раны, шел на шаг впереди остальных. Словно пророки, каким был и Маврик Вульфсон в своем отечестве» (подробнее см. на Интернет-портале dialogi.lv, рубрика «Музей»).
Уроки Мастера
Ивета Шулце, дипломат, обладатель приза за 2006 год:
«Получить столь почетный и весомый приз для меня не только большая честь, но и огромная ответственность. По ра-боте в МИДе Латвии с 1991 года мы были коллегами, но это громко сказано: я была начинающим сотрудником, а Маврик Вульфсон — моим Мастером, крупной личностью, смелая кап-ля которого сумела продолбить щель в нашей истории! Беседы с ним, его опыт — для меня уроки, которые помню и сегодня. На практике они помогают мне критически оценивать обста-новку, стараться достойно представлять и защищать интересы страны за рубежом. Награда имени Учителя обязывает».
Спасибо за крепкий фундамент!
Председатель Совета еврейских общин Латвии Аркадий Сухаренко:
«Я хочу подчеркнуть его роль в возрождении еврейской общины Латвии. После страшного Холокоста времен нациз-ма, после 45-летней советской стагнации Маврик Вульфсон стал одним из тех, кто на своих плечах создал крепкий фун-дамент для возрождения еврейской жизни, и на этом фунда-менте мы живем и развиваемся до сих пор.
Жаль, что мне не довелось чаще общаться с этим мудрым человеком, с этой большой личностью. Его идеи, советы, мысли очень бы пригодились нам сегодня в решении межна-циональных вопросов, продвижении идей интеграции и многого другого.
Глава II. ПРИЗ ИМЕНИ МАВРИКА ВУЛЬФСОНА
Поздравляю лауреатов и всех участников с таким замеча-тельным праздником и очень рад, что это торжество совпа-ло с праздником Пурим — праздником освобождения ев-рейского народа от рабства. Долгие лета конкурсу!
* * *
Подарок-сюрприз к этому дню приготовил и художник Юрис Путрамс:
«Профессор Латвийской академии художеств Маврик Вульфсон был и есть мой учитель, а учителя не умирают! Моя мечта, чтобы все религии жили в мире, чтобы мир воца-рился, наконец, на Земле. Такую мечту в нас, еще студентах, и воспитал учитель Маврик, наш общий любимец. Об этом и моя картина «Дитя мира», которую я написал в подарок уча-стнику нашего праздника — высокому гостю графу Хагену фон Ламбсдорфу».
Свои дружеские шаржи и зарисовки гостям торжества дарили и молодые художницы Юлия Булыкина и Марианна Карнаух — «потому что нам тоже выпало счастье слушать лекции любимого профессора, нашего Маврика».
По многолетней традиции приветствовать Маврика на презентациях его книг, на юбилеях немецкий фольклорный ансамбль “Morgenrot” выступил и на церемонии вручения наград его имени.
Восхищена и подарком селекционера Я. Васаритиса — выведенным им новым цветком. Какая необычная и высокая честь!
О торжестве в память М. Вульфсона рассказывалось в ме-стных и зарубежных телевизионных и радионовостях, Ин-тернете, публикациях в газетах “Latvijas V;stnesis”, «Вести се-годня», «Телеграф», телепрограмме и других изданиях.
Космополит. Мудрый интеллигент
Това Герцль, первый посол Государства Израиль в Латвийской Республике (в 1993—1996 годах):
«С глубокими корнями в еврействе и с уважением ко всем народам он помогал и рассудительностью, и хорошими манерами.
За три года, с 1993-го, когда я прибыла на службу в Лат-вию, в ней многое изменилось. При расставании она стала другой. Преображались не только еще недавно бедные по ас-сортименту магазины, но и тон прессы, ментальность обще-ства. То было время, когда каждое национальное меньшин-ство начало занимать свое место.
Тогда я познакомилась с Мавриком Вульфсоном, удиви-тельным человеком с хорошими манерами, превосходным представителем своего народа. Человеком мудрым, с богатым внутренним миром. Космополит по убеждениям, он уважал все другие народы, но не мог не переживать боль своего наро-да, на долю которого выпали невероятные потери и страда-ния. С глубокими корнями в еврействе, он обладал своим ви-дением пути, по которому должна идти и какое место в обще-стве должна занимать его родная национальная община. Это и делало его важной персоной при построении отношений в новой независимой Латвии. Его интеллект, рассудительность и дружеские советы подсказывали, помогали и мне.
Восхищена решением Союза журналистов Латвии учре-дить награды его достойного имени. Очень сожалею, что не смогла лично участвовать в церемонии вручения призов. Но памятью и воспоминаниями я была рядом с вами — его дру-зьями, Эммой, его семьей, всеми, кто чтит память нашего до-рогого Маврика».
Михаил Горбачев: «С большой теплотой и самыми добрыми чувствами»
Москва, общественно-политический «Горбачев-Фонд».
Г-ну Горбачеву М. С.
Многоуважаемый Михаил Сергеевич!
Профессор Латвийской академии художеств Маврик Вульфсон — один из известных политических и общественных деятелей Латвии. С Вами его связывали память о встре-чах в Кремле и Вольфсбурге в 1989 и 1992 годах и дружеская переписка. Он бережно хранил Ваши поздравления к его 80-летию с обещаниями приехать в Ригу и к 85-летию, его поз-дравления к Вашим юбилеям, телеграммы с волнениями в связи с болезнью уважаемой Раисы Максимовны (август 1999-го). Обо всем этом он написал и в своей книге «Карты на стол».
Три года назад в 86 лет Маврик Германович ушел в Вечную тишину.
Сегодня я позволила себе написать Вам в надежде на то, что Вам будет приятно узнать, что имя истинного демокра-та и гуманиста, которого Вы знали лично, не забыто. В уве-ковечение его памяти Союз журналистов Латвии учредил ежегодный приз имени Маврика Вульфсона для журналис-тов, политологов, дипломатов, которые способствуют ук-реплению международных связей Латвии, согласия и взаи-мопонимания в обществе и между народами. Весной 2007 года проходит уже вторая церемония вручения призов его имени.
Выходит в свет книга мемуаров под девизом «Маврик Вульфсон был и есть человек чести Латвии», как назвала его наш президент Вайра Вике-Фрейберга. Создан клуб друзей «У Маврика». Я рада сообщить Вам, что традиция памяти М. Вульфсона жива.
Посылаю Вам фотографию: известный селекционер и учитель, 83-летний Янис Васаритис, вывел специальный сорт лилий “Mavriks” пурпурно-красного цвета с белым пес-тиком — цвета государственного флага Латвии. Сейчас пер-вые соцветия, которые были презентованы на выставке в Музее природы Латвии, находятся на размножении в лабо-ратории. Сотни луковиц таких цветов скоро будут высаже-ны в парках Латвии, в садах его друзей и единомышленни-ков. Возможно, и в посольстве Латвии в Москве, так как приз им. М. Вульфсона-2007 среди дипломатов вручается послу Латвии в России Андрису Тейкманису и он задумал создать в посольстве клумбу лилий “Mavriks”.
Автор портрета Маврика — Юлия Булыкина, студентка проф. Вульфсона по Академии художеств Латвии.
Все единомышленники Маврика в Латвии были бы польщены, если бы цветы его имени когда-то зацвели и в окружении Михаила Сергеевича и его соратников.
С глубоким уважением и почтением
Ваша Эмма Брамник-Вульфсон.
Рига, 14 марта 2007 года.
Уважаемая госпожа Брамник-Вульфсон!
Михаил Сергеевич просил меня ответить на Ваше пись-мо. Он благодарен Вам за него. Михаил Сергеевич с большой теплотой и самыми добрыми чувствами вспоминает о Мав-рике Вульфсоне. М. С. Горбачеву было приятно узнать, что дело Вашего мужа не забыто в Латвии. Успехов Вам и всего самого доброго!
С уважением
помощник президента «Горбачев-Фонда»
Екатерина П. Заварзина
Москва, 22 мая 2007 года.
Призеры-2007 и пурпурно-красные лилии
15 марта 2007 года в Доме журналистов в Риге состоялась уже вторая церемония вручения дипломов и призов «За распространение идей справедливости и правды, сближе-ние и лучшее взаимопонимание народов» имени Маврика Вульфсона, учрежденных Союзом журналистов Латвии в 2005 году для дипломатов, журналистов и общественных деятелей.
За достижения в области дипломатии приза за 2007 год удостоен Андрис Тейкманис, посол Латвии в России.
Как лучший журналист-международник награжден репортер службы новостей Латвийского телевидения Сандийс Семенов, не раз побывавший в Афганистане, Ираке и других горячих точках планеты.
Третий диплом присужден Кристине Чаксте, внучке Яни-са Чаксте — первого президента Латвийской республики. Во время Атмоды — движения за восстановление независимос-ти она была руководителем центра информации о странах Балтии в Швеции.
Торжественность церемонии придала и приуроченная к этому дню публикация Кристины Худенко «Миллион алых Мавриков» в газете «Суббота». Рассказ о Янисе Васаритисе — «изобретателе лилий».
«Решив очередному своему “ребенку” дать нежное имя “Маврик”, он попросил у Эммы совета насчет выбора рас-цветки, которая наиболее соответствовала бы цветку с таким именем. Решили, что самый подходящий — пурпурно-крас-ный со светлым пестиком, в тон государственному флагу Латвии.
На традиционном балу лилий 2006 года в Музее природы был выставлен его первый цветок. Его луковицы переданы на тиражирование в лабораторию размножения растений “Merist;ma” в Огре. Стать шефом “Маврика” любезно согла-силась биолог с большим опытом Лаймдота Бутане, заведу-ющая лабораторией и руководитель производства. Скоро молодые луковицы подрастут, окрепнут и их можно будет начинать высаживать на клумбах».
…На церемонии каждому призеру конкурса была вручена фотография с надписью: «Лилия “Маврик” на фоне портрета Маврика». Снимок сделан с первого соцветия нового цветка на презентации в Музее природы. Автор портрета — воспитанница профессора Вульфсона, выпускница Латвийской академии художеств молодая художница Юлия Булыкина.
Такие же сувениры торжественно преподнесли: Ивете Шулце — бывшему послу Латвии в Чехии, ныне руководи-телю представительства Латвии в ЕС, призеру премии им. М. Вульфсона 2006 года; Александру — сыну Кристины Чак-сте, принявшего награду своей матери, которая не смогла прибыть на церемонию лично; президенту медицинского центра ARS Марису Андерсонcу — зятю Маврика Вульф-сона, ныне главе всего семейства Вульфсон.
ЭПИЛОГ

«Латвия лишилась Патриарха. Ушла живая Легенда. Эпоха. Свидетель столетия. Прощайте, Учитель!» — пишут те-перь о нем.
Рядом с личностью все окрашивается, озаряется ее не-ординарностью, взглядами, авторитетом.
Никогда не слышала, чтобы он поднял на кого-то голос. Не знаю, умел ли он вообще ругаться. Может быть, на фрон-те. Не видела, чтобы кого-то оскорбил словом, недоверием или даже взглядом. Скромен, немногословен. Он нес свет, тепло, нежность. Воистину Козерог!

Журналистская судьба подарила мне возможность увидеть вблизи множество неординарных людей — короткие встречи и долгие беседы с Именами.
«Эмме Брамник с приветом. Андриян Николаев, Павел Попович, Юрий Гагарин. 22.10.1962 года» — автографы первых советских космонавтов на эмблеме Всесоюзного фести-валя кинолюбителей в Москве, когда нас, с “VEF-film’а”, представили им, так как завоевали шесть дипломов первой степени и особенно почетный — специальный «За новаторство — создание первой в СССР системы узкопленочного трехэкранного кино».
Встречи с Валентиной Терешковой и другими первыми космонавтами (сохранились их визитки с автографами), с женой разведчика, чье имя в списке рядом с Рихардом Зор-ге, — американкой Дороти Кинн-Адамсон, скульптором Эрнстом Неизвестным и его мамой Беллой Дижур — экстра-личностью, поэтессой и философом вплоть до своих почти 104 лет! Дружба с сотнями замечательных людей на «ВЭФе»… Обо всем этом уникальном и незабываемом для меня мечтаю еще написать. Если успею…
ЭПИЛОГ
Но встреча с Мавриком — прямое попадание в мою личную судьбу. В более чем зрелом возрасте это мое самое-самое богатство.
«Если человек счастлив или влюблен, то все у него ладит-ся и горят глаза. Когда работал над фильмом “Ирония судь-бы”, я был страшно влюблен. Потому он и получился. Тогда я понял, почему время, проведенное с любимыми, в возраст не засчитывается», — однажды признался в интервью ре-жиссер Эльдар Рязанов
— Болтушка. Напиши лучше о своих интересных журна-листских встречах, — не раз говорил Маврик, когда я восхищалась его смелостью, энергией и горением.
— Лучше ты, как задумал, пиши про нашу любовь.
— Я смущаюсь…

* **
Верю — любовь к закату жизни Не гаснет, а лишь прибавляет
красоту.Признаюсь, вас я полюбил,И наслаждаюсь каждым днем.И никуда я больше не спешу.Только чтоб в радости прожили долго мы!И по другому в жизни не хочу.
(«Мы стали похожи». Маврик Вульфсон, ноябрь 2003 года).
* * *
Я жду тебя, как не ждет никто,Смотрю в туманное окно,Считаю сгоряча часы, прошедшие без любви.Который час? Который час?Я жду тебя, как в первый раз.
(Маврик Вульфсон, январь 2004 года.)
* * *
Как оказалось, это была наша последняя прогулка по снежной тишине. Дома он поспешил к письменному столу:
Дни за днем проходят. Так и жизнь пройдет. Оглянуться не успеем, Как последний час придет. И тогда мы пожалеем. Cколько будет грусти...
(Маврик Вульфсон, февраль 2004 года.)

«Не можешь себе представить, как я переживаю, что не могу, как раньше, сбегать по лестнице, чтобы каждое утро приносить тебе цветы…» (М. В.).
* **
Даже если вам немного за 30 и совсем за 50, в любом возрасте можно выйти замуж за принца, джентльмена, мудреца.

«Дорогая Эмма, очень рад, что в жизни ты встретилась с Мавриком и у вас все так хорошо получилось. Маврик — со-вершенно иное мышление! При каждой встрече, переписке с ним я узнаю что-то такое, чего не мог бы услышать от дру-гих» (Алекс, внук. Студент, 19 лет. 2003 год).

«Уверен, что о Маврике будут писать на камнях, и люди о нем будут знать и помнить вечно» (Алекс. После 8 марта 2004 года).
* * *
Дорогой мой Мавричек!
Так недолго, всего-то три тысячи дней, длилось наше первое свидание и наш медовый месяц, а нам казалось, что мы уже съели свой общий «пуд соли».
Недавно ты сказал мне самые хорошие слова: «Мы пришли с двух разных планет, но оказалось, что мы две половинки одного целого и смотрели в одну сторону».

«Я написал тебе стихи», — говорил ты, встречая меня в передней, помогая раздеться.
«Нам еще многое нужно успеть сделать», — особенно часто ты повторял в последнее время. Но без твоего авторитета со многим я до сих пор так и не справилась.
 
Говорят, что мы дополняли друг друга. Чем ты — это понятно. А я? Только своей энергией, журналистским любопытством и желанием помогать. Тем, что поняла и пыталась разделить, стать «соучастницей» твоих забот и интересов.
«У известного мужчины в тылу не должно быть фронта», — очень мудро сказала в интервью Сати — жена Владимира Спивакова, известного музыканта. И мне всегда хотелось, чтобы у тебя и тыл был теплым, уютным и интересным.
«После счастливой встречи должен остаться шлейф воспоминаний», — считает кутюрье Валентин Юдашкин. Это и про нас с тобой: нужно быть очень счастливой, чтобы по вечерам услышать: «У меня сегодня еще один счастливый день — мы весь день были вместе!» Счастье чувствовать, что ты нужна, и нам никогда не было неинтересно или скучно вдвоем.
 Любить — это Божий дар.
Давным-давно написан наш роман. Бабье лето растаяло, а я все пытаюсь расставить запятые — мне так нужны твои слова. Как солнце, как цветы.
И как в песне:
Представить страшно мне теперь,
Что ты не ту открыл бы дверь.
Другой бы улицей прошел,
Меня не встретил, не нашел.
 
…В твои последние минуты на земле ярко светило на морозе мартовское солнце, а теперь ты летишь в Великой Тишине. И пусть тебе светят звезды…
Благодарю тебя, что по судьбе прошел, что приподнял и изменил меня. Подарок судьбы снова, через много лет.
Твоя Эмма.

ПРИЛОЖЕНИЯ

АКАДЕМИЯ — МОЯ КРЕПОСТЬ
Не мне, автору этих строк, судить о способностях и работе Маврика Германовича, и в академии в частности. Расскажу лишь просто о том, что мне довелось слышать от его бывших студентов нескольких поколений, ныне маститых мастеров, художников.
«…Иначе над вами будут смеяться». «Инструктаж» первого ректора
Кто-то подсчитал: за полвека Маврика Вульфсона слушали около шести тысяч студентов — будущих художников!
Почти полвека назад он поступал Латвийскую академию художеств преподавателем истории партии.
— Принимая меня на работу, маститый художник, ректор академии Лео Свемп провел со мной «инструктаж», — вспо-минал уже будучи профессором-ветераном Латвийской ака-демии художеств Маврик Германович: «Вы известный жур-налист-международник, выступаете с публичными лекция-ми. Теперь вам придется участвовать во время смотров и в обсуждениях работ студентов. Но вы не художник, и потому запомните: никогда не говорите “работа хорошая или…” Мо-жете только сказать: “…мне нравится” или “не нравится”… Иначе над вами будут смеяться».

И с тех пор, следуя мудрому инструктажу первого ректора, бывая на вернисажах, выставках — ни слова о качестве творчества.

«Звание профессора — ни при каких обстоятельствах»
В Ригу Вульфсон вернулся победителем.
«Ученый совет академии неоднократно избирал меня до-центом, Москва трижды не утверждала. Только в 1991 году я стал полноправным профессором истории, но тогда уже ни-какого утверждения Москвы не требовалось», — писал М. Вульфсон в книге «Карты на стол».

Ромашки в душе
— Такой богатый опыт лектора, преподавателя, публициста, с таким кругозором, но каждую лекцию ты готовишь заново.
 
Ведь можешь выступать, беседовать сходу, — как-то заметила я Маврику Германовичу.
— Каждый студент — личность. Все ли они станут извест-ными художниками, мастерами? В этом я им не помощник. Мне очень хочется научить каждого из них самостоятельно мыслить и делать правильные выводы о всем происходя-щем. И, чтобы не упустить чего-то важного именно сегодня, к каждой встрече с ними я тщательно готовлю точный конспект. Каждая встреча с молодежью — это большая радость и для меня, ибо еще в библейских постулатах сказано: «Бла-женство желать мудрости и радости другим и делиться с ними своими». Потому каждый сентябрь в моей душе словно расцветали ромашки.

«Учил быть людьми»
…На 80-летие Латвийской академии художеств нынешние мэтры, профессора, руководители кафедр, считающие себя его воспитанниками, пришли с букетиками, в которых были записочки: «Нашему Учителю!.. Мы помним все, чему Вы нас учили. Учили жизни. Что счастливым человека делают скромность и справедливость… Будьте еще долго-долго!» «Это мы, Ваши m;l;;i!» «Хотим просто пожать Вашу руку».

— Многие лекции, занятия можно было пропустить — пе-реписать, законспектировать, «нагнать» потом. Но лекции Маврика Вульфсона пропустить было невозможно. Понимали, что нигде и ни от кого больше не услышать того, о чем го-ворил он. При каждой встрече он старался заронить полезное зерно в наши молодые души, так жаждавшие истины. Каж-дый раз это было само откровение. Он учил не истории и со-циологии. Учил нас быть людьми, — несколько раз при встречах с Мавриком с благодарностью вспоминал и подчер-кивал Павел Тюрин, ныне тоже уже профессор в Латвийской полицейской академии. — Рядом с ним хотелось быть таким же тонким, правильным, интеллигентным. Он говорил не в аудиторию, не в зал, а как бы каждому из нас в аудитории…

Каждая встреча была, как всплеск в душе. Хотелось узнать что-то еще, спросить о чем-то сокровенном… В его душе не было ни одного седого волоса, а его манеры — одеваться, об-щения ненавязчиво напоминали нам с детства прочитанное в книгах об аристократах. Прирожденный Учитель, Педагог, был нашим кумиром, Сократом и Цицероном.

«Наш неверующий пастор»
И воспоминания, теплые беседы, как тогда, в их юности:— Помните, в Рождество 1989 года мы прислали вам теле-грамму в Кремль! Тогда вы очень рисковали, и мы все волно-вались…
— Этот орден Чести Латвийской академии художеств для вас делал и я — эмаль на нем — моя, моя работа!
— Вы всегда говорили нам «вы», а мы, бывало, вам — «ты».
— Наш неверующий пастор, вы были не преподавателем, а нашим Учителем! Спасибо! (Лилия Динере, скульптор и график).

«Пароль: “Сегодня Вульфсон! Нужно идти!”». Из воспоминаний Валдиса Дишлерса, ректора академии в 1976—1986 годах

Год 1959. Погостив у нас, Хрущев отбывает с несколькими уве-систыми письмишками в кармане. Местные власти перепуганы и доносят на наших «национал-коммунистов» за их намере-ния — свергнуть строй если не во всем Союзе, то хотя бы в Латвии. И всю Москву напугали. Кто не сумел скрыть свои «пре-ступные» цели, тогда оказались без работы. Некоторые из них нашли убежище в Латвийской академии художеств, отчего на-циональный дух здесь не только не погас, а скорее еще более разгорелся.
Начну с Вульфсона. Он уже тогда вызывал интерес своими выступлениями в «Глобусе» на телевидении. Его манера гово-рить предоставляла слушателю возможность делать выводы самому, что и сделало эту передачу самой популярной. Его обожали и студенты. Они часто приглашали его на свои встречи в «Черной кошке», вместе отмечали запрещенное Рождество и переполняли аудитории во время его лекций: «Сегодня Вульфсон! Нужно идти!» — это звучало, как пароль.
Под влиянием Вульфсона и таких коммунистов, как Фридман и Ратниекс, многие студенты и некоторые препо-даватели вступили в партию, увидев в этом возможность участвовать в процессах демократизации. В 1961-м с такой же целью и я вступил в партию. Так что могу и себя считать учеником Вульфсона, хотя и не очень успешным.

Год 1988. Укрытия для мятежников
…Большие и важные события в жизни страны! К ним при-частен и наш преподаватель Вульфсон. Его заявление о сек-ретных протоколах должно изменить наш государственный статус, и совершенно нелогичными были утверждения неко-торых, что это было провокацией.
Маврик действовал очень отважно, хотя самому при-шлось ходить по острию ножа. Мы переживали и волнова-лись за него, когда на телеэкранах показывали его смелые выступления на съезде СССР в Кремле; и когда его лозунг «Ни шагу назад!» прозвучал на многолюдном митинге в Ри-ге; и когда он с флагом Латвии в руках шел во главе много-тысячной демонстрации.
Тогда политическая ситуация грозила арестом нашим депу-татам, и мы с сениором академии, профессором, руководителем кафедры Тенисом Грасисом решили,что для Вульфсона и неко-торых других нужно подыскать укрытие. Тенис Грасис предложил убежище у себя, в Задвинье, считая его безопасным, «а ес-ли потребуется, оттуда мятежников можно будет переместить на мельницу недалеко от Мадлиены». Но убежище Тениса слишком далеко от центра, поэтому первое укрытие предоставил Волдемар Шустс в своей мастерской поблизости от Дом-ского собора. Руководитель кафедры, профессор и трижды пе-реизбранный главой Союза архитекторов Латвии — как всегда, он был деловит и добавил: «Двери не будут заперты».
Когда я сообщил об этом Вульфсону, он поблагодарил, но был осторожен и потом спросил у Грасиса, имеется ли там какая-нибудь телефонная или иная связь.

Сегодня, когда я вспоминаю ту нашу идею, можно и хочется улыбнуться, она кажется по-детски наивной. Но тогда нам так не казалось.
1991-й год. Звание в награду: единственный почетный профессор
Опасность миновала, независимость Латвии завоевана, и все время на пути к ее обретению Вульфсон был в центре внима-ния общества. Ему всюду рукоплескали. Он заслужил при-знание и академии. Работая над Уставом академии, я преду-смотрел тогда право сената присуждать почетные звания. И Вульфсону впервые и единственный раз в истории академии было присуждено звание почетного профессора. Такого звания больше не было никогда и ни у кого. Тем самым мы засвидетельствовали его заслуги и в воспитании студентов личным примером во благо Латвии.

С глазу на глаз со своей совестью. Из пролога Маврика Вульфсона к альбому первокурсников академии 2000 год

Твоя сила от ненависти идет, а моя — от любви. Райнис. Индулис и Ария

…В этот день аудитория № 24, хотя и самая большая в Латвийской академии художеств, была переполнена до краев. Когда я вошел, прекратился весь шепот и все вни-мание более ста пар глаз обратилось на меня. Накануне по давней традиции мы вместе отпраздновали Рождество. Тогда я их успокаивал, что экзамен ни для никого из вас, m;l;;i, не будет трудным — мудреных и каверзных вопро-сов не задам. Но каждый из вас в этот час останется наеди-не со своей совестью. И пошутил, что списывать никому не удастся.
Хорошо помню тот момент, когда открыл конверт: «Запишите, пожалуйста, тему: “Я люблю Латвию! Не звучит ли это банально?”»

Воцарилась необычная тишина. И каждому захотелось почувствовать себя наедине. Тогда я еще этого не осознавал, но позднее понял, что в каждом неслышно звучала гармония и каждый погрузился во что-то свое, размышляя о родной земле, народе, обо всем, что уже получили и перед чем еще в долгу.
И я задумался — был ли вправе включить в программу своего предмета такую интимную тему. Смогут ли, сумеют ли они абстрагироваться от своей повседневности и подняться на высоту темы — передо мной не только юные художники, но и люди со своей жизнью, в которой немало шипов.
Несчастье в том, что те, кто нами правят, утверждают, что все правильно: одни должны быть сказочно богатыми, а другие, и их большинство, совсем бедными. Не вызовет ли такой цинизм обиду и резкую реакцию юных за их близких и мысли о возможном их весьма безнадежном будущем?

Но оправдалась моя наивная надежда, что в этот час, который словно озарил свет свечей, Латвия для всех стала цветком счастья. Оставаясь с глазу на глаз с Латвией, они почувствовали колдовство восстановленной свободы, их надежды и ожидания. И получилось многокрасочное, яр-кое откровение более ста будущих латвийских художников.

Позднее, начав читать сочинения будущих звезд живописи, мастеров керамики, текстиля и стекла, моды и дизайна, реставраторов, я не мог от них оторваться, пьянел и бессонными ночами погружался в дыхание юности перво-го поколения, для которого любовь к Отечеству — необык-новенная целостность. И эта любовь без обид и унижений историческим прошлым, без ненависти и мести, а скорее всего это человеколюбие и чувства общности и государст-венности.

Грядет новое время
Читая работы, я думал, о том, что мое поколение, которое восстановило свободу, примет видение нового поколения и сможет оценить молодых объективно, без фанатически про-тивоположных претензий разных сторон общества. Неза-мысловатые, идущие от души слова отражают зрелость но-вого поколения, его отношение к наследию и традициям предков и к своему будущему
Прошлое нельзя забывать, но оно должно отступить во имя сегодняшней Латвии, и еще более — ее Завтра. Такое твердое убеждение и утверждение я прочитал между строк в повествованиях моих студентов. Из тех работ и родилась книга “Es m;lu Latviju” — «Я люблю Латвию» (сокращенный перевод с латышского Вии Гринберги).

Человек Европы — сегодня и завтра. Вступление к вопроснику дискуссии для студентов
2000 год Вступление в ЕС — это ответственность и каждого из нас. Многое потребуется, чтобы чувствовать себя в том обще-стве конкурентоспособной личностью. В частности: чело-век должен научиться выдерживать большие нагрузки, но, напрягаясь, не поддаваться усталости; быть уравновешен-ным и сильным физически. Искать нетрадиционные реше-ния, но быть готовым признавать и свои ошибки, при не-удачах быть мужественными и уметь сохранять спокойст-вие. Нужно уважать себя, но быть самокритичным. Лично-стью станет человек правдивый и объективный. Не боять-ся риска, не подозревать других, но не быть слишком до-верчивым. Достигать желаемого своими силами, не поль-зуясь блатом, личными связями. Быть непосредственным в общении, контактах с людьми с разных социальных ступе-ней общества. Любить жизнь, но смотреть на нее реально. Считаться с интересами партнера и в интимной жизни.
Но что делать если у Вас, человека творческого склада, от-сутствует какое-либо из выше перечисленных качеств? Не волнуйтесь! Это особенно важно. Знайте, что в таком случае Вы принадлежите к большинству рода человеческого.
Ваш М. Вульфсон,
преподаватель очень полезной дисциплины —
социальной психологии.

Из воспоминаний Маврика Вульфсона
Я просто старался донести до них [студентов] понятия о человеческих ценностях, в которые верю сам. Порой говорил наивные вещи: умейте заботиться о ближнем, будьте внимательнее к старшим…
На лекциях говорил: «Вы можете со мной не соглашаться, спорьте со мной, анализируйте то, что я говорю и что проис-ходит вокруг...» Так я приучал мыслить самостоятельно. К примеру, в советские времена не было в моде, чтобы вождь признавал свои ошибки. А я рассказывал им об ошибках да-же Ленина, который часто признавал, что был не прав… А чтобы убедить в своей правоте не единомышленников, он писал письма, многочисленные статьи, что и составило поч-ти 40 томов собрания его сочинений! Очень много я им рас-сказывал и о себе, о своих ошибках.

А лекции об интимных отношениях курса социальной психологии я читаю, уткнувшись в конспекты, не поднимая головы. Мне стыдно и неудобно многое говорить им, таким молодым. Но я должен ногое им объяснить. К сожалению, случалось быть свидетелем их непоправимых ошибок. Возможно, никто с ними об этом откровенно еще не поговорил.
 Так как долгие годы их воспитание было и моим обществен-ным поручением — я постоянно выезжал с группами на пле-нэр, практику. Там, на отдыхе, в свободные часы, вечерами у костров не только девушки открывали мне свои души, доверяли сердечные тайны… Приходилось строго «воспитывать» непорядочных ребят, порой добиваться даже их ис-ключения из академии.
Думать не только о себе, а и о том, чтобы хорошо было ва-шему любимому человеку, если это только настоящая лю-бовь. И такую истину приходилось повторять.
* * *
На некоторых его лекциях в академии я была. Но на такие «сложные» он приходить не разрешал: «Ты меня будешь смущать».
И обычно я ждала его после лекции в преподаватель-ской или коридоре. После одной из лекций ко мне подошла взволнованная первокурсница, девушка лет восем-надцати:
— Вы счастливая женщина. Я по-белому завидую вам! Какой у вас удивительный и замечательный муж! Какой ин-тересный человек!
Юные студентки понимали его жизненную мудрость, по-жалуй, лучше меня.
* * *
Анонс в преддверии 2002/03 учебного года в фойе Академии художеств гласил:
 
«Вниманию первокурсников! Уникальная возможность слушать лекции по социальной психологии преподавателя-легенды проф. Маврика Вульфсона!
Первая лекция 19 сентября в аудитории № 10, начало в 16.20».
 

ПУБЛИКАЦИИ. РЕЧИ. ВОСПОМИНАНИЯ. РАЗМЫШЛЕНИЯ

«…Когда я решился воровать яблоки». Саунагс.
 Имя Горби — впервые
 
Осень 1984 года. Наша летняя резиденция Саунагс, что в рай-оне Колки, на самом западном кончике Латвии. Через канав-ку — и никаких заборов — условно соседский, уже заросший участок, который давно считался давно заброшенным и ни-кому не принадлежащим. Целина. Чертополох. А под осиротевшими яблонями уже начинают загнивать кучи янтарных антоновок. Ну, не пропадать же добру! И мы с сыном Юрием, ученым-физиком, с «тарой» отправились за урожаем.
— Что вы здесь делаете? — неожиданно раздалось со ступенек старенького домика, когда мы были уже под яблонями.
— Намерены воровать яблоки!
— Тогда, пожалуйста, заходите ко мне — будем пить отлич-ное пиво и вино. Я только что из долгой зарубежной командировки и привез много вкусностей. Заодно и познакомимся!

…Нашим соседом оказался очень интересный человек, москвич, ученый, вхожий в высокие круги академик, прези-дент Академии социальных наук Геннадий Васильевич Оси-пов. Он ввел нас в курс московских новостей и сообщил, что скоро на правительственном горизонте СССР появится сов-сем новая фигура в истории страны и зовут ее Горбачев.
Так я впервые услышал имя Горби. Мог ли я даже предположить, что очень скоро мне доведется лично познакомиться с новой фигурой истории, которая сыграет такую значительную роль в истории и жизни не только моей родной Латвии.

До сих пор храню визитную карточку приятного дачного соседа, который «досрочно познакомил» меня с Горбачевым и потому с благодарностью вспоминаю тот момент, когда уже не мальчишкой решился воровать яблоки.

Миллионер Райхман — «золотая ручка», или Дело в шляпе… Черной

конце 90-х годов на Мальте планирорвалась встреча пре-зидента США Буша[-старшего] и Михаила Горбачева. Но… в Новосибирске произошло убийство молодого человека, по национальности еврея, и в заокеанской прессе появились категорические требования, чтобы Буш отменил предстящую встречу с Горбачевым, так как у руководителей СССР проявляются «антисемитские тенденции».

Неожиданно меня срочно вызвали в Москву, «к хозяину» в Кремль.
— Товарищ Вульфсон, на этот раз мы будем говорить о другом, — предупредительно заметил Горбачев, когда я вошел в его кабинет. Я понял и расстроился, что не о восстановлении независимости Латвии, о чем мы не раз дискутировали с ним.
— Слушаю вас.
— Вы, конечно, слышали, что евреи США начали кампанию против встречи на Мальте? — И, не ожидая ответа, про-должал. — Вы считаете меня антисемитом?
Я смутился и, как всегда, постарался уйти от честного ответа.
— Михаил Сергеевич, кампания ведь связана с убийством, а не с антисемитизмом.
— Вот заключение прокуратуры, прочтите. Убедите своих национальных братьев, которые направляют свою борьбу против национализма и антисемитизма.
— Убийство произошло в драке на бытовой почве, — под-твердил Крючков, руководитель КГБ страны, который тоже участвовал в беседе.
— Как я это могу сделать? Не знаю.
— Есть договоренность, что послезавтра вы встретитесь с очень влиятельным заокеанским евреем Райхманом. Убедите его, что я не антисемит.
— Первый раз слышу это имя. Этот господин будет в Москве?
— Нет, он не будет. Но вам нужно сегодня вылететь в Торонто. Он примет вас
.
Все остальное произошло, как грезится в сновидениях. Меня отвезли в аэропорт, в Торонто (Канада) уже ждала черная автомашина, и уже по дороге на аудиенцию сотрудник советского посольства комментировал, что все время мы едем через и по владениям Райхмана, с которым мне предстоит встретиться. Словом, я попадаю в тиски могуще-ственного магната. Советские еще не знали, что скоро даже и в нашей маленькой Латвии появятся свои Рублевки, векселя, что и с государственных счетов чудесным образом будут исчезать миллиоы не только долларов, но даже латов.

…В назначенный час в приемной Райхмана зажглась лампочка, открылись двери в огромный кабинет, в конце которого за большим столом восседал его хозяин. И я сме-ло, бодрым шагом по ковровой дорожке устремляюсь к нему. Вдруг чувствую, что кто-то бежит за мной. Не успел обернуться, как этот кто-то нахлобучивает на меня черную шляпу с полями — г-н Райхман соблюдает религиозные традиции, и с непокрытой головой нельзя быть и его гостям.

Дальше все происходило обыденно. Представляюсь и вручаю свою визитную карточку депутата Верховных Сове-тов СССР и Латвии, доцента Латвийской академии худо-жеств. Реферирую разъяснение Горбачева о положении ев-реев в России. Он спросил о его личных позициях и национальных отношениях…
Осторожно характеризую его как реформатора, первые шаги и процессы как правителя обнадеживают. Лавировать же его заставляют непоследовательные акции военных, ОМОНа, но направление Горбачева — на Запад, на разоружение…
Рассказываю о себе, своей работе, семье, о жизни восста-новленной после Холокоста еврейской общины Латвии: в Риге открыта еврейская общеобразовательная школа, первая в СССР после войны; создано Латвийское общество еврей-ской культуры (ЛОЕК)…

Беседовали довольно долго. Райхман слушал вниматель-но, все больше склоняясь к позитиву и пониманию того, о чем я говорил, как я думаю.
— Спасибо за приятное знакомство, интересную беседу, — сказал он в заключение. — Я согласен, что каким бы драматичным ни оказался произошедший в Новосибирске инцидент, он не может стать камнем преткновения на пути к улучшению вза-имоотношений ведущих стран.Полагаю,что все объясню и смо-гу убедить моих единомышленников в еврейских организациях не только Канады. Я понял вашу миссию, — сказал он сдержанно и неожиданно спросил: — Есть ли у Вас какие-то просьбы?
— Нет, спасибо!
Не скрывая своего удивления, он… открыл ящик письменного стола, в котором лежали пачки долларов.
— Нет-нет, спасибо, г-н Райхман! Я ни в чем не нуждаюсь.
Он посмотрел на меня своим опытным испытывающим взглядом…
— Но такой-то сувенир в память о нашей встрече, надеюсь, вы примите? — И протянул мне золотую авторучку.
* * *
…Встреча Буша-старшего и Горбачева на острове Мальта состоялась. «Словом, дело оказалось в шляпе. Черной и с полями», — шутил Маврик Германович.
А авторучка та оказалось обычной шариковой, только отделанной под цвет золота.

Команды бесстрашных. Из речи на открытии памятника Жанису Липке на Лесном кладбище в Риге

1989 год Мы счастливы, что пришло время и сегодня открывается па-мятник Жанису Липке,и мы дружной семьей — евреи,латыши, русские, представители других национальностей можем скло-нить головы перед героем латышского народа Жанисом Липке.

Жанис Липке, его супруга Иоганна, его семья в тяжелей-шее время нацизма создали команду бесстрашных, когда са-мый страшный террор был обращен против евреев. Когда буква ; («жид». — Э. Б.) и желтая звезда на одежде челове-ка, который появлялся в любом месте, были для каждого из них смертным приговором. И его ничем нельзя было заме-нить. Так было во всех порабощенных фашизмом странах Европы. Люди с желтой звездой не могли надеяться на то, что выживут, что когда-нибудь вернутся к своим семьям. Они знали только одно — их ждут газовые камеры или рвы.
Смерть ждала и тех, кто пытался им помочь. И в то жес-токое время Жанис Липке и его семья, рискуя своими жиз-нями, организовали команды бесстрашных, чтобы спасать обреченных. И спасли 52 человека, 52 жизни!
В Иерусалиме десятилетия работает музей «Яд-Вашем» — Институт изучения Холокоста и героизма европейского ев-рейства. На его каменистой земле заложена Аллея Правед-ников, где вот уже четверть века растут именные деревья и Праведников из Латвии.

Дерево имени Жаниса и Иоганны, которое рядом с дере-вом памяти героя Швеции Рауля Валленберга, посадил сам Жанис. Его пригласили ныне израильтяне, спасенные им в войну в Латвии. …В «Яд-Вашем» по улицам Иерусалима они пронесли Жаниса Липке на руках.

«Спасший одну душу спас целый мир!» — слова из Библии начертаны на медали, врученной ему тогда в Иерусалиме.

В любой другой стране такие, как Жанис Липке, были бы признаны героями, символами человечности и гуманизма, любви к людям. И мы, наше общество еврейской культуры, будем добиваться такой же чести и нашим Праведникам. И первому — Жанису Липке — латышскому Раулю Валленбер-гу, гордости Латвии.
О прошлом, о будущем

Война закончилась. Уже работаю в «Цине», на счету сотни публикаций. Как и многие фронтовики, поступил учиться.
Я — в Латвийский университет, на экономику, где мы, про-шагавшие дорогами войны, сидели рядом с юнцами со школьной скамьи, переживая вторую юность.
Стараюсь не думать о прошлом, а больше — о будущем. И мечтать.
Но еще и сегодня, через полвека, войну не забыть. Как мудро заметил мой кумир Илья Эренбург, мы все отравлены ею до конца.

Мне война напоминает еще и незаживающей раной на левой руке — тогда еще не знали, что уже существовали не-кие вещества и пули, отравляющие кожу на десятилетия. И правая рука с войны все еще не разгибается до конца. И пу-левое ранение в горло напоминает о себе каждый раз за столом
Но я счастлив. В моей жизни есть смысл.

Открытое письмо Маврика Вульфсона депутатам 6-го Сейма
1 ноября 1995 года
Уважаемые депутаты!
7 ноября вы собираетесь на свое первое заседание, и мно-гие из вас впервые будут участвовать в принятии судьбонос-ных для Латвии решений. За работой Сейма будут напря-женно следить ваши избиратели, вся общественность Лат-вии и зарубежья.
Деятельность предыдущего Сейма и сформированных кабинетов министров нередко проходила в атмосфере секретности. Подошло время развеять ее, устранить любую возможность скрывать от общества позицию каждого депутата.
Для того чтобы пользоваться доверием избирателей и чтобы они голосовали за вас на следующих выборах, вся деятельность и голосование в Сейме впредь должны проводиться только открыто, за исключением вопросов, касаю-щихся безопасности Латвии или конкретно предусмотренных Конституцией. В работе Сейма не должно быть места для тайных сговоров и заговоров.

Создав атмосферу полного доверия и гласности с первого дня, вы обеспечите успешную работу нового Сейма, чтобы Латвия приблизилась к тем стандартам, которые доминируют в высших законодательных учреждениях цивилизованного мира.

Гласность в Сейме поможет стране сделать еще один шаг на пути в Европу.
Маврик Вульфсон.

«Нам необходимо этическое возрождение».Из интервью Виктору Даугмалисуи Роману Мельнику, газета “Jaun; Av;ze“
8 декабря 1997 года

— В годы Атмоды наше будущее казалось ясным — знали, ка-ким будет государство, за которое боремся. Теперь, оказа-лось, пошли совсем по иному пути. Где была ошибка?
— Ошибка в том, что часть честных и наивных народно-фронтовцев считала, что наша главная задача — восстанов-ление независимости… В то же время были люди, которые мыслили совершенно иначе. Они уже знали, какой должна быть Латвия, вот они эту Латвию и создали.

…Мы утратили национальное согласие, ту поддержку, которую могли бы дать национальные меньшинства Лат-вии. Очень хорошо помню первые выборы. Я был кандида-том в Центральном районе, моим соперником — Белайчук (лидер Интерфронта. — Э. Б.). Моим знаменем была незави-симость Латвии. Проголосовавших латышей было меньше, чем русских, но я победил. Второй пример — я был свидете-лем того, как проходил мартовский референдум в Даугав-гриве (по вопросу о восстановлении независимости Лат-вии. — Э. Б.). Сидели офицеры, наблюдали, призывали не голосовать. Люди шли друг за другом, боязливо оглядыва-лись и опускали бюллетень в урну. Даже в таком районе бы-ла поддержка независимости Латвии. В Верховном Совете  тоже, чтобы впервые вынести решение о независимости Латвии, были нужны и голоса русских. Я принадлежу к тем, кто своих старых друзей помнит всегда. К тому же я интер-националист. У меня нет ни одного любимого народа. Все хорошие люди — хорошие, к какому бы народу они ни принадлежали. Иначе мне нужно ло бы ненавидеть Германию, но за ее культуру я ценю ее почти как вторую родину. Мы теперь потеряли эту национальную поддержку, которая могла бы быть. Сегодня нам все равно этот вопрос необходимо выяснить — чем дольше мы будем медлить, тем более жалкими станем выглядеть в глазах мира. Фантазии, рас-пространяемые отдельными силами, что мы должны избавиться от приехавших сюда людей, нереальны. Европа счи-тает, что люди, которые приехали сюда в поисках счастья или вследствие других причин, если несколько их поколе-ний прожило в этом обществе, должны, выдержав языко-вую проверку, стать полноправными членами общества…

Наше счастье — Латвия, какой она была до 1934 года. Потом кое-что улучшилось экономически, но был заткнут рот, и ко мне, еврею, друзья-латыши приходили, осторожно поглядывая, не заметил ли кто-то. Мы утратили этическую де-мократию.
— …Что сегодня следовало бы сделать, изменить, что должно случиться, чтобы ситуация изменилась?
— Полный перелом я сегодня не предвижу… Если бы в Латвии можно было восстановить этическую норму неди-дактическим способом, что-то могло бы и измениться. Важно появление хороших людей, но не только деятельных, энергичных, а и с добрым сердцем. «Карманизм» — новый термин, который ввел Виктор Авотиньш, и за это я ему бесконечно благодарен — это такое дело, где действительно все кончается. Если твой карман тебе ближе твоего народа... Мы теперь живем во время большого испытания для латышско-го народа и государства. Если мы его не выдержим, нас могут уничтожить. Оно будет опасней всех армий, и никакое НАТО нас не спасет. Повторю это еще раз: нам нужно этическое возрождение.

«Ни шагу назад! Выполним все,что обещали народу!»
Из выступления на конференции интеллигенции

3 мая 1999 года В моей руке кассета фильма телевидения ФРГ “Lettland. Der lange Weg in die Freiheit” — «Латвия. Долгий путь к свободе». Этот фильм демонстрировался во многих странах ЕС, но не в Латвии. Объяснение — трудности с переводом и сложнос-ти с оформлением авторских прав. Долгий путь еще не окон-чен. А начинался этот путь в июне — 1988-го на пленуме твор-ческой интеллигенции, когда впервые открыто заговорили о секретных протоколах «черного пакта» и зарождался Народный фронт Латвии. Мы помним яркие выступления в поддержку восстановления независимости Вии Артмане, Джеммы Скулме в ноябре 1989-го в Риге. Напомню, что тогда «за» проголосовали всего 22 депутата, и только трое из них — лытыши. Многие латыши влились в это движение позднее спонтанно Затем в Бонне нам удалось вручить министру иностран-ных дел ФРГ меморандум Народного фронта Латвии с требованием признать недействительными пресловутые протоколы к пакту 1939 года. И произошло это с помощью еще не-давнего нашего оппозиционера, депутата от Интерфронта генерал-лейтенанта Валентина Гапоненко, который преду-предил о готовящемся путче в Москве, в результате чего в Сейм прибыли дипломаты США, которые передали полу-ченную информацию президенту Бушу. Напомню также, что в начале марта 1990 года в Кремле в связи «критической идеологической обстановкой в Латвии» на одном из совещаний министр обороны СССР Язов преду-предил: «Мы сломаем вам рога». «Организуем многолюдную демонстрацию на набережной, чтобы к планам Кремля привлечь внимание всего мира!» — предложил я на правлении Народного фронта Сандре Калниете, Янису Шкапарсу и Валдису Штейнсу.
— Как? Когда?
— Немедленно!

7 марта на бурном заседании правления наметили дату. И 12 марта более 200 тысяч, а по зарубежным источникам, пол-миллиона людей, на набережной скандировали: «Ни шагу назад!»
Так мы шли по дороге к Декларации независимости, провозглашенной 4 мая1990 года.

Мы были наивные, но честные в своих идеях и побужде-ниях. И народ Латвии поверил и полюбил нас; твердоголо-вые России возненавидели, но испугались нас и оскалились.

Помечтаем же о том, чтобы вновь пережить единство и настрой Латвии того времени! Будем едины и выполним все, что обещали народу!

Старые достоинства — новые ценности. Из публикации в газете “Diena”

М. В. Этим летом мне посчастливилось снова встретить-ся с Гельмутом Шмидтом. Экс-канцлер Германии (1975— 1982) и по сей день один из наиболее авторитетных политиков ФРГ, к мнению которого прислушивается мировая об-щественность. Автор Декларации ООН об обязанностях че-ловека — достойного дополнения Декларации о правах че-ловека, провозглашенной после окончания Второй мировой войны.
На прошедших недавно торжествах по поводу 80-летия г-на Шмидта политики, философы, социологи разных стран мира чествовали его как достойного наследника Конрада Аденауэра и Вилли Брандта. В годы своего канцлерства Шмидт сумел укрепить престиж ФРГ, превратить ее в ведущую экономическую державу Европы. Гельмут Шмидт не только видный политик и опытный экономист, но и один из самых блестящих публицистов Германии. Наша встреча со-стоялась в редакции ведущего немецкого еженедельника “Die Zeit”, соиздателем которого он является на протяжении десятков лет.
Мой собеседник отметил, что внимательно следит за раз-витием всех посткоммунистических стран Восточной Евро-пы. Он много лет консультирует российских, украинских, польских политиков. С большим интересом Шмидт расспра-шивал о положении дел в Балтии и Латвии, интересовался нашими политическими, экономическими и социальными проблемами, трудностями преодоления наследия прошлого в разных сферах.
 
Г. Ш. Допускаю, что балтийские республики еще не смог-ли окончательно оправиться от застоя в экономической и общественной жизни, который оставил глубокий след не только в народном хозяйстве, но и в психологии людей. Не знаю, могу ли я проецировать на Балтию свои впечатления от других стран — ваших восточных соседей. Однако в Москве я прямо сказал, что ключ к нормальному экономиче-скому развитию в значительной степени в руках предприни-мателей — крупных и особенно средних.

Именно предприниматель должен на равных заботиться как бы о трех основных слоях общества. О себе как о пред-ставителе верхнего слоя, о своих работниках как представи-телях среднего класса и, наконец, о малообеспеченных, кото-рых в любом государстве немало по разным причинам. Они не могут эффективно работать из-за возраста, состояния здоровья, недостаточной квалификации или знаний.
Если такой треугольник работает, то оживляется эконо-мика страны, поднимается жизненный уровень общества, растут накопления и спрос на товары и услуги, что способст-вует дальнейшему расширению производства и созданию новых рабочих мест. Своеобразный перпетуум-мобиле!
— Как же добиться такого треугольника, такого вечного социально-экономического двигателя?
 
— Главное — это восстановить в обществе старые традиционные добродетели и превратить их в современные цен-ности века глобализации. Нужно добиться, чтобы деньги не командовали, а служили людям. Демократия, которую вы об-рели, породила и много порочного. «Молодым европейцам приходится ориентироваться в хаосе истинных и ложных ценностей», — это изречение приписывают папе римскому. Я думаю так же, ибо размеры хаоса огромны. Исчезают те яс-ные мерила права и произвола, добра и зла, которым в нача-ле нашего века учили родители, учителя, а иногда — даже политики. Еще не все поняли, что и при плюрализме долж-ны устоять и сохраниться неизменными определенные цен-ности, основные нормы этики в отношении ближнего и об-щества.

И помнит мир спасенный… А Латвия? Из публикации в газете «Республика»

2000 год В стране, где еще совсем недавно 16 марта — годовщина большого испытания Латышского легиона Waffen SS был го-сударственным праздником, 9 мая официально знаменатель-ной датой не является, а скорее всего даже считается днем скорби и началом повтора советской оккупации.
Как человек, который уважает и мнения, не совпадающие с собственным, я остаюсь при своем: 9 мая для меня, участ-ника Великой Отечественной войны с ее первого дня, это — День светлой памяти, Великой Победы народа, который, сра-жаясь на стороне антигитлеровской коалиции, выдержал са-мые страшные испытания.

Долгие годы Советская армия, сражаясь один на один с ударными силами жестокого врага, отстояла Москву и Ле-нинград, добилась перелома на Волге и, разгромив вермахт на всех фронтах, перенесла войну в Центральную Европу, а второй фронт союзники открыли только после всего этого. Однако я никогда не забуду, что Знамя Победы над Рейхста-гом было поднято не американцем, англичанином или фран-цузом, а воином Советской армии.
Для историка, который изучал речи Гитлера и его планы в отношении будущего Остланда — о судьбе бывшего Мари-енланда (древнее название Ливонии) и Курляндии как не-мецкой провинции, ясно, что не будь 9 мая, в Латвии, воз-можно, еще и сегодня вещали бы наследники Soldatensender Ostland — так называлось во время нацистской оккупации латвийское радио.
Поэтому 9 мая — мой праздник в независимой Латвии.
Размышления о демократии
14 января 2003 года О нашем правительстве. Что касается г-на Репше, боюсь, что он переступает один важный принцип, о чем сам, оче-видно, и не знает. У демократии есть две стороны. Первая. Надо сократить слой людей без привилегий. И привилегии, такие же, как у «верхушки», дать по возможности большей массе людей. Такое маленькое словечко «как» меня до сих пор не убеждает. Если демократия, то важно, как ее голос звучит в обществе. Голос ли это мудрого, сомневающегося человека, или голос того, который через все это идет доволь-но авторитарно.

Я пережил время президента Ульманиса и очень хорошо это знаю. Карл Ульманис был умным и приемлемым руководителем государства — он думал о народе. Дай Бог, чтобы и нынешние наши правители о народе думали столько, сколько он.

Об интеллигенции.
Фрагмент из интервью Модрису Аузиньшу,
журнал «Балтийские берега»


2003 год …Даже в том случае, если интеллигенция была и остается все-го лишь фантомом и плодом искусственного противостояния
ПУБЛИКАЦИИ. РЕЧИ. ВОСПОМИНАНИЯ. РАЗМЫШЛЕНИЯ
общества, это правило, как и любое другое, имеет исключения. Именно таковым является и собеседник Вульфсон.
— Какое содержание вы вкладываете в определение «интеллигенция»?
— В первую очередь, это образованные люди. Однако ин-теллигентность не исчерпывается наличием одного только образования. Отчасти интеллигентность является врожден-ным качеством. Образование и воспитание всего лишь до-полняют и раскрывают эти качества. Ни в коем случае не следует путать ее с интеллектуальностью.
— При каких обстоятельствах и когда зарождалась латвийская интеллигенция?
— Несмотря на высокомерное отношение немцев к латы-шам, именно они принесли в Латвию подобную табель о рангах. Под влиянием немцев было создано первое незави-симое латвийское государство. Оно было европейского типа и по тем временам являлось очень прогрессивным. Этот пе-риод можно считать началом окончательного формирова-ния латышской интеллигенции. А зарождалась она еще раньше, во многом под влиянием российской интеллиген-ции.
— Кто, на ваш взгляд, были первыми представителями латышской интеллигенции?
— Латышские студенты Петербургского и Дерптского университетов, впоследствии ставшие виднейшими деятелями общественной, деловой и культурной жизни Латвии, — Кришьянис Валдемар, Кришьянис Барон, другие видные представители эпохи. Новые масштабы движению интелли-генции придали латышские стрелки.

Феномен в том, что латышские стрелки выгодно выделя-лись на фоне всех участников Первой мировой войны. Они отличались от всех других, кто потом приходил к власти, тем, что были бескорыстны. Они не искали себе выгоду. Се-годня это даже трудно представить.
 
— Вы сами пережили не одну смену власти. Ко всем из них вы сразу относились критически, или же они вас разочаровывали постепенно?
 
— Я трижды менял свои взгляды, а вслед за ними менял-ся и государственный строй (смеется). …Свой последний выбор я сделал незадолго до начала Атмоды.
Хотя каждый имел свой повод идти на баррикады, в це-лом идеалы преданы. Сегодня об этом говорить больно, но, увы, это так. Но это, наверное, участь любой революции про-шлого века: их затевали романтики, реализовывали жулики и проходимцы. Однако это временное явление, и рано или поздно все встанет на свои места.
— Вы и вправду идеалист. А если идеалы интеллигенции сегодня уже не востребованы обществом?
— Еще как востребованы. Меня часто останавливают на улице и спрашивают, неужели мы именно этого хотели? Зна-чит, идеалы баррикад актуальны по сей день.

 

О МАВРИКЕ ВУЛЬФСОНЕ
Бой в эфире Лев КОПЕЛЕВ: особый жанр устной пропаганды

«Перед Отечественной войной штатным расписанием Красной армии были предусмотрены в политуправлениях фронтов отделы «по работе среди войск и населения про-тивника» и редакции фронтовых газет на немецком и япон-ском языках, а в политотделах дивизий — специальные инструкторы. Существовала и специальная техника — глав-ным образом «мощные говорящие установки» (МГУ), уста-новленные на автобусах. Мы издавали плакаты, листовки, фотогазеты о жизни военнопленных, о событиях на фронте и в Германии, ко всем памятным датам немецкой истории,  к религиозным праздникам, в День матери, в День поминове-ния усопших и т. п.» (М. Вульфсон).

«Иван»-Маврик. Покаяние Влада

Маврик с юности увлекался радио: «Как-то в 30-е годы в Ригу приехал дядя из Вены, и мы с ним прогуливались по горо-ду. Тогда в витринах магазинов уже стали появляться ши-карные для тех времен радиоприемники. Я засмотрелся на них,а он сказал:“Это великие деньги! Такие очень трудно за-работать”. Радио стало моей мечтой и увлечением. Оно сыг-рало особую роль и в военной судьбе».
* * *
Диктор Всесоюзного радио Юрий Левитан в списке главных врагов Гитлера был вторым после Сталина. За Ле-витана Гитлер обещал 200 тысяч марок, Гитлер хотел, чтобы Левитан зачитал его приказ о победе Германии. Но вы-шло иначе.
А был ли в списке врагов Гитлера Маврик Вульфсон, кото-рый под Старой Руссой из своего блиндажа в пять накатов между двумя линиями фронта, советской и немецкой, разго-варивал с врагом и координировал… залпы артиллерии дивизии СС? «Вещал», направляя залпы врагов «наоборот», в другую сторону.
Командир дивизии оберштурмбанфюрер СС Эдуард Хайнце дважды отдавал приказы живым или мертвым до-ставить к нему «этого проклятого Ивана» Но помирать ему было еще рановато. Иван-Маврик выжил даже после того, что двое суток находился под пулеметным обстрелом.

Как оказалось, об том «Иване» и его последователях знали и в генеральном штабе Гитлера. Документы об этом, на-чав свое журналистское расследование, сумел разыскать известный в Латвии журналист Влад Филатов.

— Как-то я прочел о том, что Гитлер в приказе от 1 ян-варя 1945 года «удостоил внимания Илью Эренбурга» за то, что тот постоянно клеймил жестокость нацистов. Ост-рое слово Эренбурга действовало на нервы фашистам. Хо-рошо зная об опыте на фронте Маврика Вульфсона — ра-диста, я и начал интересоваться документами. И, как гово-рят, кое-что уже нашел, «откопал»! Но случается же такое в нашей постоянной журналистской суетливости и спеш-ке — рассказать о войне, о самом-самом на фронте, как-то случая не было, — рассказал мне Влад уже из больницы, куда попал с неизлечимой болезнью. И не мог себе это про-стить.
— Но об этом я обязательно напишу для новой книги Маврика «О тех, кого не забыть». Вот только соберусь с силами, врачи отпустят меня домой, я разворочу весь свой архив и подниму те интереснейшие и волнующие материалы и документы.
* * *
Маврик и Влад особенно подружились в последний пери-од жизни их обоих. Маврик очень уважал высокое мастерст-во этого журналиста. Когда же стало известно о его страш-ной болезни, он постоянно звонил Владу домой и в больни-цу, чтобы подбодрить, вселить веру в выздоровление, вспо-минал примеры из жизни…
— Я был очень благодарен Маврику за те звонки — его спокойный рассудительный тон, уверенный голос помогали мне верить, что скоро окрепну и мы с ним встретимся, — с дрожью в голосу, чуть не плача, сказал мне Влад по телефо-ну в день, когда случилась большая беда: не стало Маври-ка. — Ему так хотелось мне помочь. Это было еще вчера — я был последним журналистом, который говорил с ним! Но сегодня, хотя мне еще трудно, я обязательно должен до-браться до Академии художеств на прощание с таким доро-гим мне человеком.

И опять — случается же такое! — именно в момент, когда Влад собрался выйти из дома, уже у дверей ему стало плохо. Очень плохо и уже в последний раз… И не сумел добраться, чтобы проститься. Не успел он и «разворотить» свой весомый архив…

Слово правды через фронт. Из воспоминаний Льва Копелева

…У нас на Северо-Западном фронте возник и совсем особый жанр устной пропаганды — непосредственный разговор по радио. Гвардии капитан М. Вульфсон, инструктор политотде-ла гвардейской Латышской дивизии, — в прошлом участник подпольной работы латышского комсомола, — освоил тро-фейную рацию. Сперва он использовал ее только в боевых операциях. Он внимательно слушал радиокоманды немецких артиллерийских наблюдателей, смотрел на карту и следил, где именно рвутся снаряды и таким образом составлял точ-ную копию немецкой кодированной карты. После этого он стал «вмешиваться в работу» вражеских батарей. Отлично владея немецким языком, запомнив все необходимые термины и некоторые собственные имена, он несколько раз ловко «заменял» в эфире настоящих артиллерийских наблюдателей и подавал команды немецким батареям так, что они подолгу обстреливали пустой лес и даже собственную пехоту... В кон-це концов немецкие радисты «обнаружили» конкурента, его ругали, грозили ему... Тогда он стал переговариваться с ними уже от своего имени, от перебранок переходил к разговорам «по душам» о войне, о лживости нацистской пропаганды. Не-мецкому командованию пришлось на этом участке усилить кадры радиоперехватчиков и ввести в действие особые кон-трольные пункты, которые время от времени врывались в эфир с окриками «Выключить все аппараты!... Не слушать!... Вражеская пропаганда!» Опыт Вульфсона потом восприняли некоторые другие пропагандисты.
* * *
«Лев Копелев. Это он в конце войны смело и откровенно осу-дил насилие советской армии в Восточной Пруссии, за что дол-гие годы провел в ГУЛАГе. Это он много лет спустя в Риге, в мо-ей квартире, вместе с профессором нашего университета Дзид-рой Калнинь написал страстную статью, осуждающую запрет праздновать в Латвии праздник Лиго (статья была опублико-вана в 1966 году в журнале “Дружба народов”)» (М.Вульфсон).

«Русский, что нового?»
Из воспоминаний генерала А. Д. Окорокова

В условиях позиционных сражений на Северо-Западном фронте задача морального разложения войск противника приобрела особое значение.
…В одной из поездок в 43-ю гвардейскую Латышскую стрелковую дивизию я познакомился с инструктором по ра-боте среди войск противника капитаном М. Г. Вульфсоном. Наладив трофейную войсковую радиостанцию, капитан, в совершенстве владевший немецким языком, каждую ночь беседовал с радистами врага и рассказывал им военные и по-литические новости. По солдатскому «телеграфу» сведения быстро обегали все вражеские траншеи.
Немцы проявляли явный интерес к последним известиям капитана Вульфсона. Дело доходило до курьезов. Однажды радист вражеской 290-й пехотной дивизии Крафт запросил по радио:
— Русский, что нового?
Вульфсон, как заправский диктор, объявил, что выйдет в эфир в 21 час.
— Ладно, — сказал Крафт, — подождем. В 21 час я буду на волне 3300.
(Воспоминания генерал-лейтенанта А. Д. Окорокова, на-чальника политуправления Северо-Западного и 2-го Бело-русского фронтов «Не словом единым» опубликованы в журнале «Химия и жизнь» в 1975 году (№ 5). За предостав-ленную публикацию благодарю публициста Карла Априяв-ского, человека с «военной косточкой». — Э. Б.)
Торопясь домой, в Латвию. Из воспоминаний Волдемара Калпиньша
Работники редакции “Latvie;u Str;lnieks” («латышский стрелок») в годы Второй мировой войны вместе с войсками прошагали дорогами сражений примерно четыре тысячи километров. <...>

В 1942 году наша газета получила ценное подкрепление в лице молодого журналиста Маврика Вульфсона, который в 1940—1941 годах работал заместителем редактора газеты “Sarkanais Karav;rs” («Красный воин»).
…Человек этот был незаменимым сотрудником в дивизи-онной газете. Всеобщее достойное признание получили его два увлечения. Первое — слушать радио, второе — ремонтировать радиоприемник и, как он считал, постоянно улучшать его кон-струкцию. Последнее не раз становилось объектом улыбок и иронии. Но голыми руками Вульфсона было не так-то просто взять! Старый ящик в его руках никогда не переставал звучать. К тому же Вульфсон умел так быстро писать, что слово в сло-во пересказывал только что прозвучавшую по радио информацию. Такой человек во фронтовых условиях дорогого стоит…
С начала своей карьеры Вульфсон… на долгие годы стал настоящим информационным бюро нашей дивизии. В его служебные обязанности входило также незамедлительно сообщать самые важные новости начальству. Как-то, торопясь с донесением, по дороге Вульфсон все же на ходу успел сооб-щить,
что нашей дивизии присвоено звание гвардейской (“M;jas Viesis”, 15 сентября 2006 года).
(За организацию этой публикации я глубоко признатель-на Ксении Паге, выпускнице отделения педагогики Латвий-ской академии художеств, ныне преподавателю визуального искусства, и Ольге Витскоп, преподавателю русского языка и литературы. — Э. Б.)

«Опровержение слухов».
Публикация в газете “Padomju Jaunatne”

4 мая 1989 года По Риге ходят разные слухи в связи с выборами в Кировском районе Риги. Больше всего — о здоровье кандидата от На-родного фронта Маврика Вульфсона.
Заверяю, что он действительно пострадал в автомобиль-ной аварии, но жив, чувствует себя бодро и активно продол-жает политическую деятельность, как всегда, обладая ост-рым умом, и завтра в 19 часов будет выступать в радиопро-грамме «Микрофон».
Арвид Дравниекс, доверенное лицо М. Вульфсона.

Эти странные швейцарцы и лихтенштейнцы
Кто эти люди, которым не дают покоя чужие беды, кто убеж-ден, что, как учит Библия, одно лишь богатство не дает бла-женства?
…Когда-то, в 1872-м, рижане оказались в первой группе туристов в малюсеньком пансионе под снежными кулисами в предгорьях Альп — в Адельбодене. Тогда мало кто из швейцарцев представлял себе, где находится Латвия. Теперь эта страна хранит память о Райнисе и Аспазии — латышских поэтах, которые полтора десятилетия прожили в швейцар-ской Костаньоле. Помнит о том, что в Цюрихе, в университе-те, учился один из основателей Латвийского государства Карл Ульманис, а рижане помнят то, что швейцарский ин-женер Жюльен Поттерат в 1908—1912 годах помогал стро-ить в Риге вагоностроительный завод «Руссо-Балт».
Сегодня Швейцария финансирует различные проекты по-мощи Латвии общей стоимостью в 40 миллионов франков (10 миллионов латов). Причем эти расходы взяли на себя не толь-ко правительство, негосударственные организации, но и част-ные лица. Кто же они, эти люди, которым не дают покоя невз-годы
других?
Из воспоминаний Волдемара Муйжнека, руководителя Gesellschaft Schweiz—Lettland
…В начале 90-х в Латвию, на родину отцов, впервые в жиз-ни приехал журналист Волдемар Муйжнек — латыш, рож-денный после войны в Швейцарии.
О МАВРИКЕ ВУЛЬФСОНЕ
— В начале Атмоды в один из первых приездов в Берн Маврика Вульфсона, известного уже тогда и у нас публи-циста и общественного деятеля, по его инициативе мы создали общество дружбы и сотрудничества «Швейцария— Латвия» (Gesellschaft Schweiz—Lettland) под девизом «Руку помощи Латвии!», — вспоминал Волдемар во время нашей встречи. Маврика избрали вице-президентом. Вскоре в Латвию потянулись мои земляки. И я, уроженец Швейцарии первых послевоенных лет, тоже впервые в жизни отправился на родину отцов. Волнения от встреч с родными в Риге, Мазсалаце, Алуксне. Вернувшись домой, я написал в газете о своих впечатлениях и о трудностях восстановления независимости Латвии. И вскоре все помещения, подвалы редакции, в которой я тогда работал, стали напоминать оптовую базу. Читатели завалили нас пакетами с вещами, медикаментами, запасами продоволь-ствия. До сих пор наше общество действует, сотрудниче-ство продолжается.
Из воспоминаний президента фонда “Karl Mayer Stiftung” д-ра Вилли Майера
Однажды в начале 90-х в Ригу приехал и я, уроженец и гражданин Лихтенштейна, швейцарец из пригорода Берна. Привез первый транспорт с медицинским оборудованием, бельем для операционных и познакомился с замечатель-ным человеком Мавриком Вульфсоном, который с тех пор подсказывал, какая помощь нужна Латвии. И я регулярно начал присылать оборудование для больниц, лекарства, маммографы, комплекты для стерилизации инструментов, продукты.
По рекомендации моего хорошего друга профессора Лат-вийской академии художеств Маврика Вульфсона наш фонд стал шефом академии — несколько лет своими средствами участвовал в реставрации здания академии, уникального па-мятника архитектуры Латвии; поддерживаем клинику в Ел-гаве…
«Национальность латыш? Нет, еврей» …но c латышскими сердцем и душой. Из статьи консультанта Банка Латвии Бруниса Рубеса
14 января 2003 года
«Национальность латыш? Нет, еврей» — так назвал Маврик Вульфсон английскую версию своих мемуаров «Карты на стол». Но я убежден, что это далеко не полностью отражает личность того Маврика, которого я знаю. И мне захотелось название книги дополнить: «…но с латышскими сердцем и душой». Однако задумался. Что мне известно о сердце или душе Маврика?! Знаю и могу свидетельствовать, как он представлял Латвию в Германии в 1988—1992 годах, в очень критическое, с политической точки зрения, время
Что он сказал на пленуме в Риге 2 июня 1988 года и в Кремле в 1989-м с трибуны Верховного Совета СССР, чи-татели знают лучше меня — я тогда был в Германии. Но мое служебное положение — я отвечал за стратегию кон-церна “Volkswagen” — давало мне возможность наблюдать и оценить, какую реакцию вызывало все сказанное и напи-санное Вульфсоном среди влиятельных кругов немецкого общества.
По нескольку раз в неделю в популярном издании “Die Welt” появлялось мнение профессора Вульфсона о праве Латвии и других стран Балтии на независимость. Его анали-тические обзоры публиковал влиятельный еженедельник “Die Zeit”. Его взгляды и мнение часто передавали радио и телевидение Германии.
Еще влиятельнее оказались его речи, выступления перед интернациональной публикой.
В 1991-м в Вольфсбурге, в центре концерна Volkswagen, в течение нескольких дней проходила конференция на высо-ком уровне «Инициативы международного партнерства» (International Partnership Initiative), которую открывал прези-дент Германии фон Вайцзеккер, а среди выступающих было не менее трех премьеров — Рокар (Франция), Клаус (Чехия) и наш Годманис. Свое мнение после их речей высказали около 600 участников, которые за такую возможность заплатили довольно высокие взносы.
Гвоздем программы предполагалось выступление Эдуар-да Шеварднадзе из Москвы, но в предпоследний день конфе-ренции стало известно, что тот не прибудет. Устроители предложили Вульфсону заменить его. Вульфсон это предло-жение принял и, сидя в своем кресле в зале, слушая одним ухом важные выступления, написал главную — заключи-тельную — речь конференции, за которую удостоился еди-нодушных оваций всего зала.
Диву даешься, насколько обоснованными оказались вы-сказанные им сомнения в возможности развития свободной экономики и демократического общества в России. Еще бо-лее детализированную и обоснованную оценку ситуации се-дой профессор дал в Риге в июле 1992-го на встрече «Атлан-тический мост» (“Die Atlantik-Br;cke”). Хорошо взвешенные аргументы Маврика в пользу возможностей и перспектив Латвии привели в восторг и эту группу немцев и американ-цев, обладавших большим политическим весом.
Все, что он заявлял всюду, отличалось мудростью, смело-стью и особым шармом, заявлял без оглядки и устали. И все — во благо свободы Латвии. Так что национальность Маврика — от его предков, но провозглашавшиеся им пра-ва, виды и перспективы на будущее и само будущее — в ин-тересах народов Латвии. Поэтому позволю себе к его заго-ловку лишь добавить: «…но с латышскими сердцем и ду-шой» (опубликовано в газете “Latvijas V;stnesis”).
С “Juniversal” на Мальорку
— Надо же, бабушка пошла в MEGO за сметаной и выигра-ла путешествие на двоих на Мальорку! — шутили дети-внуки.
Поездка назначалась на конец августа, но для нас время очень жаркое, и мы предлагали поехать друзьям. Но у Эрика Палитиса, доцента Технического университета новый учеб-ный год, и занятий ждали 1200 студентов. Моей подруге Та-тьяне Тец нездоровилось, у кого-то еще что-то. Ну не пропа-дать же путевке — раз в жизни такой выигрыш!
— Как же не пойти навстречу г-ну Вульфсону! — сказала г-жа Татьяна Ладыгина, вице-президент “Juniversal”, и отсрочила нашу поездку на сентябрь, когда в Испании уже не так жарко.
Но вдруг ужасное 11 сентября в Америке! Многие испуга-лись и отказались от путешествия. Что делать нам? Маври-ку — 82! И он чуть приболел. Полетим, не полетим? В конце концов решили: летим! Чему быть, тому не миновать.
…На аэродроме на Мальорке переходы до автобуса длин-ные, и Маврика уже у самолета ждало велокресло. Отель ря-дом с морем, здесь же голубые бассейны. Интересные досто-примечательности. Вечерами дискотеки, на которых мы не раз удостаивались не только аплодисментов публики, но да-же и призов от профессионалов.
— Сколько вы заплатили за путешествие? — интересовались новые знакомые.
— Нисколько! Это выигрыш в лотерею!
— Первый раз видим таких счастливчиков! Значит, некоторые конкурсы — это правда! Честно!

«Вульфсон выиграл поездку в Испанию!» — напечатали га-зеты и журнал «Курортный сезон». И уже в Риге — поздравле-ния и от встречных на улицах. Фирма даже пообещала ему приз как самому бесстрашному туристу по возрасту. Но, к со-жалению, не успела: после Мальорки нужно было закончить две книги. И вскоре прошли очень многолюдные и в смысле откликов в прессе шумные презентации. Сначала немецкой “Baltische Schicksale mit Blick auf den Zweiten Weltkrieg”, еще че-рез полгода — версии «Балтийских судеб» на английском — “Baltic fates with a view on WW2. 100 days that destroyed the peace”.
После презентаций, в том же 2002-м, мы еще слетали в гости в Америку, на обратном пути устроив себе праздничный полет — вернулись домой в день нашей свадьбы — 21 ноября. Впереди были грандиозные торжества по поводу 85-летия Маврика Германовича.
Следующей весной его пригласили в Швейцарию с докла-дом на международный форум «WEST-OST: ЕС на пороге по-полнения».
— Феллини говорил,что приезжает в Швейцарию,чтоб полю-боваться Альпами и отъесться знаменитым швейцарским шоко-ладом. Я же приехал, чтобы встретиться с вами, друзья, и привез рижский черный бальзам, чтобы вы были здоровы! — такое его вступление к докладу вызвало восторг аудитории и прессы.
…А дома, в Риге, уже ждала большая почта из разных уголков Латвии и из-за рубежа. От соавторов задуманной им новой, девятой, книги «О тех, кого не забыть. Годы. Встречи. Судьбы» — от тех, кому есть что рассказать о волнующем времени Атмоды, от зарубежных единомышленников, тех, кто помогал восстановлению независимости Латвии.
Кроме того, профессор разрабатывал цикл лекций для ма-гистрантов Латвийской академии художеств — «Как в век глобализации сохранить национальную идентичность».
Словом, работы и планов хватало и на осень и зиму в Ри-ге, и на следующее лето в нашем «вишневом саду» на Гауе.
И он торопился.
…Но многое из тех важных дел осталось на полпути…
Его ждала Вечность.
«Несмотря ни на что».
В «белый дом» в новых башмаках

— Несмотря ни на что, Маврик Вульфсон — главный патри-от и герой Латвии, — похвалил сегодня меня президент Гун-тис Улманис в нашем «белом доме» — замке президента на встрече по случаю годовщины независимости Латвии, — до-вольный рассказал Маврик Германович. — Я сидел в первом ряду, и президент, видимо, заметил и почувствовал мои му-чения в новых красивы башмаках — жали они беспощадно! Вот и захотелось ему сделать мне что-то приятное, — пошу-тил Маврик. — Значит, не зря мы купили обновку к этой встрече. С мучениями еле-еле добрался до дома. Зато какие слова президента!
— Но все-таки интересно, чтобы это значило: «Несмотря ни на что!» Как ты думаешь?..
Маврик Вульфсон в Стэнфорде
…Вместе с фамильным письменным столом (см. «Ода пись-менному столу», с. 154—155) из его квартиры на улице Мед-ниеку к нам на улицу Чака переехали и шесть огромных трудноподъемных мешков с его документами. Буквально па-ру лет они спокойно простояли в углу его кабинета.
— Мавричек, посмотри, пожалуйста, что в этих мешках. Хватит им пылиться. Наверняка, там что-то интересное.
…И несколько дней он разбирал свое архивное прошлое. Нужное — в один мешок, остальных собралось три мешка, но больших…
— Их можно спокойно выбросить.
— Да как же можно, рука не поднимется! Это же архив. В нем же твоя жизнь! История. И какая!
— Не хочу больше возвращаться к старому и снова переживать.

— В конце концов даже для камина на Гауе и то польза! — стыдно, но сработало мое утилитарное женское мышление. И мешки переехали на Гаую, в гараж, и о них снова благополучно забыли.
…Наш «вишневый сад» на даче уже начал «плодоносить» — рождалась очередная книга Маврика… Но, видимо, действи-тельно свежий воздух полезен — однажды мы в те мешки все-таки заглянули. А там такое, что до сих пор страшно, если бы выбросили! Документальные свидетельства уникальных встреч, событий, переписка. Реестры участников и докладчиков на нескольких международных встречах, конференциях. Среди участников десятки известных имен, том числе и Ельцин, Соб-чак, Путин, когда он еще не был президентом. И фамилия Вульфсон, как всегда, в конце (по латинскому алфавиту).
О МАВРИКЕ ВУЛЬФСОНЕ
В мешках тексты речей Маврика в парламенте Дании, на открытии еврейской школы в Риге — первой послевоенной еврейской школы в СССР. Написанная заранее к митингу 1991 года в Румбуле, но несказанная речь; выступление на открытии памятника Жанису Липке на Лесном кладбище. Блокноты, записи, сделанные на процессе нацистского пала-ча Еккельна в Риге. Материалы с панельной дискуссии Гор-бачева и Вульфсона в 1992-м на традиционной встрече са-мых богатых предпринимателей мира в Вольфсбурге, в штаб-квартире фирмы “Volkswagen”, после которой Михаил Сергеевич отыскал оппонента-победителя, взволнованного победой над неординарной персоной, и тоже взволнованно сказал: «Маврик Германович! Не курите так много. Это вред-но для вашего здоровья. Вы ведь еще нужны вашей стране!»
…Начали разбирать мешки. По окончании летнего сезона из того документального богатства собралось 10—12 темати-ческих папок, и они вернулись в город.
Как раз в то время поступило предложение из Института Гувера при Стэнфордском университете (Беркли, Калифор-ния, США). Исследовательский институт знаменитейшего университета, занимающийся проблемами войны, револю-ции и мира, предлагал материалами Вульфсона об участии в этих проблемах пополнить коллекцию архивов известных личностей Европы.
Маврик Германович был польщен. Началась обработка материалов, документирование по форме и стандарту, на что ушло почти два года. Большая жизнь — большая работа. Од-нако часто у него портилось настроение: «Разбирать архив — будто прощаться с жизнью. А я ведь еще жив…»
…С 2002 года любой исследователь имеет возможность в библиотеке Стэнфорда познакомиться с многогранной деятельностью Маврика Вульфсона.
Hoover Institution on War, Revolution and Peace
Stanford University
Stanford, California 94305 -6010
European Collection
Ideas Defining a Free Society
Комментарий к статье о Маврике Вульфсоне на интернет-портале dialogi. lv
«Поймите, все было правильно! Но латыши и русские долж-ны жить в дружбе, по-другому просто нельзя... Спасибо, всем спасибо за внимание!»
Эти слова надо сделать лозунгом и поместить в Сейме, Государственной думе…
Георгий Федоров 21.04.2005.22:34

ПЕРЕПИСКА Переписка Маврика Вульфсона с Михаилом Горбачевым
Рига, Латвия,
Маврику Германовичу Вульфсону
Уважаемый Маврик Германович!
Поздравляю Вас с юбилеем и Новым 1998 годом!
Пережито многое вместе со всей страной.
Желаю Вам и Вашим близким здоровья, бодрости духа и удач.
Спасибо за приглашение. Надеюсь, со временем я побываю в Риге и вообще в Латвии и Прибалтике.
Михаил Горбачев.
26 декабря 1997 года.
* * *
Рига, 30 августа 1999 года.
Дорогой Михаил Сергеевич!
С тревогой и надеждой слежу за ходом лечения Вашей уважаемой супруги, милой Раисы Максимовны.
От всей души желаю ей скорейшего выздоровления.
В мыслях с Вами, родные.
Обнимаю, Ваш Маврик Вульфсон.
* * *
Многоуважаемый Михаил Сергеевич!
Сердечно поздравляю с прекрасным юбилеем и по доброму завидую Вашей молодости — мне в январе исполнилось 83.
По сей день вспоминаю о наших прекрасных отношениях и радуюсь, что наши споры и горячие дискуссии не заслонили нашей дружбы. Горжусь ею, часто рассказываю об этом в моих книгах, в печати. Вот и сегодня, 2 марта 2001 года, в юбилейной радиопередаче, как всегда, называю Вас человеком века.
С благодарностью храню Ваше сердечное поздравление к моему 80-летию.
От всей души желаю еще многие лета плодотворной деятельности и сохранить любовь Ваших многочисленных друзей во всем мире. Очень надеюсь на обещанный Ваш приезд и нашу встречу в Риге. Добро пожаловать! Будем ждать в любое удобное для Вас время.
С уважением и любовью
Ваш Маврик Вульфсон, профессор Латвийской академии художеств.
Рига, 2 марта 2001 года.
* * *
Дорогой Михаил Сергеевич!

В канун своего 85-летия (7 января 2003 года) с любовью и уважением думаю о Вас, человеке, без которого история по-шла бы другим, опасным путем беспрерывного противосто-яния Запада и Востока.
Для меня Вы всегда останетесь в доброй памяти, как Ле-докол, Первопроходец оттепели, гласности и перестройки, как личный друг и выдающийся политик, хотя наши мнения порой и расходились.
В каждой из моих книг цикла «Балтийские судьбы», вы-шедших на четырех языках — русском, латышском, немец-ком, английском, есть глава «Михаил Горбачев и прибалты». Об этом я писал и в поздравлении к Вашему юбилею 2 марта 2001 года.
С благодарностью храню всю нашу переписку и Ваше сер-дечное поздравление к моему 80-летию (от 26.12.1997), в кото-ром Ваше обещание «со временем побывать в Риге и вообще Латвии и Прибалтике». Надеюсь до этого дожить. Вы всегда будете желанным гостем и в моей многонациональной семье.
Заканчиваю свое послание, как говорят немцы, “alte Liebe rostet nicht” — старая любовь не ржавеет.
Вот и я люблю, помню и уважаю.
Очень хотелось бы еще увидеться с Вами, получить от Вас весточку, дорогой мой!
Обнимаю Вас,
с почтением Маврик Вульфсон, профессор Академии ху-дожеств Латвии.
Рига, 29.12.2002.
* * *

Профессору Академии художеств Латвии
Вульфсону М. Г.
Уважаемый Маврик Германович!
Благодарю Вас за письмо, за память, за добрые слова в мой адрес. Примите мои самые искренние поздравления в связи с Вашим 85-летием. Передайте, пожалуйста, также мои поздравления и пожелания всего самого хорошего Вашей се-мье. Пусть Вам и вашим близким во всем сопутствует удача.
С уважением M. Горбачев.
13 января 2003 года.
Переписка Маврика Вульфсона с академиком Александром Яковлевым
Многоуважаемый Александр Николаевич!
Вступая в Новый год, обычно все мы задумываемся о прошлом и будущем.
ПЕРЕПИСКА

В эти дни я особенно часто вспоминаю памятный 1989-й. Думаю о Вас и с волнением вспоминаю нашу судьбоносную работу в Кремле под Вашим председательством — в комис-сии съезда Народных депутатов СССР по оценке секретных протоколов пакта Молотова—Риббентропа. Ведь тогда, по существу, решались судьбы миллионов людей.
С особой теплотой и благодарностью вспоминаю Вашу принципиальность и честную позицию, что от тогда еще секретаря ЦК КПСС потребовало очень большого мужества и смелости.
Спасибо за выдержку и стойкость! Без поддержки прорабов перестройки и всех российских демократов, трудно было бы странам Балтии тогда победить и начать восстанавливать свою независимость. И путь к распаду СССР был бы значительно длиннее.
По молодости лет, мне ведь 7 января с. г. исполнилось только 85 (!), задумал я свою новую, девятую, книгу-сборник о нашем времени, свершениях, заботах, возможно, и ошиб-ках… Хотелось бы, чтобы мои соавторы рассказали о себе, о тех, кто помог выстоять и стать теми, кем мы стали сегодня; о том, чего достигли и о чем мечтаем.
Книгу хотелось бы назвать: «О тех и том, чего нельзя за-быть. Годы. Встречи. Судьбы».
Приглашаю Вас к соавторству. Буду очень благодарен, если Вы поддержите мою идею и пришлете свой материал.
С нетерпением буду ждать Вашего ответа.
С почтением и любовью
Ваш Маврик Вульфсон,
профессор Академии художеств Латвии.
Рига, март 2003 года.
* * *
Уважаемый проф. Вульфсон!
Благодарю Вас за Ваше письмо от 6 апреля.
По Вашей просьбе сообщаю наш e-mail-адрес...
Высылаю вам в приложении текст третьего издания моих мемуаров, которые должны выйти из печати в скором времени.
С уважением и дружеским приветом Александр Яковлев.
* * *
Рига, 10 апреля 2003 года.
Глубокоуважаемый Александр Николаевич!
Дорогой мой друг-единомышленник!
С большим волнением читаю Вашу исповедь! Считаю, что это исторический документ, один из величайших в нашу смутную эпоху.
Полностью поддерживаю Вас: в каждой строчке — сме-лость и — самое важное — порой страшная, жестокая, но ве-ликая правда. Это вызов глубоко укоренившейся лжи и лице-мерию! Очень востребован теми, кто способен на покаяние.
В моих глазах Вы — первопроходец. Так тонко, искренно и безжалостно даже к самому себе еще никто не выступал. К со-жалению, все это актуально для всего бывшего Союза, в том числе и для нашего края. Мне тоже очень знакомо то, как бес-нуются наши враги, потерявшие привычную, удобную почву под ногами. Я по-белому завидую Вашей искренности и сме-лости. И мне тоже сейчас пишут люди: «Задайте им жару! Тем, кто все разрушил, ничего не создав! Пусть они покаются…»
Мне бы так хотелось «впечатать» всю Вашу книгу в ту, над которой работаю. Но, к сожалению, пока не можем набрать средств и на тонкую. Однако, надеюсь на лучшее.
Буду с нетерпением ждать Ваших рекомендаций — какие разделы Вы советуете и разрешаете подготовить к печати в моем сборнике.
Эти рекомендации хотелось бы получить по возможности ско-рее, чтобы немедленно начать переводить на латышский, немец-кий и английский. Вы и Ваш вызов очень нужны людям сегодня!
Вся моя семья желает Вам здоровья и сил на долгие-долгие лета!
Моя любовь и признательность — с Вами.
Всегда к Вашим услугам Маврик Вульфсон.
* * *
Дорогой Маврик!
Я весьма благодарен Вам за столь высокую оценку моей книги.
ПЕРЕПИСКА
Был бы рад опубликованию ее в Латвии, хотя понимаю связанные с этим трудности.
Что касается Вашего сборника, то был бы готов на включение в него моей книги полностью.
Однако оставляю выбор частей из нее полностью на Ваш суд.
Что выберете и напечатаете, тому и будет мое благослове-ние. Большое спасибо Вам.
С дружеским приветом и добрыми пожеланиями
А. Яковлев.
* * *
В марте 2007 года в Риге прошла презентация мемуаров А. Н. Яковлева «Сумерки» на латышском языке.
«Не уверена, что если бы не Александр Яковлев, Съезд на-родных депутатов в Московском Кремле в 1989-м признал бы существовавшими секретные протоколы между СССР и нацистской Германией. Без этого едва ли наши мужествен-ные смельчаки в Риге 4 мая 1990 года провозгласили бы неза-висимость Латвии», — реплика писательницы Марины Ко-стенецкой на обложке книги.
Письмо Маврика Вульфсона
академику Юрию Афанасьеву

Дорогой Юрий Николаевич!
Огромное спасибо за поддержку моей идеи (в ответ на при-глашение М. Вульфсона участвовать в его книге Ю. Н. Афана-сьев прислал фрагмент из своей книги «Опасная Россия: Традиции самовластья сегодня». — Э. Б.). Уверен, что Ваша часть станет одной из самых сильных и эмоциональных в из-дании.
Читаем с большим интересом и волнением. Но и с горе-чью и болью за Россию. Обычно правда приносит боль, осо-бенно когда она беспощадна. Но без нее Россия не воспря-нет. Возможно, что сближение с США отразится на внутрен-них проблемах. Хотя полагаю, что теперь уже появились первые трещины.
Да, это хорошо, что у Вас авторитет в широких кругах интеллигенции.
Прочитал и Ваши статьи с 1988—1989 годов. И с особым удовольствием — тогда ведь многое сбылось А это так редко!
Обнимаю Вас
Ваш Маврик Вульфсон с сердечным приветом и от всей соей семьи. [2002 год]
Письма Маврика Вульфсона президенту Латвии
Рига, 25.06.99.
Уважаемому президенту Латвии
г-же Вайре Вике-Фрейберге
Как человек, который еще на заре Атмоды имел честь быть личным гостем в Вашем доме в Канаде и который вес-ной этого года выступил в прессе с призывом «Латвии нуж-на своя Мадлен Олбрайт!», я счастлив, что мои пожелания исполнились в Вашем лице.
Сердечно поздравляя с высоким постом, надеюсь, что джокер в Ваших руках предотвратит политические игры.
С уважением Маврик Вульфсон,
профессор Латвийской академии художеств.
P. S. К сожалению не мог присутствовать на Вашей инаугу-рации, так как отправился в Германию и Швейцарию, чтобы призвать своих друзей — руководителей фондов увеличить помощь нуждающимся многодетным семьям, которым с сей-час особенно трудно. Но мысленное буду с Вами, дорогая Вайра.
* * *
Глубокоуважаемой г-же Президенту Латвийской Республики
Вайре Вике-Фрейберге
Дорогая Вайра!
ПЕРЕПИСКА
Пожалуйста, на очередном заседании совета по награждению орденами не забудьте Андрея Урдзе из Аннаберга (Духовный дом Балтии, Бонн, ФРГ). Его мощный, могучий голос также был среди борцов за нашу независимость.
С уважением М. Вульфсон,
профессор Латвийской академии художеств.
«Быть мостом, а не барьером»
Президенту Российской Федерации господину Путину В. В.
Уважаемый Владимир Владимирович!
Участник Великой Отечественной, кавалер орденов Отечественной Войны и Боевого Красного Знамени, я был тронут Вашим личным поздравлением в связи с годовщиной Праздника Победы и сердечно благодарю за внимание.
Обратиться к Вам с настоящим письмом я позволил себе и потому, что 10 лет назад мы вместе в Германии участвова-ли в работе I.P.I. Congress, Wolfsburg, 23—25.10.91.
Недавно в Риге вышла в свет моя книга на русском и ла-тышском языках «100 дней, которые разрушили мир. Из ис-тории тайной дипломатии. 1939—1940». Книга о героях ан-тифашистского Сопротивления — оппозиции духа и восста-ния совести Widerstand в Третьем рейхе.

«Мы — христиане!» — эту главу книги я посвятил двум видным представителям этого движения, с которыми мне выпало счастье и честь дружить. Это дипломат Ханс фон Херварт, сотрудник немецкого посольства в Москве в 1933— 1939 годах, и яркая звезда немецкой публицистики, долго-летняя издательница еженедельника “Die Zeit”, ныне дама почтенного возраста графиня Марион фон Денхоф.
По совету графини г-жи Марион сейчас я заканчиваю версию «100 дней» на немецком языке — “Baltische Schicksale mit Blick auf den Zweiten Weltkrieg“ («Балтийские судьбы во Второй мировой войне»).
В основе моих размышлений — убеждение, что судьбы стран Прибалтики определяются их геополитическим распо-ложением между двумя самыми влиятельными державами Европы — Россией и Германией. На протяжении всей исто-рии это и ставит прибалтов перед судьбоносным выбором — быть мостом или барьером.
При обсуждении книги в редакции “Die Zeit” мои гам-бургские коллеги высказали пожелания напомнить читате-лю известную идею Бисмарка о синдроме исторических от-ношений России и Германии: «…обеим нашим странам все-гда было хорошо, когда мы были друзьями. И всегда плохо, когда мы были врагами…», — хотя эта перефразированная идея Бисмарка была озвучена в так называемой «Инструк-ции Риббентропа», она и сегодня волнует не только немцев. Известные публицисты Германии считают, что осуществле-ние этой идеи еще ждет своего часа.
Для меня было бы большой честью получить от Вас, зна-тока Германии и немецкой ментальности, хотя бы несколько строчек о Вашем видении и отношении к этим конструктив-ным веяниям нашего времени.
С уважением и наилучшими пожеланиями Вам и Вашей великой державе
Маврик Вульфсон,
профессор Латвийской академии художеств, член Партии народного согласия.
Рига, 28 августа 2001 года.
P. S. Позволяю себе представить на Ваш суд свои скром-ные «100 дней…» с надеждой, что Вы их перелистаете.
Письмо Беньямина Каема Маврику Вульфсону
Глубокоуважаемый г-н Вульфсон!
Несмотря на мое искреннее желание, не смог присутство-вать на презентации Вашей новой книги “Baltische Schicksale” о решающих поворотах судеб народов Балтии.
ПЕРЕПИСКА
Учитывая Ваш широкий кругозор и глубокую эрудицию, в моем понимании Ваши книги — продолжение Вашей дея-тельности с самого зарождения Атмоды, когда Вы первым осмелились коснуться трагических, сложных и болезненных явлений эпохи. Еще один шаг помочь людям осознать нашу историю.
Чувствую себя польщенным Вашим приглашением и хотел бы пожелать книге широкого резонанса, а также творческих успехов в Вашей дальнейшей деятельности.
С искренним уважением Беньямин Каем.
[2002 год]
(Б. Каем — заместитель председателя Рижской еврейской общины. — Э. Б.)
Маврик Вульфсон благодарит. Публикация в газетах «Час» и “Latvijas V;stnesis”
21 января 2003 года
Благодарю всех друзей и коллег за сердечные поздравления по случаю моего 85-летия.
Коллегам-журналистам особое СПАСИБО! Я очень при-знателен за публикации в газетах “Latvijas V;stnesis“, “Diena”; издательского дома «Петит» — «Час», «Суббота»; NRA, “Lauka Av;ze”,“Vakara Zi;as”, “The Baltic Times”, “Priv;t; Dz;ve”, “R;gas Vilni”, по Латвийскому радио и телевидению — в эти дни я получил сотни очень трогательных приветствий из са-мых дальних и ближних уголков нашей страны.
Очень тронут вниманием, которое к моей скромной особе проявили своими поздравлениями пpезидент стра-ны Вайра Вике-Фрейберга, президент Эстонии Арнольд Рюйтель, премьер-министр Литвы Альгирдас Бразаускас, экс-канцлер ФРГ Гельмут Шмидт, Синод Латвийской пра-вославной церкви и митрополит Рижский и всея Латвии владыка Александр; главный раввин Латвии Натан Баркан; экс-президент Латвии Гунтис Улманис; депутаты Сейма ЛР и товарищ председателя Сейма Янис Страуме; Латвий-ская академия наук и академик Янис Страдынь; министр иностранных дел Сандра Калниете; начальник Рижского гарнизона полковник Юрис Вецтиранс; послы России, Бе-лоруссии, Великобритании, Дании, Польши Литвы, Израи-ля, Италии, Швейцарии, ФРГ, Эстонии, а также экс-послы времен восстановления независимости в Латвии граф Ха-ген фон Ламбсдорф (ФРГ), Ульрих Бранденбург (советник посольства ФРГ в СССР), Михаэль Морч (Дания), Гауденц Б. Руф (Швейцария); экс-послы Петер Семнеби (ОБСЕ), Стивен Неш (Великобритания); руководитель ПНС Янис Юрканс; Айвар Лембергс — мэр Вентспилса; Хаим Ко-ган — LUKoil-R; Аркадий Сухаренко и Беньямин Каем — Рижская еврейская община; Герта Фейгина — почетный консул Латвии в Нью-Йорке; Эрнст Неизвестный и его ма-ма — 99-летняя писательница Белла Дижур (Нью-Йорк); PAREX-banka; уважаемые актеры, медики, департаменты натурализации и национальных меньшинств; государст-венный архив фотокинодокументов; сенат, профессура Латвийской академии художеств и “m;l;;i”, как я зову моих бывших уже маститых мастеров и нынешних студентов; Валдис Румниекс — правление Союза писателей Латвии и Дома Рижского латышского общества; Институт Гете; д-р Вальтер Мебиус — личный врач и Эдуард Аккерман — по-мощник экс-канцлера Гельмута Коля; газеты “Die Zeit”, “Baltische Briefe”, журнал “Der Spiegel” (ФРГ); д-р Вилли Майер и д-р Рольф Блох, предприниматели, известные об-щественные деятели Швейцарии (Берн); почетный про-фессор физики ЛУ Язеп Эйдус; Виталий Гаврилов и Роланд Баренис (“Aldaris”); Юрис Гулбис (“Latvijas balzams”);Илья Герчиков (“Dzintars”); Карл Йохан Ботьер, издатель газеты “Diena” (Стокгольм); д-р Симон Рехворти (PHARE); Алек-сандра фон Херварт, (ФРГ, замок Кюпс); музей НФЛ; Вла-димир Гивоин (“Baltezera Avoti”) и многие, многие другие официальные лица и просто мои хорошие добрые люди и друзья.
Все это очень взволновало меня и вдохновляет на даль-нейшую и педагогическую работу и работу над новой кни-гой, героями которой должны стать добрые и хорошие люди. Те, кто своим скромным трудом остаются верными наслед-никами идей и завоеваний трех Атмод Латвии. Кто своими демократическими взглядами и традициями украшают и обогащают наше общество.
Всем-всем мой нижайший поклон и наилучшие пожелания.
Пишите, звоните, приходите! Буду очень рад каждой встрече.
С почтением, любовью
ваш Маврик Вульфсон, профессор Латвийской академии худодожеств.
Приветствие Маврика Вульфсона по случаю 15-летия независимости Литвы
Высокоуважаемый Премьер Литовской Республики г-н Артурас Паулаускас!
С огромным волнением Маврик Вульфсон принял Ваше приглашение участвовать в юбилейных торжествах в Вильнюсе по случаю 15-летия независимости Литвы.
К большому сожалению г-н Вульфсон с начала марта был уже серьезно болен и не видел возможности участво-вать в празднествах. Однако в свои предсмертные дни про-диктовал приветствие, которое считаю своим долгом Вам передать.
С глубочайшим уважением
супруга Маврика Вульфсона
Эмма Брамник-Вульфсон.
Дорогие литовские друзья!
На протяжении всей современной истории Латвия и Литва были не только хорошими соседями, но и единомышленниками.
Сегодня я счастлив, что мы были вместе в те судьбонос-ное дни 1989-го в Москве, Кремле, когда единым фронтом боролись за ликвидацию последствий пакта Молотова— Риббентропа, его секретных протоколов, которые взорвали мир не только в Европе. И мы победили — восстановили не-зависимость стран Балтии.
Вспоминаю раннее утро, когда в гостинице «Москва», где жили мы — депутаты Съезда народных депутатов СССР от Балтии, меня разбудили г-да Ландсбергис, затем Бразаускис и другие:
— Надевай галстук! Мы победили!.. Шампанское!
Наши народы были буквально рядом, когда взявшись за руки, сомкнули их в единую цепь солидарности вдоль мо-ря — в «Балтийский путь».
Я и мои товарищи были рядом в Вильнюсе и в те трагиче-ские кровавые январские дни 1991-го. А в Риге, как и в Моск-ве на Красной площади, десятки тысяч человек участвовали в демонстрациях солидарности с литовцами и скандирова-ли: «Руки прочь от Литвы! Позор Горбачеву!» Иначе и быть не могло!
Я благодарен судьбе за то, что и после победы не однаж-ды были радостные встречи со многими литовскими друзь-ями, собратьями по борьбе.
Благодарю за дружбу все эти 15 лет с руководителями и коллективом посольства Литвы в Латвии. Я постоянно и по сей день чувствую и ценю товарищеские отношения с г-ном Пятрасом Вайтекунасом, г-жой Эгле Блознелиене и всеми другими хорошими людьми из Литвы.
От всей души поздравляю независимую Литву, ее замеча-тельный народ со светлой годовщиной Свободы. Ваш искренний друг
Маврик Вульфсон,
депутат судьбоносного 2-го Съезда народных депутатов СССР 1989-го, профессор Латвийской академии художеств.
Рига, Март 2004 года.
 

ВСТРЕЧИ
«Красная графиня» — совесть Германии

Мой друг, мы смотрели в одну сторону…Тебе удалось заострить совесть, соединить несоединимое.
Марион фон Денхоф.
Из переписки с Мавриком Вульфсоном
…2002 год. В своем фамильном поместье XVI века в Котдор-фе в возрасте более 90 лет от тяжелой болезни умирала вели-кая немка — графиня Марион фон Денхоф. Публицист и пи-сатель, совесть немецкого народа, одна из основателей и из-дателей популярного политического еженедельника “Die Zeit”. Почетный гражданин вольного города Гамбурга, по-четный доктор Бирмингемского и других университетов, удостоенная множества международных наград… К ее голо-су прислушивались не только в Германии.
«Красной графиней» ее звали в народе за левые, социал-де-мократические взгляды. Активисты антигитлеровской оппо-зиции в годы нацизма в Германии — ее единомышленники. После очередного покушения на Гитлера гестапо напало на след группы, которая разрабатывала главные направления действий после предполагаемого уничтожения фюрера — как взять власть в руки демократов, кого поставить во главе стра-ны, армии. Все, чьи имена были в найденных гестапо докумен-тах, были казнены. Имени Марион гестапо в тех списках не нашло. Случайность подарила ей шанс остаться в живых.


Но гестапо все же постучало в ее дом по доносу дяди — высокопоставленного гестаповца. Проверили всю ее личную переписку. Опросили работников ее поместья, включая ос-ведомителя гестапо — ее кучера. Никто не подвел «красную графиню». И все же ее доставили к шефу кенигсбергского ге-стапо. Допрос длился два часа. Пронесло — ее отпустили, предупредив: «Когда понадобитесь, мы вас найдем!..»

…Перед ее фамильным старинным замком скульптура черного мрамора — дань памяти сподвижникам. На мрамо-ре высечено: «Моим друзьям в память о 20 июля 1944. Мари-он фон Денхоф.

20 июля 1944 — дата покушения на Гитлера. Две трети казненных были личными друзьями Марион, родом из ее любимой Пруссии. Среди них и главный организатор поку-шения на Гитлера, полковник-лейтенант граф Клаус фон Штауффенберг, Фриц фон дер Шуленбург, Нукс Икскюль (фамильными корнями из Икшкиле, что в Латвии).
Памятник установлен в январе 1990 года.

«Во имя чести. Восстание совести» — так Марион фон Денхоф назвала свою книгу, посвященную друзьям-героям.
«Еще долгие годы я упрекала себя в том, что моего имени не было в тех списках — нет ничего страшнее, чем когда теряешь почти всех своих друзей и остаешься одна» (из эпиграфа).
Графиня Марион и Маврик Вульфсон были не только коллегами. Единомышленниками. Одних убеждений. Их творческой дружбе почти 30 лет. Они познакомились в кон-це 1970-х годов, когда ему, уже известному и популярному комментатору-международнику, наконец, впервые разреши-ли относительно свободно выезжать на Запад. Тогда он представился немецким коллегам в Гамбурге, Берлине, Лейпциге, и многие из тех, чьи взгляды он разделял, стали его друзьями на всю жизнь. Первой среди них была графиня Марион. На страницах ее “Die Zeit” Маврик постоянно рас-сказывал о жизни и острых проблемах Балтии тогда еще в СССР, Атмоде — борьбе за восстановление независимости родной Латвии. Он дважды был стипендиатом Фонда Мари-он фон Денхоф.
…Они постоянно переписывались, часто встречались, об-суждали актуальные проблемы. В очередную встречу в Гам-бурге в 1999-м Маврик Германович рассказал о работе над своими мемуарами, о замысле рассказать о судьбах народов Балтии в связи с пактом Молотова—Риббентропа. И она по-советовала подготовить «издание специально для немецкого читателя, которому эта тема очень и очень близка и все еще актуальна... Время быстротечно. Забывается даже то, что произошло совсем недавно, вчера. Я напишу к такой книге предисловие. Ты же знаешь, что это тоже поспособствует ее успеху. А ты постарайся, пожалуйста, создать книгу побыст-рее. Это очень важно и для истории, и для всех нас».



Альбом Марка Шагала от Марион
Редакция “Die Zeit”. В кабинете Марион фон Денхоф много свидетельств ее популярности — подарки от художников, писателей и просто ее почитателей не только из Германии.
— А вот это тебе, Маврик, mein Schatz! (мое сокровище).
И она с трудом, с помощью личного секретаря Ирены Брауер берет в руки огромный шикарный календарь-альбом «Марк Шагал» размером 80 на 120.


— Этот специальный выпуск издательства “Kittelberger” по-дарен мне к 90-летию. В нем 12 литографий высшего качества одних из лучших картин мастера. Передаю его тебе, потому что помню, что этот великий мастер — кузен твоей мамы. Пусть альбом хранится у тебя и напоминает о нашей долго-летней и сердечной дружбе. О нашем творческом сотрудниче-стве единомышленников, которые смотрели в одну сторону.

“Ein Tag ohne Dich…”
“Ein Tag ohne Dich” — «один день без тебя — день без счастья, как без солнца…», — этот популярный до войны немецкий шлягер был одним из тех, которые часто напевал Маврик Германович... В последние дни жизни графини Марион он даже при плохой телефонной связи с дачи на Гауе дозвани-вался до Марион в Котдорфе. Они беседовали, обсуждали, вспоминали. И чтобы поднять настроение больной, он напе-вал ей по телефону любимые мелодии их юности. И, конеч-но, самую-самую — “Ein Tag ohne Dich…”
А многолетний преданный личный секретарь графини Ирене Брауер назавтра по э-почте присылала благодарности от Марион за «эти бесконечно теплые, сердечные и уютные телефонные встречи и напевы. Они очень взбадривают и поддерживают меня в мои самые трудные дни жизни…»

«Я очень торопился», — взволнованно рассказывал он на презентации книги “Baltische Schicksale mit Blick auf den Zweite Weltkrieg“, которая 17 апреля 2002 года, как и все пре-зентации других его изданий, проходила в Большом актовом зале Латвийской академии художеств. На стендах были мате-риалы о той, которая вдохновила его на эту работу. Минутой молчания в ее память началась та презентация

Великая немка ушла в мир иной за две недели до презентации…
Красная графиня похоронена вблизи памятника, который посвятила своим друзьям-единомышленникам.


«Я за диктатуру! Диктатуру этики». Встреча Маврика Вульфсона с журналистами в телепередаче «С позиции власти»
19 апреля 2002 года
Дорогие друзья, коллеги!
Почему меня пригласили на эту передачу? У меня ведь только одна власть — я за диктатуру этики, которой в нашей стране так недостает. И я очень горжусь тем, что в этом духе более 40 лет старался воспитывать студентов Латвийской академии художеств; выступаю в печати — в нашей и зару-бежной, особенно часто — в немецкой.
Книга «Балтийские судьбы» на немецком. Она о драмати-ческих судьбах народов, веками бок о бок проживающих на берегах Балтийского моря. Написал я ее по рекомендации и с благословения очень известной личности не только в Гер-мании — «красной графини» Марион фон Денхоф, публици-ста и издательницы “Die Zeit”. К сожалению, ее не стало на 93-м году жизни буквально за две недели до презентации “Baltische Schicksale” («Балтийских судеб»). Она похоронена в своей усадьбе среди памятников, которые установила друзь-ям-единомышленникам. Марион постоянно шефствовала над рождением книги — читала рукопись, советовала, кон-сультировала. Год назад в последний раз мы встретились в ее редакции “Die Zeit” в Гамбурге. А в последнем — увы! — письме она сообщила, что порекомендует печатать ее известному немецкому издательству… Благословление и одобряю-щие письма графини Марион — во вступлении к книге…

Тема книги — история и судьбы прибалтийских стран до начала войны. Главный мой вопрос: могли ли народы, еще не имевшие самостоятельности, сами вершить свои судьбы?

Историю народов Прибалтики всегда определяли завоеватели и угнетатели, а их судьбы определяли те, кто с первого дня были против всякого угнетения и были в рядах сопротивления. Апогеем той борьбы стал канун Первой мировой войны, когда по приказу царя России прибалтам доверили оружие.
На презентацию пришли люди разных национальностей, политических воззрений и возрастов, послы, дипломаты, и на ней царила атмосфера открытости и взаимопонимания. Мне с благодарностями звонили совсем незнакомые люди. Даже газета “Diena”, которая уже пару лет не публикует мои материалы и которая когда-то напечатала письмо читателя, который обозвал меня чуть ли не организатором «команды Арайса», теперь называет меня человеком дня.

Почему же поднялся такой шум из-за такой маленькой книжки?
Возможно, потому что все почувствовали свою общность, общность судеб, что и призывает всех нас и к общей ответственности.
Часто спрашивают: кто помогал борцам за становление своих государств?
Немецкие источники утверждают: это их заслуга, потому что у них уже существовала система St;ndestaat — государст-во сословий. Русские историки считают, что основную роль сыграла Февральская революция — она открыла путь к выборным самоуправлениям в Видземе — Северной Латвии, Эстонии, Литве…

Кто прав? Конечно, оба. Но главной силой был судьбоносный «человек с ружьем» — латышские, литовские, эстонские бригады, батальоны и полки. Их борьба стоила огромных жертв и самоотверженности в течении многих лет и требовала героизма. Сравнивая нашу третью Атмоду с тем време-нем, нужно признаться, что мы пришли почти к готовому столу. И пора прекратить себя хвалить за проявленный геро-изм — от нас потребовались лишь смелость, выдержка, так-тика выступить в нужный час, а не самопожертвование, хотя были, к сожалению, и жертвы.

Считаю, что наше новое поколение нужно воспитывать на примерах именно военных героев — литовских, латвий-ских, эстонских стрелков времен Первой мировой. Они боролись за освобождение и независимость своей земли, а не за будущие теплые места и личные выгоды — результаты че-го часто мы видим сегодня. И победили — тогда и родились впервые три независимые республики Балтии. Теми героями Латвии были военачальники Калпакс, Балодис и другие.
Еще вопрос: кто помог Балтии восстановить независи-мость в конце XX века?
Это были на европейском Западе немецкая печать Германии, Австрии, Швейцарии. Их печать, радио и телевидение единодушно и постоянно поддерживали нашу борьбу, почти два года рассказывая о ней всему миру. Свидетелем тому — страницы и в моей книге.

С другой стороны, на Востоке нас поддержали русские де-мократы, которые сломили сопротивление Горбачева и твердо стояли на позициях восстановления независимости балтийских республик. Они были нашими верными союзни-ками. Без их помощи так легко мы бы не победили.

Балтии должна быть мостом, а не барьером среди государств Европы, а ее народы — вершителями своих судеб.Таков девиз моей книги. Но моя книга — это не учебник, не мо-нография, а только импульс к размышлениям, развитию те-мы. Вся надежда на диктатуру этики.
ВСТРЕЧИ
* * *
Во время передачи, тоже в духе открытости и понимания, говорили и о проблемах дальнейшей демократизации в стране; о личной, а не коллективной ответственности в годы Хо-локоста; о пользовании русским и латышским языками. «Язык — только инструмент общения. Язык и националь-ность не определяют лояльность личности к государству», — сказал тогда М. Вульфсон.
Пророчества советницы Миттерана.

Из воспоминаний Маврика Вульфсона

1991 год. Баден-Баден.
 Ток-шоу, которое шло на немецком языке по телевидению знаменитого немецкого курорта, транслировалось на всю Европу. «Гости встречи — Йозеф Лунс, экс-генеральный секретарь НАТО; Маврик Вульфсон, народный депутат СССР, профессор из Латвии; Элизабет Те-сье, советник, астролог президента Франции Миттерана» — значилось в титрах передачи.
«Когда я появился на телевизионном экране, то был незнакомцем из неизвестной страны…

…В начале беседы по ТВ я обратил внимание участников беседы на то, что долг Запада — активизировать поддержку Латвии в ее трудной борьбе за независимость, которая после январских баррикад 91-го вступила в решающую стадию.
— Вооружитесь терпением и ищите компромисс, — ук-лончиво призвал страны Балтии Й. Лунц, что означало подчиниться требованиям и давлению Москвы.

К моему удивлению, мадам Тесье категорически возрази-ла: «Фундамент для независимости Балтии есть… Положе-ние созвездий несомненно говорит о том, что Латвия около 15 августа обретет полную независимость». Сотни присутст-вовавших на передаче вскочили и бурно зааплодировали, а я светился о радости, словно мальчишка.


Й. Л. Крушение Берлинской стены — историческое событие для всей Европы, мира… В этом есть и ваша доля?
М. В. Я до того был и встречался с единомышленниками в Лейпциге, Дрездене, Берлине. А в ту ночь друзья мне звони-ли с развалин Берлинской стены: «Пьем и за твое здоровье!»

…Когда передача окончилась, я встретился со своей очаровательной собеседницей за обедом и поблагодарил за чу-десное предсказание. Она подарила мне книги со своими пророчествами, а позже в Ригу прислала и другие, вышедшее после нашей встречи.
 
Я убедился, что в 1987 году Э. Тесье с фантастической точностью определила, в какой последовательности рухнут коммунистические режимы во всех странах Восточной Европы. Она объяснила мне, что определенные планеты и их спутни-ки находились в одинаковом положении в октябре 1917 года, в марте 1953-го и вновь оказались в том же положении осе-нью 1989 года. Эти даты соответствуют революции России, смерти Сталина и краху коммунизма в Восточной Европе.

Заметив, что я с некоторым недоверием слушаю ее, мадам Тесье спросила меня, не хочу ли я, чтобы она предсказала мое будущее. Я растерялся и ответил:
— Нет, лучше скажите мне, какой день в этом году был
для меня самым счастливым в моей жизни? Она внимательно посмотрела на меня, а потом произнесла:
— 1 февраля.
Она была права. Самолет, которым я возвращался в Ригу из Москвы, после трех попыток никак не мог выпустить шасси. Машины скорой помощи и пожарные уже стояли «в боевой готовности». На четвертый раз, когда топливо уже кончилось, шасси удалось выпустить…

Я спросил у мадам Тесье, согласилась бы она встретиться в Москве с Горбачевым, чтобы объяснить ему, насколько бессмысленно противиться стремлениям стран Балтии обрести независимость. Она ответила сдержанно:
— Разве что на один день.
Но Михаил Горбачев резко отклонил мое предложение:

— Пусть она предсказывает Миттерану! У меня свои астрологи, и в своей судьбе я уверен.
 А звезды уже говорили иное…
* * *
Какое у вас впечатление от нашего выступления, — спросил я телевизионщиков после очередного раунда “ток-шоу”.
— У вас и мадам Тесье была поразительная синхронность… Когда камера поворачивалась к вам, вы тщетно пытались засунуть манжеты рубашки в рукава пиджака, а ваша партнерша Элизабет перед камерой безуспешно пыталась короткой юбкой прикрыть свои красивые ноги…»
* * *
Дорогой Маврик!
Конечно, как только найду свой дневник за март 1991-го, напишу для твоей книги. Хотя у нас была та единственная встреча, она оказалась столь необычной, интересной и потому очень памятной!
Мы с Грхардом (мужем. — Э. Б.) с удовольствием принима-ем твое любезное приглашение побывать в Риге. И тоже — как только найдется «окошечко» в нашем расписании.
Кроме того, мы теперь с тобой еще и коллеги — препо-даю, профессор Сорбонны.
Элизабет Тесье.
Париж, 22.01.2003.
(В письме и фотография профессора.Она стала еще красивее и… моложе — Э. Б.)
* * *
Спасибо, милая Элизабет! Ты выглядишь великолепно! Как мои студентки!
Заметки напечатаем с твоей фотографией. Жду!
Твой Маврик.
Рига, январь 2003 года.


«Рига снова стала родной»
Это было в сентябре 1992-го. Латвия уже вновь независимая, и наконец сбылась моя мечта — могу приехать в Ригу, где ро-дилась. Очень волновалась, чтобы она не предстала просто перечнем улиц и строений, которые перед войной вынужде-на была покинуть наша немецкая семья. Своих впечатлений у меня не было — меня увезли трехмесячной.

С мужем Вольфгангом мы привезли подарки — медика-менты для когда-то немецкой больницы (теперь родильного дома), в которой работала медсестрой моя мама и мой шурин д-р Карл Фельдман; продукты, сладости для детей в по-мощь церкви Иисуса, в которой молился мой отец и где ме-ня крестили.
С собой у нас был номер телефона посла по особым поручениям проф. Маврика Вульфсона. И когда вспоминаю тот первый приезд, вижу перед собой элегантного седовласого доброжелательного тогда еще незнакомца, который и помог нам распределить нуждающимся все наши подарки.

Дорогой Маврик, тогда нас очень тронуло твое приглашение на обед к себе домой, знакомство с твоей семьей. Осо-бенно взволновало, когда услышала atarrchen — обраще-ние, знакомое с детства, — так звали меня родители. До сих пор я храню уже засушенную ту чайную розу, которой меня тогда приветствовали в твоем доме. Мы познакомились и с твоими друзьями и рады были помочь твоему коллеге профессору Георгу Либерману, которого ты привез в Германию, когда ему потребовалась операция на сердце; а потом вместе горевали, когда в “Johannes” — клинике в Бонне в ноябре 1992-го умерла твоя милая жена Соня. Полюбили твоих де-тей Ирену и Юрия, старшую внучку Диту, которые также всегда были готовы нам помочь. По биографии твоей семьи мы узнали и историю Латвии. По твоей просьбе я послала моей церкви 5 тысяч марок для организации бесплатного питания нуждающимся.

Лето 2004-го. Мы снова в Риге, но, к сожалению, уже не смогли обнять тебя — нас встретила Эмма уже одна и мы вме-сте погоревали. О Риге и друзьях дома напоминают подарки — картины Ирены, книги, фотографии Эммы — о встречах…
Мой дорогой Маврик, твои доброжелательность и располо-жение сделали для меня Ригу вновь не просто местом рожде-ния, а теплой родиной, куда тянет и меня, и Вольфганга приезжать вновь и вновь. И очень рады, что о Риге теперь знают и полюбили ее и наши дети, внуки. Спасибо тебе, верный друг.
Твоя Барбара Фельдман.
Франкфурт-на-Майне, 2006 год.

«Каждый на своей стороне баррикад»
Маврик Вульфсон и Эдуард Берклавс были фронтовыми товарищами. Э. Берклавс, в конце 50-х годов зампред Совми-на Латвийской ССР, за свои политические взгляды и действия был смещен с должности и переведен на работу во Вла-димир, что тогда было равносильно ссылке. С годами, после обретения Латвией независимости, отношения М. Вульфсо-на и Э. Берклавса изменились. Тем не менее Маврик Герма-нович счел правильным пригласить старого боевого това-рища на свое торжество в связи с 85-летием. Однако тот приглашения не принял, поставив различия в политических взглядах выше фронтовой дружбы. Свое решение он объяснил в письме:


«Добрый день, г-н М. Вульфсон!
Вчера, получив твое приглашение принять участие в твоем юбилее, я еще раз продумал наше отношение к ситуации и к тому, что нужно было сделать в Латвии за последние 40 лет.
Как я и сказал тебе вчера, мы находимся каждый на своей стороне баррикад и судьбы.
И не признать это было бы лицемерием.
Эдуард Берклавс.
14.01.2003».

«Как мы ездили к Бруно Калниньшу». Из воспоминанй Маврика Вульфсона

Когда я получил приглашение Бруно Калниньша, мне на следующий день позвонил Эдуард Берклавс, вернувшийся после владимирской ссылки в Ригу, и рассказал, что «чека» отказала ему в выдаче заграничного паспорта, хотя он, как и я, приглашен на юбилей Калниньша (речь идет о 1989 го-де. — Э. Б.).
— Без тебя не поеду, — был мой ответ.
На следующий день я в сопровождении Эдвина Инкенса (в то время известный журналист и политик. — Э. Б.) отправился в ЦК, где должно было состояться заседание бюро. На лестнице я дождался начальника кагэбистов Станислава Зу-кулиса и предупредил его, что без Берклавса я в Стокгольм отправляться не намерен.
— Будет международный скандал, добавил я, — в Москве вам спасибо не скажут. Он убежал как ошпаренный. Примерно через час позво-нил Берклавс и сказал, что ему велено идти за паспортом.

Мы поехали из Таллина на пароме через Хельсинки. Я вез с собой подарок — картину, на которой был изображен дом Калниньшей, в котором 15 мая 1934 года (дата государ-ственного переворота в Латвии. — Э. Б.) прозвучал выстрел Бруно — единственный в Латвии знак протеста против по-давления демократии.
Картину за три дня написала моя дочь, художница Ирена Лусе. Еще одну картину везли от Народного фронта, а также огромный ящик с первыми печатными изданиями Народного фронта. Наши молодые спутники — Инт Калниньш и Нормунд Бельскис помогали нам все это тащить.
После бессонной ночи мы добрались до Хельсинки к вечеру следующего дня. Морской вокзал вскоре закрыли на ночь, и мы, замерзшие и одинокие, остались на темной набережной. Паром на Стокгольм отходил на следующий день.

Башенные часы костела, стоявшего в отдалении, проби-ли двенадцать. Пошел дождь. От отчаяния родилась безум-ная идея: из телефонной будки позвонить наобум любому человеку с еврейской фамилией и попросить у него совет или ночлег.

Первым я разбудил некого Кагана.Опомнившись от удивления, он посоветовал позвонить Кантору, которому принадлежит большой дом, а на случай неудачи, успокоил он, мы смо-жем просидеть ночь и на его теплой кухне. Вот уложить спать нас негде.
Ободренный, разыскал номер Кантора. Изложил нашу ситуацию.
— А вы знаете, что уже полпервого? — раздалось в ответ.
— Да.
— Знаете ли вы, что мой дом находится в 28 километрах от вас?
— Господи, конечно, нет.
— Ваша спутники тоже евреи?
— Нет, но они друзья евреев.
— Хорошо, я одеваюсь и через полчаса буду у вокзала. Ровно через полчаса в совершенно вымершем районе города показалась одинокая машина, которая было проехало мимо нас, но затем вернулась.

— И эта гора — ваш багаж?
Наши парни успокоили его, что возьмут все на колени. Когда мы, наконец, разместились в машине, она довольнотаки осела.
— Так не пойдет, — жалостно застонал он.
— Попробуем, — отозвались паши ребята. И он отвез нас в свой дом, накормил ужином и уложил спать.
 
По профессии он оказался архитектором, жена его не-давно трагически погибла. Когда я знакомил его с Берклав-сом как с бывшим заместителем премьера, он с улыбкой за-метил, что столь высоких гостей он принимает впервые в жизни.

Мои коллеги еще долго потом обсуждали эту солидарность, которая наблюдается между евреями. Мне пришлось охладить их — все зависит от человека.
На следующий день Кантор нас щедро накормил и отвез в Хельсинки, а вечером мы уже пристали к стокгольмскому причалу.

Бруно встретил меня очень сердечно. Рассказал не только о своей работе в Социнтерне, почетным председателем кото-рого он был, но и вспомнил эпизод нашей совместной дея-тельности, когда я в качестве адъютанта сопровождал Бруно на хутор его друга, бывшего министра иностранных дел Латвии Феликса Циеленса, в Зилени.
Бруно рассказал мне, что он там в детстве провел три года и с Циеленсом их связывала старая дружба. Я помнил только то, что во время поездки старался не мешать друзьям наедине обсудить создавшуюся ситуацию.
— Тогда я с командующим латвийской армией генералом Робертом Клявиньшем надеялся сохранить латвийскую ар-мию, — вспоминал Бруно. — Но уже через месяц, как ты по-мнишь, меня сняли и отправили преподавать доцентом на юридический факультет университета. Это давнее прошлое, и возвращаюсь к нему лишь потому, что еще недавно вспо-минал, как тактично ты остался сидеть в машине, позволив нам одним гулять в саду, хотя, вероятно, понимал, чего ждут те, кто тебя назначил. Это одна из причин, по которой я при-шел к выводу: как хорошо было бы нам встретиться в этот праздничный день, а теперь, ты видишь, мы сидим рядом и можем как друзья болтать обо всем, о чем пожелаем...

Встреча с Бруно Калниньшем через полвека была более чем трогательной. Он выразил надежду, что ему разрешат хотя бы погостить в Латвии, увидеть родной дом, о котором напомнил мой неожиданный подарок.

Тогда я познакомился со многими латышами-эмигранта-ми, с которыми раньше «дружески» полемизировал в печа-ти. Особенно сблизился с семьей Лукиных, которая очень сердечно приняла меня.

В Стокгольме переплелось уже потускневшее прошлое с настоящим, овеянным духом и радостью Атмоды и наивны-ми ожиданиями будущего. Я знал о сложной и противоречивой жизни Бруно Калниньша, но нашу последнюю встречу вспоминаю с большой теплотой и уважением к этому человеку, который был ярким представителем левого либерализ-ма в латвийской политике.


Встреча через годы…
по телефону в аэропорту

2002 год. По дороге в Нью-Йорк у нас пересадка в Хельсин-ки. До следующего вылета 40 свободных минут сидения в за-ле ожиданий аэропорта.
— Интересно было бы найти и встретиться с тем г-ном Кантором, который приютил нашу бригаду в «мокрую» ночь 1989-го, когда мы, гости Бруно Калниньша, добирались до него на перекладных, через Хельсинки, — задумчиво произ-нес Маврик Германович. — Хороший и интересный человек! Жаль, что потеряли с ним всякую связь.
— Как его имя? Узнаем его реквизиты, номер телефона в справочном бюро, и ты ему позвонишь. — К сожалению, имени-то и не помню. Только фамилию — Кантор.

…В справочном бюро аэропорта оказалось до десятка Канторов. Который из них тот? Повезло с третьего раза... И времени тоже оставалось минуты три — уже объявили посадку на Нью-Йорк.
— Это вы, который в 1989-м… Помните?..
— Это я! Я, Исаак Кантор! — раздался в трубке обрадо-ванный голос. — Конечно, помню! Такое не забывается. Я да-же написал о той встрече в нашу местную газету!
— Спасибо! Очень рад услышать ваш голос! И я написал о том в своих мемуарах «Карты на стол». Жаль, что у нас так мало времени поговорить — идет посадка в самолет. Но я вам пришлю свою книгу на английском.
— А моя публикация на шведском. Вышлю.
— Буду очень признателен! Переведем! Огромная благо-дарность за теплый приют тогда, в 1989-м! Теперь до встре-чи в Риге — мы должны погасить свой долг — рассчитаться за ваше гостеприимство!

…С тех 40 минут в аэропорту в Хельсинки Рига и столи-ца Финляндии стали еще ближе. Вскоре г-н Кантор с друзь-ями гостили у нас в Риге. Теплая встреча была и в Академии художеств. Об истории возобновленной дружбы была пуб-ликация Волдемара Херманиса в газете “Neatkar;g; R;ta Av;ze” («Независимая утренняя газета»).
Леди Берлин в Риге
Прочла в рубрике «Музей» [на интернет-портале dialogi. lv] о знаменитом земляке — сэре Исайе Берлине. И вспомнился мне октябрь 1999-го.
Тогда в Риге проходила Третья Международная конфе-ренция «Евреи в меняющемся мире». Каждые два-три года в нашем городе встречаются ученые со всего мира (евреи и не-евреи), чтобы обсудить судьбу, место и роль в обществе од-ного из древнейших народов.

Конференция 1999-го посвящалась 80-летию Латвийского университета и вкладу еврейских интеллектуалов — религиозных мыслителей, философов, ученых, деятелей культуры и искусства — в общественную мысль.
 
На семи научных сессиях было прочитано более 60 докла-дов. Специальная сессия прошла под девизом «Дитя Риги — философ, политолог, социолог сэр Исайя Берлин». Специаль-но в Ригу тогда из Лондона прибыли вдова сэра Исайи леди Алина, ее сын от первого брака Питер и биограф Берлина, профессор Оксфордского университета Майкл Игнатьефф [Михаил Игнатьев], выступивший с интересным с докладом.

Но еще в феврале профессору Латвийской академии ху-дожеств Маврику Вульфсону в очередном письме из Парижа известная меценатка баронесса Беатрис Розенберг-Рот-шильд, с которой он был дружен, сообщила, что по пригла-шению организаторов конференции в Ригу планирует прибыть ее подруга из Лондона — леди Алина Берлин: «Если ничего не случится, мы прибудем вместе. Но в любом случае прошу тебя, милый Маврик, встретиться с Алиной, урожден-ной баронессой Гинцбург, и уделить ей внимание...»
«Дорогой Маврик, мы, друзья семьи Берлин, будем очень тебе благодарны, если ты встретишься с Алиной. Она планирует приехать на коллоквиум, хотя это еще не точно. Алина

передает тебе свой сердечный привет и домашний адрес, чтобы вы могли познакомиться — пока заочно — и конкрет-нее договориться о встрече», — снова сообщила Беатрис в июле 1999 года.

И конечно, Маврик и Алина встретились в Риге, и им бы-ло о чем поговорить. Общались они по-немецки и по-английски, а с главным раввином Латвии Натаном Барканом леди Алина говорила на идише.
 

А я, автор этих строк, взяла у леди Алины интервью для «Диены» («Новый день») и сделала много фотоснимков.
— Мы с сыном в Риге впервые, — говорила она. — Взвол-нованы встречей с домом, ныне украшенным памятной дос-кой, на улице Альберта, 2, в котором рос Исайя, и встречами на конференции. Ваш город прекрасен, и мы счастливы быть среди рижан. К сожалению, при посещении улицы Альберта нам не удалось попасть в квартиру, где прошло детство Исайи.

А по поводу темы конференции леди Алина отметила:
— Время и евреи… Что я думаю об этом? Многое в жиз-ни евреев изменилось в последние века и в связи с возрож-дением Государства Израиль. И люди повсюду изменились. Вот и в Великобритании они стали более открытыми, и это можно только приветствовать.

В этом году леди Алине исполняется 90 лет... Моя память хранит ее образ — сдержанной, простой в своей элегантнос-ти британской аристократки с еврейскими корнями (опуб-ликовано на на интернет-портале dialogi. lv 07.03.2005).

Рига и Юрмала в судьбе одной семьи: Эрнст Неизвестный и Белла Дижур

Юрмала — край моих очарований.
Белла Дижур

Когда в конце 2002 года мы с Мавриком Германовичем были в Америке, в своей студии на Манхэттене нас принял всемирно известный скульптор Эрнст Неизвестный, а вскоре мы побывали и у его уже тогда почти 100-летней мамы Беллы Дижур в Бруклине. Познакомиться лично с ними обоими мне посчастливилось еще в свой первый вояж в Америку в 1993-м.

«Я мог состояться только у такой мамы, — убежден Эрнст Неизвестный. — Она либеральна и демократична. Была био-химиком, поэтом и автором детских книжек, имела склон-ность к философии, изучала разновидность теософии Штай-нера, тибетский мистицизм и теософские учения мадам Бла-ватской и Анни Безант. Начав писать стихи, дружила и была обручена с Николаем Заболоцким, который, попав в ГУЛАГ, переслал ей свои произведения. Сказочница и детская писа-тельница, Эриком она меня назвала по имени короля из скандинавских саг, и только став взрослым, я переделался в Эрнста. И сегодня мама полна оптимизма, жизнелюбия, по-тому что романтик и философ. Пишет свои лучшие в жизни стихи и прозу, побеждает в литературных конкурсах и с осо-бой теплотой вспоминает Юрмалу, где провела семь лет в ожидании разрешения воссоединиться со мной в Америке».

Три города — три болевых точки
В 1980 году в Юрмалу, в домик без удобств по улице Ригас, 42, Белла с дочерью и внуком перебрались из Свердловска, откуда эмигрировать тогда было невозможно.
— У меня было три города, три болевых точки в жизни: Ленинград — город юности, Свердловск, где остались могилы мужа, родителей, и Юрмала — край моих очарований сродни уральским красотам. По Юрмале, где прошли хотя и нелегких семь лет, очень скучаю и хотела бы там пожить еще, — гово-рит Белла Абрамовна нынче и читает свои посвящения — одно лиричнее другого.
Уральская Ахматова
«Мамочка! На днях в Нью-Йорке оказался на концерте, где ис-полнялась “Кантата о Януше Корчаке”. И меня впервые в жизни чествовали не как художника за мое творчество. Зал апло-дировал мне как сыну автора поэмы о Януше», — написал Эрнст Неизвестный из Нью-Йорка еще в Юрмалу своей маме.
В Юрмалу тогда пришло и приглашение из Западной Гер-мании от католического священника профессора-богослова Адольфа Хемпеля, председателя Комитета им. Я. Корчака. Беллу Дижур приглашали в Гессен для вручения ей юбилей-ной премии по случаю 100-летия этого с большой буквы Учителя. До войны Корчак был директором Варшавского си-ротского приюта. Когда фашисты отправляли всех его вос-питанников в Освенцим, уже на вокзале, где детей запихива-ли в вагоны, один из немецких офицеров узнал Корчака и предложил ему остаться. Но Учитель не мог бросить детей. И в Освенциме, отвлекая их от тяжелых мыслей, до конца вел с ними занятия, делился крохами скудного пайка. Узнав о предстоящем страшном дне, он в последний раз обстирал их, помыл и вместе с ними шагнул в газовую камеру...

Сама Белла Дижур впервые услышала имя Корчака во время войны под Свердловском, в специальном интернате для детей погибших поляков, куда она, писательница и жур-налист, поехала по заданию молодежной газеты. Так появи-лась ее поэма «Януш Корчак». Хотя и урезанная, она была напечатана, и имя Корчака, уже известное за рубежом, впер-вые узнали и в СССР. Но… вскоре за эту же поэму Беллу Ди-жур и наказали. Она вспоминает: «Меня клеймили со всех трибун и исключили из Союза писателей СССР, обозвав уральской Ахматовой и националисткой». Кстати, в Союз писателей ее рекомендовали Мариэтта Шагинян и Агния Барто, а принимал писатель-патриарх Павел Бажов — пред-седатель уральского отделения Союза писателей.

Курьез с премией в Юрмале

…Когда в 80-х годах приглашение из ФРГ для вручения Бел-ле Дижур премии им. Корчака пришло в Юрмалу, она телеграфировала: «По независящим от меня причинам приехать на торжество не смогу». Тогда весь комитет по премии — шесть человек во главе со священником Хемпелем приехали к ней. В гостинице «Рига» был торжественный обед с вруче-нием премии, медали и множества подарков.
— Я решила дать ответный обед у себя, в Юрмале, в той двухкомнатной квартирке без удобств на первом этаже. Но обеспокоенное руководство Союза писателей ЛССР решило перехватить инициативу, предложив для встречи территорию Союза писателей. Тут уж я не сдалась: «Позвольте, это же мой праздник! Мне ведь даже не разрешили поехать за премией!»
И обед состоялся у меня. Было очень приятно и уютно, мы много говорили, смеялись, а под окнами все это время расхаживал какой-то дядечка. «Пригласите и его. Что он там мерзнет!» — пошутил тогда профессор Хемпель…
— И пригласили?
— Ну, что вы!

В 84 года рванула в небо

Переехав в Латвию, писательница считала, что в творчестве пора поставить точку. Но, как оказалось, это было рано и в Америке.
«Великой женщине, дорогой Белле Дижур — одному из ав-торов этой книги, ее первый экземпляр. С уважением и нежно-стью Евгений Евтушенко. 13 сентября 1993 г. Нью-Йорк», — такой автограф красуется на издании «Русские поэты XX столетия. Антология», вышедшем на английском языке.
«Немалой отвагой надо обладать, чтобы в 84 года в одно-часье рвануть в небо, в космос, чтобы оказаться в немысли-мом Нью-Йорке. Но у русского зарубежья появился еще один значительный поэт и философ», — так написал о Белле Ди-жур Василий Аксенов в предисловии к сборнику ее стихов на русском и английском «Тень души» (“Shadow of Soul”). Эта книга в 200 страниц с 30 иллюстрациями сына — Эрнста Не-известного вошла тогда в США в список 20 лучших изданий года на русском языке. Книга вышла потому, что в стихи
Беллы влюбилась одна американка, увлекающаяся русской литературой. Один раздел сборника назван «Юрмала».

Уникальная Белла

«Мама и сегодня переписывается со всем миром, следит за событиями. Вы говорите, что захватили с собой ее книжку на латышском языке? Вот будет сюрприз! Она очень обрадует-ся. Но постарайтесь ограничить ваш визит к ней 15—20 ми-нутами. 100 лет — это уже возраст», — предупредил нас Эрнст Неизвестный, с которым мы встретились раньше, чем с Беллой Дижур, посетив его мастерскую в Сохо — районе художников на Манхэттене.
И вот мы уже вручаем этой уникальной женщине, про-жившей век и сохранившей трезвость и логику ума, жизне-любие и желание познавать мир, привет из Риги — книжку “B. Di;ura. «Neredzamie ce;ot;ji. St;sti par elementiem” («Путеше-ственники-невидимки»), вышедшую в Латгосиздате в 1958 году (переводчик Я. Брусбардис, художники М. Витолиньш и К. Соколова. Тираж 10 тысяч экземпляров)… Эх, повезло же детям той поры!
— 1958 год! — Белла восторженно всплескивает руками. — Я тогда еще жила в России. Какие прелестные рисунки и оформ-ление. Спасибо большое! И за янтарик — память о любимой Юрмале… Главное же, расскажите мне про Ригу, как там? Не может быть, что, как вы говорите, все в порядке. Я слежу за со-бытиями в Латвии. А недавно из социальной службы ко мне приходила бывшая рижанка. Она говорила, что ее муж и роди-тели, которые приехали в Латвию не тогда, когда надо, — не-граждане. Что это значит? А вы, Маврик, имеете гражданство?
— Имею. Я почти сто лет живу в Риге, и это не шутка.
— Сколько же вам лет? 85? А мне сейчас 99!
— Так что мы можем петь в одном хоре.
Вопросы сыплются, как из рога изобилия.

— А у Эрика вы были на Шелтере или в Сохо? Эрик мне каждый день звонит. Как вы нашли его и его последние работы? Новую монографию его биографа Альберта Леонга видели? Подайте, пожалуйста, мою записную книжку… Там вырезка из газеты «Челябинский рабочий», которую мне прислали друзья с Урала о монографии «Кентавр» — послед-ней книге Альберта об Эрике. Альберт — это американский парадокс: вьетнамец по рождению, блистательный русский язык, а эта книга написана на английском.
У подножия Монблана…
— 10 лет назад, когда мы познакомились, вы, Белла, говорили, что собираете стихи для следующего сборника, потому что жизнь в любом возрасте должна иметь какой-то смысл. И даль-ше я процитирую вас по моим заметкам: «Если стихи чего-то стоят, то не пропадут. Дети издадут. В поэзии есть Монбланы, уже не говоря о классиках, подобных Пушкину, Шекспиру или более близких к нашему времени, как Мандельштам, Ахматова, Цветаева. Но есть и великое множество таких, как я, стоящих у подножия Монблана. Однако это меня не огорчает. У меня да-же есть рассказик о маленьких корабликах. Они плавают рядом с большими лайнерами в том же океане. Простор тот же. Кораб-лики везут не бомбы, не пушки, не ракеты и даже не апельсины и табак. Мы несем добро, любовь, нравственность. И потому по-ложение маленького кораблика меня вполне устраивает».

Сегодня я согласна с той, 90-летней Беллой. Недавно был у меня разговор с киевским писателем. Имени не назову. Он жаловался, что его не издают в России. Я рассказала о ма-леньких корабликах. Он очень обиделся.

«Пусть какой-нибудь святой обо мне помолится…»
— Что пишу, чем живу? — и Белла открывает папку с руко-писями. — Лучше всего представление об этом дает вот это стихотворение. Маврик, сядьте поближе, я вас плохо слышу.
Пусть какой-нибудь святой
Обо мне помолится,
Потому что я живу
За околицей,
За околицей современности
И ее космических ценностей.

Не постиг мой разум убогий
Сатанинских ее технологий,
И ее избыточной сытости,
И ее бесстыжей открытости…

Ископаемый робкий предок
Дремлет в логове людоедов.
Июль 2000

— Ох, как хорошо! Замечательно сказано! Мне очень нра-вятся все ваши стихи, а это лучшее из лучших и очень нуж-ное сегодня людям. Точно так думаю и я — словно из моей души вырвано. Спасибо! Если бы издать это большим тира-жом, да и у нас! Я постараюсь его перевести на латышский, если получится, конечно, — восхищается Маврик.
— Я дарю его вам, только надпишу. Как вас правильно на-зывать — Маврик или Маврикий? Если не будете меня фото-графировать, я пороюсь в папке и найду еще что-нибудь... Вот:

Крылья нежности и боли нам страницей шелестят,И растет моя тетрадка, как зеленая трава.Значит, все со мной в порядке,Значит, я еще жива.
Пересев из кресла за пишущую машинку на письменном столе, Белла «отстучала» на страницах со стихами свой автограф и послание: «Не только Эмме, но и Маврику. Спасибо за память, за дружбу и за новую встречу. Белла».
— А почему одной рукой пишите?
— Всю жизнь все свои книги, статьи, стихи я писала только от руки. Только в Америке, в свои 84 года освоила пишу-щую машинку — в век компьютеров посылать материалы от руки в редакции посчитала неудобным. А одним пальцем — это по привычке. Как ручкой.
— Мы прощаемся, не можем больше вас утомлять.
— Ой, нет! Маврик, расскажите о себе.

— Я как бы психолог, долгие годы преподаю социальную психологию в Академии художеств Латвии. Это очень нуж-ная наука, особенно в эпоху наступающей глобализации, когда все становится схожим, доступным, в том числе и по-шлость. Социология помогает каждому из нас понять и осо-знать этот вызов времени. Этим я и занимаюсь.
— Я это понимаю. Но, пожалуйста, расскажите еще про социологию,
— Обычно мой предмет в академии для первокурсников. Свою первую лекцию я всегда начинал со знакомства, чтобы почувствовать, чем «дышат» юные — что читают, какие оперы слышали, каких поэтов любят, с кем бы из интересных людей страны хотели встретиться на наших занятиях... По-сле лекции, когда расходимся, еще один вопрос:
— M;l;;i,— милые мои! Поднимите руки, кого дома ждет бабушка.
Они сначала удивляются, но вскоре раздается: “Man ir! Man…” — «У меня есть! У меня...»
— Когда придете домой, сделайте мне одолжение: обнимите ее и поцелуйте!

Сначала все смеются, недоумевают, а при следующей встрече рассказывают, как было, и благодарят за совет, которому, как показало время, порой следуют в жизни и сегодня. Недавно наша академия отмечала 80-летие. На вечере меня окружили мои m;l;;i — давние первокурсники, ныне уже очень-очень известные мастера, мэтры искусств и вручили букетики с трогательными записками: «Мы всевсе помним! И передаем Вашу эстафету своим детям и внукам — целуем наших бабушек…» Это меня очень тронуло.

Конечно, не навсегда же мы останемся на этой земле. Но с возрастом повышается требовательность к себе. И не беда, если мы с вами уже многого не можем. Но вы пишите стихи,
ВСТРЕЧИ
я — книги. Значит, мы еще не бесполезны. Когда перелиста-ете мои «Карты на стол», возможно, со мной согласитесь.
— И я всегда считала, что жизнь в любом возрасте долж-на иметь какой-то смысл. К своему творчеству отношусь так: если что-то в них хорошее, не пропадет.
— Будем все-таки прощаться. Спасибо за то, что вы есть, ваше присутствие на земле очень нужно людям. Здоровья вам! Будем держаться вместе!

Из переписки после расставания
Всю дорогу домой Маврик не расставался с подаренными стихами и уже в самолете начал «мучиться» над переводом: «По мысли и философии на латышский все укладывается, но трудновато по ритму и форме стихов». Но вскоре в Америку полетели стихи Беллы Дижур и на латышском.
* * *
Рига, 05.01.2003.
Дорогая Беллочка Абрамовна!
Спасибо за Ваше поздравление, доброе и откровенное письмо. Оно меня очень тронуло — от него веет теплотой и доброжелательностью. И за то, что Вы нашли такие добрые слова в адрес моей скромной книги.
Мне особенно приятно,что мы оказались единомышленника-ми.Я тоже не терплю,всяческих преувеличений и когда меня рас-хваливают. Мне такое кажется нескромностью, и я такое очень переживаю. Обещаю избегать такого и в наших отношениях.
Не хочу быть сентиментальным, но не хочу и не могу отка-заться от искреннего признания: встреча с Вами, милая Белла, оказалась самым трогательным и самым ярким событием и пе-реживанием за всю нашу поездку в Америку 2002 года. Для ме-ня дорогими стали Ваши стихи, особенно «Пусть какой-нибудь святой обо мне помолится». Я не расставался с ними — все вре-мя носил их в кармане до самого приезда в Ригу. От строчек же об «околице» защемило сердце, они запали мне в душу, потому что полностью созвучны с моим мировоззрением, дают мне си-лу и утешение, не позволяют сломить любовь к жизни и ответ-ственность за прошлое и пережитое. Как и для Вас.
Посылаю свое сотворчество. Я не поэт, а только поклон-ник поэзии, любитель и истолковал Вас несколько субъек-тивно. Мне просто захотелось, чтобы Вы хотя бы чуть-чуть почувствовали аромат латышского языка. Но донес ли? Про-чувствуете ли? Учтите, что черточки — наши «гарумзиме», означают удлинение гласных.
Я дорожу нашей дружбой, и мы вместе с Эммочкой еще надеемся на новые встречи с Вами. А пока будем же чаще об-щаться, хотя бы письменно.
Хочется надеяться, что Всевышний будет к нам еще благосклонен.
Всегда Ваш Маврик.
 
По мотивам поэзии Беллы Дижур (фрагмент из перевода Маврика Вульфсона)
Пусть какой-нибудь святой обо мне помолится, Потому что я живу за околицей.
Lai k;ds no sv;tiem t;viem par mani aizrun;, Jo bie;i ;aj; dz;v; es j;tos aiz;og;.
«Политика, как ядовитая паутина, а люди всего лишь беспомощные мухи»
Дорогие Эмма и Маврик!
Спасибо за фото, за память, за добрые слова, но при всем при этом у меня к вам огромная просьба. Больше всего на свете страшусь громких слов. Меня пугают всякие преувели
 
чения, обращенные в мой адрес. Пожалуйста, прошу вас: бу-дем дружить, избегая излишних восклицательных знаков.
Книжечку Маврика я прочитала и попробую сказать о впечатлении, которое она на меня произвела.
Я человек абсолютно аполитичный. Мой покойный муж пытался объяснить мне, как я ошибаюсь, недооценивая роль политики в жизни наших детей и т.д. и т.п.
Я, конечно, с годами «поумнела», время показало, что мой муж прав: политика — страшная сила, она, как ядовитая па-утина, а люди всего лишь беспомощные мухи.
Да, головой я это поняла. Да и факты жизни подтвердили: жертвами политических игр оказались мой сын, мой муж, да и я сама.
Пришлось все это принять как неизбежность. Но и толь-ко. Более глубокого интереса по-прежнему не возникло.
У меня были другие боги: литература, природа, искусство. И среди моих друзей не могло быть политиков. Мы жили на разных планетах.
Но вот мне попадается книжечка Маврика. Признаюсь, я принялась за нее с опаской. Что я скажу человеку, который мне как-то лично симпатичен, а дело, о котором он пишет, мне не только не интересно, но какое-то совершенно чужое и не очень чистое. Но книжка подарена, я ее читаю, втягиваюсь, заинтере-совываюсь не столько событиями, сколько  л и ч н о с т ь ю ав-тора — участника событий. И чтение превращается в дорогой подарок: передо мною несомненно политик, но совсем не той породы «ядовитой паутины», передо мной высоконравствен-ная л и ч н о с т ь, конечно же, дипломат, в политике это неиз-бежно, но он высоко человечен и божественно великодушен.
Милый Маврик! Возможно, я выражаюсь недостаточно ясно. Могу добавить: политикой Вы меня не заинтересовали. Мое отношение к ней не изменилось. Но Вам лично я благо-дарна. Я рада нашей дружбе.
Обнимаю вас обоих. Белла.
2003 год.
Простите небрежность письма — опечатки.
Белла.
* * *
…И наша активная переписка продолжалась. Последнее письмо, написанное в 104-й год ее жизни, пришло 3 декабря 2005 года. В письме подарок — миниатюрное издание «Бел-ла Дижур. Американская тетрадь».
«Дорогие Эмма и Маврик!
Посылаю книжечку, которую недавно напечатали в Екате-ринбурге. Обратите внимание на выходные данные. Ее выпу-стил «Банк культурной информации». Я даже не знала о его существовании, пока они не обратились ко мне с предложе-нием прислать стихи для издания миниатюрной книжечки.
Из стихов, написанных за 17 лет, прожитых в Нью-Йорке, я отобрала то, что представляется мне наиболее достойным внимания. В надежде, что рукопись превратиться в книгу, да-ла ей название «Американская тетрадь. Стихи последних лет».
Тираж небольшой — 300 экземпляров. Но теперь мне ста-ло известно, что в Москве есть «Музей миниатюрной книж-ки», и моя книжечка туда попала. Кое-кто из моих москов-ских знакомых ее даже сумел купить.
Напишите о себе.
Обнимаю, целую. Белла.
Нью-Йорк, февраль 2005».
(До сего времени не хотелось сообщать Белле Абрамовне об уходе Маврика. — Э. Б.)
«Эрнст Неизвестный вернулся на родину»
«Древо жизни» — над этой темой скульптор работал более 30 лет. Эта композиция недавно перевезена и установлена в Москве. «Эрнст Неизвестный вернулся на родину», — так бы-ло оценено это событие культурной жизни страны в печати.
— Конечно, самому мне вернуться в Россию теперь уже невозможно, — говорит Эрнст Неизвестный. — Но и для ме-ня «переезд» «Древа жизни» в Россию — это большое и ра-достное событие. Для его осуществления потребовалось очень много средств, и это стало возможным благодаря спонсорству крупнейших российских олигархов.
* * *
В связи с этим действительно знаменательным событи-ем в творческой биографии знаменитого скульптора, пола-гаю, и для читателя будет интересным письмо мамы скульптора, Беллы Дижур, написанное в 2000-м году в ее 97 лет от роду! <...>
«Милая, дорогая Эмма!
Простите мне непростительное молчание! Попробую объяснить, как это произошло, что я не ответила сразу на Ваше давнее письмо.
Когда оно пришло, я болела, оно где-то затерялось среди бумаг, и я о нем забыла. Сегодня, разбирая свои ящики, я вдруг наткнулась на Ваше письмецо? И меня даже в жар бро-сило от стыда! Ради Бога, простите и напишите мне все, все возможное о жизни в Латвии. Сведения, которые доходят до нас, не очень радостны. Судя по информации, которую мы получаем, русским в Латвии плохо.
Что сказать о себе? В июле этого [2000] года мне исполнилось 97 лет. Думала ли я когда-нибудь, что доживу до 2000 года! А вот уже, пошевеливая календарными листочками, приближается 2001 год, а я все еще жива. Не чудо ли?..
Об Эрнесте не пишу, думаю. Вы многое знаете из печати и телевидения. Скажу главное. Еще все мы помним, как изго-няли его из СССР, называли изменником, отщепенцем и т.д. А теперь его семидесятипятилетие отмечалось на самом высоком уровне: он получил личное поздравление от прези-дента Путина, от Примакова и целого ряда крупнейших го-сударственных деятелей, а в прошлом месяце он вернулся с каннского фестиваля русского искусства, где была его вы-ставка, и он являлся как бы представителем русского изоб-разительного искусства России, хотя уже 22 года не имеет российского паспорта и является гражданином Америки. Все это похоже на смешной анекдот, но такова наша уникаль-ная действительность (выделено автором. — Э. Б.).
Пишите мне. Обещаю, если буду жива, отвечать тот же час.
Обнимаю Вас. Целую.Простите небрежность письма. Белла.25 сентября 2000 года».
Эрнст Неизвестный:
к Риге у меня особые чувства

Знаменитый скульптор пока не спешит получить самое главное для художника признание — посмертное
— Пожалуйста, подскажите, в какой стороне Grand street, — спрашиваем мы дежурного автостоянки в Сохо, районе ху-дожников в Манхэттене.
— К Неизвестному? — уважительно интересуется тот в ответ. — Студий здесь сотни, но кто же не знает его! Напра-во, следующий блок, там прочтете: Ernst Neizvestny studio.

Неизвестный и известность — давно синонимы. Кентав-ром и Гулливером в искусстве называют его в монографиях, а для списков его наград, званий, персональных выставок мало и нескольких страниц. Он член многих академий ис-кусств и наук — Нью-Йоркской, Европейской, Шведской ко-ролевской... Его монументальные скульптуры — на площа-дях в Ватикане, Париже, Нью-Йорке, центрах ООН и Кенне-ди, в Египте и на Тайване, в Италии и Швеции, в университе-тах. Его работы — в коллекциях папы Иоанна Павла II, Мстислава Ростроповича, Арманда Хаммера, Пабло Пикас-со, Жана Поля Сартра, Артура Миллера, Михаила Барышни-кова… Кентавр участвовал в совместной выставке с самим Марком Шагалом в Лондоне еще в 1965-м. По его проектам в Воркуте, Магадане, в родном Екатеринбурге сооружены грандиозные мемориалы памяти жертв сталинизма и фа-шизма. Огромную популярность ему принес памятник из черно-белого мрамора Никите Хрущеву на Новодевичьем кладбище в Москве. А когда-то, в 1962-м, столкновение с ге-неральным секретарем ЦК КПСС на выставке модернистов в московском Манеже и смелая дискуссия о современном искусстве, получившая широкую огласку, стали поворотной точкой в дальнейшей судьбе скульптора, причиной его вы-нужденной эмиграции. Но она сделала Неизвестного все-мирно известным, так что теперь он зла ни на кого не дер-жит.

— К Риге у меня особые чувства, — приветливо встретив нас в студии, сказал Эрнст Неизвестный. — Ведь в Латвии осталось много друзей. Недавно вот получил письмо от сво-ей бывшей студентки, ныне уже давно мастера и коллеги — скульптора Виктории Пельше...
После спора с Хрущевым властям стала мешать даже моя скромная мастерская возле Кремля. Выручил и приютил ме-ня уникальный мастер, художник по металлу Хаим Рысин. Он пригласил меня работать к себе в мастерскую в Риге, на улице Ленина (ныне улица Бривибас. — Э. Б.). Там тогда я работал над своим «Прометеем». Вместе с Рысиным мы реа-лизовали еще один огромный проект для пионерского лаге-ря Артек — множество фигур и сложных композиций. Вик-тория помогала нам. Труд был тяжелый, особенно для де-вушки. Но она выдержала.
— Вспоминаю еще одну необычную встречу в Риге. В кон-це 60-х, в годы оттепели, меня, уже опального диссидента из Москвы, пригласили в Латвийскую академию художеств на встречу со студентами — почти в подпольный клуб с вызы-вающим для того времени названием-кредо свободомысля-щих художников: «Я мычу, как хочу». Для меня встреча бы-ла не только очень интересной, но и в чем-то знаменатель-ной. Ведь эта академия — и моя Alma mater. В этих стенах на-чиналось и мое академическое художественное образование в 1947 году.
— А в 2000-м вышел юбилейный альбом 52 первокурсни-ков академии «Я люблю Латвию». В предисловии к нему есть такие слова: «Этот клуб был одной из первых трибун моло-дых художников, патриотов и диссидентов, а встречи в нем с личностями стали своеобразной увертюрой движения моло-дежи за восстановление независимости Латвии и зарожде-ния Народного фронта». То есть во всем этом есть и ваш кирпичик.

— О! Это слишком высокая и обязывающая оценка. При-знаюсь, что и я часто добрым словом вспоминаю Латвию, ко-торая не раз выручала меня и мою семью в трудные для нас времена. Порой случается, что даже какие-то давние встречи оборачиваются необычными идеями. К примеру, когда-то для нас, молодых, было загадкой, почему из Витебска вышло так много замечательных художников. Оказалось, что еще когда Марк Шагал был мальчишкой, в городе жил один весьма по-жилой человек. Старшее поколение о нем знало мало, но он был интеллектуальным центром будущих известностей.
Друзья с юности
— Это же Джемма Скулме! — воскликнул Эрнст, увидев ее на одном из снимков в подаренной ему Мавриком Вульфсо-ном книге «Карты на стол». — Джемму я очень хорошо по-мню. Как она, еще так же активна в политике, занимает ка-каю-то определенную позицию?
— Она, как и прежде, в строю — и в творчестве, и в общественной жизни…
— Тому, что после войны я поехал поступать в Латвийскую академию художеств, в Ригу, есть своя причина. И я хочу рас-сказать эту историю рижанам. Мой дед, Неизвестный, был очень богатым на Урале человеком — имел рудники, типогра-фии. На его деньги, да, видимо, и не только, в Екатеринбурге создавалось Южно-Уральское художественно-промышлен-ное училище. Преподавать в этом училище мой дед пригласил молодого Теодора Залькална — талантливого выпускника Пе-тербургской академии художеств. Семья Неизвестных была в числе той части сибирской культурной и научной интелли-генции, которая поддерживала независимую политическую мысль и восходила к декабристам. Залькалн часто бывал в до-ме деда, и мой отец помнил его с детства. С письмом моего от-ца к маститому Залькалну я и приехал в Ригу в 1947-м.

Став студентом, я очень подружился с семьей Скулме. Однажды меня пригласили на день рождения Скулме-стар-шего. Я, молодой и наивный, не знал, что подарить именин-нику. В общем, купил какие-то настенные часы. Мне, ураль-цу, еще не очень знакомому с высоким художественным уровнем латышской культуры, казалось, что вещь я приоб-рел очень ценную. Потом, уже задним числом, когда обжил-ся в Риге, я невероятно стеснялся этого подарка. Мне за него стыдно и сегодня.
На празднике, конечно, собралась вся семья — красавица Джемма, еще был жив ее муж, очень интересный мужчина. В то время в Латвии, как и всюду, среди художников шли неве-роятные битвы направлений, самолюбий, групповые сраже-ния. Причем очень ожесточенные. Не менее, чем в Москве, а иногда даже более. Казалось, что противоречия и антаго-низм совершенно неразрешимы. Не помню фамилий, про-шло более полувека, но я был этим поражен. Но еще более поразился, встретив разные стороны за юбилейным столом, и тогда я спросил у хозяина дома: «У вас за столом рядом си-дят антагонисты, художники разных направлений, которых я даже не предполагал встретить в одном месте». И он отве-тил фразой, которую помню и сегодня: «Эрнст, запомни: в первую очередь мы латыши, а художники — во вторую!» Ин-тересно, помнит ли тот случай Джемма, спросите ее, если встретите.
— Джемма недавно рассказала, что до сих пор в ее доме хранится один из ваших приветов — записка диссидента изза рубежа.

Нижайший поклон собрату по цеху
— Замечательный мастер! — воскликнул скульптор, знако-мясь с альбомом нашего соотечественника Иосифа Эльгур-та, выпущенным ему в подарок его почитателями из Еванге-лической академии земли Меклебург, ФРГ. — На его карти-нах ничего громкого и шумного — скромные дворики, дома, улицы окраин. Но все это излучает необыкновенную тепло-ту, спокойствие — саму красоту и сущность жизни. И добро-ту автора, несмотря на его очень трудную судьбу. Для харак-теристики художника Эльгурта есть одно хорошее слово — Мастер! Ему мой нижайший поклон и признательность коллеги и собрата по цеху.

«Во мне — и латышский след»
— Это «кентавр», — комментирует Анна, жена и главный ме-неджер Неизвестного, внеся в студию увесистый том. — Ше-стая, последняя монография биографа Эрнста, написанная Альбертом Леонгом, профессором Орегонского университе-та. К сожалению, он недавно ушел из жизни.
— Чтобы побеседовать с моими коллегами, соратниками, все узнать из первых рук, он объехал все города и страны, где жил я и где живут мои работы, — заметил Эрнст. — Побывал когда-то и в Латвии, даже с самим Арвидом Пельше сдру-жился! (старейший член политбюро ЦК КПСС, семь лет воз-главлявший Компартию Латвии. — Э. Б.). Обо всем и напи-сал, в том числе и обо всех перипетиях с моими проектами памятника жертвам Холокоста и для Саласпилса. Даже чуть преувеличил влияние латышской культуры на формирова-ние моего творчества, вероятно, со слов рижан. Но я не оби-жаюсь. Он попросту не понимал, что латышский модернизм, элементы футуризма, кубизма в принципе часть и европей-ско-русской культуры. Конечно, такие большие мастера, профессора, как Залькалн, Мелдерис, Скулме, оставили во мне свой след — при общении всегда происходит взаимо-влияние и обогащение культур.

Мама — поразительный человек
— Главное, чтобы творческие работы не пропадали, — говорит Неизвестный, когда речь заходит о художественном насле-дии. — К сожалению, повсюду случаются банальные истории — родственники из-за наследства перессорятся или еще что-то. Все зависит от культуры уметь хранить и ценить искусство. К примеру, я очень горд, что в Стокгольме есть музей моего «Дре-ва жизни». Этот музей представил меня к званию почетного члена Шведской королевской академии искусств и науки.
ВСТРЕЧИ
Фанатики родного Екатеринбурга тоже решили создать мой музей. Отцовского дома уже нет, но нашли дом мамы. Однако я послал туда свои работы, а они пропали. Теперь идет следствие. Я уже привыкаю к подобному и не пережи-ваю. Главное, чтобы работы жили.
— В Риге хранят культурные ценности, — успокоили мы маэстро. — Мы привезли очень популярную книгу вашей мамы «Путешественники-невидимки», изданную в Риге еще в 1958 году на латышском.
— Как здорово! А я как-то в библиотеке нашел ее книги на японском!
— В 1993-м, когда ей был еще 90 лет, вы сказали, что она пишет свои лучшие в жизни стихи и прозу. А теперь что скажете?
— То же самое. Мама — поразительный человек, поддер-живает связь чуть ли не со всем миром. Столько писем и столько визитов! Я уже начал ее защищать. Для меня эписто-лярный жанр давно умер, а мама это любит — пишет, отве-чает, поздравляет. Сам же я почти никого к себе уже не пус-каю, никому не пишу, отвечаю чаще по телефону и очень редко хожу на приемы. Знаю, что это нехорошо, но иначе все разрастается в геометрической прогрессии.

На признание надо работать
— Позвольте еще одну цитату. Тогда же, 10 лет назад, на мой вопрос: «Америка вас признала сразу?» — вы ответили: «Америка никого не признает, тем более сразу. На призна-ние надо работать постоянно, не останавливаясь».
— В Америке, как и повсюду, если тобой не интересуются, то тотально. Но если интересуются, то тоже тотально, да так, что не дают жить. А что касается признания, то у него нет конца. Каждому хотелось бы, чтобы оно было бесконечным. Самое же главное признание — посмертное. Но до него я еще не дожил и не очень тороплюсь (смеется).

Рига—Нью—Йорк—Рига, 2002 год.
Опубликовано в газете «Телеграф» 1 августа 2003 года.

Так много сделано вместе! С Альгирдасом Бразаускасом в Риге
 
22 мая. 2002 года. Большая гильдия в Риге. Торжественное от-крытие Дней Литвы в Латвии. Приветственные речи двух премьеров — Альгирдаса Бразаускаса и Андриса Берзиньша.
«Дорогому другу с глубоким уважением и признательностью.
В память о времени, которое мы провели в Москве, в Кремле, в знаменательнейшем для независимости Балтии 1989-м.

От автора. Рига, май, 2002», — с такой надписью Маврик Вульфсон вручил свою новую книгу “Baltische Schicksale” («Балтийские судьбы») А. Бразаускасу. В книге и две памят-ные фотографии с гостем.

Пока гостя тесным кольцом не окружили многочисленные друзья, успели сказать друг другу несколько теплых слов.
— Я так рад этой нашей встрече! — растрогался Альгир-дас Бразаускас. — Ведь так много мы сделали и добились тог-да. Жаль, что теперь вот видимся так редко!... И я за послед-ние годы написал несколько книг. Одна из них тоже не о се-бе, а о волнующих встречах и времени, когда я был президен-том. Сейчас в работе новая книга. О многом еще хотелось бы рассказать…
Дорогой Маврик, желаю тебе здоровья и сил на радость нам, всем твоим друзьям!
* * *
К 85-летию Маврика Вульфсона Альгирдас Бразаускас прислал официальный поздравительный адрес:
«…С самыми теплыми воспоминаниями и высокой оценкой твоих усилий в реставрации независимости в Литве, Латвии и Эстонии!.. Крепкого здоровья и новых успехов в реализации всегда высоких целей.
С огромным уважением
Альгирдас Бразаускас, прьемьер-министр».
 

ОСТАВШИЕСЯ МЫСЛИ, КОТОРЫЕ НЕ УЛОЖИЛИСЬ В ПРЕДЫДУЩИЕ ГЛАВЫ
Создать такую главу — этому я «научилась» у своего бывшего ученика Валерия Каргина, нынче Михайловича. И стар-шие ведь учатся у своих воспитанников. Оставшиеся мысли, которые не мог вставить в предыдущие главы. Чтобы не отвлекали читателя. Примерно таков смысл раздела в его мемуарах «Деньги и люди». Ныне президент одного из круп-нейших банков страны — “PAREX” в своих мемуарах вспом-нил, что когда-то первые шаги в журналистике сделал под моим началом — тогда заместителя редактора газеты «Вэфо-вец»: «Эмма Брамник, супруга ныне покойного профессора М. Вульфсона, известная дама в кругу рижского бомонда, была моим прямым журналистским начальником» (Валерий Каргин. Деньги и люди. Рига, 2005. С. 66—67).

Цитаты, мысли, постулаты от Маврика

Если бы мы все жили по заповеди: люби ближнего, как само-го себя… Пытаюсь многих возлюбить, как самого себя.
* * *
Люблю тех, кто умеет найти свет в душе другого. Кто старается убить в себе ненависть к другим.
* * *
«Что я должен еще сделать», — спрашивал он себя и был счастлив, если кому-то чем-то смог помочь.
* * *
Нет ничего проще и дешевле, чем сказать «Спасибо!» или услышать это от кого-то, а оборачивается это взаимопони-манием и счастьем. Так гласит не только еврейская муд-рость.
* * *
Жаль, что логика не всегда была обязательным предме-том в школе. И я более усердно не только возвращался и изу-чал ее, но позднее, много лет спустя, и преподавал ее.
* * *
Надо всегда говорить правду, тогда не придется запоми-нать, что и кому говорил раньше.
* * *
Умный человек всегда сомневается в собственной правоте. Только дурак уверен в своих суждениях, действиях, поступках.
* * *
Нет лучшего отдыха, чем работа. Наше поколение устает без работы, а не от работы.
* * *
Время перевоспитывает нас, расставляя все на свои места.
Я три раза в жизни менял свои взгляды. Нельзя с точки зрения сегодняшнего дня судить о поступках и событиях 60летней давности.
* * *
За все, что получаем, мы платим по счетам…
* * *
Сильный должен помогать слабому, а тот когда-нибудь поможет другому.
* * *
Многих студентов Латвийской академии художеств, изве-стных ныне мэтров, Маврик Германович часто приглашал к себе домой: за обедом можно поговорить по душам, лучше понять друг друга.
* * *
Признаваться в любви, говорить приятные, добрые слова хорошо бы не только в праздники и по поводу дат. Каждый день не забывайте сказать доброе слово любимой и ее родным, своим и ее друзьям. И парикмахеру, уборщице или про-давщице. Вспоминайте, что хорошего эти люди сделали, ска-зали. Напишите записочку или позвоните даже дальним зна-комым. Им будет приятно и светлее на душе. И вам тоже.
* * *
Если же кто-то вас и обидел, но еще не попросил проще-ния, не извинился, будьте вежливы с ним. И он поймет, и простятся взаимные обиды. Ведь возможно и вы когда-то были к нему не очень внимательны.
* * *
Прежде чем открыть дверь или позвонить в любой дом, тем более в академию, он тщательно вытирал обувь, снимал головной убор, вежливо и учтиво раскланивался с дежурны-ми, уборщицами, коллегами. В опере он обязательно пожимал руку и приветствовал швейцара в ливрее, открывающе-го парадный вход.
* * *
Однажды Марк Шагал продал картину за 10 рублей, а по-том увидел ее в витрине магазина — она стояла с надписью «Левитан», прочел я в его мемуарах «Моя жизнь». И еще: «Когда меня бросают, предают старые друзья, я не отчаива-юсь. Когда появляются новые — не обольщаюсь… Храню спокойствие». Вот и я, несмотря на частые нападки некоторых политических недругов, храню спокойствие.
* * *
Как часто я принимал свои желания за действительность!
* * *
Не бойтесь бедности, потому что богатые долго не живут, а нищие и убогие — неистощимы.
* * *
Ты красив, если есть красивое, увлекательное дело. Женщины красивы, когда любимы.
* * *
Мечты и надежды не имеют права исчезать. Есть воспоминания, как сны, а сны, как воспоминания.
* * *
Когда-то, в ранней юности, в летнем пансионате солидного и уважаемого господина Г. в Ропажи, куда богатые родители отправили меня отдыхать, я пристрастился к картам. И однажды проигрался до конца… Из Ропажи домой шел пешком. С тех никогда не играл в карты.
* * *
Маврик Германович не любил утяжелять пиджак своими многочисленными наградами — орденами, почетными зна-ками. На лацкане его скромного пиджака всегда был значок ордена Трех Звезд. В особых, «нужных» или официальных случаях к этому добавлял орден Красной Звезды с отбитым в бою лучом. И обязательно — орден Чести Латвийской ака-демии художеств на галстуке.
* * *
Смущает, что многие и сегодня, через 10—15 лет, меня встречают, как знаменитую звезду, актера. Как и в первые годы после 1988-го, когда вагоновожатые трамваев и троллейбусов останавливали машины, чтобы меня подвезти.
* * *
Культура начинается с воспитания и образования — таково мое твердое убеждение. В первой республике Латвии общество к этому относилось строже. Теперь иначе.
Нельзя ставить высокие задачи, если нет элементарной культуры. Культура — превыше многого. Если правильно воспитывать молодое поколение, будет меньше срывов.
Недавно по ТВ я слышал, что академики заговорили о культуре слова. И страшно обрадовался. Потому что всегда очень волнуюсь, когда русские говорят неправильно, некрасиво по-русски. К примеру, слово «сволочь» — это ведь слово толпы!
* * *
«К сожалению, не имел чести быть лично с ним знаком, но считаю, что он из тех людей, которых называют правед-никами», — сказал о нем Всеволод Янович Биркенфельд, экс-директор завода «ВЭФ», бывший член Президиума Вер-ховного Совета Латвийской ССР.
У каждого своя доля счастья. Вместо эпилога для книги «Карты на стол»
1997—1999 годы
Меня часто спрашивают: чем ты сейчас занимаешься?
Я отвечаю: «Моя жизнь так богата перекрестками, это да-ет мне основание думать: мне есть что сказать людям. Поэто-му предаюсь воспоминаниям. Пишу о себе. Четыре года я проработал над книгой на английском языке “Nationality Latvian? No, Jewish” («Национальность — латыш? Нет, ев-рей»). Это была реакция на преобладающие в нашем общест-ве настроения… Книга оканчивалась разделом «Карты на стол». В ее заключении сказано: «Я выложил на стол все свои карты — те, что биты, и те, что выиграли. Но моя жизнь не была карточной игрой. Это была борьба, в которой я пере-жил и горечь поражения, и сладость побед».
Сегодня я пишу книгу на латышском языке, не перевод английского варианта, потому что время оказалось лучшим редактором. Это видение человека, который не один раз ошибался, но и при самых крутых поворотах не терял своей позиции. Рассказ об инородце, который имел счастье в решающие моменты внести свой вклад в становление независимой Латвии.
Оглядываясь на прожитую длинную жизнь, могу сказать, что она научила меня считать самыми высокими ценностями:
в политике — ответственность и убеждение, что прави-тельство должно соблюдать закон, а не волю тех или иных личностей;
в национальных отношениях — терпимость и взаимо-уважение, которое зиждется на одинаковых правах;
в морали — сознание того, что человеческое братство сто-ит выше суверенитетов наций и что служение человеку — са-мое большое удовлетворение в жизни.
У каждого из нас своя доля счастья. Его нельзя выразить. Могу только дать совет: каждый раз обращай внимание на миг счастья в своей жизни. Говори себе о нем громко или ти-хо, лишь в сердце. И делись им с другими. Это обогатит тебя.

Из эпилога, не вошедшего в издание
на русском языке (не по вине автора)

Дорогие читатели! Моя книга состоит из двух частей. Первая — это размышления уходящего о светлых, радостных, но и тра-гических мгновениях длинного жизненного пути. Это рас-сказ о пережитом. Перефразируя название книги моего ку-мира Уинстона Черчилля, мне бы хотелось мою скромно на-звать «Трагедия и триумф», считая последним мои три зве-здных часа: 2 июня 1988 года, 24 декабря 1990 года и 15 мар-та 1991 года в Риге, Москве и Далласе (США). Это мой вклад в восстановление независимости Латвии.
А в промежутках я жил, работал, наслаждался счастьем быть с близкими мне людьми, с любимыми и единомышлен
ОСТАВШИЕСЯ МЫСЛИ, КОТОРЫЕ НЕ УЛОЖИЛИСЬ В ПРЕДЫДУЩИЕ ГЛАВЫ
никами. И это всю свою долгую жизнь. Спасибо Всевышне-му и тем людям, которые подарили мне радость и силу тру-диться и помогать ближнему.
Особенно благодарен я авторам предисловий к книге — видным европейским политикам, замечательным людям, за добрые слова и беспощадную правду (Уффе Эллеману-Енсе-ну, президенту Европейской либерально-демократической партии (ELDR), бывшему министру иностранных дел Дании и графу Хагену фон Ламбсдорфу, первому послу ФРГ в Лат-вии. — Э. Б.). Они вселяют в меня энергию посвятить свой скромный опыт на благо моей родины.
Вторая часть книги — своеобразное исполнение моего долга перед моим народом, жертвой страшной судьбы, кото-рая постигла в пору фашистской оккупации граждан Латвии иудейского происхождения. Это горькие слова о той ужас-ной године Холокоста, которая еще не нашла отражения в учебниках истории и буднях Латвии.
Цель дискуссий с защитниками и свидетелями происшед-шего в терзаемой сегодня национальными распрями Лат-вии — напомнить и предупредить: остановитесь! Это при-зыв к тем, кого история пока еще ничему не научила. Вторых Литене и Румбулы человечество не допустит!
Я говорю это, желая Латвии укрепления ее престижа в мире, процветания и безопасности, а также согласия между латышами, русскими, поляками, евреями — всеми людьми, которые, как и я, хотят быть равноправными строителями будущего этой чудесной страны — нашей маленькой красавицы на берегах Балтийского моря.
Мы ответственны за будущее.
Еще один эпилог (из архива)

Подводя итог моей книги и приложений к ней, я хотел бы отметить, что они основаны на моем убеждении, что ни не-нависть, ни недоверие, а взаимопонимание является крае-угольным камнем нормальных человеческих отношений. Я
ПРИЛОЖЕНИЯ
был счастлив прочитать в предисловии Уффе Эллемана-Ен-сена подтверждение моим словам: «Он стал глашатаем сдержанности и примирения» (выделено мной. — Э. Б.).
В военное время я пытался не наносить вреда пленным, даже если среди них были известные нацисты, как, напри-мер, сын архитектора Гитлера, которому я даже оказал по-мощь.
Обсуждая с моими оппонентами мое прошлое и выслу-шивая их грубые упреки в том, что в возрасте 22 лет я разва-ливал латвийскую армию, был агентом различных секретных служб и сверхантисемитом, еще большим, чем Адольф Шил-де, который выразил восторг, что Латвия «очищена от евре-ев», — я чувствую не гнев, а сожаление по поводу моих кол-лег, потому что опасаюсь, что такие волны ненависти угро-жают не только уцелевшим в Холокосте, но и могут нанести серьезный вред демократии в Латвии. Создание так называ-емого Национального фронта Латвии я считаю сигналом уг-розы независимости Латвии.
Я призываю к сдержанности, единству и консолидации во имя толерантности. И помнить о своей ответственности. Не только за прошлое, но и за будущее. Оно должно принадле-жать священным ценностям человеческой жизни — соци-альной справедливости и честности, состраданию и любви.
Три доктрины Маврика Вульфсона
Три доктрины, которые я всегда считал несокрушимыми:
— те, кто может, должны помогать тем, кто не может;
— все нации равноценны и равноправны и
— фашизм ужаснее и несправедливее, чем коммунизм.

Последнее убеждение мне не так легко объяснить, потому что моя семья оставила в сталинском ГУЛАГе 20 своих чле-нов. В моих глазах олицетворением фашизма является Ос-венцим, а коммунизма — ГУЛАГ.
Я осуждаю любой агрессивный национализм. Даже если его проповедуют представители моего народа, высказывая презрение к другому народу.


БИБЛИОГРАФИЯ

Важнейшие труды Маврика Вульфсона
100 дней, которые разрушили мир: Из истории тайной дипломатии, 1939—1940. Рига, [2000].
Карты на стол. [Рига], 1999.
* * *
100 days that destroyed the peace: Baltic fates with a view on WW2. Riga, 2002.
100 dienas, kas p;rv;rta pasauli: No slepen;s diplom;tijas v;stures, 1939—1940. R., 2000.
Baltische Schicksale mit Blick auf den Zweiten Weltkrieg. Riga, 2002.
Es m;lu Latviju: Latvijas M;kslas akad;mijas studenti — izaicin;jums, domas un darbi / [Projekta aut. M. Vulfsons]. [R.], 2000.
K;rtis uz galda! R., 1997.
Nationality Latvian? No, Jewish: Cards on the table. Riga, 1998.
Pieci stari. R., 1964. (Pseid. M. Vilks).
* * *
Латвия по дороге в Европу: Доклад на международном симпозиуме «WEST-OST: EC на пороге пополнения». Берн, 2003.
Что нужно перенять у Европы? Осторожные советы: Цикл  лекций / Латвийская академия художеств. Рига, 2003.
 

Маврик Вульфсон. Публикации в латвийской прессе. 1989—2005
Информация из «Аналитической базы данных национальной библиографии: сведения о статьях в периодике» Латвийской национальной библиотеки
Аузиньш М. Созидатели и разрушители: [Об интеллигенции: беседа с журналистом-международником Мавриком Вульфсоном] // Бал-тийские берега. 2004. № 1. С. 19.

Березовская А. Маврик Вульфсон мечтает о диктатуре: о диктатуре этики: [Беседа с историком, политологом, проф.] // Телеграф. 2002. 21 янв. С. 5.
Березовская А. Умер Маврик Вульфсон: [Памяти полит. и обществ. деятеля (1918—2004)] // Телеграф. 2004. 9 марта. С. 3.
Березовская А.,
 Элкин А. Вступление в Евросоюз будет выгодно всем жителям Латвии — и гражданам, и негражданам: [Беседа с назави-симым экспертом в обл. междунар. политики М. Вульфсоном] // СМ-сегодня. 1994. 20 окт.
Бернале Э Вульфсон, который «убил» Советскую Латвию: [О политологе Маврике Вульфсоне] // СМ-сегодня. 1996. 12 июня.

Биксон Г. Новая нота в «еврейской теме»: [В связи со ст. Иевы Лешински «Сколько лучей у звезды Маврика Вульфсона? “Ригас лайкс” изучает статьи Маврика Вульфсона» в журн. “R;gas Laiks”.Nr.7] // СМ. 1996. 15 авг.
Боярc Ю. «Особых иллюзий насчет съезда нет»: [Рассказывают нар. де-путаты СССР из Латвии: К Четвертому Съезду народных депутатов СССР в Москве, 17—27 дек.] / Юрис Боярc, Яниc Луцанс, Маврик Вульфсон; зап. Янис Римшанс // Ригас балсс. 1990. 14 дек. С. 1, 3.
Брамника-Вульфсоне Э. Белла Дижур: «Юрмала — край моих очарова-ний»: [о встрече журналиста и политолога Маврика Вульфсона с пи-сательницей Б. Дижур в Нью-Йорке] // Телеграф. 2003. 25 июля. С. 17.
Воронцов А. «Я хороший латыш и неплохой еврей»: [Беседа с депута-том Верхов. Совета Латв. Респ. М. Вульфсоном] // СМ-сегодня. 1993. 19 февр.
Вульфсон М. А наша страна не согласна. Странно... : [В связи с голосо-ванием Латвии в ООН по резолюции с осуждением отказа США присоединиться к соглашению о прекращении ядер. испытаний] // Республика. 1999. 11 нояб. С. 2.
Вульфсон М. «Давно мы с тобою рассталися...» // СМ. 1997. 26 нояб. С. [8].
Вульфсон М. Европа ищет свое лицо: [В связи с решением саммита стран Европ. союза о создании высококачеств. контингента во-оруж. сил Европ. союза] // Республика. 1999. 8 дек. С. 2.
Вульфсон М. Заметки на полях: [О полит. ситуации в стране] // Диена. 1995. 2 февр.
Вульфсон М. И помнит мир спасенный... А Латвия?: Победе над фа-шизмом 55 лет // Республика. 2000. 9 мая. С. 2.
Вульфсон М. Контекст исторический, контекст политический: [О межнац. культ. связях в Латвии] // Театр (Москва). 1990. № 9. С. 28—31.
Вульфсон М. Косово — тупик или лабиринт: [О воен. акции НАТО на Балканах и ее последствиях] // Республика. 1999. 9 сент. С. 2.
Вульфсон М. Мадлен Олбрайт: «Россия — не Советский Союз, она ста-ла другой...»: В сенате США проходят слушания по расширению НАТО // СМ. 1997. 15 окт. С. 2.
Вульфсон М. НАТО—50. Quo vadis?: [О войне в Косово (Югосла-вия)] // Панорама Латвии. 1999. 7 апр. С. 5.
Вульфсон М. Натовский зонтик и безопасность Балтии: [В связи с рас-ширением НАТО] // Диена. 1997. 23 апр.
Вульфсон М. Не дать взойти ядовитым росткам прошлого: 55 лет тра-гедии в Румбуле // СМ. 1996. 29 нояб.
Вульфсон М. Несколько вопросов: [О необходимости изменить меру пресечения Александру Лавенту] // СМ-сегодня. 1996. 16 янв.
Вульфсон М. Об [экономической] ситуации в Латвии: [Ст. посла по особым поручениям Латв. Респ. в Западной Европе М. Вульфсо-на // Вестник иностранной информации ТАСС о нашей стране: Мир и мы (Москва). 1992. 26 февр. С. 2—3.
Вульфсон М. Опасен не первый день падения акций, а второй... : [В связи с трудной ситуацией президента США Билла Клинтона и внешней политикой США] // Республика. 1998. 25 авг. С. 5.
Вульфсон М. Перед выборами... : [О выборах в бундестаг Германии] // Республика. 1998. 18 авг. С. 5.
Вульфсон М. По европейскому ли нам пути?: [В связи с ориентацией партий европ. государств] // Республика. 1998. 3 авг. С. 5.
Вульфсон М. «Прекрасная жизнь» — предупреждение миру: [Об итал. фильме о Холокосте “La vita e bella” («Прекрасная жизнь»): Реж. Роберто Бенини] // СМ. 1998. 9 дек. С. 5.
Вульфсон М. Пряники по обе стороны Ла-Манша: [О политике «третьего пути» в Великобритании и Франции] // Республика. 1999. 7 окт. С. 2.
Вульфсон М. Сила примирения // Ригас балсс. 1998. 3 нояб.
Вульфсон М. Старые достоинства — новые ценности: [Беседа с экс-канцлером ФРГ Г. Шмидтом] // Диена. 1999. 3 сент. С. 2.
Вульфсон М. Старым светом правят левые: [О правящих партиях в ев-роп. правительствах] // СМ. 1998. 2 нояб. С. 2.
Вульфсон М. Страсти вокруг НАТО: [Коммент. к размышлениям «Влияние вокруг НАТО» в газ. “Washington Post” 31 авг.] // СМ 1997. 11 сент. С. 2.
Вульфсон М. Сыр-бор в атлантическом семействе: [В связи с отклоне-нием сената США предложения правительства ратифицировать междунар. соглашение о прекращении всех испытаний ядер. во-оружений] // Республика. 1999. 5 нояб. С. 2.
Вульфсон М. Точки отсчета: [В связи со ст. К. Каулиньша «Балтия в го-рячей точке конфликта интересов Запада и России», 14 марта] // Диена. 1994. 25 марта.
Вульфсон М. Тревожные дилеммы России: [В связи с полит. и фин. си-туацией] // Республика. 1998. 17 сент. С. 6.
Вульфсон М. Фиаско западной десятилетки в России? : [В связи с фин. кризисом в России] // Республика. 1998. 28 авг. С. 4.
Вульфсон М. Человек, видевший секретные протоколы: [Отрывок из кн. «Карты на стол»] // Диена. 1999. 23 авг. С. 2.
Вульфсон М. Чемпион баскетбола на старте в Белый дом: [О встрече с избирателями канд. на пост президента США Альберта Гора и Билла Брэдли] // Республика. 1999. 13 окт. С. 2.
Вульфсон М. «Я возложил цветы...»: [в связи с празднованием Дня ла-тыш. воина 16 марта] // Республика. 1999. 17 марта. С. 3.
Гильман А. Маврик Вульфсон: тогда я был так наивен...: 21 июля 1940 г. была образована Латвийская ССР // СМ. 1998. 21 июля. С. [1], 3.
Гуревич М. «...Через эту пропасть перейти можно»: [Беседа с полити-ком, депутатом Верхов. Совета Латв. Респ. М. Вульфсоном] // ПЛ плюс. 1993. 2 янв.
Дименштейн И. «Это было чересчур прекрасно...»: [Беседа с б. зам. ре-дактора газ. «Ригас балсс», политологом М. Вульфсоном] // Ригас балсс. 2001. 12 янв. С. 7.
Дубровский В. «Я не следую примеру тех, кто отвергает свое прошлое»: [Беседа с политиком, преп. М. Вульфсоном] // Панорама Латвии. 1999. 25 сент. С. [1], 3.
Есть даты и памятные дни, способные разделить народ: [О мероприя-тиях Дня памяти латыш. воинов 16 марта] / в тексте рассказывают Валерий Роде, политолог Маврик Вульфсон, поэт Марис Чак-лайс // Панорама Латвии. 1999. 17 марта. С. [1]—2.
Жданова Д. И марш Мендельсона // СМ. 1997. 26 нояб. С. [8].
Жданок Т. «Господин Вульфсон, у...» : [Беседа с депутатами Верхов. Совета СССР] / Маврик Вульфсон, Илмар Бишер, Марина Косте-нецкая // Единство. 1989. 17 нояб.
[К подготовке к выборам народных депутатов СССР]: [Ст.: Беседы с канд. в депутаты]. Содерж.: «Сил у меня хватит...» / Арнольд Клау-цен; Зап. Андрей Майданов. «...И все поставить на свои места!» / Анатолий Белайчук; Зап. Евгений Полов. «Закон превыше всего! / Янис Дзенитис; Зап. Евгений Мешков, Евгений Орлов. «Суверени-тет прежде всего» / Маврик Вульфсон; Зап. Андрей Дозорцев // Со-ветская молодежь. 1989. 5, 22, 27, 29 апр.
Кисис Н. «Нельзя идти в Европу, не умея сострадать»: [Беседа с поли-тологом, проф. Латв. акад. художеств М. Вульфсоном] // Диена. 1998. 13 янв. С. 6.
Коваль Л. Удар: [Памяти подруги политолога Маврика Вульфсона Марии Забежинской] // СМ-сегодня. 1996. 23 марта.
Мон И. Маврик и Эмма — знаменитая пара: [Беседа с полит. и об-ществ. деятелем М. Вульфсоном и его супругой журн. Э. Брам-ник] // Мир сегодня. 1998. 2/8 июня. С. [11]. (Прил. «Телескоп». № 22).
Николаев С. Вульфсон задает вопросы. И сам на них отвечает: [В свя-зи с презентацией кн. «Балтийские судьбы в свете Второй мировой войны»: Рассказывает авт. кн.] // Час 2002. 17 апр. С. 2.
Николаев С. Маврик Вульфсон приглашает Латвию в соавторы / Час. 2003. 17 янв. 2003. С. 4.
Николаев С. «Не Сталин, а Гитлер предложил захватить Балтию»: [В связи с презентацией кн. «100 дней, которые разрушили мир» в Акад. художеств: Беседа с авт. кн. М. Вульфсоном] // Час. 2000. 21 дек. С. 2.
[Об отношениях с СССР]: [Ст.] Содерж.: Точка зрения парламента: [Пред. Комис.по иностр. делам Верхов. Совета Латв. Респ.] / Мав-рик Вульфсон. Точка зрения правительства: [Зам. министра иностр. дел Латв. Респ.] / Мартиньш Вирсис. Наши отношения с СССР: [Пред. фракции НФЛ в Верхов. Совете Латв. Респ.] / Янис Диневич. // Диена. 1990. 27 нояб.
Павук О., Зубков Ю. Одиссея Лавента: [О пресс-конф. пред. Комис. Сейма по делам нац. безопасности Одиссея Костанды и политика Маврика Вульфсона по итогам встречи с б. пред. наблюдат. совета Banka Baltija Александром Лавентом] //  Бизнес & Балтия. 1996. 16 янв.
Петерсон В. Верный партии и жене: Самые популярные молодоже-ны — [журналист] Эмма Брамник и [политик] Маврик Вульф-сон // Диена. 1998. 2 янв. С. 10. (Прил. «ТВ. Досуг»).
Петропавловская А. «Нам нужна Европа в Латвии»: [Беседа с зав. междунар. связями Партии нар. согласия М. Вульфсоном] // СМ-сегодня. 1995. 29 сент.
Подберезина Е. Маврик Вульфсон: «Закон не должен ожесточать лю-дей»: [Политик о языковой политике] // Ригас балсс. 1997. 1 дек. С. 14.
Римшанс Я. «…Это не значит, что я согнулся»: Навстречу повторным выборам 14 мая: [Инт. с Мавриком Вульфсоном] // Ригас балсс. 1989. 12 мая. С. 2.
Розитис О. Вульфсон рассказывает о себе в немецкой газете // Диена. 1995. 10 нояб.
Сорокин А. «Горбачев и Прибалтика на одной чаше весов»: [Беседа с участником латв. делегации на переговорах в Москве, чл. комис. Верхов. Совета СССР по разработке закона о механизме выхода из СССР М. Вульфсоном] // Курьер. 1990. Апр.
Сашанс Г., Марков В. Метаморфозы Маврика Вульфсона: [О пред. Ко-мис. Верхов. Совета Латв. Респ. по иностр. делам] // Советская Лат-вия. 1991. 9 апр.
Спор [депутатов Верховного Совета Латвии]: Ю. Боярс — М. Вульф-сон / [С крат. сведениями об авт. и рубрике «По страницам латыш-ской прессы»: Из газ. “Neatkar;g; C;;a”. 1992. 25 сент.] Пер.: Миха-ил Афремович; Содерж.: Лжепророки в контексте имперской стратегии // Даугава. 1993. № 1. С. 103—106.
Филлер Г. Маврику Вульфсону: Эпиграмма // Панорама Латвии. 2001. 2 марта С. 7.
Фролова Г. Разные праздники Маврика: [Беседа с политологом, исто-риком, проф. Латв. акад. художеств: В связи с 85-летием со дня рождения] // Суббота. 2003. 17—23 янв. С. 10—11.
Элкин А. 17 июня — вычеркнуть!: [О кн. Маврика Вульфсона «100 дней, которые разрушили мир»: В связи с секрет. протоколами к пакту Молотова—Риббентропа от 23 авг. 1939 года] // Вести сего-дня. 2000. 7 сент. С. 2.
Элкин А. «Бью себя безжалостно»: Исповедь Маврика Вулфсона // СМ. 1997. 17 июня.
Элкин А. Маврик Вульфсон: «Для властей я перестал существовать»: Какой он хотел видеть Латвию // СМ. 1997. 7 апр.
Элкин А. Маврик Вульфсон. «Мы можем стать банкротами!»: [о вступлении Латвии в НАТО: беседа с политиком, проф.] // Вести сегодня. 2002. 15 марта. С. 6.
Эмина-Брамник Э. Пол Гоубл. Просто гость: [О встрече амер. полити-ка Пола Гоубла с политиком Мавриком Вульфсоном] / В тексте рассказывает П. Гоубл // СМ. 1997. 19 нояб. С. 5.
* * *
;bolti;; J. Aizg;jis Mavriks Vulfsons: [Publicista, politisk; darbin. (1918—2004) piemi;ai] // R;gas Balss. 2004. 9. marts. 3. lpp.
Ar dom;m par noieto un ejamo dz;vi: ;odien, 16. janv., 85. m;;a gadsk;rt; tiek godin;ts publicists Mavriks Vulfsons: [Sakar; ar Latvijas M;kslas akad. prof., Triju Zvaig;;u orde;a komandiera 85. dz. d.] // Latvijas V;stnesis. 2003. 16. janv. [1.] lpp.
Ar;ja D. Miris Mavriks Vulfsons: [Politologa, v;sturnieka, publicista, Latvijas M;kslas akad. prof. piemi;ai (1918—2004)] // Diena. 2004.
9. marts. [1.], 4. lpp.
;rs G., Paparde I. V;las pan;kt Molotova—Ribentropa pakta atz;;anu par sp;k; neeso;u: [Par Krievijas Valsts domes s;d; izskat;mo pazi;oj. projektu “Par 1939. gada padomju un V;cijas l;guma par neuzbruk-;anu un t; papildprotokolu politisko un tiesisko nov;rt;jumu”] // Neatkar;g; R;ta Av;ze. 2002. 28. sept. [1.], 7. lpp.
Atkl;t; v;stule “Dienai”: [Par antisem;tisma izpausm;m Latv.: Atbildes uz laikr. red. jaut.] — Paraksts: Mavriks Vulfsons // Diena. 1994.
11. j;n. 2. lpp. (T. p. kr. laikr. «Диена»).
Avoti;; V. Dienas, kad dal;ja p;r;gu: [Par Mavrika Vulfsona gr;m. “100 dienas, kas p;rv;rta pasauli (No slepen;s diplom;tijas v;stures, 1939—1940)”] // Neatkar;g; R;ta Av;ze. 2001. 17. janv. 10. lpp.
Barik;;u organiz;t;ji nav zaud;ju;i neatkar;bas ide;lus: [Par 1991. g. janv. notikumiem R;g;] / Tekst; st;sta notikumu dal;bn. Dainis ;v;ns, Romualds Ra;uks, Mavriks Vulfsons, Elita Veidemane, Sandra Kalniete un Marina Koste;ecka // Vakara Zi;as. 1999. 13. janv. 12.—13. lpp.
Benfelde S. Paties;bas valdzin;jums: [Par Annas Seiles memu;ru “Annas burtn;ci;as: dienasgr;matas, atmi;as, dokumenti” 1. gr;m. “Br;v;bu Latvijai” (R;ga, 1997), Ingas Utenas gr;m. “Cilv;ks Godmanis” (R;ga, 1997), Mavrika Vulfsona gr;m. “K;rtis uz galda!” (R;ga, 1997), Ar;a Terzena polit. rom;na “Augst;k; l;ga” 1. gr;m. “Visapk;rt tikai m;s;jie” (R;ga, 1997) un interviju un dokumentu apkopojuma “Premjera 596 dienas. Runas, to atbalsis, intervijas, priv;tdz;ve” 1., 2. gr;m. “Ne;rtais Andris ;;;le” un “Premjera Andra ;;;les otr; elpa” (R // Gr;matu Apskats. 1998. Nr. 2. 11.—12. lpp.
Bergmanis A. Mavrika Vulfsona politiskie l;klo;i: [Sakar; ar politol. apgalvojumu par Latv. past;vo;o antisem;tismu] // Atmoda Atp;tai. 1994. 15. j;n. 6. lpp.
Bern;ts A. Le;end;rajam Mavrikam Vulfsonam — 85! : [Par ;urn.] / Andris Bern;ts; tekst; st;sta M.Vulfsons // Priv;t; Dz;ve. 2002. 7./13. janv.). [32.] —33. lpp.
Biez; L. Mavrika Vulfsona dz;ve bijusi raiba k; dze;a v;ders: M. Vulfso-nam — 85: [Par politologu, v;sturnieku, publicistu, Latvijas M;kslas akad. prof.: Sakar; ar 85. dz. d.] / Liene Biez;; tekst; st;sta
M. Vulfsons // Vakara Av;ze Vakara Zi;as. 2003. 14. janv. 6.—7. lpp.
Boj;re I. ;rlietu resori atskait;s AP: [Sakar; ar Latvijas ;rpolitikas koncep-cijas izveidi] / Tekst; st;sta LR AP ;rlietu komis. bij. un jaunais priek;s;d. Mavriks Vulfsons un LR AP dep. Indulis B;rzi;;, Juris Boj;rs // Diena. 1992. 15. janv. [1.] lpp. (T. p. kr. laikr. «Диена» 16. janv.).
Boj;rs J. “;pa;u il;ziju par kongresu nav”: [St;sta PSRS tautas dep. no Latvijas : Sakar; ar PSRS Tautas deput;tu ceturto kongresu Maskav;, 17.—27. decembris] / Juris Boj;rs, J;nis Luc;ns, Mavriks Vulfsons; Pierakst. J;nis Rim;;ns // R;gas Balss. 1990. 14. dec., 1., 3. lpp.
Bram;ika-Vulfsone E. Asto;i laimes gadi ar Mavriku Vulfsonu: [Par priv;-to dz;vi: st;sta ;urn;liste, politologa, v;sturnieka (1918—2004) dz;ves-biedre] / Emma Bram;ika-Vulfsone; pierakst. Dita Degtere // Priv;t; Dz;ve. 2004. 16./22. nov.). 33.—[35.] lpp.
Coleman N. Latvia remembers fight for freedom: [Sakar; ar 1991. g. janv. barik;;u atceres 10. gadad. Latvij;] tekst; st;sta publiciste Marina Koste;ecka un politi;is Mavriks Vulfsons // The Baltic Times. 2001. 18./24. janv. 18. lpp.
Dauk;te A., Orlovs E. Atjaunotajai Latvijas Republikai asto;i gadi. R;gas Balss. 1998. 4. maijs. 10. lpp. (T. p. kr. laikr. «Ригас Балсс»).
Dimants A. Maskavas laiks R;g; — nepareizs laiks nepareiz; viet;: [Sakar; ar Mavrika Vulfsona rakstu “P;rdomas par piec;m min;t;m”
11. febr.] // Diena. 1994. 12. febr. 2. lpp. (T. P. kr. laikr. «Диена»).
Dimants A. Pieci “l;zuma arhitekti” no Latvijas: vai ar; turpm;k b;sim konkur;tsp;j;gi Austrumeirop;? // Diena. 1993. 27. maijs. 2. lpp. (T. p. kr. laikr. «Диена»).
Dimen;teins I. Ebreju emigr;cija: kur sl;pjas c;lo;i: [Sakar; ar ebreju kopienas skaitlisko samazin;;anos Latvij;] / Tekst; saruna ar Saeimas dep. Rutu Marja;u, politol. Mavriku Vulfsonu, ped. Grigoriju Biksonu un ;bramu Kleckinu, R;gas ebreju kopienas kult. centra darbin. Viktoriju Gubatovu, R;gas ebreju kopienas vad. Grigoriju Krup-;ikovu // R;gas Balss. 1998. 9. okt. 5. lpp. (T. p. kr. laikr. «Ригас Балсс»).
Divas spogu;a dienas: [St;sta kongr. deleg;ti: Sakar; ar Latvijas Tautas frontes II kongr. R;g; (7.—8. okt.)] / Rolands Kalni;;, Mavriks Vulf-sons, M;ris ;irsons [u.c.]; Pierakst. Arnis ;ablovskis // Padomju Jau-natne. 1989. 11. okt.
Ezergailis A. Ne;;l;ga gadsimta sadrag;ts ego: [Par Mavrika Vulfsona gr;m. “100 dienas, kas p;rv;rta pasauli: no slepen;s diplom;tijas v;s-tures, 1939/1940” (R;ga, 2000)] // Jaun; Gaita (Toronto). 47. gadag;j. Nr. 3. (2002. sept.). 57.—58. lpp.
Ezergailis A. Prezidents Izrael;: Ulmanis, Vulfsons un Zurofs: [Sakar; ar
G. Ulma;a runu Izrael; un M.Vulfsona un E. Zurofa izteikumiem]; ;;va tie, kas ;;va. // Laiks (;ujorka). 1998. 21. marts. 12. lpp.
Ezergailis A. Prezidents Izra;l;: [Guntis] Ulmanis, [Mavriks] Vulfsons un [Efraims] Zurofs: [Sakar; ar Latvijas prezidenta Gunta Ulma;a runu Izra;l;] // Jaun; Av;ze. 1998. 4. marts. 2. lpp.
Ezergailis A. “Vulk;na izrauts tuk;ums...”: Vulfsons bez draugiem // Br;v; Latvija (Londona). 1997. 13./19., 20./26. sept. 4. lpp.
Ezergailis A. Vulfsons bez draugiem: [Par Mavrika Vulfsona gr;m. “K;rtis uz galda: divdesmit; gadsimta gr;ks;dze” (R;ga, 1997)] // Laiks (;u-jorka). 1997. 9. aug. 7. lpp.
Ezergailis A. Varo;a tre;ais kritiens: Hum;nistiska saruna ar Mavriku Vulfsonu: [Par polit. darbin.] // Atmoda Atp;tai. 1994. 17., 21. sept.
9. lpp.; 24. sept. 8. lpp.
Ezergailis A. Sta;inietis p;c formas, revizionists p;c satura: [Par holokaus-tu Latv.: Sakar; ar Mavrika Vulfsona rakstu «K;rtis uz galda»,
14. sept.] // Neatkar;g; C;;a.1994. 16. nov.
Ezergailis A. Varo;a tre;ais kritiens: Hum;nistiska saruna ar Mavriku Vulfsonu: [Par polit. darbin.] // Atmoda Atp;tai. 1994. 17. sept. 9. lpp. (Turp. seko).
Godmanis I. Viedajam aizejot: [Politologa, v;sturnieka, publicista, Lat-vijas M;kslas akad. prof. Mavrika Vulfsona (1918—2004) piemi;ai] // Forums. Nr. 11. (2004. 12./19. marts). 5. lpp.
Gordons F. Kad [J;nis] Jurk;ns noliedz [Mavriku] Vulfsonu: v;rojumi un p;rdomas [par situ;ciju Latvij;] // Laiks (;ujorka). 2000. 24. j;n. 12. lpp.
Gordons F. Vilks spalvu met: [Par politisko darbin. Mavriku Vulfsonu] // Jaun; Gaita (Toronto). 1999. Nr. 218. 42.—43., 58. lpp.
Hermanis E. Ebrejus ;;va da;;du taut;bu slepkavas: Atkl;ta v;stule [;brama] Kleckina, [Gun;ra] Meierovica un [Mavrika] Vulfsona kungiem // Lauku Av;ze. 1998. 21. maijs. 27. lpp.
Hermanis V. Pie;;irs Mavrika Vulfsona balvu: [Par sabiedriska darbin. un publicista (1918—2004) piemi;as pas;kumu R;gas Dom;] // Neatka-r;g; R;ta Av;ze Latvijai. Nr. 7. (2005. 10. janv.). 6. lpp.
Hermanis V. Mavrikam Vulfsonam aizejot: [Publicista, politisk; darbin. (1918—2004) piemi;ai] // Neatkar;g; R;ta Av;ze. Nr. 58. (2004.
9. marts). [1.], 4. lpp.
Hermanis V. Ar; [Mihails] Gorba;ovs sveic [Mavriku] Vulfsonu 80 gadu jubilej;: [Sakar; ar bij. PSRS prezidenta apsveikumu politol.] // Neatkar;g; R;ta Av;ze. 1998. 8. janv. [1.] lpp.
Jansson E. The man who set history free for Latvia: [Par poliologu, v;s-turnieku, publicistu Mavriku Vulfsonu (1918—2003)] / // The Baltic Times. Vol. 9. Nr. 399. (2004. 18./24. marts). 20. lpp.
Jurk;ns J. Ardievu, skolot;j...: [Publicista, politisk; darbin. Mavrika Vulfsona (1918—2004) piemi;ai] // Neatkar;g; R;ta Av;ze. Nr. 60. (2004. 11. marts). 12. lpp.
Kailais cilv;ks inform;cijas pl;dos: [Par kult. darbin., masu mediju p;rst;vju, uz;;m;ju un a/s “Lattelekom” vad;t;ju diskus.] / P;teris La;is, Gun;rs Slavinskis, Ivars Spri;;is, Anita Lei;kalne, Mavriks Vulfsons, Guntis B;rzi;;, Gundars Strautmanis, J;nis ;kapars, Dzintris Kol;ts, Vit;lijs Skr;velis, Raitis Vilci;; // Literat;ra. M;ksla. M;s. 1998. 10./17. dec. 2. —3. lpp.
K;posti;a M. Latvie;i labpr;t ieg;d;jas valstsv;ru memu;rus: [Par Latvijas politi;u un sabiedr. darbin. gr;m.] // Vakara Zi;as. 1997. 26. sept.
2. lpp.
K;rtis uz galda! — ;oreiz l;dzgaitnieku: [Sakar; ar politol. un Latvijas M;kslas akad. pasniedz;ja Mavrika Vulfsona 80. dz. d.: St;sta politi;i un izgl. darbin.] / Nikolajs Neilands, Eduards Berklavs, J;nis Freimanis, Georgs Arbatovs, Zigurds Zuze // Neatkar;g; R;ta Av;ze. 1998. 7. janv. 5. lpp.
Kondr;ts ;. Cilv;ks, kas “nogalin;ja padomju Latviju”: [par politologa, v;sturnieka, pedagoga Mavrika Vulfsona (1918—2004) piemi;as izst;-di “Atdzim;ana 1988—2004” R;gas Dom;] / Tekst; st;sta Latvijas Tautas frontes bij. l;deris Dainis ;v;ns // Latvijas Av;ze. Nr. 8. (2005.
10. janv.). 4. lpp.
Kondr;ts ;. Miris laikmeta liecinieks: [Politologa, v;sturnieka, publicista, Latvijas M;kslas akad. prof. Mavrika Vulfsona (1918—2004) pie-mi;ai] / Tekst; st;sta bij. ;urn;lists Edv;ns Ink;ns, bij. LPSR Augst. Padomes priek;s;d. Anatolijs Gorbunovs, a;ent;ras “LETA” Tulk. grupas vad. Anatolijs K;ns // Latvijas Av;ze. Nr. 68. (2004. 9. marts).
2. lpp. Krauklis J. Cien;jamais Vulfsona kungs!: V;stule // Jaun; Av;ze. 1998.
5. marts. 2. lpp. Krauklis J. V;stule Mavrikam Vulfsonam: [No laikr. “Jaun; Av;ze” (R;ga)] // Latvija Amerik; (Toronto. 1998. 4. apr. 12. lpp.
Ku;banska G. L;vu krasta senatn;gie nami: [Par Kurzemes j;rmalas zemes priv;t;pa;niekiem] // Priv;t; Dz;ve. Nr. 39. (2003. 30. sept. /
6. okt.). 20.—21. lpp.
Kuzmina I. Tautas fronte k;;st par le;endu: [Sakar; ar LTF desmitgades jub. pas;kumu R;g;] / Tekst; st;sta J;nis Lagzdi;;, J;nis Stradi;;, J;nis ;kapars, Bro;islavs Ru;s, Guntis Ulmanis, Dainis ;v;ns, Mavriks Vulfsons, Andris Gr;tups // Lauku Av;ze. 1998. 13. okt. 7. lpp.
Latvija un ;rlietas. Partiju sol;jumi: [Uz laikr. red. jaut. atbild partiju p;rst;vji] / Vaira Paegle, M;ris Gr;nblats, Valdis Birkavs, Viesturs Pauls Karnups, Antonijs Zunda, Mavriks Vulfsons, Andris Ameriks, Silvija Dreimane, Aivars Kreituss // Diena. 1998. 11.—12. sept. 2.,
12. lpp. (T. p. kr. laikr. «Диена»).
Latvijas ;ibeles ar kara noziedzniekiem: [V;sturn., LR Saeimas Cilv;kties;bu un sabiedr. lietu komis. priek;s;d., Latvijas ;rpolitikas
instit. direkt. atbildes uz jaut., saist;tiem ar Latvijas iedz;vot;ju l;dz-vain;bu kara noziegumos] / Mavriks Vulfsons, Ilga Kreituse, Antons Seiksts, Atis Leji;; // Vakara Av;ze Vakara Zi;as. 2000. 8. janv. 5. lpp. Libermanis G. LB [Latvijas Bankas] vad;bas d;vain; lo;ika: [Par naudas un kred;ta politiku] / G.Libermanis, M.Vulfsons // R;gas Balss. 1992.
21. dec. 2. lpp. (T. p. krievu laikr. «Ригас балсс»).
Libermanis G. J;m;ca tautai taisn;bas ;bece: [Par «Latvijas ce;a” vald. ekon. polit.] / Georgs Libermanis, Mavriks Vulfsons // Diena. 1994.
18. aug. (T. p. kr. laikr. «Диена»).
Lo;mele N. Ebreju kopiena nepiekr;t Vulfsona atzi;ai par antisem;tismu: [Sakar; ar sabiedr. darbin. Mavrika Vulfsona interviju Latvijas TV] // Diena. 2000. 19. febr. 4. lpp.
Lo;mele N. A;ents vai upuris? V;l;t;ji lems: [Par dep. kand. iesp;jamo sadarb. ar PSRS Valsts Dro;;bas komit.] / Tekst; st;sta dep. kand. Mavriks Vulfsons, Juris Za;is, Maija Tabaka, Juris Celmi;; un L;ga Kr;mi;a // Diena. 1995. 17. aug. (T. p. kr. laikr. «Диена»).
Maijers F. Skats n;kotn; no Hamburgas: [Saruna ar Hamburgas (V;cija) ned. izd. “Der Spiegel” Austrumeiropas probl. nod. vad., vec. polit. koment. F. Maijeru] / Pierakst. Mavriks Vulfsons // Jaun; Av;ze. 2001.
28. j;l./3. aug. 12. lpp.
Mavriks Vulfsons jubil;rs / O. C. // Br;v; Latvija (Londona). Nr. 5. (2003. 1./7. febr.). 4. lpp. (T. p. laikr. “Laiks”. (;ujorka). Nr. 5 (2003. 1./7. febr.). 10. lpp.
[Mavriks Vulfsons]: [Politi;is, ;urn;lists (1918—2004): nekrologs]. / Paraksts: Latvijas M;kslas akad. // Diena. Nr. 59. (2004. 10. marts).
5. lpp.
Meierovics G. Paties;ba ir tikai bezkaisl;gos faktos: [Par Latvijas pag;tnes izv;rt;jumu: Saruna ar bij. Saeimas dep. G. Meierovicu un politol. M.Vulfsonu] / Gun;rs Meierovics, Mavriks Vulfsons // Lauku Av;ze. 1998. 5. maijs. 6.—7. lpp.
M;s tiekam p;rm;c;ti sav; vienot;b; un cilv;c;b;: [Sakar; ar notiku;o terora aktu ASV: V;sturn., LR Iek;lietu min. Valsts sekret;ra, pub-licista un m;ksl. viedoklis] / Ilga Kreituse, Andris Staris, Mavriks Vulfsons, D;emma Skulme // R;gas Balss. 2001. 12. sept. 2. lpp.
M;;;b; aizg;jis Mavriks Vulfsons: [Publicists, politiskais darbin. (1918— 2004): nekrologs] // Latvijas V;stnesis. Nr. 37. (2004. 9. marts). 5. lpp. M;;;b; aizg;jis [sabiedriski politiskais darbinieks] Mavriks Vulfsons [1918— 2004] // Br;v; Latvija (Londona). Nr. 10. (2004. 13./19. marts). 3. lpp.
(T. p. laikr. “Laiks” (;ujorka). Nr. 10. (2004. 13./19. marts). 9. lpp.
Neatkar;ba: tas ir liel;kais guvums tautai un valstij: [Par Latvijas ZA konf. “4. maija Deklar;cija: juridiskie un v;sturiski politiskie aspekti”.
Saturs: 4. maiju var likt l;dz;s 18. novembrim: [Latvijas ZA prezidenta ievadv;rdi] / J;nis Stradi;;. Latvija ir nopietnas izv;les priek;;: [LR Saeimas priek;s;d. biedra runa] / Indulis B;rzi;;. Kompartijas reakci-ja p;c LTF uzvaras v;l;;an;s un Deklar;cijas sagatavo;anas un pie;em;anas laik;: [LU ;. “Latvijas V;sture” galv. red. runa] / ;ubova Z;le. 4. maija Deklar;cijas juridiskais saturs un politisk; noz;me: [Satversms tiesas tiesne;a zi;oj.] / Rom;ns Aps;tis. Latvijas neatkar;bas atjauno;anas pras;bas da;os pirms 1990. gada 4. maija dokumentos: [Ref.] / D;trihs Andrejs L;bers. 4. maijs ;odienas skat;jum;: ieguvumi un zaud;jumi: [Ref.] / Maija K;le. Kad kauli;i bija mesti. Skats no trimdas: [Ref.] / Oj;rs Celle. M;su garais un gr;-tais ce;; uz br;v;bu: [Ref.] / Mavriks Vulfsons // Latvijas V;stnesis. 1999. 4. maijs. [1.], 6. lpp.; 5. maijs. 2.—3. lpp.
Nevar staig;t ar aizv;rt;m ac;m: [Par LTF Domes s;di: PSRS AP dep. runu izkl.] / J;nis Luc;ns, Mavriks Vulfsons; Materi;lu sagat. Iveta B;rzi;a // Padomju Jaunatne. 1989. 10. nov.
Ozoli;; B. Tur;sim k;rtis virs galda, Vulfsona kungs! Jebkur; sp;l;: [Sakar; ar M. Vulfsona rakstu “K;rtis uz galda. Sp;l;sim durakus?”
19. aug.] // Diena. 1997. 1. sept. 2. lpp. Par apbalvo;anu ar Triju Zvaig;;u ordeni: Triju Zvaig;;u orde;a Domes pazi;oj. // Latvijas V;stnesis. 2000. 23. febr. [1.] lpp.
Par kandid;tiem no “;ekas maisiem” lems v;l;t;ji. Iesp;jamie deput;ti savu pag;tni v;rt; da;;di: [St;sta dep. kand.] / Maija Tabaka, K;rlis Liepi;;, Mavriks Vulfsons, Juris Celmi;;, Art;rs Malta, L;ga Kr;mi;a, Juris Za;is; Pierakst. Andris Vitenburgs // Neatkar;g; R;ta Av;ze. 1995. 18., 19., 22. aug.
[Par Latvijas ;rpolitiku un v;lmi iest;ties NATO: Raksti.] Saturs: Ja nedom; k; pretori;;i: [Sakar; ar A. Dimanta rakstiem laikr. 7., 12.,
18. febr.] / Mavriks Vulfsons. NATO alians; — tikai kop; ar Krieviju: [Sakar; ar M. Vulfsona rakstiem laikr. 11., 18. febr] / Ain;rs Dimants.
(T. p. kr. laikr. «Диена»: Если размышлять не в преторианском ду-хе / Маврик Вульфсон. В альянс НАТО — только вместе с Росси-ей? / Айнар Димантс // Диена. 1994. 18 февр.).
[Par LPSR rado;o savien;bu val;u apvienoto pl;numu “V;nes tik;an;s Cilv;ku un tautu ties;bas Latvij;”]: [Runas]. Saturs: Padomju Baltijas republiku tiesisk;s probl;mas Eiropas dro;;bas un sadarb;bas aps-priedes dal;bvalstu p;rst;vju V;nes tik;an;s Nobeiguma dokumenta gaism; / Juris Boj;rs. V;stures dr;m;s m;c;bas nav aizmirstamas / Mavriks Vulfsons. S;pju punkti, kas paliek: 1988. g. RS papla;in;t; pl;numa Rezol;cija un p;rb;ves gaita / Arnolds Kloti;;. K; ir tagad? / Nellija Janaus. Dv;selei ir savi izdz;vo;anas likumi / D;emma Skulme.
Politika un kult;ra / Pauls Dambis. M;su republikas variants / Mihails Bron;teins. Solidarit;te ar vaj;tajiem / T;mass fon V;gesaks. Cilv;ka ties;bu probl;mas soda izcie;anas viet; / Egons Rusanovs. Esam atkar;gi cits no cita / P;ters K;rmanis. K; tikt pie val;tas? / Arnis Kal-ni;;. Cilv;ka un tautu ties;bas starptautisko normu aspekt; / Anatolijs Gorbunovs. Par vienl;dz;bu / Aleksejs Zotovs. Par demogr;fisko situ;-ciju / Imants Kalni;;. Skola un jaunais gars / Biruta Kubuli;a. Es prasu br;v;bu! / Felikss Zvaigznons. V;j; no Baltijas / G;ebs Jaku;ins. Dom;-sim pla;;k! / Knuts Skujenieks. Latvie;u valoda k; valsts valoda starp-tautisk; kontekst; / Viktors Ivbulis. Robe;as valoda / Art;rs Pried;tis. Zin;tne un sabiedr;ba / Elm;rs Gr;ns. Br;v;bas izv;le vai br;v;bas izc;;a? / Vilnis Balti;;. Latvijas un Baltijas ekolo;isk; dro;;ba / P;teris Cimdi;;. Valstiskums un likumi / Leons Ku;insks. Demogr;fisk; situ;-cija un demogr;fisk; politika / P;teris Zvidri;;. Cilv;ka ties;bas b;t veselam / Viktors Kalnb;rzs. Pras;m vienl;dz;bu! / Juris ;ulcs. Realiz;sim maksim;lo programmu! / Ivars Krasti;;. ;ai pak;p; / M;ris ;aklais. V;nes tik;an;s Nobeiguma dokuments un jaun; LPSR Konstit;cija / Andris Plotnieks. Par cilv;ka ties;bu p;rk;pumiem medic;n; / Arnis Ozols. Latvija — ;eit un pasaul; / J;nis Stradi;;. Nacion;l;s minorit;tes Latvij; / Herberts Dubins. Latvie;u kult;ra — viena un nedal;ma / Juris Kronbergs. Ties; // Literat;ra un M;ksla. 1989. 8. apr., 5.—9. lpp.; 15. apr., 4.—22. lpp.; 22. apr., 20.—29. lpp.
Partijas! N;, pa;vald;bas jeb pa;i vain;gi, ka nest;jaties partij;: [Par pa;-vald;b;m: Pa;vald;bu, banku darbin., politi;u un ekon. diskus.] / J;nis ;kapars, Aivars Kreituss, Igors Meija, M;ris Pu;;tis, Normunds Gro-sti;;, Ilm;rs Kreituss, Mavriks Vulfsons, Vilnis Birznieks // Literat;ra. M;ksla. M;s. 1998. 28. maijs/4. j;n. 12.—13., 18. lpp.
Pel;de A. Triju Zvaig;;u orde;a komandieris Mavriks Vulfsons un vi;a ;imene: [Par Latvijas M;kslas akad. ped., prof., publicistu, bij. TV ;urn.] / Tekst; st;sta M. Vulfsons // Ieva. 2000. Nr. 24. 8.—9. lpp.
P;tersone V. Uztic;gs partijai un sievai: Vispopul;r;kais jaunais p;ris [;urn.] Emma Bram;ika un [politi;is] Mavriks Vulfsons // Diena. 1997.
24. dec. 13. lpp. (Piel. “SestDiena”).
P;tersone V. Balsosim par Mavriku Vulfsonu!: [Par dep. kand.: Sakar; ar gatavo;anos PSRS tautas deput;tu v;l;;an;m] // Skolot;ju Av;ze. 1989. 11. maij;. 1.lpp.
Podberezina J. Ar Mavriku [Vulfsonu] bijis vis;di, bet nekad garlaic;gi!: [Par politol. un ped. 80. dz. d. svin;b;m Latvijas M;kslas akad.] // R;gas Balss. 1998. 8. janv. 3. lpp. (T. p. kr. laikr. «Ригас Балсс»).
Podberezina J. M;lest;bai p;r visiem vecumiem vara: Neilgi pirms savas
80. gadsk;rtas Mavriks Vulfsons nosvin;ja k;zas ar [;urn.] Emmu Bram;iku // R;gas Balss. 1997. 26. nov. 5.lpp. (T. p. kr. laikr. «Ригас Балсс»).
Popul;ri cilv;ki prognoz; Saeimas v;l;;anu rezult;tus: [St;sta m;ksl., politi;i un sabiedr. darbin.] / Ieva Akuratere, Juris Lejaskalns, Mavriks Vulfsons u.c. // Vakara Zi;as. 1998. 11. j;n. 16.—17. lpp.
Prokopova E. Gr;mat; analiz; Otr; pasaules kara s;kumu: [Par politi;a, ;urn. un publicista Mavrika Vulfsona gr;m. “100 dienas, kas p;rv;rta pasauli”] / Tekst; st;sta M. Vulfsons // Diena. 2000. 21. dec. 5. lpp.
Ronis I. Par k;;d;m holokausta izp;t; // Jaun; Gaita (Toronto). 47. gada-g;j. Nr. 3. (2002. sept.). 28. —31., 49. lpp.
Ronis I. Mavriks Vulfsons laikmetu grie;os: [No av.: Austr;lijas Latvietis (Melburna). 1995. 15. dec.] // Latvija Amerik; (Toronto). 1996.
27. janv. 9., 12. lpp. Ronis I. Laikmetu grie;os: [Par Mavriku Vulfsonu] // Daugavas Vanagu M;ne;raksts (Toronto). 1996. Nr. 1. 12.—18. lpp. Ronis I. Mavriks Vulfsons laikmetu grie;os // Austr;lijas Latvietis (Mel-burna). 1995. 15. dec. 1., 5., 6. lpp.
Rozeniece A. Par cilv;kiem un taut;m v;stures grie;os: Vakar, 17. apr., tika atv;rta gr;m. “Baltijas liktenis Otraj; pasaules kar;”: [Par poli-ti;a, ;urn., Latvijas M;kslas akad. prof. Mavrika Vulfsona v;cu val. sarakst. gr;m. atv;r;anas sv;tkiem] / Tekst; M. Vulfsona uzruna // Latvijas V;stnesis. Nr. 59. (2002. 18. apr.). [1.], 18. lpp.
Rubess B. Par cilv;kiem, kurus neaizmirst: [Sakar; ar publicista, sabiedrisk; darbin. Mavrika Vulfsona 85. dz. d.] // Latvijas V;stnesis. Nr. 19. (2003. 5. febr.). 6. lpp.
Rub;ns A. T; diena ir notikusi: [Par Latvie;u karav;ru atceres dienas norisi
16. mart; R;g;] // Lauku Av;ze. 1999. 18. marts. 4. lpp. Rudz;tis E. Mavrika Vulfsona relikvij;m ir politiska nokr;sa: [Par politol.
M. Vulfsonu] // Vakara Av;ze Vakara Zi;as. 1999. 14. sept. 5. lpp.
Rudz;tis E. Izvarot;js [Oj;rs] Stefans Latvijai bijis noz;m;g;ks par Mavriku Vulfsonu: [Sakar; ar Triju Zvaig;;u orde;a pie;;ir;anu] // Vakara Av;ze Vakara Zi;as. 1999. 27. apr. 2. lpp.
[Sakar; ar gatavo;anos PSRS tautas deput;tu v;l;;an;m]: [Par deput;tu kandid;tiem: Raksti]. Saturs: ;aj; v;l;;anu reiz;...: [Par Vilni-Edv;nu Bresi] / J;nis Stradi;;. Pamat;gums, centra saj;ta: [Par Raimondu Pau-lu] / Vladlens Dozorcevs. Person;ba: [Par Mavriku Vulfsonu] / Nikolajs Neilands. C;;a, nevis ;slaic;ga manifest;cija: [Par Ivaru ;ezberu: Saruna ar uztic;bas personu, LPSR N. b. kult. darbin. dzejn.] / J;nis Peters; Pierakst. A. Krauli;; // Literat;ra un M;ksla. 1989. 13. maij;. 2.—3. lpp.
[Sakar; ar gatavo;anos PSRS tautas deput;tu v;l;;an;m]: [Sarunas ar deput;tu kandid;tiem]. Saturs: Kop; ar vis;m Latvijas taut;m / Mavriks Vulfsons; Pierakst. ;ris Jansons. Komponists. Bez ties;b;m st;v;t mal; / Raimonds Pauls; Pierakst. ;ris Jansons. “Man j;cer uz cilv;ku objekt;vu politisko dom;;anu” / V.-E. Bresis; Pierakst. ;ris Jansons. Izgl;t;ba, kult;ra, zin;tne / Ivars Kn;ts; Pierakst. Ligita Liepa // Padomju Jaunatne. 1989. 5., 11., 12. maij;.
[Sarunas ar deput;tu kandid;tiem: Sakar; ar gaid;maj;m LPSR tautas deput;tu v;l;;an;m]. Saturs: “Esmu diezgan optimistiski noska;ots” / Mavriks Vulfsons. “Ceturt; da;a cittautie;u balsoja par LTF!” / Vilnis Turj;ns. “Olain; jau past;v ;;misk; r;pniec;ba” / Antons Buls [u.c.]. // Atmoda. 1990. 24. apr., 8.—9. lpp.
Skrunda J. Par ko karoja vi;i, par ko — m;s;jie: [Sakar; ar Mavrika Vulf-sona rakstu “Ce;; uz ;;;st;;anos” laikr. “Diena” 3. febr.] // Latvietis Latvij;. 2000. 26. okt./1. nov. 3. lpp.
Skutelis D. Apvainot tautu asinsgr;k;...: atbilde uz M. Vulfsona kunga runu Rumbul; [1991. g. 24. nov.: no laikr. “J;rmala” 1991. g. 28. dec.] / Tekst; ar; M. Vulfsona ;sa biogr. // Laiks (;ujorka). 1992. 5. febr. 8. lpp.
;me;kova ;. Priv;tais “Globuss” ar Vulfsonu: [Par politologu, v;s-turnieku, publicistu, Latvijas M;kslas akad. prof. Mavriku Vulfsonu: sakar; ar 85. dz. d.] / Tekst; st;sta M. Vulfsons // R;gas Vi;;i+. Nr. 4 (2003. 27. janv./2. febr.). 10. lpp.
Spro;is A. [Par politi;a Mavrika Vulfsona (1918—2004) un PSRS p;r-b;ves ideologa Aleksandra Jakov;eva (1923—2005) saskarsmi Molo-tova—Ribentropa pakta slepeno protokolu izv;rt;;an; PSRS Tautas deput;tu kongres; 1989. g. decembr;]: [Raksti] / Saturs: Cilv;ki un notikumi, kurus neaizmirst / Tekst; M. Vulfsona v;stule A. Jakov-;evam 2003. g. mart;. Ja neb;tu baltie;u dedz;bas / Tekst; A. Jakov-;eva un M. Vulfsona dz;vesbiedres Emmas Vulfsones saruna 2001. g. // Latvijas V;stnesis Plus. Nr. 4. (2005. 21. nov.). 8. lpp.
Spro;is A. A. ;aks, 101: atskatoties uz laiku, kad cilv;ks nedr;kst;ja tic;t pat sev: [Par dzejn. Aleksandra ;aka (1901—1950) m;;a p;d;jo posmu un padomju kritikas dzejniekam izvirz;taj;m aps;dz;b;m for-m;lism;] / Tekst; st;sta bij. laikr. “C;;a” darbin. Mavriks Vulfsons, Juris Pab;rzs un Laimonis Purs. 3. lpp. nos. uzr;d.: “Tr;c br;ves gaid;s dzedrie, asie gaisi” // Latvijas V;stnesis. Nr. 155. (2002. 25. okt.). [1.],
5. lpp.
Spr;de V. 1988. gada 1. j;nij;: [Par LPSR Rakstnieku savien;bas papla;in;taj; pl;num; skartajiem jaut.] // Latvijas Av;ze. Nr. 148. (2004. 1. j;n.). 2. lpp.
Str;lis U. P. Vai paties;bai var b;t divas sejas?: [Sakar; ar Mavrika Vulfsona rakstu “L;dzsvarot;k par v;sturi” laikr. “Diena” 9. febr.] // Neatkar;g; R;ta Av;ze. 1999. 10. marts. 2. lpp.
Sv;tku un c;ni;u noska;;: [Par Latvijas Republikas AP darbu: Sakar; ar Latvijas Republikas Augst. Padomes otro sesiju (R;ga, 3. sept. (s;k.))] / Tekst; saruna ar Latvijas Republikas AP dep. Mavriku Vulfsonu; Materi;lu sagat. Egils L;c;tis // Lauku Av;ze. 1990. 5. okt.
3. lpp.
Treijs R. Av;;nieki — karav;ri: [Par laikr. “Latvie;u Str;lnieks” un t; darbin. Mavriku Vulfsonu (1918—2004) Sarkanaj; armij; Otr; pasaules kara laik;] / Tekst; fragm. no publicista, kult;ras darbin. Voldem;ra Kalpi;a (1916—1995) atmi;u gr;m. «Av;ze — karav;rs» // Latvijas Av;ze. Nr. 252. (2006, 15. sept.). 22.—23. lpp.
Upesl;cis V. Vai Vulfsons ce; neslavu latvie;u tautai?: [Sakar; ar D;ord;a ;v;ba rakstu “American Foreign Policy Newsletter”. Nr. 4] // Vaga (Toronto). 1990. Nr. 20. 42.—43. lpp.
Vai ;;br;;a Latvijas br;vvalsts ir t;da, k;du j;s to iedom;j;ties, balsojot par neatkar;bas atjauno;anu?: [St;sta polit., Saeimas priek;s;d., Vides aizsardz. un re;ion;l;s att;st;bas min., ;urn.] / Mavriks Vulfsons, Alfreds ;ep;nis, Anatolijs Gorbunovs, Dainis ;v;ns // Vakara Zi;as Sv;tdienai. 1997. 15. nov. 6. lpp.
Vasmanis D. T;tad sp;le uz durakiem turpin;s?: [Sakar; ar M. Vulfsona rakstu “K;rtis uz galda! Sp;l;sim durakus?” 19. aug.] // Diena. 1997.
11. sept. 2. lpp. (T. p. kr. laikr. «Диена». 12. sept.).
Vulfsons M. Ar visdzi;;ko pateic;bu: [Publicista, Latvijas M;kslas akad. prof. pateic;ba sakar; ar publ. masu inform. l;dz. un apsveikumiem
85. dz. d.] // Latvijas V;stnesis. Nr. 10. (2003. 21. janv.). [1.], 8. lpp.
Vulfsons M. Mana dz;ve velt;ta Latvijas neatkar;bai: [St;sta politologs: sakar; ar 85. dz. d.] / Pierakst. Ilze Kuzmina // Lauku Av;ze. Nr. 8. (2003. 14. janv.). [9.] lpp. (Iel. “Personas”. Nr. 6).
Vulfsons M. Cien;jamie draugi!: [Aicin;jums uz sadarb;bu gr;m. “Cilv;ki un notikumi, kurus neaizmirst” veido;an;] // Neatkar;g; R;ta Av;ze. Nr. 113. (2003. 16. maijs). 10. lpp. (Iel. “Literat;ra un m;ksla Lat-vij;”).
Vulfsons M. Par v;sturi — god;gi!: [Par 1939. g. 23. aug. nosl;gt; PSRS un hitlerisk;s V;cijas neuzbruk;anas l;guma (Molotova—Ribentropa pakts) slepeno protokolu ietekmi uz 1940. g. vasaras notikumiem Latvij; u.c. Baltijas valst;s: Publicista runa Rado;o savien;bu pl;num; 1988. g. j;nij;: no laikr. “Literat;ra un M;ksla” 1988. g. 1. j;l // Latvijas V;stnesis. Nr. 8. (2003. 16. janv.). 12. lpp.
Vulfsons M. Ar savu cilv;ka skatu uz Otro pasaules karu: prof. M. Vulf-sons gr;m. “Baltic Fates” atv;r;an;: [aut. uzruna gr;m. “Baltijas lik-te;i” (ang;u val.) atv;r;anas sv;tkos Latvijas M;kslas akad.] // Latvijas V;stnesis. Nr. 135. (2002. 20. sept.). [1.]. 15. lpp.
Vulfsons M. V;rda br;v;ba izs;kst, politisk; elite p;st: [Par polit. situ;ciju Latvij;: saruna ar politi;i un v;sturn. M. Vulfsonu] / Pierakst. Laima Linu;a // Jaun; Av;ze. 2001. 27. janv./2. febr. 16.—17. lpp.
Vulfsons M. K;rt;bai j;b;t!: [Saruna ar politol., publicistu M. Vulfsonu un vi;a dz;vesbiedri E. Bram;iku] // Sievietes Pasaule. 2001. Nr. 9. 6. —7. lpp.
Vulfsons M. Eiropa — sird; un pasaul;: [Par ASV un sabiedroto valstu c;;u pret terorismu: sakar; ar terora aktiem pret ASV 11. sept.: Saruna ar prof. M. Vulfsonu] / Pierakst. Ingus Kuplais // R;gas Balss. 2001. 10. okt. 21. lpp.
Vulfsons M. Laikmets — [Jorgs] Haiders — Latvija: [Par glob;l;s stabili-t;tes tr;kuma izrais;to milit. polit. alian;u tiek;anos p;c papla;in;;anas] // Diena. 2000. 11. febr. 2. lpp.
Vulfsons M. Nodok;i — mana nauda vald;bas r;c;b; // Jaun; Av;ze. 2000.
6. febr. 3. lpp.
Vulfsons M. Kam tic;t: milit;ristiem vai diplom;tiem?: [Par Krievijas prezidenta v.i. V. Putina jauno doktr;nu] // Jaun; Av;ze. 2000. 29. febr.
3. lpp.
Vulfsons M. Tre;ais sp;ks: Mavriks Vulfsons — intervij; Andrejam Janavam un Gatim ;;;nam // Zemgales Zi;as. 2000. 30. sept. 2. lpp.
(T.p. kr. laikr. «Новая газета» 3. okt.)
Vulfsons M. Ce;; uz ;;;st;;anos: [Sakar; ar Austr;lijas pilso;a Konr;da Kal;ja iesp;jam;s l;dzdal;bas genoc;da noziegumos Latvij; pr;vas r;ko;anas lietder;bu] // Diena. 2000. 3. febr. 2. lpp.
Vulfsons M. Raudz;ties uz priek;u: Par antisem;tismu bez smaida // Diena. 2000. 23. febr. 2. lpp. Vulfsons M. Tre;ais sp;ks: Mavriks Vulfsons — intervij; Andrejam Janavam un Gatim ;;;nam // Zemgales Zi;as. 2000. 30. sept. 2. lpp.
(T.p. kr. laikr. «Новая газета» 3. okt.) Vulfsons M. Par varas meliem maks; tauta // Neatkar;g; R;ta Av;ze. 2000.
4. apr. 2. lpp. Vulfsons M. Prasme atz;t ar; “cit;du” par cilv;ku: [Par cittautie;u integr;-ciju] // Jaun; Av;ze. 2000. 7. apr. 4. lpp.
Vulfsons M. Tre;ais sp;ks: [par situ;ciju Latvij;: saruna ar sabiedr. un po-lit. darbin. M. Vulfsonu] / Pierakst. Andrejs Janavs, Gatis ;;;ns // Zemgales Zi;as. 2000. 30. sept. 2. lpp. (T.p. kr. laikr. «Новая газета»
3. okt.). Vulfsons M. Varb;t ar; Latvij; skait;sim ar rok;m: [Par politikas ;tiska-jiem aspektiem] // Diena. 2000. 9. dec. 2. lpp.
Vulfsons M. V;lamais un ;sten;ba: Sakar; ar Ilgvara K;avas anal;tisko rak-stu “Kap;c karo Kosov;” laikr. “Diena” 25. maij; // Jaun; Av;ze. 1999.
27. maijs. 3. lpp.
Vulfsons M. Uzlidojumi Kosovai s;k apdraud;t NATO vienot;bu: [Sakar; ar NATO milit. akcij;m Dienvidsl;vij;] // Jaun; Av;ze. 1999. 17. maijs.
3. lpp. Vulfsons M. Vajadz;ga jauna vald;ba: [Sakar; ar polit. un ekon. kr;zi val-
st;] // Diena. 1999. 14. maijs. 2. lpp. Vulfsons M. Apzin;ta kaitniec;ba: Atkl;ta v;stule // Jaun; Av;ze. 1999.
19. janv. 5. lpp.
Vulfsons M. Cer;bu stars ar; mums!: [Sakar; ar Krievijas bij. premjera Viktora ;ernomirdina sarun;m ar Dienvidsl;vijas prezidentu Slobodanu Milo;evi;u] // Jaun; Av;ze. 1999. 26. apr. 3. lpp.
Vulfsons M. Latvijas kr;ze. Realit;te vai m;ts?: [Sakar; ar D;eimstaunas fonda (ASV) zi;oj. par Latvijas ;rpolit. kursu] // Diena. 1999. 30. janv. 2. lpp.
Vulfsons M. Vai dz;res m;ra laik;?: Paties;ba ir briesm;ga, bet tai j;raug;s ac;s // Jaun; Av;ze. 1999. 21. apr. 3. lpp.
Vulfsons M. “Tre;; ce;a” m;c;bstunda: V;cij; izveidots m;c;bu kursu t;kls, kuros p;rkvalific; darba mekl;t;jus t;m tautsaimniec;bas nozar;m, kur radies speci;listu piepras;jums // Jaun; Av;ze. 1999. 16. apr. 3. lpp.
Vulfsons M. Tautas balss ir dieva balss: [Sakar; ar NATO milit. akcij;m Dienvidsl;vij;] // R;gas Balss. 1999. 16. apr. 5. lpp. (T. p. kr. laikr. «Ри-гас балсс»).
Vulfsons M. Manevrs vai pagrieziens?: [Sakar; ar karadarb;bu Kosov;] // R;gas Balss. 1999. 8. apr. 5. lpp. (T. p. kr. laikr. «Ригас балсс»).
Vulfsons M. Quo vadis, NATO?: Sabiedr;ba gaida, vai alianse uzklaus;s padomu — p;rtraukt karadarb;bu un kop; ar Krieviju izstr;d;t vieno-;anos, kas b;tu saisto;a [Dienvidsl;vijas prezidentam Slobodanam] Milo;evi;am // Jaun; Av;ze. 1999. 7. apr. 3. lpp.
Vulfsons M.Vai jauna Vjetnama?: [Sakar; ar kr;zes situ;ciju Dienvidsl;vij;] // Jaun; Av;ze. 1999. 1. apr. 3. lpp. Vulfsons M. Cilv;ki uz tilta: [Sakar; ar NATO milit. akcij;m Dien-vidsl;vij;] // Neatkar;g; R;ta Av;ze. 1999. 7. apr. 2. lpp. Vulfsons M. Kar; Serbij;: kas t;l;k?: [sakar; ar NATO milit. akcij;m Dienvidsl;vij;] // Diena. 1999. 31. marts 2.lpp. (T. p. kr. laikr. «Диена»
1. apr.). Vulfsons M. “Provok;cija R;g;”: [Sakar; ar Latv. karav;ru atceres dienu
16. mart; // Latvijas V;stnesis. 1999. 25. marts 8. lpp.
Vulfsons M. Velosip;ds jau sen izgudrots: tre;; gadu t;ksto;a celmlau;i (Lielbrit;nija) // R;gas Balss. 1999. 16. marts. 11. lpp. (T. p. kr. laikr. «Ригас балсс»).
Vulfsons M. Gigantu s;ncens;ba — uz starta l;nijas: [Par ASV un Eiropas attiec;b;m] // R;gas Balss. 1999. 20. janv. 11. lpp. (T. p. kr. laikr. «Ри-гас балсс»).
Vulfsons M. Krievija—ASV — aukstais miers?: Protest;jot pret ASV avi;-cijas uzbrukumiem Ir;k;, Krievija pagaid;m dara visu, lai aukstais miers nep;rv;rstos aukstaj; kar; // Jaun; Av;ze. 1999. 23. marts. 3. lpp.
Vulfsons M. “Metodiskais ;rpr;ts”: [Sakar; ar nacion;lradik;;u aktiviz;-;anos] // R;gas Balss. 1999. 11. janv. 5. lpp. (T. p. kr. laikr. «Ригас балсс»).
Vulfsons M. Nevis br;din;jums, bet aicin;jums!: [Par v;st. interpret;ciju: Sakar; ar U. P. Str;;a rakstu “Vai paties;bai var b;t divas sejas?”
10. mart;] // Neatkar;g; R;ta Av;ze. 1999. 20. marts. 2. lpp.
Vulfsons M. Atmi;a un piemi;a jeb ko dar;t ar pag;tni: [Sakar; ar 2. pa-saules kara nacisma kara noziegumiem un holokausta upuru piemi;u] // Neatkar;g; R;ta Av;ze. 1999. 2. janv. 2. lpp.
Vulfsons M. Neuzp;t;sim no oda ziloni!: [Sakar; ar A. Ozoli;a rakstu “[Lainis] Kamaldi;; izgaismojies” 20. mart; // Diena. 1999. 22. marts.
2. lpp. (T. p. kr. laikr. «Диена». 23. mart;).
Vulfsons M. Dom;jot par 100 dien;m: [Par V;cijas pan;kumiem soci;laj; sf;r;] // R;gas Balss. 1999. 3. marts. 5. lpp. (T. p. Kr. laikr. «Ригас балсс»).
Vulfsons M. Eirolaikmets ir s;cies!: [Sakar; ar eiro ievie;anu] // R;gas Balss. 1999. 4. janv. 5. lpp. (T. p. kr. laikr. «Ригас балсс». 5. janv.).
Vulfsons M. Migl; asaro logs...: [Par priv;to dz;vi: St;sta politol. un vi;a dz;vesbiedre] / Mavriks Vulfsons, Emma Bram;ika // Zeme. 1999. 4./10. febr. 3. lpp. (T. p. kr. laikr. “Земе”).
Vulfsons M. 2000. — m;lest;ba vai sekss: [Sakar; ar tot;lu int;m;s sf;ras publicit;ti] // R;gas Balss. 1999. 16. febr. 5. lpp. (T. p. kr. laikr. «Ригас балсс»).
Vulfsons M. Labosim vec;s k;;das! Latvijas goda un dro;;bas v;rd;: [Par ierosin;jumu p;rcelt Latvie;u karav;ru atceres dienu 16. mart; uz L;;pl;;a dienu] // Diena. 1999. 25. febr. 2. lpp. (T. p. kr. laikr. «Дие-на» 26. febr.)
Vulfsons M. T; bija asinspirts: [Sakar; ar publicista Norberta Klauc;na viedokli par latvie;u l;dzdal;bu nacistu akcij;s pret ebrejiem] // Neatkar;g; R;ta Av;ze. 1999. 3. febr. 2. lpp.
Vulfsons M. Sabiedr;b; zin;mi cilv;ki ir satraukti par pedofilijas skand;lu: [St;sta politi;is, rakstn. un akt.] / Mavriks Vulfsons, J;nis Peters, Vija Artmane // Vakara Av;ze Vakara Zi;as. 1999. 23. sept. 6. lpp.
Vulfsons M. ;urn;listi aptv;ru;i savu v;rdu varu: Replika // Neatkar;g; R;ta Av;ze. 1999. 11. sept. 2. lpp.
Vulfsons M. L;dzsvarot;k par v;sturi!: [Sakar; ar Ulda Str;;a rakstu “Kam pieder v;stures paties;ba?” 5. febr.] // Diena. 1999. 9. febr. 2. lpp. (T. p. kr. laikr. «Диена» 16. febr.).
Vulfsons M. R;gta smeldze: [Par vald;bas realiz;t;s soci;l;s politikas mor;l;tisko aspektu: sakar; ar Gundegas Rep;es rakstu “Retoriskie jaut;jumi” laikr. “Diena” 28. aug.] // Neatkar;g; R;ta Av;ze. 1999.
1. sept. 2. lpp.
Vulfsons M. Par gadsimta noziegumu p;r tautu galv;m: [Sakar; ar Riben-tropa—Molotova pakta 60. gadad. / Pierakst. Mintauts Ducmanis // Latvijas V;stnesis. 1999. 20. aug. [1.], 4. lpp.
Vulfsons M. K; es “nogalin;ju” Padomju Latviju: [Sakar; ar politol.
M. Vulfsona runu Latvijas Rakstn. sav-bu pl;num; 1988. g. j;n.] // R;gas Balss. 1998. 27. maijs [10.] lpp. (T. p. kr. laikr. «Ригас Балсс»).
Vulfsons M. Vi;i satik;s, pateicoties kop;jam zob;rstam: [St;sta publ. un politi;is, vi;a dz;vesbiedre bij. ;urn.] / Mavriks Vulfsons, Emma Bramnika // Ieva. 1998. Nr. 6. 15. lpp.
Vulfsons M. Toriju liktenis — vai tas b;tu laikmeta spriedums?: [Sakar; ar konservat;vo neveiksm;m Lielbrit;nij;] // Diena. 1998. 30. dec. 12. lpp. Vulfsons M. Pag;tnes d;monu var;: [Par polit. situ;ciju valst;] // Literat;ra. M;ksla. M;s. 1998. 9./16. apr. 3. lpp. Vulfsons M. Eiro start;s k; gr;matved;bas val;ta: [Sakar; ar 11 Eiropas Sav-bas valstu p;reju uz jauno val;tu] // Neatkar;g; R;ta Av;ze. 1998.
23. dec. 2. lpp.
Vulfsons M. V;lreiz par politisko kult;ru demokr;tisk; Latvij;: [Sakar; ar Aigara ;ime;a rakstu “Politiskai diskusijai j;b;t konkr;tai” 2. dec.] // Diena. 1998. 4. dec. 2. lpp. (T. p. kr. laikr. «Диена» 10. dec.).
Vulfsons M. Debesis nav sabruku;as: [Sakar; ar soci;listu uzvaru v;l;;an;s V;cijas pavalst; M;klenburg;—Pomer;nij;] // Diena. 1998. 21. nov.
12. lpp.
Vulfsons M. M;s paveic;m maksim;li iesp;jamo: [Sakar; ar LTF 10. ga-dad.: Saruna ar bij. Tautas frontes valdes loc. M. Vulfsonu] / Pierakst. Dainis ;v;ns // Literat;ra. M;ksla. M;s. 1998. 7./14. okt. 5. lpp.
Vulfsons M. Nevis piek;pties, bet atk;pties: (Pag;tnes reminisences un v;st. pieredze) // Literat;ra. M;ksla. M;s. 1998. 14./20. maijs 2. lpp. Vulfsons M. Eiropa main;s [ekonomisk;s] kr;zes ;n; // Diena. 1998.
22. okt. 2. lpp. (T. p. kr. laikr. «Диена» 23. okt.).
Vulfsons M. Baltija — dro;;bas o;ze vai Bermudu trijst;ris: [Par NATO attieksmi pret dro;;bu Baltijas valst;s] // Jaun; Av;ze. 1998. 5. janv.
2. lpp.
Vulfsons M. Apturiet ekstr;mismu!: [Par jauno sabiedr. org. “Latvijas Nacion;l; fronte”] / Mavriks Vulfsons, Viktors M;rnieks // Jaun; Av;ze. 1998. 7. janv. 2. lpp.
Vulfsons M. Vai ce;; uz Narvas sindromu?: [Viedoklis par Latvijas iest;;anos Eiropas Sav-b;] // Jaun; Av;ze. 1998. 14. janv. 2. lpp.
Vulfsons M. Mavriks un Emma [Bram;ika] no r;tiem dejo: [Par priv;to dz;vi: Saruna ar politol. M.Vulfsonu] / Pierakst. Elita Veidemane // Meln; Pantera. 1998. Nr. [10]. 20.—21. lpp.
Vulfsons M. Conditio sine qua non — vai ce;; uz elli: [Par ASV un Baltijas valstu hartas parakst;;anu un Baltijas j;ras valstu padomes vald;bu vad;t;ju 2. san;ksmi R;g;] // Literat;ra. M;ksla. M;s. 1998. 29. janv./4. febr. 2. lpp.
Vulfsons M. M;ti par nevain;bu: [Sakar; ar LR Valsts prezidenta Gunta Ul-ma;a atvaino;anos par latv. piedal;;anos ebreju izn;cin;;an; 2. pa-saules kara laik;] // Literat;ra. M;ksla. M;s. 1998. 12./18. febr. 2. lpp.
Vulfsons M. Kuriem tie l;kie deguni: [Sakar; ar A. ;;;les interviju ;. Klubs”] // Diena. 1997. 26. aug. 2. lpp. (T. p. kr. laikr. «Диена» 27. aug.).
Vulfsons M. Ledlauzis atkusn;: [Saruna ar laikr. bij. darbin., politol.
M. Vulfsonu] / Pierakst. Andrejs Jur;vics // R;gas Balss. 1997. 1. okt. 4.—5. lpp. (Piel. “R;gas Balss 40”).
Vulfsons M. Vai Latvijas vald;bas un tiesu iest;;u r;c;ba par to, ka kara noziedznieki tiek pasarg;ti no soda?: [St;sta bij. polit. un sabiedr. darbin., Totalit;ro re;;mu noziegumu izmekl;;anas nod. virs-prokurors] / Mavriks Vulfsons, Uldis Str;lis // Vakara Zi;as. 1997.
14. okt. 3. lpp. Vulfsons M. Prezidentam j;aiziet: [Sakar; ar valsts amatpersonu iejauk;anos tiesas kompetenc;] // Diena. 1997. 23. okt. 2. lpp. Vulfsons M. K;rtis uz galda. Sp;l;sim durakus?: Atbilde anon;majam O. S. // Diena. 1997. 19. aug. 2. lpp. Vulfsons M. Anglij; start;s otr; “moderna”: [Par vald;bas nac. politiku] // Diena. 1997. 28. okt. 2. lpp. (T. p. kr. laikr. «Диена» 29. okt.).
Vulfsons M. Mavriks Vulfsons intervij; “Jaun;s Av;zes” redaktoram Viktoram Daugmalim un politiskajam redaktoram Rom;nam Me;;ikam: [Saruna ar politol. M. Vulfsonu] / Pierakst. Viktors Daugmalis, Rom;ns Me;;iks // Jaun; Av;ze. 1997. 8. dec. [1.], 6. lpp.
Vulfsons M. “Lai ar; vec;ks k;;stu, j;tas nemain;s”: [Saruna ar politol.
M. Vulfsonu un ;urn. E. Vulfsoni] / Mavriks Vulfsons, Emma Vulfsone // Sv;tdienas Zi;as. 1997. 29. nov. 12.—13. lpp.
Vulfsons M. Pietiek!: [Sakar; ar Aivara Slu;a apmaks;tu rekl;mrakstu laikr. “International Herald Tribune” 13. nov.] // Jaun; Av;ze. 1997.
29. nov. 2. lpp. Vulfsons M. P;c Anglijas un Francijas — ar; V;cija: [Sakar; ar V;cijas soci;l-demokr. partijas kongr. Hannover;] // Jaun; Av;ze. 1997. 6. dec. 8. lpp.
Vulfsons M. Kam saska;a ar band;tiem?: [Sakar; ar P;tera Lazdas v;stuli “Saska;a ar band;tiem”, 15. sept.] // Diena. 1995. 4. okt. (T. p. kr. laikr. «Диена»).
Vulfsons M. Anga;;ts politik; un ;imen;: [Saruna ar politi;i un v;sturn.
M. Vulfsonu] / Pierakst. Lenvija S;le // R;gas Balss. 1995. 19. janv. 12.—13. lpp. (T. p.kr. laikr. «Ригас Балсс»). Vulfsons M. Netradicion;lais re;lisms: [Par polit. sp;ku l;dzsvaru pas.] // Neatkar;g; R;ta Av;ze. 1995. 18. j;l.
Vulfsons M. Da;i jaut;jumi LR ;ener;lprokuroram J. Skrasti;am: [Sakar; ar J;;a Skrasti;a interv. “Ba;;ieri nav neaizskarama kasta...”,
25. j;l.] // Neatkar;g; R;ta Av;ze. 1995. 31. j;l.
Vulfsons M. Neizmantotas iesp;jas — b;stama zona: [Sakar; ar Ain;ra Dimanta rakstu “Neizmantoto iesp;ju likumi”, 18. aug.] // Diena. 1995.
26. aug. (T. p. kr. laikr. «Диена»).
Vulfsons M. No otras puses...: [Sakar; ar Ain;ra Dimanta rakstu “Latvijas demokr;tija un valstiska cilv;ka kanons” 28.janv.] // Diena. 1995.
7. febr. (T. p.kr. laikr. «Диена»).
Vulfsons M. Eiropu Latvij;, Latviju — Eirop;: [Saruna ar Tautas saska;as partijas deput;ta kand. 6. Saeimas v;l;;. M. Vulfsonu] / Mater. sagat. Voldem;rs Krusti;;, ;. Kondr;ts // Lauku Av;ze. 1995. 29. sept.
28. lpp. Vulfsons M. Mana R;ga: [Saruna ar Tautas saska;as part. dep. kand.
6. Saeimas v;l;;. M. Vulfsonu] / Pierakst. J;nis D;dums // Neatkar;g; R;ta Av;ze. 1995. 22. aug. Vulfsons M. Ar; latvie;i...: [Par 50. gadad. kop; nacistisk;s V;cijas sagr;ves
svin;b;m Latv.] // Neatkar;g; C;;a. 1995. 22. febr. Vulfsons M. Piez;mes uz mal;m: [Par polit. situ;ciju Latv.] // Diena. 1995.
28. janv. 2. lpp.
Vulfsons M. Mavriks Vulfsons m;ca studentus un run; par politiku: [Saruna ar ;urn., politi;i, Latv. M;kslas akad. pasniedz;ju
M. Vulfsonu] / Pierakst. El;za ;bele // Vakara Zi;as Sv;tdienai. 1995.
4. febr. 15. lpp.
Vulfsons M. Sprungu;i ce;; uz NATO: [Sakar; ar Aivara Strangas rakstu “1920. gada 11. augusta mieram — 75. P;rdomas par ;eopolitiku”,
11. aug.] // Neatkar;g; R;ta Av;ze. 1995. 16. aug. Vulfsons M. Tad nevajadz;s smalko z;;u: [Sakar; ar da;u dep. kand. sv;tro;anu no v;l;;. sarakstiem] // Neatkar;g; R;ta Av;ze. 1995. 28. sept.
Vulfsons M. Stikla pilis un akme;i: A. Amerika un J. Jurk;na apavu sakar;: [Sakar; ar Saeimas dep. Oj;ra Kehra rakstu “Aug;;mcelies,
1. Maijs”, 28. j;l.] // Neatkar;g; R;ta Av;ze. 1995. 14. aug. Vulfsons M. Atbilde maniem oponentiem: nekorektajam un korektajam —
A. Kir;teinam un Arnim Lapi;am: [Sakar; ar A. Kir;teina rakstu “Vai politi;iem j;prot bu;oties un skait;t?” un A. Lapi;a v;stuli “Kur; ir ekstr;mists?”, 12. okt.] // Diena. 1995. 17. okt. (T. p. kr. laikr. «Диена»).
Vulfsons M. “Galvu k;dreiz var noliekt, bet muguru — nekad”: [Saruna ar politol., Tautas saska;as partijas p;rst;vi M. Vulfsonu] / Pierakst. Aivars Tarvids // Vakara Zi;as. 1995. 11. okt. 16.—17. lpp.
Vulfsons M. Lielvalstu attiec;bas — r;tdiena no t;lienes // Diena. 1994.
3. okt. (T. p. kr. laikr. «Диена»).
Vulfsons M. Atsperes punkti: [Sakar; ar K. Kauli;a rakstu “Baltija Rietumu un Krievijas intere;u degpunkt;”, 14. mart;] // Diena. 1994.
29. mart;. (T. p.kr. laikr. «Диена» 25. mart;).
Vulfsons M. P;c Eiropas standartiem: [Sakar; ar A. Bergma;a rakstu “Mavrika Vulfsona politiskie l;klo;i” laikr., 15. j;n.] // Atmoda Atp;tai. 1994. 22. j;n. 6.—7. lpp.
Vulfsons M. “Wait and see” — Vai pagrieziens aiz oke;na?: [Par Latv. ;rpolitiku] // Diena. 1994. 5. mart;. 2. lpp.
Vulfsons M. P;rdomas par piec;m min;t;m: [Sakar; ar Ain;ra Dimanta rakstu “Latvija Rietumu savien;b; — bez piec;m min;t;m div-padsmit” 7. febr.] // Diena. 1994. 11. febr. (T. p. kr. laikr. «Диена»).
Vulfsons M. T;ja ar Mavriku Vulfsonu: [Saruna ar starptaut. jaut. eksper-tu Latv. Atbalsta fond; M. Vulfsonu ] / Pierakst. E.L;c;tis // Lauku Av;ze. 1994. 1. febr. 8. lpp.
Vulfsons M. [Latvijas Republikas] Saeima nav kazino jeb Da;i jaut;jumi Latvijas politi;iem: [Sakar; ar pilson;bas likuma pie;em;anu LR Saeim;] // Diena. 1994. 28. j;n. (T. p. kr. laikr. «Диена»).
Vulfsons M. Vai [ASV prezidents Bils] Klintons teiks — esmu r;dzinieks: [Sakar; ar viz;ti Latv.] // Diena. 1994. 6. j;l. (T. p. kr. laikr. «Диена»).
Vulfsons M. “Ir ta;u j;aizst;vas!”: [Par antisem;tismu Latv.: Saruna ar poli-tol. M. Vulfsonu: No v;cu laikr. “S;ddeutsche Zeitung”] / Pierakst. Katr;na K;lveita // Diena. 1994. 20. apr. (T. p. kr. laikr. «Диена»).
Vulfsons M. Man metas bail, prezidenta kungs!: [Sakar; ar LR Valsts prezidenta G. Ulma;a aicin;jumu LNNK sast;d;t vald;bu] // Diena. 1994. 21. j;l. (T. p. kr. laikr. «Диена»).
Vulfsons M. K;rtis — uz galda!: [Sakar; ar v;sturn. Andrieva Ezergai;a (ASV) publ.] // Neatkar;g; C;;a. 1994. 19. sept.
Vulfsons M. “Alea iacta est?” — Kauli;; ir mests?: [Sakar; ar Latv. un Krievijas starpvalstu sarun;s paraf;to l;gumu par Krievijas armijas izve;anu no Latv.] // Diena. 1994. 8. apr. (T. p. kr. laikr. «Диена»).
Vulfsons M. Br;cei j;p;rv;r;as r;t;: [Par antisem;tisku rakstu publ. rep. laikr: Saruna ar LR AP dep. M. Vulfsonu] / Pierakst. Ain;rs Dimants // Diena. 1993. 7. anv. (T. p. kr. laikr. «Диена» 7. janv).
Vulfsons M. Atkl;ta v;stule NC redakcijai: [Sakar; ar v;cu politi;a un biz-nesme;a J. Z;gerista publ. Latv. pres;] // Neatkar;g; C;;a. 1993.
3. mart;.
Vulfsons M. Mums nav ko sl;pt: [Saruna ar LR ;rlietu ministrijas spec. uzdevumu pilnvaroto v;stn. M. Vulfsonu] / Pierakst. Augusts Ledi;;, Voldem;rs Hermanis // Latvijas Jaunatne. 1992. 6. okt. 6. lpp.
Vulfsons M. T; nav intriga, t; ir politiska lieta: [Par Latvijas ;rpolitiku: st;sta LR ;rlietu ministra padomn.] / Pierakst. M;ra Mi;elsone // Latvijas Jaunatne. 1992. 6. maijs. 2. lpp.
Vulfsons M. Vai pieteiksim Krievijai karu?: [Sakar; ar Krievijas karasp;ka izve;anas jaut.] // Neatkar;g; C;;a. 1992. 15. okt. 2. lpp.
Vulfsons M. Latvijas izredzes: k;d; veid; tad varam sevi pasarg;t no at-dzimsto;; lielkrievu ;ovinisma... // Diena. 1992. 14. febr. 2. lpp. (T. p. kr. laikr. «Диена»).
Vulfsons M. Demokr;tisko sp;ku modin;;ana: [Saruna ar LR AP dep., LR ;rlietu min. sevi;;u uzdevumu v;stn. M. Vulfsonu] / Pierakst. Arnis Kluinis // R;gas Balss. 1992. 17. dec. 2. lpp. (T. p. kr. laikr. «Ригас балсс»).
Vulfsons M. To nevar aizmirst, to nevar piedot! : [sakar; ar pirm; nacistu sar;kot; ebreju grauti;a gadad. atceri] // Neatkar;g; C;;a. 1992.
28. okt. 4. lpp.
Vulfsons M. Boj;ra kungs!: [Par Latvijas politi;u kosmopol;tismu: sakar; ar Jura Boj;ra rakstu “Viltus pravie;i imp;rijas strat;;ijas kontekst;” laikr. 25. sept.] // Neatkar;g; C;;a. 1992. 25. sept. 2. lpp.
Vulfsons M. Nest;joties pret; postam, tiek atbalst;ti radik;;i: joproj;m okup;t; zeme bada ziemas un pilson;bas jaut. priek;;: Latvijas piem;rs // Diena. 1992. 5. dec. 2. lpp. (T. p. kr. laikr. «Диена»).
Vulfsons M. B;stamu amb;ciju var;: [Sakar; ar Jura Boj;ra rakstu “Vai vald;bas politika atbilst Latvijas k; nacion;las valsts interes;m” laikr. “Atmoda Atp;tai” 19., 26. aug.] // Neatkar;g; C;;a. 1992. 3. sept. 2. lpp.
Vulfsons M. Mavriks Vulfsons — tikai Andrim Jakub;nam un ;rikam H;nbergam: [saruna ar LR ;rlietu min. ;pa;u uzdevumu v;stn., ;rlietu ministra padomn., politol. M. Vulfsonu] / mater. sagat. A. Jakub;ns, ;. H;nbergs // Neatkar;g; C;;a. 1992. 11. dec. [1.]—2. lpp.
Vulfsons M. Separ;tisma r;gs PSRS poitik;: [Par PSRS politiku Baltijas jaut.: Saruna ar LR AP ;rlietu komis. vad. M. Vulfsonu] / Pierakst. E. Gran-davs // Atmoda. 1991. 12. febr.  2. lpp. (T. p. kr. laikr. «Атмода»).
Vulfsons M. Mums j;p;rveido pa;iem sevi: [LR AP dep. p;rdomas: Sakar; ar LR Deklar;cijas par valstisk;s neatkar;bas atjauno;anu pie;em;anas
1. gadad.] / Pierakst. U;is Vidausks // Diena. 1991. 14. maij;. (T. p. kr. laikr. «Диена» 14 мая).
Vulfsons M. “Gorba;ovs un Baltija — vien; svaru kaus;”: [Saruna ar PSRS Tautas dep. M. Vulfsonu] / Pierakst. Andrejs Sorokins // Kurjers. 1990. Nr. 6. Maijs.
Vulfsons M. Pelnu tre;dienas: [Par jaut;j. par PSRS un V;cijas 1939. g.
23. aug. paktu izskat;;anu kongr.: [Sakar; ar PSRS Tautas deput;tu otro kongresu Maskav;, 1989, 12.—24. decembris] // Literat;ra un M;ksla. 1990. 6. janv. 1.—2. lpp.
Vulfsons M. Mavriks Vulfsons: [Saruna ar ;urn., PSRS tautas dep., Latvijas Republikas AP dep., AP ;rlietu komis. priek;s;d.
M. Vulfsonu] / Pierakst. Valdis Darbi;; // Skola un ;imene. 1990. Nr. 9. 4.—5. lpp.
Vulfsons M. Krievija atsak;s parakst;t politisko l;gumu [ar Latvijas Republiku: St;sta Latvijas Republikas AP dep.] / Pierakst. Ainars Vladimirovs // Atmoda. 1990. 18. sept. 14. lpp.
Vulfsons M. Ir iz;kir;an;s laiks: [Par st;vokli LKP] // C;;a. 1990. 9. janv. Vulfsons M. M;s dz;vojam jaunu gaitu un cer;bu laik;: [Runa Starptaut. ekol. konf.: Kopenh;gena, 1989] // Apskats. 1989. Nr. 4./5. 3. lpp.
Vulfsons M. Parlament;r;s demokr;tijas rad;bu mokas: [Par polit. situ;ci-ju republik;] // Dzimtenes Balss. 1989. 3. aug. 5. lpp.
Vulfsons M. Kas jauns Maskavas parlament;?: [Saruna ar PSRS AP dep., LTF Domes valdes loc. M. Vulfsonu: Sakar; ar PSRS Augst;k;s Padomes otro sesiju Maskav; (25. sept. (s;k.)] / Pierakst. A. ;ablov-skis // Padomju Jaunatne. 1989. 25. okt.
Vulfsons M. K;p;c sirds tik nemier;ga?: [Sakar; ar polit. situ;ciju repub-lik;] // Literat;ra un M;ksla. 1989. 1. apr. 2. lpp. Vulfsons M. Es ticu r;tdienai: [Par Latv. atjaunotni] // Atmoda. 1989.
28. apr.
Vulfsons M. “Kad “LM” mani...”: [Par sta;iniskaj;m deport;cij;m velt;tu Latv. TV p;rraidi “Viedoklis” 22. febr.] // Literat;ra un M;ksla. 1989.
4. mart;. 15. lpp.
Zirnis E. Pats d;rg;kais ordenis: [Par politologu, v;sturnieku, publicistu, Latvijas M;kslas akad. prof. Mavriku Vulfsonu: sakar; ar 85. dz. d.] / Tekst; st;sta M. Vulfsons, v;sturnieks Aivars Stranga // Diena. 2003.
7. janv. 18. lpp.
Zirnis E. Pietr;kst vec;s gvardes: [Sakar; ar politi;a, ;urn. Mavrika Vulfsona gr;m. v;cu val. «Baltische Schicksale mit Blick auf den Zweiten Weltkrieg» (Baltijas likte;i Otr; pasaules kara gaism;) izdo;anu] / Eg;ls Zirnis // Diena. Nr. 90 (2002, 18. apr.). 22. lpp.
Zirnis E.Mavrika Vulfsona pokers // Diena. 1997. 20. sept. 3. lpp. (Piel. “SestDiena”). (T. p. kr. laikr. «Диена» (Piel. «ТВ. Досуг»)
26. sept.).
;;gure A. No m;lest;bas l;dz naidam ir tikai viens solis: [Sakar; ar politi;a un ;urn;lista Mavrika Vulfsona 85. dz. d.] / Anna ;;gure // R;gas Balss. 2003. 16. janv. 21. lpp.
 

Важнейшие публикации в прессе на иностранных языках
Abzug ohne Wenn and Aber // Baltische Briefe. 1991. Nr. 10. Okt.
Die Balten geh;ren als Beobachter in die KSZE-Tagung // Die Welt. 1990. 19. Okt.
Die Moskauer Hast und die Zukunft der Balten // Die Welt. 1990. 6. Dec.
Die Tageszeitung. 1995. 3. Nov.
Eine Hydra mit neun K;pfen. Mawriks Wulfsons: Ein Leben f;r die Politik //
Gebrauchte Traktoren k;nnten im Nordosten Segen stiften // Die Welt. 1991. 2. Nov.
Gorbachev still Baltic’s best hope, Latvian says / Dallas Times Herald. 1991. Febr. 19.
Latvia’s old fox’ bites back // Baltic Times. 1992. Dec. 18—24.
Lettland f;rchtet einen Pr;zedenzfall // Die Zeit. 1993. 6. Jan.
Litauen gibt nicht nach // Die Welt. 1990. 6. Jan.
Man muss sich doch wehren! // S;ddeutsche Zeitung 1994. 14. Apr.
Michail Gorbatschows Forderungen haben keine Chance / Die Welt. 1991. 24. Jan.
Officials at U. N. Quietly Meet Baltic Leaders // The New York Times. 1989. Dec. 10.
Wer dem Elend nicht entgegenwirkt, der f;rdert die Radikalen // Die Welt. 1992. 20. Nov.
Westen hilft Baltikum zuwenig. Bund. // Ausland. 1992. 5. M;rz.
Wiedersehen mit Mavrik Voulfsons // Thurgauer Zeitung. 1998. 30. M;rz.
KOPSAVILKUMS
Emma Bramnika-Vulfsone ES APPREC;JU ROMANTI;I Mavriks Vulfsons — politi;is, diplom;ts, publicists un liri;is Laim;gas sievietes atmi;u atsevi;;as lappuses
Kopsavilkums
“Mavriks Vulfsons bija cilv;ks, kur; ar dzi;u p;rliec;bu un ener;isku pa;-aizliedz;bu piedal;j;s m;su atjaunot;s valsts tap;anas un att;st;bas noz;m;g;kajos v;stures notikumos. Visdzi;;k; Latvijas cie;a un pateic;ba vi;am par to, ka valsts neatkar;bai iz;;ir;gaj; br;d; vi;am bija drosme bal-sot par Latviju,” — sac;ja par vi;u Latvijas Valsts prezidente Vaira V;;e-Freiberga (2005).
Mavriks Vulfsons (1918—2004) —paz;stams politisks un sabiedrisks darbinieks, publicists, Latvijas M;kslas akad;mijas goda profesors. Dzimis Maskav;, turp no Latvijas b;g;u gait;s bija devu;ies vi;a vec;ki. Kad p;c Pirm; pasaules un pilso;u kara ;imene atgriez;s R;g;, vi;; m;c;j;s v;cu un latvie;u skol;s. 30. gados — LSDSP jaunatnes organiz;cijas biedrs, kura p;c 1934. gada valsts apv;rsuma bija spiesta aiziet pagr;d; un v;l;k apvieno-j;s ar Latvijas komunistu jaunatnes organiz;ciju. M;c;j;s Latvijas Univer-sit;t;. 1939.—1940. gados dien;ja Latvijas armij;, kop; 1941. gada — Sar-kan;s armijas virsnieks, Otrajam pasaules karam beidzoties bija majors.
Kop; 1945. gada Mavriks Vulfsons darboj;s periodik; k; politiskais koment;t;js. Vad;ja anal;tisko telev;zijas programmu “Globuss”. Pasniedza soci;l;s zin;bas Latvijas M;kslas akad;mij;.
No 1988. gada akt;vi piedal;j;s demokr;tiskaj; politiski sabiedriskaj; kust;b;, kas izv;rs;s PSRS perestroikas laik;, viens no Atmodas l;deriem un Latvijas Tautas frontes dibin;t;jiem, kura c;n;j;s par Latvijas neatkar;bas atjauno;anu.
;aj; laik; Mavriks Vulfsons tika iev;l;ts par PSRS Augst;k;s Padomes un Latvijas Augst;k;s Padomes deput;tu, piedal;j;s PSRS Tautas deput;tu kongersa darb; (1989—1990), bija Latvijas ;rlietu ministrijas ;pa;o uzdevumu v;stnieks (1992—1993).
Mavriks Vulfsons — vair;ku svar;gu starptautisku forumu dal;bnieks. Vi;am n;cies tikties ar daudziem 20. gadsimta iev;rojamajiem politi;iem —
M. Gorba;ovu, H. Kolu, H. D. Gen;eru, D. Beikeru, H. Modrovu, S. Talbotu, NATO sekret;riem J. Luncu un M. Verneru, Izra;las prezidentu E. Veicmani, ar daudziem citiem Eiropas, ASV un Izra;las politiskiem un sabiedriskiem darbiniekiem, iev;rojam;kajiem ;urn;listiem un izdev;jiem. Sa;;mis vair;ku valstu apbalvojumus un goda nosaukumus.
Mavriks Vulfsons ir vair;ku gr;matu autors latvie;u, krievu, ang;u un v;cu valod;: “Pieci stari” (R;ga, 1964); memu;ri “K;rtis uz Galda” (1997— 1999); 100 dienas, kas p;rv;rta pasauli: No slepen;s diplom;tijas v;stures, 1939—1940. R., 2000. Projekta “Es m;lu Latviju” (2000) autors.
Mavriku Vulfsonu gan m;l;ja, gan ien;da, tom;r cien;ja par drosmi, talantu, gudr;bu. Gandr;z 40 gadu publik;cij;s pres;, radio raid;jumos, lekcij;s un diskusij;s Latvijas M;kslas akad;mij;, bet katru piektdienu ar; no telev;zijas ekr;na skan;ja vi;a drosm;gie v;rdi, vi;; m;c;ja pateikt to, par ko atkl;ti toreiz run;t nedr;kst;ja. 60. gados Latvijas kompartijas CK pirmais sekret;rs Arv;ds Pel;e nosauca Mavriku par hidru ar devi;;m galv;m, ja vienu noc;rt, t;s viet; izaug tr;s jaunas.
1988. gada 2. j;nij; Rado;o savien;bu pl;num; R;g; un 1989. gada
23. decembr; PSRS Tautas deput;tu kongres; Maskavas Kreml; Mavriks Vulfsons pirmoreiz Padomju Savien;b; nodeva atkl;t;bai Molotova— Ribentropa pakta slepenos protokolus un v;sturisk;s paties;bas atjauno;anas v;rd; piepras;ja pasludin;t tos par sp;k; neeso;iem no pa-rakst;;anas br;;a. Vi;; ar; pirmoreiz publiski pazi;oja par nepiecie;am;bu uzcelt pieminek;us holokausta laik; boj; g;ju;ajiem Latvijas ebrejiem un aicin;ja izveidot Latvijas ebreju kult;ras biedr;bu, k;uva par vienu no t;s dibin;t;jiem (1988). Vi;; bija viens no starptautisk;s organiz;cijas “The Inter-Parliamentary Council Against Anti-Semitism” dibin;;anas iniciato-riem (1992).
Mavrika Vulfsona runa Latvijas rado;o savien;bu pl;num; l;dzin;j;s spr;dzienam — spr;dzienam cilv;ku apzi;; un izsauca varenu drosmes uzbangojumu. “Zini, ko tu nupat izdar;ji? Tu nogalin;ji Padomju Latviju,” sac;ja vi;am ;aj; sakar; Latvijas kompartijas CK pirmais sekret;rs Boriss Pugo.
Laikraksts “Diena” rakst;ja (2003), ka, b;dams dramatisku Latvijas v;stures pav;rsienu akt;vs dal;bnieks un iniciators, vi;; iedvesmoja ;au;u t;ksto;us p;rmai;;m dz;v;, ietekm;ja v;stures gaitu un cilv;ku likte;us, Latvijas sabiedr;bas tikumisk;s pa;att;r;;anas procesu.
“Gr;ti iedom;ties, ka ;im jau gados sirmgalvim, kur; akt;vi iesaist;j;s politiskaj; c;;; 80. gadu beig;s, bija iev;rojama loma komunisma sabrukum; Krievij;”, “Mavriks Vulfsons un komunisma sabrukums. M;s-dienu v;sture” — t; par vi;u atsauc;s ;rzemju prese.
Jau savas dz;ves laik; vi;; k;uva par simbolu un le;endu. “Le;enda”, “20. gadsimta person;ba”, “viens no 85 arhitektiem, kas p;rv;rta m;sdienu Eiropu”, Latvijas Kisind;ers”, “atku;;a ledlauzis”, “Latvijas Robes-pj;rs “ — l;k, nepilns epitetu uzskait;jums, ko izpeln;j;s Mavriks Vulf-sons. Divreiz vi;u burtiski n;s;ja uz rok;m — PSRS tautas deput;ti Maskav; 1989. gad; un r;dzinieki 1990. gad; p;c Latvijas Neatkar;bas deklar;cijas pasludin;;anas.
Atmodas ziedi nav nov;tu;i. Sagaidot vi;a pirmo piemi;as dienu (2005. g. janv;r;), Latvijas ;urn;listu savien;ba iedibin;