Мгновения судьбы. Право на жизнь

Отрывки из повести "Острова памяти" (по воспоминаниям моего отца Дерябина Анатолия Степановича).

Эпизод двенадцатый. Лето 1943 г.               
               
         Черный зрачок пистолетного ствола холодно взглянул в глаза и застыл напротив лба.
          Господи, да что же это! Нет, не со мной это происходит, не может быть  этого со мной, ведь это несправедливо! Остановись, батя-комдив, что ты делаешь, ведь можно все объяснить!
         Однако оцепенение преодолеть невозможно, сил нет даже шевельнуться.
       - Ты что натворил, гад! Застрелю я тебя сейчас!               
          Палец на курке напряжен, вот он дрогнул и чуть сдвинулся. Все, конец! Что же теперь отцу напишут?      
          И тут поверх пистолета ложится чья-то рука и отводит его в сторону.
- Погоди, Павел Савелич, погоди. Шлепнуть мы его всегда успеем. Тут 
треба до конца разобраться. Дерябин! – замполит поворачивается к помертвевшему лейтенанту, - Так ты говоришь, что пакет получал? Точно? Зарегистрировал? А что же начальник твой, капитан Анохин, говорит, что от тебя он ничего не получал? М-да, пакет исчез вместе с журналом регистрации. Чудно! Савелич, тут что-то не так. Когда это Дерябин успел еще и журнал сховать? Вот что, давай-ка Анохина еще раз потрясем, может что-нибудь новенького скажет?
     Да, дело завернулось жутким кренделем. Накануне вечером, когда на
пороге блиндажа появился посыльный и вручил шифровальщику лейтенанту Дерябину пакет из штаба армии, то это, казалось, не предвещало никаких неприятностей. Как обычно, расписавшись у посыльного в получении, лейтенант тут же зарегистрировал факт получения корреспонденции в журнале. Капитан Анохин, главный шифровальщик штаба дивизии, уже крепко спал на своем топчане, и пришлось немало потрудится, чтобы его растормошить. От предыдущих бессонных ночей лейтенант и сам еле стоял на ногах, а пришедшая депеша вновь отодвигала возможность поспать.
- Ты вот что, Дерябин, - протирая глаза пробурчал Анохин, - бери
последнюю шифровку и дуй в полк к Крутилину.
- Погоди, Михаил Петрович! А этим пакетом когда заниматься будем?
- Я сам займусь, давай, топай!
         И лейтенант потопал. Откуда ему было знать, что капитан тут же опять завалится спать? Какая шлея попала ему под хвост и он решил послать всех к едрене фене – черт его знает. Может быть раздосадованный тем, что через отдел в  последнее время сплошным потоком шла всякая дребедень, он и последнюю шифровку посчитал не очень важной и срочной, а потому решил соснуть чуток, да вот и  разоспался до утра. А между тем шифровка оказалась совсем не ерундой. Приказ о приведении в готовность дивизии к передислокации не позднее 8-00, – вот какая это оказалась «ерунда».
         Предстал утром наш капитан пред грозными очами комдива и … сломался.
- Доложил вам Дерябин о получении пакета? В журнале регистрации
запись есть? 
- Нни-и-как нет. Не докладывал и не записывал.
         А прибежав в блиндаж, не нашел ничего лучшего, как засунуть подальше с глаз долой и пакет, и журнал…      
         И вот он вновь перед командиром.
- Капитан Анохин, доложите еще раз, как все произошло?
     Молчание.
- Так передавал вам Дерябин пакет или нет?
- Передал.
- Значит передал! Ну, и что дальше?
- Я … оставил его у себя… и… уснул.
- Что натворил-то, понимаешь?
- Да … понимаю.
          Еще не до конца веря своим ушам, лейтенант жадно вглядывается в лицо своего начальника и, вместо облегчения, ощущает леденящий ужас. Нету капитана Анохина! Окостенелый мертвец стоит сейчас в капитанской форме и синими губами шепчет слова, оставленные ему живой душой. Отлетела она от своего несчастного тела, не дожидаясь мучительной развязки! Я тоже недавно стоял ни жив ни мертв, но у меня-то до последнего мгновения надежда была, а вот Анохина она видно на пороге оставила. А может это мучительный выбор совести: отказаться от борьбы  за жизнь тогда, когда на эту борьбу не имеешь  права…