ГЛАВА 3. ЗНАКОМСТВО
Если вы когда-нибудь чувствовали
запах необычной мысли и ее искренней
красоты, вы никогда его не забудете.
Осознание непримиримости или другого
ощущения мертвой хваткой утопающего
будет держать вас еще долго.
Музыка с нежным и трогательным голосом, словно глухой
колокольный звон, заплескалась в стенах последнего вагона
этой электрички. Отражаясь то от одной, то от другой его стены,
она вырывалась в открытые окна. Арабес услышал ее, когда эта
музыка уже зазвучала из соседнего вагона. Он стоял в тамбуре
и докуривал сигарету. Через некоторое время через тамбур
в вагон вошла та самая голубая, как ангел, леди мечты, с кото-
рой он шутил на перроне, а за ней двое парнишек с баяном
и бубном.
— Дорогие мои братья и сестры, — начала она, обращаясь
к пассажирам. — Понимаем вашу усталость после тяжелого
трудового дня, вам не до нас. Кому сейчас легко? И нам тоже.
Мы детдомовские, пришли к вам с благородной целью. Да. Да,
не удивляйтесь, с большой благородной целью — разогнать
тоску. Но, как всегда у нас водится, все благое, как тень, пре-
следует корыстная цель. И чтоб вам было не мучительно боль-
но расставаться с деньжатами, мы милость вашу скрасим пес-
ней с доставкой ее в любой конец вагона. Итак, терять все
равно нечего, слушайте: поют беспризорные теле-горе-блинчи-
ки из хора «Детдомовские самовары», неоднократные лауреа-
ты конкурса «Перепой на заре», — девушка улыбалась, говоря
все как бы полушутя, потом запела:
Камень на камень, кирпич на кирпич,
Горе на душу ложится, как бич.
75
В промысле дьявола мы словно дичь.
Сердце сорвалось, и слышится лишь клич…
Эти слова отдаленно напомнили ему что-то знакомое,
а именно его песню, которую когда-то сочинил, возвращаясь
из Чечни. Эта девушка на одно мгновенье показалось ему той
самой маленькой девочкой, которую когда-то, около десяти лет
назад, он вывез из Чечни.
Он написал на сторублевой купюре свой телефон и положил
девушке в сумочку, когда она закончила петь.
— На купюре мой телефон. Позвоните обязательно. У меня
есть к вам деловое предложение. Мне кажется, что лет десять
назад я эту песню уже слушал, да и эта куколка «дельфин и ру-
салочка», что висит на вашей сумочке, родом, кажется, из Чечни.
Девушка на мгновенье замерла, улыбка сменилась насторо-
женной задумчивостью, будто прикоснулась к чему-то непред-
сказуемо далекому.
— Я вам обязательно позвоню, — ответила она и торопливо
пошла дальше.
Она позвонила не сразу. Прошло больше недели, и он уже
не ждал звонка, когда услышал, сердце его екнуло и сжалось.
— Вас зовут Надежда?
— Да, — ответила она.
— Тогда я не ошибаюсь, вы именно та девочка, которую я
вывозил из Чечни в начальном периоде первой военной кампа-
нии в Чечне.
— Вы тот самый интернационалист Арабес? — в свою оче-
редь спросила она. — Это было или имя, или прозвище, но пом-
ню, вы просили себя так называть.
— Так и зовите, — ответил он и назначил встречу.
Они встретились в кафе на Старом Арбате. Она как будто
не очень охотно поведала ему, как сложилась ее судьба после
дороги из Чечни.
— Да я тогда от ментов вокзальной площади улизнула, но,
перебегая через улицу, была сбита машиной. Водитель жил, ви-
76
димо, в пригороде и, чтобы уйти от ответственности за несчаст-
ный случай, меня в бессознательном состоянии подобрал и увез,
оставив у ворот одной из больниц пригородного городка.
После этого неизвестный человек с телефона, а может, и он,
позвонил в больницу. Врачи меня подобрали и практически вы-
ходили. Я долго не могла восстановить свою память. Только уже
находясь в детдоме, я вспомнила свое имя и назвала фамилию
Желанная. После получения паспорта из детского дома ушла,
но связь постоянно с ним поддерживаю. Кроме всего, у меня
там осталось свое хобби и одна из воспитательниц — почти моя
приемная мама, покровительница этого дела.
В детском доме меня из-за моего внешнего сходства все
звали куколкой. Эта кличка мне стала родной. У нас всегда
не хватало кукол, и мы, девчонки, их стали делать сами. Удач-
ные их экземпляры, как и поделки бабочек их капроновых чу-
лок, натянутых на проволоку, носили в магазин и продавали. Это
постепенно перешло в дело. На вырученные деньги кой-чего се-
бе покупали. Это стало моим хобби. Сейчас я снимаю комнату
с подружкой в Москве, коллекционирую и собираю разные кук-
лы. Чтобы покупать, мы делаем свои куклы и продаем. Может
быть, со временем сделаю и музей куклы.
Она с увлечением стала рассказывать о каком-то неизвест-
ном ему доселе мире кукол, и он стал с увлечением слушать,
больше любуясь игрой черт ее лица и движениями тела.
— Я хочу, чтобы мир кукол пересекался с миром людей. Кук-
лы имеют огромную энергетику, и эта энергия может возбуждать
любовь к ним. Более того, они начинают поглощать вашу энерге-
тику, которая переходит в души этих куколок, будто сами люди
срастаются с душами этих кукол. Порой люди, оживляющие тря-
пичных кукол, становятся их частью, и их персона выражается
в самом человеке. Они могут грустить и радоваться, оказывая
мощное воздействие на человека. Открывая свою душу кукле,
надо бояться того, чтобы она из ревности не навредила вам.
Есть куклы, которые стоят дороже машины. У каждой семьи
должна быть любимая кукла или свадебная кукла родителей,
77
как свадебная фотография. Создание куклы сравнимо с созда-
нием художественного произведения. В нее вкладываешь тита-
нический труд, мысль, душу и свою любовь. Кукла должна нести
радость и добро в дом, это человеческие обереги, даже если
они кикиморы и бабы-яги. Они могут скрасить одиночество и со-
здать недостающий уют общения.
Он слушал ее внимательно и старался не перебивать, так как
говорила она с увлеченностью. Порой она неожиданно могла
рассмеяться и тут же становилась серьезной и задумчивой, буд-
то что-то вспоминала.
— Вам это интересно? — спрашивала она. Он улыбался и го-
ворил, что очень, что ее вновь вдохновляло, и она продолжала:
— Кукла с изображением любимого человека, пусть из гли-
ны, воска, с использованием его волос создает магию любви
внутри того человека, которому она подарена. Если человек по-
любил куклу, он с ней расстается очень тяжело, тяжелей даже,
чем с любимым человеком. Плохое обращение с куклой может
привести к беде.
Первой игрушкой фараонов тоже были куклы, и они их оду-
хотворяли. Чтобы кукла не могла от них убежать, ее избавляли
от ног. Каждая знаменитость должна иметь массу кукол своего
образа, чтоб у всех кумиров с ними был образ общения. Каждая
такая кукла несет энергетику того человека, которого она пред-
ставляет. Дарить куклы должно стать доброй традицией. Они
способны оберегать людей от несчастий, как берегини, и сопут-
ствовать творчеству. Куклы как дар от кумиров можно даже
разыгрывать в лотерее, создавая тем самым индустрию добра.
— Даже так? — удивился он. — А какая у тебя ныне желанная
кукла-талисман?
Она не сразу ответила на этот вопрос, а сначала решила за-
кончить рассказ о куклах и продолжила:
— У меня есть разные куклы: девочка-змея, девочка-бабоч-
ка, девочка-ежик, птица, солнце, ангел, песня и много других ку-
кол из различных сказок и легенд мировой истории. Эти куклы
передают мир человеческих переживаний, фантазий и образов.
78
Всего у меня около семисот кукол. Однако если у меня был бы
механик, я создавала бы механических кукол, подражающих
людям. Представляете куклу в виде дремучей старушки с клю-
кой и вороном или попугаем на плече, которая будет гадать.
Птица по вашему приказу сможет вытаскивать угольки или ка-
мешки из ее корзины, а разломив уголек, вы найдете себе поже-
лание и судьбу. Интересной могла быть и кукла «рабыня любви»,
если бы она и прикурить давала, и вина страсти из груди нали-
вала, а за копеечку и ножки подымала, и попку показывала,
и все женские прелести у нее светились бы при поглаживании.
Своему образу я бы сделала голубую куколку Барби, которая
пела бы мои песни и писала стихи. Такие куклы привлекательны
не только своим видом, но и своим поведением. Я даже научи-
лась делать куклы заклятия. Они могут реализовывать прокля-
тия и даже вершить рок.
Талисманом по моей жизни является кукла-дельфин и руса-
лочка. Я даже брелок себе такой сделала, — она показала висев-
ший на пышной груди образок, где дельфин и русалка, сросшие-
ся хвостами, подносили друг другу: один — цветы, другая —
сердце.
— Именно нечто подобное этому я видел у тебя, когда мы
ехали из Чечни, но тогда твоей мечтою, насколько помню, был
образ Храма любви. Картинка его осталась. Я храню ее до сих
пор как память о тебе и твоей мечте.
— Это, конечно, и сейчас не менее интересно, но так далеко
и нереально. В сегодняшней жизни необходимо делать только
то, что может приносить деньги, иначе умрешь, как бродячая со-
бака, и никто не пожалеет.
Он по-прежнему не стал перебивать ее рассказ, думая, что
не все, чем она хвастается, является реальностью, но выражал
восхищение и продолжал потягивать разлитое по бокалам вино
«Арбатское».
— Если, конечно, у меня было бы миллиардное состояние, я
обязательно это осуществила, — продолжала она, видя, что его
удивляет, — но так как его нет, я пытаюсь делать то, что позволя-
79
ет мне не умереть с голоду. Даже несчастное производство тор-
тов без денег организовать невозможно.
А была бы у меня кондитерская и выпускала бы я… Как ду-
маете, что? Никогда не догадаетесь.
Представьте себе, приходите в магазин и видите эротиче-
ские торты с сюжетами из древних преданий или куклы, одежду
с которых можно снимать и съедать. А еще лучше, если эти кук-
лы — известные личности из шоу-бизнеса и не только. Конечно,
из любопытства вы купите как сюрприз и естественно разденете
догола. Вот увидели вдруг перед собой обнаженную даму и гру-
ди, полные вина. Разве это не заманчиво? Надкусили их, и вас
потянуло на подвиг. Естественно, вам захочется большего, и вы
начнете искать то, что может быть ниже. Раскупорите или разре-
жете и достанете оттуда другую куклу или ложку нектара любви.
Выпьете его — и любить захочется, хоть на стенку лезь. Разве
это не бизнес был бы?
— Ну, ты хватила, — почесав голову, возразил он. — Фанта-
зия фонтаном брызжет. Это могут посчитать не совсем здоровым
увлечением, но в кафе любви, которое я бы хотел сделать, могло
иметь смысл. Если же любимых героев лепить из шоколада, то
я бы никогда не мог бы съесть ни Красную Шапочку, ни Гавроша
с Дон Кихотом. Даже от поглощения Бабы-яги с Кощеем Бес-
смертным удовольствия большого не получил бы, ведь эти зло-
деи тоже ни одного сказочного героя не съели.
Она отреагировала на его замечание ехидно, сказав, что его
фантазии с мифической фирмой «Бабье дело» по своей дерзо-
сти ее фантазиям подметки оборвут и кошмарами замучают.
— Тогда в чем же дело, бери кредит и организуй фирму.
— Однако, я боюсь кредитов, да и под честное слово их ни-
кто не даст. Ведь я сейчас безработная, и пока приходится под-
рабатывать пением. Подаяния за песни в метро и электричках
могут составить до трехсот рублей в день, а если заниматься
регулярно, то это почти семь-десять тысяч в месяц. Хороший
мужик ныне зарабатывает, где-то пять-десять. Приходится по-
могать и детдому, в котором выросла. У меня же там еле теп-
80
лится хобби, о котором рассказывала, с мастерской по пошиву
кукол.
— Надо это развивать, не умрешь с голоду.
— Слишком хлопотное дело для самой и требует мастерства
и талантливых помощников, а таковых сейчас нет.
Несколько месяц назад я уволилась с постоянной работы,
теперь безработная. Долго искала работу и разочаровалась.
Хорошая работа в этом мире возможна только по протеже. Все
рекламные компании, обещающие хороший заработок, в ос-
новном стараются тебя надуть и ограбить. Я обошла все марке-
тинговые, дисконтные и сетевые структуры. Они, как и в свое
время ваучерные, квартирные и прочие структуры, ищут довер-
чивых людей или, проще, лохов, а русский народ доверчив
в основной своей массе. Это хорошая кормушка для них. Как
только государство лицензирует эту деятельность. Видно, его
бюрократы тоже в доле участвуют. Государство не защищает
нас от мошенников, а само требует, чтобы мы его защищали,
вот народ и готов из него бежать. Я уже разуверилась во всем
от того, что вижу, как-то там, то тут все стараются друг друга
надуть.
Государственники бюджет режут, воруют и без откатов ниче-
го не пропускают, душат на корню. Сейчас, если никого не наду-
ешь, то быстро и не разбогатеешь.
— Что думаешь делать дальше, так и будешь продолжать
петь и спонсоров искать?
— Не знаю. Я работала в одном закрытом городке государ-
ственной фирмы, куда даже из кремля заезжают, и обслуживала
и в доме приемов, и его магазине, очень крупное начальство.
Работала, как прокаженная. График — два дня работаешь, два
дня отдыхаешь, но уважения к своему труду не чувствовала. Ес-
ли исходить из норм обслуживания, то нас там должно было
быть в два раза больше, так как в таком же заведении идентич-
ного городка, где, видно, числились одни блатные, их было
больше, чем нас. Похоже, у нас и там разные штатные расписа-
ния утверждали. Неизвестные люди и у нас числились, но факти-
81
чески их не было, и мы за них работали, но деньги п за этих
«подснежников» получали не мы, а начальство.
— Похоже, ты по натуре непримиримый тип, а таким всегда
и везде нелегко, — со снисходительной усмешкой молвил он. —
Как у Христа за пазухой не проживешь. Да и я, наверно, та-
кой же, — признался он и, чтобы не акцентировать ее внимание
на этом, добавил: — Там, наверно, постоянные банкеты прихо-
дилось обслуживать?
— Бывали банкеты, они за полночь продолжались, и утром
отсыпались, а мы, как рабы, к десяти часам снова на работе. Им
плевать, выспались мы или нет, не хочешь — увольняйся, вы-
жмут как лимон и других примут. Даже ревизии нам устраивали
в ночное время, чтобы утром мы уже работали. От такой нагруз-
ки и переутомления у нас один водитель за рулем уснул, въехав
в витрину магазина. Убытки страшные, а они на этом списали
еще больше. Сначала нас по медицинской части в их закрытой
поликлинике обслуживали, а потом, как чернь, исключили
из списков этих услуг. Пожаловаться нынче некому. Профсоюзов
нет, или они так же своим бизнесом занимаются. Заставили да-
же санитарные книжки оформлять за свой счет. Вот и приходи-
лось платить, но компенсировать наши затраты они не собира-
лись — все, видно, карманы себе набивали.
У них все посреднические фирмы прикарманены были
и спокойно перепродавали государственное добро, вроде газа.
Миллиарды меж собой только делили, те, что на руки от народ-
ных государственных фирм налипают, горбатить нас заставляли,
а платить нормально не хотели. Почему государство посредни-
ческую деятельность не запрещает и Госбиржу товаров не орга-
низует, где спекуляция была бы запрещена, чтобы народ не об-
дирать?
Он не стал отвечать на этот почти риторический вопрос, да
и вопрос был, скорее, не к нему, а к самой себе. Она, видимо,
тоже не ждала ответа и продолжала:
— Не понимала я этого, да и сейчас не понимаю, но чув-
ствую, что-то у нас не так. Нет действенного народного контро-
82
ля, не подчиненного действующей власти, хотя бы наподобие
профсоюзов или церкви, хотя и они не обделены личной нажи-
вой и могут хапнуть. А вот власти, которая не имела никакой
своей собственности, кроме мундирской чести, в мире нет.
Только я думаю, когда-нибудь такая народная власть будет.
У меня даже марш написан для народа, который отстранен
от влияния на власть. Он так и называется: «Марш отстранен-
ных». Я имею в виду отстраненных от влияния на власть, чтобы
не прибегать к бунтам. Она взяла гитару и тихо стала напевать:
Эх, да беда, беда, беда,
Мы отстраненная толпа.
И доныне власть всегда
С наживой только в ногу шла.
Левой, левой, левой!
Контролем мы станем над властью этой.
Левой, левой, левой!
Пошире походкой смелой.
Пусть не идет с нами вражда
И тяжелая судьба.
Вставай, вставай, вставай, народ,
На крестный ход, на крестный ход,
Вперед, вперед, вперед, вперед!
За волю народа, где счастье нас ждет.
За радость жизни бытия,
Чтоб власть слугой людей была.
Левой, левой, левой!
Контролем мы станем над властью этой.
Левой, левой, левой!
Пошире походкой смелой.
Пока лишь это всех мечта,
Которой свершения ищет земля.
Нынче мы только черная пыль,
И диктатура наживы есть быль.
Вырвем же, вырвем из пасти всевластья
Нужный огонь любви и счастья.
83
Станем ли волей нашей жизни,
Станем ли смыслом своей отчизны?
Вот поднимаем флаг мы свой,
Великой истины простой.
Вперед, вперед идем на бой!
Со всех безликою судьбой.
Вставайте, вставайте, под возглас «вперед!»
За нами, за нами народ весь пойдет.
Вперед, вперед, вперед!
Свершение воли народов мир ждет.
Пленим же, пленим же все страны земли
Единой идеей единой страны.
Создайте, создайте, враги мира тьмы,
Державу друзей как державу одну.
Были, мы были черной пылью,
Сделаем нашу волю жизнью.
Станем не пылью, а смыслом власти,
С чести любви над свободой сласти.
Вырвем же, вырвем из пасти всевластья
Нужный огонь к нам любви и согласья.
Вперед, вперед, вперед, вперед,
Державы великой прозренья народ.
Идите, идите и всем говорите,
Что мира единого в мире хотите.
Мира любви, мира друзей
Над всей планетою людей.
Где власть им будет не злодей,
А слугой народа в ней.
Левой, левой, левой!
Пошире походкой смелой.
Контролем мы станем над властью этой.
Левой, левой, левой!
Пойдемте, пойдемте к эпохе любви.
Сомкните, сомкните плотнее ряды.
Эй, барабаны, бейте в ногу,
Дорогу истине, дорогу праву.
84
На эшафот, на эшафот,
Насилье кровь пускай прольет.
По барабанам, по барабанам
Дорогу истины отрядам.
Сомкните, сомкните ряды и штыки
Согласья, веры и нашей судьбы.
На баррикады, на баррикады!
Утвердим нашу волю в прави.
Вставайте, вставайте, вставайте, народы!
Под флаг единения с миром природы,
Где будет только власть людей,
А не наживы — зла царей.
Вперед, вперед, вперед, вперед!
Пусть власть насилия умрет.
На эшафот ее, на эшафот!
И только в стон, и только в стон,
Ведет всевластия закон.
Были, мы были черной пылью,
Станем мы нашей воли жизнью,
Новой жизни и новой былью,
А не как раньше — только пылью.
Левой, левой, левой!
Пошире походкой смелой.
Контролем мы станем над властью этой.
Левой, левой, левой!
Вперед, вперед, вперед!
Народ парабеллум и кольт.
И душу вон, и душу вон,
Зови на ход церковный звон.
Безумства мира власть снесем
И приведем, и приведем
Планеты власть нам на поклон.
Под колокольный мира звон.
Мы истины на трон зовем.
Были, мы были черной пылью,
Станем мы нашей воли жизнью.
85
Новой жизни и новой былью,
А не как раньше — только пылью.
Уходи, уходи да беда, да беда,
От руля, от руля, навсегда.
И будет в мире господин
Народ над властью лишь один.
Вперед, вперед, вперед, народ,
Мир нашей воли в мире ждет.
Левой, левой, левой! Пошире походкой смелой.
Контролем станем над властью этой.
Левой, левой, левой!
Властью над миром будем первой.
— Ну, и что скажете? — спросила она его. — Сильно?
— Немного покороче надо сделать, а в общем ничего. Одна-
ко это протестная политика.
— А что мне, даме безработной, без роду и племени терять,
кроме своих оков безденежья? Вот работала в том закрытом го-
родке, где министры и подобные им отоваривались, справедли-
вости и там не было. Каждый из них за один вечер оставлял
у нас денег в десятки раз больше, чем получали мы за месяц ра-
боты, а все вроде служаки на государственном предприятии или
обеспечении.
У начальника городка питание было бесплатное, за обедом
две бутылки коньяка с женой выпивают с красной и черной ик-
рой, и ни в одном глазу, как будто сок выпили. Все они имели го-
сударственные дачи с зимними и летними садами и различными
услугами. Надо — и официант с обедом, и парикмахер на дом
придет. Коммунизм на отдельно замкнутой территории.
Все богатые, а счастья настоящего у них ни у кого не видела.
Будто они замурованы в бетон отношений, какой-то борьбы, ко-
торая никогда не приносит людям спокойствия. Многие из них
даже в туалет, наверно, с охраной ходят, и за каждым шагом их
следят, это же не жизнь, а ужас.
Что интересно, хоть и богатые, а, расплатившись за покупки,
чек с собой забирали и проверяли первое время нас на под-
86
лость: обманули их или нет, как настоящие скряги. Редко кто
из них нас шампанским на праздник угощал.
Однажды к нам зашел главный экономист страны. Мы его
в глаза не знали и, естественно, половиком передним не легли.
Когда он бутылку пива за две тысячи заказал, я пять процентов
со стоимости не скинула как за покупку стоимостью свыше двух
тысяч. Не ассоциировалось бутылка пива с такой ценой.
Отчитал с надменным видом и сказал, чтоб больше меня
здесь не видел. Сначала пряталась от него, а потом случайно
увидел и заставил, чтобы начальник городка уволил меня. Прав-
да, его просьбу начальник не сразу выполнил, а с этими прятка-
ми и другая авария случилась.
Простого человека на всех базарах обманывают и обвеши-
вают, и он уже смирился с этим, не реагирует, а попробуй их
по ошибке обсчитай — это будет концом твоей карьеры, но и,
если передать денег, не вернут, будто не считают. Лично прове-
ряла.
Я по какой причине все-таки заявление на увольнение напи-
сала, нечаянно вазу разбила в зале приемов, а она пятьдесят
семь тысяч, почти двух моих годовых окладов, стоила.
Такая вся резная была, итальянская. Я все боялась мимо нее
проходить, не дай бог, думала, задену, так и случилось. День
и всю ночь мы проводили ревизию, а на утро открылись, ну,
естественно, сонные качаемся. Да еще и прятаться пришлось,
вот и задела.
Папочка — начальник этого городка, приставать ко мне стал,
на увольнение не настаивал, но эту причине устал использовать
в своих интересах. Он до этого ко мне сдержанно относился, хо-
тя всех других то за ногу, то за попу или грудь пощупает. Оттолк-
ни его, он сразу: «Что, хочешь быть уволена?» Правда, все это,
как шутку, спускал и большего не требовал, а тут вызвал к себе
и говорит:
— Будь любовницей, или платить заставим.
Я поначалу отказывалась, говорю: «Вы мне отвратительны».
А он, смеясь, угрожать стал, намекал: «Может случиться худшее».
87
«Не повезло тебе, Надежда, — говорили мои девчонки
по работе. — Затыкай нос, закрывай очи и иди ложиться, другого
выхода нет, иначе еще и в аварию попадешь». Вскоре я реаль-
ность этого почувствовала на себе, когда меня слегка зацепило
зеркалом пронесшейся мимо машины.
Всю ночь толком уснуть после этого не могла. Под утро мне
приснился сон, и в нем с ним ругаюсь:
— Вы, — говорю я вроде бы как ему, — стерли и сломали ме-
ня как личность. Ваши прихвостни заставляют меня делать ряд
обязанностей, не оговоренных моим договором. Приходится да-
же мыть без оплаты полы, когда уборщица отсутствует, и все
по вашей милости. Если уволюсь, рекомендацию, угрожаете,
дать такую, с которой можно пополнить только армию безработ-
ных, а с моими долгами это крах. Я со своей бедой у вас
на несъемном крючке.
Все, как в доме терпимости: воля хозяина, как желанье кли-
ента — закон, отказывать ни в чем нельзя и уволиться, сбежать
невозможно. Найдут и закопают.
Экономите на всем, чтобы деньги грести. Осталось всем кра-
сивым бабам счетчики между ног установить: раздвинула ножки
и деньги неси, и опять вам. Не жизнь, а малина для вас бы была.
Хотя она для вас и сейчас малина. Деньги и власть как безум-
ства напасть. Вы, власти мужы, узурпировали и то, и другое.
— Да, если за тобой нет реальной силы и денег, то ты ничто
и звать тебя никак, — отвечает он мне. — Деньги — сила, неза-
висимость. Если такая умная, попробуй организовать какую-ни-
будь партию бабьей силы, и ты тоже станешь крутым и уважае-
мым человеком.
— Я бы организовала, но ее верхушку рано или поздно все
равно за деньги скупят, как во всех других партиях. Хотя в со-
ветские времена, говорят, были профсоюзы, которые защищали
интересы работников по коллективному договору с администра-
цией. Уволить человека было сложно, а сейчас куда-то все про-
пали, а где они есть, то только фикция. Такие, как вы, им не дают
образовываться, преследуют или верхушку подкупают.
88
Нет неподкупных — вот в чем беда. Может быть, когда-ни-
будь собственности не будет ни у кого, а будет только какое-то
право на личное пользование от добра, которое каждый чело-
век отдает в общее благо, но это далеко и несбыточно. Так что
придется надеяться только на себя.
Взять бы мне ручной пулемет на плечо и таких крутых, как
ты, ходить и отстреливать. От пули никакая крутость, никакие
деньги не спасут. Тут все зависит от того, кто скорее нажмет
на курок.
— Зачем тебе брать пулемет на плечо, — язвительно замеча-
ет он, — у тебя есть амбразура, вставляй между ног пулемет, ста-
новись рачком и стреляй в свое удовольствие.
Смотрю далее и вижу, что впрямь становлюсь я каким-то
холмом и из своей амбразуры стреляю и стреляю. Только поче-
му-то пули мои не свистят, а звенят монетным звоном, и вокруг
меня ложатся трупами деньги, деньги, деньги. Сверху на них ле-
жат тоже трупы, трупы и трупы с надписями: совесть, правда,
любовь.
Он сидит напротив и смеется, и никакие пули его не берут.
Потом протягивает свою руку и прикрывает ею, как Матросов
в 41-м, мою стреляющую амбразуру. Я вскакиваю и начинаю
убегать, крича, что я его все равно убью и работать на него
не буду. Оглядываюсь и вижу: за мной гонятся какие-то парни.
Бегу и дальше заскакиваю в маленький автобус, похожий
на пазик. Меня настигают. Один из них хватает меня за платье
и пытается выдернуть из дверей автобуса. Платье рвется, а я без
лифчика. Хватаюсь за верхнюю ручку над дверями и, уже в по-
луобнаженном виде извернувшись, ударяю его по лицу ногой,
а точнее, шпилькой туфли, надетой на мои ноги. Он падает, как
будто бы мертвым, но подбегает следующий и хватает уже
за трусики. Продолжая держаться за ручку, так же ударяю следу-
ющего. Он тоже с моими трусиками в зубах падает трупом,
и мне кажется, что своей шпилькой туфли я пробила ему голову
насквозь. Думаю, теперь мне тюрьма, и сколько трупов будет,
уже без разницы. Народ сидит в автобусе и как будто никак
89
не реагирует. Наоборот, они с интересом наблюдают, как я отби-
ваюсь, а я уже совершенно голая. Кричу водителю «Закрой
дверь!», но он не реагирует и смотрит на меня завороженными
глазами, как будто первый раз увидел голую девку.
Я не выдержала, схватила нож, лежащий у него на капоте, и,
угрожая им, кричу:
— Закрывай или зарежу.
Только после этого он как опомнился и, закрыв дверь, по-
ехал.
Один из этой компании все-таки успел заскочить, но отвер-
нулся, чтобы я его не узнала. Я схватила его сзади за волосы и,
приставив нож к его заднице, говорю водиле: «К милиции подъ-
езжай, или он будет трупом». Кто-то из женщин сделал мне
из платка набедренную повязку.
Подъехали к милиции. Вывожу я этого заложника и начинаю
объяснять, что и почему.
Меня не слушают, бросают за решетку, и вижу там — одни
голодные до женского тела уголовники. Увидели меня и как вол-
ки на свежее мясо бросились. Я стала теперь и от них убегать
и бегу, бегу, а камера как будто раздвигается и превращается
в длинный коридор. Потом вижу посередине, как будто рельсы
лежат, и я по шпалам, по шпалам задыхаюсь от страха, но бегу
и бегу.
Выбившись из сил, падаю на шпалы, а рельсы уходят под во-
рота тюрьмы. Потом ворота раздвигаются, и кто-то меня заносит,
как будто в зону. Вижу: лежу уже связанная на каком-то разде-
лочном столе, а вокруг меня зеки в полосатых бушлатах с на-
строенными разделочными ножами в руках. Сидят и, как мясни-
ки, обсуждают разделку туши: кому что от меня достанется.
Когда зашел вроде бы их пахан, они замолчали.
— Ну что, уже делите шкуру еще не убитой медведицы?
Голос его на голос Убожко похож, ну того самого, папаши го-
родка, в котором работаю, и думаю: он на воле пахан и здесь
тоже хозяин. Я от него убегала, а он здесь меня встречает. Далее
он говорит:
90
— Хотела убежать? От меня не убежишь. Ты зачем моих луч-
ших парней положила?
— Твоя школа, — отвечаю ему я. — Ты же сам давал понять,
что в этом мире не за умом гонцов посылают, а за силой. Страх
всему голова, и умом никому ничего не докажешь, пока кровь
не прольешь и силу не покажешь.
— Правильно мыслишь. Лучше быть нужным, чем умным,
и сильным, чем праведным. В зоне без этих понятий и поддерж-
ки не выживешь и уважения не получишь. Только ты женщина
и не имеешь права быть сильной. По природе мужчины всегда
сильней женщин, потому власть должна принадлежать только
им. Мы сейчас твою судьбу обсудим и все по понятиям разве-
дем.
У нас здесь свои законы. Если приговорим к смерти, значит,
так и будет. Покаяния не признаем, это равносильно самоубий-
ству. Сожаления тоже не знаем и жалостью никого не оскорбля-
ем. Поэтому нас боятся больше, чем государство. У него смерт-
ной казни нет, да и откупиться можно, а от нас не откупишься.
— Да, — отвечаю ему. — Если правды на свободе не нашла,
то здесь ее искать, вижу, бесполезно вовсе. Только позволю за-
метить, что сильным надо быть не мышцами, а на голову, и жен-
щина в этом может быть не чета мужчине.
— Пусть будет так, если примешь наши законы, мы с этим,
может, и смиримся. Начнешь жить нормально, по-нашему, и бу-
дешь кататься как сыр в масле даже в зоне.
Тут, вижу, на меня с неба сыплется дождем икра красная, а я
как будто стою на каком-то торте из черной икры. Уголовнички
стоят вокруг и выкрикивают:
— Принимай нашу жизнь, и работать не придется, и в икре
купаться станешь.
— Нет! Нет! И нет! — кричу я в ответ. — Ваши законы — это
законы войны с законами общества. Я мира хочу.
— Да это бред! — выкрикивают они мне в ответ. — В этом
мире мира нет и быть не может! Закон мира — это когда в пику
насилию всегда стоит еще более коварный закон насилия. Даже
91
отношения меж женщиной и мужчиной — всегда война в борьбе
за подчинение. Только сила заслуживает уважения. Чем больше
будут бояться, тем больше свободы дадут и уважать начнут. Аб-
солютно свободен только тот, кто не боится крови. Справедли-
вость — это тоже всего лишь расстановка и согласованная гар-
мония сил.
— Я признаю только закон любви, — как будто уже не я,
а кто-то со стороны отвечает за меня им. — В ней я всегда сво-
бодна. Хотя, — размышляет дальше неизвестный, — нравствен-
ная свобода любви тоже ограничена совестью, а совесть, как ни
странно, рождена моралью.
Мораль не зависима от страха и насилия, а только от красо-
ты и добра, как гармонии человека с природой, окружающими
и самим собой. Вот в любви я и достигаю гармонии. Даже
страсть любви — это тоже божественное проявление творчества
и красоты природы. Вам мысль такую не понять, она не по ва-
шим зубам.
В этой последней фразе я слышу уже как будто свой голос,
но он исходит тоже не из меня, а по-прежнему со стороны. Огля-
дываюсь и вижу, что торт мой, на котором я стою, съедает какая-
то собака, похожая на ту, что мой хлеб в Чечне съела, когда хо-
зяин фас сказал. Она все это как бы и говорит, а съев торт, начи-
нает облизывать меня, шепча нежные сладкие слова. Я начинаю
таять от приятных слов, как мороженое под солнцем.
Собака, смотрю, вовсе не собака, а великодушный принц.
От этого мне становится еще радостней, и я заливаюсь радостью
наслаждения. Потом человек исчезает, и я впадаю в панику.
Молю Бога и прошу вернуть мне этого человека. В ответ
слышу смех, и кто-то просит от меня платы за его возвраще-
ние.
— У меня нет денег, — отвечаю им.
— Плати натурой, — слышу в ответ.
Я протягиваю руки и говорю:
— Не могу отдать ни честь, ни честность, жертвую частью
своей плоти, берите руки.
92
На меня светят какие-то прожектора, и вижу уже, что стою
без рук, как статуя Венеры, олицетворяющая идеал любви, кра-
соты, и смеюсь, а вернувшийся принц поднимает меня на руки
и целует, целует и целует. С неба сыплются лепестки роз.
— И чего она смеется? Чему радуется это безрукая уродина,
не пойму. Кому нужна такая калека. Плакать нужно. Я же обру-
бил ей руки, теперь не отмахаться, не обняться, — говорит пахан
своим уголовничкам, показывая на меня.
— Она, похоже, Христа из себя корчит. Тот тоже радовался,
когда на плаху шел. Убивал свое тело святостью, устроил тира-
нию над собой, и в конце порешили его за спасение грешных.
Не с телом надо воевать, а телом, тогда все в ажуре будет. Его
ученье мучит тело, подавляя его пыл жизни, раздваивает силы
и делает людей слабыми. Слабые особи меня не интересуют
и миру борьбы тоже не нужны. Слабые порождают слабых, глу-
пые — дураков. Они не бойцы, а овцы и потому и свободными
право быть не имеют. Мы существуем для великой миссии —
очищать мир от них, иначе он погибнет от их уродства.
Стою и ничего возразить не ногу. Какой-то голос сверху
опять отвечает, будто за меня:
— Она радуется тому, что ее искренне любят. От того, что
даже такая калека искренне кому-то нужна душой, делает ее
сильной. Любовь, видно, делает таких чудиков сильными
и счастливыми. Вы никогда не знали и не видели счастливых,
которые искренне могут радоваться жизни в малом, так вот
любуйтесь. Вы хоть и купаетесь в золоте, но никогда не чув-
ствовали некупленного, искреннего счастья. Какой же вы силь-
ный, если не можете сделать ни себя, ни близких счастливыми.
Выходит, ни власть, ни деньги не могут сделать человека счаст-
ливым, а значит, сильным, ибо любовь — это всегда равнопра-
вие, а вы этого не терпите.
В ответ донесся дикий голос под хохот:
— Нет! Нет! Любовь — это клиническое состояние человека.
Это иллюзия счастья. Она делает его уязвимым и слабым! Сла-
бым! Слабым! Уничтожать иллюзии — наша жизнь и честь. Чело-
93
век должен быть сильным и жить без них. Бросай ее нам, мы
сейчас пощупаем честь у этой мадам.
Обнимавший меня парень подбрасывает меня ввысь, и я на-
чинаю парить в воздухе. Он подходит к уголовничкам, протяги-
вает им руку и спрашивает:
— Кому нужна женская честь? Кто хочет первый женской че-
сти, кому отдать? Берите.
А эта женская честь будто бы лежит у него на руке, первым
за ней тянется пахан. Тут он ударяет его, и он будто исчезает со-
всем, как будто его и не было.
Все остальные разбегаются в панике.
После этих слов он вдруг начинает подниматься и подхваты-
вает меня. Вот уже вместе взлетаем ввысь, а за нами гонятся ка-
кие-то монстры и стреляют, стреляют, стреляют.
Эти возгласы, разрывы пуль и вопли погони пробудили меня.
Сон этот я четко запомнила, и смутное чувство овладело
мной.
— Как-то он пришел на пруд рыбу ловить, что напротив дома
приемов, сидит и по телефону заказывает коньяк и закуску,
и чтобы я это все принесла. Ну, принесла, посадил напротив се-
бя и в приказном порядке заставил пить. Я заплакала и говорю:
— Я вам в дочки гожусь, вам не стыдно? — и закрыла лицо
руками.
Он усмехнулся:
— Ты же не малолетка, — и, раздвинув мои ладошки, —
пей, — говорит. — Я, как вожак стаи, могу выбирать любую самку
для развлечений. Отказ вожаку от самки — ее позор. Может, ты
девственница? Хотя мне все равно, не бойся. Я тебя трахать
не собираюсь. Так что успокойся. Женщина к такому внутренне
должна быть готова. Хотя крокодилы плачут всегда, и не от горя.
Они, конечно, не виноваты, что у них такая прекрасная шку-
ра, которой хочется всем себя украсить. Многие красотули
и не через такое проходят, такова их участь. Раскупорить дев-
ственницу для мужчины — большая честь и награда, и для жен-
щины это должно быть взаимной отрадой. Хотя если это
94
и не так, то со временем все забывается, и даже, казалось бы,
самый большой ужас таковым не кажется. Память девки коротка:
кому дала, того забыла, и не мучает кручина.
Со временем выйдешь замуж, и брак все скроет, а благопо-
лучие и слава все оправдают.
Я скрутила дули и прижала к своим коленкам. Он увидел их
и усмехнулся, но продолжал свою беседу в том же духе.
— Красивые у тебя дули, но я думаю, что скоро ты их спря-
чешь. Я же, дуреха, хочу лишь любоваться тобой и реакцией
твоей на воздействие вниманием и красотой. Так что не бойся.
Преподнесу красивый жизненный сюрприз, всего лишь и только.
Ты в жизни, по всему, настоящей красоты еще не видела
и не ощущала. Хочу, чтобы от ощущения красоты ты запела, я
слышал — хорошо поешь.
«Хорошо поет, — сама себе думаю. — Прямо ангел во плоти,
только, как ни крути, все к одному должно пройти», — и отве-
чаю ему:
— Я в ситуации, когда любить не могу, а сопротивляться сил
нет и бесполезно. Выходит, я должна стать жертвенницей ваших
желаний? В Спарте женщины жертвовали своей грудью ради об-
щества, а я ради какой высокой цели должна принять такую
участь?..
Вспоминать стала, что в древние времена, когда женщин
хоронили вместе с воинами или приносили в жертву богам,
была схожая ситуация. Однако им перед смертью разрешалось
исполнение любого желания. Многие из них в утешение пред-
смертной ночи выбирали для секса желанного мужчину, а по-
рой отдавали себя нескольким пожелавшим ее мужчинам. Эта
жертвенность их очищала. Даже парням перед оскоплением
выполняли их последние желания, давали для развлечения
пылкую женщину, чтобы они помнили, что такое секс.
Что-то из этого я высказала ему.
— Ну, полно, — возразил он. — Смерть тебе не грозит, а очи-
щение от долгов — это разве не жертвенность на твой алтарь?
Я же сказал, ты будешь всего лишь моим украшением. Хотя я
95
могу оплатить любые магические и потусторонние услуги, и ты
не заметишь, как влюбишься в меня. Терпимость тебя оправдает.
Тут меня охватила не злость безысходности, а чисто женское
любопытство, которое взяло верх. Как он будет меня дальше со-
вращать, если обещает только платонические отношения? То,
что хамства не ожидается, было уже очевидно. Тем более сказал
открыто, что для него престижно не взять женщину силой, а до-
биться ее и покорить. Что бы ни говорили при этом женщины,
но я уверена, что любая настоящая женщина всегда полна ожи-
данием своего покорения, когда рыцарь любви стоит перед ней
на коленях. В ожидании согласия и любви.
Тогда он поступил проще. Слегка меня напоил и увез, обе-
щая показать чудо красоты. Я не верила в его чудо, но готова
была на все. Хотела упиться, чтобы отвращение не чувствовать
и своего падения не помнить. С пьяной девки спроса совести
нет — думала я.
Однако упиться он мне не дал: «Не люблю пьяных жен-
щин», — сказал.
Поначалу мы заехали в какое-то закрытое заведение
на фуршет. Шампанское нам выкатили на столе с голой девуш-
кой, красиво украшенной яствами. Она лежала, как шикарный
ковер с лебедями и другими изображениями из фруктов. В полу-
мраке этого заведения мы были одни, и музыка с танцующими
обнаженными девушками. Они жали лимоны и, пританцовывая,
пили их сок, слизывая капельки, стекающие по груди друг
у дружки. Я была шокирована этим виденьем, и это удивление
сковало меня. Видя мою скованность, он резким движением
смахнул всю красоту с лежащего перед нами живого стола, и мы
уехали.
Однако когда мы приехали, похоже, в один из его домов, то
войдя в дверь, я увидела, что весь пол засыпан лепестками роз.
Их обилие меня шокировало.
Когда он включил боковой свет, откуда-то сбоку подуло теп-
лым ароматом, и по комнате стали летать лепестки роз. Они
шуршали под ногами, как осенние листья. Мои ноги утопали
96
в них, как в свежем горном снегу. Я загребла их в охапку
и в восторге опьянения подбрасывала вверх. Они летели, как
пух, и опустились мне на голову. Я в хмельном состоянии смея-
лась и радовалась, как ребенок, и, хотя это были искусственные
лепестки, впечатление очарования было настоящим. Он обрадо-
вался моему восторгу. Посадив меня на кровать, похожую
на шатер, с ухмылкой несколько мгновений смотрел на меня или
на то восхищение, которое выражало мое лицо. Мне казалось,
что я попала в сон. Он собирал эти лепестки в охапки и сыпал
на меня, а я, как пьяная дурочка, смеялась от радости ощущения
такого великолепия. Наконец, он успокоился, а я, изморенная
усталостью восторга, расплескалась на кровати, как порочная
нимфа. Так, упиваясь мелодичной музыкой, я томительно ждала
следующих непредсказуемых его поступков.
Он, разглядывая меня, почти шепотом говорил, что я очень
красивая и такую красоту можно целовать с ног до головы, от-
бросив свой рассудок в кусты. Я от этих слов поджала коленки
и как бы съежилась, мне показалось, что из всего моего тела вы-
лезли колючки.
Он видимо это почувствовал и попросил разрешения поце-
ловать меня в щечку. Я согласилась и, закрыв глаза, выставила
голову. Он, поцеловав, далее стал ласкать поцелуями мне шею,
а его руки машинально ласкали и мою грудь.
Я была как в тумане и неожиданно почувствовала, что его
прикосновения мне не показались отвратительными, более то-
го, у меня сперло дыхание от его ласк. Когда он попросил раз-
решить поцеловать меня в грудь, я, охваченная возбуждением,
моментально ее оголила, и он, задыхаясь от удовольствия, стал
покрывать ее поцелуями, облизывая мои соски, как эскимо. Я
потеряла контроль над собой окончательно, а он уже ласкал
мне и живот, и ноги, а я уже сгорала от ожидания секса. В пы-
лу охватившей меня страсти, я коснулась его достоинства
и стала гладить его. Через мгновенье он застонал в возбужде-
нии от полученного удовольствия. Я, не понимая, что наделала,
стала извиняться перед ним за содеянное. Он убеждал меня,
97
что он этого от меня не требовал и ему для удовольствия до-
статочно было разрешения на право эротического, а не сексу-
ального наслаждения ее телом. Однако в тот день я проявила
свою пылкую сексуальность, которую он и получил полностью,
к которой тайно стремился и хотел.
Я до сих пор не понимаю, почему тогда я с такой легко-
стью отдалась и, более того, скорее сама затащила его на се-
бя, как та дама, что я видела на одной из ваших картин чеш-
ского художника, что вы мне показывали при встрече. Навер-
но, под впечатлением всего вечера, а скорее от воздействия
выпитого вина я, как дура, пела и плясала и сама себя
не узнавала. Будто в выпитое вино мне подсыпали какого-то
сильно возбуждающего снадобья. Сейчас я думаю, что это так
и было. Тогда я даже не видела, не знала и не предполагала,
что все мои свободные безнравственные выходки были засня-
ты.
Проснувшись утром, я почувствовала к себе отвращение,
а он только усмехался.
— Ну что? Вы можете гордиться собой, — сказала я ему, —
после всего, что случилось, я себя презираю. Вы своего доби-
лись. Выходит, я вам отдалась сама. Для мужика забот нема: су-
нул, вынул — все дела. Чем это для меня обернется, я еще
не знаю? Ваш тараканий удел: попил, поел и скорей в половую
щель. Для нас, женщин, это чаще не в радость. Вы в сексе своей
чести не теряете и не отдаете.
— Как грубо, — возмутился он, — а я тебя боготворил.
Секс в моем возрасте большого значения не имеет. Для сек-
суального развлечения я мог купить и другую куклу. Для меня
настоящая женщина — та, которую не мучает страсть, а в сексе
ищет союзника для продолжения себя и сотворения мужика, то-
гда она не теряет свою честь. Страх перед собой за свою жизнь
и бегство от одиночества — это их мучающий самолюбие рок,
который заставляет делать ошибки. Переспать с мужчиной, что-
бы освободиться от этого чувства, для нее хуже, чем это же про-
изойдет под насилием.
98
В одиночестве женщины ее своеобразная красота достоин-
ства. Она не должна бояться одиночества, так как им всегда
можно поделиться, и этот шаг всегда ведет к настоящей любви.
Это делает ее натуру сложней мужской. Бог ее сделал ответ-
ственной за будущее здоровье человечества, да и за всю жизнь
на земле.
— Да, — отвечала я, — мужчинам в этом отношении проще.
Им эта ответственность Богом не дана, да и мораль им не нужна.
Это женщины пытаются навязать им какую-то мораль, чтобы
власть над ними взять и себя защитить. Незачем им и задумы-
ваться о сексуальных последствиях. Эти заботы они оставили
женщинам. Если у них есть деньги и власть, то они стараются
для себя все купить, а накупить, так принудить. Любовь для
них — это только затраты времени и лишней энергии, выпавшие
из их деловой активности. Их Бог всем своим существом при-
звал к делу.
— В этом ты, наверно, права, — поддержал он мои рассуж-
дения.
— Естественно, женщина у вас — только развлечение между
делами. Есть мясо, ездить на мясе и втыкать в мясо — кредо ва-
шей жизни, а там хоть трава не расти.
— А вот тут ты не права, крошка. Мы думаем о вас больше,
чем вы о нас.
— Буду надеяться, что это так. Теперь вы исполните свое
обещание и спишите эту разбитую вазу с меня? Иначе Бог за об-
ман вас накажет.
— Выполню, это не самое главное, — ответил он. — Все
мы ходим под Богом, и для породы победителей, к коим я се-
бя отношу, важно не уронить свое я. Оно заключается в том,
что я хочу, что могу и как я живу. Имея большие деньги, я
стараюсь и имею не только большие желания, но и большое
терпение и такие же правила жизни. Поэтому я желаю полу-
чить еще и твою душу. Хочу, и ничего тут не поделаешь. Удо-
влетворение хотения для мужчины — это все даже для взятия
женщины, но желание быть с ней дальше зависит от хотения
99
и любви или отношения женщины. Надеюсь, что и этого до-
бьюсь.
Я молча покачала головой то ли от услышанного ужаса, то ли
от несогласия. Он, не обращая внимания на мою реакцию, про-
должал:
— У каждой настоящей женщины есть способности дарить
сразу и тело, и душу. Только одни это делают легко, другие —
с большим трудом. Самое главное, надо уметь возбудить это же-
лание. Общение — это главный ритуал возбуждения его, да
и внутренней природы, души и всей красоты ее натуры. Песенки
у тебя необычные, задели. Хочу еще послушать. В них большая
душа стучится. Я когда-то любил и сам петь, а на баяне и сейчас
могу сыграть.
— А вам еще и моя душа нужна? От игры на баяне она
не развернется. Ею владеет Всевышний. Я тут бессильна. Ду-
ша — это ствол человека. Здоровый ствол или гнилой — судят
по тому, что он делает, творит и как с кем живет. У вас, я вижу,
таких принципов нет. Вы добиваетесь и наслаждаетесь властью,
а значит, питаетесь и живете ею, а все остальное покупаете. Од-
нако с искренней любовью не живете. Думаю, как падальщик,
питаетесь тухлятиной, а стараетесь выдать себя за орла. Такие,
как вы, искренности чувств, как свежатины без обмана, не про-
бовали никогда. Может, это резко, но что потопали, то и полопа-
ли. Искреннее внутреннее желание женщины как свежая кровь
ее духа вам незнакомо, а если его нет, то все остальное потное
или с душком. Вам нравятся такие женщины?
— Да, я могу купить все, но живу не тем, о чем ты гово-
ришь. Я докажу тебе обратное и напьюсь твоей чистой крови.
Женщина для меня — самый интересный товар. В этом мире
есть несколько типов женщин: разумная — женщина-лжица,
способная дарить любовь, не любя, и говорить одно, думая
другое; чувственная — женщина, не способная дарить любовь,
если не любит сама; фригидная — женщина верная, но не спо-
собная дарить любовь вообще; сумасшедшая — самый бесша-
башный и любвеобильный, не ревнивый и безответственный
100
тип, в противоположность вышеназванным. Для нее любить —
значит кайфовать и быть свободной. Ставя свободу как само-
цель жизни, они любят всех и могут показать все свои части
тела со спортивным интересом, даже не стремясь бороться
со своими мимолетными желаниями. Этот тип женщин, которые
в этом видят свой успех и счастье и смысл жизни, а точнее,
размениваются по мелочам, но над этим они не задумываются.
Как ни странно, даже считают себя умнее других дурех. Их об-
раз жизни им нравится, и по-другому они жить не хотят
и не могут. Такая участь закодирована их сексуальным и ду-
шевным характером. Хотя, с точки зрения существующей мора-
ли, они великие грешницы. Для них границы морали условны,
и она с легкостью переступает их. Сексом она может платить
за все: за любовь, за деньги и за что угодно. Так скажем, это
сексуальный плебей. Заставь их жить по-другому — и жизнь
превратится для них в кошмар, а окружающий мир — в ад.
Конфликт между таким типом и обществом может заставить их
вести борьбу. Такие женщины могут стать даже политиками,
террористками и еще бог знает какими агрессорами. Их лучше
не осуждать и не мешать вести свой образ жизни.
— Какой вы знаток — это впечатляет.
— Я вообще считаю, что сексуальная неудовлетворенность
людей, как и их распущенность — это трагедия любого обще-
ства. Мы еще не знаем, как построить личную жизнь людей, что-
бы все были счастливы. Понимания счастливой жизни у каждого
типа женщин, да и у мужчин свои.
Я думала как-то возразить его утверждениям, но не нахо-
дила аргументов. В душе даже соглашалась, но внутреннее
упрямство из-за поперечного характера, а может, из-за его са-
моуверенности, с которой он сказал, что напьется моей душев-
ной крови, горело желанием ему поперечить. Все возражения
были несущественными. Он принял их с какой-то агрессивно-
стью и, сказав, что я забираю у него много душевной энергии,
волевым жестом заставил терпеливо слушать, не перебивая его
дальше. Я поняла, что подчиняюсь какой-то невидимой воле,
101
и решила: будь что будет, бог не выдаст, свинья не съест. Он
методично продолжал:
— Да, я покупаю и надежды, и радости, но в этом я не вино-
ват, хотя разве я не показал тебе, что способен покупать и да-
рить прекрасные ощущения и другим? Эта жизнь мне оставляет
только такую возможность наслаждения, и в этом я счастлив, по-
тому что у многих других мужчин такой возможности нет. Бартер
чувств у дам нынче тоже не в цене. Однако должен согласиться
с вами, мадам, что ощущение проплаченной любви всегда сни-
жает ее ценность. Для мужчины это не имеет большого значе-
ния, если не считать времени и денег, а для женщины это дей-
ствительно потеря чести. Женщина всегда стоит перед выбором:
подарить нахаляву или потерять, и если так, то что лучше? Как
ни странно, многие, и не только содержанки и проститутки,
за деньги готовы потерять и честь, и голову. Более того, в других
связях они даже не желают ни ласки, ни счастья.
Он взял баян и запел:
Куплено все: и надежды, и радости,
И справедливость рыдает на мне.
Лишь не хватает заманчивой малости —
Купленной радости в купленном сне.
Сон! Сон! Сон!
Снится хрустальной любви вечный звон.
Жажда любовная мглой на ветру
Гонит на сердце мне в муках тоску.
Алчность тоскою прикрыла глаза,
Стервой ползя по судьбе как змея.
Деньги, деньги — мечты горизонт,
А с колокольни доносится звон.
«Ты одержим, ты уже в кандалах.
Нету свободы, хоть деньги в руках.
Жизнь без долгов, но в коварства грехе,
Злато всю жизнь приковало к себе.
Кайся и кайся и жизнь измени,
Эти оковы на доблесть смени.
102
Деньги способны лелеять и жечь,
Брось их на ветер, чтобы сон уберечь».
Сон! Сон! Сон!
Только лишь он неподкупен и стон.
Карой небесною, как на ветру,
Гонит на сердце желаний тоску.
Зря говорят, что не плачут богатые,
В снах и от страха, как роком заклятые.
Спел и замолчал, я подумала — а у него неплохие голос
и слух — и похлопала ему. После аплодисментов, нарушив мол-
чание, поблагодарил за аплодисменты, доложил, что эту песню
пела одна из моих подруг, а он запомнил. И спросил: «Случайно,
не твоя?» Я не стала говорить, что это моя.
— Может, сыграть еще? Ведь я, наконец, заслужил некуплен-
ные аплодисменты. Еще бы свои убеждения заслужить такие,
и в продолжение их добавлю: один и тот же мужчина, особенно
для последнего типа женщин, которых я назвал, быстро надо-
едает, и они инстинктивно желают их постоянной смены. Хоть
это не дает им большого уважения, они ласками и любовью
в дар и по заказу могут так привязать к себе мужчину, что дру-
гие подарить и привнести что-то прекрасней в жизнь мужчины
не могут.
— Разве это не говорит о богатстве их натуры? — вставила
реплику я, но он как будто не услышал ее и продолжал.
— Мужчина прямо или косвенно, так или иначе платит за об-
щение с любой женщиной, но самая дорогая женщина — это его
семья и жена. Однако один и тот же торт, а порой и залапанный
другими тоже не каждому приятен. Только чистой женщине и бо-
гатой натуре можно подарить чистые чувства и весь свой мир.
— Китайская мудрость гласит: брак мужчины — это плата
за секс. Секс для женщины — это плата за замужество, за содер-
жание или что-то еще, — подчеркнула его рассуждения я, нару-
шив повторно просьбу не перебивать его.
Однако он не рассердился, так как, похоже, в этом не пере-
чила его понятиям, и я решила закончить свою мысль:
103
— В этом проявляется жертвенность нашей женской натуры.
Мы всегда готовы к своей жертвенности и всегда желали бы
иметь рядом хоть плохенького, но мужчину. Однако даже таких
мужчин на всех нас не хватает. Порой приходится делить их,
а порой приходится делиться своим телом со всеми. Разные об-
стоятельства бывают. Одним это не позволяет самолюбие, дру-
гих сдерживает привитое воспитание и мораль, которая в нашей
жизни карает души и тех, и других. Чувство полного счастья нам,
женщинам, не ведомо.
Он подверг сомнению высказанное мною соображение:
— Не карай себя. В жертвенности слабости женщины ее кра-
сота, дающая власть над мужчиной. Что касается чувств, это де-
ло наживное и недолговечное. Женщина в отличие от мужчины
даже если не хочет, всегда может подарить себя ему. Мужчина,
наоборот, всегда хочет, но не всегда может. В этом женщина сво-
боднее мужчины. Чтобы понять себя, она из любопытства может
все попробовать, и чувства здесь ни при чем. В этом хотении
она способна достичь наслаждения только в процессе сексуаль-
ного сближения, главное — получить команду от мозгов или
не иметь их совсем.
Так глубоко копаться в женских чувствах по этому поводу
мне не хотелось. Я взяла отставленный им в сторону баян и ста-
ла, подыгрывая себе, напевать песню «Мельницу жизни»:
Мельница жизни все крыльями машет,
Дар дней ушедших в муку превращает.
Трутся по жизни ее жернова
С мукой и радостью каждого дня.
Мельница жизни все машет и крутится,
Все перемелется, все позабудется,
И лишь прекрасное временем скупится.
Так и желанное, может быть, сбудется.
Не махай ты, мельница, ветрилом, не махай,
Память дней ушедших, мукой не пугай.
И разлуки тоже в муки не кроши,
Оставляй нетронутой радость от любви.
104
Мельница жизни все крутится, крутится,
Все перемелется, все позабудется.
А лишь прекрасное в жизни останется,
И все печали нам болью не явятся.
Знаю: невзгоды тобой перемелются,
А ситом мельницы боль вся отсеется,
И тогда останется все, во что нам верится.
В памяти плохое мукой не застелется.
Все, все с годами поправится.
И мукою никчемности только нам покажется.
Мельница жизни все крутится, вертится.
Все перемелется, все позабудется.
И лишь прекрасное ссыплет в закрома,
В нашу вечность жизни, и уж на века.
Его и сохрани нам, мельница, с годами,
В пыль, не истирая своими жерновами.
Эти дела добра пусть не стираются.
В тризне по прошлому все поминается.
Мельница жизни все крутится, крутится,
Все перемелется, все позабудется.
Верю, желанное только останется,
И все печали нам болью не явятся.
Может, и из мук иных получится мука,
Из которой выпекут каравай добра.
Мельница жизни все крутится, вертится,
Все перемелется, все позабудется.
И лишь прекрасное временем скупится.
Так и желанное все-таки сбудется.
Он посмотрел на меня, потом взял у меня баян и сказал:
— Пой, я подыграю.
Я стала петь, а он подыгрывал, но по-своему и даже подпе-
вал мне, когда я ему, достав из сумочки, показала слова. Так мы
допели песню до конца. Слова ему понравились, и он снова стал
читать их:
— Мельница жизни крутится, вертится… Это неплохие сло-
105
ва, — заметил он, закончив читать. — Мы сейчас обмоем эту
песнь под шашлычок.
С этими словами он развел гриль и стал готовить его. Он го-
товил, а я стала рассматривать картины, которые висели на сте-
нах. На одной из них я увидела картину, где продавали налож-
ниц или рабынь. Остановившись возле нее, я задумалась. Ну вот,
судьба теперь продает меня, и выбор диктует какой-то господин
с большими деньгами и властью.
— Какую глупость придется совершить, но другого выбора
нет, не топится же, — промолвила я себе и произнесла вслух,
чтобы он услышал: — Эта картина напоминает мне о моей ситуа-
ции, где мужчины выбирают свою жертву.
Он услышал, посмотрел и возразил:
— Мужчина без своего выбора и желания не может дать жен-
щине ничего — это его природа. Женщина только от его желания
может быть счастлива и этой проблемой не должна страдать. Ей,
если не для своего счастья, то для счастья мужчины, да и продол-
жения рода, как я уже говорил, нужно только раздвинуть ноги
и расслабиться. Свобода выбора поэтому должна принадлежать
только ему. Свободу после выбора должна уметь дарить женщи-
на и без таланта очарования, счастья может не получить ни он, ни
она. «Женись, а потом хоть ложкой хлебай», — говорят некоторые
дамы. Это говорит об их готовности жертвовать собой, несмотря
на чувства. Законность секса как чести была для них превыше
всего, и ради нее они шли даже на дуэли. Да и слова Пушкина го-
ворят об этом, когда возлюбленная бывшему возлюбленному го-
ворит: «Но я другому отдана и буду век ему верна».
Деньги, как социальная сила, заменяют ныне и насилие,
и необходимость брака, заменяя очарование с потерей времени
на обхаживания романтической необходимостью. Они — соци-
альная красота человека. Все зависит от того, что от дам мужчи-
на хочет получить мгновения жертвенной страсти или душевную
дань в собственность на всю жизнь. Для праздного развлече-
ния — это одно, для совместной жизни — это другое. Деловым
людям на романтику времени нет.
106
— Да, женская любовь так или иначе — это всегда дань, —
согласилась я. — Жертвенность ее любви хоть предопределена
ее телом, однако чтобы получить команду от мозга, мужчина
должен добиться ее романтикой отношений и быть для нее хо-
тя бы привлекательным, а если этого не ожидается, то должно
быть что-то другое, а не деньги.
— Причем здесь привлекательность? — возражал он. — Она
только для любви, а любовь — это сложная штука. Когда тело
в истоме, не до души, деньги, страх и страсть становятся услови-
ем доступа к ее телу. Без романтики и денег желания и страсти
можно добиться через запрет, аскетизм и внушение. Даже воз-
можная мужская жертвенность во имя ее может заставить жен-
щину только принести себя в дар и покорить ее сердце, даже
мужчине не ее типа. Это уже приемы искусства возбуждения
любви. Наука идет вперед, и скоро раком любви будут заражать
по праву и воле богов или врагов.
Зов природы людей делит их на видовые кланы с соответ-
ствующим образом жизни, как всю окружающую природу, и каж-
дому будет нужен свой вирус любви. Великая мудрость природы
заключается в том, что она каждому видовому клану дала свою
форму ритуала для очарования избранницей. Кто из ухажеров
лучше исполняет ритуал этого типа, тот и получает право на со-
юз и интимную жизнь.
Ее шокировали его слова, а он положил шампуры на блюдо
и продолжил:
— Только соответствие внутривидовой красоты людей воз-
буждает огонь страсти, привязанности и жертвенную гармонию
любовного союза. Все остальное — ошибка природы. Если этого
условия нет, тогда жертвенность как проявление любви не воз-
можна ни с одной стороны.
Я воспользовалась этим его шампурным доводом и, присту-
пив к трапезе, с усмешкой высказала:
— Мама мия! Значит, такие, как вы, могут получить не только
доступ к телу, но без дара сердца и к этому шашлыку, и к душе
барана, из которого он сделан.
107
Он глубоко вздохнул:
— Это финиш твоего понимания. Я глубоко разочарован,
но давай отметим и запьем то, что вместе спели, и радуйся, что я
не раздражаюсь с тобой. Раз пошла такая пьянка, режь послед-
ний огурец.
Он подал мне дольку нарезанного огурца. Мы осушили бо-
калы, и он продолжил:
— Что и у петуха в курятнике, и у козла в стаде есть желан-
ная пеструшка-коза — это не опровержимо. Это право жить
с ними он всегда отстаивает силой, как и мы — деньгами, обес-
печивающими красоту жизни. И так как и раньше, если судить
по истории человечества, право на обладание и свободу выбора
женщины давала сила, она же была условием здорового и креп-
кого потомства. В условиях экономической нужды ее заменили
деньги, но реализация этой свободы до сих пор живет на костях
наивного права и самосознания.
Я упрямо молчала, не реагируя никак на его доводы.
— Что молчишь?
— Уговорили меня совсем и видите — ем.
— Значит, согласна с тем, что я прав. Человечество хоть
и осуждает право денег, но заменить его не может, все надо по-
купать и с этим надо смириться. Даже любовь без денег умирает,
право на ее жизнь дают только они. За деньги со мной и сейчас
может пойти любая, но у каждой своя цена, и она всегда зависит
от условий, в которых находится. За хорошие деньги я могу ку-
пить и монашку. Даже монашкам земная страсть не чужда, и бо-
роться с ней — это и для них мученье. За деньги на божий алтарь
и ради них они скинут не только одежду, но и обет аскетизма.
Принеся в жертву себя, они не в силах освободиться от плотских
мучений, и тогда даже женскую любовь принимают как должное,
а потом честно замаливают этот грех. Возле бывших монастырей,
на дне рек, до сих пор находят кости младенцев, а это говорит
о том, что они не брезговали и грехом с мужчинами. Потом
от этих последствий освобождались, чтобы остаться в божьем
приходе и приближенными к Всевышнему. Иногда они просто
108
подбрасывали своих детей крестьянкам, а потом в приходах ор-
ганизовывали приюты и воспитывали с божьей милостью своих
детей, как будто чужих. Папские угодники занимаются даже раз-
вратом с мальчиками, потом откупаются за это грехи, Бог все
прощает.
— О Боже, неужто вы в своем возрасте не устали от страсти
и плоти? — задала вопрос я, воспользовавшись паузой в его
размышлениях, но ответа не дождалась и продолжила: — Обыч-
но, если мясо набивает оскомину, мужчины ищут чего-то святого.
Бессмертие, здоровье и искреннюю любовь купить невозможно.
Он, не выдержав моего упрека, категорично заявил:
— Ты попала в мою песочницу, а тут я все, и мое понимание,
как не крутись, тебе наука на всю оставшуюся жизнь. Мужчину
возбуждает только тело, но ты кушай и восстанавливай свои
нервные клетки, мозги, которые, наверно, уже потекли в источ-
ник энергии любви. В любви, как и жизни, без пряника и кнута
никуда, а я тебе прочту стих про секс и еду, чтобы ты не поперх-
нулась шашлыком на беду.
Он стал читать:
СЕКС ИЛИ ЕДА
— Молоко пересыхает, —
Шуткуя, мужичок вздыхает, —
Кровь совсем уж не играет,
Видно, я недоедаю
И к сексу интерес теряю.
А для меня всегда еда
Была для страсти госпожа.
На сексуальном циферблате
Без нее стрелка в отпаде.
Шесть часов всегда шестого,
И нет времени другого.
Поев, я либидо спасаю,
А отлюбив, поесть желаю.
Без еды и секса нет,
Сытость лишь к нему совет.
109
Желанья к ласкам поднимает.
А секс здоровье исцеляет
И аппетит всем повышает.
Это каждый тоже знает.
Когда голод, не хочется ничего,
Одни проблемы, как дождь в окно.
Но секс с женой не удивляет,
С годами радость притупляет,
А аппетит с едой приходит
И блюдом новым лишь заводит.
И я подумал: «Где я прав?»
И, размышление признав,
Спросил, задумавшись, себя:
«Так секс желанней иль еда?
И в чем проблема и беда?»
Еду стараются менять,
Чтобы оском не набивать,
А жен менять — ну, как позор,
А может, это все лишь вздор?
Но кто не умеет любить и готовить,
То тот ничего, верьте мне, и не стоит.
Когда он прочел стих, я ему похлопала, он, поблагодарив
меня, добавив:
— Как видишь, я и чтец, и певец, и трапезы мудрец, а ты?
— Я, похоже, только дар красоты.
Это его возмутило.
— Такой красоты хоть лопатой греби для секса без любви.
Ныне секс — это не завораживающее чудо, и люди занимаются
им все меньше. Асексуальный мир идет на смену сексуальной
свободе. Когда женщины откажутся от секса и рождения де-
тей — это будет самый страшный бунт народа против власти
и апокалипсис земли без войны.
— Да, тогда полиция против этого бунта будет бессильна. Ро-
мантика любви станет обузой, как и дети, и что дальше?
110
— Придется организовывать секс-тюрьмы с принуждением
к любовному труду и рождению.
— Узаконите государственное насилие.
— Нет, преследование за социальное нарушение физическо-
го выражения. Родят — выпустим на свободные поля, может,
и награда будет определена. Будет назначаться и день, и год, ко-
гда и кому кого рожать, чтобы апокалипсис поймать. Детей при-
знают государственной собственностью.
— Какой кошмар, это точно будет крах с концом света счаст-
ливому обществу. Если другое не придумают. Может, это уже
означат, что наступает мозговая анемия общества?
— Ну, это, скорее всего, безработных будет касаться, а для
работающих членов налоги введут, как раньше за бездетность.
— За границей тоже много дурацких законов, которые и ве-
дут к асексуальному образу жизни. Мужики стали бояться к ба-
бам подходить. Там же погладил по попке — и уже статья, но,
скорее всего, к этому ведет страх быть отвергнутым и женщи-
ной. Мы их копируем, устраиваем, как они, любовные массажни-
цы, ролевые игры с плотскими утехами и кабины уединения
на улицах, а бабы еще больше от секса бегут, и их рожать заста-
вить не могут.
Он мне не отвечал совсем никак, только молча уплетал шаш-
лык, как будто считал бесполезным тратить время на никчемные
разговоры, и казалось, даже не стал обращать на меня внимания.
Пока он так усердно потчевал, я обратила внимание
на огромную фотографию, где крупным планом были изображе-
ны четыре оголенные молодые дамы, перешагивающие через
крест, стоящий перед ними. Сзади над ними, поднявшись на зад-
ние ноги, был изображен вздыбленный конь. Заметив, наконец,
мое любопытство, он спросил:
— Я смотрю, стих, который рассказал, тебя так не заинтере-
совал, как мой дурацкий коллаж на стене.
— Нет, стих мне поднял аппетит, а этот коллаж его отбил.
Что-то страшное в нем. Крест и дамы голые с вздыбленным же-
ребцом за спинами, что бы это значило?
111
— Да ничего. Дамы идут из рая в гарем к жеребцу или
в свое стойло.
— Тоже кошмар, как и рассуждения о принуждении к любви.
— Ничего, со временем и у тебя поменяется менталитет, ты
привыкнешь ко многому. Тут важно то, для чего они перешагива-
ют через кару Христа. Видимо, идут от свободы райской любви.
Я задумалась, не зная, как поступить и что ответить.
— Ну, не заморачивайся ты над этим сюжетом, — взмолился
он. — Коллаж красочно показывает, что все дамы в интимных ме-
стах одинаковые. Как ни странно все это, но каждый муж все рав-
но выбирает по себе красотку и свободу. Женщину, как лошадь,
всегда держали в узде и объезжали в молодости, пока кобыла
молода и чтобы знала свободы удила и свое стойло. Полная сво-
бода женщин, как и их независимость, мужчинам не нужна была
никогда. Их идеал любви — это закрепощенная в объятьях очага
и быта женщина. Эта ее узда — мужчина, куда дернул, туда и по-
шла. Желание свободы и рабское служению избраннику — вот
в чем противоречивость и несостоятельность женской натуры,
сравнимой с поведением кобылы под наездником. Здесь надо
исходить еще и из условий жизни и традиций общества.
— Какое абсурдное сравнение, — возмутилась я. — Хотя
женская свобода всегда ограничена понятием счастья, а счастье
заключается в том, чтобы своей натурой, чувственностью разжи-
гать огонь мужских желаний и быть любящей женой и матерью.
— К сожалению, рассудок, чувственность и постоянная го-
товность быть его с бытовыми и материнскими заботами в од-
ной женщине не всегда совместима, и мужчина обречен на по-
лигамную любовь.
— В табуне нет бытовых проблем, а полигамность существу-
ет, и чем это объяснить?
— Желаньем кобыл. Пока жеребец может удовлетворять их
желания, он защищает это право в своем гареме. Самки, рож-
денные от него, тоже являются частью его гарема. Когда он уже
не может это выполнять, он отдает это право другим. Его сила
как власть так же, как красота, очаровывает и требует любви.
112
В природе самка всегда принадлежала более сильному самцу,
и она всегда ликует от борьбы за себя, с удовольствием отдава-
ясь в жертву победителю. Законы выживания вида требуют си-
лового отбора, и тогда не рождаются слабые. Ныне же у людей
вытягивают и слабых здоровьем новорожденных, тем самым че-
ловечество идет к своему вымиранию. Ритуал совокупления
с сильным у людей в древности окружался божественным ритуа-
лом и воспринимался дамами как счастье.
— Таким образом, женская свобода в любви — это ее смерть
как хранительницы семейного очага и сексуального партнера, —
заключила грустно я. — Как бы это странно ни было, но любая
женщина, мечтая о свободе, всегда хочет остаться единственной
его невольницей, и не надо отождествлять это с миром живот-
ных.
— В этом я оставляю тебе свободу думать, что хочешь. Толь-
ко душа, о которой ты так печалишься, это больше для бытового
комфорта жизни и дается нам, мужикам, в единственном числе
для постоянства в виде жены. Для развлечения и любопытства
потребна дама, как бутерброд. Любовь как душевная привязан-
ность к тому или другому в развлеченье уже мешает.
— Вам, похоже, это не грозит, поэтому вы, как огромная мор-
ская ракушка, своими денежными створками давите все, что по-
падает меж них. Да, вы можете купить удовольствие и даже лас-
ки, но чувство того, что они куплены, не может принести вам ни
счастья, ни удовлетворения, ни искреннего душевного восторга,
как и побуждения к взаимной благодарности. Вы же отлично по-
нимаете, что деньги лишают духовного наслаждения, и в злобе
своим богатством доводите все до абсурда. Без искренности
в отношениях, душевного Храма любви в сердце ни построить.
— Да, я уже сказал, что не стремлюсь к этому, хотя в развле-
чении хочется иногда душевной взаимности, ну как было с то-
бой сегодня.
— Я чувствую, что моя взаимность была вами устроена ис-
кусственно. Мое сердце пусто, и ваше тоже, как бадья из решета.
Поэтому в любовных эгоистических развлечениях только изде-
113
ваетесь над людьми. Вы со своим спортивным интересом може-
те иметь все, что захотите, но, даже купаясь в деньгах и красоте
женской плоти, никогда не будете удовлетворенными, потому
что эгоист и не можете любить сами.
Тут я задумалась, как ему еще досадить, и добавила:
— Эгоизм, деньги — гробница любви. Вы достигаете своих
интересов через попрание интересов близких. Для удовлетворе-
ния своего эго вы можете только требовать любви от других.
— Говори-говори, это интересно, — перебил он меня, — мо-
жет быть, твой бред моей душе откроет секрет, и я на исходе лет
у Бога вымолю святости обет.
— А что, разве это не правда? У вас как раз осталось жизни
время только на заботу о своей душе. Вы же ради низких стра-
стей — денежной мамоны, как некоторые творческие натуры ра-
ди высоких целей, вроде Мусоргского ради музыки и Андерсена
ради сказок, положили крест на свой талант чувства и любовь.
Естественно, ваши эгоистические увлечения долгого дара любви
дать вам не могут. Ваша эгоистическая страсть, как мертва вода,
убивает все и даже ваш талант, ведь вы в душе творческая нату-
ра. Деньги, возможно, хороши для короткой любви-развлече-
ния, дальше они, как смог, поэтому требуемой сердечной любви
вам никто дать не смог и уже не сможет. Вы до сих пор в поиске
новых ощущений и не находите ни успокоения, ни счастья
и только стараетесь убедить своим мамоновским благополучием
окружающих, что счастливы.
Он тяжело вздохнул и рассмеялся надо мной. Про себя точ-
но подумал, что я в чем-то права. Ему казалось, что он живет ло-
гично сложившимся условиям жизни и никогда не упрекал себя
за то, что когда-то забросил заниматься музыкой. В этом он при-
знался позже, в процессе дальнейшего общения. Некоторые его
высказывания, произнесенные как-то на публике, среди полити-
ков, стали крылатыми и часто повторялись в средствах массовой
информации.
— Ты меня удивляешь и этим еще больше привлекаешь, —
произнес он, отойдя от наигранного смеха, прикрывающего его
114
мысли и реальность его действительности. — Эгоизм, о котором
ты упомнила, — это тоже божья благодать человеческого сча-
стья.
— Нет, он за деньги не может дать счастья. Среди жен бога-
тых людей больше всего самоубийц. Вы со своим богатством
не можете дать счастья ни себе, ни женщине, не говоря обо
всем народе, которому должны служить. Даже ваша жена водит
вас по магазинам как ходячий кошелек. Она не видит в вас че-
ловека и не ревнует, как мужчину. Я с ней разговаривала в мага-
зине.
— Да, моей дуре всегда стараются полмагазина втюрить,
когда я с ней, но ей другого от меня и не нужно. Она живет
при коммунизме, с чувством обеспеченной жертвенности, сво-
им летним и зимним садом и счастлива в этом. Такой я ее сде-
лал. Терпенье у кого за комфорт, у кого за детей, суть семей-
ных отношений, а ревность — это только по молодости бывает.
В моем возрасте нормальные люди ею не страдают. Я, по сути,
порою маркиз де Сад, наслаждаюсь болью своей жертвы и по-
этому мне всегда интересней купить даму, которая обычно вы-
бирает себе кавалеров сама, а не ждет, когда выберут ее. Мне
от недостатка любви страдать не приходится. Я не дама, кото-
рой любовь нужна для оправдания своей слабости, как и си-
ла — чтобы не мучаться моралью. Мне по службе и положению
любовью уже все дырки зализали. Ложью можно выразить са-
мую жгучую любовь, но только женщинам лесть может быть
оправданием и доставлять удовольствие. Я бы с удовольствием
сам зализал даме все, если бы мог влюбиться, но я потерял
чувство очарования ими.
Вот такие, брат, дела, но ты, вижу, деваха не глупа, и у тебя
есть надежда сотворить чудеса, если мне покажется, что деньги
не твоя беда.
— Вы живете в догмах заблуждений нашей действительно-
сти и творите их, думая, что это истина, — возмущенно возрази-
ла я и, взяв опять баян, запела:
115
Мне не нужно ни денег, ни славы,
Я к земным благам не стремлюсь.
Лишь неволя мне хуже отравы,
Никогда я с ней не смирюсь.
Проходит время, а я прошу
Свободы полной, лишь ей дорожу.
Мне больше не надо совсем ничего.
Глоток свободы, как шальное вино.
Плесните, плесните глоточек всего.
Плесните в бокальчик, я выпью его.
Пусть пробьет меня потом свобода души.
Как вина, я желаю свободы любви.
Ее в душе мне не хватает
И много, много не бывает,
Но вот соперницы толкают,
Любить свободу отбирают.
В тюрьму свобод меня ведут
И ревностью на гроб кладут.
Проходит время, а я прошу
Уж не свободы, глотка любви.
Лишь для себя, жить не хочу,
Свободы прежней не ищу.
Любовь, свободу, что делить?
Что потерять, что получить?
И лишь любовь, она, друзья,
Все поделила без меня.
И я свободу ей дарю,
Счастья семейного прошу.
Детей и долг приобретаю,
Доверием свобод венчаю.
Мне больше не надо совсем ничего,
Глаза влюбленные и все.
Но если я их и потеряю,
Любви глоток лишь пожелаю.
А с абсолютной свободой в любви
Ты меня, Бог, не венчай, не дари.
116
— Хочешь, я тебе помогу подняться, но за это иногда буду
приглашать тебя в гости? — в задумчивости произнес он. — Лю-
бовница у мужчины — это сейчас престижно, но возможен
и другой вариант. У меня закрытый городок, кто попало прохо-
дить не имеет права, а высокие гости зачастую по несколько
дней отдыхают. Естественно, иногда им хочется развлечься с де-
вочками. Чтобы познакомиться с женщиной и добиться ее, лю-
бому мужчине нужны время, энергия внимания и деньги. Ни
первого, ни второго у деловых людей нет. Им легче и проще за-
платить деньги приятной женщине и добиться желаемого ре-
зультата без огласки и физических последствий. Ты можешь со-
ставить приятную компанию неглупым людям и не только телом.
Пустышки моим гостям не нужны, но тебя еще и подучат, о чем
можно говорить. По штатному расписанию будешь числиться
так, как есть сейчас, и пропуск будешь иметь, как все, только
«подснежником» станешь и на работу по моему звонку будешь
выходить.
Когда понадобишься, тебя вызовут и привезут, переночуешь
в гостинице, а утром поедешь домой. Тысячу баксов за такую
ночь плата. Тебя разве это не устроит? Подумай, а сейчас отды-
хай.
— Нет, вы без условий добрые дела делать не можете, — го-
ворю ему. — Ну, поднимите меня, как поднимаете всех, через
постель, посадите этим, как воблу, на крючок и будете подавать
к пиву на праздник угодных вам людей. Я перестану уважать се-
бя, снимая перед каждым юбку по вашей воле, да и вы меня пе-
рестанете уважать. Будете разговаривать со мной, как с послед-
ней вокзальной шлюхой.
— Это к тебе не будет относиться. Тут у меня риск больше,
чем у тебя. Кто к кому в зависимость попадет, еще неизвестно,
были случаи, когда такие девочки становились большими на-
чальниками.
— Ну, это, я думаю, вами будет исключено. Независимых
от вас людей вы не любите и боитесь их. Я помню, как вы за-
ставили написать заявление об увольнении мастера конного
117
спорта. Она обучала президента езде на лошадях, но, когда вы
узнали, что от президента на день рождения ей подарили цве-
ты, вы испугались ее независимости от вас и решили ее уво-
лить. Президент понял это и перевел ее в Кремль. У меня та-
ких покровителей быть не может, я творческий человек, а их
все боятся, вдруг решу с секретами распрощаться. У меня что,
выбора нет? Или можно надеяться на лучшее? От грязи же, ко-
торой я нацепляю по вашей милости, не отмоюсь до конца
жизни, так и буду висеть на крючке. Вам будет легко манипу-
лировать мной. Всегда можно будет заткнуть и по наследству
другому преемнику передать, если не убрать. Мне необходимо
быть независимой и заниматься все-таки творчеством. Таковы
условия любого творчества, и оно продолжение божьего твор-
чества. Мне необходимо писать и петь, а эта грязь будет ме-
шать призывать к святому.
Я в своих песнях не смогу обличать и быть искренней
и свободной. Сейчас я свободна от денег, но потому свободна
от грязи жизни. Обманывать людей, а тем более себя, когда
имеешь другое понимание жизни, может только законченный
мерзавец. Лучше уж так же, как и вы, не браться за творчество
совсем.
Я замолчала, но он тоже молчал, не нарушая воцарившейся
меж нами тишины. Похоже, он обдумывал мои слова или раз-
мышлял, как со мной быть дальше. Я же решила рвать эту связь
до конца и стала полоскать его мир дальше.
— Я слышала, как вы с нашим директором разговариваете.
Таким же матом она разговаривает с нами, а девочкам по во-
семнадцать лет. Души наши убиваете, развращая и приучая к на-
силию и терпению, как по заказанному дьяволом сценарию.
Девчонки плачут, столкнувшись с вашей грубостью, теряя в ней
романтику школьного воспитания, и такую адаптацию они про-
ходят в элитных кругах. Что требовать от остального люда? Ди-
ректриса ради денег терпит унижения и стелется перед вами. Я
не хочу, чтобы со мною разговаривали точно так же, а потом
творить то же самое в отместку.
118
— Тебя этим, похоже, не прошибешь, но мало кому чего хо-
чется. Наша жизнь складывается из того, что можется. Из двух
зол «могу» всегда надо выбирать необходимое. Я тоже могу
быть и кротким, как ты, и грубым, смотря какая ситуация, какое
окружение и с кем разговариваю. Так же порой, как ныне, вы-
нужден стелиться по обстоятельствам, если чувствую, что исход
может повлиять больше не на меня и на мое окружение. В этом
сознание руководителя.
Я подумала, что он по-своему прав, ведь за ним люди,
а за мной только мои чувства, но это не оправдывало его в дру-
гом. Намекая на это другое, я заметила ему:
— Мое присутствие здесь тоже, наверно, вынужденное след-
ствие, но от кого или от чего идет? Меня можно понять, да и на-
шу начальницу, наверно, тоже. Ведь беря товары задорого, ей
всегда отстегивают часть своего дохода поставщики, делая отка-
ты, и не говорите, что вы к этому непричастны. Это неизбеж-
ность системы, ее следствие обстоятельств на почве преступной
возможности. Мое преследование, видимо — следствие уже ва-
шей командной авторитарности.
Он глубоко вздохнул и сказал, чтоб я не лезла куда лезть
не положено, если дорога жизнь. Я тут тоже глубоко вздохнула,
заметив:
— Надо мною висит дамоклов меч обстоятельств, безвыход-
ность, над моей начальницей — нажива. Вы если не режиссер
и моей, и ее ситуации, то некий участник, который может что-то
изменить. Ведь, покупая по три-пятнадцать тысяч долларов, до-
пустим, саженцы, для городка из-за границы, вам как минимум
что-то за каждый оставляют на ваших счетах там, и эта система
во всем. Так, везде у власти продаете богатство народа, да
и страна, как пицца, унижается народ, а деньги гоните за грани-
цу. Дешевый газ, богатый откат через посреднические фирмы,
так может и дурак богатым стать.
Я остановилась в своих высказываниях и посмотрела на него,
ожидая его реакции. Он был невозмутим и лишь мелкими глотка-
ми потягивал вино, растягивая удовольствие. Тогда я добавила:
119
— Через некоторое время коррупцию узаконите так же, как
узаконили спекуляцию и чаевые. Все говорят, что это только де-
ло времени.
— Зря распаляешься, — усмехнувшись, заметил он. — Ты, ко-
нечно, сорвалась с катушек или перепила, однако я хочу, чтобы
ты выговорилась полностью. Авось тебе легче станет, и мне по-
нятней будешь.
— А угнетение и ограбление народа тоже узаконят?
— Это незыблемые вещи. В этом мире угнетение никогда
не исчезнет, только может принять другие формы.
— Значит, над официальным Газпромом вечно будет суще-
ствовать частный посредник, наверняка еще с большим дохо-
дом, чем официальный, и деньги свои он по-прежнему будет
оставлять не в своей стране. Даже президент, помню, возмущен-
но сказал, что это очень хорошо, когда так дорого покупают
у нас газ, но где же деньги?
Сейчас вы, как дети солнца от газа, наживаетесь на нас, по-
том кто-то другой так же будет наживаться. Двенадцать тысяч
долларов в неделю для вас не деньги, а для нас три-четыре ты-
сячи рублей с барского плеча — это много. Ваша система и вы
для нас тираны. Однако и при социализме, говорят, люди жили
в дерме, но тогда хоть гордость за государство была нам утеше-
нием, а сейчас ни того, ни другого. Если бюрократ личную нажи-
ву ставит выше интересов государства, то его власть является
началом смерти этого государства.
Его невозмутимый вид бесил меня. Более того, видно было,
что мои слова его забавляли, а мне казалось, что я говорила ему
такое, за что он на меня должен был обозлиться и растереть
в порошок.
— Вы смотрите на меня как на больную, а ведь говорю су-
щую правду, и вам такое никто уже не скажет. Вокруг вас нет на-
стоящих людей, а одни подчиненные или начальники. Они вам
никогда не скажут правды потому, что все, кто снизу, на вас
смотрят как на Бога.
120
Выстроили из всех своих бездарных подчиненных черную
пирамиду — Храм наживы. Одни рабы вокруг. Там не доплатят,
где-то задержите оплату, обманете и так далее, настоящий вул-
кан зла.
При этом вы не питаете к ним даже уважения, потому что
знаете их грязную подноготную. Все на крючке. Чувствуя безгра-
ничную власть над собой, они, естественно, выполняют любую
вашу волю и даже, наверно, отстегивают вам. Раньше хоть пожа-
ловаться куда-то можно было, в газету, в советы, сейчас — неку-
да, а для суда нужны деньги. Не нравится — «поезжай в другое
государство» — часто можно слышать от начальников разного
ранга и ощущаешь обреченность бесправных. Нам остается про-
сить милости и мести только у Бога.
Правильно говорят: чем ближе к центрам власти — тем боль-
ше гадюшник, чем дальше от них — тем люди чище. Рыба гниет
с головы. Со временем такие бездарные люди составят элиту
власти и ее окружение. Не только чистого и светлого будущего
вы построить не сможете, но и государство превратите в клоаку.
Кому это нужно, мне непонятно. Я хочу жить не в вашем, а в сво-
ем Храме счастья.
Он, наконец, возмущенно приказал мне убрать все со стола,
давя мне на сознание женским долгом. Я стала убирать недо-
еденное и недопитое в урну, а он, отобрав у меня пиво, продол-
жил поучать.
— Вот это бабское дело, а то попадешь сама в контейнер
с этими объедками. С этого контейнера легко будешь кричать,
что хочешь быть причастной к борьбе за интересы людей
и счастливый мир. Только одни, наподобие тебя, болтают
об этом, сгущая факты, а такие, как я, все-таки больше что-то де-
лают, а не разрушают, как тебе кажется. Откаты были и при царе
Петре и сейчас живут в каждой стране. Критиковать всегда лег-
че, создавать всегда трудней, и чистого добра, как и чистого зо-
лота, никогда не бывает.
— Да о каком добре вы можете говорить? — возмущаясь,
продолжала я и начала петь ему свой «Марш отстраненных», ко-
121
торый пела вам. Он, недослушав его, прервал меня, сказав, что я
делаю глупость и у меня полностью отсутствует социальная ори-
ентация. Намекнул, что я со своими переживаниями, думами
и песнями могу запросто попасть в сумасшедший дом.
— По факту, — молвит, — сейчас позвоню, и санитары, прие-
хав, заберут тебя на обследование. Судьба будет решена
на многие года.
— Это нереально?
— Еще как реально. Я для всех тут авторитет.
— Ну, тоже буду считать, что на все божья воля. Да, я не та-
кой, как вы, человек, пишу песни о далекой мечте, как о высшем
добре, и флага дьявола не поднимаю. Когда-то в детстве я виде-
ла войну и мечтала о мире, где не будет войн, а значит, и прояв-
ления силы и насилия. Часто во снах видела Храм, в котором
Бог или ангелы с алтаря за добро и покаяния, как манну с небес,
раздавали бы права: кому — на сто лет, а кому — на девятьсот,
и чем больше человек делал добро, тем он становится моложе
и моложе.
— Ну, об этом я догадывался, слушая твои фантазии, они
как заколдованный круг мертвеца, из которого ты не можешь
вырваться. Состояние, напоминающее состояние душевноболь-
ного.
— Не больного, а мечтателя. На таких, как я, держится свя-
тое. Художники во все времена были мечтателями и воспевают
мечту о лучшем, как красоту жизни. За красоту дел Бог одаряет
женщин и мужчин молодостью. Желала бы, чтобы менял даже
души. За плохие дела все было бы наоборот: посылались бы бо-
лезни и уродство. Думаю, что это когда-нибудь станет неизбеж-
ным, как благодать небес.
Он опять взял баян и стал что-то наигрывать и так, наигры-
вая, стал мне что-то объяснять. Из всего сказанного я поняла
только то, что моя сказка его очень позабавила, и он давно
не слушал бредовых сказок, в которых живу я. До сих пор,
с усмешкой молвил, слушал сказки добрые, а от меня услышал
с жестокостью уродства, чего от юной красы не ожидал.
122
Я стала его упрекать, он отшучивался, и это меня еще боль-
ше раздражало. Он стал гладить меня по волосам, как-то не со-
всем удачно успокаивая меня, твердил:
— Как видишь, с моей стороны угрозы насилия как таковой
нет, и испуг ложен. Однако что-то из твоей сказки могу превра-
тить в жизнь или изуродовать, но только судьбу.
Экая я дубина, думала я себе, мышкует все-таки со мной, как
кот со своей едой, а хочет прибить, но не сразу. Я, ответив по-
корным взаимным поглаживанием его руки, все-таки возмути-
лась:
— Сейчас уже думаю, что построить эту мечту как Храм сча-
стья и уважения, не разрушив вашу систему порока, не может
никто. Похоже, вырисовывается перспектива — с вашей помо-
щью сотворить это только в дурдоме, а все вокруг превратить
в чертово зло. Может быть, тогда у вас, как у черного скота, вы-
растут рога?
Он пригрозил мне пальцем.
— Все-все я замолкаю. Только думать мне все равно не за-
претите нигде.
— Нет, там, в дурдоме, свобода думать, мечтать и болтать
всем дана с утра и до утра. Будешь думать о времени, когда вой-
ны и вражда умрут и деньги девать будет некуда, и как власть
божественная манной засыплет весь шар земной, как в раю. Та-
кие, как ты, представители народа властителям премии будут
выписывать и следить, чтобы они всем эту манну давали и нико-
го не обижали. Будешь всех оценивать по добру и кто больше
его сделал и сотворил по народной любви, будешь к власти ве-
сти, а провинившихся сажать на кары-угольки. Все там будут
дружно хлопать, потому что все такие, и так же дружно пилюли
счастья лопать.
— Ладно, не будем об этом, проехали. Однако таким обра-
зом вы убьете мою мечту о мире добра и меня как личность.
Я же дама тонкой творческой организации и без мечты как
всадник без головы. Творцы вроде как от Богов идут, а вы сразу
дурдомом угрожаете за добрые дела. За них нужно давать свя-
123
тые права и все двери открывать, если не канонизировать, чтоб
и все люди уже им преклонялись. Вот когда все это будет, как я
мечтала и надеялась, то войн не будет. Люди будут хотеть рабо-
тать, как дети играть, и с этим наступит мир добра. Да-да,
не смейтесь, я хотела бы, чтобы за добро получали право на ту
или иную услугу, как манну с небес. Добро как ум-кладенец воз-
действует на сознание и когда-нибудь заменит меч самосеек. Ни
на какие ракеты силы тратить будет не нужно, а только на то,
чтобы делать то или иное добро, чтоб от богов получить право
на святую любовь и божье покровительство. Вы же хотите вло-
жить в мою голову разум паклили и ею выжечь из мозгов мечту,
надев шляпу покорности юродивого, как идеал моей жизни. Да-
же если вам это удастся, я буду с сарказмом твердить: добро
вложите в банки, пусть деньги появляются только от него. Если
ныне кто-то, разрушая и убивая, карманы свои все набивают, то
в моем мире желала бы, чтобы все было наоборот.
«В мир без насилья я искренне верил,
Этой реальности ждал, я бредил», — так бы сказала я о себе,
и к брачному ложу с вашим сознанием я не спешу, всадницей
из сердца Марии Магдалины остаться хочу.
— Нет, я добьюсь того, чтобы ты этот хлам, как без ручки че-
модан, выкинула и отхаркала, как наносный ил, из сознания сво-
его. Оно должно все очиститься от непрагматичных язв. Пора
взрослой дамой становиться, и пусть не болит у тебя, как у дят-
ла, голова от того, что она не пуста.
— Она не у меня пуста, и язвами пусть покроется не она. Для
меня не любить, не мечтать, не думать — это как музыку не слу-
шать. Для вас же любовь — собственность, которую можно, как
сейф, взломать, ограбить и прикарманить. Не понимаете, что ее
можно только отдать. Вся ваша нынешняя возня за деньги и соб-
ственность с партиями и фирмами-воровайками когда-нибудь
превратится в дуристику человечества. Ковчегом завета, как
и Храмом счастья, это не может быть. Чистым золотом останется
только святая любовь как благодать господа. Когда это поймут
люди, тогда они начнут стремиться через нее к своей значимо-
124
сти, только добро творить станут. У меня даже песня есть
про это.
И я стала ее напевать:
На остове Буяне
При царе Салтане
Жил один господин,
И честным только он и был.
Принцессы-струночки,
Сеньоры-кружечки
На тары-бары, на тары-бары
С чудом развлечься забегали.
Но вот раз,
Как под заказ,
Пришел сам султан
И изложил рассказ.
Замучила меня
Моя светская братва.
Взятками с откатами
Вся донизу проросла.
Тары-бары, тары-бары,
Получил совет управы:
Хреновому танцору
Не хватает в штаны шпоры.
Ты же власти господин
И владелец всем один.
Лиши владенья всех и разом
За разврат большим указом.
Оставь лишь право управления
По любви, всем во спасение.
Бей по ребрам и в сплетение.
Знать не будешь сожаления,
Ты ж не из «хапни» шайки-лейки,
По чести выстрой всех линейке.
И не дрожит пускай рука,
Вся власть народная твоя.
125
Принцессы-струночки,
Сеньоры-кружечки
Сразу все заголосили
И мудреца жизни лишили.
Но выполнил султан наказ,
И расцвел остров в чудесах.
Принцессы-струночки,
Сеньоры-кружечки
Нашли полезнее себе игрушечки,
Про тары-бары, про тары-бары
По пустякам не вспоминали.
На острове Буяне
При царе Салтане
В его честь один в один
Стоит памятник один.
Надпись: «Верный чести сын», —
Любили люди мудрецов
И презирали мир воров.
— Ишь ты, опять куда замахнулась. Не лезь в политику, —
возмутился он, выслушав меня. — Ты же можешь писать о люб-
ви, вот и пиши. Пусть твои песни станут Храмом этой мечты, а я
постараюсь тебе помочь, если, конечно, будешь слушать меня,
и не лезь ты в чужой омут, утопят.
— Даже если вы и поможете построить этот мой Храм мечты
и наймете священников, которые готовы будут петь псалмы в ва-
шу честь или, по вашему приказу, в мою честь, повесив в нем
свой портрет в лике святого, вас к ним все равно не причислят.
Грехов много. Большие деньги, даже пожертвованные Богу, ос-
нованием для святости быть не могут. Поэтому помощи в своем
творчестве я от вас не ищу. Принимать помощь от бандитов —
значит, таковой стать самой. Надеюсь только на себя.
— И зря, неужто ты считаешь, что я какой-то бандит, только
в законе, который может все оправдать и купить?
— А разве это не так? Иначе вам противостояли бы бандиты
вне закона, если не действуют заодно. Мне даже сон такой про
126
вас снился. В нем так же, как вы, но только грубой силой домо-
гались меня. В жизни тоже такое знала. Один уличный авторитет,
когда я была нимфеткой, пугал и бил всех, кто пытался ко мне
подойти или пообщаться. Меня даже на танец никто не мог при-
гласить, не спросив у него разрешения. Я в этой ситуации, как
дура, думала, что я никому не нравлюсь, и все шарахались
от меня, как от прокаженной. Обещал золотые горы. Создал
условия, в которых я могла спокойно жить и встречаться либо
с ним, либо ни с кем. Объяснялся в любви, пил шампанское
с моего тела, коктейли — с моих голых ног и добился меня, а по-
том сказал мне почти точно, как вы, что он так любит меня, что
готов поделиться мной со своим другом.
Он засмеялся:
— Нет, ты глупа бесповоротно, а я первоначально думал, что
у тебя есть какой-то рассудок. Забудь все, что наговорила мне,
и никому об этом не рассказывай. Разве я похож на твоего бан-
дита с улицы? Подумай о своем будущем. Я действительно для
таких, как ты, могу быть богом или дьяволом. Ты хочешь петь,
но таких талантливых дурех, как ты, и с прекрасными голосами
много. В искусстве своя элита, и со стороны туда не пробьешься,
если даже ляжешь под нужного человека, а денег у тебя нет
и голос не Шаляпина. В этом мире ценят не что сказал, а как
сказал. Блеск словесной шелупони чаще возбуждает людей
больше, чем смысл, хотя важней смысл.
Песни со смыслом, подобные твоим, могут признать опас-
ными для нашего мира и как не формат не будут уделять
внимания. Любое внимание требует проблемного напряжения
ума, времени и денег. Все это может быть устранено, но толь-
ко влиятельными людьми. Блеск и популярность создается
ими. Я тебе предлагаю дело, выйдешь в люди, и о твоих про-
колах и фантазиях никто не заикнется. О тебе будут бояться
говорить плохо. Ты забудешь утопию мира любви и поиск ее,
как кошмарный сон, потому что будешь в достатке и любви.
Петь о ней, как о манне небесной, конечно, будешь и еще ве-
селее.
127
— И колется, и хочется, и совесть не дает, заманчиво, но по-
стоянно подчиняться кому-то я не смогу.
— Это проблема роста пройдет. Раз у тебя есть некая идея —
это отрадно, но лучше страданья по сиськам, писькам — это то,
что надо. Народ должен чему-то радоваться, о чем-то мечтать,
и доступность красоты как мечта — самая желанная цель к ней,
и надо воспевать стремление. Будешь звать всех в экзальтиро-
ванный мир чудаков, вознося нереальную сказку для воспита-
ния наивных управляемых людей.
Ты наведи порядок в своих мыслях и пойми, что любовь —
это всегда каннибал, пожирающий человеческое я, низводя его
до раба. Звать в это рабство — зеленый свет всегда горит,
и в этом направлении мешать не буду, но сама будь практич-
ней.
Я качала головой, как будто не хотела соглашаться с ним из-
за своего поперечного характера. Упрямо утверждала свое,
в котором уже начинала сомневаться, и как бы распинала себя
думами между совестью, честью и необходимостью.
Но, чувствуя это, он вдруг предложил посмотреть его альбом
художественных произведений, связанных с историей отраже-
ния женской красоты и любви. Альбом подал не в бумажном ви-
де, а вывел на большой экран.
На экране появилось и первое полнотелое изображение
женщины как отражение идеала красоты через плодородие
и добро до современных художников.
— Красота и любовь были, есть и останутся сутью женской
силы, — заметила я, просматривая появляющиеся картины.
— И быть бессознательной служанкой страсти, посредством
которой ее утоляют, — добавил он.
— Это у мужчин, у женщин все наоборот.
— Да брось мутить мне голову, а из себя строить мученицу
любовной истины. Истина всегда между ног. Мы живем ради то-
го, чтобы найти и ощутить ее как великое человеческое счастье,
если она очаровательна. Секс — это выжимка любви, и суть на-
слаждения, и причина общения.
128
Попросив налить себе вина, я снова возмутилась его циниз-
мом:
— У кого истина между ног, у кого в голове. Женщина любит
головой и этим благороднее мужчин. Если пьет, то только для
оправдания своей слабости, когда жертвует собой. Мужчина
пьет для проявления своей дури.
— И еще с горя, когда денег нет и получил от дамы нет, —
добавил он. — По той же причине вино, дорога к ее телу и наси-
лию.
— Но только уши — дорога к дамскому сердцу.
— А красота — к страсти.
— Это вам, мужчинам, женщина с первого взгляда может по-
нравиться. Влюбиться с первого взгляда дама не сможет. Только
голова рано или поздно ей говорит «да» или «нет». Все зависит
от чувства ее достоинства и ума. Мужчины же влюбляются глаза-
ми и готовы любить в любых условиях. Они всегда полигамны,
хотят много и сразу, хоть Бог физически и не дал реализовать
им эту душевную заразу. Женщина по природе моногамна. Она
хочет одного и на всю жизнь. Природа продолжения рода тре-
бует такого отбора. Своей природе она может изменить лишь
тогда, когда мужчина не вступает в свои права обеспечения ро-
да или душевного запроса.
— Я устал от тебя, не мни мне юбку убеждений и не со-
блазняй своими длинными ногами понятий к насилию. Вы, да-
мы, как были, так и останетесь предметом потребления между
массой мужских дел. Хорошо, чтобы это блюдо в виде дамы
было вкусным. Ведь в противном случае от отказа от моего
предложения может получиться так, что некоторые из этих
произведений, которые я тебе показывал на экране, могут ока-
заться с твоим лицом и разойтись по желтой прессе. Вот фото-
графия пьяной обнаженной девахи, — он показал на экран, —
она, кажется, похожа на тебя или при большом желании может
оказаться тобой.
У меня замутились глаза, будто туман лег передо мной,
и мне действительно показалось, что эта дама будто бы я. Стало
129
страшно от того, что такая может быть где-то на журнальных или
газетных страницах. Более того, я представила, что дамы с моим
лицом могут появиться и в порнофильмах.
— При этом и после этого, как бы вам сказать, чтобы не раз-
дражать, вы хотите, чтобы все дамы в любых случаях проявляли
чувства любви и уважения к вам. Мне же ваше предложение
даст только гнусную славу, которая в будущем может создать
проблемы нравственного общения, достоинства и семейного
счастья.
— Ты понимаешь, что говоришь? Я же отказов не люблю,
твоя судьба будет зависеть от твоего выбора. Разве не поняла? Я
тебе предложил гламурное дело и светлую перспективу, ты мне
талдычишь какую-то муть, на которую нынче никто не обращает
внимания. Ждешь романтической любви? Выкинь весь этот бред
из головы, говорил же тебе, что все твое — всего лишь накипь
юности. Жизнь — это временный кредит Бога на счастье, и этот
кредит надо использовать с большим полезным эффектом для
себя. Даже жгучая любовь в семейных узах больше трех лет
продолжаться не может, ибо к красоте привыкают быстро. Хоть
и говорят, что от красоты и любви не устают. За этот период жиз-
ни в отношениях может появиться столько негативного, что са-
мые святые чувства души обязаны умереть, да и жажда новых
ощущений красоты становится естественна. Брак — это всего
лишь покупка права на узаконенный секс или бартерная сделка.
Ты его будешь иметь, и никто не будет вспоминать, как ты жила
до этого. Я тебе после всего и хорошего жениха подберу. Права
божьего контроля в этой сделке нет, а значит, его мораль, кажет-
ся, бесправна, и ты не мучайся ею. Надо поступать так, как под-
сказывает жизнь, предлагая больших благ. Не каждой выпадают
такие перспективы. Они дают власть, с этим сулят и земную лю-
бовь, где душевный флирт на стороне роли не играет и не свя-
зывает жизнь.
Я задумалась над своей безысходностью, потом резко под-
нялась и, взяв опять его баян, с тяжелым чувством задумчивости
стала под игру напевать свою песенку. Ее назвала «Думы»:
130
Горе, кручинушка,
В боли кровинушка.
Все угрызения.
В муках сомненья.
Думаю, думаю думу свою.
Ими надежду себе ворожу.
Думала, думала, думала, думала,
Думала, думала, думала я.
А что задумала, все передумала,
Лучше б не думала, думала я.
Горе, разлука, боль и тревога.
Думаю, думаю: «В чем не права?»
А как, задумала, все передумала,
Лучше б не думала, думала я.
Этой бедою в печали от муки
Вот уж изломаны пальцы и руки.
Чем же мне думам, не знаю, ответить?
Дело какое мне ими приветить?
Думала, думала, думала я.
Вечно в сомнениях девичья судьба.
Так, не решившись,
На стол опустившись,
Карты раскинула,
Мысли откинула.
Бросила влево, бросила вправо,
Может быть, может быть, это и надо?
Вроде не думаю, больше не думаю
Горькую, горькую думу свою.
Эх, стаканчик вина,
Успокой ты меня.
Вон из сердца, печаль-мука,
Но гонит мысли стерва-скука.
Отпустите мою душу, отпустите,
На страданья мой крест не несите.
Карой драмы не корите,
Душу болью не топчите.
131
Думы, мысли скачут, скачут,
Словно черти в сердце пляшут.
Цель свою от меня прячут.
Бабьи думы все ли скажут?
Убью одну — встает другая,
И череда их непростая.
Зачем думать, зачем думать
И сомнения мыслей слушать?
Они сердце камнем точат
И, тревожа, мести просят.
Думаю, думаю, думаю, думаю
Снова в мучениях думку свою.
Жерновами ожидания
Трет она мне боль сознания.
Думаю, думаю, думаю, думаю,
Думаю, думаю, думаю я:
Где, почему, отчего же беда?
И ночь, и день, и день, и ночь,
Череда раздумий, прочь.
Эти мысли — моя тень,
И без солнца даже в день.
Думаю, думаю, думаю, думаю
Снова над свечкою думу свою.
Почем, почем раздумий грузы?
Мои проклятья и обузы.
«Да выкинь все из головы,
Уйдет печаль былой беды.
Не думай больше никогда,
Забвеньям их придай огня».
Мне шепчет слезная свеча
Из тьмы прощенья и греха.
«Думай не думай, уйдет навсегда
Скупой слезою боль твоя».
Что мне надо, чему дева рада?
Ласка, что боль убивает — награда.
Как бы ни думала, думала, думала,
132
Думала, думала, думала я.
Все не продумаешь, в этом беда.
И чтоб не думать, не передумать,
Сердце я буду теперь только слушать.
Он с печальным видом дослушал ее, а когда пела, местами
даже подпевал.
— Хорошая песня про девичьи думы, вот и ты думай, — про-
молвил он, когда я закончила, и добавил: — Любая песня — это
коктейль из слов, музыки и исполнения. Если с душой и хорошими
словами, это почти успех. Правда, печальная. Если думаешь о се-
мейной жизни, то не печалься и забудь пока свою мечту. Браки
в твоем возрасте никогда не бывают долгими. Такие, как ты, к се-
мейной жизни не рождены — тебя ждет сцена, гастроли, а семья
этому будет мешать. В тебя будут влюбляться, а это разрушает се-
мейные отношения. Будешь искать большой душевной любовной
связи, а признание и слава только будут дарить тебе восхищение
то одним, то другим объектом красоты. Начало нового восхище-
ния может послужить началом смерти прежней. Моральное право
на такую смерть будет даваться правом рождения новой любви
и новой иллюзии. Ты будешь считать это моральной свободой,
от которой редко кто из таких, как ты, отказывается.
— Моральная свобода не должна разрушать семейных отно-
шений, если семья будет держаться и на любви, и на общем де-
ле. Это не значит необходимость сексуальной свободы.
— Ну, тут твои рассужденья говорят о том, что ты не знаешь,
что тебе надо. Одно с другим несовместимо, так что семью как
связывающую свободу кабалу пока забудь.
Ты вот только что песню спела о своей свободе, и спой еще
и подумай. Может быть, и песню исправишь?
— А что тут исправлять? Вашу кабалу воспевать? — сказала я
и, не дожидаясь его ответа, вновь исполнила:
Мне не нужно ни денег, ни славы,
Я к земным благам не стремлюсь,
Лишь свобода — мне счастья отрада.
133
— Ну вот, великую роль любви в ней и воспевай, а в жизни
по уму поступай. Первоначальный позыв любви к созиданию се-
мьи — это, может быть, и нужно, но в дальнейшем отношения —
это только укрощение друг друга. Раньше мужчина до свадьбы
свою жену даже в глаза мог не видеть. Это была товарная сдел-
ка родителей. Поэтому семья может существовать на той или
иной доле мужской власти. Я бы даже сберегательные книжки
запретил женам иметь. Свободы у жены должно быть столько,
сколько будет согласовано с мужем во время брака и узаконено
его контрактом.
Право на эту свободу всегда дают деньги, и эта страсть явля-
ется двигателем жизни, ради чего мы и живем. Поэтому если же-
на зарабатывает больше, это матриархат и крах всему мужскому
роду и нормальной семье. Жена не должна работать и не иметь
свободы, не обозначенной мужем.
— Пугаете меня, как старухи говоря: бабы каются, девки за-
муж собираются. Получается, чтобы быть свободной, надо зани-
маться проституцией, потому как в этой страсти не важно, как ты
заработал непахнущие грязью деньги. Бывшая проститутка,
но с деньгами будет уважаемая и свободная личность. Вышед-
ших в тираж всех дам придется пустить на мыло. Без профессии
и утраченной души кому они будут нужны?
Он, усмехаясь, спокойно произнес:
— На Востоке узаконено многоженство, но, к сожалению, на-
ше правовое сознание к этому пониманию пока не готово. Пер-
вые жены занимались бы хозяйством, молодые — любовью,
и проституции бы не было, только содержи их. Захотела какая
из них уйти к другому — обязан дать свободу.
Уже устав как возражать, так и соглашаться, я все-таки воз-
разила:
— А не получится так, что все жены будут, как рабыни, рабо-
тать на него, как певицы на своего продюсера или из пчелиного
трутня пчелы, которого потом убивают?
Он вдруг, как ужаленный, еще больше стал раскатывать
и раскатывать меня своей логикой, полоща мне голову своими
134
идиотскими доводами. Хоть во многом был, наверно, прав. Внут-
ренне не соглашалась с ним. Видно, у него не было человека,
которому он мог бы все это сказать, а тут прорвало, и он старал-
ся выговориться. Однако меня так и подмывало крикнуть: «Хва-
тит морочить мне голову», — но какая-то сила, если не страх, за-
ставляла меня терпеливо его слушать. Я, наверно, немного еще
и захмелела. А он продолжал упражняться в красноречии, дока-
зывая мне свое превосходство правоты:
— Все знают, что обещать деве юной любви вечной на земле
нельзя. Вечны только жажда творчества, благополучия, свободы
и власти. Даже творчество — это удел только свободных и сы-
тых, бедным оно не под силу, не до нее, и нужен дорогой интел-
лект. Рабы в Риме, кроме Эзопа, искусствами тоже не занима-
лись — это был удел богатых.
Повторю: тебе надо выбирать карьеру, — продолжал он, —
а настоящей жертвенной любви себе, а не нравящемуся тебе
человеку в твоей судьбе найти непросто. Твою любовь всегда
будет определять слава и деньги, и с этим ты должна смирить-
ся. Слава, деньги и власть — основа поклонения, и для ее до-
стижения все средства хороши. В этой жизни надо бороться
только за это. Я же тебе дам возможность творить и не буду
запрещать влюбляться. В этом, если уж очень хочешь, оставлю
тебе свободу.
Наш договор будет тайным соглашением, и никто не будет
знать, как ты будешь работать. Для всех окружающих ты будешь
самой невинностью. Еще раз подумай и не ищи вечной любви,
ты очень сложная творческая натура, а чем сложней человек,
тем трудней ему найти свою половинку. Даже найдя ее, ты похо-
ронишь себя как личность. Тебе надо будет раствориться в дру-
гом человеке, но для этого, как я успел понять, ты слишком лю-
бишь себя.
— Теперь вы противоречите себе. Разве не ваши слова:
«Я бы сам любовью зализал все дырки, если бы мог влюбиться».
Значит, вы тоже ищете любви и просто морочите мне голову,
склоняя меня к согласию на банальные отношения в своеобраз-
135
ном вашем гареме для себя и вашего окружения. Искренности
в ваших словах я не вижу. Однако вы правы в том, что пожерт-
вовать своей свободой и творчеством ради любви не смогу.
Взяв баян, я с тяжелым чувством некой вины запела:
КАРТЫ СБРОШЕНЫ
Карты сброшены, карты брошены, я в игре,
Вот рискую, и мороз бежит по душе.
На кону стоит жизнь моя,
И уже проиграна мной душа.
Я играю с дьяволом, я в аду
И надо мной кары меч, на беду.
Заразил азартом и горю огнем,
Хода нет обратного, что почем?
Мне бы душу вернуть, а потом
Посчитаюсь я с дьявола злом.
Карты сброшены, карты брошены, и в игре
Дьявол шепчет с издевкою мне:
«Мой заказан проигрыш уж тебе.
И не дам жить святой на земле».
Но твердила упрямо я сама себе:
«Небеса не дадут проиграть в беде».
Вот и сброшены карты, я в игре.
Улыбнись же, фортуна, мне.
Карты сброшены, карты брошены, я в игре.
Быть, не быть царицей удачи мне?
И когда от лезвия меча
Вдруг уйдет моя голова,
То наложницей по судьбе
В Храм отправлюсь я к божьей душе.
Карты сброшены, карты брошены, я в игре.
Улыбнись же, фортуна, мне.
Вот и банк беру, спасена.
Дьявол молвил мне, не шутя:
136
«Я последний раз поддаюсь тебе,
Жду любви на кон и с душой к себе».
Но я ставлю крест на игре.
Не охоться, Дьявол, по моей душе.
— Значит, придется пользоваться либо случайной любовью
и идти на панель и не под давлением, а по необходимости, или
идти за мной, — убедительно подытожил он мое выступление.
Я с пренебрежением глянула на него. Он отреагировал по-
своему.
— Ну, есть еще последний вариант: искать себе другую жерт-
венную душу, наподобие меня.
— Только для меня секс без очарования не рождает страсти,
а без страсти и душевной гармонии любой секс если не физиче-
ская кара, то душевное распятие. Если бы хотя бы с каждым но-
вым человеком у меня появлялись какие-то общие интересы ду-
шевного общения, то уже это могло бы оправдать ту или иную
случайную связь, но даже то, что вы предлагаете, этого гаранти-
ровать не могут ни вам, ни мне.
Он рассмеялся над моими словами. Тогда я не понимала, что
он просто проверял меня на излом, соблазняя роскошью и вла-
стью.
— Похоже, ты, наконец, согласилась на мои условия? И это
правильное решение, только я пошутил. Я ничего этого тебе
не хочу предлагать. Я уверен, ты меня полюбишь и признаешься
в любви, но со временем.
Дальше он что-то еще говорил и говорил, но у меня закру-
жилась голова, и я как будто потеряла сознание. Так надо мною
еще не издевался никто. Не оставив мне выбора, он поломал
меня и радовался этому, и я не могла найти спасительного
утверждающего положения из некой черноты, охватившей мое
сознание.
Когда я немного очухалась от напавшей меня черноты, то
сразу попросила его отвезти меня до метро, так как из того леса,
где мы находились, выбраться было сложно. Он пообещал до-
137
везти до дому, но только тогда, когда посчитает, что я полностью
адекватна.
Успокаивал меня, будто святой воды подавал. Я выпила
и мне легче стало.
— Осталось причащение сделать, — промолвила, он рассме-
ялся.
Я в угоду ему тоже улыбнулась. Он обрадовался и, погасив
свет, зажег свечи. После подал мне непонятно для чего писание
«Отче наш».
— Можешь с Богом пообщаться, — я перекрестилась, но чи-
тать не стала, так как читала его часто даже в детстве.
— Хочешь, сейчас услышишь пение иерихонских труб —
и все печали сразу рухнут.
Я молча качала головой.
— Когда больно и просится слеза, три к носу — и все прой-
дет, — продолжал утверждать он.
Потом, дабы смягчить свою дерзость, стал льстиво ублажать
меня речами, что любовь — это тоже поэзия, как и красота жен-
ского тела, а мою поэтическую душу двум избранникам сразу
подарить я не смогу, и потому предлагал не мучить себя бес-
смысленным поиском любви и быть счастливой только в творче-
стве.
Говорил, что творчество — это так же власть любви с пре-
красным чувством возвышения над окружающим миром. Хвалил
творцов, говоря, что они в созидании самодостаточны и без вла-
сти, а власть без них таковой быть не может. Однако только
власть дает деньги, а деньги и слава, снова власть и творчество,
как и любовь, должны идти с ней в ногу. Если власть, как поэзия
и творчество, в высшей форме ее проявления ищут любви и по-
клонения, то любовь всегда ищет обновления чувств, как
и власть, нового ей поклонения.
— Так что ты обо мне плохо не думай, мы с тобой одной
крови.
Потом свистнул, и со второго этажа через дверь послышался
лай собаки. Он пошел и открыл дверь. В комнату вбежала малень-
138
кая забавная рыжая собачка. Она побежала ко мне и, облизав ру-
ки, легла у ног. Я ее погладила и, восхищаясь ей, взяла на руки.
— Эту собачку я тебе дарю, — произнес он. — Она может
танцевать под музыку.
С этими словами он взял баян и стал наигрывать легкую
незамысловато веселую музыку. Собачка соскочила с рук и, под-
нявшись на задние лапы, стала, пританцовывая, крутиться.
Я совсем перестала грустить и, радостно смеясь, прихлопы-
вала в такт музыки.
Он закончил играть, погладил ее, угостив кусочком шашлы-
ка, взял на руки и передал мне.
— Это твоя теперь хозяйка, Кука.
— Как ее зовут? — переспросила я.
— Кукла, но я ее зову Кука, она отзывается. Если найдете
общий язык, она может быть тебе напарницей на выступлениях.
Явно можешь сделать оригинальный номер.
Я действительно сделала со временем оригинальный номер
с Кукой, ее однажды украли, но в этот момент я этого не знала
и об этом не думала.
Собачка мило улеглась на моих ногах. Экран его кинотеатра
в это время неумолимо повторял листать альбом коллекции его
картин из истории любви.
Я снова и снова молча вынуждена была смотреть их. Собач-
ка, как спасительный меч, разрубила гордиев узел моей печали.
В душе все-таки полного успокоения не было, и я остановила
перелистывание картинок на погребальной церемонии жены
погибшего воина.
Он объяснил мне, что если бы их не хоронили, то женщин
ждало бы горькое одиночество, как и погибшего мужа в загроб-
ном мире. Если жена — часть души воина, то она должна разде-
лять его участь и в потустороннем мире. Жена — его собствен-
ность, и если он ее никому не завещает и не дарит свободы, то
почему не имеет право забрать с собой. Если он пожертвовал
свою жизнью ради них, то она должна иметь привилегирован-
ные права в этой жизни?
139
— Кощунство-то какое — хоронить живую вдову воина
с ним, — возмутилась я.
— Потому женщин в этом мире больше, чем мужчин. Лю-
бовь, если она настоящее жертвоприношение женщины, другой
участи иметь не должна. Свободные женщины превращают мир
в бордель. Таков итог любой войны. Даже насилие дам побеж-
денных воинов — это их смятая дань преклонения на алтарь по-
бедителей или смерть вместе с ним. Раньше они становились ра-
бынями.
Я перебила его, возразив, что видела здесь картину некого
художника, где маслом описано победоносное шествие завое-
вателей, покоривших силой какой-то город. Так вот, когда я
рассматривала эту картину, я не заметила, чтобы женщины ра-
довались победителям и с покорностью несли эту дань их удо-
вольствию.
— Та картина, что ты увидала, не должна шокировать, так
как за эту свободу могло быть положено сотни и тысячи жизней.
Слабость всегда требовала покорности и власти над собой, это
ее благодарность за сохранение жизни. Не хочешь этого —
умри. Такова логика борьбы. Свобода сильных стимулирует их
к победе и власти.
— Чаше побеждают не самые умные, а самые агрессивные.
Это уже ненормально, и в этом беда для женщин, ведь мы рожа-
ем снова агрессоров. Война уничтожает лучших представителей,
а потому зачастую победы приводят к власти дураков, — выходя
из раздраженного состояния, заметила я.
— Со своей честью женщина всегда расстается тяжело, но ес-
ли родина рассталась с ней, то женщина должна осознать эту
необходимость без выбора. Ведь женщины — всегда первое бо-
гатство, которое должно доставаться победителям как плата
за кровь погибших. Если покоренный народ не превращался
в рабов, а женщины — в рабынь, то это то, что для воина должно
быть стимулом к победе, если в его крови еще кипит и месть?
Покоренные если не сдаются на милость победителям, то не мо-
гут иметь и равных прав с победителями, а полученная контри-
140
буция, как откуп за свою самость с покоренного народа конкрет-
ному воину, ничего не дает. Это абсурдно, но, говорят, гуманно.
Я и толерантность не признаю. Когда значимость каждого воина
нации и государства будет выражаться в международных и про-
чих правах превосходства свобод, тогда, может быть, необходи-
мость насилия умрет. Если этого не будет, то чем оправдывать их
жертвенность, и потому приходится их насилие признавать
неизбежностью. Недаром полководцы в древности отдавали
на несколько дней города на беспредел своим воинам в откуп
за перенесенные муки и пролитую кровь. Учреждение свобод —
это право победителей, и если он отдает это право равенству —
это предательство перед погибшими.
Я задумалась над его словами и подумала, что, по его логи-
ке, проигравшие должны терпеть унижения, а богатые и силь-
ные должны иметь привилегированное и узаконенное право,
даже на насилие. Так выходит, по справедливости, богатые
должны иметь право первой ночи с невестами подданных, как
доктор — на лечение, а артист — на сцену. С этим мне не хоте-
лось соглашаться, и я ему заявила:
— Выходит, если война — насилие, то насилие женщин
и грабеж покоренных — это продолжение войны, но война
не может продолжаться вечно. Что делать, где однозначное ре-
шение без унижения одних другими? Ваша логика, как Иери-
хонские трубы, разрушает весь мир моего здравого понимания
отношений любви. Отнести вас к фашистам тоже нет основа-
тельных доводов, как и сил призывать к какому-то равенству
между нами, девочками и мальчиками.
— А равенство — миф, — с усмешкой слышала в ответ, —
и унижение героев. В жизни герои — таланты мужества и дела —
формируют победы, и они должны быть учредителями свободы
и повелителями во власти. Американцы победили индейцев
и продиктовали им свои права, а мы всех без достоинств, нао-
борот, возрождаем, поднимаем, и ты туда же с миром своим
любви. Покоренные и бездарные тогда сядут на шею и свесят
ноги.
141
— Значит, должно быть решение, которое поднимало бы
и значимость победителей, и значимость покоренных, только
мир его пока не может найти, тогда бы и войны были бы не нуж-
ны. Жили бы все, как в одной полигамной семье, под Ватиканом
любви.
— Ну, наверно, это твое хотение не бессмысленно. Знала бы,
как это сделать, наша власть, все было бы иначе, но ты думай, мо-
жет быть, и придумаешь, как это сделать. Я бы из покоренных
красавиц себе в утешение создавал сад наслаждений, как предки
из рабынь. Усладой и красотой красавиц, как и слезами девствен-
ниц в древности, лечили и ублажали героев, и это давало им сил
не щадить свои жизни, сеять новые подвиги и искать новых по-
бед. Жизнь — это постоянная война и иной пока быть не может.
Подаренная им собачка подала голос и как будто гавкнула
в его сторону.
— Удивительно, но даже Кука не согласна с такой моделью
жизни, видите, она мотает головой и лает на вас, — поглаживая
собаку, заметила я. — Такая манипуляция силой над чувствами
не может быть вечной, но, к сожалению, сохраняется такими
бледнолобыми, как вы. Ни мира, ни войны, кругом одни самцы
до похоти любви. Как ни странно, но в первую очередь это ощу-
щают дамы, находясь перед властью в ситуациях таких, как моя.
Помню, даже в прошлые времена пели:
Из-за леса выехала конная милиция —
Задирайте, бабы, юбки, будет репетиция.
Все так потому то, что все мужики — козлы, а особенно те,
что обладают не только превосходством своей силы, но особо
еще и обделенные властью. В этом стихе как нельзя откровенно
говорится.
Он подозвал собаку к себе, Кука соскочила с моих ног, а он
сел рядом со мной. Он что-то ей сказал, и она, подогнув перед-
нюю лапу, стала что-то ему навывать.
— Это она напевает продолжение твоей частушки. В перево-
де следующее:
142
А с кого и кому начать — это вам уже решать.
Тут они стали визжать, последней все боялись стать.
Вот и выходит, что они все согласны с сексуальным домога-
тельством, вопрос только в том, кому лечь первой. Покорность
дам власти или их творческим кумирам не дает женщине ощу-
щение греха, а больше принимается как оправдание его. Неко-
торые дамы даже провоцируют насилие над собой. Власть,
деньги и герои, военные или творческие возвышают мужчин,
женщинам такого не дарят. Дамам они освобождают совесть
от моральных страданий их покорения, оправдывают поступки
и соединяют их с природой, где сильный всегда прав. На стра-
хе перед силой построены и законы людей. Их всегда было
легче обойти тому, кто находится у власти. По той же причине
женщин до власти допускать нельзя, ведь они сделаны из муж-
ского ребра, и они становятся фаворитами женского величия,
что для мужчин унизительно.
— Вот и выходит, как я уже говорила, что для таких, как вы,
«деньги есть — справедливость терпит». Если они будут у жен-
щин, то мужская честь пусть тоже готовится потерпеть.
Собачка подошла ко мне и стала лизать руку. Я замолчала
и стала ласкать ее. Он тоже стал ласкать меня по ноге. Я оттолк-
нула его руку. Собака прыгнула ему на руки и стала ласкать его
щеки языком. Я, усмехнувшись, забрала Куку и возразила:
— Во все времена идеалом счастья для женщины был все-
таки воин без оружия, как воин любви. Сила прельщала ее, по-
скольку она предполагала выживание и спокойствие, но это сей-
час вытесняют деньги, которые могут быть и у них. Зов природы
если еще заставляет восхищаться силой и властью, но лишь по-
тому, что решает споры меж самцами. Ни одна львица в приро-
де не допустит даже малейшего проявления силы и хамства
к себе. Люди же делятся не только по рангу власти, силе и нали-
чию денег, но и по своей внутренней природе, как вы уже гово-
рили. Какой бы богатой жабой ни был мужчина, союз с птицей
у него не получится, и ему нужно искать свою жабу. Зов душев-
143
ной природы, а не демонстрация силы объединяет их сильнее
всего. Деньги и власть — самая слабая социальная связь,
но сильно влияет на душевную связь. Тут только вера может
стать спасительной силой и власти, и семьи, но на ту и другую
вера рычагов влияния не имеет.
Мне как-то пришлось наблюдать, где в курятнике была свора
петухов и всего несколько курочек. Так они их затаскали, куроч-
ки прятались от них в трубы и погибали, так как задом ходить
не умели, или не слезали с шестов, чтобы не попасть под наси-
лие петухов. Если петухи не могут забить друг друга, то эту роль
должен на себя взять человек, а среди людей — вера.
Он покачал головой то ли от несогласия, то ли еще от чего
и даже добавил:
— Это какая-то мутация в природе происходит. Я даже знаю
одного хозяина, у которого годами без перерыва доились козы.
Он хоть к ним пускал козлов, они потомство не приносили, а ку-
ры несли яйца в потомстве с одними петухами. Женщины ныне
тоже либо не хотят рожать, либо не могут, потому что в молодо-
сти любили погулять, либо на них какая-то неизвестная сила
действует. Так как жизнь ныне их заставляет долго учиться
и долго устраиваться, чтобы хорошо зарабатывать. Их надо —
только созрели и пока здоровы — заставлять рожать, детей за-
бирать и потом только чему-то учить. Ныне уже им и мужики
не нужны, они либо настолько фригидны, что секс их не интере-
сует, или научились удовлетворять себя сами, да и мужикам все
чаще нравятся их однополые самцы. Я же говорил о возможно-
сти сексуальных тюрем. Не родила вовремя — в тюрьму, не от-
далась по плану — в карцер на хлеб и воду. В таком развитии
только сила принуждения исправит положение. Без нее с такими
альбиносами любви и страсти, как ты, род людской и природа
придут к вымиранию.
Он хотел еще что-то сказать, но я его перебила:
— В ваших словах желчь святому женскому праву. Знаю,
в некоторых племенах Африки есть закон принуждения мужчин
к браку. У них, чтобы принудить мужика к браку, даме достаточ-
144
но украсть у мужчины святую вещь, которую он может получить
обратно через брак. Это как флаг полка: потерял — и нет его.
Кроме того, дамы имеют право покупать мужчин вроде как ка-
лым за женщину у мусульман. Нет денег — она может украсть
его. У русских же есть поговорка на сексуальный контакт: по-
имел — значит, как честный человек, женись, чтобы не было:
отымел и не у дел. Девки потому и пытались совратить парней.
Только вот жить в оковах социального рабства — это не удел
мужчин, тогда бы у них было много жен. Да и это не может быть
уделом и будущих дам, хотя ныне большинство женщин приспо-
собились и неплохо живут в этом. Жизнь и любовь содержанки
и рабыни — это тоже не мой удел. Деньгами, силой если и мож-
но взять женщину, как и государство, но не покорить, как и лю-
бой народ.
Высказавшись так, я поняла, что в беседе с ним сама зашла
в полный тупик своего понимания счастья, независимости и сво-
боды. Смотря на невозмутимое его лицо, еще раз убедилась, что
ни при каких доводах он не будет думать по-другому. Он, похо-
же, тоже убедился в том, что меня склонить к другому он может
только кнутом и пряником, поставив меня в безысходное поло-
жение, если уже не поставил. Мне думалось, что разрешение
этой проблемы находится в поговорке: не нам, не вам. Его же
просто развлекала логическая игра со мною, как кошку развле-
кала игра с мышкой. Помышковать богатому коту с бедной мыш-
кой всегда было любимым удовольствием, но, видно, и эта игра
ему стала надоедать, и он решил беседу прервать.
— Ну, это тоже ерунда. От сказок про то и это мозги мои уже
опухли. Ты вроде головой и сеешь, и пашешь, но больше будто
соломой машешь. Ныне вся молодежь без денег хочет свою зна-
чимость показать и что-то себе доказать. То на рельсы лягут, то
в церкви нагадят, то секс на сцене покажут, если перо куда
не надо не вставят. Это движение к значимости плебеев, что без
денег таких, как я, состоятельных, не волнует. Такую картонно-
липовую значимость полнодурия можно пальцем проткнуть.
Мне стало совсем больно от его слов, и я возмутилась:
145
— Да что вы опять пытаетесь убедить меня, что деньги —
это все. Видно, без денег вы никого уже не можете завлечь
и всеми своими убеждениями стараетесь оправдать свои по-
ступки. Счастлив не тот, у кого денег много, а тот, у кого их
хватает для счастья. Деньгами можно завлечь только тех, кото-
рым их очень не хватает, или тех, которым нормальные жела-
ния не подвластны.
Сама же в это время подумала: неужели нельзя прожить
жизнь как хочется тебе, не завися ни от чего и ни от кого? Не за-
ниматься показухой своей значимости, надевая на себя дорогие
шубы и бриллианты, украденные или подаренные мужчиной.
Как жить так, чтобы никто не спрашивал «А какая у тебя маши-
на?» и твою значимость определяли только твои дела, и по этим
делам тебе бы предоставлялся почет, уважение в виде прав
и привилегий.
В это время мне на ум пришел некий стих, который я читала
в интернете. Я его запомнила и тут вдруг же решила ему прочи-
тать:
— А какая у тебя машина? —
Спросила меня дама,
Красивая, как картина.
Как будто эта машина —
Отражение моего душевного мира.
— А у меня три машины, — ответил я ей,
И расстегнулась пуговка на груди у ней.
О, мир, куда же ты идешь?!
Чем дорожишь?
Чего ты ждешь?
Осенний лист стучит в окно,
Дождем разгула бьет в лицо.
Ливень счастья — стон порой,
Душевный дождь с беды страстной,
Как дождь осенний и везде
Убожества одно в душе.
Святое распято нуждою давно.
146
Богатства и бедность — основа всего.
Как высшая ценность, а где же ты, честь?
Возвышенность просится с кровью на месть.
Течет по сознанию боли упрек:
Ведь бег за наживой имеет урок.
Но все равно, но все равно
Богатства сладкое вино.
Им покупается почет,
Хоть кровь порой за ним течет.
И дамы ласкают им сердце свое,
А что с их душою, уже все равно.
С души, как с лица, ведь водичку не пить,
А в роскоши можно и это купить.
Когда же спросил я с досады себя,
Лицом моим будет творенье добра.
Чтоб в праве нашли б отраженье дела
И были лицом для любви навсегда.
Он, выслушав этот стих, только рассмеялся. Я еще с большей
обидой промолчала, а ему уже со вздохом заявила:
— Как ни крути, получается, женщина о своей значимости
и свободе должна забыть в первую очередь, а думать и жить
только жизнью мужчины, быть его жертвой лишь потому, что они
охотники, а мы — их дичь уже, если не властная, то денежная
и от этого зависимы всегда. У вас глаза и мысли мертвеца.
Это последнее я относила к его душевному состоянию. Он
молчал, как и ранее в неловких ситуациях, с надменной улыб-
кой, будто насмехаясь над моей откровенностью, думал, про-
должать со мною разговор или нет. Я почувствовала, что я ему
чем-то понравилась, иначе он со мною не разговаривал бы со-
всем и не подарил собачку. Решила воспользоваться этим и,
осмелев, решила продолжить его возмущать тем, о чем он мне
сказал не рассуждать:
— Мне как-то одна старая дама сказала: «Мужики готовы нас
давить всегда и смешивать с навозом. Мелкие их царьки стали
хозяевами страны и управляют народом. Они не понимают
147
убийственность своей власти, крича: „Не нравится, валите
из страны“. Безнаказанность стала царицей власти. Придет вре-
мя, когда их народ заставит отчитываться. Какая зарплата у них
и какая зарплата у простых грешных, разница в десятки раз. Мы
в паутине олигархов и властителей всех мастей. Прости меня,
Господи, спаси Россию».
Я вспоминаю ее и с ней согласна. Для вас народ, как и жен-
щина, тот же самый красивый сейф с чувствами, который вы все-
гда потрошите, как анатом жабу, для чего признаетесь в любви,
когда от нее что-то надо. Врете, обманываете и изменяете нам,
как и народу, показывая всегда, кто хозяин в стране и над нами.
Далеко за примером ходить не надо. Вы даже здесь, в своей
вотчине, спецодежду нам по баснословным ценам наполовину
заставляете оплачивать из нашего бедного кармана. Сами бро-
саете деньги на ветер тысячами. Эти отношения мужчины и его
власти являются ее убогостью и соответствуют убогим нравам
мужчин в отношениях с женщинами. Рано или поздно деньги
сделают то, что вам в борьбе за власть ее придется оста-
вить нам.
Он испытывающе посмотрел на меня и вдруг сказал:
— Ну, это уже бред сивой кобылы в период течки, от боли
и уздечки. Теоретически ты права, но только иногда. Успоко-
ишься и смиришься и, как все, после шторма будешь любовать-
ся морем, несущим тебе прохладу мужской радости. Я тоже те-
бе подарил живую радость и даже с собачкой. Вот видишь, эта
радость — Кука — опять ласкает тебя, — он подозвал собаку
к себе и стал с ней играть в ладушки. Я рассмеялась такому ви-
дению, где собака на задних лапах по очереди касалась его
ладошек передними. На душе стало радостно, и былая злость
с души ушла.
— Ну вот, я получил право и на твою радость, но уверен, что
могу иметь право на твои слезы.
— Вы уверены? — вопросила я. — А на дулю не хотите право
получить? — и машинально скрутила дулю, которую будто бы
с удивлением стала рассматривать сама.
148
— Перекреститесь.
Он, рассмеявшись, перекрестился, добавив:
— Это мое безумие Бог простит, но слезы — это самое про-
стое право, которое ты можешь заслужить от меня нахаляву.
Я, смотря на него, действительно подумала, что такое не ис-
ключено, и постаралась успокоиться. Он стал гладить меня
по волосам и как-то не совсем удачно тоже стал успокаивать.
— Прочти мне лучше еще какое-нибудь стихотворение и по-
целуй. Тогда все получится, как ты захочешь. Поцелуй красави-
цы делает мужчину моложе и красивее, а ее — ближе к своей
мечте. Только это должно быть сделано от души и с любовью.
— Я не знаю, получится это или нет, но за мечту я готова по-
ложить даже жизнь.
— Ну и прекрасно, — ответил он и, взяв меня за голову, по-
целовал в щечку. Я тоже его поцеловала в ответ, а точнее, только
прикоснулась губами к его щеке.
— Это, конечно, не тот поцелуй, который я бы хотел почув-
ствовать. Надеюсь, что ты однажды скажешь: «Я люблю тебя,
Убожко».
Я стала думать, что ему рассказать, но в голову ничего под-
ходящего не приходило. Тогда он сказал, что сам расскажет
стих, извиняясь, что он с новогодним уклоном, стал читать, пре-
дупредив, что каждая новая женщина — это новое время жизни
мужчины:
НОВОГОДНЯЯ ДОРОГА
Ночь, метель, дорога к югу,
Автобус вез надежд напругу.
Год новый к ожиданьям в скуку
Спешил с подарками по кругу.
Мне навевало это муку.
А дама, что сидела рядом,
Вдруг улыбнулась милым взглядом.
Она одна, и я один,
И скука, подлый господин,
Дурманила ко сну, как дым.
149
Вот и соседка задремала,
Нога мне на коленки пала.
Зачем ласкал ее во сне,
Ее чужую, как себе?
Мадам, не надо бить ногой
Мне под ребро, не ладой злой.
Так познакомился, и что же?
Она не пара мне, похоже.
Принцесса хороша собой,
А я с седою головой.
Мы мчимся в сторону одну.
— Как звать? — голубке говорю.
— Евгения, — слышу я в ответ.
И будто бы бежит от бед.
На сердце — холод и печаль
За счастье, что умчалось вдаль,
Что по дороге не догнать,
И ангелы не стали охранять.
А надо мной они летали
И часто розы мне ссыпали.
Решил поймать ей одного
И, превратив его в тепло,
Под Новый год ей подарил,
И поцелуй вдруг заслужил.
И муза на сердце спустилась с небес,
В явленье таком захмелел, как с чудес.
Мне стало тепло, и, похоже, ей тоже,
От поцелуя я стал чуть моложе.
Вы, дамы, не стесняйтесь целовать мужчин,
Тогда любой мужчина с вами будет молодым.
И в благодарность вниманьем тепла
Корзина души будет ваша полна.
Новогодняя дорога и в подарок поцелуй —
Год идущий, меня также этим счастьем побалуй.
Выслушав его и удивившись его памяти, я сказала, что с та-
кой памятью мужчина не может быть старым.
150
Тут же поцеловала еще раз, и этот подарок, скорее, был
за стих.
— Ну вот, сейчас уже лучше, — с радостью заметил он.
В моей же голове крутилось совсем другое, непонятное воз-
буждение по поводу его предложения, берущего меня на излом,
хотя он и сказал, что это шутка, но ведь слезную халяву не отри-
цал.
Гонимая этим воспоминанием и в сомнениях, шутка это или
нет, я ему вдруг продолжила утверждать, что он в любой момент
от нежности может перейти к своей физической или социальной
силе. Станет требовать жертвенности от меня, как и от любой
другой женщины, потому как все мужчины являются охотниками
и насилие в охоте — их любимое развлечение.
Утверждала, что это несправедливое неравенство узаконено
укладом нашей жизни, хотя есть и женщины-львицы, ведущие
во всем, но себя к таковым не относила.
Он успокаивал меня, объясняя, что власть, по существу, тоже
женского рода, и ее тоже порой приходится брать приступом.
— Видимо, потому она, — утверждала уже я, — больше при-
надлежит мужчинам, как и женщина. Хотя, как и женщина, жерт-
венная к своим детям, в первую очередь, стремилась служить му-
жу, по своему существу такой же должна быть власть к народу,
а мужчины из нее сделали тирана. Вот если бы в ней было больше
женщин, то она точно служила бы людям, а не люди ей, — так
в этом старалась убедить я его. — Только мужчины своей силой
разрушают видовую природу власти и любви, лишая ту и другую
благородности. Без войны они свою власть женщинам тоже
вряд ли отдадут, — продолжала вслух размышлять я. — Нам для
своей власти над вами проще создать свою религию любви парал-
лельно их религии, которая подчеркивает единовластие их воли.
Этой религией я бы расперла последователей их власти и веры
на крестах и сожгла, как Нейрон — последователей Христа.
Он похлопал моему возмущению и знанию, показал
на экране своего кинотеатра ту самую картину, которая свиде-
тельствовала о жестокости Нейрона, объяснив:
151
— Смена религий ничего не изменила тогда в бедственном
положении низших слоев общества, а женщина стала еще боль-
ше подчинена мужчине. Ты зря лелеешь мысль, что смена веры
может вам, бабам, принести спасение от мужчин.
Я отвечала, что хочу, чтобы любовь, как естественное слия-
ние с собственной природой души и тела, верой призывала
к поклонению ей, как богу. Мы — дамы ответственные, храни-
тельницы очага мира как тела, в котором развивается будущее
всего мира. Мужчины же от женщин просят только постоянного
их терпения. Воздаяние отмщения в этой жизни возложено
на Бога, и мы должны терпеть насилие и власть мужчин, ожидая
от него им наказания, но им все прощает. Бога, выходит, устраи-
вает такая не безответственная справедливость. Людям, а тем
более женщинам, в бессилии надо уповать не только на себя,
а не мифу спасения. К сожалению, мужская власть, оправдывая
повиновение себе, делает женщин заложниками их денег,
а не чувств. Нам только бы возвыситься над властью над деньга-
ми, и все поменяется сразу. Смотрела пьесу «Визит дамы», где,
став богатой дама, как граф Монте Кристо, отомстила всем муж-
чинам, которые надругались над ней, и даже подчинила власть
города и сознание горожан своей воле. Вот когда любовь станет
основой денег, она также подчинит себе всех, и жизнь будет
другой.
Он глубоко вздохнул, произнеся: «Сумасшедшая, тогда лю-
бовь должна будет стать товаром». Опять стал на экране своего
кинотеатра показывать какие-то картинки, где монашки занима-
лись любовью. Показывая на них, он говорил, что они, призна-
вая мораль святости, все равно грешили, но отмаливали эти гре-
хи, и на этом стоит жизнь. Ты же хочешь признать мораль греха
как святую товарную свободу любви, основанную на инстинктах
и потребностях тела, считая, что это есть божественная природа
плоти, так как она якобы формирует душу.
Я, как могла, отрицала его понимание моих взглядов. В част-
ности, помню, говорила в свое оправдание, что убеждена и счи-
таю — в страсти черпается энергия жизни. В ней женщина долж-
152
на постоянно доказывать мужчине, что она заслуживает его
любви, а мужчина — доказывать свою любовь и желание обла-
дать ею. Только право доказывать свою любовь должно жить
на штыках духовного творчества и быть социально дозирован-
ной заслугой личности для исполнения своих желаний. Такое
право может являться формой его моральной свободы, иначе
любовь обесценится и жизнь превратится в бардак, как сейчас,
разрывающий оковы действующей морали.
Так сумбурно, как могла, я всячески оправдывала свои убеж-
дения. В конце сказала, что у него и у меня разная мораль, да и,
как ни крути, мораль счастья у каждого, оказывается, может
быть своя. Это потому, что физическая потребность и социальная
значимость каждого — ее основа и беда. Привести это в логиче-
скую систему нынче некому, и повторилась, чтобы он запомнил
и знал, ведь тело также создано Богом, и эволюция природы те-
ла намного древней эволюции морали.
— Ишь куда ты замахнулась, — возразил он, — теперь даже
Библию пытаешься оспорить. Не махай сиськой между ног, как
бритвой. Не дай Бог, ведь грабли слепцов всегда бьют в лоб.
— Я на Библию сиськи не кладу, но справедливого понима-
ния и уважения хочу. Если господь справедливости тоже хочет,
то почему он превосходство мужчины нам пророчит? При дикта-
туре мужского начала свободе любви не будет причала.
— Ну, это только твоя лирика, — и опять, взяв баян, что-то
тихо стал себе наигрывать.
Я, не соображая, почему он делает вид, что мое понимание
его совсем не интересует, уже стараясь перекричать его мело-
дию наигрыша, подошла сзади и, положив руки на его плечи,
продолжала говорить ему на ухо:
— Перестаньте пытаться заглушать мое возмущение. Вот так,
как и сейчас, подаренная когда-то господом равная свобода нам
и вам почему-то оказывается только свободой женского самопо-
жертвования и согласия, а для мужчин — свободой выбора
и превосходства? Свобода, как равенство прав на выбор, поче-
му не может принадлежать и женщинам, если многие из них
153
и способней, и умней? Женского счастья без реализации права
их выбора тоже быть не может.
— Ну вот, ты уже меня отымела по всему «не могу» и себя
уморила своей упрямой логикой рассуждений с ностальгией
по матриархату любви. Откуда ты этого набралась. Это же на-
до — жизни еще толком не знаешь, а в споре мне не уступаешь.
Тебе интересно меня переболтать, а я от этой болтовни уже вы-
дохся, устал, а твое безумное понимание отношений с женщина-
ми давно отхаркал. Не люблю, когда мне возражают не по уму
и не по делу. Такие, как ты, соплячки. Я живу ради таких, как ты,
и радуюсь, когда они не преследуется за болтовню не по уму, —
с раздражением заметил он, отложив баян. — Ты лучше думай
больше о себе и о порядке в душе, а не о порядке в стране или
еще где. Не давай резать по живому себя и истины не ищи нико-
гда. Что дал бог, тем и живи.
Я тогда опять попыталась не согласиться с ним, но он ладо-
шкой прикрыл мой рот.
— Послушай меня, зрелого еврея, и повторю: не влезай ни
в философию, ни в политику и не ругай власть. Это такая пара-
ша, что за бутылкой только наша. Власть надо только любить или
очень любить. Мы, евреи, дурного не посоветуем, так как в Рос-
сии не первое столетие живем и гордость, и честь ее блюдем,
хотя интернационалисты по крови и духу. Наша кровь течет
во всех нациях, в науке и власти тоже мы первые, потому что
работоспособные и целеустремленные.
— Да, вы очень талантливая нация, слов нет, но, несмотря
на все ваши достоинства, вы без России сами не смогли со-
здать своего государства. Все это потому, что всегда стреми-
лись служить власти, а не своему народу. И продолжаете слу-
жить ей и деньгам, как личной гордости. У вас нет чувства от-
ветственности и боли за народ, с которым живете, а мы, рус-
ские, служили всегда своей отчизне, справедливости и Богу
и этим гордились.
— Это ты русская? Да в тебе различных кровей, как в аду
чертей, и во мне, наверно, тоже.
154
— Главное, кем вы себя считаете. Чистокровные, как породи-
стые собаки, плохо выживают, поэтому в космос брали дворняг.
Если вы считаете себя таковым, то в этом ваша слабость. Вы
не умели умирать за общую цель. Русские, наоборот, с этим чув-
ством не только создали самое большое государство, но, благо-
даря им, многие народы имеют свою государственность. Они
хоть и не хотели, но не раз покоряли Европу, а европейцы, нао-
борот, всегда хотели, но ни разу не покорили Россию. Таких, как
вы, во власть допускать нельзя, можете всегда изменить.
— Но у тебя-то русской крови, похоже, с мизинец. Я на рус-
ского все же похож, а ты больше имеешь что-то татарское. Толь-
ко имя Надежда и странная фамилия Желанная.
— Я, в отличие от вас, за границей деньги не держу и всем
своим достоянием благодарна этой земле, потому готова все его
отдать, и даже жизнь ради ее благополучия и спасения. Служить
родине, а не власти и гордиться ее историей — это мой девиз,
и потому на кого бы ни была похожа, я отношусь к титульной на-
ции учредителей этого государства.
Вот будете русским, когда ваше богатство будет достоянием
страны, в которой живете, а не другого государства. Тогда вас
можно будет отнести к народу, учредителю и хозяину этой стра-
ны. В любом другом случае, по сути, можете оказаться изменни-
ком своей стране и его народу.
— Нет, ты не права, мы составили не только элиту власти,
но и многие из нас сложили свои головы за торжество страны,
в которой жили, и родиной считаем ту страну, в которой роди-
лись. Даже из коренных наций предателей выходило больше,
чем из наших.
Я промолчала, а он продолжал:
— Хотя, наверно, мы все-таки больше интернационалисты
и потому дали этому миру философию интернациональной мо-
рали, называемой религией Христа. Даже в создании дьяволь-
ского оружия разрушения мира наши мозги были не последней
силой. Без понимания насилия не может быть понимания добра,
и мораль на этом стояла всегда. Для многих не убей, не укради
155
есть закон сознания, и они, даже умирая от голода, не перешаг-
нут его. Стяжать эту мораль божьей покорности значит стяжать
светлый дух. Если ты пойдешь против этих догм, тебе обеспече-
на погибель. Это уже политика, а я уже предупреждал тебя, что
в нее лезть нельзя.
Он оттолкнул меня от себя и снова стал наигрывать некую
мелодию. Кука, подаренная им мне, услышав знакомую музыку,
соскочила с постели и стала что-то пританцовывать на задних
лапках. Я, обрадовавшись ее поступку, подхватила ее на руки
и закрутилась, пританцовывая в такт музыки, продолжала возра-
жать ему:
— Мораль, которой вы так гордитесь, построена на убийстве
Христа. Не знаю, как прощает эту кровь вам Бог и мир. Предла-
гая духовное единство, — начала я, — она обманывает людей.
Евреи создали ее для того, чтобы люди не думали о смысле жиз-
ни. За них все уже якобы продумано Богом, и истина в нем. Она,
как догма, нужна людям второго сорта, чтобы они с терпением
относились к беспределу таких, как вы. Мужчинам, как хозяевам
жизни, да и всей привилегированной верхушке общества эта
мораль до лампочки. Они всегда ее нарушали и с легкостью за-
маливали.
Слабым и доверчивым людям для отвлечения от этих догм
жизни оставлена борьба против природы своих страстей как
смысл жизни. И этот обман устраивает всех. Мораль, призываю-
щая всех к справедливости и бунту против насилия этого мира,
осуждается, так как не каждая щека может быть щекой терпимо-
сти. Заодно осуждает она и бунт против власти мужчин.
— Ты опять взялась за свое. Не богохульничай, повторяю,
ведь говорил тебе: накличешь беду на свое чело, — перестав на-
игрывать, возмутился опять он. — Однако ты молчать не можешь
или не хочешь и готова спорить с пеной у рта, как Дон Кихот
с мельницами. Не ищи того, что искать не надо.
Я как будто это или подобное от него уже слышала,
но вспомнить не могла и потому решила отмолчаться и лишь мя-
ла в руках картинку, где девушка играла на скрипке. Он, решив
156
добить меня или просто показать свою проницательность, про-
должил:
— Ты настолько сложная и испорченная свободой творче-
ская натура, насколько может быть испорчена селедка с душком.
Такому сложному типу очень трудно будет найти свою пару. Да-
же найдя ее, ты похоронишь себя как личность. Тебе нужно бу-
дет пожертвовать своей свободой и раствориться в своем люби-
мом, а значит, умереть. Только я этого не допущу и тебя, как ты
картинку скрипачки, сомну.
Он еще долго говорил об этом, и мы опять спорили. Зато
за всей этой словесной баталией совершенно забыли, по какому
случаю нас свела судьба.
— Вот мы и пообщались, — провожая, успокаивал он меня
уже в машине. — Из всех удовольствий удовольствие общения
для меня сильней сексуального. Так как давно по такой ерунде
не с кем было поболтать, то можно считать, я получил мораль-
ное наслаждение. Нет, не от твоего тела, а от того, что все-таки
надкусил твою душу, а ты говоришь, что душа принадлежит Богу.
Надеюсь, это было взаимным, а отвращение ко мне со време-
нем пройдет, если сегодня я его не развеял.
В этот день я пришла к себе от него как побитая собака,
с непонятным чувством к себе. Я не сожалела о содеянном, это-
му оправданье в душе находилось. Более того, я чувствовала,
что не дала себя втоптать в грязь. Мучили меня его издеватель-
ские предложения, которые потом выдал за шутку. Предполага-
ла, что на этом все не закончится, и каких подвохов ожидать,
не знала, так как знала, что в любой шутке есть правда. Нет, поз-
волить стать элитной проституткой на его условиях я себе
не могла. Однако ожидать можно было всего. В печальном по-
следствии вряд ли я смогла бы простить себе такую жизнь.
От переживаний после этого даже заболела, и только подарен-
ная собачка пыталась развеять мои сомнения и хандру своим
общением со мною. В тяжкие минуты одолевали мысли попы-
таться уволиться по здоровью, но меня предупредили: «Найдут,
и нигде не устроишься». В минуты отчаяния были мысли, что ес-
157
ли он захочет все-таки осуществить свой вроде шуточный план,
то думала убить его, но прошло. Жизнь свою я и в более тяже-
лые времена на гибель бросать не пыталась. Если вы, когда ни будь, чувствовали
* * *
Храм любви. Гл. 3. Знакомство
© Copyright: Девера, 2014
Свидетельство о публикации №214012600229
Свидетельство о публикации №214012600229
Рецензии