***

Глава 10
 1
Когда Клим с хантом Никиткой добежали до восточной окраины Чугудаевского болота, в таёжную тишину, напоенную сыростью и наполненную шорохом падающих капель, прокрался едва слышный стрекот вертолёта.
«Успел», - подумал Клим, догнал Никитку и несильным тычком повернул его вправо, к небольшому мыску, который выступал в болото. Оттуда начиналась охотничья тропа, обозначенная вешками.
- Шевелись! – прикрикнул он на следопыта и, когда тот добежал до берега, спросил: - Жить хочешь?
Никитка поворотил своё маленькое невыразительное лицо к спрашивающему, проникся должным сочувствием к донельзя серьёзному выражению на лице Клима и, забыв о своей склонности к фатализму, дрогнувшим голосом произнёс:
- Хочу.
Клим, решив проэксплуатировать образ злодея, сложившийся в тугом сознании образованного ханта, холодно процедил:
- Ты сейчас побежишь по охотничьей тропе. Я буду считать до пятидесяти. Потом начну стрелять. Успеешь унести ноги – твоё счастье, не успеешь, значит – не судьба. Всё, пошёл! Раз, два, три…
Никитка, словно подброшенный невидимой пружиной, плюхнулся в болотную воду и почапал к первой вешке.
- …Десять, одиннадцать, - продолжал считать Клим, пряча пистолеты и выламывая высохший трубочник, там и сям торчащий на берегу.
Никитка, проваливаясь по пояс в местах, где летом воробью было по колено, достиг первой вешки и попрыгал по кочкам. Скоро его поглотил туман, стоящий над болотом плотной белёсой пеленой, но Клим, не давая ханту расслабиться, не прекращал счёта:
- …Двадцать семь, двадцать восемь, - громко произносил он, выдувая из прошлогоднего трубочника шелуху высохших перегородок. Клим попробовал готовую трубку на вдох и полез в болото. Добежал до первой вешки, выдернул шест из кочки и, сунув трубочник в рот, стал искать место поглубже. Сделав четыре шага в сторону, он провалился по самые ноздри, но не растерялся и надёжно воткнул вешку в топкое дно. Затем, перебирая веховой шест руками, он с головой погрузился в воду и приготовился ждать. Вертолёт появился очень скоро и вода над головой Клима, приглушая рокот двигателя и характерный звон вращающихся лопастей, заходила ходуном.
«Пока что действие развивается по моему сценарию», - с удовлетворением подумал Клим, сидя на дне бочажка, удерживаясь за шест и дыша через трубочник, который высовывался из воды сантиметров на пятнадцать. Он выждал ещё пару минут, затем высунул из воды одно ухо и одну ноздрю и, услышав удаляющийся шум вертолёта, а затем и грохот выстрела, вылез на мелководье. Клим отбросил ненужную трубку и, насколько это было возможно в условиях весеннего болота, побежал туда, куда три минуты назад ушлёпал хант и где сейчас упражнялся в стрельбе по невидимой цели Биг Смол. Бывший десантник почти не сомневался в том, что это именно Биг Смол и что он вылетел на охоту один. Когда испытатель достиг третьей вешки, он услышал ещё два выстрела подряд.
«Из охотничьего автомата лупит, - прикинул Клим, двигаясь за невидимыми участниками воздушного сафари, - скорее всего, картечью. Зря старается: Никитку в тумане да в родном болоте и из 4-хствольного «эрликона» не достать».
Клим Алексеевич Безменов, бывший профессиональный убийца, ухлопавший за свою прошлую жизнь не одну дюжину людей, был чужд сентиментальности. Тем не менее, он не желал гибели невиновного человека и очень надеялся, что Никитка вполне безболезненно добежит до противоположного берега, а там либо скроется в чаще, либо засветится на открытом месте, над которым не стоял болотный туман, и тем самым прекратит стрельбу.
- Давай, родной, не стой на месте, - вполголоса подбодрил Никитку бывший десантник, не переставая двигаться за подставной дичью. Он знал, что если бы на месте следопыта присутствовал нормальный лось, имеющий привычку после стремительного движения строго по прямой резко останавливаться и прядать глупыми ушами, рога ему уже поотшибали бы. Но Никитка оказался умнее лося. Удрав от злодея-испытателя, он подвергся новой напасти и сразу понял причину стрельбы. Поэтому, делая опасные зигзаги (тропа проходила рядом с трясинами), Никитка стремился побыстрее оказаться на противоположном берегу, где, вдали от злодея, он мог сдаться начальству или тем, кто охотился за шпионом Климкой. Благо, Сеня Мазин знал ханта как облупленного. А тот, кто не знал, никогда бы не спутал миролюбивого таёжника, который ростом удался чуть выше хорошего зайца, со здоровенным злодеем-испытателем.
В это время злодей-испытатель, машинально считая выстрелы, шёл от вешки к вешке. Один раз он даже увидел мелькнувшего в тумане Никитку и невольно осадил назад. Однако ориентироваться на звук в сплошном грохоте работающего вертолёта, который больше барабанил на месте, чем двигался, было трудно, и Клим часто рисковал попасть в поле действия биосенсора. Поэтому он пересекал самое узкое место Чугудаевского болота не так быстро, как хотелось человеку, насквозь промокшему и продрогшему почти до остолбенения. Тем не менее, спустя сорок минут с начала воздушной охоты Клим выбрался вслед за следопытом на сухое место и «повёл» его по хилому редколесью. А Никитка вынырнул из тумана, выбежал на прогалинку и завопил:
- Не стреляйте, однако! Это я, Никитка! А шпиён Климка на мысу остался!!!
«Идиот», - беззлобно подумал Клим и побежал в обход вопящего следопыта. Он обогнул прогалинку, согнувшись и скрываясь в зарослях невысокого ельника, и вышел к краю поляны, одна сторона которой сужалась и переходила в прогалину, где сейчас прыгал и вопил хант Никитка. С двух других сторон поляну сплошной стеной окружал полноценный лиственный лес.
«Никитку уже засекли, - на ходу соображал бывший десантник, - а так как телефона у него нет, то для переговоров с ним кое-кому придётся сойти на землю…»
Как соображал, так и вышло.
Сквозь грохот работающего ротора и вращающихся лопастей вертолёта раздался усиленный мегафоном голос Юджина Смола:
- Выйдите на поляну и стойте там!
Никитка послушно выбежал на середину поляны и замер.
- Будьте добры – отойдите в сторону: нам необходимо посадить вертолёт.
«Какой вежливый, - иронически подумал Клим и достал пистолеты, - эдак он на людях, пожалуй, ни разу Никитке в зубы не даст. И не пришьёт после допроса…»
Никитка отбежал в сторону, противоположную той, где стоял Клим, а МИ-4-ый упал аккурат в десяти метрах от бывшего старшего сержанта ВДВ. Вертолёт погромыхал лопастями и затих. А Георгий Кондратьевич, удерживая винчестер-автомат на предплечье, сошёл на землю и приблизился к ханту.
«Уж больно смело», - усомнился Клим и, поблагодарив свою бережливость, достал из нагрудного клапана пассатижи и в несколько секунд «откусил» предохранительную курковую скобу на одном ПээМе. Затем он накрыл пистолет полой куртки и неслышно взвёл пистолет, дослав патрон в ствол, после чего упал на землю, разглядывая в просвете между землёй и брюхом вертолёта ноги гендиректора и ханта. Тем временем на землю сошёл пилот, Сеня Мазин. Клим, увидев ещё одну пару ног и выждав ещё минуту, пополз к вертолёту. Гендиректор с пилотом стояли спиной к Климу. Хант, в принципе, мог видеть бывшего десантника, но крупный Биг Смол, стоявший визави, надёжно закрывал вид.
«Вот будет смешно, если в вертолёте кто-то остался», -  мельком прикинул он. Полз он на левом боку, пушку без скобы держал на весу в правой руке, в левой Клим сжимал раскрытый перочинный нож, а второй пистолет, готовый к бою, лежал за правой пазухой. Когда Клим достиг задней стойки вертолётного полоза, он швырнул пистолет в ельник, очень надеясь, что спуск, не защищённый скобой, обязательно за что-нибудь зацепится и пушка законно разродится хотя бы одним выстрелом. Его надежды оправдались: пушка громыхнула, вызвав у присутствующих на поляне адекватную реакцию. Разговор, затеянный гендиректором с хантом, совершенно бестолковый по вине тугого Никитки, моментально прекратился. Следопыт пригнулся и задал стрекача в таёжную гущу. Сеня, не дойдя до беседующих метра три, взмахнул руками и в таком театральном виде замер. Биг Смол уронил винчестер, встал на колено, движением фокусника извлёк из плечевой кобуры ствол поменьше и сделал подряд четыре выстрела на звук. А Клим, не дожидаясь, когда Биг сменит огневую позицию перед следующей стрельбой, одновременно метнул нож и выстрелил из второго ПээМа. Нож (76)  глубоко воткнулся в бедро пилота, а пуля аккуратно прошила левое плечо (новый гендиректор был левшой) Бига. В то же мгновение, почти со скоростью полёта ножа, Клим мухой просквозил мимо Сени Мазина к Бигу. И, не успел тот перехватить свой пистолет, испытатель с лёта долбанул его ногой по голове. Затем Клим подобрал уроненный Бигом ствол, 20-тизарядный Стечкин, сунул его за пояс, а поникшего гендиректора подхватил подмышки и поволок его к вертолёту.
- Су-у-ка, - простонал Сеня. Он упал на бок, держась за бедро возле рукояти ножа и не рискуя выдернуть его из болезненной раны. Сеня, как заядлый охотник, никогда не поднимался в воздух без ружья. Оно лежало в рубке, и сейчас Сеня с сожалением думал именно о нём.
- Ты меня извини, - отнёсся к раненному пилоту Клим, потом он поднял нелёгкого Бига и затолкал его в вертолёт. Сеню испытатель вырубил в целях профилактики: тот мог вмешаться в процесс выяснения отношений между Климом и новым гендиректором не на стороне Клима.
- Су-у-ка! – повторил Сеня громче и таки взялся за рукоять ножа.
- Не дёргайся, - предупредил его Клим и полез в вертолёт, - сейчас выброшу аптечку…
В то же время он услышал новые заполошные вопли Никитки.
- Братцы, не стреляйте! Это я, Никитка! Свой, однако!
«Вот те раз!» - сильно огорчился Клим, моментально сориентировавшись насчёт братцев и качества их участия в сегодняшнем мероприятии. Он, не тратя времени на задраивание люка, метнулся в рубку и запустил ещё горячий ротор. Затем оглянулся назад и чертыхнулся: этот грёбанный Юджин Смол, он же Юра Самойленко, держась правой рукой за раненное плечо, неловко вываливался из люка.
«Зря я его сразу не убил», - с сожалением подумал Клим, прыгнул к люку и направил ствол пистолета прямо в голову ненавистного Бига, который уже возился на земле, намереваясь встать и удрать от вертолёта подальше. Вообще-то, Клим хотел поговорить со своим врагом прежде, чем отправить его на тот свет. Впрочем, какой русский не любит поговорить? И любопытство тут вовсе не причём.
Клим, слегка разочарованный потерей последнего шанса получить несколько ответов на несколько щекотливых вопросов, нажал спуск. Но в то же мгновение какой-то дурило в камуфляже, вынырнувший из вышеупомянутой таёжной гущи, куда недавно слинял шустрый хант, гвозданул короткой очередью по люку. Пули противно цвиркнули по металлу, не задев испытателя, но он, отпрянув от проёма, законно сместил линию огня и вместо головы попал в грудь поверженного врага. А к первому камуфлированному дуриле присоединились ещё несколько похожих и, пока они не начали примитивно расстреливать вертолёт, Клим, плюнув на последний контрольный выстрел, занял место пилота и поднял машину в воздух так быстро, насколько она была способна.
2
За потерю кубинца полностью отвечал Кнут. Но майор Хорст не сильно журил шведа: командир недолюбливал цэрэушников, любителей загребать жар чужими руками. Голливудские боевики, опять же, не в счёт. Но агент в сомбреро влетел напарникам в копеечку: финансовый департамент местного правительства распорядился наказать майора Хорста на целое месячное жалованье. Тот в свою очередь выставил аналогичный счёт капралу Магнусену. А швед напряг Клима ровно на половину майорской зарплаты. Зато оба стали закадычными друзьями. А майор Хорст стал и впредь использовать друзей для выполнения отдельных заданий. Кубинских шпионов они, правда, больше не ловили, но работали с местным «наркологическим» контингентом. Каковой, в силу своей незаконной альтернативности, имел гнусную привычку прятаться в самых глухих уголках Аракуанги. А также в той её части, что находилась в зоне влияния базы Палм Бич. Подобные работы выпадали Климу с Кнутом не чаще одного раза в три недели. И если они в течение месяца службы не набирали больше десяти штрафных очков по внутреннему распорядку, то могли за свой счёт катиться в любой город Аракуанги на двое суток отпуска. Так же, как любой другой наёмник.
Сначала Клим с Кнутом отдыхали вместе. Но после стали делать это порознь. Дело в том, что друзья тяготели к несхожим погодным условиям, в коих предполагали проводить свои отпуска. Кнут, например, любил оттягиваться в прохладном горном Сантьяго-де-Пуэбла, а Клим тащился от сухого субтропического климата Фуэнтемарэ. Он уже довольно умело обращался с небольшим запасом стандартных кастильских фраз, а по-английски говорил так, что мог бы заткнуть за пояс своего земляка, доцента кафедры иностранных языков в Красноярском педагогическом институте. В общем, если Клим начинал испытывать затруднения в беседах на кастильском с теми аборигенами, которые предпочитали вульгарный диалект языку Кальдерона и Сервантеса, он всегда мог договориться с ними на международном английском. Другие проблемы (помимо проблемы языкового общения) были сведены к минимуму: наёмники ездили отдыхать в такие города, где красные если и появлялись, то вели себя очень тихо, прикидываясь законопослушными гражданами. А наёмники, одетые в цивильное платье, встреч с ними не искали, старались себя зря не афишировать, поэтому занимались вполне мирными разгулом и развратом.
Клим также не искал встреч с красными нелегалами.
Как и в тот памятный день, первый день своего очередного двухсуточного отпуска. Он вырядился в пёструю гавайскую рубашку, подарок Кнута, собственные шорты с кроссовками, нелепую панаму и, прибыв в Фуэнтемарэ на одномоторном частном самолётике, который обслуживал их район, гулял пешком от аэродрома до ближайшей пульперии. Загрузив в себя дозу чистой водки из холодильника без всякого оранжада и занюхав это дело ломтиком лимона, Клим топал до следующей пульперии. Там он повторял с водкой, съедал, на удивление туземцам, огромный бутерброд с куском слегка прожаренной жирной свинины и гулял дальше, не пропуская ни одного заведения, торгующего спиртным. В этих заведениях Клим любил выпивать, опять же, на удивление известно кого, не то фужер чистого рома, не то три стаканчика подряд агуардиенте. И так далее подобным нехитрым образом, пока он не приходил на набережную, где в одном из ресторанчиков под открытым небом он любил посидеть и уже не спеша попить какого-нибудь пива, безбожно мешая его с водкой, ромом или даже с коньяком.
Как правило, на набережной Клим появлялся в компании путаны.
В тот день к нему прицепились сразу две местные девицы лёгкого поведения. Клим уже съел граммов четыреста водки, как следует, закусил и, стоя перед витриной очередной питейной точки, с недоумением любовался на своё отражение.
«Ну, блин, чистый петух, - критически думал он. – Вот было бы интересно появиться в таком виде в родном Суходолье…»
Тут из пульперии выкатились две местные красотки известного назначения, взяли бывшего советского десантника под руки и волнующими голосами запели:
- Хай, американо! Один сладкий час с два девушка за десять доллар…
- Эста буэно (76) ! – согласно кивнул панамой Клим. – Но я не американец. Я русский…
- Рашн? – не поняли путаны. Бедные девушки не ходили в школу, а на улицах маленьких латиноамериканских городков мало кто знал о русских.
- В общем – не важно, - по-русски сказал Клим, похлопал девушек по упругим задам и снова перешёл на английский: - Я покупаю один сладкий день и одну сладкую ночь с двумя девушками. Но сначала надо выпить…
- Выпить, выпить, - защебетали девушки и проводили Клима, как уже говорилось выше, до набережной. Он и пошёл, спокойно радуясь тому, как проведёт оставшееся отпускное время, можно сказать, почти в семейном кругу, и упившись, можно сказать, почти до нормального поросячьего визга. В общем, в таком кругу и до такого состояния, насколько ему позволил бы тот ворох зелени, что сейчас оттягивал внутренний (специально пришитый) карман гавайской просторной рубахи.
Удаляясь от заведения, где его подцепили местные красотки, Клим не видел (да и не мог, потому что четыреста граммов водки плюс виснущие на руках почти огнедышащие путаны), как из той же пульперии вышла другая девушка. Она была строго одета и носила большие солнечные очки. Больше того: куталась в траурную шаль. Девушка куда-то позвонила по автомату, затем стала перевязывать шаль. Для этого девушка сняла очки, и если бы Клим оглянулся назад, он бы увидел знакомое лицо девушки из своего сна с чудным именем Лаура, и встретил бы полный ненависти знакомый взгляд огромных глаз.
Но Клим не оглянулся. Он, нахально подталкиваемый путанами, забрёл не в тот ресторан на набережной, куда планировал приземлиться сам. Но, не протестуя, согласился на выбор «подружек» и занял с ними один из пустых столиков. Наступало время сиесты, туристы Аракуангу не баловали, а местные предпочитали дрыхнуть в самое жаркое время местных суток под сенью единоличных навесов и маркиз. То есть, посетителей в ресторане, кроме прибывших, не наблюдалось. Путаны тем временем заказали местного вина с фруктами, Клим попросил принести себе фужер рома из холодильника и кусок свинины пожирнее со сковородки. И, пока мясо жарилось, съел и вина, и фруктов, и ром. Потом заказал ещё и принялся обжимать путан.
А в это время за одним из дальних – от Клима с его подружками – столиков появилась девушка в шали и больших солнцезащитных очках. Ей принесли бокал белого вина и, пока она его потягивала, к рабочей стороне павильона подкатился грузовичок. Из его кабины выскочили два аборигена и принялись сгружать бочонок с пивом. Спустя несколько минут они появились за ресторанной стойкой, где стали менять пустой бочонок на полный. Когда прибывшие уже почти приспособили новый бочонок к насосу, к столику, где сидел Клим со своими новоиспечёнными подружками, направился сам хозяин заведения. Лучезарно улыбаясь, он нёс ведёрко со льдом, из которого торчало горлышко шампанского.
Путаны враз как-то задеревенели, а Клим ощутил первый укол подозрительности. Дело в том, что он не собирался заказывать никакого шампанского: уж больно оно кусалось, даже при его зарплате. Тем более – шампанское во льду. И уж ни одна собака не стала бы угощать его таким дорогим «деликатесом». Но никто его и не собирался им угощать. А хозяин, продолжая улыбаться (эдакая кофейная рожа с ослепительно белой ухмылкой от уха до уха) подвалил к клиентам и, не успел Клим послать его подальше, стремительно поднял ведёрко и его донышком огрел бывшего советского десантника по голове. Вернее – по панаме. Путаны, схватив по сто песо из руки хозяина, моментально испарились. А обмякшего Клима потащили к стойке сам хозяин и те двое, которые прибыли с пивом. Хозяин тащил бывшего советского десантника подмышки, двое – за ноги. Девушка в трауре допила своё вино, оглядела пустынные прибрежные окрестности Фуэнтемарэ – сиеста таки наступила – и встала.
- Подгоните фургон задом ближе к двери, - распорядился хозяин заведения, кряхтя под тяжестью клиента, которого уже почти занесли в подсобное помещение за стойкой.
«Сейчас», - мысленно пообещал очнувшийся Клим. Он принял одну ногу из рук первого несуна и приложил коленом хозяина. Потом Клим встал на высвободившуюся ногу, выдернул из рук второго несуна свою вторую ногу и дал ею тому по голове. Затем, не дожидаясь, когда последний оставшийся в «живых» абориген достанет свою пушку, треснул его по макушке кулаком и уложил рядом с хозяином и напарником.
«Занятная у меня получилась прогулка», - озабоченно подумал Клим, подошёл к стойке и освежился тем, что первым ему попалось под руку. Попалась какая-то дрянь и Клим стал искать водку, ром или, на худой конец, коньяк. Нашел полбутылки коньяка и, заворожено глядя на террасу ресторана с единственно оставшейся там посетительницей, влил в себя содержимое бутылки. Посетительница, распустив шаль и сняв очки, в упор смотрела на Клима. Клим, выйдя из-за стойки и уронив пустую бутылку на пол, сомнамбулически направился к девушке. Он смотрел на её прекрасное лицо, на русые волосы, распавшиеся по плечам из-под распустившейся шали и медленно приближался к девушке.
- Здравствуйте, сеньорита, - сказал он, совершенно не помышляя о причастности красавицы, некогда сопровождавшей злополучного кубинского шпиона, к сегодняшнему инциденту, - как вас зовут?
- Лаура, - ответила красавица, выхватила из-под складок мантильи газовый баллончик и пустила струю в лицо ненавистного наёмника. В какое-то мгновенье Клим напряг правую руку, чтобы ударить девушку раньше, чем она задействует газовый баллончик. Но что-то дрогнуло в бывшем старшем сержанте разведроты ВДВ, и он, обработанный качественным составом, надолго отключился.
3
Очнулся Клим где-то там, где не было ни света, ни звуков, зато присутствовали сырость и прохлада. Да ещё специфические запахи, свидетельствующие о том, что очнулся Клим в подвале. В каком именно – мешала, как уже говорилось выше, - абсолютная темень. Однако валялся он не на голом цементированном полу, а на тюфяке. Руки наёмника были надёжно связаны за спиной.
«Ловко они меня обработали, - подумал Клим, с некоторым облегчением «констатируя» на руках какие-то самодельные путы, а не фабричные наручники. – И путан, значит, подсунули специально, и в нужный ресторанчик затащили. Но каково оперативно сработали?! Да, это судьба! (В этом месте его невесёлых размышлений Клим ощутил некое идиотское благоговение). Чтобы, значит, мне ещё раз встретиться с красной девкой по имени Лаура…»
Он снова попробовал связку на прочность, повозил ногами по полу и, упираясь локтями в тюфяк, сел. Голова закружилась и перед открытыми глазами, тщетно пытающимися разглядеть хоть что-то в удручающе кромешной тьме, поплыли оранжевые круги.
«Это после газа», - сообразил Клим. Минуту он сидел, не шевелясь, и, убедившись, что на нём нет ни проникающих ран, ни сильных ушибов, заорал:
- Эй, кабальерос! Я проснулся! Буэнос диас! Или, чёрт бы вас побрал, буэнос тардэс?! (78)
Он уже достаточно владел кастильским для того, чтобы кого-нибудь поприветствовать или послать подальше. Причём не просто послать, а послать с картинками, потому что (надо отдать должное тому, кто придумал этот язык) с помощью кастильского можно было художественно сквернословить не хуже, чем по-русски.
В ответ на оглушительный рёв бывшего советского десантника произошло маленькое чудо: помещение осветилось маломощной электрической лампочкой. Свет слегка обозначил пустые углы, низкий потолок и дверной проём в виде приземистой арки. В проёме возникли характерные звуки: некто, включив свет с помощью наружного выключателя, теперь отпирал дверь, и замок при этом законно скрежетал.
«Вот это я попал, - подумал Клим, озираясь по сторонам, но больше смотря в проём, где, помимо скрежета ключа в замочной скважине, зазвучали давно не смазываемые дверные петли, - какой-то сплошной каменный мешок… Типа зенданов в Афгане, только много просторней…»
Клим, не ведая того, находился в поместье одного из богатейших граждан Аракуанги. Как это водится в недоразвитых странах с низкой гражданской культурой, богатейший гражданин с женой и детьми жил в Европе, а поместьем рулил управляющий. Пять лет назад красные, воспользовавшись полной политической безграмотностью этого не совсем чистого на руку кабальеро, начисто его сагитировали. То поувольнял неблагонадёжных – по мнению красных – слуг, на их место взял новых и теперь поместьем вовсю пользовались революционно настроенные граждане Аракуанги. В силу вышесказанного Клим Алексеевич Безменов, проклятый гринго и гнусный наёмник антинародного режима, парился не в какой-нибудь дешёвой хижине перед клочком маисового поля, а во всамделишном винном погребе постройки ещё колониальных времён. Вина, правда, давно в подвалах не держали, но пленника это уже совершенно не касалось.
- Говорите по-испански? – спросил Клима вошедший, типичный Хосе в исполнении какого-нибудь цыганского барона из театра «Ромэн» (79) .
- Говорю, но плохо, - признался Клим.
- Эста буэна, - буркнул Хосе, вышел из помещения, дверь поставил на место, но свет не выключил.
«Что же тут отличного?» - мысленно возразил Клим и приготовился к встрече новых гостей: если дверной вертухай не вырубил лампочку, значит, появление новых гостей не за горами. Клим от нечего делать стал вспоминать особенно заковыристые кастильские ругательства. Ругаться Клима учил мастер-сержант Пако Мачада из Пасадены. И брал за это всего пятьдесят баксов в месяц. Бывший советский десантник, учёный меркантильным фольклористом, успел освежить в памяти четвёртое по счёту ругательство, как дверь снова заскрежетала, и в застенок вкатился новый Хосе, но в более ужасном исполнении. Один глаз у него был театрально прикрыт чёрной повязкой, а волосы, усы и бакенбарды топорщились так, словно Хосе номер два только что соскочил с электрического стула. Из одежды новоприбывший имел шорты, сплошную кучерявую растительность и плечевую кобуру, из которой торчала довольно солидная рукоять.
«Типичный злодей из хреновой латиноамериканской драмы», - отметил Клим. Он успел насмотреться по местному телевидению душераздирающих сериалов, где рядом с никакими положительными героями тусовались отпетые негодяи и невинные красотки. Сцена в колониальном погребе почти повторяла избитый сюжет, и Клим с удовольствием (и с новым приступом идиотского благоговения) обнаружил за Хосе номер два девушку по имени Лаура. Хотя причин для удовольствия (и благоговения) не наблюдалось, поскольку красивое лицо девушки хранило донельзя суровое выражение. Она успела переодеться в полевую форму типа «тропик» и на поясе её шорт конкретно отсвечивала небутафорская кобура.
- Ты! – рявкнул по-английски злодей и ткнул в Клима пальцем. Этим личным местоимением его знание английского языка исчерпывалось, и злодей закаркал на диалекте.
- Вы наёмник с базы Палм-Бич, - стала переводить девушка, при этом первую фразу на чистейшем английском она произнесла в утвердительной форме. – С такими, как вы, армия освобождения Аракуанги не церемонится. Но у вас есть шанс остаться в живых…
«Эк меня закрутило! – мысленно изумлялся Клим, слушая красавицу. – Это ж какой случай из невероятного количества проходных выпал мне, когда вот так, в целой стране с двадцатимиллионным населением, да нос к носу ещё раз столкнуться с красной активисткой из сопровождения покойного кубинца. Я уж не говорю или думаю о том, что когда-то давным-давно именно данная активистка по имени Лаура приснилась мне аккурат перед тем, как… Да, занятная штука жизнь… Я, конечно, не имею в виду жизнь сочинителя крутых детективов, сидящего в комфортабельной хазе с видом на мирные цивилизованные перспективы фешенебельного городского района с коктейль баром посередине, каковой сочинитель, обкурившись марихуаны или нанюхавшись кокаина, начинает письменно бредить подвигами вымышленных героев. Или, скажем, жизнь биржевого маклера, банковского служащего или даже полицейского, чьим самым большим подвигом может явиться пассивное участие в массовой облаве на бездарного гопника. Однако я снова не могу понять: каким образом красные сочинили такую резвую оперативность? Ведь они организовали и путан, и хозяина ресторана, и его подсобных, якобы приехавших в ресторан для того, чтобы поменять бочку с пивом. Значит, всё началось с того, что какую-то траурную местную бабу я засёк ещё во второй пульперии. Засёк, но, ясное дело, не обратил на это дело никакого внимания… А она меня срисовала и… Да, недаром Кнут ругал меня тогда за отсутствие лицевого камуфляжа…»
- Скажите, - перебил Клим девушку, рассказывающую об ужасах, долженствующих пасть на голову наёмника, если он откажется сотрудничать с борцами за коммунистическую идею, - вы увидели и узнали меня в пульперии на улице Святой Барбары?
- Да, - гневно ответила девушка, вспомнив, очевидно, обстоятельства, при которых ей довелось «познакомиться» с этим красивым мерзавцем.
Клим без труда определил причину гнева, снова попробовал путы на прочность и тихо произнёс:
- Надеюсь, я вас не сильно напугал во время нашей первой встречи?
Он сидел на тюфяке и снизу вверх смотрел на девушку, любопытствуя узнать, поймёт ли она его иронию насчёт степени испуга, каковым одним она тогда отделалась, хотя задача перед наёмниками стояла конкретная.
Девушка оказалась не дурой. Гнев на её лице сменился изумлением, она приоткрыла рот, но в это время злодейского вида Хосе, зверски шевеля усами, что-то прорычал на диалекте.
- У нас нет времени на долгие беседы, - машинально перевела девушка. – Или вы соглашаетесь сотрудничать с нами, или вы покойник.
«Я в любом случае покойник», - невесело констатировал Клим, но на всякий случай поинтересовался: - Что я должен делать?
Девушка перевела его вопрос.
Единственный глаз Хосе алчно блеснул. Его бакенбарды взъерошились ещё больше, и он затараторил на ужасной смеси языков, понимать которую Клим так и научился.
- Вы должны сообщить нам дешифровочный ключ к закодированной радиосвязи, а также точную частоту канала, посредством которого вы общаетесь с департаментом службы безопасности нашего военного министерства, - сообщила девушка.
«Всего-то», - внутренне усмехнулся Клим. Он и не предполагал, что шерстистый одноглазый Хосе такой тёмный: откуда рядовому наёмнику знать то, что ему знать не положено? Шифры, коды, ключи и прочая тайнопись находились в ведении спецрадиогруппы. В курсе могли быть командир, его первый зам да несколько человек из военного ведомства этой попугайно-кокаиновой республики.
- Пор Диос! – воскликнул Клим по-испански. – Я не знаю ни ключа, ни частоты канала. Но если вы меня отпустите, а перед дорогой покормите, я обязательно спрошу об этом своего каманданте. Но не обещаю, что он ответит на мои вопросы.
- Каррамба! – рявкнул одноглазый. Он понял кастильскую нескладуху пленника, проник в издевательскую иронию и выдернул из кобуры устрашающего вида «Люггер-М». Приставил ствол к колену Клима и что-то зловеще процедил.
- Он… - начала, было, девушка, но, осмыслив затею соратника по борьбе одной группы туземцев против другой на базе марксистско-ленинской неприязни (или троцкистско-маоистской?) к зажиточной прослойке соотечественников, порывисто шагнула к нему, схватила за руку и закричала: - Но, пор фавор, но! (80)
- Прочь, путана! – прорычал одноглазый (эту «реплику» Клим понял без перевода) и отшвырнул от себя девушку.
«Экая невоспитанная скотина», - неодобрительно подумал бывший советский десантник и, воспользовавшись моментом, пнул косвенного соратника Че Гевары по голеностопу. Тот взвыл от боли и выстрелил в Клима. Пуля, противно свистнув, впилась в каменную кладку возле головы наёмника. Вторая точно попортила бы ему лицо, но он, проклиная себя за мальчишескую скоропалительность, подвигнувшую его на дурацкий пинок, уже падал на циновку. Одновременно стригущим ударом ног сшибая одноглазого с катушек. Затем Клим стремительно поднялся, развернулся и упал спиной на выроненный злодеем из латиноамериканской драмы «ЛМ».
«Девка-то жива?» - озабоченно подумал наёмник и схватил волыну руками, связанными за спиной. Он почти одновременно передёрнул затвор, на всякий случай досылая новый патрон в ствол, и подвинулся к одноглазому. Затем Клим затылком гвозданул по лицу шебаршащегося Хосе номер два, перевернулся на бок спиной к арке, и наугад, выстрел за выстрелом, всадил четверть обоймы 24-хзарядного «Люггера» в Хосе номер один, который только-только начинал шарить себя по телу и хлопать по заднице, прикидывая, где же на нём завалялось его табельное революционное оружие?
«Если вертухай с кем-нибудь в компании – мне – крышка», - неутешительно мелькнуло в голове бывшего советского десантника. Он понимал, что, стоя спиной к врагу, много его не перестреляешь. Желая прояснить ситуацию, Клим ногой распахнул дверь пошире, переступил через Хосе номер один и осторожно выглянул в узкий короткий коридор.
- Никого, - радостно выдохнул бывший советский десантник и засуетился, как хронический алкоголик, отстоявший за вожделенным портвейном полчаса в очереди, но перед самой кассой обнаруживший, что где-то посеял призовой трояк (81) . Сначала он обшмонал Хосе номер один, потом Хосе номер два, нашёл у него зажигалку и, морщась от боли, стал пережигать верёвку за спиной.
- Пусть лучше от меня пахнет как от палёного, чем как от дохлого, - бормотал он, поглядывая на девушку. Та лежала на полу и не подавала никаких признаков жизни. Очевидно, треснулась головой о цемент, когда её отшвырнул одноглазый, и вырубилась.
Клим наконец-то освободил руки и первым делом занялся девушкой. Он удостоверился в наличие пульса, затем наспех обследовал голову на предмет серьёзных повреждений, таковых не обнаружил и перешёл к исполнению более актуальных дел: подобрал оба ствола, ЛМ и Смит с Вессоном Хосе номер один, тюкнул рукоятью увесистого СВ по темечку Хосе номер два, подхватил девушку и покатился на выход.
4
Узкий короткий коридор упирался в невысокую каменную лестницу, состоящую всего из трёх ступеней. Лестница вела в подземный гараж. Клим выбрал машину, стоящую у ворот, и «сложил» на заднее сиденье девушку. Потом, недолго поискав, обнаружил дистанционный ключ, отпер ворота, завёл тачку и, приготовив пистолеты, поехал на волю.
«Что- то я не пойму, - с сомнением подумал он, - или это я так быстро здесь очутился после ресторана, а потом очнулся, или прошли сутки с небольшим… Сиеста, то есть, ещё не кончилась…»
Другими словами, покидая гасиенду по частной дороге, спускающейся с живописного холма к общественному шоссе, он никого не обнаружил. Времени аккурат настучало четыре с половиной пополудни. Не доезжая общественного шоссе метров пятьсот, Клим бросил угнанную тачку, вытолкал из неё очнувшуюся девушку, взял её за руку и потащил к шоссе.
- Куда мы идём? – заплетающимся языком по-испански спросила девушка.
- Нам нужно в город, - нетерпеливо по-английски сказал Клим.
Девушка всё вспомнила, упёрлась и схватилась за свою кобуру. Но она оказалась пуста.
- Проклятый гринго! – воскликнула она.
- Дура! – возразил Клим. Затем, схватив девушку одной рукой так, чтобы она не могла кусаться, наёмник сорвал с неё портупею с пустой кобурой и зашвырнул всё это добро подальше в кусты. Потом взвалил её на плечо и скорым шагом рванул к шоссе. До него оставалось совсем чуть, однако сиеста должна была вот-вот кончиться, обитатели гасиенды могли проснуться, обнаружить некий беспорядок и – кто их знает – организовать погоню.
- Пусти! Ненавижу! – шипела девушка, извиваясь на плече Клима.
«Вообще-то шумит и вырывается она не очень», - констатировал бывший советский десантник, ещё прибавил хода и заговорил так убедительно, как это позволял его английский язык: - Твой приятель тебя чуть не убил… там… в подвале. А я тебя снова спас. Но твоих бывших приятелей мне пришлось… гм! Одного я застрелил, другого просто прибил. Теперь другие твои товарищи будут думать, что это ты помогла устроить мой побег… Но какой злой человек этот одноглазый!
«Ну и лажа! – мысленно ужаснулся Клим. – Сначала она помогает меня взять, потом устраивает побег…»
Но девушке сказанное Климом лажей вовсе не показалось. Уж очень хорошо она знала своих соратников по борьбе. И особенно одноглазого Рауля (а вовсе не Хосе, как его называл Клим), этого грубияна и садиста, способного расстрелять своего товарища без суда и следствия из-за самого косвенного подозрения в соучастии всему, что не касалось строго красного движения. И ещё девушка вспомнила вопрос этого симпатичного гринго в подвале, который (вопрос, а не подвал) возвращал её к странному спасению в то время, когда все остальные члены группы погибли. Будучи девушкой экспансивной, она быстро сменила праведный гнев на самую положительную милость по отношению к человеку, спасшему её дважды. Столь радикальной смене чувств значительно поспособствовал всё тот же одноглазый Рауль, каковой непримиримый борец с антинародным режимом вёл себя в подвале просто самым невыгодным образом по сравнению с этим иронично спокойным и донельзя привлекательным гринго. Который сейчас нёс её, словно маленького ребёнка, на своём литом плече, бережно придерживая девушку так, чтобы она не упала.
- Ну, всё, прибыли, - сказал Клим и поставил девушку на шоссе. Потом он махнул подъезжающему драндулету и, когда тот послушно притормозил, помог девушке сесть в машину. Затем устроился рядом с ней сам, и они покатили в город.
5
Пока Клим с Лаурой тряслись в драндулете по пути в город, девушка вкратце поведала о себе. Была она неместная, а её родители, средней руки фермеры, жили на границе страны глубоко в джунглях. Учась в фармацевтическом колледже в столице страны, Лаура познакомилась с одним студентом, который одновременно стал её любовником и подбил к революционной деятельности. Потом однокашник смылся в Штаты, а девушка, устроившись на работу в Фуэнтемарэ, в одну из аптек, сняла комнату в центре города, сошлась с местными подпольщиками-сподвижниками и продолжила революционную борьбу.
Клим о себе рассказывать не стал, сказал лишь, что в наёмники попал из-за чистого недоразумения, а потом предложил девушке прокатиться в один из известных ему на берегу океана отелей. К тому времени они, достигнув ближней Фуэнтемарэ окраины, сошли с драндулета, тепло распрощались с его хозяином и, машинально взявшись за руки, нерешительно мялись в предчувствии чего-то такого, о чём говорить не приходилось: Клим ещё не настолько владел английским, чтобы сочинять на нём приличествующие случаю лирические баллады, да и девушка не понимала язык Диккенса настолько, чтобы оценить ту или иную полноценную английскую балладу. С серенадами на кастильском дело могло бы и выгореть, но какие на хрен серенады с таким знанием языка, как у Клима? Хорошо бы не перепутать приветствие с ругательством. Однако никакие баллады с серенадами Климу с Лаурой не понадобились. Девушка, сгорая от стыда (но совсем незаметно), предложила Климу пойти к ней в гости. Что и говорить: ей всё больше и больше нравился этот огромный симпатичный гринго с удивительным именем и странным акцентом.
- К тебе нельзя, - возразил Клим и, обняв девушку, шепнул ей на ухо: - На берегу океана есть один симпатичный отель, посетителей там сейчас почти нет, не сезон. Поедем?
- Поедем, - задохнулась от переполнившего её чувства Лаура. Она снова ощутила упрёк совести (но совсем слабый, и это неудивительно, если вспомнить, как «сильно» девушка недавно сгорала от стыда) и сама обвила руками могучую шею своего нового ухажёра. Мельком подумав, что, да, что предательская это штука – латинский темперамент, подогреваемый знойным солнцем в условиях влажных субтропиков. И спустя сорок минут они уже вовсю занимались любовью в одном из номеров пустующего отеля с кондиционером, совмещённым санузлом, баром-холодильником и непременной трёхспальной кроватью с противомоскитным пологом.
Когда молодые слегка притомились, Лаура стала приставать к Климу с вопросами.
Во-первых, она таки прояснила его происхождение. И была донельзя удивлена тем, что Клим из СССР. Но Клим, как смог, объяснил метаморфозу, превратившую человека, теоретически сочувствующего любому красному движению за рубежом, в прямого врага вышеупомянутого движения, и Лаура принялась выяснять, во-вторых. Ну, типа, что же им обоим и ей одной, в частности, делать?
- А что тебе делать? – бухтел по-английски Клим. – К своим тебе нельзя, как нельзя обратно в комнату, которую ты снимала. Твои товарищи тебе вряд ли простят гибель одноглазого Рауля и другого хомбре. Хотя, если честно, в гибели одноглазого я не совсем уверен…
- Ах, как же нехорошо я поступила! – стала заламывать руки Лаура. – Я предала своих товарищей по борьбе!
- Какая борьба!? – возмутился Клим. – Сначала тебя бросил однокашник, который удрал в Штаты, как только у него появилась такая возможность. Потом ты чуть не погибла, помогая удрать кубинскому инструктору. А сегодня на тебя поднял руку твой соратник. Это его ты предала, когда позволила унести себя из подвала человеку, который уже однажды тебя спас? И это ты предала своего бывшего однокашника? Он что, сейчас сражается на баррикадах, отстаивая интересы мирового пролетариата?
- Каких баррикадах? – не поняла Лаура. – У него собственная аптека в Санта-Фе. И он, сколько я знаю…
- Хорошо устроился, - пробурчал Клим и прижал Лауру к себе. – А кубинец? Мне, например, известно, что эти ваши хвалёные кубинцы первые убегают, когда дело начинает пахнуть стрельбой…
- Ты не прав! – гневно воскликнула девушка и отстранилась от Клима. – Ведь сам Эрнесто Че Гевара…
- Че Гевару я и сам уважаю! – перебил Лауру Клим. – Но вспомни из своего окружения хоть одного, кто хотя бы отдалённо походил на этого ненормального идеалиста! Ты что, думаешь, если такие, как твой одноглазый Рауль, придут к власти, они тотчас бросятся помогать своему народу? Кинутся раздавать бедным бесплатные бананы, пончо и станут пополнять их банковские счета?
Клим никогда не мог похвастаться особенными политическими знаниями. В школе и армии ему пытались втюхивать какие-то коммунистические идеи, но делалось это настолько топорно, что никакие идеи на тему всеобщего равенства с братством плюс международная солидарность каких-то там трудящихся в голове бывшего советского десантника не укоренились. Теперь же, насмотревшись на реальных вожаков реального красного движения, больше тяготеющих к вульгарной демагогии, бонапартизму или примитивному переделу частной собственности в свою пользу, Клим имел все основания развенчивать их, почти не кривя душой.
- Как ты можешь так говорить? – возмущённо возразила девушка, попыталась отстраниться от Клима ещё дальше, но он лёгким движением руки прижал её к себе и шепнул на ухо:
- Слушай, пошли они все к чёрту…
После этого Лаура и Клим ещё час занимались любовью.
Затем, снова слегка отдышавшись, девушка вернулась к теме «что делать?»
- Тебя забирали в полицию? – спросил Клим, закуривая.
- Как? – сначала не поняла девушка, а потом рассмеялась и сказала: - Если ты имеешь в виду: была ли я в полиции по подозрению в подпольной деятельности – то нет. Люди, которых забирают в нашу полицию по такому подозрению, пропадают навсегда. А я здесь…
- Вижу, - благодушно сказал Клим и погладил девушку по крутому смуглому бедру. – Значит, и документы у тебя в порядке, - подытожил он.
- Да, конечно.
- У меня есть идея, - сообщил Клим, вспомнив украинского почти земляка из карантинного барака. Тот как-то исхитрился и недавно стал заместителем санитарного врача. И мог поспособствовать, но, разумеется, за соответствующее вознаграждение.
- Какая? – нежно осведомилась девушка, прижимаясь к русскому богатырю, волею совершенно невероятного стечения обстоятельств оказавшегося в её родной стране.
- Ты ведь фармацевт? – уточнил Клим.
- Да…
- Можно попробовать устроить тебя на базу… Будешь рядом со мной… Согласна?
- Согласна… Ах!
6
Почт два месяца Клим жил как в сказке.
Украинский почти земляк, прельстившийся тысячей баксов, легко устроил Лауру в аптечный пост при карантинном бараке. А Клим, рискуя схлопотать штраф за нарушение внутреннего распорядка, постоянно ошивался рядом с бараком. Дважды они с Лаурой летали отдыхать в столицу Аракуанги. Они почти не выходили из номера дешёвого отеля, занимались любовью, как это умеют делать молодые здоровые люди, и планировали своё будущее. Клим предполагал на заработанные деньги купить подержанный самолёт и заняться авиаперевозками. Лаура предлагала использовать для базового аэродрома одну из брошенных плантаций отца. В общем, будущее им рисовалось в довольно радужных тонах, надо было только до него дожить. То есть, Климу следовало поостеречься при прохождении оставшейся по контракту службы, а Лауре не стоило беременеть в течение того же времени.
Когда Клим с Лаурой вернулись на базу после второй своей поездки в столицу Аракуанги, Клим первый раз встретил Юджина Смола. Они с девушкой стояли под пальмами, на виду бунгало, где жил Клим, и нежно ворковали. Тут к ним незаметно подвалил немаленький мужик лет на десять-пятнадцать старше Клима, в форме офицера-наёмника и негромко по-английски окликнул отпускника:
- Рядовой У-1218?
- Да, сэр, - ответил Клим, нехотя отстраняясь от Лауры. Он имел ещё два часа законного отпуска и мог не расшаркиваться перед амбалами в капитанских погонах.
- Что невесел, земляк? – спросил капитан на чистом русском.
Клим с удивлением воззрился на офицера официально не существующей армии, в которой капитан – звание серьёзное.
- Юрий Константинович Самойленко, - представился невесть откуда здесь взявшийся земляк, улыбнулся и первый шагнул навстречу Климу, протягивая ему сильную волосатую руку.
- Здравствуйте, Юрий Константинович, - совершенным дураком ответил ему Клим, протянул свою руку и машинально отметил, что улыбка у земляка какая-то странная. Однобокая, что ли?
- Можешь не представляться, - разрешил Юрий Константинович и тиснул ладонь Клима, да таково цепко, что у неслабого наёмника слиплись пальцы, - я заходил к твоему командиру и всё о тебе узнал.
«Это ещё зачем?» - насторожился Клим и вопросительно посмотрел на капитана.
- Пошли, покурим, - предложил тот, взял Клима под руку и увлёк в тень гевеи.
Клим жестом показал Лауре, чтобы она его не ждала, и нехотя побрёл с капитаном. Они сели на скамейку в зоне отдыха, достали сигареты, зажигалки и закурили.
- Вообще-то, мои нынешние позывные Юджин Смол, - приступил к беседе капитан, - но… Слушай, ты чего такой кислый? Не хватило двух суток, чтобы, как следует, покувыркаться с подружкой?
Клим слегка напрягся и злобно зыркнул на земляка.
Тот в ответ расхохотался, хлопнул Клима по плечу и по-свойски сообщил:
- Ну, парень! Да ты совсем как я в молодости! Начинал рядовым рейнджером в Южной Родезии, втюрился в мулатку. По окончании срока контракта мы с ней поженились…
Клим резко «оттаял» и смотрел на капитана уже добрым взглядом.
- …Я тогда хотел завязать со службой, - продолжил повествовать капитан, - начать новую жизнь, но… В общем, у нас с Кальвой пятеро ребятишек, я – по-прежнему наёмник, болтаюсь по свету, а она ждёт меня в Маракеше…
Клим совсем расчувствовался и, хоть ему не нравилась кривая ухмылка на лице земляка, почитал его почти за отца родного. Или, на худой конец, за троюродного дядю.
- Вот такие дела, браток, - погрустневшим тоном молвил Юджин Смол, - она там, я – здесь. В своё время надо было перетерпеть, получить какую-нибудь гражданскую специальность и жить вместе. Короче, делай выводы, - посоветовал капитан, на ходу сочинивший историю и про рядового рейнджера, и про жену-мулатку, и про пятерых ребятишек, - и, как закончится срок контракта, бери свою подружку в охапку и – подальше от вертолётной площадки и этих кондиционированных бунгало, набитых оружием и боеприпасами. Лучше впроголодь, лучше в дырявой хижине, чем… Эх!
- Да я… Да мы!.. – встрепенулся Клим, но вовремя заткнулся, устыдившись своего порыва.
- Что? – участливо спросил Юрий Константинович.
- Да так, - стушевался Клим и бросил бычок в урну.
- Ладно, - посуровел капитан, выбросил свой окурок и огорошил земляка следующей фразой: - А я ведь не просто так с тобой встретился. Дело есть.
- Слушаю, - буркнул Клим. Его первые «восторги» по поводу встречи с земляком, рассказавшего такую слезливую историю, улеглись, Клим снова почувствовал законное раздражение честного труженика, у которого отняли почти два часа законного отдыха, а ещё он испытал некое нехорошее смутное томление, предвестник непонятно чего.
- В ваши края забрёл наш подведомственный человечек, - принялся излагать капитан Смол, - по линии альтернативного наркосиндиката. Он ушёл у нас из-под носа с небольшой группой, всего четырнадцать человек. На одном из них радиопередающий микротранслятор. Мы следили с помощью него за движением группы со своей базы и засекли её остановку на вашей территории. У нас есть все основания полагать, что группа не распалась. Меня и нескольких наших людей откомандировали к вам, я имел беседу с майором Хорстом, мы сверили координаты и он сказал, что знает это место. И туда, дескать, большим составом на разведку ходить не стоит…
Клим понял, о каком месте речь. Они с Кнутом бывали там пару раз, и оба раза зря проторчали в засаде. Хотя агентурные данные подтверждали, что именно в этой болотистой дыре, кишащей крокодилами и анакондами, раз в месяц происходила встреча курьеров наркопроизводителя и наркосбытовика. Если верить данным – передавалось до пятнадцати килограммов кокаина. Вес наркоты наёмников почти не интересовал. Им нужно было взять хоть кого-нибудь, чтобы вытрясти из него сведения о местонахождении подпольного цеха по производству кокаина, а также паспортные данные хозяев, а не их блатные погоняла. Каковые хозяева могли быть вполне лояльными гражданами, состоять на службе у нынешнего правительства и, помимо наркодолларов, огребать казённую зарплату. А такой плюрализм доходов был весьма обиден существующему режиму. Поэтому существующий режим, в целях более успешной борьбы с «наркологическим» подпольем, установил приз за сдачу трофейной наркоты. Но эти деньги, как правило, до рядовых наёмников не доходили. Приз мог обломиться им в том случае, если бы они, помимо наркоты, взяли и человека. Но сделать это – накрыть курьерскую встречу наркопроизводителя и наркосбытовика – было практически невозможно из-за жуткой местности, где происходила вышеупомянутая встреча. Кругом, в радиусе тридцати километров вокруг предполагаемого интересного места, простирались сплошные болота, кишащие известно кем, и не имелось ни одного жилья. К тому же никто не знал точного времени свидания курьеров. И, что самое печальное, ещё никому из заинтересованных лиц не удалось ни разу внедрить своего человека в «наркологическую» подпольную среду. В отличие от подпольной красной среды. Вот и приходилось Климу с Кнутом работать втёмную. Их задача состояла в том, чтобы выследить место тайного рандеву и вызвать подкрепление. Или же, на свой страх и риск, дождаться расхода курьеров и каждому садиться на хвост выбранной группы. Чтобы потом начинать зачищать членов групп с арьергарда до тех пор, пока не останется один, а его попытаться взять живым. Сейчас задача значительно облегчалась: наёмники узнали не только точное место встречи, но и её время. Тем не менее, Клим, терзаемый смутным предчувствием, возразил:
- Там и маленькой группе делать нечего.
- Да, но работать надо?! – якобы благородно якобы возмутился Юрий Константинович.
- Средство радиопередачи работает на нелегальной подсадке или по согласию? – на всякий случай поинтересовался Клим.
- Ясное дело, на нелегальной, - возразил Юджин Смол, - главное дело, работает он надёжно. Скажу больше: у меня есть сильное подозрение, что наши подопечные, почему-то слиняв на чужую территорию, вполне могут повздорить с вашими подопечными. Если, конечно, они встретятся. И они вполне могут между собой и повздорить, и немного поубивать друг дружку. Вот тогда мы и сможем накрыть их малыми силами, не вызывая никакой подмоги. А если очень повезёт, то мне достанется приз за наркоту, а вам с напарником – приз за двух баронов. Ну, как?
«Но почему он всё это рассказывает и предлагает мне?» - засомневался Клим.
- Что скажешь? – поторопил Клима с ответом земляк.
- Сэр? – кратко и официально молвил Клим, тем самым выражая своё удивление по поводу сделанного предложения, но в рамках субординации.
- Ты не понял! – как-то неестественно загорячился земляк. – Во-первых, я выбрал вас с напарником потому, что вы больше в теме, чем другие наёмники из вашего отряда. Во-вторых, когда я узнал, откуда ты родом… Ну, понимаешь?
«Да не верю я тебе ни хрена, хотя насчёт получить приз – прозвучало заманчиво», - подумал Клим, и стал показательно есть глазами капитана.
- Да что ты телишься? – слегка обиделся Юрий Константинович. – Я к тебе со всей душой, а ты… Что, боишься трудностей?
- Да ни хрена я не боюсь, - слегка приврал Клим. Именно последнее время он был осторожен, как никогда.
- Тогда работаем вместе. И приступаем немедленно.
- Как прикажет мой командир, - уточнил Клим.
- Прикажет, - успокоил его земляк. – Полетим я, ты, твой напарник и пилот майора Хорста. Вы уже работали в таком составе, так что… Да, хорошо бы взять такого человека, кто бы качественно владел диалектом. Часть призовых от сданной наркоты может обломиться такому человеку в виде вознаграждения. А это минимум – пять грандов…
- Что, нужен переводчик? – спросил Клим, начисто забывая и о невнятном томлении, и о конкретном подозрении этого «соотечественника» с кривой ухмылкой на обтекаемой роже во всех тяжких. Пять дополнительных тысяч долларов весьма пригодились бы в их совместном с Лаурой хозяйстве.
- Конечно, нужен!
- А какая у него будет работа? – совсем уже зацепился Клим.
- Я планирую так, - доверительно сказал новый знакомый и положил тяжёлую «дружескую» лапу на плечо собеседника. – Вылетаем минут через двадцать на командирском вертолёте и садимся километрах в пятнадцати от координаты, которую показывает радиопередатчик. Там выходим вчетвером – я, ты, твой напарник и переводчик. И движемся в сторону работающего передатчика. На расстоянии пять километров, когда можно будет слушать трансляцию живой речи, останавливаемся. Вот тут нам понадобится помощь переводчика: я больше чем уверен, что наши подопечные будут трепаться на диалекте, а я с диалектом не очень. Затем, если между нашими подопечными произойдёт активный междусобойчик, мы оставляем переводчика и втроём идём на зачистку оставшихся в живых клиентов. В противном случае придётся вызвать подкрепление. Но тогда придётся делиться призовыми деньгами с ними. Усекаешь?
- Так точно, - по-русски ответил Клим. Он всё прекрасно понимал и стыдил себя за излишнюю подозрительность. Ведь главное дело – призовые, которыми никто делиться не любил. Другое дело – неэффективность операции по захвату языков большими силами. Иначе вполне можно было лететь сразу усиленным звеном и бомбить вычисленную координату по полной программе. – Есть у меня на примете переводчик, - признался после некоторого размышления бывший советский десантник.
- Да? – приятно удивился капитан Смол.
- Это ничего, что девушка? – спросил Клим.
- Да какая разница! – взмахнул рукой земляк, ни малейшим намёком не давая понять, что он в курсе, о ком речь. Ведь Юджин Смол хотел пристроить к делу именно Лауру Молино. И сделал это так грамотно, что глупый солдат удачи ничего не понял.
- Так я схожу, позову переводчика? - спросил Клим.
- Сходи, - разрешил капитан.
- Спасибо, Юрий Константинович, - расчувствовался Клим.
- Мои солдаты зовут меня Биг Смол, - зачем-то признался Климу капитан, но тот уже мчался в сторону санитарного барака. Поэтому новоявленный земляк не стал рассказывать рядовому наёмнику, что у них на базе Форест Маунт два Смола, Харвей Смол, мастер-сержант, и Юджин Смол, заместитель командира базы. Одного звали Литл Смол, рост шесть футов, два дюйма, другого – Биг Смол – рост шесть футов семь дюймов.
7
Командирский вертолёт был предназначен для курьерских работ. Иногда его использовали в качестве разведчика. В отличие от десантной модели он управлялся одним пилотом и мог взять не более четырёх пассажиров и трёхсот килограммов груза. Больше от него в тот день не потребовалось.
Клим сгонял за Лаурой в карантинный барак и, пообещав украинскому почти земляку триста долларов, велел девушке быстро переодеться, взять необходимые для похода по болотам вещи и быть на вертолётке через десять минут. Затем Клим сбегал к майору Хорсту, получил предписание к выполнению работы под командованием капитана Смола и поспешил в своё бунгало. Там его уже поджидал Кнут, экипированный для автономного задания. Клим быстренько экипировался сам, и они побежали на взлётку, где уже были Биг Смол и Лаура. Девушка надела форму «москит-тропик», а Биг, помимо оружия, имел небольшой чемоданчик, где он держал оборудование для прослушивания радиопередатчика. Все четверо уселись в вертолёт и, не прошло трёх минут, машина уже барабанила лопастями по направлению к месту, где продолжал работать транслятор. А ещё через полчаса прямого лёта Биг Смол, сверяясь по штурманской карте и навигационным приборам, велел пилоту кидать кости. Пилот послушно опустил ручку управления, сделал пару кругов над редколесными склонами Сьерра-Пловра и мягко посадил вертолёт.
Клим с Кнутом переглянулись. Они уже третий раз высаживались в этом месте, где один из отрогов Сьерры дальше всех углублялся в царство болот и трясин.
- Здесь? – на всякий случай уточнил Биг, обвешиваясь оружием. Чемоданчик с оборудованием он сунул в ранец, а на голову надел ободок с телефонами и выдвижной антенной.
- Да, - подтвердил Кнут. Он соскочил на землю, помог сойти Лауре, дождался схода остальных и, махнув на прощание пилоту, пошёл по едва видимой тропе вниз. На ходу они перестроились: вторым Клим попросил идти Смола, за ним поставил девушку, а сам замкнул процессию. Лаура обернулась и тревожно посмотрела на любимого. Клим ободряюще ей улыбнулся. Вскоре Кнут, а за ним и все остальные скрылись в зарослях бамбука. Швед вёл группу по наиболее возможному сухому пути, который помнил по предыдущей работе, а Биг корректировал вынужденные отклонения впередиидущего, прислушиваясь к сигналу в телефонах. Бамбук сменился мангровой порослью, путники влезли по пояс в болотную воду, где-то невдалеке кашлянул аллигатор, и Клим невольно схватился за свой «штейр». Лаура как раз оглянулась снова, и сей раз она ободряюще улыбнулась Климу.
«Если мы возьмём своего человека, - прикидывал бывший советский десантник, с опаской прислушиваясь к подозрительным звукам, - то нам с Кнутом обломится по восемь грандов. Мои восемь да плюс те пять, что заработает Лаура. Да кое-что до конца контракта наберётся…»
Подсчитывая возможные барыши, Клим не забывал отслеживать арьергард и фланги. Метрах в четырёх впереди него шла Лаура. Она не несла на себе столько груза, сколько тащили мужчины, но даже упакованное за её хрупкими плечами кое-какое походное снаряжение казалось громоздким и тяжёлым. Но она двигалась так легко, словно на ней не было ничего, кроме пляжного костюма. И совершенно безбоязненно входила в воду, кишащую змеями, пиявками, какими-то огромными и ужасными на вид лягушками и вездесущими пираньями. Клим успел узнать, что эти рыбки не так ужасны, как о них принято рассказывать, однако всё равно продолжал до чёртиков бояться именно этих гадских рыбёшек. Поэтому, следя за флангами и тылом, он внимательно разглядывал воду. Но ничего, разумеется, не видел: вода была мутна, как совесть сутенёра.
Спустя три часа интенсивного хода группа, наконец-то, достигла предельной отметки, откуда можно было слушать трансляцию живой речи с местонахождения радиопередатчика. Биг Смол поднял руку, голосом остановил Кнута и, когда все замерли по пояс в воде, сообщил:
- Есть трансляция!
- Пройдём ещё немного, - предложил Кнут, - там найдётся место посуше.
- Пойдём, - согласился Биг.
Они прочавкали по воде ещё полкилометра и выбрались на сухой островок, образованный сгнившими мангровыми и папоротниковидными деревьями.
«Вот это память у напарника!» - мысленно восхитился Клим. Он помог Лауре снять снаряжение, слегка разоблачился сам, упал на «землю» и увлёк за собой девушку.
- Не расслабляться! – напомнил, не оборачиваясь, Биг. Он аккуратно снял оружие, снял со спины ранец, выгрузил из него оборудование и включил громкоговорящую связь. И тотчас среди многообразия звуков, состоящего из лягушачьей разноголосицы, хрипов аллигаторов и воплей болотных птиц, возникла мелодичная речь, произносимая на местном диалекте.
Биг сделал нетерпеливый жест, обращаясь к Лауре. Девушка приблизилась к ретранслятору вплотную и замерла. Клим с Кнутом закурили.
- Беседуют двое, - произнесла Лаура, - некто дон Хорхе и дон Аурино…
- Дон Аурино – мой клиент, - пояснил Биг, тоже закуривая, - дон Хорхе – ваш.
- Говорит дон Аурино, - напомнила о себе девушка.
- Ну-ну, - обернулся к ней Биг.
- Мы ждём уже много больше положенного срока, - перевела Лаура. – Дон Хорхе: это же болота. Дон Аурино: проклятые наёмники-гринго скоро загонят нас в самую преисподнюю. Дон Хорхе: здесь им нас не достать. Дон Аурино: раньше можно было воспользоваться аэропланом. Дон Хорхе: люди диктатора так и делают. А нам приходиться пользоваться услугами индейцев масаки. Они в болотах чувствуют себя лучше, чем пекари (82) …
- Мне удалось сделать невозможное: я завербовал одного человека из группировки дона Аурино, - принялся объяснять Биг, хотя никто его об этом не просил, - но он быстро сгорел. Однако успел прицепить радиофицированное устройство к телохранителю дона. А дон, почуяв неладное, бросил производство, взял весь имеющийся товар – около тридцати килограммов кокаина – и удрал за час до того, как на его подпольную базу нагрянули наши люди… Тихо!
- Дон Аурино: вы так уверены в покупателе? – продолжила перевод Лаура. – Дон Хорхе: он меня ещё ни разу не подвёл. Дон Аурино: не могу поверить, что вы каждый раз отдаёте курьеру свой товар, не получая взамен ни реала. Дон Хорхе: истинная правда, клянусь пресвятой Богородицей! Я не беру живых денег, зато неделю спустя после того, как отдаю товар, на моём счету в банке «Эль Националь ди Бразил» становится на столько реалов больше, на сколько я отдал товара курьеру. Дон Аурино: хорошо иметь надёжных партнёров…
Пока Лаура переводила досужий трёп двух баронов, Клим попытался самостоятельно додуматься до таких вещей, о каких ему не рассказал Биг.
«Скорее всего, у дона Аурино имелась наколка на нашего дона Хорхе и место его контакта с курьером наркосбытовика, - рассуждал Клим, закуривая вторую сигарету и вспоминая родной «Беломор», от ядрёного дыма которого дохли не только комары, но и перелётные птицы. – Больше того: дон Аурино как-то узнал о времени контакта. Когда у дона Аурино зачесались подмётки, он кинул производство, собрал людей, взял товар и рванул в наши края. И, скорее всего, хочет подорвать из страны, воспользовавшись услугами индейцев масаки и наркотропой, которую пробил дон Хорхе. Но как всё удачно и непонятно получилось: парни с базы Форест Маунт насели на дона Аурино именно тогда, когда наш дон назначил встречу курьеров. Или примерно тогда. То есть, сорвавшись с крючка, дон Аурино пришёл на территорию дона Хорхе также удачно. Почему вместе с курьером, который притаранил товар дона Хорхе, и людьми сопровождения сегодня здесь, в узком месте, околачивается сам дон Хорхе, тоже непонятно. Однако Биг Смол очень рассчитывает на размолвку между донами. Он полагает, коль скоро дон Аурино собирается линять из страны и терять ему нечего, то почему бы ему не перешлёпать лишних людей? Чтобы потом попытаться уйти с двойным грузом кокаина, оставшимися в живых индейцами масаки и теми своими людьми, которые уцелеют после междусобойчика…»
Клим пытливо посмотрел на Кнута: о чём думает его напарник и мучат ли его сомнения на предмет сегодняшней операции? Но лицо шведа, как всегда, ничего не выражало. Тем не менее, голова у него работала нормально. Поэтому он открыл рот и молвил, обращаясь к Бигу:
- Сэр, в дальнейшем продолжении оперативной разведки нет никакой необходимости. Надо вызывать подкрепление. И чем быстрее мы это сделаем – тем лучше: вот-вот появится курьер с проводниками и…
Клим с удивлением воззрился на Кнута. Потом перевёл взгляд на Бига. И понял, что тот не посвятил шведа в свои планы насчёт взятия призовых минимальными силами.
- Капрал! – рявкнул Биг. – Здесь командую я!
- Я не спорю, сэр, - бесстрастно возразил Кнут, - но хочу предупредить: наша база уже выполнила план по потерям и если вы потеряете кого-нибудь из нас в надежде взять побольше призовых, майор Хорст не даст получить их вам так просто.
Лаура испуганно посмотрела на Клима. Ей очень не понравились слова Кнута о возможных потерях.
- Пришёл курьер с индейцами масаки, - сообщила она, - курьера звать дон Габриель…
Дальше переводить не пришлось. Ретранслятор разразился пальбой, послышались вопли раненных, отрывистые команды.
- Вперёд! – приказал Биг.
Парни молниеносно подхватились, а девушка вскрикнула:
- Что делать мне?!
- Ждать! – отрывисто распорядился Биг. Он вырубил трансляцию живого звука, переключил головной прибор на биповую навигацию и плюхнулся в воду.
Тут Клима осенило.
- Надул ты меня, капитан! – крикнул он по-русски, плюхаясь в болото следом за земляком.
Вот сейчас он понял, что оказался дурак дураком, поверив этому чёртову капитану с кривой ухмылкой. Как же, возьмут они по живому дону или хотя бы по полудохлому языку, если эти долбанные наркодеятели сейчас там друг друга элементарно поубивают. И уж точно они не станут ждать, когда Клим, Кнут и Биг появятся в нужном месте, преодолев такой пустяк, как четыре километра почти непроходимого болота. Можно, конечно рассчитывать взять пару-другую индейцев масаки, которые к моменту появления наёмников почему-то не разбегутся по болоту, как недорезанные водяные свиньи, но кто за них заплатит? Или надеяться на то, что им, Климу и Кнуту, рядовым наёмникам, что-то обломится от взятой наркоты. Чего раньше никогда не случалось.
- Не паникуй раньше времени, - возразил Биг тоже по-русски, мощно рассекая воду. Он понял, насчёт чего сомневается Клим и постарался на ходу его переубедить: - По моим сведениям дон Хорхе нужен дону Аурино живым. Людей с двух сторон больше трёх дюжин. К нашему приходу они просто не успеют друг друга перестрелять. Усекаешь?
- Усекаю, - неохотно буркнул Клим и подумал, что уж больно нервным он стал последнее время. А всё любовь и планы на будущее. Вот ведь угораздило…
- О чём вы говорите? – спросил Кнут, шлёпая рядом с Климом позади Бига.
- Гоу, гоу! – рявкнул Биг и прибавил ходу.
Напарники также увеличили скорость и, пропахав по болотной жиже чуть меньше часа, услышали короткие автоматные очереди.
- Расстояние восемьсот метров, не больше, - вслух определил Биг. – Расходимся веером. Я работаю центр. Вмешиваемся только после предварительного наблюдения и сеанса радиосвязи. Вперёд!
«Легко сказать, - усомнился Клим, проверил чехлы на стволах, а радиотелефон сунул в нагрудный карман. – Какое на хрен из болота наблюдение?»
Он ушёл вправо, Кнут почавкал налево. Пройдя метров пятьсот, Клим окунулся в воду и поплыл, едва высовывая голову из болотной жижи, словно заправский аллигатор. Спустя какое-то время он закономерно ткнулся головой в бамбуковую поросль, обрамляющую ещё один «остров», на секунду замер и прислушался. Работали четыре ствола. Сколько против скольких – неизвестно. Наёмник осторожно вошёл в заросли, добрался до сухого места и пополз по суше. И оказался позади, условно говоря, одной пары работающих друг против друга стволов. Один, то есть, стучал совсем рядом с Климом, другой – чуть дальше. Клим лежал на земле, а над ним посвистывали пули. Очевидно, тот ствол, который находился дальше, палил по тому, что находился ближе. А так как Клим был позади всех, то пули, не находя цель, летели через наёмника и, как уже говорилось выше, посвистывали. Причём делали это довольно противно.
Другая пара стволов работала много глубже. Примерно там, где сейчас должен был находиться Кнут. Всё говорило о том, что после первой активной перестрелки, когда большая часть присутствующих на острове вышли из строя, оставшиеся в живых разбежались и теперь с помощью затяжного огневого контакта пытались продолжать выяснять между собой специфические отношения.
Клим достал телефон и сообщил:
- Слышу две пары. Одна пара у меня на носу.
- Аналогично, - кратко отозвался Кнут.
Напарники достаточно повоевали и знали, что в жизни, в отличие от американского кино, где каждая секунда съёмочного времени стоит кучи денег, случаются бои продолжительностью и в час, и больше. Потому что всякий участник боя хочет выжить. И если это не самоубийца, а нормальный профессионал, то выжить ему иногда удаётся.
- Вижу кучу трупов… и живую группу! – прорезался в эфире голос Бига. Вместе с этим центр, опять же, условно говоря, «острова», взорвался грохотом выстрелов из разных стволов, и послышалось несколько отчётливых гранатных разрывов. – Чёрт! – завопил Биг. – Вижу дона Аурино! С ним несколько человек… Работают против группы индейцев и одного белого…
«Интересно знать: он что, своих подопечных с дерева комментирует?» - удивился Клим.
- Внимание! – снова возник голос Бига. – Начинайте работать своих клиентов на полу-уничтожение. Я своих попытаюсь сделать газовой гранатой. Всё – экшн!
«Больно разговорчив ты, дядя», - ещё раз мельком подумал Клим, убрал телефон и, отбросив прочь сомнения, пошёл на звук выстрелов ближнего автомата. Он зарядил подствольный гранатомёт практической гранатой (их наёмники носили на случай, если вдруг приходилось поднимать на поверхность воды утопленника) (83)  и, ориентируясь на звук (84) , пустил гранату туда, откуда строчил ближний к нему автоматчик. Климу повезло, и его практическая граната попала строго по назначению. А из зарослей палисандры, кувыркаясь, вылетел злополучный латинос. Он шлёпнулся на землю и замер. В тот же момент послышалась стрельба, открытая Кнутом. Почти одновременно с ней разорвалась газовая граната Бига. Клим, спрятавшись за ствол агавы, ждал, когда появится противник подбитого латиноса. Тот не истомил бывшего советского десантника ожиданием, но, снедаемый губительным темпераментом и любопытством одновременно, высунул свою оливковую физиономию из зарослей древовидного папоротника. Клим опустил ствол «штейра» и дал короткой очередью по невидимым ногам второго участника своеобразного представления. Затем он вышел из укрытия, произвёл поверхностное медицинское обследование полудохлых пациентов, убедился в наличие у обоих пульса и удовлетворённо хмыкнул.
К тому времени затихла остальная стрельба. Клим достал телефон и спросил:
- Ну, что, порядок?
- Порядок, - ответил Биг.
- Какие результаты? – поинтересовался из своего конца «острова» Кнут.
- Я своих сохранил, - доложил Клим.
- Мои тоже все живы, - сообщил Биг.
- А я одного потерял, - с сожалением признался Кнут.
- Не беда, - успокоил его Биг и распорядился: - Вяжите своих клиентов и оставайтесь на месте. А я запакую своих и вызову санитарный борт.
- Вы не забыли о девушке, капитан? – напомнил Бигу Клим.
- Сейчас свяжусь с командирской машиной – пусть забирает её и уходит на базу. Мы полетим санитарным рейсом. О’кей?
- О’кей, - хором ответили напарники.
Перед тем, как связать своих клиентов, Клим отбросил от них подальше их оружие и полез в карман куртки за сигаретами. Он решил перекурить, но вдруг почувствовал какое-то жжение в районе бедра.
«Укусил, что ли, кто-то?» - подумал Клим. Его взгляд упал на бедро, и пальцы, удерживающие пачку сигарет и зажигалку, выронили и то, и другое. А сам бывший замкомвзвода бывшей разведроты ВДВ, стал молча и быстро выдираться из бронежилета.
«Вот зараза, это ж как меня так угораздило?!»
С этой мыслью он выскочил из бронежилета. Одновременно Клим обронил в процессе панического «раздевания» каску и личный жетон. Но, не обращая на такие пустяки внимания, он швырнул бронежилет возле кабальеро, раненного в ноги, и стремительно сиганул в болото. Гораздо проще было скинуть подсумки, но Клим всегда крепил их надёжно поверх бронежилета так, чтобы всегда иметь боеприпасы под рукой. В один из подсумков попала шальная пуля и (такое случается раз в тысячу лет, и о первом поведал личный летописец Трувора (85) , когда тот колбасился с изборскими аборигенами) пробила фосфорную трубку зажигательной гранаты. Фосфор «потёк» и Клим почувствовал жжение. Увидев, в чём дело, он понял, что граната может вот-вот взорваться. А вместе с собой «сдетонировать» остальные выстрелы для подствольного гранатомёта плюс нормальные ручные, каковые в другом подсумке, также прикреплённом поверх бронежилета, находились рядом. Взрыв, в общем, получился знатный. Но ровно через две секунды после того, как Клим погрузился в болото. При этом чуть не сшиб гнездо водяного аспида.
«Мне только болотной гадюки не хватало», - успел подумать Клим. Он попытался уплыть в сторону от этой твари, известной своим злобным нравом, но его зацепило по незащищённой голове осколком гранаты, и бывший советский десантник законно вырубился. И гадюка, которая, как известно, нападает на движущиеся объекты, не стала кусать этого большого неподвижного человека. Она повернула свою плоскую чёрную головку с треугольным красным пятнышком на ней в сторону другого движения и замерла, приготовившись к броску.
- Ни хрена себе, - сказал по-русски Биг Смол. Он бесшумно возник на месте недавнего сокрушительного взрыва, сторожко поводя пистолетом. Затем, недоумённо пожимая плечами, капитан вышел на береговую кромку перед болотом, миновал порванного на куски латиноса и замер визави с ядовитой обитательницей латиноамериканских болот. Биг с изумлением разглядел цветомаскирующие фрагменты бронежилета, затем увидел каску наёмника и его личный жетон, зацепившийся за ветку древовидного папоротника.
- Ни хрена себе, - с удивлением повторил Биг Смол, положил жетон в карман и, стремительно повернувшись, выстрелил в голову ожившего второго латиноса, которого Клим вывел из строя практической гранатой.
- А где же мой землячок? – нараспев произнёс двусмысленный капитан и придвинулся вплотную к воде. – Он же совсем недавно был живой…
Биг Смол зорко посмотрел перед собой вправо-влево и быстро обнаружил ноги, обутые в характерные ботинки и торчащие из зарослей тростника. Капитан хотел войти в воду, чтобы обнаружить голову земляка для производства по ней контрольного выстрела, но своевременно увидел аспида. Рядом с крупным экземпляром шевельнулся ещё один гад, поменьше.
- Да их тут целое гнездо! – воскликнул Биг Смол и выстрелил наугад три раза подряд, целясь по предполагаемому контуру в то место, где, по идее, должна была находиться голова Клима. Но Клим лежал, неестественно согнувшись, и капитан промахнулся. Но проверять работу он не стал. Во-первых, Юрий Константинович недолюбливал змей, во-вторых, данному хомбре всё едино абзац без покаяния. То есть, если он чудом и уцелел после трёх выстрелов, то рано или поздно его здесь кто-нибудь или насмерть покусает, или элементарно скушает.
Биг Смол сунул пистолет в кобуру, засвистал легкомысленный мотивчик и сошёл с жуткой сцены.
8
Южноамериканский аллигатор, в отличие от своего дальнего родственника, добродушного крокодила Гены, был голоден и очень зол. Здесь, на продолговатом острове среди болот, он родился (вылупился из яйца) и вырос. Но проклятые вооружённые люди, вот уже больше года сделавшие остров местом своих оживлённых встреч, сначала убили почтенных родителей аллигатора, потом его невесту, а затем и самого согнали с насиженного места в мало престижный район отдалённого болота, где приходилось кормиться жилистыми цаплями и прочей дрянью. Зато сегодня у латиноамериканского родственника зелёного Гены появился реальный шанс вернуться на историческую родину и, как следует, полакомиться свежиной.
Аллигатор, вытаращив глаза из-под мутной воды, плыл к человеку, который наполовину лежал в воде. Его ноги, скрытые в тростниковой поросли, пахли натуральной буйвольей (86)  кожей, а голова, покоящаяся на чашке лотоса и кровоточащая свежей поверхностной раной, издавала не менее аппетитный запах. Аллигатор тронул рылом голову человека, одетого в странную полосатую майку, разинул пасть, примерился, затем передумал и решил начинать свою трапезу оттуда, где пахло буйволом. Спугнув гадюку, лежащую на животе Клима, аллигатор выполз на сухое место и взял бывшего советского десантника за ботинок. Клим очнулся, сел, увидел аллигатора, дёргающего его за ногу, и другой ногой (носком ботинка) треснул гада в глаз. Аллигатор, не очень крупный самец около двух метров длиной, обиженно хрюкнул и отпустил ботинок.
Клим, шатаясь из стороны в сторону, встал и выбрался на берег. Голова гудела, а в глазах троилось и рябило. Клим сделал ещё несколько шагов, наткнулся на один труп, потом на фрагменты другого, тупо уставился на свою каску, машинально подобрал чудом уцелевшие сигареты с зажигалкой, закурил и его вырвало.
- Чего это я в одном тельнике? – спросил он себя, отцепил от пояса флягу с фирменным кофе, сделал изрядный глоток, и его голова значительно прояснилась. Одновременно обнаружилась и рана на ней. Клим потрогал рану, достал из специального брючного кармана запасной медпакет и наложил повязку. Затем наёмник нашёл свой «штейр», поднял оружие и всё вспомнил.
- Что за ерунда? – растерянно пробормотал он, пялясь на приконченного в голову латиноса. – Кто это его?
Клим машинально похлопал себя по груди, затем с досадой вспомнил, что куртку с телефоном в ней он тоже снял, когда вылезал из бронежилета и, взяв «штейр» наизготовку, пошёл в центр острова. Спустя пять минут бывший советский десантник обнаружил груду трупов, среди которых «отдыхал» какой-то вальяжный кабальеро, очевидно, дон Аурино. Клим, обходя живописную группу, заметил, что нескольких покойников закончили аналогичными, как давешнего латиноса, точными выстрелами в голову. Клим пошёл дальше и наткнулся на очередное побоище. Ближе всех к нему лежал ещё один важный кабальеро. Это был, судя по описанию, дон Хорхе. Лежал дон Хорхе на боку со связанными руками-ногами, и также имел во лбу характерную дырку. Дальше обнаружились три покойных индейца, один белый и Кнут. Он лежал на спине, широко раскрыв свои светлые глаза, и прижимал к груди свой пулемёт. Напарник также был убит выстрелом в голову.
Клим, цепенея от страшного предчувствия, снял с убитого шведа телефон, но аппарат не работал. Клим хотел снять с Кнута его личный жетон, но его не оказалось на месте. Вот тогда Клим обнаружил отсутствие и своего жетона. Он заскрипел зубами, взял наизготовку свой «штейр» и ломанулся в болото. Клим с ходу взял направление к тому месту, где их осталась дожидаться ничего не подозревающая девушка, и закричал:
- Лаура!!!
Он мельком глянул на часы и с ужасом определил, что провалялся без сознания сорок минут.
- Вот, сука! – взвыл Клим и предельно увеличил скорость. Он предположил, что капитан просто прельстился приличным весом кокаина. Ведь его можно припрятать где-нибудь на подходе к вертолёту. Потом пришлось бы немного соврать на тему случившегося, а после, когда страсти улягутся, можно будет вплотную заняться реализацией кокаина с минимальным количеством посредников, от чего цена одного грамма кокаина легко вырастет до пятидесяти долларов. Для этого Биг пристрелил Кнута. И, вероятней всего, из чужого ствола. С этой паскудной целью капитан зачистил всех оставшихся в живых «наркологических» деятелей на острове. Такая же участь была изначально уготована и Лауре.
Придя к этой мысли, Клим снова взвыл и сделал невозможное – увеличил скорость. Он нёсся дальше, мельком замечая ориентиры и выставив вперёд ствол, чтобы стрелять по первому признаку движения. Клим очень надеялся догнать капитана, который был гружён довольно увесистой поклажей в виде добычи и личного снаряжения. Не обращая внимания на боль в голове и раздираемые болотным смрадом лёгкие, бывший советский десантник интенсивно вспенивал мутную воду до тех пор, пока не достиг промежуточной стоянки. Он сбавил ход, бесшумно миновал бамбук и вышел на берег. И увидел девушку. Она лежала так же, как Кнут, на спине. На лбу виднелась недвусмысленная рана с запекшейся на ней кровью. В глазах девушки застыло недоумение. Одно ухо с серёжкой было аккуратно срезано.
Клим ощутил, как всё его тело налилось какой-то убийственной свинцовой тяжестью, эта тяжесть пыталась свалить бывшего советского десантника с ног, он почувствовал себя ходячим покойником, и лишь тупые удары сердца, предельно болезненно бьющие изнутри омертвевшего тела, говорили о том, что он ещё жив.
Клим нагнулся над Лаурой, поцеловал её глаза и, пятясь от неё, снова вошёл в болото. Затем развернулся и помчался дальше, к знакомой оконечности Сьерра-Пловры, откуда они начинали этот убийственный поход. К намеченной цели Клим шёл по наитию, не разглядывая ориентиров из-за элементарного отсутствия времени. И чутьё его не подвело. Он в рекордно короткий срок подошёл к намеченной цели, вылез из воды на сушу Сьерры, которая по мере подъёма становилась редколесной и каменистой, и с отчаянием прислушался – ни звука!
«Неужели не успел?!» - забухало в сознании кровью пополам с ненавистью. И тотчас услышал звук вертолётного двигателя, разогреваемого перед взлётом.
«Успел», - мелькнуло в голове, и Клим, двигаясь, словно робот между хилыми секвойями и низкорослыми араукариями, поспешил наверх. По пути он кинул «штейр» за спину, содрал с одной араукарии лиану и на ходу привязал к её концу камень с рваными краями. Он ускорился и через три минуты подходил к стоянке вертолёта, скрытого двумя огромными валунами и кустарником чапараля. Недолго думая, Клим полез по крутому склону одного из валунов и, до макушки оставалось метров пятнадцать, увидел винт поднимающегося на вертикальной статике вертолёта.
«Ну, ещё чуток!» - подбодрил себя бывший советский десантник, достиг макушки холма и – вертолёт уже тарахтел в десяти метрах над площадкой и в пяти метрах над Климом – метнул камень с привязанной к нему лианой в полоз лёгкого командирского геликоптера. Камень закрутился вокруг полоза, Клима дёрнуло за руку, вокруг которой он обмотал другой конец лианы, и его потащило вверх.
«Жалко, все гранаты сгорели, - подумал он, - а то завалил бы я эту вертушку вместе земляком и пилотом…»
В принципе, Клим мог попытаться грохнуть борт с «помощью» топливного бака и оставшихся в магазине штурмовой винтовки патронов, но решил не рисковать. А теперь болтался на высоте двадцати метров, медленно и уверенно карабкаясь вверх, к брюху вертолёта.
«Сейчас он увидит меня из бортового люка и снимет», - равнодушно предположил бывший советский десантник и, наконец, зацепился одной рукой за полоз. Затем взялся другой рукой за стойку, встал на ноги, заглянул в «салон» и понял, почему его до сих пор никто не увидел: пилот лежал на гофрированном днище машины мёртвый, а Биг упражнялся за штурвалом.
«Теперь понятно, почему вертолёт так долго отрабатывал вертикальный подъём на минимальных оборотах», - сообразил Клим. Очевидно, будучи опытным убийцей, Биг Смол не очень хорошо владел техникой вертолётного пилотажа. В то время как опытные пилоты переключались на горизонтальный режим сразу или почти сразу после отрыва от площадки.
Клим змеёй вполз в вертолёт. Он железно помнил о большом обзорном зеркале, поэтому стал готовиться к нападению на земляка, не вставая в рост. Лёжа на днище машины за телом мёртвого пилота, Клим снял с себя «штейр» и выдвинул каркасный приклад. Затем резко встал, перешагнул через пилота и огрел Бига прикладом по основанию его мощного красного затылка. Тот моментально вырубился, и Клим вытащил капитана из рубки. Затем бывший советский десантник поставил покачнувшийся вертолёт на статический стабилизатор и стал вязать ненавистного земляка. Управившись с ним, Клим сел за штурвал и погнал вертолёт к Рио-Аллигаторе.
- Эй, ты, - прохрипел сзади очнувшийся Биг.
Клим поставил машину на автопилот, вышел из рубки и неестественно спокойным голосом спросил:
- Вы что-то хотели сказать?
- Здесь больше тридцати килограммов кокаина, - сообщил Биг, - сейчас летим в Бразилию, к одному моему знакомому барыге, и лимон баксов нам на двоих гарантирован.
«Скормить ему, что ли, весь этот кокаин?» - подумал Клим и снова спросил:
- И из-за этого вы убили мою девушку и моего напарника?
- Идиот, - прошипел Биг, - а ты знаешь, что твоя девка работает на красных?!
- Работала, - тихо возразил Клим и стал пинать земляка. А когда тот опять вырубился, сел за штурвал и погнал машину дальше. Достигнув цели, удивительно живописного местечка с названием Побре-Дьбло в одной из излучин симпатичной южноамериканской речушки, где круглый год в невероятном количестве тусовались аллигаторы, Клим снизил вертолёт до минимальной высотной отметки, на которой вертолёт мог работать в авторежиме, и снова вышел в «салон». Биг к тому времени очнулся и неуклюже ворочался рядом с убитым пилотом. Клим помог ему высунуться из салона и немного подержал его головой наружу и вниз.
- Ты что собираешься делать?! – заверещал капитан. Он увидел под собой относительно широкий плёс с береговыми залысинами, переходящими в сплошные джунгли. По всему плёсу, а также вдоль двух берегов плавали, загорали, лениво ползали разной величины аллигаторы.
- Ты угадал, - ответил Клим и взял земляка за ноги.
- Лучше убей меня! – взмолился Биг.
- Ну, разве это лучше? – удивился Клим и кинул земляка в реку, на мелководье. Он сел в кресло пилота и, не в силах заставить смотреть себя вниз, где в волнующейся из-за вращения лопастей воде готовился к исполнению акт людоедства, машинально направил вертолёт к базе.
«Застрелиться, что ли?» - подумал он, не ощущая никакого удовлетворения от убийства убийцы своей любимой.
9
Сначала он не застрелился потому, что нужно было похлопотать о вывозе с места трагедии тела Лауры и Кнута, которых запросто могли сожрать земляные крабы или прочие всеядные твари. Когда Лауру похоронили на семейном кладбище, Клим снова хотел застрелиться, но начались плотные разборки с командованием базы и представителями тайной полиции на предмет случившегося в окрестностях Сьерра-Пловры. И наёмнику временно сделалось не до сведения личных счётов с жизнью. Тем более что его поместили на гауптвахту, где если и можно застрелиться, то разве что из кукиша. Разборки тянулись две недели. Затем они как-то резко прекратились, Клим вернулся в своё бунгало, где торчал «новобранец», видавший виды янки, успевший пройти и Форт-Брагг, и Форт-Ливенуорт (87) . Бывший советский десантник стал привыкать к утрате, но чувствовал себя так, словно ему ампутировали часть души. Так безногий инвалид постепенно привыкает к своему убожеству, но привычка эта всё-таки не делает его полноценным. Но Климу почему приходилось ещё трудней, чем безногому калеке. Однако время, исцеляющее всё и даже саму жизнь, не останавливающееся ни на мгновенье, постепенно вынесло своим потоком многострадального русского парня к очередному этапу его жизни, когда закончился срок контракта и Клим, ущерблённый за время работы ещё двумя пулевыми и одним осколочным ранением, но вполне здоровый, отправился во Францию в качестве туриста. Он получил гражданство Аракуанги, имел кучу денег и намеревался выполнить своё обещание – навестить Каледина-смотрителя. Каледин, сделавшийся к тому времени пенсионером, тепло встретил Клима, соорудил в его честь внушительный обед, а за обедом поведал, что Каледин-художник, собрав всю свою банду халявщиков, бездарей и педерастов, укатил в Союз двигать перестройку. А Клим, распрощавшись с бывшим смотрителем, отправился путешествовать. За год шикарной жизни он проел почти все деньги. Но во время последнего круиза познакомился с одним влиятельным банту (88)  из Кении, тот составил Климу протекцию, и бывший наёмник устроился на работу в Амбосели (89)  егерем. Он десять лет исправно ловил браконьеров, а потом вернулся на родину, в Россию.








 (76) У некоторых ироничных читателей могут возникнуть сомнения по поводу «перочинного ножа» и качества его метания. Однако перочинные ножи в советские времена делались разные, а нормальный диверсант советской школы мог метать любые острые предметы с максимальной эффективностью





 (76) Отлично





 (78) Доброе утро или добрый день, добрый вечер





 (79) Имеются в виду одноимённые опера с новеллой Проспера Мериме, а также цыганский театр в Москве





 (80) Нет, пожалуйста, нет!





 (81) Хороший портвейн из натурального виноградного сусла в гнусные советские времена стоил всего 1 рубль 32 копейки за пол-литровую бутылку. Где-то два доллара по официальному курсу, и всего сорок копеек по неофициальному. Теперь якобы французское вино качества студенческой бормотухи по рублю семнадцать стоит десять долларов. Нормально?





 (82) Не путать с пекарями. Пекари – парнокопытные млекопитающие подотряда жвачных. Можно употреблять в пищу





 (83) В принципе, свежего утопленника (давние всплывают сами) можно поднять на поверхность воды и с помощью обычной гранаты, но велика вероятность повредить труп до неузнаваемости. И на хрена тогда, спрашивается, его было поднимать?





 (84) Советская (как и натовская) диверсионная подготовка предусматривала и обучение курсантов стрельбе по невидимым звучащим целям





 (85) Если кто не знает – один из братанов Рюрика, какового варяжского братана посадили княжить в Изборске по многочисленным, между прочим, просьбам тогдашних древнеславянских трудящихся. Но недовольные таки были, вот с ними Трувору колбаситься и приходилось





 (86) Армейские ботинки из кожи буйвола





 (87) Военная база для подготовки зелёных беретов и тюрьма для военных преступников сухопутных войск армии США





 (88) Языковая группа





 (89) Национальный парк в Кении