После шквала и др. Из повести Первый процелуй

                После шквала
     Мы вспомнили. Отыскались в ночном Городе, и были одно – ты и я. Мы изнемогали, держались из последних сил, когда накатил решительный, страстно перекрученный шквал. И затопил все… смел Безучастных за обочину - они летели, вертясь над нами, как жухлые листья. Прошел прожигающим вихрем сквозь нас…
     Когда мы очнулись, Война была окончена. Надо было вставать и учиться жить. Набираться сил, восстанавливаться из руин. Огненный жгут, перекрученным нервом продернувший нас, вилял бледным хвостом и уходил в черные дебри. Город приходил в себя. Из-за домов, из-за обочин, глухо охая перекликались, называли порядковые номера Безучастные. Они выползали  из щелей вялые, как червяки, исхудавшие, и даже странно похорошевшие. Погрустневшие, что ли? Тихие и покорные, сползались на сборный пункт в центре опаленной, дымящейся магистрали. Молча построились и понуро, с опущенными головами, не хлопоча о равнении, зашагали в казармы за Городом.
     Наши выглядели бодрее. Утомленные, но счастливые, обнимая подруг, отряхивали пыль с одежд. И потянулись по мерцающим улицам в норки, меблирашки. Только теперь стало ясно – тревога прошла. Больше нечего искать в Городе. Мы  отыскали друг друга,   надо домой. Хватит зарубежий, пора обживать свое…
     Я приподнял тебя бледненькую, изможденную, и ты, не открывая глаз, положила голову мне на плечо, побрела. Было устало, хорошо. Я утомленно радовался – мы не ошиблись…
     В номере, на диване, ты наконец открыла глаза. Открыла громадные, темно-зеленые в прозрачном полумраке… и мир перевернулся. Как в кошмарной комнате детства, как в кривых зеркалах!..
     Зеленая тоска, горечь, издавна гнездившаяся в глубине - все было тем же, твоим. Но это опять – в который раз! – была не Ты.
     …не ты, не ты, не ты…

                Весенний бред
     Но как я мог промахнуться? Так боялся, трепетал в парке, на пустынной скамейке. И промахнулся. Я же пригласил тебя на первое свидание в полной уверенности, что придешь ты, а что получилось?
     Мы были друзья, частенько возвращались с лекций домой, я провожал тебя до подъезда. Наскоро совершив шутливый церемониал раскланивания, расставался с милой соседушкой, расставался легко, и мягкий свет обволакивал душу.
     Я переходил через дорогу, открывал дверь и надолго запирался в своей комнате. Мне было хорошо с небольшим, но любовно подобранным созвездием драгоценных имен. Я забывался среди книг, витал в мирах, и ты таяла до следующей встречи, до следующего провожания. Сколько продлилась эта полувлюбленность? Может быть, вечность была ее уделом, и тихое облако света уже направлялось в туманную высь навсегда осиять холодные дали. Кабы не эта весна!
     Очень уж влажная весна удалась в том апреле. Солнце купалось в ручьях, дымными шарами каталось в набухших деревьях, растекалось по клеточкам. Весна перемешала солнце и кровь, люди посходили с ума – шатаются по мокрым улицам, здороваются на ходу, ни черта не понимают. И не видят того, что все одно целое: плавают в мире, как дафнии, спариваются, разделяются, не понимают... Это безумие, сейчас нужно всматриваться, отыскивать себя, а не болтаться попусту, тратиться на случки. Надо искать, искать… что же это такое?..
     Я брел по весенней улице в жару, что-то бормотал, и странно знакомый, низковато грудной голос обозначался во мне. Это был мой голос, он называл мое имя, но что-то было еще, кроме знания имени. Но что?..
     Вздрогнув, и еще не до конца обернувшись, я узнал – Тебя. Ты шла, облитая солнцем, в синем весеннем пальто, в сказочном (больше таких не видел) прозрачном шарфике. Он светился, налитый голубоватым пламенем, взвивался над головой, сверкал золотыми блестками. А ты, окруженная сиянием, шла ко мне. И с веселым укором окликая меня, совсем по-новому улыбалась.
     Тебя раньше не было в тебе – мерцало что-то, искрилось, я любовался в эти мгновения, но Тебя не было. И мгновение уходило. Увлечен я был неземной, как тогда казалось, стервой. А ты была земная, серьезная девочка. Аккуратно занималась, ходила с мамой по магазинам, работала по дому. И не приходило в голову позвонить милой соседушке, пригласить к друзьям, на прогулку. Полутонов я не различал. Шалманные девахи, или  романтика. А ты была земная, настоящая. И знак твой, как выяснилось,  земля. Твои мягкие черты, неторопливая походка, плавные очертания белых рук, грудной голос (он поначалу казался манерным, только потом я оценил глубину) – все в тебе было естественным, выдохнутым землею.
     Я не замечал тебя в круговерти подруг, бедный, бедный…
Благословен залитый солнцем день, когда ты окликнула, вынула из весеннего бреда и улыбнулась. Не знала куда идешь, представить не могла, просто улыбнулась. И только нежность, по наклонной перетекшая в страсть, да золотая наша дочурка остались искуплением - всему. Недаром, вовсе недаром ты шла ко мне, залитая солнцем, овеваемая шарфиком, окликала меня…