Нора

Рамбха Джи Норта (Rambha J`Norta) – такое её полное имя по родословной, ведь щенков надо было назвать на букву «Р». Вот мы и подошли к ней, как не больно мне всё это вспоминать, но на время мы оставим Ларри в покое, он ест гречку с маслом, спит на диване и вполне счастлив, хотя, к Ларри мы ещё вернемся. А пока расскажу вам про Нору.

Я была счастлива, я была очень счастлива, наконец у меня есть своя собака, не просто собака, а настоящий породистый щенок с родословной, я смогу её правильно воспитать, это не подросток-переросток с изломанной судьбой, это не рахитная дворняга с трудным детством, тут всё зависит только от меня, какой она вырастет, какой станет. И я старалась, я очень старалась. Я взяла Нору в месяц, в два она уже не гадила дома, я наблюдала за ней и выгуливала по десять раз на дню, только она присядет, я сразу на улицу бегу, обязательная прогулка после сна и после еды, так что к двум месяцам она уже смекнула, что к чему, и с лужами и какашками дома было покончено. Я сама готовила ей кальцинированный творог, я вставал в 6 утра и шла в магазин, это было время тотального дефицита, занимала очередь в молочный магазин, в восемь магазин открывался, в половине девятого молочка уже заканчивалась, и вот я с половины седьмого стояла на улице в очереди, чтобы мне досталось молоко. Я делала ей творожок, варила кашки, кормила её сырым говяжьим фаршем. Она получала только лучшие продукты.

Я была хороший воспитатель, честно, честно, я ни разу её не ударила, но я и не баловала её. Нора чётко знала своё место, хорошо помню, как я отучала её попрошайничать у стола, раз за разом, терпеливо и настойчиво я брала щенка за шкирку и относила на место, потом возвращалась на кухню за стол, Нора бежала следом, снова за шкирку, на место, команда «место» и так бесконечное число раз. Нора навострилась пролазить под диваном, чтобы очутиться сразу под столом, где её сложнее было поймать, и вот я в сотый раз отношу её на место уже и не веря в успех, думая, что такие методы воспитания утопичны, как вдруг сработало, что-то в мозгу маленькой шалуньи перещёлкнуло, и Нора поняла, что такое место и что у стола попрошайничать нельзя. Она работала за интерес, ей очень нравилось учиться, она была ни разу не ленивая. К четырём месяцам она могла спокойно сдать курс ОКД, ходила рядом без поводка, она вообще не признавала поводка, я не знаю, как бы мы решали эту проблему позже, но в тот момент это не было проблемой, мы были друзья, я мать-учитель, она дочь-ученица, но наши отношения строились на взаимоуважении, любви и доверии. Какие тут могут быть оковы, цепи, поводки? Я раз пыталась ей надеть поводок, Нора села на землю и отказалась идти дальше, просто отказалась и всё, я её поняла и сняла поводок, он нам был не нужен. Доберманы очень свободолюбивые товарищи, у Ларри это выражалось в том, что он вечно сбегал побегать сам по себе, он тоже не любил поводок, у Норы это выражалось в отказе от любых оков.

Ещё она ходила по следу. Меня всегда привлекала следовая работа, восхищало умение собаки чуять то, что не унюхать носом человеческим. Нашим любимым занятием была такая игра. Я беру апорт, кидаю его, пока Нора бежит за палкой, я прячусь, быстро убегаю за гараж например, Нора добегает до палки, хватает её, оборачивается, видит, что меня нет, бросает палку, возвращается и начинает меня искать, довольно быстро до неё дошло, что лучше всего это делать при помощи носа, она находит меня и начинает ругаться, громко лаять, тут я её перебиваю и спрашиваю: «Нора, а где апорт?» Нора понимает, что оплошала и бежит искать при помощи носа же палку, возвращаясь по собственным следам, пока она занята поисками апорта, я опять прячусь, она найдя апорт оборачивается и видит, что я исчезла, снова теряет палку и мчится искать меня, найдя, лает и ругается, я снова напоминаю о задании и она в который раз возвращается за палочкой. Честно говоря, у Норы был один недостаток, она была очень возбудима, впрочем как и большинство доберманов, выходя на прогулку она так радовалась, что сразу начинала заливаться лаем, но я боролась с этим недостатком просто – затыкала ей рот апортом, а носить поноску она просто обожала, когда рот занят, не до лая.

Ещё Нора любила пиво, мои одноклассники уже вовсю попивали пивко, но я пиво не любила тогда, горькое оно, а вот Норе понравилось, она лакала прямо из сложенных лодочкой ладошек, на потеху публике, но всё равно никому в руки не давалась, необычайно преданный щенок.

У меня были друзья из ментовки, имен и фамилий я называть не буду, просто сообщу, что это были очень серьезные люди и собаки, они конвоировали преступников, работали в тюрьмах, КПЗ, а так же ловили преступников. И вот эти люди помогали мне учить Нору работать по следу, ведь одно дело находить хозяина, хотя тоже очень нужный навык, другое дело искать по следу незнакомого человека, просто понюхав вещь этому человеку принадлежащую, тут без помощников не обойтись. И вот эти люди мне помогали, они прятались в лесу, давали советы, как лучше научить собаку искать, и они были в восторге от рабочих качеств этого щенка и даже звали нас работать в милицию, когда Нора вырастет разумеется, потому что у неё был феноменальный нюх, она была очень способная ученица, повторюсь, к четырем месяцам она уже свободно ходила по следу и делала выборку, она знала все команды за исключением команды «барьер» и «фас», потому что эти команды изучают в более позднем возрасте. Она не позволяла чужим людям гладить себя, никому не доверяла, не подбирала пищу с полу и не ела из чужих рук, слушалась только меня, и у неё было блестящее будущее.

Я тогда мечтала стать ветеринарным врачом, серьёзно подумывала ехать поступать в Питер, я зачитывалась Джеральдом Дарреллом и Джеймсом Хэрриотом, поэтому разумеется решила ассистировать на операции – да, да, в те времена купирование ушей доберману с родословной было обязательным условием для участия в выставках и разведении, а Нору ждало блестящее будущее, вы же помните.  Ей было чуть больше двух месяцев, чем раньше купируешь уши, тем лучше, вообще было несколько моделей формы ушей, особо хитрые резали уши как можно ближе к основанию, чтобы уж встали наверняка, но мне больше нравилось, когда уши подлиннее, зато если встанут, так это очень красиво, наше лекало называлось «Пламя». Операция проходила на дому у знакомого ветеринара. Я помню тот день очень хорошо, как я шла с мамой и весёлой Норой в покосившуюся деревяшку рядом с центральным рынком, как Норе ввели наркоз, она заснула не глубоко (проще будет отходить потом), повизгивала во сне, дергала лапами, я помогала держать, привинчивать на ухе лекало, тут важно, чтобы оба уха были одинаковые, иначе совсем не красиво. И вот мы привинтили к уху лекало, две изогнутые в форме будущего уха железные пластины, зажали край уха, доктор взмахнул скальпелем и шутя отрезал край уха, я смотрела на белый срез кожи, лекало сняли и доктор стал шить, а я не отрывала глаз от уха, увидела, как на белом срезе вдруг появились сначала маленькие красные пятнышки, как на глазах они увеличивались, яркими рубинами, капельками крови, превращаясь в ручейки, потоки крови, надо скорее пережать сосуды, шить, но мне вдруг стало плохо, меня затошнило, в голове помутилось, и я ушла к окну, к свежему воздуху. Второе ухо они резали без меня, мама подшучивала, что, мол, вот я хочу стать ветеринаром, а мне поплохело от вида крови. Потом я несла на руках поскуливающего щенка, Нора плакала, я сидела рядом с ней всё время, пока она отходила от наркоза, помню, как она пыталась встать, но лапы разъезжались, не слушались её, как моталась голова из стороны в сторону и она вечно собирала все углы пораненными ушами, а я думала, для чего все эти страдания? Для так называемой красоты? Нет, с тех пор я стала противником купирования, как хвостов, так и ушей, это совершенно варварский способ издевательства над животным и ненужная нагрузка на молодой организм и я очень рада, что сейчас по стандартам запрещены все эти купирования, что здравый смысл победил в людях.

Нора съела свои уши. Дело в том, что мне отдали её ушки, я не могла их просто так выкинуть, эти маленькие кусочки плоти, такие мягкие, бархатные, нежные, выкидывать их казалось неэтично, закапывать, хоронить глупо, поэтому я просто кинула их на батарею до лучших времён, а Нора отошла от наркоза, нашла их на батарее и съела, я вырвала у неё из пасти второе уже зажёванное порядком ухо, ведь это не порядок - есть саму себя. Нора ходила в специально ведре, чтобы лапами не сорвала швы, мучения только начинались, ей было очень неудобно, а мне горько, ведь это я обрекла на эти муки, а она мне верила. Через десять дней сняли швы, но уши не вставали, тогда я добавила в её рацион глюконат кальция, по таблетке три раза в день. Вот не верьте всем этим байкам, что де он не усваивается, враки всё это, если в организме не хватает кальция, то он берёт его ото всюду. Уши встали прямо на глазах, на второй день приёма кальция одно ухо, Нора бежала в этот момент по улице, я видела своими глазами, как её ухо поднялось, а на следующий день и второе ухо, совсем чуть-чуть не хватало в организме кальция. И такая она была раскрасавица с этими ушами, такая что слов нет, уши ей купировали хорошо, ровно, ветеринар знал свой дело, уши были ровно такой длины как надо, красивая форма ушей, всё ровненько, никаких косяков, и это конечно успокаивало, не зря страдали, а то столько я видала собак уродцев, с разной длины уродливыми ушами. Но из-за ушей мы не успели поставить прививку от чумки, ведь резали сразу после двух месяцев, чем раньше резать уши, тем лучше, потом пока уши заживали, прошел месяц, а тут начали меняться молочные зубы, опять пришлось отложить прививку.

Многие хозяева не гуляют со щенками пока не поставят всех прививок, так то оно конечно лучше, но вот знала я одного английского бульдога, который до полугода вообще не видел улицы, да и после пугался и отказывался гулять, жил дома наподобие кошки, в туалет ходил на балкон, и всё бы ничего, да зимы у нас холодные, пришлось хозяйке распрощаться с собакой. Это я к чему? Да к тому, что я с собакой гуляла по четыре часа в день, а то и больше, и к четырем месяцам уже гоняла её на велосипеде, потому что обычные прогулки её не выматывали. Я всегда со смехом слушала рассказы про то, что щенки портят в доме мебель, всё грызут, моя Нора была не такая. Но раз я заболела и целый день провалялась с температурой, родители выводили Нору в туалет, но ре гуляли с рей так, как я, и тогда я увидела на что способен щенок с нерастраченной энергией. Она устроила в доме такой бедлам, что на следующий день я поскорее поспешила с ней на улицу, гулять, гулять и ещё раз гулять. Была весна, и мы приходили на набережную, я садилась с учебниками на травку и готовилась к экзаменам, а Нора нарезала круги вокруг меня. Я всерьёз готовилась стать биологом, у меня был один знакомый профессор, мы с ним часто гуляли по всё той же набережной с собаками, и он звал меня к себе на кафедру биофака. В тот момент меня интересовали типы ВНД, я писала реферат, ходила заниматься по пропуску сестры в белый дом в читальный зал, читала работы Павлова. Реферат мог быть не более 25 страниц, все двадцать пять были исписаны мелким убористым почерком с двух сторон, и все равно большая часть знаний оставалась в голове. Я защитила реферат на пять, но меня не стали слушать, я вышла из кабинета недовольной, столько знаний пропадало втуне, на что мне их пятёрка? Я не за ради оценки писала реферат.

Пьянящая весна коротка, отцвели яблони и груши, пришло жаркое лето, каникулы, и тут Нора заболела. Это было неожиданно, первый симптом – на голом, нежном, розовом пузике гнойные прыщики, я решила, от грязи, что-то вроде юношеских прыщей. Следующим симптомом стал припадок, когда я повела Нору на улицу, она упала на землю, и с ней случился эпилептический припадок, её било, будто по телу пропустили ток, изо рта шла пена. После припадка она завыла. Я сразу повела её к ветеринару на Касноказачью, доктор, осмотрев больную и выслушав симптоматику попросил взрослых, я сказала, что он может спокойно говорить со мной, это моя собака. Тогда он мне сказал, как отрезал, что это нервная форма чумы, слишком поздно и надо усыплять, никакой надежды нет. Как нет надежды? Да она же почти здорова! Она только заболела, почему поздно? Нет, усыплять нельзя, я буду лечить, скажите чем. Он сказал, что надежды всё равно нет, но лечение будет очень дорогостоящим и бесполезным, но раз я настаиваю, выписал рецепт. Там был целый ряд лекарств, которых в аптеке не оказалось, это было время тотального дефицита, перестройка, разруха и бардак. Но у меня были друзья, ну вы помните, дяди Серёжи и дяди Саши – взрослые, солидные мужчины, я пришла к ним с бедой и они мне помогли, мои добрые, честные и надежные друзья, они подняли свои связи и нашли те самые дефицитные антибиотики (клафоран кажется), но было потеряно время, ведь всё решали часы, у Норы болезнь развивалась стремительно, начался паралич, отказали задние лапы, а мы только достали церабрализин – слишком поздно. Поначалу она ещё пыталась ходить, волочила ноги, сваливалась с дивана, она отказывалась справлять нужду дома, я выносила её на улицу, ставила на газон и она шатаясь и падая писала. Нору пустили на диван, до этого она жила на своём месте, на специальной подстилке в углу, но сейчас её пустили на диван, так удобнее делать уколы, ставить капельницы. Диван застелили полиэтиленом, сверху покрывало, теперь тут можно писаться, паралич поднялся выше, передние лапы тоже отказали, она писалась под себя. Приступы были каждые полчаса, я ставила укол внутримышечно, а после навострилась и внутривенно, после приступа она всегда выла, выла так жалобно, так горько, что невозможно было не плакать, столько боли было в этом вое, слышно было до самого центрального рынка. Я спала тут же рядом на диване. У меня всегда был наготове свежезакипячённый шприц с иглами, тогда ещё не было одноразовых шприцев, а чтобы прокипятить инструмент нужно время, тумбочка была заставлена лекарствами. Мы уже сменили врача, этот опустил руки, нашли одного профессора, он занимался чумой, рассказывал мне про нерп, что они болеют так же, как и псовые, что эта чумка поражает не только собак, но и лисиц и песцов и, как это не странно, нерпу. Он выписывал одно лекарство за другим, мы платили ему кучу денег, но ничего не помогало. Нора болела уже месяц, и профессор только удивлялся, что она до сих пор жива, какой у неё крепкий организм, говорил, что когда паралич поднимется до сердца – она умрёт. Мама уговаривала меня усыпить собаку, но я была против, я верила, что она выздоровеет, я не представляла свою жизнь без Норы, она стала частью меня. Я каждый день стирала обосанные покрывала, я кипятила шприцы, бегала с рецептами в аптеку, лучше всего помогал аминазин и реланиум, я их чередовала, он снимал приступы, но они становились всё чаще, и лекарства почти не действовали. Норе вроде стало лучше, не то чтобы она начала ходить, но она согласилась поесть, она же почти не ела и силы покидали её, мы поддерживали её капельницами, я вливала в глотку ей глюкозу, а тут Нора согласилась погрызть сахарную косточку из супа, там было много мяса, мы так радовались с мамой, что Нора опять питается, как собака, как вдуг она заорала от боли, кровь, я срочно вызываю сына профессора, он тоже ветеринар, оказалось, что Нора сломала коренной зуб, десны ослабли за время болезни, косточка была лишней. Доктор сделал ей местное обезболивание и вырвал больной зуб. Это доконало Норушу, ей резко стало хуже, опять поднялась температура, начался воспалительный процесс.

Хорошо, что было лето и каникулы, что мне не надо было ходить в школу, я всё время проводила возле больной, спала рядом, ела рядом, выходила только до аптеки или в туалет. Паралич дошёл уже до кишечника, она не могла самостоятельно какать, и я выдавливала из неё какашки, моча капала непрерывно небольшими порциями, начали появляться пролежни, колоть было уже некуда, все мышцы были, как камень, иглы ломались и гнулись, я всё чаще ставила ей уколы в вену, и действие было более быстрым и проще это было, но и вены уже заканчивались. Она страдала, постоянно страдала, боже, как она страдала! В чем она провинилась перед Господом? За что такие страдания? Ведь это было самое прекрасное, самое умное и самое красивое существо из всех, кого я знала, самое дорогое! Все меня уговаривали усыпить её, чтобы она не мучилась, но я упрямо надеялась, что случиться чудо и она правиться, и я молилась. Я никогда не была верующим человеком, пионерка, но сейчас я молилась, я молилась, чтобы Нора поправилась, чтобы болезнь отступила, чтобы она снова улыбалась, прыгала и бегала, она очень сильная и она должна жить, она так молода, ей всего пять месяцев, уже месяц прошёл с тех пор, как Нора заболела, по всем прогнозам она должна была давно помереть, но она жила, худо-бедно, но жила, сердце её билось, пока билось.

Профессор мне сказал страшную вещь, что если даже случиться чудо и Нора выживет и не умрёт, она навсегда останется парализованной, что этот паралич не обратим, что вот так она и будет лежать ещё десять лет, что она никогда не будет больше бегать, что она никогда не сможет освоить команду «Барьер!» она будет прикована к кровати. Я ему не поверила, ну правда, откуда ему это знать? А потом я встретила во дворе полуторагодовалого щенка дратхара, у его тряслась передняя лапа, дрожала, я спросила хозяина, что это? Он ответил, что это последствия нервной чумы, я спросила, до какой стадии дошла болезнь, были ли у его щенка припадки, паралич, оказлось, что они вовремя распознали болезнь, и что только и симптомов, что начала лапка трястись, и что вот этот симптом и остался даже после того, как собака выздоровела, что сейчас его пёс полностью здоров, но лапа так и будет трястись, возможно со временем эта тряска чуть уменьшиться и будет не так заметна, но полностью не исчезнет. И тогда я поняла, что профессор меня не обманул. Я бы не хотела всю жизнь лежать парализованной, прикованной к постели, лучше смерть.

Я никому об этом не рассказывала, никто не хотел меня слушать, и я не могла об этом говорить, меня сразу начинали душить слёзы, но никто, никто не хотел слушать, никто не хотел разделить мою боль, понять, ведь это всего лишь собака, но для меня это был друг, это была моя семья, это была часть меня. Нора меня укусила, во время очередного приступа, она никогда меня не кусала, хотя столько процедур вытерпеть, столько уколов, тут она была просто не в себе, не узнала меня, а я, я её откинула, откинула в сторону, это была просто реакция, реакция тела на боль, не осознано, рефлекс сработал, ещё до того, как я поняла, что случилось, она укусила меня не осознанно, я не осознанно же её откинула. Нора ударилась о стену, заскулила, заплакала, этот месяц болезни нас обеих очень изменил, он нас доконал, это были уже не мы, все эти бессонные ночи, вся эта боль, я взяла парализованного щенка на руки, села с ней в углу на пол, обняла и заплакала, я ни  разу её не ударила до этого, ни разу не обидела, до чего же я докатилась. Я баюкала её и просила прощения, просила прощения за всё: за то, что я отрезала ей уши, за то, что не сделала вовремя прививку (хотя именно от этой чумы прививка не помогала, нервная чумка косила всех собак без разбору, и привитых и непривитых, в тот год умерло много собак от этой заразы), что не уберегла, что не распознала болезнь вовремя, что не смогла оперативно найти лекарство, за то, что ударила её и просила прощения за то, что ещё сделаю. И Нора меня простила, я знаю, она мне сказала тогда, что я ни в чём не виновата, что нет моей вины в том, что с ней произошло, что она очень рада, что всё это время я была с ней и что я должна сделать то, что задумала, что она очень устала от этой боли, от этих лекарств, что они не помогают, что они только затуманивают ей мозг, что она хочет, чтобы всё закончилось, что ей тоже очень и очень жаль, что всё так вышло, что она очень хочет снова прыгать и бегать, хочет жить так, как все нормальные щенки, что она не понимает, за что ей такая участь, но раз уж так вышло, она хочет, чтобы это всё прекратилось, что это очень больно, что боль никуда не уходит, она всегда с ней и этот  туман в голове, он мешает ей. Вот так мы сидели с ней обнявшись и плача, а потом я встала, умылась и позвонила маме: «Я готова, поехали усыплять Нору». Мама удивилась, но быстренько отпросилась с работы, пока я не передумала.

Норе было пять месяцев, она была большая и тяжёлая, машины у нас нету, я посадила больную в папин станковый рюкзак, и мы поехали на Каю, там работала тот доктор, что резала Норе уши. У меня было только одно условие, я буду присутствовать на усыплении, другие бы врачи мне отказали в этой услуге, но я должна быть рядом, я должна быть уверена, что мою собаку не кинут в чулан умирать, что её не убьют поленом по голове, что она не будет страдать, она имеет на это право. Мы делали это на солнышке, на улице. Ветеринарка на Кае – место крайне мрачное и холодное, такие фашистские казематы унылые. А перед смертью Нора снова увидела голубое небо, снова увидела солнце, после месяца болезни, она так любила гулять, мы положили её парализованное тело на деревянные козлы, на такой помост из досок и она смогла в последний раз погреться на солнышке, почувствовать его тепло. Доктор взяла большой шприц со здоровенной иглой и сделала укол прямо в сердце. Я не знаю, что это был за препарат, но очень надеюсь, что ей было не больно, она не сразу умерла, сама доктор удивилась, какое крепкое у Норы сердце и добавила лекарства, а потом из Норы потекла моча, она описала мне брюки – это пришла смерть.

Я погрузила тело в рюкзак, и мы поехал на дачу, туда же приехал папа с работы. Он копал за домиком могилу, а я сидела рядом с Норой, я вытащила её из рюкзака, она была будто живая, теплая и мягкая, будто спит, я сидела рядом на полу, положив на неё руку, на бок и думала, а вдруг она ещё жива, вдруг мы её закопаем, а на очнётся. Я вышла помочь отцу, мы нашли старую коляску, оторвали люльку, это будет вместо гробика, пошли за телом и тут я поняла, что она точно умерла, тело окоченело, стало твёрдым и холодным, мы с трудом смогли согнуть лапы, чтобы она поместилась в коляску, закопали могилу и вот тут, над могилой безвременно почившей рабы божьей Рамбхи Джи Норты я прокляла бога. Прямо тут, я прокляла его! Зачем отобрал её от меня? Зачем заставил убить самое дорогое, что у меня есть? Почему не услышал моих молитв?

В тот день я сама умерла – это был последний день июня. Я ходила по городу не зная, что мне делать, так сразу много появилось свободного времени, я ходила бесцельно по тем местам, где ещё месяц назад мы гуляли вдвоём. Мне всё было всё равно, но я твердо знала, что я не пойду учиться на ветеринара, я не смогу убивать, я не смогу усыплять, а в работе ветеринара это частое явление – не всех можно вылечить. Сейчас я понимаю, что это было неверным решением, что пользы от ветеринары больше, но тогда я была убита, я подросток, переходный возраст, все дела, я была просто не готова к такому. Я умерла вместе с ней, большая часть меня умерла, моё большое сердце было разбито. И тут появились мои друзья, одноклассники, Вадя, Антон и Шипа, они позвали меня поступать с ними в училище. Я никогда об этом не думала, я не собиралась, я хотела быть врачом, но сейчас мне было всё равно, я плыла по течению, я была трупом, меня не было, и я согласилась, просто лишь бы что-нибудь делать, я, как во сне, пошла вместе с ними, подала документы, ходила, как мёртвая на экзамены, поначалу мне вообще было всё равно, но постепенно я втянулась и стала рисовать, поэтому оценки за мои экзамены были рисунок - 3, живопись 4, композиция 5, я потихоньку оживала. Но поступила я сама не знаю как, мне было совершенно всё равно, но так вышло, что я  прошла, 12 балов – брали только трёх, и я попала в эти три, не знаю почему, но Назарова взяла меня после собеседования. А мне было всё равно, меня не было, да было тело – физическая оболочка, сама же я умерла с Норой. Я даже пыталась покончить с собой, ночью, когда все спали, я решила вогнать себе воздух в вену, я уже навострилась делать внутривенные уколы, но не самой себе, не ночью при свете фонарика, руки дрожали, шприц выпал и закатился за стол, сколько я не шарила, не искала, нашла я инструмент только утром и поняла, что не судьба. Хоть теперь я понимаю – и хорошо, так как ещё не факт, что умерла бы.

А в сентябре я пришла к богу, будучи в органном зале на концерте, я во время антракта заглянула в часовню, стала посещать службы, ведь когда я прокляла бога, в тот момент я поверила в него, ведь нельзя проклясть того, в кого не веришь. А 25 декабря я крестилась, у меня была корысть – я никак не могла простить себе убийство Норы, да, я знаю, что избавила её от страданий, но всё равно меня мучила совесть, а вдруг? А вдруг случилось бы чудо и она поправилась? Вдруг я ошиблась? Я не могла жить с этим грузом, с этой виной, с этой тяжестью. Я не могла сама себя простить, но меня мог простить бог. При крещении с тебя снимаются автоматом все твои грехи, и я жаждала избавиться от греха. Как бы то ни было, но при крещении я заново родилась, я снова стала счастлива, я стала более счастлива, чем до. Вот честно, до крещения я не была счастливой, я была несчастной, я часто улыбалась и смеялась, но по большому счету была несчастной. А тут я стала счастливой и я до сих пор счастлива, это не зависит от обстоятельств, это такое состояние души. Такое вот очищение. Нет, я долго ещё плакала от одного лишь упоминания имени Нора, я не могла об этом говорить и сердце моё обливалось кровью об воспоминании всех страданий, что выпало на её короткую жизнь. Я и сейчас плачу, я не могу спокойно рассказывать эту историю, я буквально заставила себя, принудила к этому повествованию, хотя столько лет прошло, так как она была мне дорога, я любила её. Но сейчас я знаю, что никто не умирает навсегда, что Нора моя наверняка уже переродилась, что она где-то тут, рядом, что сейчас её жизнь куда лучше, и я ищу её, я только боюсь не узнать её в новой оболочке, ведь она может быть и не обязательно снова переродилась собакой, она ведь может быть и птицей и человеком даже. Я ищу её, я надеюсь найти её и снова обнять, поцеловать, заглянуть в её добрые, весёлые глаза. Я очень надеюсь, что сейчас её жизнь гораздо лучше, счастливее, что в её жизни много радости, любви, здоровья, света и солнца. Вот!